-

МАЛЕЕВ

С ОЗЕРА АЛАКУЛЯ НА РЕКУ ХОРГОС

(Из путевых заметок 1887 г.).

(С картою).

(Статья первая).

Бассейн озера Алакуля ограничен с севера хребтом Тарбогатая, с юга — Алатау и его отрогами, тянущимися на северо-запад, с востока отдельною грядою Барлыкских гор, а с запада далеко идет открытая степная равнина, по которой, — на перешейке, между оз. Алакулем и Балхашем, тянутся тонкие солончаки и сыпучие пески.

От о. Алакуля, в юго-восточном углу его, каменистою косою, длиною до 12-ти и шириною до полверсты, отделяется озеро Кичике-су. Оно не успело еще вполне обособиться от Алакуля, вследствие водопроницаемости косы, и вода Кичике-су, по составу, тождественна с водою Алакуля. Тем не менее, коса служит одною из причин быстрого испарения о. Кичике-су, и потому восточные берега его покрыты сплошною полосою трудно проходимых солончаков, а южные и юго-западные берега поросли густым камышом по непересыхаемым болотам. Полоса камышей и болот тянется от Кичике-су, к юго-востоку, верст на 15, а ширина ее доходит до 6-ти верст.

За этою болотистою полосою находится отдельное озеро, под названием «Джеланаш-куль». Хотя прибавочная частица: куль — озеро, показывает, что даже аборигены описываемой местности, киргизы, застали уже Джеланаш-куль отдельным озером, но нет никакого сомнения, что и это озеро когда-то составляло одно целое с главным водным бассейном, с о. Алакулем.

Вода Джеланаш-куля менее солена, чем в Алакуле, вследствие того, что озеро питается профильтрованною водою из [212] окружающей его наносной почвы, а не имеет впадающих непосредственно в него речек. Последние текут в котловину озера с окружающих гор Барлыка и Алатау; но все речки теряются в почве, не доходя до озера.

3-го мая. В 4-м часу утра казачий пикет на о. Джеланаш-куле начал сниматься с бивуака, чтобы идти на постоянную летнюю стоянку, на р. Токты. В то же время снялись и мы с бивака и отправились в путь, из басейна Алакуля в г. Джаркент, чрез китайские владения, долиною р. Бараталы и чрез Талкинское ущелье в долину р. Или.

Партия наша состояла из двух офицеров, трех казаков и деньщика, при пяти вьючных лошадях.

По непредвиденным обстоятельствам, с нами не было ни проводника, ни переводчика. Первое заменялось 40-верстною картою топографического отдела Омского военного округа, да русским «авось»; переводчиками же приходилось быть безусым казакам, плохо говорившим даже по-киргизски, — а должны мы были пройти чрез местности с населением калмыков, таранчей и китайцев. Стало быть, и в этом случае не последнюю роль играло то же «авось». Авось пройдем и обойдемся и без проводника и без переводчика, — и действительно прошли.

Путь от Джеланаш-куля на р. Токты идет западным берегом озера, от конца коего направляется на выдающуюся вершину, на мысу, при ущельи р. Токты. У подошвы мыса сложена молла, киргизская могила, а повыше ее набросан каменный холм, — «редант» для дневального казака. Внизу, у подошвы вершины, на берегу реки, место расположения казачьего пикета — «пост»,, по местному выражению. Долина пути до р. Токты, от северной оконечности Джеланаш-куля, 24-25 верст, — по времени 3 3/4 часа шага лошади.

Первая четверть пути идет солонцами, с глинистым наносом, почва твердая и вязкая, труднопроходимая в дождливое и сырое время, — в сухую же погоду образуется довольно твердая, упругая кора, не утомительная для ноги. Местами для ног лошади встречаются неудобные, вкропленные в почву щебенки, с острыми гранями, — смытые с близлежащих гор. Судя по строению почвы, следует заключить, что это место в недавнее сравнительно время составляло часть озера.

Далее, около двух третей пути идет сплошной щебень по твердому глинистому грунту; иногда попадаются места, покрытые [213] сплошь обломками твердых сланцевых пород темного цвета. От этого в солнечные дни здесь наибольшее проявление марева.

Остальной путь до левого берега р. Токты состоит из твердой глины с незначительною примесью песка. Очень недавно здесь были пашни, и оросительные арыки еще не успели зарости и следы их всюду ясно видны.

Из ущелья Токты выведен был магистральный арык, с двумя своими разветвлениями, одинаковыми по размерам; теперь они все без воды и поросли саксаулом и карагайником. Магистральный арык идет под острым углом к подошве Алатау, направляясь на север; правая ветвь арыка уходит от гор под прямым углом, к направлению гор, а левая — парализована им. Из этих, так сказать, главных арыков видны следы целой сети малых каналов, разводивших воду по пашням.

Можно предполагать, что при таянии снега в город и теперь еще течет вода по главному арыку, — так как дно его занесено свежею галькою, чего не могло быть во время пашен, потому что киргизы очищают арыки от заносов, — а если бы вешних вод не протекало, то галька была бы занесена глиною и песком.

