-

ШАХОВСКОЙ В.

ЭКСПЕДИЦИЯ ПРОТИВ АХАЛ-ТЕКИНЦЕВ

В 1879-1880-1881 гг.

Посвящается памяти М. Д. Скобелева.

Исторический очерк очевидца и участника.

(См. «Русскую Старину» изд. 1885 г., т. XLVI, апрель, стр. 161-286; май, стр. 377-410.)

Штурм и взятие крепости Геок-тепе. — Преследование неприятеля.

Во время осады, с наступлением полных сумерек, каждодневно было выпускаемо до двадцати мортирных бомб и почти столько же боевых ракет. Оба эти снаряда вообще оказали большую услугу нашему отряду. Бомбы поражали всю внутренность крепости навесным огнем и наводили ужас на суеверных текинцев. Разрывы бомб в Денгли-тепе были чрезвычайно удачны, губительны для гарнизона и очень эффектны по ночам. По свидетельству Тыкма-сардаря и других текинцев, полупудовые мортиры причинили им очень большой вред. Осадные батареи действовали по тем пунктам вала и крепости, на которых сосредоточивались большие массы текинцев. Артиллерия почти все время осады бомбардировала Денгли-тепе. Генерал Скобелев во время осады говаривал о крепости: «я сначала засыплю этот ящик свинцом и чугуном, а потом уже поведу войска на штурм!» Отсюда явствует, какое важное значение придавал Михаил Дмитриевич деятельности артиллерии. В критические моменты осады, как например [532] вылазки текинцев, вся наша артиллерия действовала массированно, т. е. орудия всех батарей направлялись на один особенно важный пункт, при чем, вслед за окончанием пристрели, тотчас же переходили к стрельбе по-батарейно залпами, продолжавшимися иногда целый час и более. Вследствие чрезвычайной дороговизны перевозки вообще всяких грузов под Геок-тепе, все приходилось сберегать, а потому лишних снарядов наша артиллерия не выпускала зря; мы не жалели их только тогда, когда явная необходимость и тяжелые мгновения осады заставляли весь отряд устремлять свои взоры на артиллерию. И закаспийская артиллерия поддержала и расширила боевую славу русской артиллерии. По искреннему сознанию всего отряда, главным образом артиллерия способствовала быстрому падению Геок-тепе.

Вот, наконец, приблизился давно желанный день 12-го января 1881-го года... Войска за время 23-х суточной осады были сильно утомлены тяжелыми траншейными работами и с жадным нетерпением дожидались дня штурма, решившись доконать текинцев во что бы то ни стало. Все жаждали отомстить текинцам за их дерзость на вылазках, за смерть генерала Петрусевича, так много сделавшего на пользу нашей операции и так геройски пожертвовавшего собою. Отступления не предполагалось. Накануне все войска выкупались в арыке, протекающем позади тыльного фаса нашего каре.

Стены крепости Денгли-тепе вообще колоссальных размеров по всем направлениям и усилены еще очень частыми контрфорсами; на верху их имеется особого рода парапет, заменяющий собою бруствер и банкет, европейских крепостей. Стены выстроены из глины с саманом. Трудились и работали над этими твердынями текинские рабы-персияне. Крепость вообще происхождения очень давнего, но, как выше упомянуто, была отремонтирована перед нашим наступлением. В атакуемых нами пунктах денгли-тепенского вала решено было сделать две бреши: правую — миною, левую — артиллерией.

День 12 го января был серенький, в воздухе чувствовалась некоторая сырость. С зарею началось общее бомбардирование крепости, окончательное обезоруживание верков артиллерийским огнем и почти заново прочистка бреши гранатами. Все вообще батареи действовали с очень близкой дистанции. Мортиры [533] забрасывают внутренность крепости; боевые ракеты из передней траншеи зажигают неприятельские кибитки; текинцы быстро тушат начинающийся пожар; горные пушки с самой короткой дистанции счищают крепостной вал, выгоняют текинцев из амбразур и сгоняют с верков. Неприятель не унывает и самые отчаянные продолжают на выбор подстреливать наших удалых молодцов в траншеях. В отданной генералом Скобелевым диспозиции значится: Для штурма назначаются колонны:

1) Полковника Куропаткина (11 1/2 рот, охотники, 6 орудий, ракеты) овладевает обвалом, произведенным взрывом великокняжеской мины; утверждается на нем прочно, укрепляется в юго-восточном углу крепости, входит в связь со второю колонною полковника Козелкова. Сборный пункт — великокняжеская позиция в 7 часов утра.

2) Полковника Козелкова (8 1/4 рот, охотники и саперы, 3 орудия, ракеты) овладевает артиллерийскою брешью, входит в связь с первой колонной; прочно утверждается и укрепляется на бреши в прочной обоюдной зависимости с колонной полковника Куропаткина. Сборный пункт — 3-я параллель к 7 час. утра, в передовом плацдарме.

3) Подполковника Гайдарова (1/4 роты, охотники, 1 1/2 , сотни, 5 орудий, ракеты) овладевает Мельничной калой и ближайшими к ней ретраншементами, с целью подготовления и обеспечения успеха второй колонны; затем, усиленным ружейным и артиллерийским огнем действует по внутренности крепости, обстреливая и продольно, и в тыл неприятелю, сосредоточенному против главной атаки и, наконец, только в зависимости от успеха главной атаки, наступает на главный вал. Сборный пункт — Опорная кала в 3 часа утра.

4) Общий резерв — в моем распоряжении у Ставропольского редута в 7 час. утра (18 рот, спешенные: дивизион драгун и сотня, 24 орудия). При всех колоннах гелиографные станки. Атаку начинает подполковник Гайдаров в 7 час. утра. Одновременно вся артиллерия действует по крепости. Штурму обвалов предшествует усиленная бомбардировка крепости в течении получаса.

5) Атака обоих обвалов начинается тотчас после взрыва мин у великокняжеской позиции. [534]

6) Я буду находиться в начале боя в Ставропольском редуте.

Подробный состав штурмовых колонн:

1) 1-я и 2-я роты 1-го ширванского баталиона; 3-й ширванский баталион; три туркестанские роты; полурота сапер; команды охотников и рабочих; спешенная казачья сотня; горные взводы: туркестанский и 6-й батареи 21-й артиллерийской бригады; 2 картечницы, два туркестанских ракетных станка, гелиографный станов.

2) 3-й ставропольский и 4-й апшеронский баталионы, взвод сапер, команды: морских охотников и рабочих, взвод 6-й батареи 21-й артиллерийской бригады, одна картечница, два ракетных ставка, гелиографный станов.

3) 1-й самурский баталион, команды охотников и рабочих, взвод сапер, взвод 4-й батареи 19-й артиллерийской бригады, одна картечница, пять ракетных станков, полусотня 1-й сотни и 3-я сотня Таманского полка, конно-горный взвод, гелиографный станов.

