БИДДУЛЬФ

НАРОДЫ НАСЕЛЯЮЩИЕ ГИНДУ-КУШ

TRIBES OF THE HINDOO KOOSH

ГЛАВА VI.

Торвал и Бушкар.

В долинах Пенджкора и Сват есть две общины, население которых родственное вышеописанным племенам, особенно живущим в долине Инда. Наиболее значительную из двух составляет племя торваликов в долине Свата (более 20000 душ); они занимают почти 60 миль главной долины от Аранеха до Чиролеха и овраг Чахил-дере, обитаемая часть которого длиною около 20 миль. В этих пределах 9 укрепленных деревень; наиболее значительные: Чахил (1000 домов), Бранихал (800 д.) и Рамет (600 д.). По наружности они не отличаются от племен, живущих в долине Инда, и едва ли может быть сомнение, что чилисы составляют отделение торваликов и заимствовали свое имя от Чахил, главной деревни Торвала. Я не встречал достаточного количества торваликов, чтобы выяснить, существует ли у них предание о том, жили ли они в прежнее время в какой либо другой стране; также ни в одном из двух племен не сохранилось преданий о связи между ними; но предание, сохранившееся у чилисов (см. гл. I.) достаточно разъясняет их прежнюю историю. Разделение племени [92] имело последствием существенные различия в диалектах, на которых говорить обе части.

Значительное количество торваликов, сравнительно с большею частью других дардских племен, указывает, что они должны были некогда занимать какую либо обширную долину, в роде Бонер, из которой они, подобно прочим, были вытеснены и отброшены в более гористые местности нашествием афганцев. Эти последние называют торваликов кухистанцами, имя, которое патаны везде дают мусульманам индусского происхождения, живущим в долинах Гинду-куша. Не прекращающиеся захваты с юга постепенно вынуждают торваликов двигаться к северу. Наиболее южная из деревень Чиролех имеет смешанное население из афганцев и кухистанцев; последние, без сомнения, будут в непродолжительном времени вытеснены. Они очень не любят афганцев, но чувство это редко переходит в открытую вражду, а обыкновенно ограничивается пассивным сопротивлением. Афганцы же проникают в Кухистан для торговли, не смущаясь холодностью и недоброжелательством жителей. Многие деревни кроме местного имени, имеют еще другое на пушту. Торвал страна богатая и плодородная и ниже Чодграма (7 миль ниже Аринеха по течению реки) почва дает две очень обильные жатвы в год. Это указывает, что Чодграм лежит на высоте около 7000 фут. Кроме того жители имеют многочисленные стада баранов, коз и скота; значительная часть получаемого масла сбывается в Пешавере при посредстве афганских купцов.

Торвалики уже очень давно обращены в ислам и находятся под влиянием проповедей мул Свата и потому не сохранили никаких обычаев, связанных с их прежнею религиею. Впрочем, подобно другим дардским племенам, они сохранили свои национальные танцы. [93]

Под именем Бушкар известна община, занимающая верхнюю часть долины Пенджкора, откуда часть населения ее перешла в долину Сват, где живет в трех деревнях Отрото, Ушу и Калам. Всего бушкариков от 12.000 до 15.000 душ. Они живут мирно с своими соседями в Торвале. Их главные деревни в долине Пенджкора — Талл и Калкот; в каждой около 1.500 семейств. Они самое испорченное из дардских племен, и не смотря на чрезвычайно плодородную почву и богатые стада, живут в высшей степени нищенски. Между собою они постоянно ссорятся; они очень искусны в действии пращою, с помощью которой бросают камни с замечательной силою и меткостью. Они не в состоянии оказать ни какого сопротивления набегам, которым подвергаются со всех сторон; не смотря на вносимую ежегодно дань, они терпят нападения, делаемые с целью получения от них добавочных уплат. Три деревни в долине Спать уплачивают дань Яссину, а три самые северные деревни, в долине Пенджкора, платят дань и Яссину и Читралу. Биркот, Биар и Рашкот вносят дань Читралу и Диру, а пять бушкарских деревень ниже Рашкота одному Диру. Рашкот более известен под споим именем на пушту — Патрак. Диру также уплачивает дань значительное племя гуджоров. В последние годы хо в большом количестве стали переходить из Гизра в Ушу, где вследствие этого начинают говорить на ховарском языке. Собственно бушкарики разделяются на три клана: муланор, кучхор и джогиор. По их словам, они мусульмане уже девять поколений, и особые обычаи, встречаемые среди шинов, у них не существуют. До весьма недавнего времени, они выставляли своих покойников в гробах на вершинах холмов. [94] Бушкарский диалект из всех дардских языков более всего подходит к современному пенджабскому; но в некоторых отношениях он имеет сродство с диалектами сиях-пушей.

