-

БИДДУЛЬФ

НАРОДЫ НАСЕЛЯЮЩИЕ ГИНДУ-КУШ

TRIBES OF THE HINDOO KOOSH

ГЛАВА X.

Сиях-пуши.

Между Читралом, Афганистаном и Гинду-кушом на картах показана обширная страна, под названием Кафиристана, относительно жителей которой делались не раз самые несообразные предположения. Любопытство путешественников и этнологов было возбуждено тем фактом, что эти племена, окруженные со всех сторон фанатическими мусульманами, с которыми ведут непрерывную войну, успели сохранить в неприкосновенности свою веру и независимость, и что их обычаи и предания, отличающиеся от существующих у соседей, дают основание предположил, что некогда страна эта обладала высшею степенью цивилизации, нежели теперь. Есть предположение, что сиях-пуши происходят от греков; или даже что они принадлежат к славянам. Ближайшее ознакомление с ними, вероятно, выяснит, что родство их с соседями несравненно более близкое, нежели можно предположить по вышеупомянутым теориям.

Когда в 1878 г. я был в Читрале, две депутации сиях-пушей являлись звать меня в свою страну; к несчастью, я не имел возможности воспользоваться этим приглашением. [167] Кроме этого случая личного знакомства с несколькими представителями этого интересного народа, мне часто приходилось говорить с людьми, бывшими в разных частях Кафиристана. Прежде всего, сиях-пуши не один народ, как обыкновенно предполагают, а состоят из нескольких племен, говорящих на разных языках и диалектах; хотя они, без сомнения, родственного происхождения, но не признают никакой связи между собою. Их обычаи, нравы и религия, вообще говоря, одинаковые; но многие племена не в состоянии объясниться друг с другом, и в сравнении с непрерывною и неумолимою войною, которую они ведут между собою, их стычки с мусульманскими соседями могут считаться редкими и безобидными. Едва ли можно сомневаться, что сиях-пуши представляют собою несколько арийских племен, в силу обстоятельств ведущих тот же первобытный род жизни, как и задолго до начала христианской эры.

На сколько удалось выяснить, их можно разделить на три главные племени, сообразно с естественным делением страны, именно: 1) румгали, или лумгали, населяют верхние части долин, спускающихся от Гинду-куша в юго-западном направлении, где они приходят в соприкосновение с афганцами Кабула. Это племя, очевидно, распространяется и на северную сторону гор. Население лугман, вероятно, принадлежит к этому отделу и приняло ислам в последнее время. 2) Вайгали населяют долины к юго-востоку от Гинду-куша, соединяющиеся с долиною Кунер у Чаган-сарая и 3) бушгали — в долинах, начинающихся севернее и подходящих к реке Кунер в Биркоте. Эти три племени подразделяются на более мелкие отделения, из них одни вайгали на восемнадцать. В Дере-пур и других долинах, направленных с севера [168] к долине Кунер ниже Чаган-сарая живет часть племени вайгали, обращенная в последнее время в ислам. Многие здесь и до настоящего времени носят черное платье.

Кроме этих главных племен есть несколько отдельных кланов, как напр. калаши, подчиняющиеся Читралу, хотя бушгали считают их своими рабами, и киттигали, или виригали, небольшое отделение, живущее или на северной стороне Гинду-куша, или в наиболее северной части страны Вай на южном склоне, подчиняющейся Мунджану, небольшому горному владению в долине Оксуса, о котором известно даже менее, нежели о Кафиристане. Этот последний клан называется сефид-пушами, по белому цвету носимого платья; раса, как передают, весьма небольшого роста.

Главное племя страны, бушгали, разделяется на камоз (верхние камы) и камтоз (нижние камы). Окончание гал означает на языке бушгали «страна», и очевидно — тоже самое, которое встречаем в названиях Дунгагали, Нуттиагали и других хорошо известных гали около Мури. Сиях-пуши между собою употребляют эти имена, говоря о каком либо племени, как обитателях данной страны, но употребляют название кланов, когда требуется более точное обозначение. У них нет принятого общего названия для совокупности всех племен; для этой цели они иногда употребляют слово «капра», которое очевидно есть только испорченное бранное имя, даваемое им магометанами. Они включают в этот термин всех бреющих головы, согласно принятому у сиях-пушей способу, но не тех которые обратились в ислам.

По наружности они чистые арийцы весьма совершенного типа, и я был поражен приятным видом и тонкими чертами лица одного седоволосого сиях-пушского главы племени, с [169] которым я познакомился. Его наружность составляла странный контраст с его словами, когда он объяснял нежелание свое расстаться с своим кинжалом, тем что, при помощи его, он избавился от более нежели 40 врагов. Сиях-пуши хорошо сложены, мускулисты, но неисправимо ленивы. Война и охота считаются единственными достойными занятиями мужчины, и почти все земледельческие работы возложены на женщин, которых даже впрягают вместе с быками в плуг; для этого существует специально устроенный ярем. Племена значительно различаются по цвету лица; живущие на больших высотах имеют очень белую кожу. Это особенно относится к живущим к западу на верхней части склонов Гинду-куша, получившим вследствие этого название «красных кафиров». Черная одежда, от которой вся раса получила свое имя, различная в разных племенах. Живущие в стороне Кабула одеваются в козлиные кожи с шерстью. Бушгали носят рубашки, длиною по колена с рукавами до локтя, сотканные из черной козлиной шерсти с широкою красною каймою внизу, и кожаный пояс, к которому подвешен кинжал. Калаши еще носят такие же рубашки, но постепенно переходят к одежде из грубого холста, который доставляют разнощики из Пешевара. Вайгали в долинах Дере-нур и других к югу от Шиган-сарая, говорят, уже вполне приняли одежду из холста, хотя некоторые недавно обращенные в ислам еще придерживаются черной одежды. На ногах они носят грубые сандалии из кожи дикого козла, с пучком волос на подъеме в виде украшения. Женщины носят длинное, мешкоподобное одеяние из черной козьей шерсти, с длинными, широкими рукавами, собранное свободно у талии, и цветной бумажный шарф, плотно повязанный над плечами. [170]

Мужчины бреют всю голову, кроме круглого места, около 3 дюймов в диаметре на темени, где волосы оставляют расти свободно; они висят за спиною и иногда доходят до пояса. Мужчины никогда не покрывают головы. Женщины заплетают волосы в несколько тонких длинных кос, которые укладываются под головным убором; одна коса приходится точно по средине лба. Женщины бушгали носят оригинальный головной убор, из черной шапки с завязками; к ней прикреплены два деревянные рога около фута длиною, прикрытые черным платком. Эта оригинальная мода, кажется, некогда была распространена и у других племен; или, быть может, в былое время эти самые племена занимали большее пространство. Китайский путешественник Сунг-юн около 520 г. по Р. X., описывая ие-та, которые, вероятно, ничто иное как жители Сарыкола или Хунзы, говорит:

«Женщины для головного убора употребляют рога, с которых спускается во все стороны покрывало». (Beal’s Travels of Buddhist Pilgrims.)

Гуен-тсанг, посетивший Бадахшан около 630 г. по Р. X., по поводу Химатала, имя которым он, очевидно, называет Кундуз, говорит: «замужние женщины носят на головном уборе рог высотою около 3 фут, на котором спереди два выступа, означающие отца и мать мужа; верхний относится к отцу, нижний к матери. Когда кто либо из них умирает, то снимают выступ, его обозначавший, а по смерти обоих перестают носить весь убор». (История жизни Гуен-тсанга, Станислава Жюльена.)

Калашские женщины не носят этого убора, а покрывают голову широкою шапкою, сплошь покрытою раковинами, с [171] завязками висящими позади; она несколько напоминает головной убор татарских женщин в Ладаке.

Сношения сиях-пушей с их мусульманскими соседями, по крайней мере с восточной стороны, не так ограничены, как обыкновенно думают. Хотя конечно иностранец, проникший в их страну, не предупредивши, подвергся бы нападению, но они охотно принимают посетителей, явившихся с кем либо из племени. Таким образом разнощики дешевого товара из Пешавера проникают в страну и торгуют там, и я слышал от нескольких человек, что они отправлялись на охоту и в гости к кафирам, которые славятся своим гостеприимством. Не было примера вероломства при подобных обстоятельствах.

Долины на восточной стороне, говорят, обладают густыми лесами и очень плодородны. Породы собак, скота, баранов и птиц и все земледельческие продукты сиях-пушей славятся своим качеством и высоко ценятся у соседей. Скот, по виду и размерам, близко подходит к английским породам и имеет большие горбы. В соседних долинах напротив скот малорослый и без горбов. Дома сиях-пушей обыкновенно имеют более одного этажа и отличаются своею щеголеватостью и чистотою, как снаружи, так и внутри. Впрочем все это отсутствует у кадашей, которые представляют собою расу в полном упадке. Значительные деревни окружены деревянными палисадами, но укреплений нет. Хорошо известное обыкновение кафиров сидеть на стульях, а не на полу, есть наиболее интересное отличие их от других азиатских народов. Оружие сиях-пушей состоит из лука и стрел, секиры и кинжала. Лук маленький и слабый; он сделан из дерева, длиною 4 1/2 фут и вообще далеко менее могущественное оружие, нежели [172] роговой лук Хунзы и Нагера. Говорят, что они отказались от рогового лука, около 20 лет тому назад, в виду присущего ему недостатка совершенно неожиданно ломаться. Стрелы из тростника, с тяжелыми железными наконечниками, едва 2 фута длиною. Их носят в кожаном колчане за спиною. Несмотря на слабый вид, я видел весьма сильное и меткое действие этих стрел более нежели на 60 ярдов. Кинжалы, прекрасной работы, с железными ручками, украшенными медными гвоздями, носят в треугольных железных ножнах, подвешенных к поясу. Секиры теперь заменяются саблями, и вообще едва ли когда либо были любимым оружием. Грубо сделанные кремневые ружья начинают ныне входить в употребление. Каждый клан ведает свои собственные дела, совершенно независимо от соседей, и управляется старшинами, носящими название джушт. Очевидно, это тот же титул как джуштеро в республиках Шинкари.