Состав общего резерва — 9-я и 10-я роты Крымского полка, 3-й Апшеронский, 1-я и 2-я роты и 4-й баталион Дагестанского полка, 3-я и 4-я роты Ширванского полка, три роты 3-го самурского баталиона, железно-дорожная рота, по три взвода от 3-й и 4-й батарей 19-й, 4-я батарея 20-й и полубатарея 1-й батареи 21-й артиллерийских бригад, спешенный трех-ротный баталион из дивизиона драгун и полтавской сотни, гелиограф— ный станов.

Состав гарнизонов: в Правофланговой вале — уральская полусотня, два 4-х фунт. и два 9-ти фунт. орудия: в Ольгинской кале — оренбургская полусотня туркестанского отряда; в Опорном — полусотня 1-й таманской сотни; в редуте № 1-го и на осадной батарее № 1-го — полурота закаспийского местного баталиона; в редуте № 2-го — рота закаспийского местного баталиона и взвод 3-й батареи 19-й артиллерийской бригады; в Центральном редуте у батареи № 3-го — полурота Закаспийского местного баталиона и взвод 6-й батареи 21-й артиллерийской бригады; на батарее № 5-го — орудие Энгстрема, четыре 4-х фунт. орудия и рота закаспийского местного баталиона; на брешь — батарее восемь 4-х фунт. и четыре 9-ти фунт. орудия; в Ставропольском редуте — рота 3-го самурского баталиона; [535] мортиры: шесть — в мортирной батарее левого фланга и десять — в Великокняжеской вале; в лагере: сотня Оренбургского № 5-го полка, сборные команды всех частей, все нестроевые и деньщики.

Для штурма было употреблено: туров — 280, фашин — 380, больших земляных мешков — 900, малых — 900, плетней — 16, штурмовых лестниц — 47.

Согласно диспозиции, войсками все было выполнено буквально. Мина была взорвана в 11 час. 20 мин. утра, но мы обрисуем общую картину боя 12-го января.

Еще около 10 час. утра многие текинцы, нагрузивши свое добро на верблюдов во рву, выводили их в пески. К этому времени артиллерия учащает огонь до предела возможной быстроты. Батарейные залпы оглушают воздух. Эхо гула 74-х орудий многократно раздается в горах Персии. Десять батарей вторят друг другу залпами. В атмосфере траншей становится душно, воздух делается белым от порохового дыма... начинает капать мелкий дождик. К 11-ти слишком часам артиллерия все еще не умолкает. Крепость уже забросана разорвавшимися снарядами. Стены Денгли-тепе осыпаются, трескаются и частью обваливаются от наших гранат. Внутренность крепости вся изрыта снарядами и изборождена по всем возможным направлениям. Тысячи кибиток разнесены нашими гранатами в щепы и клочья. Внутри Денгли-тепе — тысячи убитых, раненых и искалеченных нашими шрапнелями текинцев. Артиллерийская брешь совершенно готова. Пункты атаки обезоружены. Огонь противника почти совершенно умолк под грозным, величественным и потрясающим действием русской артиллерии. Неприятель всюду скрылся. Вот живая военная картина того периода боя, который на языке тактики называется: момент атаки созрел.

Еще несколько мгновений, и под валом, перед нашим правым флангом, взрывается пороховая мина, около 150 пуд. пороха... делается землетрясение; вековая стена как бы не желает отделиться от сырой земли. Еще одно мгновение, и громадный столб глины и каменьев летит к небу на высоту до 100 сажень; в этом же столбе-фонтане отчетливо видно до 300 летящих в небу текинцев; в самой крепости раздается [536] ужасный крик неприятеля, обезумевшего от взрыва... все текинцы выскакивают из своих ям; их имамы кричат: «это светопреставленье! значит и Аллах против нас! кто верует в пророка, беги и спасайся!»

Но не тут-то было. Едва камни и глина снова опустились с высоты и образовалась широкая брешь, как русская пехота уже с яростною быстротою врывается в обе бреши и карабкается прямо на стены при помощи заготовленных штурмовых лестниц.

В одно мгновение вся стена штурмуемого угла покрывается русскими войсками. За каждым уже взлезшим офицером и солдатом тянется, повидимому, бесконечная вереница других. Передовые только что ворвались внутрь крепости и не успели еще броситься в рукопашную свалку, как к ним непрерывно подбегают и тянутся на подкрепление и на выручку своих один баталион за другим... Раздается и потрясает воздух дружное, многоголосное, воодушевленное и роковое русское «ура!» Наши знамена уже развеваются на валу Дегли-тепе. Горные пушки быстро выкатываются руками артиллеристов и пехоты на минную брешь... картечь уже сыпется с верков на гарнизон и расстреливает текинцев, которые, хотя и дрогнули от взрыва, теперь, однако, забрасывают нас камнями, заранее собранными на стене, метко осыпают нас в упор градом пуль и рвутся броситься в шашки... Мы и тут не соблазняемся, не забываем своей средне-азиятской тактики — залога наших побед: сомкнутости и залпов.

Боевые закаспийские солдатики до того отлично сознали и уразумели эту тактику, что сами, даже и без офицера, чуть замечают, что та или другая куча фанатиков бросается на них в шашки, как инстинктивно, по привычке, смыкаются и встречают неприятеля дружным залпом; как только эта толпа дрогнет и бежит, солдаты бросаются в штыки и приклады: колят и бьют текинцев.

Наша пехота отлично оценила горные пушки и, заметив внутри крепости, что неприятель чрезвычайно многочислен, с восторгом и криком «ура!» встречает эти орудия на валу Денгли-тепе, выкатывает и спускает их; некоторые пехотные офицеры собственноручно помогают при этом. Вот каким [537] образом выразилось могущественное значение артиллерии в бою 12-го января; ее глубоко, верно оценили пехотные храбрые наши солдаты!

А между тем текинцы, которые уже успели усвоить нашу тактику, начинают собираться со всех концов и углов крепости в одну громадную сорокатысячную массу, которая хотя и отступает, но постепенно шаг за шагом к кургану внутри Денгли-тепе, отстреливается и, цепляясь за него, с отчаянием порывается вперед, думая еще дать нам отпор. Картечь горных орудий вырывает из рядов этой толпы свирепого народа страшные жертвы и заставляет ее отступать. Наших падает также не мало; пули по всем направлениям бороздят воздух, всюду слышно непрерывное пересвистывание, сопровождающее их полет. Вся наша артиллерия, между тем, продолжает канонаду, стреляя по северному фронту Денгли-тепе, т. е. как раз в тыл отступающим текинцам. Залпы пехоты и картечь заставляют, наконец, неприятеля отхлынуть к северному крепостному валу. Текинцы воодушевляются, лезут на него и думают с него нам дать решительный отпор, раздается оглушительный знаменитый крик этих дикарей ислама: «Аллеман Али! Магома!» и много неприятеля в каком-то опьянении лезет на верную смерть, хватая и сгибая могучими руками солдатские штыки и нанося страшные удары ятаганами; но на кургане уже наши горные пушки и сыпят оттуда верную смерть в виде града картечи, которая уничтожает в неприятеле всякую попытку отстоять заветные твердыни... Толпа текинцев, под градом наших пуль, уже вываливает за стену..., отойдя еще немного, она приостанавливается, как бы оплакивая погибель и разрушение Денгли-тепе, и двигается в Куня-Геок-тепе. Наша пехота и горные пушки, таким образом, уже заняли всю крепость и теперь разбивали и штурмовали еще неброшенный текинцами редюит, что южнее кургана; в редюите заперлись самые отчаянные фанатики. Скоро справились и с ними, тогда императорский штандарт взвился на верху кургана и возвестил всему оазису о владычестве русских.