Вся площадь пахатной земли, насколько можно было окинуть глазом, между р. Токты к о. Джеланаш-кулю и от подошвы Алатау к горам Барлык, заключает в себе 15-20 квадр. верст.

Во многих местах здесь виднеются малые киргизские могилы и одна большая (почетного лица). Она стоит на меже пашен и щебенистой полосы.

В настоящее время сюда прикочевывают на зимовки киргизы алакульской волости, летующие в Алатау, на урочище Берг-Тогул и в верховьях рр. Ргайты и Теренты. Но и зимою киргизы заходят подальше в горы, по Токты, где редко выпадают снега и не надолго, морозы небольшие, зимы мягкие.

По словам некоторых жителей Бахтов в Каптагайской долине, — от Джанат-куля до Эби-нор, между Алатау и Барлыкскими горами, — зимою дуют страшные ветры, отчего, будто бы, становится невозможною жизнь по долине. Но из расспросов киргиз, которых мы встречали по пути, в окрестностях Алакуля и Кичик-су, нельзя было убедиться в справедливости показаний об ураганах зимой на Каптагае. Сомневаться в этом есть основание; на это указывают и пашни, бывшие здесь. Обыкновенно киргизы запахивают те земли, на которых они постоянно [214] зимуют. Здесь у них на лето остаются «зимовники», — глинобитные изгороди для скота, а иногда землянки для жителей и приплода и разная утварь для обработки хлеба или проса, а также несколько юрт «джатаков», бедняков, для полива хлеба, — словом, подобие оседлости. Здесь они подготовляют и пахатные земли, что сопряжено с значительными затратами труда, так как без орошения хлеб не созревает, а на устройство иригации требуется и уменье, и много рабочих рук. Следовательно, если бы в Кантагае было невозможно зимовать, то не было бы и пахатных земель. Проверить показания весьма желательно и легко исполнимо, потому что отсюда до Бахтов, где находится местная администрация, 2-3 дня езды.

При отсутствии зимних ветров в Кантагае, по р. Токты, на долине могли бы развиться оседлые поселения. Для сего на месте есть все необходимое: плодородная почва и уже бывшие пахатные земли; обилие воды и старые, проведенные уже арыки; достаточно леса даже на месте, кроме ущелий в Барлыкских горах. Плодородная почва, даже в необработанном состоянии, прокармливает значительные стада пасущихся здесь кулапов и сайги.

Оседлое русское население на р. Токты имеет чрезвычайно важное значение и в политическом, и в экономическом отношениях. При замешательстве с Китаем поселение получило бы стратегическое значение, в нем мог бы сосредоточиться отряд для действий на императорской дороге, — на операционном базисе китайских войск в Илийском районе. В мирное же время она служила бы оплотом противу барактачей из долины Бараталы.

Но для привлечения оседлого населения сюда должна быть перенесена штаб-квартира казачьей сотни, — без этого нельзя рассчитывать, чтобы нашлись желающие поселиться здесь: близость границы и удаленное месторасположение от русских поселений имеет немаловажное отрицательное значение.

Расположение же войск во вновь заселяемом пункте уже не раз с успехом практиковалось нынешним командующим войсками Омского военного округа, во время управления им Семиреченскою областью. В настоящее время казачий пост на р. Токты стоит только летом, и этого времени недостаточно для прекращения баранты в этой местности.

По выходе из гор, р. Токты протекает в широком, но неглубоком русле. Правый берег долины реки крут, местами обрывистый, с отвесными берегами в 5-8 саж., левый берег [215] низменный, отходит от уреза воды терасами, что указывает на постепенное уклонение русла реки вправо. Средняя скорость течения в этом месте доходит до 9-ти фут в секунду. Берега русла реки покрыты густым кустарником и лиственным лесом, между которым преобладают ива и черный тополь. Тополь замечательно стройный, с прямою штамбою и высотою до 6-ти сажен. Русло реки усеяно галькою разных кристалических пород, вынесенною водою из Алатау.

В срединном течении, в горах, река протекает широким ущельем с отлогими боками, а дно ущелья покрыто густою травою; берега русла реки заросли лиственным лесом, тех же видов и такой же густоты, как при устье ущелья, на долине.

В верховьях реки, в прежнее время, китайцы промывали золото. Отвалов прежних работ не удалось видеть. Также ничего нельзя сказать и о качестве россыпей, потому что они никем не были исследованы, и старожилы в Бахтах знают об этом лишь по наслышке.

Остановись на р. Токты около получаса, пока подошли вьюки и два барана, взятые живыми, мы перешли речку на правый берег, оставив за собою последнюю связь с родиною в лице 15 казаков на пикете.