Бушкарики из своих соседей скрещиваются только с торваликами. Укреплений у них нет; по для обороны деревни устраиваются особым образом. Выбирается скат холма с надлежащим уклоном и на нем строят дома терасами, таким образом, что плоская крыша дома на нижней терасе на одном уровне с полом на следующей. Все обведено наружной стеной, внутри которой лабиринт ходов, а часто среди построек протекает ручей. Все дома деревянные. Говорят, что в Бушкаре много очень густых лесов и что деревья достигают необыкновенных размеров. [95]

ГЛАВА VII.

Нравы и обычаи.

Не смотря на первоначальные племенные особенности, правление шинов в Гилгите и соседних долинах сплотило победителей и побежденных в один народ, признающий только кастовые отличия; и хотя мусульманство в некоторых случаях изменило, а в других вытеснило старые обычаи, многие из них сохранились и до настоящего времени; но теперь они потеряли всякую связь с давшими им, очевидно, начало религиозными обрядами и верованиями. Весьма трудно, и даже почти невозможно различить какие из обычаев введены шинами, и какие ими заимствованы от аборигенов страны; но относительно некоторых можно сделать предположения, вероятно, довольно правильные. Хунза — область которая менее всего подвергалась внешним влияниям и в которой мусульманство исповедуется в наиболее слабой форме; но едва ли там есть обычай или обряд, который бы не имел в соседних долинах себе подобного, существующего еще по ныне или недавно исчезнувшего. В Читрале и долинах на запад, повидимому, многие обычаи исчезли, вероятно в зависимости от более раннего обращения жителей в ислам, и большого влияния на [96] них внешних причин. В долинах к югу, напр. в Чиласе и Дареле, отсутствие правителя и строгое соблюдение мусульманских догматов были причиною исчезновения многих древних обычаев и праздников. Не смотря, однако, на местные различия, еще сохранилось достаточно данных для доказательства тесной родственной связи племен дардов и гальча.

Мужчины обыкновенно худые, подвижные, ростом от 5 фут 5 дюймов до 5 фут 8 дюймов. Хотя хорошо сложенные, они, вообще говоря, не одарены особенным мускульным развитием, и в этом отношении резко отличаются от татар. Несмотря на их суровую, простую жизнь, они не выносят продолжительного физического труда. В путешествии и на охоте, по моим наблюдениям, они всегда уставали ранее туземцев из других местностей. Они вообще отличаются недостатком жизненной силы, легко подвергаются болезням и не выносят перемены климата. Недостаток энергии и предприимчивости особенно заметен в касте шинов. Они считают земледелие единственным почетным занятием, но такова их нелюбовь к труду, что даже беднейшие нанимают балти для обработки земли, которая делается грубо и неряшливо. Балти в большом количестве ежегодно приходят в Гилгит для работ по найму. Они получают 6 ф. зерна за дневную работу.