Есть основание предполагать, что религия сиях-пушей есть грубая форма древне-ведийских верований. Они поклоняются высшему существу под именем Имбра, за которым по значению следует пророк Мани. Он называется сыном Имбры, некогда жил на земле и перед Имброю является заступником людей. Символическим изображением Имбры служат камни, но нет высеченных идолов. Едва ли может быть сомнение в связи этих имен с именами Индры и Ману брахманов. Ниже них по положению следуют целые полчища божеств, число которых определяют в 18.000; цифра эта, очевидно, произвольная. Некоторые из них имеют особые обязанности, как в греческой мифологии; по поверию, это люди, обоготворенные после смерти. Главным считается Гедж; передают, что он был великий предводитель, сражавшийся с пророком Алием, [173] и положил начало вражды сиях-пушей с магометанами, которая с тех пор не прекращалась. Затем следует Багедж, бог рек, который также имеет власть над стадами крупного и мелкого скота. Жертвоприношения Багеджу делаются на берегу воды, и головы жертв после обжигания огнем бросают в ручей. Из других божеств главнейшие: Прузи, Дуджи, Пуратех, Арум, Марер, Дисни, Крумай, Саранджи и Витр. Вероятно, имена этих низших божеств различны у отдельных племен, и многие из них — герои, признаваемые отдельными кланами.

Всем божествам приносят в жертву коров и в честь них жгут кедровые ветви; каждый раз при убое скота для пищи призывается имя одного из божеств и соблюдаются жертвенные церемонии. Обряд жертвоприношения мне показали бушгали на убитом для этого козле. Зажигают небольшой огонь и приготовляют несколько кедровых ветвей. Совершающий обряд жрец снимает обувь, а один из его помощников держит чашу воды, с куском масла в ней. Умыв руки, жрец брызгает водою на животное и на огонь, произнося несколько слов заклинания. Затем он кладет на огонь кедровую ветвь, и несколько раз брызгает водою на животное, произнося каждый раз слово «суч», на что присутствующие отвечают «хемач». Это повторяется пока животное не задрожит, что служит признаком, что божество его приняло. Чтобы этого достигнуть, брызгают водою в ухо животного, что всегда производит желаемое действие. Тогда все несколько раз кричат «суч хемач», кедровые ветви кладут на костер, куда также бросают масло, и затем валят животное и убивают его. Жрец берет немного крови в руку и брызгает ею на пламя [174] затем, отделив голову животного, кладут ее на несколько минут в огонь, чем церемония кончается (Уже после того как я видел эту церемонию, я прочел прекрасно описание жертвоприношений сиях-пушей в «Cabul» Эльфинстона. В подробностях есть небольшое различие.).

По преданию, которое сохранилось у сиях-пушей относительно их происхождения, они потомки одного из трех братьев, из которых двое приняли ислам, а третий, прародитель сиях-пушей, отказался это сделать. Это может служить указанием, что они признают свое родство с соседними мусульманскими племенами. Передают, что имя этого прародителя было Курший; это дало повод мусульманам причислять сиях-пушей к арабскому племени Кореш, а западным писателям искать связи между кафирами и греками, следовавшими за завоевателем Бактры. Как кажется, ни одну из теорий нельзя признать основательною. Сиях-пуши утверждают, что они некогда занимали гораздо более обширную страну нежели теперь, и что в прежнее время искусство письменности было известно у них. Едва ли может быть сомнение, что калаши некогда занимали южную часть Кашкарской долины около Асмара и верхнюю часть ее до соединения с долиною Мулхо.

До настоящего времени никому не удавалось насильственно проникнуть в страну кафиров, по одной из больших долин, спускающихся к Кунеру, вследствие густой чащи в устьях их, чрезвычайно облегчающей оборону. По той же причине отдельные путешественники и купцы подвергаются опасности в этих местах. Около 20 лет тому назад большой отряд афганцев из Асмара сделал внезапный набег на несколько деревень; но на обратном пути отряд подстерегли и вырезали почти до последнего человека. В последние 20 лет часть [175] клана камоз (из племени бушгали) сделалась данниками читралского правителя, войска которого могут проникать к ним через страну калашей из Бимборет по крутому перевалу; периодические набеги и приглашение самого клана вмешаться в его внутренние дела повели его к подчинению Читралу. Ныне он ежегодно уплачивает дань из нескольких центнеров масла и меда (этого последнего страна производит огромное количество), кроме скота, рабынь, серебряных кубков, ожерелий и большого числа шерстяных покрывал. Их главная деревня называется Брагаматал, что значить «дома на холме», но читралцы ее называют Лудех, т. е. большая деревня.

Калаши вполне подчинены Читралу уже, вероятно, довольно продолжительное время. Некогда они подчинялись племени бушгали, которые и теперь их считают своими рабами. Кам-кафир, отправляясь в Читрал, заходит в деревни калашей и требует что ему необходимо, не боясь встретить отказ или сопротивление. Половина калашей в настоящее время уже магометане; но не заметно насильственного обращения. Они не едят домашней птицы и яиц, нечитаемых нечистыми, и не прикасаются к говядине, коровьему молоку и сделанному из него маслу. Эти предрассудки не разделяются другими племенами сиях-пушей.

Среди бушгали есть небольшое количество рабов, говорящих на одном с своими господами языке, и вообще отличающихся от них только общественным положением. Их называют патса и они, вероятно, потомки пленных, взятых во время войн с другими племенами. Они носят оружие и против внешних врагов действуют вместе с своими господами. Их можно узнать по их рубашкам без рукавов, с очень узкою каймою и с пришитым цветным знаком на спине. Их [176] женщины имеют право носить головной убор с рогами, подобно женщинам бушгали.

Сиях-пуши очень охотно предаются пляске, но способ их танцевать отличается от их соседей на востоке. Вместо одного или двух танцоров, все присутствующие мужчины и женщины принимают участие в пляске. Я имел случай видеть деревенский танец; зрелище весьма дикое и странное: мужчины потрясали секирами, палицами и ружьями, из которых они по временам стреляли, среди общего гикания и резкого свиста. По временам все брались попарно за руки и кружились в уродливом вальсе или, следуя друг за другом, описывали цифру 8. Затем покинув друг друга, танцевали отдельно род дикой джиги или, ставши в линии и взявшись за руки, двигались взад и вперед. Музыка состояла из двух барабанов и слабой бамбуковой флейты. Когда кто либо умирает, то до погребения тело его носят процессией несколько дней сряду вокруг деревни, и участники танцуют вокруг него. Некоторые утверждают, что многоженства у сиях-пушей не существует; но более вероятно то мнение, что каждый может иметь столько жен, сколько он в состоянии прокормить, и четыре или пять жен не представляют редкости. Женщины очень распутны, и ревность мужей удовлетворяется небольшим штрафом. Открыв неверность своей жены, сиях-пуш наказывает ее несколькими ударами, а. у виновного берет в вознаграждение себе что либо недорогое, в роде чалмы или халата, если он чужой; человек того же племени обыкновенно дает корову. Детей женского пола свободно продают соседним мусульманам, а читралский владетель получает в числе ежегодной дани детей обоего пола. [177]

ГЛАВА XI.

Владетельное семейство Гилгита.

История Гилгита сохранилась только в устных преданиях и народных песнях, связанных с именами разных правителей. Если бы и существовали более достоверные материалы, то едва ли бы в них заключалось много действительно интересного. Родословные владетелей, сообщенные мне отдельно представителями семейств Трахане, Моглоте и Айеше, согласны друг с другом в числе поколений, и вероятно, правильны, или по крайней мере весьма близки к истине. Доктор Лейтнер в своей «Historical Legend of Gilgit» сообщил древнейшие сохранившиеся предания об истории страны. Легенда существует в нескольких видах, но в общих чертах все рассказы сходятся. За устранением сверхъестественных прибавлений, остается факт, что из Гилгита владетель, по имени Шири-буддут, правил Хунзою, Нагером, Дарелом, Чиласом, Астором, Харамошем, Яссином и Читралом. Многие из этих местностей, вероятно, управлялись вассальными правителями, признававшими главенство Гилгита. Народ, притесняемый Шири-буддутом и подстрекаемый авантюристом, по имени Азором, восстал и убил своего правителя. Азор, как передают, явился со стороны [178] Скардо, а по другим преданиям, он даже был брат правителя этой местности. Убив тирана, Азор женился на его дочери и сделался основателем династии ра, носящих мусульманские имена. Несмотря на все сверхъестественное, что ему приписывается, едва ли может быть сомнение, что Шири-буддут действительно существовавшее лицо; Шири, без сомнения, есть почетный титул и до настоящего времени носимый индусскими принцами.

Полагая по 25 лет на каждое поколение, похищение престола Азором должно было произойти около начала XIV столетия; без сомнения, оно положило конец правлению шинов и повело к введению мусульманства в этой долине. Весьма интересно, что родословная Макпонов Скардо показывает то же число поколений, как и родословная Трахапе. Из этого можно вывести, что ислам введен в Балтистане и Гилгите одновременно и, вероятно, вследствие одной и той же причины. Генерал Кённингам, считая по 30 лет на поколение, полагает, что это произошло столетием ранее, нежели приведено мною.

При правлении шинов, Хунза и Нагер подчинялись, повидимому, одному правителю, жившему в Нагере. Без сомнения, он признал главенство наследника Шири-буддута, но лишь 8 поколений позже, т. е. около начала XVI столетия, в Нагере является первый правитель с мусульманским именем. Он женился на дочери гилгитского ра и был отцом Моглота и Гиркиса, из которых последний основал ханство Хунзу.