В отряде пикета был один казак, который в прошлом году находился с топографом на Барлыке и доходил до пограничного знака, поэтому мы обратились к нему с расспросами о расстоянии до знака и о дороге туда. Казак бойко, не задумываясь, рассказал, повидимому, подробно дорогу на границу, куда, по его уверению, с р. Токты «дорога торная преторная» и даже с колесным следом. Но стоило нам подняться на правый берег реки, чтобы убедиться в несообразности рассказов этого степного «чичероне». Колесного пути не было и признака; а если и была от реки тропинка, вначале, правда, довольно торная, то лишь на полчаса пути. Затем тропа подходила к большой молле и совершенно пропадала. По всей вероятности и эта тропа проторена казаками же с пикета: они всходят на курган, чтобы лучше видеть окружающую степь. Далее, мы пошли вдоль подошвы гор, руководствуясь картою, по которой означен след на перевал Карадаб, ущельем второй речки от Токты на юго-запад.

Упомянутая могила стоит на границе второй площади пашен, тянущихся отсюда далее к юго-западу, за второе ущелье от р. Токты. [216]

На всем пространстве от могилы до первого ущелья множество заброшенных арыков, заросших камышом, но не пересохших еще. Очевидно здесь была чрезвычайно развитая иригация; магистральные арыки и теперь имеют ширину и глубину до двух сажен, второстепенные же в 1/2-1 сажен ширины и неглубокие. Кроме камышей, по некоторым арыкам ростет кустарник разных видов.

Здесь паслось множество куланов (дикая лошадь), стадами в 5-6 голов; встречались и дикие козы, но не в таком множестве, как у Алакуля, по р. Ргайты. Из дичи попадались лебеди и дрохвы, не говоря о мелких, как-то: турпаны, рябчики, бурдлюки (киргизское название, — из семейства куриных).

Вся площадь по арыкам покрыта густыми травами, вдаль же, к Барлыку, постепенно переходит в дикую пустыню, занесенную мелким щебнем разных горных пород, между которыми преобладают диабазовые и гнейсовые.

Против первого ущелья, паралельно подошве гор, тянется высокий земляной вал, имевший, вероятно, назначение отводить воду на известные места для образования водоемов. В нескольких местах вал промыт, и чрез промоины на долину вытекает вода, которая разливается по низменностям и образует болота, поросшие камышом и кустарниками.

Выходящая из второго ущелья речка течет в низких берегах, заросших лиственным лесом, преимущественно ивняком. Ложе реки пролегает между высокими, до 5-6 саж., отлогими берегами, на длину 2-3 версты от устья ущелья; далее, постепенно понижаясь, берега сливаются с местным горизонтом. Русло реки усеяно галькою, тех же горных пород, что и на реке Токты и по полю; но не далее 1/4 версты от гор галька исчезает. Течение реки по долине 4-5 фут в секунду; живое сечение не более 1/4 квадр. саж.

Береговые терасы обоих берегов этой реки покрыты были хорошими травами. По гребню правого берега видны следы бывших арыков на пашни, но последние давнего времени, так что арыки заросли уже травою, и те из них, которые идут откосом берега, засыпаны землею. И здесь оросительная система была весьма развитая; всюду следы сплошных пашен. Почва-глина и суглинок. Где не было пашен, земля покрыта щебнем на значительную толщину, но от этого нельзя эту почву назвать щебенистою. [217]

К реке вьюки подошли только в 4 часа дня, выйдя с ночлега на озере в 7 ч. 45 м. утра. Приходилось перейти множество арыков, взбираться на холмы и спускаться в долы; лошади значительно утомились, а особенно живая провизия — бараны. Остановились на ночлег на этой речке.

На карте путь на перевал Карадаб показан против ущелья второй речки от Токты; на ней, по всей вероятности, и остановились мы. Но никакой тропы не было ни по нашему пути, ни слева, от Барлыка в Алатау, по ущелью речки. Поэтому между нами произошло разногласие: была ли речка в первом ущелье, — невидная за валом, — или мы стоим на первой реке, а вторая дальше, где идет и дорога на перевал? Обилие воды в арыках против первого ущелья оставалось необъяснимым, допуская отсутствие реки в ущельях.

Чтобы еще лучше убедиться, в каком именно месте мы находились, и посмотреть, нет ли дороги в ущелье дальше под горами, отправился я пешком вверх по реке, по направлению к ущелью. Но горы, казавшиеся в 1-2 верст. от ночлега, были гораздо дальше. Чрез два часа хода, т. е. пройдя около шести верст, я едва достиг подошвы ближайших холмов, а до гор, до устья ущелья оставалось еще не менее версты. Стало смеркаться, и я должен был вернуться на ночлег. Ни дороги, ни вьючной тропы в направлении к ущелью не встретилось. Пришлось если и не отказаться от мысли, что мы стоим под перевалом Карадаб, то все же продолжать идти вперед, не сворачивая в ущелье.