Масса пленных персиян, томившихся у столба до 10 лет, закованных в колодки, была освобождена нами. Нужно самому видеть, чтобы верно оценить тот восторг, в который они были [538] приведены и как ликовали в своем энтузиазме, видя нас, своих спасителей: они бросались целовать руки и ноги наших солдат, обливаясь слезами радости. К 4 часам пополудни вся крепость была уже занята нашими войсками и громадная масса выгнанного текинского гарнизона была преследуема нашею кавалерией и конно-горным взводом, под личным начальством командующего войсками генерала-адъютанта Скобелева. Тут была хорошая резня и лихо рубил на карьере пущенный в атаку эскадрон драгун князя Чавчавадзе. Весь путь погони был устлан трупами убитых и раненых текинцев. Кавалерия вернулась с преследования уже в темные сумерки. Не смотря на то, что неприятельский гарнизон был выгнан из Денгли-тепе, в ямах этой крепости осталось и засело еще много текинцев, решившихся умереть в собственном гнезде; так как они стреляли в нас и не сдавались, то пришлось их потом в течение четырех суток выживать оттуда сначала залпами, а потом штыками.

Наши потери в сражении 12-го января были значительны. Вообще во всех делах выбыло из строю убитыми и ранеными относительно очень много офицеров, что красноречиво говорит о тех трудностях, с которыми доставались нам наши победы. Офицеры жертвовали собою для примера воодушевляемых ими солдат.

Во время осады и даже утром в день штурма нравственный дух текинцев, нужно отдать им полную справедливость, был очень высок. Это видно, между прочим, из того, что они не вывезли из крепости своего имущества, жен, детей и стариков, рассчитывая, очевидно, на то, что нам не удастся завладеть Денгли-тепе. Мало того, еще в этот самый день они выслали партию в 200 человек конных по обыкновению (адатуна аламан) в горы Персии по дороге и направлению на аул Джермав. В ущельи они напали на наш караван и изрубил до 100 безоружных персиян-вожаков при катерах (мулы) и ишаках (ослы). Ночью эта шайка, как ни в чем не бывало, возвратилась было с поживою в северным воротам Денгля-тепе, но, к ее крайнему изумлению, была встречена дружным залпом нашей пехоты. Понятно, неприятель не мог себе представить, чтобы крепость принадлежала «урусам». [539]

По взятии Денгли-тепе в наши руки досталось много военной добычи, особенно громадное количество знаменитых по своему изяществу и тонкости работы текинских ковров и очень много серебра в виде персидских монет, различных украшений, уборов — платья, уздечек, седел, лошадей, провианта, фуража и прочее. Все это собиралось нашими солдатиками в ямах и уцелевших кибитках. Потом, сбывая эти предметы, кроме провианта и фуража, пошедших в казну, — многие солдаты относительно очень разбогатели.

Мы возвратили себе две пушки, побывавшие в руках текинцев. Конечно, мы взяли также текинское орудие и массу всякого оружия.

13-го января все текинцы очистили Куня-Геок-тепе, в котором имели ночлег, и бежали в пески, а оттуда через Гяурс на Таджент-дарью, где временно поселились. Текинская кавалерия с Тыкма-сардарем еще 12-го числа, после минного взрыва, вся бежала, без оглядки, прямо в Мерв.

Потери русских войск 12-го января на штурме Геок-тепе (Денгиль-тепе) следующие: убито обер-офицеров — 4 (шт.-капит. Грек, поруч. Мерхелев, сотник Кунаковский, прапорщик Мориц), нижних чинов — 55; ранено штаб-офицеров — 3 (подполковник Цепринский-Цекава, подполковник Попов, войсковой старшина флигель-адъютант граф Орлов-Денисов, командовавший 4 баталионом Апшеронского полка и умерший от ран 22 го января в Самурском укреплении); обер-офицеров — 15 (капитан Гетшель, капитан Миткевичь-Волчанский, шт.-капит. Харькевичь, шт.-капит. Давыдов, поруч. Юренев, поруч. Архаецкий, подпор. Попов, подпор. Дехтерев, подпор. Магометов, прапорщики: Башерининов, Усачев (Умерли от ран.), Дзердзиевский (Умерли от ран.), князь Андроников (Умерли от ран.), л.-гв. конно-гренадерского полка Ушаков, гардемарин Майер); нижних чинов — 236; контужено обер-офицеров — 10 (поручики: Куркмасов, Бениславский, Калитин, подпоручики: Жизневский и Руднев; прапорщики: Лебединский и Богуславский, Форстен, хорунжий Чегрин и артиллерии прапорщик Иванов); нижних чинов — 75; убито лошадей — 47, ранено — 24. [540]

Выпущено патронов: пехотных — 273,804, кавалерийских — 12,510, снарядов — 5,864, боевых ракет — 224.

У неприятеля взято 1,500 шт. ружей, пистолетов и шашек.

«После взятия крепости внутри ее зарыто 6,500 тел. При преследовании же убито до 8,000 человек», говорит Михаил Дмитриевич в своем рапорте.

С 20-го декабря по 12-е января 1881 г., т. е. в течение 23-х дневной осады Денгли-тепе, русский отряд имел следующие потери: генералов убито — 1, ранено — 1; шт.-офицер. убито — 3, ранено — 5, из них два умерло от ран; обер-офицеров убито — 11, ранено — 35, из них четверо умерли от ран; контужено 13 обер-офицеров; классных чиновников убито — 1, ранено — 1; нижних чинов убито — 267, ранено — 647, контужено — 123; лошадей убито — 143, ранено — 121.

Всего на штурм ходило около 5,500 человек и 37 орудий; остальные войска занимали опорные пункты осады и двух военных линий. Самая большая тяжесть гарнизонной службы по опорным пунктам выпала на Крымский полк.

Численность всего нашего закаспийского отряда колебалась около 8,000 человек всех родов оружия.

Состав пехоты был следующий: три туркестанских роты (1-я и стрелковая роты 13-го туркестанского линейного баталиона; 3-я рота 5-го туркестанского линейного баталиона.), 1-й баталион и 3-й баталион 84-го Ширванского полка, 73-й пехотный Крымский полк, 74-й пехотный Ставропольский полк, 3-й и 4-й баталионы 81-го Ашперонского полка, 1-й и 3-й баталионы 83-го пехотного Самурского полка, закаспийский местный баталион, 1-й резервно-железно-дорожный баталион, 1-й и 4-й баталион 82-го Дагестанского полка.