Эти племена имеют мягкий и спокойный характер, склонны к веселию и забавам, не жестоки и не сварливы и охотно подчиняются властям. Страшные жестокости во время войн Яссина с Кашмиром совершались исключительно классом яссинских и читралских ашимадеков, которые весьма невыгодно отличаются в этом отношении от других племен. Нигде в рассказах о нападениях канджутцев на караваны, или о войнах, в которых принимали участие Хунза и Нагер, не [97] упоминается о напрасной жестокости и истязаниях. Молодые женщины имеют приятную наружность, хотя они не особенно красивы. Исключение составляют лишь хо, класса факир-мушкинов, в Читрале, которые физически отличаются от остальных дардов. Они индо-арийцы весьма совершенного типа, подобно шинам в долине Инда у Коли; но они красивее, имеют овальные лица и тонкие черты и вообще выдержат сравнение с красивейшими типами в Европе. Главное отличие их от остальных дардов это большие прекрасные глаза, напоминающие английских цыган, с которыми они также разделяют репутацию выдающихся воров. Кроме того у них необыкновенно прекрасные волосы, которыми они очень гордятся. В прежнее время читралские женщины очень высоко ценились за свою красоту на невольнических рынках Кабула, Пешавера и Бадакшана. Самый светлый цвет лица встречается среди буришей Хунзы и Яссина; между ними есть субъекты, которых легко принять за европейцев. Люди с рыжими волосами не редкость.

Платье довольно однообразное. Одинакового покроя свободную шерстяную одежду носят в Сарыколе, Вахане, Зебаке, Читрале, Яссине, Хунзе, Нагере и в долинах Ягестана. Те, которым средства это позволяют, летом заменяют ее хлопчатобумажным халатом, такого же покроя, со стеганными краями и вышитыми шелком воротником и передом. При надевании в первый раз просторные рукава складываются в виде мелких складок до плеча. В долине Инда, около Шинкари, мужчины носят чалмы и плотно облегающее платье и сохранили оригинальные, описанные Дрью, кожаные повязки для ног; они называются «товти» и составляют особенность племен, говорящих на шина, и торваликов и бушкариков в [98] Кухистане, которых вследствие этого соседи часто называют «товчинг». В Читрале носят сапоги из мягкой кожи. Женщины носят широкие шаравары, поверх них просторную рубашку из грубо-окрашенной бумажной ткани; она застегивается по средине у шеи и опускается до колен. Застежка состоит из круглой пряжки, с серебряною, треугольною подвескою, называемою «пешавез»; размеры ее зависят от средств владелицы. На шее обыкновенно носят одно или два ожерелья из янтаря или цветных бус. Более богатые носят ожерелья из серебряных бус и серебряных овальных медалионов, но средине которых вделаны куски сердолика или бирюзы. В Читрале, Вахане и Сарыколе мужчины носят очень узкие, небольшие чалмы. В Гилгите, Асторе и большей части Ягестана в общем употреблении войлочные шляпы. Женщины также носят просторные войлочные шляпы, обыкновенно темного цвета. У шинов незамужние женщины отличаются белым головным убором, который никогда не надевают у них замужние. Как мужчины, так и женщины носят множество талисманов, вышитых яркими шелками и подвешенных к шляпе или платью небольшими медными пряжками; иногда эти последние сделаны с большим вкусом. Весьма оригинальную ткань прядут из пуха, преимущественно диких птиц и большого ястреба (g. himalayensis). Пух свивают в грубые нитки, из которых уже прядут обыкновенным способом ткань. Платье, сделанное из них, очень теплое, но всегда имеет пушистый, грязный вид. Такое платье носят только люди богатые. Пух горного козла также в большом спросе для теплого платья, но как кажется, оно всегда сохраняет сильный козий запах.

Молодые люди бреют всю голову от лба через затылок [99] до шеи; волосы с обеих сторон отпускаются свободно и собраны в один большой локон с каждой стороны шеи; борода подстрижена. Эту моду у дардов также заимствовали балти. Молодые люди высших классов бреют только верх головы в виде полосы, у лба шириною около 2 дюймов и суживающейся к концу до полу дюйма. Те, которые не могут похвастать длинными локонами, носят прическу в виде винтообразных колечек кругом всей головы (По Роулинсону это древняя персидская мода. — Ancient Monarchies, vol. IV.). Люди средних лет бреют, согласно магометанскому закону, всю голову и отпускают бороду. В Читрале длинные, вьющиеся локоны часто имеют очень живописный вид.