Все склоны Алатау и их предгорья, обращенные на северо-восток и на восток, покрыты хвойным лесом во впадинах; лес ростет и по северным скатам ущелий восточно-западного направления. Но южные скаты в этих последних ущельях представляют вверху обнажения горных пород, внизу же закрыты осыпями от разрушения их, — и ни малейшей растительности не встречается даже в расщелинах, по уступам и по скатам осыпей пород на склонах гор.

4-го мая. Пошли на юго-восток, вдоль гор, по направлению к оз. Эби-нору.

Чрез 2-3 версты от места ночлега прошли площадь бывших пашен и более не встречали даже следов арыков.

Почва здесь проникнута щебнем и вполне может назваться щебенистою, к культуре непригодна, или для этой цели требовала [218] бы большого ухода за нею; этому способствует полнейшее отсутствие воды: лишь чрез три часа хода мы встретили ложе высохшего ручья. По отсутствию какой бы то ни было растительности на берегах ручья, по вымоинам в его русле и по тому, что дно занесено галькою, можно заключить, что ручей этот служит стоком вешних вод из гор. Вдоль ручья проходил едва заметный вьючный след по направлению от Барлыкских гор к тому ущелью в Алатау, против которого мы провели ночь.

Следовательно, на карте на Карадабский перевал нанесен путь, который редко посещается, и он совершенно незаметен. По нему нельзя пускаться без проводника, хорошо знакомого со всеми горными тропами и знающего путь на перевал: здесь карта не поможет. Впрочем, и вообще по горным дорогам невозможно ограничиться одною картою даже и в более крупном масштабе, чем бывшая с нами: утомительное однообразие горных дорог и их чрезвычайная извилистость, — невозможная для нанесения на карты, — делают путь в горы затруднительным без знающего проводника.

Предгорья Алатау спускаются намывными терасами в Каптагайскую равнину. Местность крайне пересеченная, с глубокими долами между высоких и крутых гряд. Все гребни холмов имеют одинаковое направление, на юго-восток, нормально к гребню главной массы гор. Линии перегибов таких естественных валов сливаются под одну плоскость, так что издали незаметны разрывы их, и лишь взойдя на гребень видишь перед собою глубокий и узкий дол, за которым находится другой подобный же вал и т. д.

Основная порода отрогов Алатау в Каптагайской долине кристалическая, темного и темно-зеленого цвета. Поэтому горы резко выделяются на фоне ближайших терас при них. Последние имеют светловато-желтый цвет от преобладания глинистых и кварцевых элементов в их породе. Издали калюется, будто у подножия Алатау тянутся отдельные гряды желтоватого цвета, стоящие отдельно от главной массы Алатау.

Обходя эти предгорья, мы подвигались на юго-восток, на оконечность видимой гряды, за которою расстилалась на горизонте зеркальная поверхность озера Эби-нор. По мере приблшкения к намеченной гряде, — позади которой мы предполагали найти вход в глубь Алатау, — показалась другая такая же гряда за оконечностью первой, а там третья, и, казалось, этим отдельно [219] стоящим грядам и конца не было. К нашему великому удовольствию, подходя ко второй гряде, — около часа пополудни, — мы вышли на заметную полосу широкой, торной тропы, которая шла слева от нашего пути, от подошвы Барлыка, и уходила вправо, круто пересекая наш юго-восточный путь. По этой тропе мы и свернули вправо, на юго-запад.

Перейдя два невысоких хребта, спустились по весьма головоломной тропинке в узкую и глубокую щель между почти отвесными скалами «черного» Алатау. На дне ущелья, у самого спуска, тропа расходится влево и вправо; повернули направо, ориентируясь по карте. Но, идя далее, стали замечать, что поднимаемся в гору. Это обстоятельство снова навело на сомнение одного из нас, и так как было уже 3 часа дня, то и остановились на ночлег у едва сочившегося ключа, в камышах. Для разрешения же сомнения, не сбились ли с пути, послали назад одного казака проследить тропинку, уходящую влево от спуска. Чрез 1 1/2 часа казак вернулся, успокоив, что та тропа выходит к озеру (Эби-нор).

Место ночлега, видимо, мало посещаемо; тропинка становилась едва заметною, тогда как, по рассказам других, мы ожидали встретить колесную дорогу. Тем не менее, у родника, выбивавшегося из почвы невдалеке от нашего ночлега, были явные признаки недавних остановок: обожженные камни и следы лошадиного стойбища. Впоследствии разъяснилось, что мы вышли на дорогу барантачей и ею совершали наше путешествие.

Для охраны лошадей, ночью казаки соблюдали очередь и стояли поодиночке в ночном. Но не это, конечно, спасало нас от нападения барантачей, а обаяние русских между азиятскими народами.

5-го мая. Продолжали путь в том же юго-западном направлении по ущелью, между голыми скалами темной кристалической и метаморфической пород, без малейшей растительности и высотою 30-50 саж. По дну ущелья, навстречу нам, вода сочилась лишь местами. Первые 3/4 часа шли в густых камышах, вышиною до двух сажен, так что иногда в нем не видно всадника. Кое-где ростет шиповник, еще реже ветла.