Состав кавалерии: Полтавский и Таманский казачьи полки войска Кубанского, дивизион 15-го Тверского драгунского полка, 5-я уральская сотня № 2-го полка, Оренбургский № 5-й казачий полк, дивизион Лабинского казачьего полка, 1-я сотня Оренбургского № 1-го полка, ракетный взвод оренбургских казаков.

(Туркестанский отряд из Петро-Александровска прибыл в Самурское 15-го декабря 1880 г.). [541]

В лагерь под Геок-тепе из тыла было привезено: 24,022 артиллерийских снарядов, 1,000 боевых ракет, 1.125,000 пехотных патронов, 450,000 кавалерийских патронов.

Всяких грузов: интендантских, артиллерийских, войсковых, госпитальных и инженерных — было доставлено 105,134 пуда.

Туркестанский отряд, под начальством полковника Куропаткина, из Петро-Александровска в Вами двигался с 12-го ноября по 8-е декабря 1880-го года, когда и вошел в состав наших действующих войск. Обратное движение из Вами в Петро-Александровск этот отряд выполнил с 14-го февраля по 14-е марта 1881 года.

XI.

Умиротворение Закаспийского края. — Личность М. Д. Скобелева.

16-го января 1881 г. из Геок-тепе двинута колонна, под начальством полковника Куропаткина, для занятия Асхабада, которое совершилось лишь 18-го числа, под непосредственным начальством и руководством генерал-адъютанта Скобелева. 20-го января совершено движение отрядов: полковника Куропаткина из Асхабада и подполковника Гайдарова из Геок-тепе к колодцам Изгент. 22-го выполнено движение кавалерийских колонн: под начальством подполковника Уральского № 2-й казачьего полка Гуляева от колодцев Изгент в колодцам Назар-Куль и командующего Оренбургским № 5 казачьим полком подполковника Мореншильда от колодцев Изгент в Куня-Геок-тепе. 23-го января выполнено движение колонны полковника Куропаткина от колодцев Изгент к Куня-Геок-тепе. С 25-го по 27-е движение отряда Куропаткина из Куня-Геок-тепе к колодцам Мамбет-Яр. 28-го поход легких кавалерийских отрядов в колодцам Кизыл-ваккал, Каитак и Караджа. 31-го января — возвращение отряда Куропаткина в Куня-Геок-тепе. 15-го февраля совершено занятие гор. Лютфабада отрядом, под непосредственным руководством генерала Скобелева, а 19-го и 20-го — рекогносцировка путей к селению Кахка. 29-го марта был уже очищен Лютфабад, а с 1-го по [542] 13-е апреля произведена генералом Скобелевым рекогносцировка путей вдоль персидской границы.

Таким образом, после разгрома Денгли-тепе, часть наших войск была двинута для занятия важного пункта — Асхабада, а другая часть, в виде особого отряда, была направлена для преследования и обезоруживания текинцев в песках, где были встречаемы отдельные партии неприятеля, которые, будучи изнурены всякого рода лишениями, особенно голодом, не сопротивлялись более и передавали нам свое оружие, возвращаясь в наш лагерь под Денгли-тепе, где войска уже радушно встречали своих прежних врагов и делились с ними всем. Во время бегства текинцев, после штурма, ими было брошено на произвол судьбы несколько тысяч женщин и детей, о которых наши войска начали заботиться, чтобы обеспечить их от всякой нужды. Мы отвели им кибитки, возвратили много вещей, взятых в крепости, отпускали провиант, а возвращавшихся с покорностью устраивали на место жительства; вообще наше обращение с текинцами было самое гуманное, мы обходились с ними, как с своими новыми соотечественниками. Все это быстро отразилось на ходе дела умиротворения. Весть о мягкосердечии и доброте «Урусов» скоро облетела всю степь до Таджент-дарьи, и вот толпы бывших защитников Ахала тянутся назад к своим пепелищам, сдают оружие и вверяют нам свою судьбу; и скоро мы зажили, как братья. Прошло немного времени и мы начали понимать друг друга, особенно, если речь дополнялась подходящими телодвижениями и мимикой Мы одаряли прежних своих врагов деньгами, вообще невольно располагали их к мирному труду, доказавши на деле суеверным текинцам, что Провидение карает разбойников, но вознаграждает честных работников.

Приводим содержание прокламации генерала Скобелева к текинцам:

«Народу Ахала.

Объявляю всему ахал-текинскому населению, что силою войск великого моего государя крепость ваша Геок-тепе взята и защитники ее перебиты, а семейства как их, так и тех которые бежали из крепости, находятся в плену у [543] победоносных вверенных мне войск, поэтому приглашаю все оставшееся население Ахал-теке повергнуть свою судьбу на безусловное милосердие государя императора, причем поставляю в известность, что жизнь, семейства и имущество изъявивших покорность будут в полной безопасности, как и всех прочих подданных его величества Белого Царя. Напротив того, все сопротивляющиеся его победоносным войскам и отныне продолжающие упорствовать в безрассудном сопротивлении будут истреблены как разбойники и преступники».

Главною темою для бесед с текинцами, которую они сами всегда инстинктивно выбирали, склоняли или сводили на нее разговор, — было воспоминание о недавно минувших сражениях. Они чрезвычайно интересовались различными военными атрибутами: с страстным наслаждением рассматривали наши седла, мундштуки, револьверы, шашки, пушки и проч. Словом, во всем была видна военная жилка этих бывших аламанщиков.

Асхабад оказался брошенным текинцами, они заблаговременно его очистили, а потому он был нами занят без боя; в нем мы поставили гарнизон и двинулись далее; заняли своими джигитами Гяурс, а летучий кавалерийский отряд, со Скобелевым во главе, устремился в берегам Таджент-дарьи, чтобы быть на фланге в случае могущего совершиться движения неприятельских полчищ из Мерва.

Наступил апрель месяц 1881 г.; текинцы уже достаточно сблизились с нами, свыклись с нашими порядками и полюбили их; скоро они принялись обработывать землю, нанялись на работы при постройке нами новых укреплений и оказались очень добросовестными и трудолюбивыми людьми, особенно при сравнении их с персиянами, толпы которых также нахлынули к нам через горы в гости с целью наживы. Всюду открылись базары, мало-по-малу завязалась бойкая торговля с Персией в лице разных выходцев-торгашей, периодически привозивших нам всякого рода товары и открывавших лавки, устраиваемые сначала в кибитках или в простых шалашах, а то и просто под навесом, но со временем торговля прочно установилась, появились сакли, кафе-рестораны со всеми принадлежностями. С нашей стороны оппонентами явились армяне, грузины и другие выходцы с Кавказа, которых жажда наживы влечет очень далеко. [544]

Еще в период стоянки войск под Денгли-тепе, уже после штурма, у нас случилось одно прискорбное событие, в сущности дело маловажное, но оно для нас интересно как факт, давший текинцам возможность обнаружить прекрасную черту своего характера. Солдат 3-й роты гунибской крепостной артиллерии напился пьян до того, что с ним сделался чуть ли не припадок белой горячки. В галлюцинациях ему представилось, что еще продолжается штурм крепости, и вот, как бы в справедливой злобе, он хватает шашку и бежит в аул; на дороге ему попадается текинец, которого он изрубил на смерть, а потом, ворвавшись в кибитку, сильно ранил шашкою двух женщин. Был назначен военный суд, который приговорил виновного в расстрелу, главным образом, конечно, для примера. Резолюция суда была объявлена перед многочисленным собранием текинцев, которые, в нашему удивлению, оказались такими незлопамятными, что начали упрашивать нас не казнить солдата, а простить его, ибо, говорили они, верно так было угодно Богу, чтобы случилось несчастье. Естественно, что их просьба не могла быть уважена и таким образом они фактически убедились, что мы справедливо караем виновного, не смотря на то, что он из нашей же среды.