Приветствия у высших классов после долгого отсутствия изящны и любезны. После объятий, встречающиеся подают друг другу руки и каждый целует руку другому. Высших приветствуют как при встрече, так и при расставании или целованием руки, или прикосновением к ноге. В Читрале, при встрече лиц разных классов, низший целует руку высшему, который отвечает поцелуем в щеку. Подобный обычай, говорят, существовал у древних персов (Страбон. Книга XV, глава 3, отд. 20.).

При посещении каким либо начальником другого происходить довольно интересная церемония, называемая «кобах». По прибытии, гостя проводят на шаваран (Поле предназначенное для собрании и игр.), и свита обоих начальников состязается в ловкости, стреляя с лошади на полном карьере в цель, установленную на длинном шесте. После этого приводят теленка, которому гость должен отрубить [100] голову одним ударом сабли; иногда он поручает это кому либо из своей свиты, которой и отдается убитое животное. Обычай этот существует в Шугнане, Бадахшане, Вахане, Читрале, Яссине, Гилгите, Хунзе и Нагере. В последнем теленка убивают из лука стрелою. В последние годы обычай несколько изменился вследствие более строгого соблюдения мусульманского закона; обыкновенно гостю передают теленка живым, чтобы было возможно ему перерезать шею по правоверному способу; но иногда и в настоящее время начальник, желающий показать свою силу и качество своей сабли, предпочитает старый обычай.

Полигамия, конечно, признанное учреждение и к разводу прибегают весьма часто. Браки очень молодых людей случаются, но изредка. Девушки обыкновенно выходят замуж между 10 и 14 годами. Жены составляют полную собственность мужа и его наследников. По смерти мужа, его брат имеет право взять себе в жены всех его вдов, и ни одна из вдов не может выйти снова замуж без согласия братьев мужа. Часто, если умерший оставляет несколько вдов и несколько братьев, эти последние делят между собою вдов. Это соблюдается настолько строго, что если единственный наследник ребенок, то вдова не может выйти замуж до те пор пока он не подростет на столько, чтобы решить женится ли он на ней или нет. С другой стороны, не принято отказываться от брака со вдовой брата, и потому часто случается, что десятилетний мальчик женится на женщине вдвое старше его. Во всяком случае вдова не может отказаться от выхода замуж за брата своего умершего мужа, и ее родители при этом по имеют ни какого голоса. Вследствие этого часто случается, что две сестры становятся одновременно женами одного и того же человека, хотя по [101] мусульманскому закону это воспрещается. В Читрале выход замуж за брата умершего мужа случается очень часто, но это необязательно для вдовы. У афганцев Дира, если вдова откажется выйти за муж за своего зятя, то он имеет право ее продать, так как она рассматривается как собственность семейства., за которую были уплачены деньги. У шинов браки между двоюродными братьями и сестрами или другими родственниками той же степени (напр. дядя на племяннице) строго воспрещены, хотя они разрешаются мусульманским законом. В Торвале и Бушкаре браки между двоюродными братьями и сестрами разрешаются; запрещены лишь браки между дядею и племянницею или дочерью племянницы.

Ни в одном из дардских языков нет отдельных названий для разных степеней полигамии. Все жены имеют одинаковые права, независящие от первенства выхода замуж. На языках шина и буришки дяди со стороны отца называются «большими отцами» или «маленькими отцами», смотря по возрасту их сравнительно с отцом говорящего; но для дяди со стороны матери есть особое название. Точно также слово «тетка» прилагается только к сестрам отца; все же сестры матери называются «матерями». Нет особого названия для племянника и племянницы, которые называются «сын» и «дочь». Точно также двоюродные брат и сестра называются «брат» и «сестра». Это, быть может, указывает на прежнее существование общинного брака, подобного тому, который существует и до настоящего времени в некоторых частях Индии. На ховарском языке название «дядя» прилагается одинаково к братьям отца и матери; но тетка со стороны матери называется «мать», что могло бы служить указанием на полигамию, но не на общинные браки, как на учреждение присущее древнему строю жизни в [102] Читралской долине. На языке бушкариков названия указывают на полиандрию.