Из животного мира встретился архар (горный козел) на шпице, саженей 100 над дном ущелья; изредка пролетали галки и сороки, да попадалось множество куропаток целыми выводками..

Архар постоял с минуту, задумчиво поглядел на нас и, медленно повернувшись, не торопясь, скрылся за камнем. [220]

Куропатки же попадались очень часто, особенно где дорога чиста от травы. При встрече с ними поучительно проявлялась материнская любовь. При внезапном появлении лошади перед выродком, самка, жертвуя собою, бежала к лошади; с несвойственною этой птице храбростью и озлоблением, она, распустив крылья, бросалась на лошадь, привскакивала, как бы стараясь укусить ее, и все время урчала и шумливо хрипела. В то же время весь выводок бросался в разные стороны — «за камни, за кусты». И пока не скроется последний из птенцов, матка все делает вид, что намерена броситься на лошадь или остановить ее; но как только спрячутся все детеныши, она быстро отскакивает прочь от лошади в сторону, куда побежали ее птенцы, скликая их и пряча более неловких. При этом воочию виден был и эгоизм, свойственный, должно быть, всем отцам, в противоположность самопожертвованию матерей. При появлении врага самец бросался, вместе с выводком, прятаться, куда попало, но как бы указывая детям путь спасения и как будто бы он-то и есть их главный спаситель.

На пути часто попадались следы ночлегов и остановок, по всей вероятности, тоже барантачей.

Общее направление ущелья 10-15° на запад-юго-запад. Тропинка, вообще едва заметная, иногда совершенно терялась в камышах или на каменистых осыпях. Чрез 1 1/2 часа подошли к разветвлению ущелья: продолжение его уходит на запад, а другая ветвь, более короткая, поворачивает на юг; в 1/4 версты в последнем виднеется начало подъема на перевал.

Само собою разумеется, что тропинка на подъеме была не лучше, чем по ущелью, и лошадям приходилось цепляться за камни, а местами всходить по ним как по ступеням лестницы; для облегчения поднимались не прямо вверх, а поворотами. Попробовал я облегчить своего коня и подняться пешком, но не прошел и 100 шагов, задыхаясь от усталости, — до того крут скат горы. Без преувеличения можно сказать, что в самом отлогом месте крутизна не менее 45°.

На перевале сложен граничный знак, — усеченная пирамида из набросанных насухо камней. В средине поставлен деревянный столб с надписями: по-русски, китайски и монгольски. Надпись на столбе чрезвычайно пространная, и из нее видно было, что этот граничный знак, №35, поставлен в октябре 1882 г.; [221] но нельзя было уяснить, здесь ли перевал Карадаб, или только граница идет с него сюда и далее на Барлык. Но слово «Карадаб» значилось в надписи, и мы приняли этот пункт именно за перевал того названия.

Вследствие этого и согласно направлению пути на карте, спустившись с перевала, пошли по тропе прямо на юг, чтобы пройти к китайскому пикету у подножия перевала. Но чрез полчаса пути после спуска тропинка, постепенно уклоняясь к западу, повернула прямо на север, обратно к Алатау. Далее ущелье, которым мы теперь шли в обратном направлении, пошло с заметным подъемом, в 1/100-1/150, и упиралось в «Черные» горы, которые уже были ясно видимы нам в конце ущелья.

Такое направление пути поставило нас в тупик: нет дороги на юг и идем в гору, а не под гору. Полез казак на гору посмотреть, не видно ли где выхода на долину. Возвращается и уверяет, что «верно» идем, что видны постройки, «надо полагать» — пикет; что от «Черных» гор повернем влево на него. Пошли дальше в прежнем направлении. Здесь шли почти что целиком, без всякого следа, — он появлялся только изредка, и то едва заметен был след копыт. Подъем становился все заметнее, местами влезали по уступам, как по лестнице.

Чрез 1/2-1/3 версты от того места, где казак ходил на гору, одному из нас пришла мысль въехать на значительную возвышенность и он оттуда стал кричать, что мы уходим в горы и что из гор нет спуска в долину и не видно никакой постройки. Приходилось, следовательно, возвращаться назад. Но, чтобы не идти тою же дорогою, свернули в паралельное ущелье, благо в горах по всем ущельям проложен конный след, а если и нет его, то пройти везде можно: не лес. Всадники налегке спустились где попало, по спускам, доступным только киргизским лошадям, а вьюки пошли дальше и вошли во второе ущелье, обогнув раздельный хребет. Когда ходивший на гору казак подошел ко мне, то опять уверял, что в конце первого ущелья тропинка поворачивает влево и спускается вниз; что оттуда видна и долина. Сказал-то он об этом спустя почти час: возвращаться было далеко.