С передвижением наших главных сил в Асхабад, оставленный в Денгли-тепе гарнизон не мог быть многочислен, а потому пришлось несколько перестроить крепость, уменьшив ее размеры, что было достигнуто взрыванием минами лишних валов.

Гарнизон не мог долго оставаться при крепости, потому что скоро, с наступлением жаров, окрестная атмосфера, будучи заражена от разложения трупов, не смотря на зарывание их, сделалась злокачественною и вредною, а потому оставленные части войск были расположены в Джермавском ущелье.

Скоро боевая деятельность нашего доблестного закаспийского отряда совершенно прекращается. Управление покоренною страною переходит в Асхабад, который сильно укрепляется и принимает значение главного стратегического пункта. Все теперь перешло на мирную ногу. Возвратившийся к нам Тыкма-сардарь изъявил покорность, побывал в Петербурге, был изумлен всем тем, что увидел и ныне, награжденный [545] чином маиора, живет в своих старых беурминских поместьях.

______________________________________

Так совершилось великое дело, которое высоко подняло знамя России в Азии, — трудное дело покорения Ахал-текинской страны, дело, потребовавшее наших усилий в течении многих лет.

Оно окончилось блистательно, потому что было вверено тому полководцу, который составляет гордость современной России!

Эта услуга отечеству увековечивает бессмертное имя знаменитого генерала, в полном смысле этого слова, покойного, но незабвенного гениального тактика н храбрейшего из вождей, ум которого был озарен божественной искрой военного таланта, — Михаила Дмитриевича Скобелева.

Личность этого замечательного военного человека настолько резко выделяется из среды даже талантливых генералов, что черты из его жизни, его биография и особенно оставленные им мемуары имеют важное историческое значение.

17-е сентября 1843 г. — день рождения Михаила Дмитриевича; его отец, Дмитрий Иванович, генерал-лейтенант, был женат на О. Н. Полтавцевой, от которой, кроме сына, имел еще трех дочерей: старшая, Надежда, в супружестве за князем К. Э. Белосельским-Белозерским; средняя, Ольга, за В. П. Шереметевым; младшая, Зинаида, за его высочеством князем Романовским, герцогом Лейхтенбергским (графиня Богарнэ).

Дед М. Д. был генерал от инфантерии (Иван Никитич), сын однодворца Никиты Скобелева, которому удалось дослужиться звания сержанта (в конце XVIII века), после чего он женился на дворянке Коревой.

Михаил Дмитриевич потомства не оставил, ибо хотя и был жевать на княгине М. И. Гагариной, но скоро развелся с нею.

Громадное влияние на воспитание М. Д. имел гувернер Дезидерий Жирардэ, впоследствии сопровождавший его даже в походах и искренно сдружившийся с ним; он развил в М. Д. чувство долга. В 1861 году Скобелев поступил [546] юнкером в кавалергардский полк, в 1863 году дослужился чина корнета и, желая участвовать в усмирении польского мятежа, перевелся в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, с которым участвовал в сражении под Меховым, где он получил первую любовь к неприятельским пулям и ядрам.

По усмирении Польши, Михаил Дмитриевич поступил в Николаевскую академию генерального штаба, в которой кончил курс по второму разряду. В 1864 г. М. Д. посетил театр военных действий датской кампании. В 1868 г. он служил в Туркестане в чине капитана генерального штаба, в следующем году он участвовал в делах на бухарской границе, в 1870 г. служил на Кавказе, в 1871 г. — в Закаспийском крае выполнил блистательным образом скрытную рекогносцировку к Саракамышу; в 1872 г. был начальником штаба 22-й пехотной дивизии; в 1873 г. вел авангард русских войск под Хиву, сражался под Итабаем, Ходжейли, Мангитом, Ильялы, Хошкупыры, Джанашик, Авлией и Хивой; участвовал в иомудской экспедиции; произвел рекогносцировку к Ортакую; в 1874 г. М. Д. в южной Франции был очевидцем боев (партизанская карлистская война) при Эстелье и Пепо-ди-Мурра; в 1875 г. М. Д., в чине генерал-маиора, руководить русскими войсками в Коканском ханстве в боях при Кара-Чукуле, Махраме, Минг-тюбе, Андижане, Тюря-Кургане, Намангане, под Таш-балой, Балыкчи, Уиджибаем, Гур-Тюбой, Андижаном (в январе 1876 г.), под Ассакой, Коканом, Янги-Ярыком; потом мы видим его замечательные горные походы в алайской экспедиции чрез вершины Сары-Магула и Арчат-Давана.

Чтобы выяснить значение М. Д. Скобелева в последней русско-турецкой войне, пришлось бы написать целое сочинение; мы ограничимся лишь замечанием, что этот достойнейший генерал всегда имел массу врагов, считавших себя его соперниками, хотя достоинства многих из них не могут быть даже сравниваемы с замечательным талантом Михаила Дмитриевича. Скобелев прославился в следующих боях: переправа через Дунай у Систова, сражение под Плевной 18-го июня 1877 г., [547] Ловча 25-го августа 1877 г., Зеленые горы, падение Плевны, сражение под Иметли и Шейново, движение под Семенли-Тырново, под Хаскиой и Адрианополь.

Всеми своими победами генерал М. Д. обязан самому себе, своей громадной начитанности и замечательной военной подготовке, своей любви к делу; любовью в солдату и уважением, которое он обнаруживал к каждому строевому офицеру. Он умел располагать людей в свою пользу, он умел электризовать и воодушевлять массы. Один вид Скобелева приводил в восторг солдат и офицеров. Его шествие по траншеям сопровождалось задушевным криком «ура!».

Ахал-текинская экспедиция показала, как много офицеров, особенно молодых, выбыло из строя. Это обнаруживает, что задача была далеко не легкая. То были офицеры, обожавшие Скобелева, он любил их, как бы своих детей. Он не брезгал от души побеседовать с простым армейским прапорщиком, помочь ему словом и делом. Он никогда не был горд. Где бы то ни было, кроме строя, встречаясь с офицером своего отряда, Скобелев тотчас протягивал ему руку, умел заговорить первый, выбрать тему для разговора, — словом, имел необыкновенный такт себя держать.