Случаи супружеской неверности очень часты и мужья вовсе не выказывают ревности, столь свойственной более древним мусульманским общинам. Оскорбленный супруг имеет право убить неверную жену и ее сообщника, если застанет их на месте преступления; но в случае умерщвления лишь одного из двух, он считается виновным в обыкновенном убийстве. Такой взгляд существует не только на юге от Гинду-куша, но и в Сарыколе и Вахане. Говорят, что афганцы Свата, Дира и Асмара не обращают внимания на неверность жен, когда она неизвестна другим; но если они об этом узнают от постороннего лица, то прибегают к кровавой мести. В случаях, разбираемых визирем или правителем, и в которых нет убедительных доказательств, ручательством за будущее со стороны обвиненного служит прикладывание губ к груди женщины. С этого момента она считается его кормилицею, и между ними могут существовать лишь отношения матери к сыну. Устанавливаемые таким образом узы считаются на столько священными, что не бывало примера их нарушения, и самый ревнивый муж после сего прекращает свои подозрения, хотя бы виновный и сознался в прежде совершенной им вине. В этом последнем случае он кладет к ногам мужа барана и толу золота и униженно умоляет о прощении.

Можно предполагать, что в прежнее время нравы были более распущенные нежели теперь. В Хунзе, где община ближе всего к до-магометанскому периоду, неверность не считается преступлением и, согласно обычаю, также как и у хазаре, муж должен предоставить свою жену в распоряжение гостя. Правом — Droit de seigneur еще пользовался отец нынешнего правителя, [103] и хоти обычай этот ныне не соблюдается, но из рассказов о еженедельных оргиях Гассан-хана очевидно, что это только временно, а право формально все же существует. В Нагере положение дел мало чем лучше, и всякий считает за большую честь, если его жена обратит на себя внимание тзума. Ислам и до настоящего времени не исключил женщин из общества и они везде свободно встречаются с мужчинами. Молодые люди и девушки разных семейств едят вместе и разговаривают друг с другом без всяких стеснений; молодые же женщины пользуются большою свободою и часто ею злоупотребляют.. Детоубийство, как последствие незаконных связей, весьма обыкновенное явление и не считается преступлением.

Свадьба сопровождается множеством церемоний, слегка отличающихся в каждой местности. Хотя часто молодые люди сами устраивают свой брак, но более принято предоставлять родителям вести дело. Сговорившись частным образом об условиях брака, отец жениха делает формальное предложение. В праздничном одеянии, сопровождаемый кем либо из друзей, он отправляется в семейство невесты, которое собравшись ждет его. С собою он берет подарки, состоящие обыкновенно из коровы или баранов, бусов, платья и сабли или ружья. После формальной просьбы руки девушки и принятия ее, происходить обмен подарков. В Читрале, Вахане и Сарыколе отец жениха надевает невесте на руку браслет из бусов. В Гилгите сожигают кедровые ветви и родители невесты получают в подарок нож, веревку, несколько ярдов холста и кожаный мешок для сохранения зерна; отец жениха взамен получаете немного шерсти и тыквенную бутылку. Этот обмен подарков очевидно имеет эмблематический характер. В Торвале выкуп за невесту уплачивается в это время, и отца жениха [104] сопровождают, переодетые женщинами, мужчины, которые пляшут и забавляют собравшихся гостей. В некоторых местах не принято, чтобы жених при этом присутствовал. После помолвки, свадьба может быть отложена на некоторое время, но обыкновенно она совершается в течение следующего года. Ради удобства, браки заключаются в январе и феврале. В это время нет полевых работ и во всех домах имеется большой запас мяса. В Нагере этот обычай настолько силен, что заключение браков во всякое другое время года наказывается значительным штрафом.