Часа чрез 1 1/2 по второму ущелью, оно стало заметно уклоняться к востоку. Воспользовавшись остановкою для перевьючивания, я поднялся на ближайшую вершину, чтобы осмотреться и [222] хотя несколько ориентироваться с картою. Но мог лишь убедиться, что мы зашли в средину юго-востока отрогов Алатау, тянущихся до самого Эби-нора; общее направление этой групы отрогов — юго-восток, туда же направляются все ущелья. Справа того гребня, на котором я был, шло ущелье с более торною тропою и в направлении, повидимому, более южном. Перевалили чрез этот гребень и, по целине, спустились на дно ущелья. В этом ущельи подошли вскоре к совершенно голому серому граниту, отполированному водою, и по ложбине которого вода струилась и падала с уступа до 1/2 аршина высоты. Спустились и мы с этого уступа, сравнительно, благополучно: лишь одна лошадь, под самыми тяжелыми вьюками, поскользнулась и упала на задние ноги. Замечательно, что у самого уступа, на осыпи камня, рос роскошный куст жимолости. Чрез четверть часа хода отсюда вышли в широкое ущелье, с отлогими берегами и дно которого поросло густою травою. В это ущелье невдалеке впадали еще два ущелья, такой же ширины, справа и сзади нашего пути. В конце их виднелись «Черные» горы, и казак упрямо продолжал уверять, что они с вьюками повернули во второе ущелье от начала этих долин. Ошибался он, или говорил верно, но его еще раз не послушали и пошли в южном направлении. Наконец, около трех часов дня, уперлись, так сказать, лбом в горы: дальше не было дороги ущельем и оно сплошь заросло колючкою и камышом, а по дну ущелья протекал ручей; ущелье круто поворачивало на восток. Остановились ночевать.

С вершин гор отсюда виднелись и постройки пикета у подножия Алатау, и направление, в котором нужно было идти, чтобы выйти из гор.

Наше блуждание в горах можно объяснить или неверностью нанесенных на карте дорог с перевала Карадаба, или неверно нанесен пункт перевала, или же тем, что мы перешли Алатау не на Карадаб, а в повороте государственной границы из западного в северо-восточное направление, — в таком случае мы должны были идти с перевала не на юг, а на юго-запад, чтобы выйти к китайскому пикету. Последнее заключение подтверждается следующим соображением: пограничный знак № 36-й поставлен у подошвы Барлыкских гор, у отрога Сары-Агаты, — следовательно № 35-й должен быть в ближайшем от него повороте, к югу, так как нумерация граничных знаков идет с юга на [223] север. В этом случае, перевал Карадаб к западу от № 35-го, и на нем должен быть пограничный знак под № 34-м.

Вся група отрогов Алатау, к югу — от перевала чрез них, резко отличается по цвету и структуре от основной массы Алатау. Формация групы изжелта-сероватого цвета, от преобладающих кварцевых и хлоритовых вкрапленных частиц, сцементованных глинистым раствором.

По чрезвычайно разнородной крепости отдельных элементов, входящих в состав породы, и по легкости окисления и выщелачивания некоторых из них, наружный вид этих гор имеет крайне причудливый вид: то лодок, то столбов или колонн разной формы, то подобие животных или грибов и т. п. фигур, отдельно стоящих и опирающихся на двух-трех точках; или в отвесной, отполированной стене в 4-6 сажен высоты вымыта пещера, глубиною до 3/4 сажени, а длиною более 3-х сажен. При этом верхний край углубления имеет весьма фигурную линию, опускающуюся свесом, но не от натеков сверху, а от выщелачивания составных элементов породы.

Вершины и уступы гор покрыты лишаями и мхом разных видов; склоны без всякой растительности, а в ущельях, по дну их, ростет крайне скудная трава, преимущественно сорная, непригодная для корма. Очень редко попадаются площади, покрытые сочною травою, — но ее лошади не ели, предпочитая, может быть, разные злаки, тут же ростущие.

Воды в горах крайне незначительны. Протекающие в некоторых ущельях ключи имеют прозрачную, вкусную воду, но не в изобилии. Признаков киргизских зимовников не встречалось.

6-го мая. С ночлега перешли в боковое ущелье справа, через горы, тропинкою, которую я накануне проследил на некотором протяжении. Но, взяв на себя роль колонновожатого, я сбился на первом же повороте, вследствие крайнего однообразия и по цвету, и по форме гор, и по ненаторенному следу. Вместо поворота направо, по едва заметной тропе, которою мы должны бы выйти на долину чрез две-три версты, — я повел по более видной тропе, прямо. От этого мы прошли далее предполагаемого мною, уклонясь несколько к югу, и вышли из гор через час, а окончательно миновали предгория и вышли на долину только чрез два часа по выходе с ночлега.

Горы были того же строения, а предгория их состоят из [224] отдельно возвышающихся холмов купольной и овальной формы. Они из намывной глины и покрыты тощею полынью. Высота холмов особенно замечательна, — иные доходили до 15-ти сажен высоты.