Мирза-хан, шестой наследник Азора, прославляется в песнях как наиболее воинственный из древних гилгитских ра. Говорят, его отравила жена, в отмщение за смерть своих семи братьев, погибших, сражаясь с Мирза-ханом. От [179] наследника его, Трахана, получили спою фамилию настоящие ра. Из этого можно бы заключить о перерыве династии, если бы из родословных Скардо, Читрала, Яссина, Хунзы и Нагера не оказывалось, что все фамилии правителей также произошли не от имени основателей династий, а кого либо из промежуточных членов их. Трахан, говорят, родился после смерти Мирза-хана, и мать положила его в ящик, который пустила вниз по реке. В Хударе он был спасен одним бедняком, воспитавшим его вместе со своими сыновьями, и впоследствии случайно был признан законным ра Гилгита.

Сумалик, сын Трахана, иногда также называемый Гилит Малика, говорить, был взять в плен и увезен в Бадахшан, где он оставался несколько лет. Много чудесных историй рассказывают по поводу его плена и бегства, в котором необыкновенная лошадь Асп Тюлфар («Асп Тюлфар» очень небольшая лошадь, замечательная своею выносливостью; по преданию, она произошла от жеребца и кобылы, достигших зрелости, будучи одного года. Она играет весьма важную роль в узбекских сказках.) играет выдающуюся роль. Говорят у Сумалика было три сестры, из которых одна вышла замуж за Майру-хана нагерского, другая за Фераморза из яссинского владетельного дома, а третья за, правителя Скардо. Но, как кажется, несколько спутаны сведения об этом Сумалике и о ра того же имени, правившем пять поколений позже. Родословные Гилгита и Нагера, так точно сходятся относительно числа поколений, что едва ли может быть сомнение, что жена Майру-хана была сестра первого ра этого имени. Но то же предание самым положительным образом указывает, что сестра, вышедшая замуж за Макпона Скардо, была, матерью трех воинственных братьев, Шир-шаха, Али-шаха и Шах Мурада, которые помогали Сумалику [180] в его войнах против Яссина. Но, с другой стороны, генерал Кённингам определяет время рождения этих братьев около 1600 г. по Р. X., а при этом, принимая во внимание число поколений в каждой генеалогии, их мать должна была быть сестрою второго Сумалика, сына Али-шир-хана. Нет данных для определения, который из яссинских владетелей, Хушвакте, женился на второй сестре Сумалика, но имя, которым он назван в предании, часто встречается в этом семействе, основанном только после первого Сумалика.

При вышеназванных трех братьях Макпонах, Гилгит, повидимому, был их данником или точнее данником Али-шаха, основателя семейства Ронду.

Деяния Мирзы, внука второго Сумалнка, и его дочери Джовари до настоящего времени составляют любимые темы гилгитских песен. При Мирзе был совершен удачный набег на Гор, который, как кажется, перед этим вышел из под власти гилгитских ра, и есть много указаний, что власть их, несмотря на временные периоды процветания, постоянно падала по прекращении династии шинов. Во время дружественного посещения Нагера, Мирза был предательски убит Камал-ханом, и так как после него не осталось сыновей, то одним из Моглоте была сделана попытка утвердиться в Гилгите. Джовари, оставшаяся бездетною вдовою по смерти своего первого мужа, правителя Скардо, согласилась выйти за Пердуша нагерского, от которого она родила сына Хабби-хана. Когда этому последнему исполнилось 12 лет, то Пердушу было объявлено, что Джовари согласилась сделаться его женою, только для того чтобы обеспечить наследие дому Трахане, и что теперь чем скорее Пердуш вернется в Нагер, тем лучше для него. Он поспешил исполнить этот совет, Джовари отреклась от [181] престола в пользу своего сына, который впоследствии сделался отцом Сулейман-хана, последнего гилгитского ра, который еще сохранил некоторое подобие власти своих предшественников. Сулейман-хан, более известный под именем Говритзум-хана, говорят, правил 53 года, около 1803 года был убить Сулейман-шахом Хушвакте, бежавшим в Гилгит от преследований своего брата. Слух о грозившем со стороны Хунзы нападении отвлек большую часть воинов от дома ра, и престарелый правитель, вместе с своим визирем, был убит человеком, которому он оказал покровительство.

С этого времени Гилгит стал быстро падать и сделался добычею соперничавших семейств, войны которых почти обезлюдили страну; только утверждение догра дало наконец ей покой, который, можно надеяться, со временем восстановит прежнее процветание долины. По совершении убийства, Сулейман-шах бежал в Тангир, не пытаясь даже занять престол Говритзум-хана, которому наследовал сын его Магомет-хан. В 1804 г. Мулк-аман Хушвакте умер и ему наследовал в Яссине брат его, Куват-хан, который дал Пониал, повидимому подчинившийся Яссину около 1708 г. по Р. X., своему брату Шир-шаху. Почти тотчас же Магомет-хан напал на Пониал, но был отбит; оба брата, пользуясь одержанною победою, поспешили преследовать неприятеля, но вовлеченные в горы, были убиты. Торжество Магомет-хана было весьма кратковременное. Сулейман-шах, правитель Яссина, повидимому человек очень способный, менее нежели в год овладел почти всем Пониалом, затем двинулся в Гилгит, взял его и увел Магомет-хана в Яссин пленником, оставив управлять долиною младшего сына Говритзум-хана, Аббас-хана, который поклялся признавать власть Яссина. Аббас-хан вскоре [182] попытался нарушить клятву; Сулейман-шах снова взял Гилгит и умертвил Магомот-хана и Аббас-хана. Сын Магомет-хана, Асгар-али бежал в Нагер, но вследствие настояний Сулейман-хана, был там убит и единственною представительницею семейства Трахане осталась малолетняя дочь Магомет-хана. Сулейман-хан тогда решился присоединить Гилгит к своим владениям и избрал его своим главным местопребыванием. В 1827 г. Сулейман-шах, во время нападении на Читрал, оставил в Драсуне Азад-хана Буруше, с гарнизоном гилгитцев. Пользуясь этим, Азад-хан склонил гарнизон на свою сторону, покинул свой пост и поспешил в Гилгит, где быль признан ра. Но вскоре народ убедился, что новый правитель не уступал в жестокости своему предшественнику и потому стал искать случая избавиться от него. За прекращением семейства Трахане в глазах народа законными наследниками являлись Моглоте, связанные столь многочисленными узами с прежними правителями. Вследствие этого Тагир-шаху, одному из младших сыновей Моглоте, было предложено сделаться ра. Гилгита и, когда он с небольшим отрядом прибыл из Хунзы, Азад-хан был схвачен и казнен в 1833 г.

После непродолжительного правления, длившегося немного более трех лет, Тагир-шах умер и ему наследовал его младший сын, Секундер-хан, вследствие слабости характера старшего сына Карим-хана. Правление его было короткое и смутное. Тотчас после смерти Тагир-шаха горайские малики сделали неожиданный набег на Гилгита и успели овладеть всем укреплением за исключением внутреннего форта. Защитники его держались, пока не собрался народ, и нападающие были уничтожены до последнего человека.. Лишь только миновала [183] эта опасность, как в Гилгит вступил Гор-аман, недавно сделавшийся правителем Яссина. Секундер-хан, будучи не в состоянии оказать серьезное сопротивление, ограничился тем, что занял сильную позицию, доступную для нападения лишь с одной стороны. После блокады, длившейся много месяцев, он был взять в плен и казнен в 1841 г. Керим-хан тогда бежал в Кашмир, а Гор-аман утвердился в Гилгите. Подобно многими, из семейства Хушвакте, он был человек очень энергичный и способный, но его кровожадная жестокость, направленная главными, образом против гилгитцев, грозила обезлюдить страну. Целые деревни были проданы в рабство и целые округа обращены в развалины; бесчеловечность этого правителя была совершенно невероятная и имя его до настоящего времени произносится с ужасом. Один сеид в Бадахшане еще теперь известен под прозвищем «сеид сед бурдай», вследствие полученных им от Гор-амана в подарок ста гилгитских рабов. Много гилгитцев в рабстве и поныне в Бадахшане, Бухаре, Коканде и других соседних странах. Ежегодно возвращаются домой из Яркента, Самарканда и других частей Средней Азии люди разных возрастов, проведшие большую часть жизни в рабстве и скитании. В виду этого народ с радостью встретил сикхов, присланных на помощь Керим-хану кашмирским губернатором. Отбитые в первый раз, они вернулись, разбили Гор-амана и в сентябре 1842 г. объявили Керим-хана гилгитским ра, под покровительством Кашмира. Шесть лет спустя Керим-хан был убит вместе с сикхским губернатором, во время набега на Хунзу. Еще 11 лет позже его сын Магомет-хан умер бездетным, и номинальное, также как и фактическое владение Гилгитом перешло в руки догра, заместивших сикхов в Кашмире. Не [184] желая оставить Гилгит без поминального ра, кашмирское правительство пригласило из Нагера Алидад-хана, малолетнего сына правителя этой страны. Алидад-хан, по своей матери, считался представителем Трахане; он занял престол, будучи одного года от роду, и занимает его до настоящего времени.

Дрью сообщил краткие сведения о событиях, которые повели к утверждению власти индусов на правом берегу Инда. Каковы бы не были недостатки кашмирского правления, рассматриваемого с европейской точки зрения, оно, без сомнения, дало этой части страны спокойствие и благосостояние, которого она никогда бы не достигла под управлением Хушвакте. Уверенность не быть проданным в рабство, одна с избытком уравновешивает невыгоду иметь иноверных правителей. Едва ли будет преувеличением сказать, что из жителей Гилгита, старше 40 лет, почти половина провела часть своей жизни в рабстве. Нет ни одного семейства, которое бы не утратило этим способом одного или более из своих членов. Истории их скитаний полны интереса, и часто их возвращение сопровождается странными сценами. Однажды вернулся молодой человек, похищенный будучи маленьким ребенком. От своих сотоварищей по рабству он узнал имя своего отца, который принял его с распростертыми объятьями; но так как он пробыл все время в Сео, где не говорят на шина, то в течение нескольких недель ему пришлось говорить со своим отцом не иначе как через переводчика. В другой раз из Бадахшана явился человек, выдававший себя за брата визиря, которого мать и брат были проданы в рабство около 30 лет тому назад. Узнав заблаговременно об его прибытии, престарелая мать, которая сама вернулась домой только два года ранее, сделала большие приготовления для встречи сына. Но увидев его, она заподозрила [185] обман, и пристально рассмотрев прибывшего, откинула полосы ого; на виске не оказалось известного ей шрама, и она объявила, что это не был ее сын. Сначала человек настаивал, но потом, смутившись перед положительным утверждением женщины, сознался что он был лишь молочный брат человека, за которого он себя выдавал; они были рабами у одного и того же хозяина, пока смерть сына визиря не подала ему мысли, по освобождении совершить обман.