День свадьбы назначают родные жениха. После предупреждения частным образом, нарядно одетый друг жениха посылается объявить, что этот последний явится в такой то день для получения невесты. При этом происходит обмен известных подарков. В назначенный день жених, в сопровождении своих друзей, вооруженный луком, стрелами и секирою направляется к дому невесты. Она остается во внутренних покоях, одетая в праздничное платье, и с повязкою из раковин на голове. Это украшение, говорят, введено шинами, и среди них оно обязательно. При входе в дом, сожигают кедровые ветви на железном блюде и прибывших обсыпают мукою. В Вахане и Сарыколе жениха встречают и обсыпают мукою на некотором расстоянии от дома невесты. Когда все сядут, большое блюдо с хлебом подается жениху; он раздает содержимое присутствующим и кладет на блюдо свое ружье или саблю, которые достаются в подарок подавшему блюдо. В Гилгите двое друзей невесты садятся напротив двух друзей жениха и передают друг другу хлеб; каждый из друзей невесты отламывает от него кусок, который оставляется на блюде, а друзья жениха кладут на него свои [105] чалмы или шапки, в знак того, что их головы в распоряжении неветы. Блюдо посылается к ней и она возвращает чалмы назад. Прежде, в это время, жених и невеста ели вместе хлеб и это служило завершением брачной церемонии; причем считалось, что кто первый успеет съесть кусок хлеба, будет главою в семействе; вследствие этого всегда происходила борьба. Каждый обряд сопровождается обменом подарков, условленных заранее. Друзья же обоих семейств проводят этот день и всю ночь снаружи дома в пении и пляске. После передачи семейству невесты выкупа за нее и условленных подарков, является мула и читает брачную молитву, согласно шариату. В Читрале после этого молодой направляется с новобрачною к себе домой. В Вахане и Сарыколе его отводят к невесте, и он ее не берет к себе ранее следующего дня; женщины ее семейства стараются не пустить жениха в дом, пока он не задобрит их подарками. В Гилгите жених и невеста все еще не встречаются и на следующий день происходить «калак малак», составляющий особенность Гилгита. Он считается утверждением брака и состоит в оценке всех подарков, данных с начала до конца. Два друга с каждой стороны оценивают все подарки жениха. Три толу золотого песка, т. е. около 24 рупий, представляют стоимость самой невесты. Затем ее отец дает большой котел, кровать, уборы, платья, блюда и остальные предметы для хозяйства. Тогда призывается невеста и ей предоставляется выбрать какие либо два предмета, которые не войдут в оценку. Затем определяется стоимость остального, не забывая цену подарков обмененных при помолвке и разницу немедленно уплачивает жених или его отец.

Покончив все эти вопросы, приступают к выдаче невесты. Жених и его друзья становятся кругом двери и всех [106] посыпают мукою. В Читрале мать выводит невесту и передает ее жениху, от которого взамен получает подарок. В Гилгите женщины семейства невесты провожают молодых, осыпая жениха бранью и бросая в него грязью; проследовав таким образом около мили, жених дает подарок матери невесты, и затем ему позволяют удалиться спокойно. Это без сомнения остаток от времени, когда браки совершались похищением. Иногда при выходе из дома веред молодыми убивают козла. Обсыпание мукою делается повсеместно и несколько раз в течение свадебных церемоний; но мне не удалось выяснить, что обозначает этот обряд. В Гилгите он называется дубон.

Несколько дней спустя родители навещают новобрачную, где их встречают, обсыпая мукою; это повторяется также при первом посещении ею своих родителей. В некоторых местностях, вскоре после свадьбы молодые переселяются к родным новобрачной и живут у них несколько месяцев. В Вахане и Читрале муж, отведя новобрачную, сам возвращается и кладет на очаг подарок, состоящий из ружья или сабли. В Мунджане и Лудхо все женщины деревни с плясками и песнями сопровождают молодых до их дома, где их оставляют в течении семи дней одних; в это время им приносят пищу, но никто не входит в дом и им не позволяется выходить из него.