М. Д. всегда шел вперед, всегда готовился в будущему, никогда не переставал изучать военное дело и потому всегда был на высоте своего призвания. Он не мог жить без войны, она была его стихией; М. Д. часто говаривал: «я всю жизнь на войне!» И это было совершенно справедливо. Чуть где либо на окраинах Европы или Азии раздавался гул орудийных выстрелов, Скобелев спешил туда. После штурма Геок-тепе превратились военные действия и генерал сильно тосковал; он вызывал по тревоге целые батареи, производил им ученья с холостыми выстрелами и, по привычке, по страсти в пороху, как только раздавался батарейный залп, он на коне с жадностью вскакивал в облака порохового дыма и тут-то в его памяти воскресал ряд сражений, в которых он был героем. Он благоговел даже перед словом «война» и произносил его не иначе, как «война-матушка». М. Д. особенно любил беседовать с молодыми офицерами, еще не окуренными [548] пороховым дымом полей сражений, он умел по лицу их читать и предсказать, кто из них будет храбр и способен командовать частью. То же относилось и к молодым солдатам. М. Д. говаривал: «они будут храбры уже потому, что еще не знают, что такое война». Но еще более глубоко уважал М. Д. старых боевых солдат и офицеров. От старших начальников генерал требовал, чтобы они гуманно обращались с подчиненными и особенно с солдатами; он страшно преследовал грубость или кулачную расправу. Мнением Скобелева было, что если плохи солдаты в какой либо части, то значить плох их командир. В походах он терпеть не мог, чтобы солдаты двигались молча; «песенники вперед!» была его любимая фраза, и при этом песни должно выбирать веселые; за скучные песни он делал выговор командиру части; так, однажды, досталось на смотру под Дуз-олумом и автору настоящих записок. «У вас скучные солдаты!» заметил нам генерал. М. Д. также, как и бессмертный Суворов, терпеть не мог «не могу знаек». На походе он часто подъезжал то к одному, то к другому офицеру и задавал прямо такой вопрос: «Сколько у вас снарядов на орудие?» Если офицер отвечал не тотчас, то генерал делал ему следующее стереотипное замечание: «плохой вы офицер!» И эти три слова были самым тяжелым наказанием для офицера. Генерал почти никогда не кричал ни на кого; все его выговоры, замечания, так называемые «нагоняи», представляли собою не что иное, как поучение отца сыну. Сделавши выговор, М. Д. тотчас протягивал офицеру руку и с милою улыбкою на устах присовокуплял: «я уверен, что у вас этого беспорядка впредь не будет». Таким гуманнейшим обращением с самыми мелкими служаками он возбуждал в них силу, бодрость духа и беспредельную энергию. Вот где залог его побед! Тысячи солдат и офицеров всегда готовы были умереть для славы побед Скобелева. У Суворова и Скобелева было одно и то же — чисто солдатское сердце, и это-то сердце выдвинуло их из толпы обыденных генералов.

Мы считаем чрезвычайно важным историческим документом отзыв Его Величества Государя Императора Александра [549] III-го о значении Скобелева для русской армии, высказанный в телеграмме в княгине Белосельсвой-Белозерской.

«Страшно поражен и огорчен внезапною смертью вашего брата. Потеря для русской армия трудно заменимая и, конечно, всеми истинно военными сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей.

Александр».

В июльской книге (1882 г.) «Русской Старины» была помещена записка Скобелева по восточному вопросу. Эта записка помечена 27-м числом декабря 1878 г.; здесь же мы приведем выдержку из мемуара М. Д. Скобелева об ахал-текинской экспедиции:

«Те политические и военные идеалы, которые в будущем должны лежать в основе наших действий и которыми я руководствовался, памятуя священные слова покойного императора, сказанные мне пред отправлением в экспедицию. Лично для меня весь средне-азиятский вопрос вполне осязателен и ясен; если помощью его мы не решим в непродолжительном сравнительно времени серьезно взять в руки восточный вопрос, то азиатская овчинка не будет стоить выделки. Смею думать, что рано или поздно русским государственным людям придется сознаться, что Россия должна обладать Босфором, что от этого зависит не только ее величие, но ее безопасность в смысле оборонительном и соответственно тому развитие ее мануфактурных центров и торговли. Никто, полагаю, не будет оспаривать, что пока польский и западно-русский, вопросы будут тяготеть над нами, всякое правильное развитие в лучшем народно-историческом значении этого слова будет крайне затруднено. В настоящее время, не смотря на потраченные кровавые усилия, все наши границы остались открыты вражьему нашествию, вынуждающему нас содержать такую громадную армию, а польский вопрос, особенно теперь, в виду неминуемых усложнений, порожденных австро-германским союзом, держит нас в осадном положении. Только владея Босфором, Россия может сознательно и бесповоротно произнести преждевременный пока возглас разбитого Костюшки: "finis Poloniae"».

Справедливость требует заметить, что Скобелев всюду заботился о популярности, на которую он смотрел не иначе, [550] как на средство выдвинуть свой талант; он хорошо изучил свойства людей и особенно масс, старался соответствовать инстинктам толпы; ведь не без цели же он казался таким другом солдата, ведь не так себе он протягивал руку какому нибудь последнему пехотному прапорщику; было бы с нашей стороны слишком наивно смотреть на все это и не видеть тут стремления расположить в свою пользу всех и каждого; мы хорошо помним, что до штурма Геок-тепе Скобелев улыбался и протягивал руку всякому заброшенному канцелярскому чиновнику, ибо даже и в этих писцах, конечно, была надобность для склонения в свою пользу шансов успеха штурма Геок-тепе; после же 12-го января 1881 г. всякий наблюдательный и внимательный человек тотчас же мог заметить перемену в обращении Скобелева при частных встречах, ибо уже не было надобности в том, чтобы его обожали. Всякий опытный человек хорошо понимает значение вежливости в обращении с людьми, а всех лучше понимал это Скобелев. По всему видно было, что Скобелев на свою популярность и поддержание ее смотрел не иначе, как на залог успеха в карьере. Оказалось, что он не ошибся в этом и увлек многих людей до того, что они даже и теперь не в меру преклоняются перед ним, как полководцем. Наше дело историка — оценить и взвесить все. Он хорошо понимал, кому можно дать три-четыре награды, а то и пять, и кому достаточно и одной. Он имел крупный светский такт. Он хорошо и очень тонко и ловко понимал, какому офицеру нужно открыть путь к карьере и какого можно держать, что называется, в черном теле. Скобелев придавал большое значение и протекции, и связям, но, к своей чести, он иногда выдвигал талант и из обыкновенной толпы офицеров-тружеников. Он гениальным образом умел пользоваться трудами своих подчиненных, ловко умел возбудите в них бодрость духа, энергию и деятельность для известной цели. Он умел ориентироваться во всякой обстановке и очень хорошо понимал что такое жизнь человека, делающего необыкновенную карьеру по службе. Жизнь для карьеры — это шахматная игра, в которой иногда нужно дорожить всякой пешкой, а в другой раз уметь вовремя пожертвовать даже и крупной фигурой, чтобы сделать [551] шах и мат сопернику. Понятно, что для этого нужен такт, ловкость, находчивость, развязность, популярность и многое другое, что в сумме нужно назвать, конечно, талантом. Скобелев был великий тактик не только на полях битв, но и в жизни. Ведь одно с другим, в сущности, очень тесно связано. Многие это хорошо понимают, но не все имеют успех, потому что у них не хватает таланта, а Михаил Дмитриевич вполне обладал этими способностями, ибо еще с молодых лет стремился неизменно к одной и той же цели. Он полюбил войну и, по возможности, не пропускал ни одного сражения.