Следующую историю мне сообщил человек, более других способный связно передать свои приключения:

ИСТОРИЯ БИРА-ХАНА.

Я родился в Минаваре, близ Гилгита. Мой отец умер, когда я был еще мальчиком, а Сулейман-шах убил моего деда в Чере. Когда мне было около шестнадцати лет, Сулейман-шах послал меня вместе с сотнею других из нашей деревни в качестве рабов в Яссин. По истечении трех лет я бежал и вернулся в Гилгита. Тогда там правил Азад-хан. Спустя некоторое время Азад-хан был убит Тагир-шахом нагерским, который правил Гилгитом около трех лет и потом умер. Ему наследовал сын его Секундер, правивший шесть лет. Когда Гор-аман вступил в страну, Секундер вышел из Багрота ему на встречу и был убит в битве у Гилгита на левом берегу реки. В конце года Гор-аман вернулся в Яссин, взяв с собою 500 гилгитцев, в числе которых был мой брата и я сам, и отдал нас Ибрагим-хану, сыну своего двоюродного брата Кувата-хана который нас взял в Ярхун. По истечении 4 месяцев мы двое и еще один гилгитец бежали ночью. К утру мы [186] достигли вершины горы Кут, на, которой лежал в большом количестве снега. Мы спустились в долину Турихо, близ трех небольших деревень. Жители Турихо обрабатывают склоны холмов, подобно тому как это делается в долине Сай (т. е. в виде терас, по обеим сторонам дороги). Между Мастучем и Турихо есть проход; расстояние между ними три дня пути. К западу от Мастуча лежат Соногор, Ави и Буни. Далее Буни лежит Решан. Я был до этого места ранее моего побега, но в этот раз я достиг лишь Шограма, где я был схвачен людьми Аман-ул-мулка, который был там в это время. По его приказанию, я был отправлен в Вахан и отдан Мир Фет-Али-шаху. В три дня мы прибыли в Сурхади-Вахан. Между Турихо и Сурхадом есть перевал, на котором летом лежит снег, и часть которого представляет большие затруднения для движения. В Пяндже Фет-Али-шах отдал меня в обмен на товар зебакскому купцу, по имени Ербабак, который повез меня в Яркент, через Сарыкол. Мы, с купеческим караваном, в шесть дней прибыли из Вахана в Сарыкол; далее в Яркент мы шли по кушерабской дороге. До Кушераба народонаселение мугли (т. е. сарыколцы). Из Кушераба до Яркента шесть нетрудных переходов. В Яркенте Ербабак продал меня одной вдове за один ямбу и 10 тенег меди (около 17 фунт. ст.). У этой женщины в течение года я носил дрова и воду; затем за ту же сумму был продан Мир Рахим-баю, андижанскому купцу. Он владел большим количеством земли, которую обработывали 15 рабов. Еще пять рабов исполняли домашние работы. Моя обязанность состояла в сопровождении хозяина, при его разъездах. В это время страною правили китайцы. Хотя они были не мусульмане, за исключением небольшого числа называвшихся [187] тунга (тунгане), призыв на молитву не был запрещеньи обряды шариата исполнялись. Податей не собирали, и человеку, отправлявшемуся на богомолье, оказывали вспомоществование. В то время раб юноша стоил в Яркенте два ямбу, а молодой человек приблизительно ту сумму, за которую я был продал. За красивую, молодую женщину платили три ямбу (около 50 фунт. стерл.). По истечении двух лет с девятью другими рабами я бежал из Яркента; мы направились в Гилгит через Когиар. Мы взяли запас хлеба и шли только по ночам, избегая населенных мест. Мы достигли Когиара на пятнадцатый день и почти поднялись на вершину хребта, когда пошел снег, принудивший нас остановиться в долине. Здесь нас настигли 15 всадников, и так как у нас была только одна сабля, мы не могли с ними драться. Я убил одного из них саблею и, завладев его ружьем, застрелил другого; один из нас был также убит. Остальные повели нас обратно в Яркент. Обратный путь мы сделали в пять дней и, знай мы ранее дорогу, нас не удалось бы поймать. Когда мы вернулись, нас привели к китайскому губернатору; он впрочем нас не наказал, а возвратил прежним хозяевам. Мир Рахим-бай посадил меня на один месяц в тюрьму, надев на шею деревянную доску, и затем целый год заставлял работать в цепях. После этого он продал меня за ту же цепу, как купил, другому андижанскому купцу, Магомет-ионас-баю. У этого последнего моя обязанность заключалась в переноске товаров. Через два года я снова бежал вместе с 4 мужчинами и 2 женщинами. Двигаясь по ночам, на двенадцатые сутки мы прибыли в Когиар, а еще 6 дней спустя в Урдуксалды, где нашли [188] несколько киргизок. Оттуда мы шли дне ночи к Мустагу и Шигару с одним кафила балти. Тут на наш лагерь напала шайка канджутцев, которые взяли нас, а также 10 балти и разграбили караван; остальные балти бежали обратно в Яркент. В 4 дня нас привели в Шимшал, в стране Хунза. Дорога трудная и гористая; она недоступна для лошадей. Приходится перевалить через два хребта; жителей по дороге нет. Расстояние приблизительно такое же как от Гилгита до Астора. В Шимшале около 40 домов; поселение расположено на плато, возвышающемся около 800 фут над рекою. От Шимшала до Миркуна два перехода; дорога пригодна только для пешеходов; но летом здесь нет снега и зимою его не много. В Миркуне 10 домов и небольшое укрепление. Между Миркуном и Гирча дорога пересекает два небольшие, но крутые хребта. Движение прекращается на 2 месяца зимою. В Гирча небольшой форт и 12 домов. За Гирча лежит Сусти. В Сусти я был заключен в тюрьму на год и затем продан за две лошади Магомет-алим-хану, брату Мир Фет-али-шаха ваханского. В это время правителем Хунзы был Гассанфар-хан. Из Сусти один переход до Пуси, другой до Гулкуна и на третий день достигается Хунза. Я не видел этой дороги, но мне передавали, что она гористая и покрыта снегом. Из Сусти меня повели в Попусти, где 12 домов; расстояние около 12 миль. Из Чопусти мы прошли в Бабагунди, где есть зиарет, но нет жителей. Дорога трудная и зимою покрыта снегом. Для лошадей она доступна с трудом. Из Бабагунди, перевалив через горы, мы прибыли в Сурхад в Вахане; расстояние то же как от Гилгита до Сая. Когда, я прибыл в Пяндж, Фет-али-шах не узнал меня. Приходило много купцов, но ни один не купил меня. Наконец Фет-али-шах [189] узнал меня. Я сказал ему: «О эмир! люди убивают барана только один раз. Вы же убиваете меня дважды». Я рассказал ему мои приключения, после того как он меня продал Ербабаку. Он ответил: «этот раз мне нет дела до тебя; ты принадлежишь моему брату, Магомет-алим-хану». Спустя некоторое время этот последний продал меня Секундер-шаху, визирю правителя Джирма. В это время Мир-шах был правителем Бадахшана. Я прожил в Джирме одну зиму; затем меня продали Насрула-баю из Салолаха, около 10 миль от Джирма. В Салолахе около 80 домов и народонаселение суниты, также как в Джирме. В Новом Джирме, близ Джирма, жители моулаи сеиды. По истечении двух лет я бежал из Салолаха и блуждал в горах три дня; наконец, не находя дороги, вернулся к Джирму, где я остался три дня в доме одного друга. На четвертый день он указал мне дорогу, и через 4 ночи я прибыл в Зебак. По дороге я перевалил через высокий хребет и, обойдя Зебак, через три дня дошел до Инджигана, где есть небольшое укрепление. Здесь 10 человек схватили меня и хотели отправить обратно в Бадахшан. Я сказал им, что я слуга Адам-хора, который недавно приезжал в Бадахшан, и что во время его отъезда, я был болен и не мог за ним следовать. Они мне поверили и указали дорогу через мост напротив укрепления. Оттуда я отправился на восток вверх по долине; но, найдя ее заваленною снегом и не видя выхода, вернулся назад и пошел по долине вправо. Около полудня я пришел к большому озеру и оттуда поднялся на крутую гору; зимою никто не ходит по этой дороге, да и летом ее избирают только в случае крайности. Она недоступна для лошадей. От вершины [190] перевала идут две дороги: правая, весьма узкая и плохая, ведет в страпу бушгали-кафиров; левая иго долине Лудхо направляется в Читрал. Я вошел по этой дороге в Шогорт. Из Лудхо до Шогора один длинный переход. Здесь расположено небольшое, принадлежащее Адам-хору, укрепление в котором живет только его семейство. Из Шогора я прибыл в два дня в Читрал, где жил три месяца. Когда Адам-хор, воевавший со своим отцом был разбит и бежал в Дир, я последовал за ним. В это время Гассан-хан правил Диром. По истечении двух месяцев я отправился в Сват, через страну султан-хел. В Седу, где живут ахунды, я провел три дня и оттуда через Мурдан прибыл в Пешавер. Потом через хазара и Мазаффер-абад я направился в Кашмир, где прожил год и только тогда наконец мне удалось вернуться в Гилгит.