На самых возвышенных точках выдающихся вершин поставлены, или находятся случайно, по одному-два камня. Камни эти издали представляют подобие человеческих фигур, что происходит от случайности в природе, а не искусственно сделанные. Мне не удалось доискаться истинной причины появления камней на вершинах. Но некоторые уверяли, будто их ставят киргизы для обмана волков, которые, будто бы, принимают камни эти за людей, сторожащих скот, и потому не трогают последнего. Повидимому, это объяснение близко к истине, но принимать его следует осторожно: уж очень много наивности предполагается в киргизах, да и в волках.

На долину вышли южнее китайского пикета в пяти-шести верстах. Направляясь к западу, скоро достигли весьма торной, но не колесной дороги, идущей от пикета на юго-восток. В этом направлении от того места, где мы вышли на дорогу, на карте показаны могилы, но мы их не видели, хотя горизонт открывался на далекое расстояние. По выходе из гор, не доходя еще дороги, вскоре мы подошли к ручью, текущему в узкой, глубокой долине! с щебенистыми берегами, явно периодического наноса; этой речки на карте не было обозначено. Сначала мы приняли этот ручей за тот, который нанесен на карте с местечка Татымбая, но должны были отказаться от этой мысли. Ручей Татымбай течет от ущелья вблизи перевала Искеджел, тогда как встреченный нами ручей и выходил от пикета, по направлению с перевала Карадаб.

В действительности же ни могилы Татымбая, ни ручья этого теперь уже нет. А по направлению ручья Татымбай есть лишь следы весенних притоков, и под холмами местами из почвы выбиваются родники. В этих местах есть и растительность, которая на желтом фоне длинной гряды холмов в степи выделяется заманчивыми оазисами и возбуждает ложною надеждою найти здесь большую реку: холмистая гряда и растительность суть признаки всех степных рек.

Только что мы вышли из гор на дорогу, как заметили позади нас шесть человек верховых, скакавших к нам, но стороною, не по дороге, очевидно старавшихся зайти к нам справа от степи или обскакать нас. Они то появлялись на гребнях у [225] валов, то пропадали, а чрез 5-10 минут показывались уже далеко впереди и ближе к нам. Следили за нами или выслеживали, боясь нас. Мы, разумеется, шли с обычною славянскою беспечностью, точно не между дикими кочевниками, а в какой нибудь Тульской губернии, — растянулись чуть не на версту. Подтянулись; собрались вместе. На всякий случай, казаки вложили патроны. Появились вновь и верховые, и уже близко от нас, и остановились. Можно было даже различать желтые халаты и красные кушаки на некоторых из них. Остановились и мы и выслали в сторону их одного казака. Они сделали то же, и от них отделился оборванец и приблизился к казаку. Оба парламентера кое-как изъяснились на русско-киргизско-китайском наречии и затем, вместе с казаком, верховой подъехал к нам. Одет он был в недубленую баранью куртку, заменявшую ему и рубаху, и в таких же невыразимых, а на голове надет был изодранный войлочный малахай; на ногах сандалии из необделанной воловьей шкуры с деревянными подошвами. По происхождению он был калмык и объяснил нам, что мы миновали два (?) китайских пикета; что дорогою, на которой мы стояли, «везде пройти можно», — так мы расспрашивали о дороге на Бороталу и Сайрам-нор. Вообще калмык был очень удивлен, увидя перед собою «урус-казак», т. е. русских военных. Особенно удивлялся он, почему это не заметили нас с пикета. Выражал соболезнование о солдатах на пикетах, которым, как он говорил, «достанется» за то, что пропустили нас мимо себя и не заметили. Очень наивно советовал нам вернуться на пикет... в книге росписаться, что «благополучно пришли в Китай», и, как бы в вознаграждение, уверял, что с пикета нам дадут «проводников» до другого пикета, а оттуда до следующего, и так доведут «куда нужно». Совета его, конечно, мы не приняли; не нуждались мы в таких «проводниках», т. е. по просту в конвое; считали лишним и в книгах расписываться. Предложили калмыку ехать с нами на Бороталу, но он отказался и хотя за’джокал: «да, хорошо», но поскакал к своей партии, из которой, во время разговора его с нами, трое быстрою рысью поехали вперед прямо на юг, и без дороги, а остальные спешились и поджидали его.

Чрез 1/4 часа мы поравнялись с этими людьми, и подъезжавший к нам калмык махал нам шапкою, звал к себе. Но когда мы подъехали к нему и спрашивали, что ему нужно? то он, вместо ответа, спросил нас: «какою дорогою мы шли, что [226] обошли оба пикета?» Ответив ему, что «для этого он должен был к нам подъехать, а не звать нас», мы повернули от юга прочь.

Торною дорогою прошли мы не дальше версты. Дорога имела юго-восточное направление, на город Такианзи; а так как в нашем пропуске значилось, что мы идем в «русский город Джаркент», — следовательно в сторону от Такианзи, то, во избежание придирчивости со стороны китайцев и разных недоразумений с ними, мы уклонились с этого пути. Тем более, что наш путь, на оз. Сайрам-нор, через перевал Чебаты, казалось, до очевидности был прост: горы Канджига резко очерчивались перед нами на юг, и между их вершинами, на юго-запад от нас, возвышалась отдельная вершина — Чебаты, судя по карте. В том же направлении с дороги шла тропинка; свернули и мы на нее, на юго-запад, к гряде гор Канджига.