Теперь для нас является интересным взгляд М. Д. Скобелева на ахал-текинскую войну, высказанный им в его «Инструкции гг. офицерам действующих частей войск. 18-го декабря 1880 г. Укрепл. Самурское». Приводим следующую выдержку:

«Обстановка, среди которой приходится нам действовать, такова: Бой за местные предметы предстоит ожесточенный. Неприятель храбр и искусен в одиночном бою; стреляет метко и снабжен хорошим холодным оружием, но он действует в рассыпную, в разброд или отдельными кучами, мало послушными воле предводителя, а потому неспособными, не смотря на свою подавляющую многочисленность, к единству действий и маневрированию массами.

Обстоятельства, отдаленность и свойства театра военных действий заставляют нас, ограничиваясь здесь немногочисленными войсками, в то же время вести войну наступательную.

Современный европейский боевой порядок, при малочисленном составе наших отрядов, здесь неуместен.

В открытом поле храбрая неприятельская конница па быстрых конях, ловко владеющая холодным оружием, будет постоянно действительно угрожать длинным и растянутым линиям, пехотные же массы, хотя и нестройные, но также состоящие из воодушевленных, сильных и ловко владеющих оружием людей, доведя дело до рукопашного боя, уравновешивают в свою пользу шансы борьбы.

Как основной принцип, в Средней Азии всесилен сомкнутый строй. [552]

При действиях как в настоящем случае, против неприятеля, защищающегося на позиции, покрытой садами, зданиями, стенками, укрепляемой им столь продолжительное время, имеющей для него особенное нравственное значение, как вследствие успеха, одержанного в прошлом году, так и потому, что собраны семьи и все имущество защитников, — мы должны будем одолеть упорное сопротивление за каждым закрытием. Можем, наконец, встретить отчаянный, смертельный бой на ножах и ятаганах. Растянутый, жидкий строй, при котором войска легко ускользают из рук начальника, разбиваются на отдельные, небольшие кучки, без связи друг с другом и с руководящими волею и сердцем их начальниками, не дозволит им противостать, при неожиданных появлениях неприятельских масс, силу строя и неразрывно с этим связанные силы дисциплины, огня и выручки своих.

Совокупность этих боевых начал, быстро, соответственно примененных, составляет суть нашей средне-азиятской тактики и дозволяют нам сознательно рассчитывать на победу над противником и столь многочисленным.

Будем бить противника тем, чего у него нет. Воспользуемся дисциплиною и нашим скорострельным оружием. Будем бить противника сомкнутым, послушным, гибким боевым порядком, дружными, меткими залпами и штыком, всегда страшным в руках людей, сбитых дисциплиной, чувством долга и круговой порукой в одно могучее тело — колонну.

Атаки неприятельской конницы встречать соответственной переменой фронта, если это окажется нужным, и залпами с близкого расстояния; рекомендую также строить каре, даже батальонное, если обстоятельства позволят.

Залпы употреблять против атакующего неприятеля, пешего и конного, подошедшего на 600 шагов; но иметь в виду, что стрельба залпами весьма действительна и с более дальних дистанций по сосредоточенным массам, как открыто стоящим, так и прикрытым стенами и насыпью укреплений. В этих случаях стрельбу залпами можно открывать с расстояний до 3000 шагов, подняв совсем щитик прицела и целясь в гребень насыпи или в верх стены, если неприятель прикрыт ими. Подобная, весьма полезная навесная стрельба до 3000 [553] шагов не должна быть допускаема для части, менее чем рота, и требует внимательной проверки со стороны начальника части.

Артиллерия размещена: картечницы непосредственно при войсках в виде прежних полковых орудий, для ближайшей поддержки пехоты; все же остальные орудия до времени в резерве, с целью употребить их разом там, где укажут обстоятельства, чтобы сосредоточенным огнем нескольких десятков орудий, послушных единой власти, усилить действие артиллерии. Выезд артиллерии из резерва зависит от моего приказания, а затем места ее расположения на позиции и выбор цели действия зависят от ее начальника. Известное изречение Суворова: "артиллерия скачет, как сама хочет" — должно иметь постоянно в виду как артиллерии, так и начальникам тех частей, при которых она состоит. Но все это только до тех пор, пока не раздается священный бой к атаке. В эту великую святую минуту артиллерия должна отдаться всецело на поддержку товарищей. Не обращая внимания ни на что, она должна обгонять атакующие части и своим огнем, всегда особенно страшным с близкого расстояния, поколебать сердце противника.

Все чисто артиллерийские технические соображения должны быть оставлены в стороне. В эти решающие мгновения артиллерия должна иметь душу, ибо артиллерист не машинист. Артиллерия должна беззаветно лечь вся, если это нужно для успеха атаки, точно также как беззаветно кладет свои головы пехота, атакуя противника. Часть, прикрывающая артиллерию, не выдаст ее. Позор потери орудий ложится не на артиллерию, а на войска.

Кавалерия вся помещается в резерве до той минуты, когда обстоятельства дозволят с выгодой массами употребить ее. Нашей кавалерии не следует вдаваться в одиночный бой с многочисленной конницей противника, имеющей прекрасных коней и с детства привыкшей владеть холодным оружием. До тех пор, пока неприятельская конница не дрогнула, пока она не будет поставлена в невыгодные условия, приперта к какому нибудь препятствию, к теснине и проч., наша кавалерия не должна вступать с ней в кавалерийский бой.

Преследование же бегущей туркменской конницы бесполезно и поведет нас к расстройству тактической связи — главной [554] нашей силы и обеспечения. Кавалерии при атаках следует держаться сомкнутого строя, недоступного для прорыва даже в полковых, эскадронных и сотенных колоннах.

При атаках не столько нужна быстрота, сколько сомкнутость и порядок, а потому атаки, впрочем всегда в исключительных, благоприятных случаях, следует вести на коротках, чтобы часть была в руках и удар был сомкнутый и тяжелый, словом в основании тактики действий нашей кавалерии против неприятельской должна лежать крайняя осмотрительность и осторожность.

Напротив того, при действиях против нестройных масс недисциплинированной пехоты, какою является пешая азиятская милиция, атаки нашей кавалерии должны быть безответно решительны, хотя и здесь кавалерийская разумная отвага должна опят таки опираться на уступной боевой порядок и соответственное массирование резервов, наконец, на натисках в пики и шашки на коротках.

Напоминаю о необходимости принятия строгих мер охранения во время ночлегов у Геок-тепе. Начальники передовых постов должны выяснить себе значение путей, ведущих к биваку, и пунктов, где неприятель может собираться в массах для нападения.