История Бира-хана может дать понятие о приключениях множества мужчин и женщин в Гилгите. Я ее избрал не вследствие каких либо выдающихся обстоятельств, а потому что Бира-хан, будучи развитым человеком, был в состоянии лучше других передать случившееся. Рассказ записан вполне согласно его словам. За исключением нескольких ошибок, его воспоминания о посещенных местах очень точны. [191]

ГЛАВА XII.

Владетели Балтистана.

История балтистанских владетелей, собственно говоря, не должна бы входить в описание племен Гинду-куша; но генеалогия их представляет значительный интерес, так как она поясняет разные перемены в жизни долин лежащих к западу.

Как выше сказано, введение ислама в Гилгите и Балтистане произошло одновременно. Из родословной Макпонов видно, что в то же время как Азор утвердился в Гилгите, что согласно счислению генерала Коннингама произошло в начале XIII столетия, магометанский авантюрист, по имени Ибрагим-шах, сделался правителем Балтистана и основателем династии Макпонов. Письменная история Макпонов, к сожалению, погибла во время взятия Скардо сикхами; по преданию же, Ибрагим-шах прибыл из Египта через Индустан; в то время буддизм был религиею страны. Макпон, по тибетски означает «главнокомандующий», что следовательно имеет почти то же значение как китайское тунг, от которого, вероятно, происходить титул тзум. Впрочем, повидимому, именем этим династия стала называться лишь 9 поколений позже. [192] Приложенная родословная правителей Скардо сообщена мне Али-шахом, нынешним главою Макпонов. Имена семи владетелей после Ибрагим-шаха не мусульманские; они служат указанием на то какая раса правила в Балтистане ранее его прибытия. В состав имени первых четырех входит слово сингех, которое очевидно то же, что синг, еще по ныне употребляемое шинами Гилгита. Сопоставляя это с существованием поселения шинов в Дех-хану, можно предположить, что прежние правители Скардо были шины.

Следующие два владетеля носят буришский титул Говритзум, что могло бы служить указанием на временное преобладание буришей; но так как титул этот до последнего времени употреблялся небуришскими правителями Гилгита, то этому обстоятельству нельзя придавать большого значения. Смешение имен от Ибрагим-шаха до Макпона Боха скорее указывает на прерывавшееся наследование, нежели на правильный переход престола от отца к сыну и возможно, что Скардо временно было под властью шигарского семейства.

Обращаясь к балтистанским владетелям, их величают титулом чох, который входить в состав имени седьмого правителя после Ибрагим-шаха.

У Ахмед-хана, правившего в Скардо около конца XVI столетия, было 4 сына, которые успели подчинить всю окружающую страну; от трех из них происходят Макпоны, ныне правящие в Ронду, Хурманге и Асторе. Во время их войн, происходивших по определению генерала Кённингама около 1600 г. по Р. X., предки нынешних брокпа были переселены в Балтистан. Самый могущественный из братьев был Али-шах, основатель династии Ронду, завоевавший всю страну на запада, до Читрала, где он правил в течение 12 лет. Говорят, [193] мост через реку у Читрала построен им и до настоящего времени указывают на посаженный им чинар. Ровное место у устья Гилгитской долины и теперь называется шаваран Макпонов, т. е. «поле для игры поло Макпонов». Кённингам ошибочно его называет Макпони-шангронг. Впрочем не подлежит сомнению, что Макпоны занимали выдающееся положение среди всех правителей окружающих стран еще ранее Ахмед-хана. Мать этих 4 воинственных братьев была Трахане; кроме того есть еще несколько преданий о выходе замуж за Макпонов дочерей этого семейства, и напротив не помнят ирнмера чтобы девушка из семейства Макпонов вышла замуж за Трахане. В настоящее время четыре семейства Макпонов берут в жены дочерей Айеше, Моглоте, Трахане и др., но дают своих только Макпонам. С давних времен Скардо, благодаря своим природным преимуществам, было местопребыванием более богатых и могущественных владетелей, нежели Гилгит.

Владетели Шигара, о которых уже упоминалось, носят фамилию Амашах по имени основателя их династии, который по преданию, произошел от неизвестных родителей, так как ребенком он быль унесен орлом и спасен из его гнезда. Приложенная родословная шигарских принцев заимствована у Кённингами; она весьма интересна вследствие частого повторения в ней титула тзум. Нынешние представители Амашахов имеют светлый цвет лица и правильные черты, какие среди индусских каст встречаются только у брахманов. Генерал Кённингам в этом случае полагает только по 15 лет на каждого правителя, но не объясняет на чем основано такое исчисление. Шигарские владетели, хотя и подчиненные Макпонам, повидимому, несмотря на близость Скардо, были достаточно сильны, чтобы избегнуть полного поглощения. [194]

Судя по их физическим особенностям и по числу правителей, я думаю, можно предположить, что Амашахи потомки владетелей шинов, некогда правивших в Скардо и, после изгнания оттуда Ибрагим-шахом, перешедших в Шигар.

Мне кажется, едва ли может быть сомнение, что в Скардо надобно искать центр древнего государства Болор, как это предположил уже Кённингам. В Гилгите, Хунзе, Нагере и всех долинах на запад названия Скардо почти не знают и страна называется «Палор», «Балорс» и «Балорнтс». Но в самом Скардо напротив это последнее имя совершенно неизвестно; жители передают, что поселение основано Александром, назвавшим его Искандерия, откуда и произошло Скардо. Вероятно, на основании этого предания Винь отождествляет Скардо с Аорнос; но невозможно предположить, чтобы армия Александра могла пройти по долине Инда.

В связи с этим не лишнее упомянуть о сообщаемых многими писателями и путешественниками притязаниях правителей разных стран на северном и южном склонах Гиндукуша на происхождение от Александра. Сведения о притязаниях этих всегда получены из вторых рук, и до настоящего времени невозможно точно указать, кто именно потомки македонского завоевателя. В Пенджабе полагают, что эта честь принадлежит гилгитским владетелям; в Гилгите же указывают на ваханских, в Вахане на читралских, а в Читрале на дарвазских. Бабер в своих мемуарах называет потомками Александра правителей Дарваза. Кроме представителя этих последних, с которым я до настоящего времени еще не успел познакомиться, все остальные отказываются от этой чести для себя и указывают на своих соседей. Притязания весьма шаткие во всех случаях и интересны лишь в том [195] отношении, что указывают на глубокое впечатление, произведенное великим завоевателем на этих грубых и необразованных людей. Встречаются ли развалины башни, происхождение которых неизвестно, или следы цивилизации более совершенной нежели настоящая, великое имя Александра восполняет пробел в местных преданиях. Несмотря на протекшие 22 столетия и многочисленные нашествия позднейших завоевателей, походы Александра все еще составляют величайшее историческое событие в уме каждого человека.

Повидимому, двигаясь вверх по Инду, шины основали в Балтистане государство, затмившее Гилгит, и подчинили себе все долины к западу до Читрала. Шау открыл, что именем Болор до настоящего времени киргизы называют Читрал. Читрал, будучи большою дорогою от Верхнего Оксуса в Пенджаб, по необходимости был лучше остальных стран на юг от Гиндукуша известен обитателям северного склона этого хребта, и нет ничего невероятного, что именем всей страны чужестранцы и путешественники называли только то, что составляло часть ее. Болором Марко Поло, вероятно, называет Сарыкол, который, без сомнения, составлял часть Балтистанского государства. [196]

ГЛАВА XIII

Владетели Яссина и Читрала.

Правители Читрала носят фамилию Катуре. Как кажется, еще ранее основания нынешней династии страна в древнее время называлась Катор. Бабер пишет в своих мемуарах:

«В горах к северо-востоку (от Кабула) лежит Кафиристан — Катор и Гебрек».

Обращаясь к еще более отдаленному времени, генерал Кённингам отождествляет Катур с Китоло, именем короля Большего Юечи, который в начале V-го столетия завоевал Балх и Гандхара и сын которого основал королевство Малого Юечи в Пешавере.

Позже имя это является в Тарихи-бинакити и в Джами-ул-таварих.

«В списке тюркской династии кабулских правителей, предшествовавших Газневидам, последний называется Каторан, король катеров»...

«И Канк вернулся в свою страну, и он был последним из катаурманских королей». (Elliot’s Ancient Historians of India.) [197]

По мнению генерала Коннингама династия индо-скифских королей, временно утвердившихся в Кабуле, получила имя Катур, вследствие прибытия из Читрала, т. е. именем Катур назывался Читрал с весьма давнего времени. Весьма возможно, что линия правителей Юечи утвердилась некогда в Читрале, но я не вижу оснований предполагать, что имя Катур принадлежало стране ранее этого, а не введено пришельцами. Это предположение вытекает из признания генералом Кённингамом за потомков Юечи племени катар, ныне живущего к востоку от Инда, вблизи от Гуссан-абдала. Но Юечи, очевидно, лишь слабо утвердились в Читрале, так как из всех вышеописанных племен ни одно не имеет более характеристических черта чистокровной арийской расы, как беднейшие обитатели этой страны.

Напротив деревни Баренис, 20 миль выше Читрала, на скале грубо высечена фигура с надписью на древне-санскритском языке: дева дхармая раджа Джива Пала, что генерал Кённингам переводит: «благочестивое приношение раджи Джива Пала». Надпись, вероятно, относится к сооруженному где либо вблизи зданию, снимок которого составляет фигура. Генерал Кённингам сообщил мне, что, судя по почерку, надпись должна быть отнесена ко времени не ранее третьего столетия по Г. X., а скорее гораздо позднейшему. Имя Джива Пала есть, без сомнения, Джейпал первых магометанских писателей. Согласно Ал-бируни, четвертый кабулский король после Канка, который царствовал около 900 г. по Р. X., назывался Джейпал, и его власть могла простираться на Читрал. Фигура буддийская и интересна как доказательство, что буддизм существовал в Читрале ранее магометанства.