Но, свернув с дороги на юго-запад, мы проходили лишний день в долине Бороталы. Оказалось, что торная дорога шла именно к реке Боротале, и притом к единственному мосту чрез нее, на Сайрам-норский путь. Видневшуюся гряду глинистых холмов мы ошибочно принимали за берега реки Бороталы. Обману способствует и безлюдие степи, — не у кого расспросить о дороге: руководствовались исключительно картою, но в том масштабе, в котором невозможно выразить отдельные холмы. По карте от нас до реки Бороталы оставалось 30-35 верст, и поэтому, казалось, перед нами не могло быть ничего иного, как всхолмленные берега степной реки, как это всюду наблюдается в подобной местности.

Тропа, которою мы пошли, вскоре совсем терялась, и далее шли целиком, безо всякого следа, держась одного направления на отдельную вершину гор и зеленевшуюся купу дерев у подошвы холмистой гряды. К двум часам дня подошли к холмам и увидели, что они тянутся степью, а не составляют берегов реки. Здесь из земли слабо выбивается родник и вокруг него густо зарос ивняк, тал и колючий кустарник, очень похожий на наш крыжовник, лишь не столь пышный и выше его; из кормовых трав ростет чий и кое-где пырей и осока. К сожалению, молодой чиевник был уже объеден и нашим лошадям приходилось грызть несъедобные, устаревшие прошлогодние стебли чия; корма им здесь было гораздо менее, чем даже в горах.

Вообще следует сказать, что ночлеги не изобиловали кормами и лошади сильно захудали и подбились. В довершение этого, не [227] имея вьючных приспособлений, арчаков и подпруг, наших коней завьючивали молодые, неопытные казаки, при нашем собственноручном участии, вьюки затягивались арканами. От этого все вьючные лошади были с натертыми спинами, с волдырями на боках, под грудью и на брюхе.

Не лишне заметить, что для продолжительных переходов вьючным путем прежде и важнее всего следует озаботиться о лошадях. Хорошее седло, мягкие и чистые потники сберегают верховую лошадь на весь путь, а хорошо пригнанные, удобные вьючные седла с ременными подпругами и широкими тесьмами с пряжками — при вьюках на арчах или чимах, дают возможность лошади нести свободно 4-6-пудовые тюки без утомления и главное без увечья для нее. Не маловажную роль играет равномерное распределение груза по вьюкам: они должны быть почти что развешаны, одинакового веса и объема (киргизы делают это на руку, на глаз и весьма верно). Иначе, и легкий, но длиннейший вьюк набьет бока лошади, раскачиваясь на ходу ее. Нагрудники и патфии тоже необходимы при вьюках, хотя бы и на ровной дороге.

Уход за вьючными лошадьми требует гораздо большого уменья и внимания, чем вьючение верблюдов. С другой стороны, характерную черту верблюда составляет упрямство его, и потому-то обращение с ними требует особой сноровки и, так сказать, такта, на что пригодны исключительно кочевники, с детства обращающиеся с ними.

Пройденная в этот день долина представляет безжизненную пустыню, и на ней не было видно никакой растительности. Почва твердая, красная глина, иногда суглинок; при орошении можно ожидать значительного плодородия, — но воды нет. Кроме ручья возле отрогов, во весь день не встретили никакого ключа. Во многих местах долина изрыта неглубокими, теперь сухими, овражками, но которым вода стекает при таянии снега. Дно таких впадин занесено галькою, а берега заросли тощим карагайником. Все эти сухие русла идут из одного ущелья Алатау, по расходящимся веером линиям, на юго-восток.

У подошвы Алатау виднелись аулы и стада с разным скотом. Население в этой местности, очевидно, есть, но крайне редко и разбросано. Поздно, ночью, к нашему биваку пришла откуда-то корова, а ночью слышался лай собак невдалеке. [228]

Из дичи в этот день видел только пару уток, прилетевших на ключ, около 10 час. вечера.

Когда мы располагались биваком, то невдалеке заметили китайца или калмыка верхом; лошадь его вел под уздцы босоногий слуга. Посланному к нему казаку расспросить о дороге на Бороталу и Талки (Талкинское ущелье) он указал на дорогу вблизи нашей стоянки, на запад.

— Этой дорогой, — сказал он, — дойдете до амбаня (чиновника), который даст вам проводника в Талки. На запад от ночлега и по карте обозначена дорога с перевала Исхеджем на реку Бороталу.

Инженер-капитан Малеев.

(Продолжение будет).

Текст воспроизведен по изданию: С озера Алакуля на реку Хоргос // Военный сборник, № 1. 1889