Каждый начальник части должен изучить раион местности, лежащей впереди его участка, обдумать ту помощь, которую он может оказать соседней части в случае нападения, ибо, повторяю, выручка своих всегда была и будет во все времена ключем к победе. Впереди лежащая местность должна быть осмыслена; дистанции измерены.

На последнее обстоятельство я обращаю особенное внимание, ибо опыт ночных боев показал, до какой степени трудно руководить боем ночью. Всякое отклонение от прямого направления может повести к стрельбе по своим и к замешательству. Обращаю внимание на пользу установления условных знаков, известных каждому солдату и точно определяющих дистанцию Большие костры, огонь которых поддерживается всю ночь и относительно которых посты и секреты расположены позади соответственным образом, могут оказать большую пользу. [555] В лагере предписываю больших костров не разводить без разрешения коменданта и в случае боя их немедленно засыпать.

Если дневной бой решается постепенным разумным применением к делу местности средств, то ночью обстоятельства могут сложиться так, что сразу необходимо произвести наибольшее впечатление. Вот почему в ночном бою никогда от залпов не отступать.

Помнить, что определение дистанций ночью обманчиво, и первостепенно важно напоминать людям целиться ниже».

Мы видим, что в этой инструкции покойный генерал высказывает глубокое, гениальное понимание военного дела, добытое громадным личным боевым опытом.

Генерал М. Д. Скобелев очень много писал, и оставил после себя груды записок; в них он главным образом высказывает свои военные взгляды, справедливость которых освящена продолжительным личным боевым опытом. До чего М. Д. был предан своему делу, может служить то обстоятельство, что он даже и во сне думал о военном деле, даже в походах бывало часто он просыпался, требовал бумаги и чернил, о чем заботился дежурный ординарец, садился в своей палатке за походный столик и писал те мемуары, которые ныне для нас так дороги; он не мог лечь спать не отдавши диспозицию на завтрашний день; это для него составляло такую же необходимость, как для нас напиться чаю. Проснувшись утром, он выходил из своей палатки и любил, чтобы в нему подходили офицеры, запросто здоровались с ним и беседовали; но речь по большей части принадлежала Скобелеву; правду сказать, он не любил возражений и был уверен, что он настолько опытен и начитан, что его всякий с удовольствием послушает; М. Д. говорил о победах Наполеона и Суворова, выяснял причины их и назидал офицеров о значении военной истории, с увлечением рассказывал о разных сражениях, критиковал их и выводил отсюда заключения, т. е. поучения для будущих наших сражений и отдельных небольших боев.

Он редко говорил о пустяках, но предмет его речей всегда был возвышен; об обыденной повседневной жизни он никогда не упоминал; он мыслил об исторических судьбах [556] народов, и своим умом царил над толпою, его окружавшею и слушавшею его, над тою толпою, которую потом он столько раз водил в победам! Под стенами Геок-тепе он часто говаривал: «я веду осаду, чтобы учился отряд; это школа, которая впоследствии с другим врагом нам пригодится!» Конечно, М. Д. вполне сознавал, что Геок-тепе не стоит осады, его можно взять штурмом, предварительно очень сильно обстрелявши нашей многочисленной артиллерией и пробивши в юго-восточном фронте несколько брешей. Если он принялся за методичную осаду, то лишь только для того, чтобы не рисковать и дать офицерам и солдатам новую опытность. Скобелев никогда не пренебрегал неприятелем, и к «полудиким халатникам» всегда относился с полною осторожностью. Он, после штурма Геок-тепе, приходил в восторг от нашего закаспийского отряда, и не находил слов для благодарности; он говорил, что наш отряд может служить прекрасным авангардом для русской армии при других серьезных стратегических операциях на другой границе.

В статье «Критические замечания о походе против текинцев и взятии Геок-тепе русскими под начальством Скобелева» в июльской книжке австрийского военного журнала «Oesterreichiche militarische Zeitschrift» один писатель, не знающий что такое средняя Азия, и не знающий почему Скобелев вел осаду, а не прямо штурмовал Геок-тепе, — силится доказать очевидное и опровергать не существовавшее, воображая, будто бы Скобелев создал неверный план. Этот писатель не понимает даже того, что всякий план обусловливается прежде всего известною целью, а у Скобелева были ясные и определенные цели. Не будучи хорошо знаком с Азией и изучивши походы Скобелева только по книгам, автор этот, очевидно, не был в силах уяснить себе смысл знаменитой инструкции 18-го декабря 1880 года, и как-то особенно оригинально понял ее, а между тем берется рассуждать авторитетно и с видом знатока называет план Скобелева неправильным и признает в почтенном таланте лишь одну энергию, заканчивая свою статью следующими словами: «неверный тактический план имел следствием ряд тактических ошибок, и если он всетаки удался, то произошло [557] это как от недостатков противника, так и от замечательной энергии, с которою этот неверный план был выполнен».

Вообще упомянутая статья, в виду тех крупных погрешностей и промахов, которые сделали взгляды автора, лично не побывавшего на театре бывшей экспедиции, — не заслуживает того, чтобы в ней отнестись серьезно, ибо в ней то и дело видишь, как заблуждался критик похода.

Самостоятельность военных действий М. Д. в Закаспийском крае дала ему полную возможность и случай обнаружить выдающиеся стратегические способности, как бы в дополнение в тем великим тактическим талантам, которые уже давно признавала в нем вся Европа, весь мир.

Чтобы подкрепить справедливые убеждения в гениальности М. Д. Скобелева, закончим нашу статью словами из речи знаменитого теоретика-стратега генерала Леера, авторитет которого пригнан военными не в одной России, но и в прочих государствах Европы. Этою же речью выясняется также историческое значение личности Скобелева.

Вот что говорил глубокомысленный и красноречивый профессор о генерале М. Д. Скобелеве:

«Природа щедро наградила его своими дарами, она одарила его многими редкими качествами и способностями, из которых каждая в отдельности способна уже выдвинуть человека из толпы. Ум чисто военного человека-способность рассчитывать в такой сфере деятельности, которая не подлежит расчету; ум государственного человека — способность обнимать вопрос со всех сторон, и решать его в пользу общих интересов. Что это так, доказывает ахал-текинская операция, определившая Скобелева как полководца. Характер настойчивый и энергичный в преследовании раз поставленной цели; способность внутренно уравновесить себя в наиболее критические минуты, способность увлекать за собою массы на самые трудные предприятия — вот тот ряд способностей, которыми обладает Скобелев. Благодаря им, он представляет великую силу...»

«Да, не стало талантливого человека, не стало замечательного генерала. Силу всех талантов, как прирожденных, так и им же самим воспитанных, унесла могила. Но остается [558] что-то, чего и смерть не может отнять у нас, это его пример постоянного, настойчивого труда на пользу и славу столь дорогого и столь любимого нами отечества. Да послужит же его пример источником вдохновения, постоянного подражания для нас, как старых, так и новых его сотоварищей по военному делу».

В. Шаховской.

2-го августа 1882 г.
С.-Петербург.

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция против ахал-текинцев в 1879-1880- 1881 гг. Посвящается памяти М. Д. Скобелева. Исторический очерк очевидца и участника // Русская старина, № 6. 1885