Древнейшие из ныне существующих преданий о [198] Читрале относятся к некоему королю Бахману (Сиях-пуши иногда называют свою страну Вамастан, что, быть может, имеет связь с этим именем.), идолопоклоннику, которого правление простиралось на восток до Путтуна, в долине Инда, и который жил в Мушгуле в долине Мулхо. Во время его правления арабы завоевали Бадахшан, убили Зангибара (Имя это до настоящего времени встречается в Вахане, где есть разрушенный форт, называемый Кила Зангибар. См. Wood’s Oxus. p. 218.), правителя Вахана, и вступили в Читрал через долину Ярхун, где их встретил Бахман. В числе нападавших было два борца, по имени Саифнош и Истифтанош, которые вызвали желающих читралцев помериться силами. Король Бахман, славившийся искусством в военных упражнениях, сам принял вызов и целый день боролся с одним из арабов перед глазами обеих армий; никто не одержал победы. Когда на следующий день Бахман предложил продолжать борьбу то, не предупреждая его, место первого араба занял второй; утомленный усилиями предыдущего дня, король был побежден, и связанный представлен арабскому начальнику, который, по странному анахронизму предания, был Хемза, дядя пророка (Хемза, дядя Пророка, был убит в оходской битве в 625 г. по Р. X.; первое же арабское нашествие на Бадахшан произошло не ранее средины VII-го столетия.). Бахман согласился признать власть арабов и был освобожден, после чего начальник их вернулся в Мадаян в Персии. По истечении нескольких лет Бахман нарушил свою клятву, чем навлек на свою страну второе нашествие, после которого снова был принужден подчиниться; но после третьего возмущения он был казнен.

Позже страною управлял ряд владетелей, называвшихся рейсами, имя которое также дают в Гилгите правителям [199] линии Шири-буддута. Есть мнение, что они принадлежали к семейству Наклонов Скардо. Их имена не сохранились, но передают, что во время правления одного из них, калмакская (китайская) армия в союзе с правителем Бадахшана, покорила страну. Говорят, это произошло после смерти Абдулла-хана, узбека. Во время китайского владычества, один читралец похитил рабыню у начальника китайцев, последствием чего было приказание уничтожить всех жителей. Избиение продолжалось три дня, после чего оставшихся в живых отправили в Бадахшан. Чтобы удостовериться, что опустошение было полное, завоеватели повесили плеть на видном месте и, надписав свои подвиги на камне, удалились. Через год был послан человек принести обратно плеть, которую он нашел нетронутою; он сообщил, что не видел живой души во всей стране. По получении этого донесения, перед воротами укрепления, в котором были заключены читралцы, разостлали свежую кожу и их стали выводить по одному через нее. Когда прошло столько человек, что в коже образовалась дыра, то прошедшим позволили вернуться домой, а остальных умертвили.

В конце XVI или начале XVII столетия в Читрале управлял рейс, как говорят, принадлежавший к тому же семейству, как и правители Гилгита ранее введения ислама. Есть некоторое основание предполагать, что он принадлежал к семейству Макпонов (Скардо), так как некоторые ветви их и до настоящего времени считают его своим предком. Он не имел детей, но усыновил некоего Баба-эюба, как говорят, принадлежавшего к благородному хорасанскому семейству. Баба-эюб поселился в Читрале, успел понравиться рейсу и, по смерти его, был признан правителем; он принял титул михтера, который его потомки носят и до [200] настоящего времени. Третий правитель после него был Шах-сангали, который первый из семейства приобрел славу своими военными доблестями и потому часто называется основателем династии. Сын его, Магомет-бек был отцом близнецов Хуш-амеда и Хушвакта. Первый из них, человек мало способный, были, устранен в пользу другого сына Катура, основателя нынешней династии Катуре. Хушвакт утвердился в Мастуче, в качестве полунезависимого правителя, и сделался основателем линии Хушвакте. Не выяснено кому принадлежал в то время Яссин, Читралу или Гилгиту, но вернее что последнему. Как кажется, в последующем поколении началось усиление семейства Хушвакте, остановленное только вмешательством сикхов.

Хушвакт, говорят, был убит китайцами у Когузи, близ Читрала; но обстоятельства при которых это произошло забыты. Хотя китайцы фигурируют во многих эпизодах читралской истории, но не сохранилось преданий о том, чтобы страна постоянно платила им подать. Сын Хушвакта, Фераморз, был выдающийся воин, о подвигах которого говорят с восторгом и до настоящего времени. Он завоевал Яссин, принудил своих двоюродных братьев в Читрале признать его власть, завладел всею долиною до Чаган-сарая, а также долиною Пенждкора и частью Свата. Его племянник, Хуш-амед правил в Мастуче, когда произошло нашествие на Читрал китайцев в союзе с правителем Бадахшана, Мир-султан-шахом. Читралцы, не будучи в состоянии оказать действительное сопротивление, бежали в Мастуч, который был обложен союзниками. Укрепление было сильное и Хуш-амед, принадлежавший к секте моулаи, послушавшись совета своих калифа, уклонился от битвы в открытом ноле и [201] ограничился пассивным сопротивлением. С своей стороны осаждающие, надеясь голодом принудить крепость к сдаче, удовольствовались блокадою ее. Их в это время стали беспокоить находившиеся вне укрепления сторонники Хуш-амеда, которые притворно изъявив покорность, завели китайцев в засаду в горы и причинили им некоторые потери. По истечении семи месяцев обе стороны одинаково желали прийти к соглашению, и парламентер осаждающих был допущен в форт; при этом каждая сторона старалась показать вид, что готова продолжать войну. Парламентера, по прибытии, заставили некоторое время подождать, пока причина его появления будет объяснена михтеру, который, будто бы, даже не знал, что его укрепление осаждают. С своей стороны парламентер, ожидая аудиенции, всем желающим из гарнизона раздавал порох и свинец, чтобы показать какой избыток запасов был в лагере его повелителя. После приема он был приглашен к обеду михтера, который с ним разделяли его приближенные. Все было подано в двойном количестве и подано человеком, руки которого были покрыты запекшейся кровью, как будто бы он не мыл их после схватки предыдущего дня. Никто на это не обратил внимания и всякий ел, показывая вид, что вкус неприятельской крови был для него не новость; удивленный парламентер принял своих собеседников за людоедов. Соглашение было достигнуто и нападающие удалились, взяв с собою 4 заложников. Когда они проходили через Брен в Ярхуне, чтобы показать многочисленность своей армии, каждый воин бросил по одному камню; образовавшуюся большую кучу указывают и по настоящее время. Вскоре после этого Хуш-амед умер. [202]

Предание это интересно, так как оно подтверждает отождествление Читрала с Болором китайских летописей; следующее описание Болора переведено Клапротом из Китайской Императорской Географии, появившейся в 1790 г. (Magasin Asiatique, Vol 1, p. 96.):

БОЛОР.

«Страна эта лежит к юго-западу от Яркианга и к востоку от Бадахшана. Дорога, по которой дань ее направляется в Пекин, та же как других магометанских государств. При Хан, Болор составлял часть У-чха, при Гоел это было королевство А-кеу-кианг.

«В 1749 г. его владетель, Шаху-шамед (быть может Шаку Шах-амед) покорился китайцам, и его владение вошло в пределы их государства. На следующий год он отправил Шах-бека посланником к императору, который принял его милостиво, пригласил на пир и приказал выдать ему грамоту для его господина.

«В 1763 г. другое посольство повезло дань, состоявшую из сабель и секир. В следующем году Султан-шах бадахшанский напал на страну; правитель Болора просил помощи у китайского генерала, командовавшего в Яркенте. Этот последний приказал Султан-шаху прекратить военные действия и удалиться из Болора. Правитель Бадахшана повиновался, и Шаху-шамед написал благодарственное письмо. Оба противника послали к императору посольства и дань, состоявшую из кинжалов, которые у них прекрасного качества.

«В 1769 г. была снова получена из Болора дань из камней ю и кинжалов, и с тех пор она всегда доставлялась своевременно». [203]

Несмотря на родство правителей, между Яссином и Читралом не прекращались войны; но предания об них заключают мало интересного. Как кажется, Хушвакте выказали себя более искусными войнами, но на стороне Читрала было превосходство богатства и количества населения. Сулейман-шах, как выше упомянуто, завоевавший Гилгит, как казалось, был на пути к образованию значительного государства, но неспособность к организации помешала ему воспользоваться надлежащим образом своими победами. К востоку он овладел правым берегом Инда до Харамоша и подчинил своей власти Ахмед-шаха, правителя Скардо. Бунджи, составлявший тогда часть владений Скардо, был два раза осаждаем Сулейман-шахом, первый раз безуспешно, а второй раз крепость была взята после одиннадцатимесячной осады, в течение которой Шах-катур читралский осадил Мастуч, воспользовавшись отсутствием Сулейман-шаха. Этот последний весьма искусным движением через горы захватил Драсун, отрезал Шах-катура от его столицы н нанес ему целый ряд поражений; потеряв в числе убитых своего сына, Мукараб-шаха, и оставшись без всяких средств, Шах-кагур отдался в руки победителя. Взяв с собою жену, сестру Сулейман-шаха, он пешком и без всякой свиты явился в его лагерь, был принят милостиво и, дав клятву в дружбе, получил разрешение вернуться в Читрал.

Во время длившегося семь лет пребывания в Гилгите, Сулейман-шах вместе с правителем Хунзы, Гассанфар-ханом, напал на Нагер и овладел всею страною, за исключением одного укрепления. При осаде, случившаяся ночью фальшивая тревога повлекла за собою большие потери в людях, и осада была снята на следующий день. [204]

После потери Гилгита, могущество Сулеймана стало быстро падать. Землетрясение разрушило Мастуч, и этим несчастьем тотчас же воспользовался Шах-катур. Яссинский отряд, под начальством Саковат-шаха, старшего сына Сулейман-шаха, был разбить у Гушта в долине Ласпур, а сам Саковат-шах изменнически убит своим двоюродным братом Худ-аманом, который отравил рану, полученную им в битве. Шах-катур, пользуясь победою, вошел в Яссин, при чем ему помогал бадахшанский или ваханский отряд под начальством Кокан-бека. Сулейман-шаху, впрочем, удалось поссорить союзников, которые удалились в Читрал; по прибытии туда Шах-катур сбросил Кокан-бека с высокой башни в реку и обезоружил его сторонников.

Сулейман-шаху было суждено погибнуть от измены, средства которым он в свое время многократно сам пользовался. Рахмет-улла-хан, его сводный брат, рожденный от рабыни, условившись с Азад-ханом, провел гилгитский отряд в укрепление Чер в Пониале, где находился Сулейман-шах. После двухдневной защиты в одной из башен форта, где с ним были лишь его сыновья и несколько слуг, он сдался и после месячного заключения в тюрьме был казнен Азад-ханом. Ему наследовал Мир-аман, правивший Яссином около 11 лет, по истечении которых он был выгнан в 1840 г. своим братом Гор-аманом, войны которого с сикхами и догра уже описаны Дрью и Лейтнером.

Летописи ветви Катуре представляют еще менее интереса нежели Хушвакте. Повидимому, среди них не было ни одного выдающегося воина или администратора и, напротив, все предания полны рассказов об измене и убийствах отца сыном или брата братом. Неизвестно ни одной попытки [205] соединить все земли Катуре в одно владение; напротив, каждый правитель, еще при жизни, разделял между своими сыновьями округ и тем прямо поддерживал семейные интриги и ссоры. [206]

ГЛАВА XIV.

Дардистан.

В заключение остается сказать несколько слов о наиболее выдающихся чертах языков, на которых говорят описанные племена (К труду Биддёлфа приложены краткие словари и грамматики этих языков. Прим. перев.).

Язык идгах, на котором говорят в долине Лудхо, есть только наречие мунджанского; по строению он сходен с языками гальча, грамматика которых опубликована Шау. Подобно им, идгах отличается от других дардских языков частым употреблением буквы в и тем что в нем имеется лишь одно время для выражения настоящего и будущего.

Я думаю, что дальнейшие исследования выяснять, что ховарский, или читралский, язык может служить типом языков сиях-пушей. Он сходен с языками гальча в том что не имеет особых окончаний для обозначения рода; но в других отношениях он приближается к дардским языкам, отличаясь от них обилием персидских корней. Страдательный залог образуется при помощи вспомогательного глагола «сделаться». [207]

По грамматике, язык шина может служить типом языков, на которых говорят племена в долинах Инда, Свата, Пенджкоры и Кунера. Они весьма мало отличаются друг от друга и от пенджабского языка; вероятно, изучение выяснит близость их к кашмирскому. В них, подобно пенджабскому и индустанскому, различие родов существует в именах существительных и глаголах, и употребление н и мягкого дж весьма обыкновенно. В языках шина, торвалском и бушкарском страдательный залог образуется при помощи глагола «идти», как в пенджабском и индустанском.

Наиболее оригинален и интересен язык буришский, на котором говорят в Хунзе, Нагере и Яссине. Он вполне самостоятелен и не похож ни на один из дардских языков. Есть мнение, что он туранского происхождения; но на сколько я в состоянии судить, для такого предположения существует весьма мало оснований, и в нем есть формы, которые встречаются лишь у самых первобытных рас. Кроме того, он должен был некогда широко заимствовать из какого либо из арийских языков, многие грамматические формы которых он принял. Хотя в нем и сохранились различия рода, как в именах существительных, так и в глаголах, но они употребляются совершенно иначе чем в дардских языках. Носовое н употребляется очень редко, и глаголы не имеют страдательного залога, хотя в действительном они имеют те же времена как в ховарском, шина и других дардских языках.

Общим именем Дардистан называют все долины, лежащие между Западным Пенджабом и Гинду-кушем, которые населены разными племенами, преимущественно арийского происхождения. Большая часть утих племен, повидимому, [208] была постепенно насильственно втиснута внешним давлением в наименее доступные и привлекательные местности. Причины, побудившие их покинуть свои прежние места, действовали, вероятно, не одновременно и едва ли были одинаковые во всех случаях.

Имя «дард» не признается ни одним из племен, к которым его прилагают. В одном лишь случае, как выше упомянуто, именем этим одно из племен называет своих соседей. Хотя о дардах часто упоминают древние писатели, но в настоящее время трудно точно определить место, где жили племена, которых называли этим именем. В Вишну Пурана они следующим образом упоминаются в числе других племен: «также Судра, Абхира, Дарада, Кашмира и Патти, Хасира, Антачара, или пограничные, Пахнара и обитатели пещер». Некоторые из этих имен, очевидно, относятся скорее к кастам, нежели к этнологическим подразделениям. Арриан говорит о «дердаи, которые населяют горы на восточных окраинах»; но это едва ли приложимо к племенам населяющим страну, ныне известную под именем Дардистана. Описание Плиния, «Fertilissimi sunt auri Dardae», может относиться к племенам, живущим во многих частях долины Инда на восток до золотых приисков Так Джалунг на 81° долготы. Птоломей указывает, что эта раса жила по истокам Инда: «sub fontibus vero Indi Daradrae, et horum montana supereminent». Таким образом очевидно, что племена., названные дардами, должны были в прежнее время распространяться гораздо далее к востоку, нежели племена называемые этим именем в настоящее время. Я думаю, что имя это было дано, вообще, всем горным племенам долины Инда менее воинственными обитателями равнин и изнеженными кашмирцами; также сложилась легенда, довольно [209] обыкновенная в диких странах, о происхождении их от диких зверей. «Зачем вы меня называете дарду», весьма часто спрашивает гилгитец, посещающий Кашмир, и слышит в ответ: «Потому что твой дед был медведь». Таким образом от персидского «дод», т. е. хищное животное, или от «даренда», т. е. свирепый, имя дард могло обратиться в этнологический термин, подобно тому как слово «дахаи», т. е. разбойник, дало имя Дахистану и племени дахи и как кафир, казак и киргиз прилагаются в настоящее время к разным азиатским племенам. Имя «дард» неизвестно в Читрале.

Шау, говоря о языках гальча, склоняется к рассмотрению племен к северу и югу от Гинду-куша, как составлявших одну группу, лингвистические отличия которой происходят вследствие промежуточных высоких хребтов, но настоящее положение которой то же как было всегда после первого разделения. Но подробное изучение, я думаю, докажет, что народы Гинду-куша могут быть разделены на несколько отдельных групп. Различие между гальча и племенами, которым дается имя дардов, не может быть приписано исключительно большим горным хребтам, через которые, после того как первая волна арийского переселения прошла на юг, много раз переходили народы, хотя и в меньшем количестве; наконец различия дардских племен друг от друга в некоторых случаях, даже большие нежели между ними и гальча.

К первой группе я отнес бы сарыколцев, ваханцев и шугнанцев, народ Мунджана, верхней части долины Лудхо и вудитсаев (народ Санглиха и Ишкашима). Народы Гиссара, Дарваза и Каратегина, с северу от Оксуса, вероятно, в близком родстве с этою группою, хотя они в настоящее время говорят по персидски или тюркски и в некоторых местах [210] получили значительную примесь узбекской крови. Процесс исчезновения языка, вероятно, происходить таким образом, что племя сначала говорить на двух языках, как это имеет место ныне в Сарыколе, Шугнане и Вахане, где почти всякий кроме своего языка говорить по персидски, и в долинах Сват, Кунер и Пенджкора, где многие дарения племена, кроме своих наречий говорят на пушту. С течением времени сношения с соседями побуждают отдавать предпочтение наиболее распространенному из двух языков, который в конце и вытесняет вполне туземный. Этот процесс ускоряется при отсутствии письменности.

Население Пакпух и Шакшух, в долине р. Яркент, вероятно, принадлежит к этой же группе; наконец весьма возможно, что остатки других племен, принадлежащих к ней, существуют в Кокче и других долинах к востоку.

Ко второй группе я бы отнес племя хо в Читрале и сиях-пушей; дальнейшие исследования, быть может, укажут что к этой же группе принадлежат племена долин Ниджрао, Пенджшир и Горбанд в Афганистане.

В третью группу я включил бы шинов, говро, чилисов и другие племена долины Инда, бушкариков и торваликов долин Сват и Пенджкора, и племена долины Купер, между Читралом и Купером. Маионы Кандии, Дубера и Сео недостаточно известны, чтобы можно было положительно сказать, что они принадлежать к этой группе, хотя это довольно вероятно.

Достойно внимания, что языки, на которых говорят племена гальча, т. е. первой группы, повидимому, происходят от древне-персидского (зендского), а. языки третьей группы более близки к санскритскому. В виду же родства, зендского и [211] санскритского языков, родство существует между первой и третьей группою. Как уже выше сказано, ховарский язык имеет сродство с языками обеих и, вероятно, составляет промежуточное между ними звено.

Иешкуны, или буриши Хунзы, Нагера и других стран должны быть поставлены отдельно от всех трех групп, хотя в их жилах в настоящее время, быть может, столько же арийской крови, как и туранской.

Возможны только предположения относительно обстоятельств, которые привели описанные племена в места их нынешнего жительства; также возможно приблизительно объяснить последовательность, в которой это произошло, хотя конечно, что либо походящее на точную хронологию не мыслимо.

Вообще признано, что Бадахшан и верхняя часть долины Оксуса были одним из первых мест пребывания арийской расы. Их движение к югу, вероятно, было постепенное и вначале происходило более вследствие естественного роста нежели от жажды завоеваний. По мере занятия ими местностей более плодородных и с лучшим климатом, число их должно было увеличиваться еще быстрее. Военные предприятия более значительные сделались возможными и движение вперед пошло скорее. Племена первой (гальча) группы, вероятно, потомки тех, которые остались на своих местах, и в позднейшее время, были постепенно втиснуты в узкие долины, где они ныне находятся. В некоторых случаях, как например двигаясь в долину Лудхо, они перешли большой хребет и осели на южной стороне его в сравнительно недавнее время.

Племена второй и третьей групп, по моему мнению, представляют тех, кои двинулись к югу в древнейшие времена. Из них некоторое число должно было осесть на землях [212] впервые занятых эмигрантами, другие же более энергичные пошли далее на юг. В хо и сиях-пушах я признал бы потомков тех первых поселенцев, которые, перейдя Гинду-куш и уничтожив или вытеснив коренных жителей, заняли горную страну, лежащую выше 2500 фут над уровнем моря и, вероятно, распространились по долинам на значительное расстояние к востоку.

В племенах третьей группы я признал бы потомков тех, которые заняли плодородные долины между более низких холмов. С течением времени естественно между тремя группами должно было развиться большое различие в зависимости от различных местных условий и обстоятельств, и наконец исчезло всякое сознание общности происхождения. Первую большую перемену должно было составить появление буришей. По моему мнению, они потомки Юечи, завоевавших Бактру около 120 г. до Р. X. В слове иешкун, которым называют их соседи, может быть, сохранилось прежнее имя, а имя буриш, которым они до настоящего времени сами себя называют, быть может, соответствует «Пуруша», древнему имени Пешавера, бившего столицею индо-скифского королевства, основанного сыном Китоло, племени Малое Юечи, которое завоевало Гандхару и Ариану в начале V в. по Р. X. Они, вероятно, некогда занимали Шигарскую долину, все притоки Инда и долину самой реки вниз до Джалкота. Во время занятия страны они, повидимому, покорили ее арийских жителей (сиях-пушей), женщины которых, вероятно, в то время также славились красотою, как и ныне, и таким образом, поглотив племена, занимавшие страну, они сами приобрели примесь арийской крови, достаточную для изменения их типа. Нет сомнения, что Абу-рихан, писавший в начале XI столетия, говорит об них, описывая долину Инда: [213]

«В два дня пути приходят в другую часть Туркестана, где живут бхотия и дайаны. Их король называется Бхот-шах, а города их — Гилгит, Асурах (Хасора или Астор), Салсас (Чилас), и говорят они по тюркски. Жители Кашмира сильно страдают от их захватов и грабежей

В другом месте он говорить об них:

«Турки бхотиавари, от захватов которых кашмирцы так много страдают» (Elliot’s Ancient Historians of India.).

Следующим важным событием было, вероятно, движение шинов к северу, которое, быть может, произошло во время появления магометан в Индии, и даже было результатом его. Но я склонен отнести его к более раннему времени. Необходимо заметить, что толчок к северу, повидимому, дан шинам при несколько иных обстоятельствах и гораздо ранее, нежели родственным племенам в других долинах. Я думаю, едва ли можно сомневаться, что их религия была одна из форм гиндуизма, а не буддизма. На это указывают с одной стороны кастовые подразделения и отношение к корове, а с другой отсутствие каких бы то ни было преданий или остатков почитания буддийских памятников, встречающихся в стране. Покинув свои дома в Пакли, они, вероятно, двинулись вверх по долине Инда, основывая небольшие владения, главные из которых были Гилгит и Балтистан, и распространились почти до Леха. Высеченные в скалах индусские идолы, еще по ныне встречающиеся в западном Ладаке, были без сомнения их работою. Победители, естественно, поселились в плодороднейших местах с наименее суровым климатом, вытесняя коронных жителей в более дикие, [214] холодные и гористые участки, где некоторым из них удалось сохранить полунезависимом. С точением времени в местах, где обе расы жили совместно, язык победителей приняли и побежденные. Кастовые ограничения шинов, однако, воспрепятствовали полному слиянию обеих рас, и вследствие этого еще долго после того, как отношения победителей к побежденным сгладились, между обеими все же оставалось резкое различие. Если бы шины явились в страну в качестве эмигрантов, а не завоевателей, то едва ли они успели бы ввести свой язык и занять положение высшего класса среди народа, превосходившего их числом.

Но если все произошло согласно моим предположениям, то в твердынях Хунзы должна бы сохраниться коренная раса в наибольшей чистоте; на деле это действительно так и есть. В Нагере, где страна, хотя и не столь неприступная как Хунза, но все же представляющая большие трудности для завоевания, население также вполне бурятское. В деревнях Миунь и Хини (или Хинди) в Хунзе есть небольшое число шинов. Ниже Хини по обеим сторонам долины число их увеличивается по мере приближения к Гилгиту. Ниже Миуна не говорят на буришском языке. В Чапроте же есть много шинов и характер местности таков, что владение Чапротом обеспечивает командование верхнею частью долины. Из этого можно заключить, что положение дел во время владения шинов было то же, как теперь, т. е. что Хунза только номинально подчинялась Гилгиту и сношения между обоими владениями были весьма ограниченные.

В Яссине мы снова находим, что буриши или вуршика, составляют население верхней части долины, в которой говорят на буришском языке. Здесь снова лингвистическая [215] граница почти совпадает с существующею в настоящее время политическою, и также, как в Хунзе, естественные препятствия составляют преграду между нижнею и верхнею частями долины, хотя шины распространились по главной долине и западнее ее соединения с долиною Вуршигум. Ниже Гакуча до самого Инда число шинов увеличивается, хотя они все еще составляют меньшую часть населения. Но здесь уже говорят на языке шина. Как видно из таблицы, приведенной в начале III главы, отношение иешкунов к другим расам постоянно уменьшается, по мере движения на юг, и шины преобладают в наиболее плодородных долинах до пределов распространения патанского населения; исключение составляет только община Палус. Что же, кроме теории завоевания, может объяснить это клинообразное, останавливающееся у естественных границ, распространение чужого языка между Яссином и Хунзою, отделенными друг от друга высокими горами?

Следующее событие, вероятно, было движение татар с востока по долине Инда. Время утверждения их власти в Скардо, быть может, совпадает с появлением имени Готачох в родословной Макпонов. В то время здесь, без сомнения, было смешанное население из шинов и иешкунов; эти последние, при отсутствии кастовых ограничений, были конечно первые поглощены скрещиванием с победителями. Население Дех-хану составляет единственные остатки прежде обитавших в Балтистане шинов, и здесь снова сохранение их языка и существование в виде отдельной общины обусловлены естественною неприступностью местности. Шау сообщает о ней следующее:

«Мой лагерь был расположен в диком ущельи, сквозь которое прорывался Инд; нагроможденные с обеих сторон [216] в беспорядке гранитные глыбы едва оставляли место для прохода реки и прикрывали лежащие сзади горы. Вблизи овраги Хану, расширяющийся в верхней части в обширную населеную долину, соединялся с Индом узкою щелью в скалах. Переход следующего дня был по такой же местности: тропинка то подымалась по краю обрыва по переброшенным со скалы на скалу или лежащим на деревянных козлах стволам деревьев, то круто спускалась к реке, столь узкой в этих местах, что через нее не трудно перебросить камень в обрывы противоположного берега. Деревня Дарчик отрезана от нижней части долины вертикальным обрывом, составляющим эскарп плато, на котором расположено поселение. К нему ведут только две дороги: одна вдали от реки, через горы, охраняется укрепленным зданием; другая, у реки, состоит из узкой лестницы, построенной по обрыву и запираемой воротами на верхнем конце».

Во всех случаях, ясно видно значение местных условий для сохранения этнологических особенностей.

Движение меньших племен, вероятно, произошло вследствие напора афганцев в XVI и XVII столетиях, постепенно вытеснившего разрозненное и менее воинственное население. Гаваре долины Инда и губберы долины Кунера у Нарисата должны быть рассматриваемы как отдельные ветви того же племени и, вероятно, представляют собою упоминаемых у древних географов гауреи, живших в долине Пенджкора, если правильно отождествление этой реки с Гареус древних. Имя их, очевидно, не имеет никакого отношения к огненоклонению, ибо в долине Кунер так называют себя только они сами: у соседей же в Читрале они известны под именем нарисати. Торвалики Сватского Кухистана и чилисы долины Инда, [217] повидимому, также в прежнее время составляли одно племя, пришедшее, по чилисскому преданию, из Бонера.

Хо, вероятно, некогда занимали несравненно большее пространство, нежели теперь. Имя их является в древнем Хофен (р. Кабул), Чоаспес (р. Кунер), Чоес (соединенные реки Сват и Пенджкора) и в имени горы Комеды, которые, вероятно, представляют собою кряж в вершине долины Сват. Хо, без сомнения, суть хасира, упоминаемые в Вишну Пурана и, быть может, косиры Плиния; в имя Анд-хо, лежащего на 350 миль к западу, могло также войти название этого племени.

Число и разнообразие диалектов, на которых говорят сиях-пуши, указывают, что они некогда занимали более обширную площадь, с которой они были втиснуты в нынешние узкие пределы; обращение же окружающих племен сначала в буддизм, а потом в ислам отделило сиях-пушей от всех соседей. Но если к афганцам они питают непримиримую, постоянную вражду, то напротив с восточными соседями у них более дружественные отношения, несмотря на случайные набеги.

При более близком знакомстве с так называемыми дардами, нельзя не прийти к заключению, что они представляют собою расу в периоде упадка. С юга и запада патаны, с востока татары и в меньшей степени кашмирцы, и наконец с севера таджики постоянно теснят их. В долинах Свата, Пенджкоры и Инда они оказывают лишь пассивное сопротивление и всегда уступают, когда давление достигнет известной степени. Их недостаток энергии и способности приспособляться, нежелание заняться чем бы то ни было, кроме земледелия, незначительный прирост населения и отсутствие связи [218] между собою, повидимому, указывают, что им суждено быть поглощенными более сильными расами. Люди других рас поселяются среди них, богатеют и размножаются; между тем как владетели земли довольствуются бедностью, которая удовлетворяла их прадедов, и остаются нечуствительными к контрасту между их собственным положением и возрастающим благосостоянием новых поселенцев. На нимча в долине Инда можно наблюдать начало процесса исчезновения дардов как расы.

КОНЕЦ.

(пер. П. Лессара)
Текст воспроизведен по изданию: Народы, населяющие Гиндукуш. Сочинение майора Биддельфа, политического агента в Гильгите. Асхабад. 1886