В Торвале жениха сопровождают, переодетые женщинами, мужчины, которые танцуют и в увеселении принимает участие вся деревня. На следующий день после свадьбы к новобрачной приходят женщины семейства ее мужа, которым она должна представить доказательства, что она не внесла в семейство «разбитую чашку». В этом случае ее поздравляют и хвалят; но [107] если бы она не была в состоянии представить требуемые доказательства, то к ней всегда впоследствии будут относиться с презрением.

В Балтистане, как передает Винь, жених не посылает своего друга или родственника, а идет сам посмотреть невесту и может, если пожелает, от нее отказаться, и в день свадьбы невеста является в его дом, а не он идет за нею.

Хотя молодые люди часто уговариваются между собою, ранее нежели спросят разрешения родителей, но раз дело решено, им более не позволяется видеться. При случайной встрече вне дома, приличие требует чтобы они разошлись, не говоря ни слова и даже не смотря друг на друга.

В Горе при свадьбе обмениваются кольцами. Владетельными семействами Хунзы и Нагера соблюдается обычаи, по которому дочерям их при обручении жених дарит золотую и серебряную иголку. В Яссине, когда жених, как часто случается, не достаточно богат, чтобы заплатить требуемый выкуп, он похищает невесту с согласия ее родителей. По истечении десяти дней он приходит к ним и просит прощения, обещая уплатить требуемую сумму по частям. При этом разыгрывается небольшая комедия, кончающаяся примирением; соседей приглашают на пиршество, заблаговременно приготовленное, и празднуют свадьбу. Это делается для того, чтобы оградить семейство невесты от бесчестия, сопряженного с неполучением за нее достаточного выкупа.

Прежние кастовые ограничения в деле браков начинают уступать нивеллирующему влиянию ислама и через несколько поколений, вероятно, исчезнут вовсе. [108]

Рождение сына всегда составляет предмет общей радости; друзья счастливого отца пользуются этим случаем, чтобы прекратить работу и из своих ружей открывают потешный огонь, пока не опорожнят пороховниц. Приглашают имеющихся в каждой деревне музыкантов, и весь день не прекращаются танцы у дверей дома. Рождение дочери не празднуется. В долине реки Аму и в Сарыколе, когда родится сын, то все друзья отца вешают свое оружие на стены его дома, чтобы приучить новорожденного к воинственным зрелищам. По истечении семи дней оружие возвращается владельцам, кроме принадлежащего ближайшим родственникам, которые взамен получают соответствующие подарки.

После рождения ребенка женщина считается оскверненною и никто не будет есть из ее рук в течение семи дней. На севере от Гинду-куша этот период доходит до сорока дней, и в течение первых семи дней мать не должна кормить грудью ребенка. Я уже упоминал о древнем обычае сожигания умерших. В настоящее время в употреблении обыкновенный мусульманский способ погребения. Небольшая плоская земляная насыпь, около 2 фут длиною, аккуратно укладывается на могилах, на которых первое время поддерживается по ночам огонь, под предлогом удаления диких зверей, пока земля не успеет окрепнуть; но, как уже заметил Дрью, это, вероятно, остаток от обычая сожигания умерших. О старых могилах не заботятся вовсе и вид их большею частью крайне неряшливый вследствие того, что сводчатые покрытия провалились. В Сарыколе я заметил тоже пренебрежение к старым могилам, как и на юге от Гинду-куша, а Вуд обратил внимание на тот же факт в Кундузе. В Дареле и Тангире на каждом конце могилы устанавливаются куски грубо вырезанного дерева на [109] расстоянии 8 фут друг от друга; самая могила тщательно выравнена и края ее, между кусками дерева, выложены небольшими кусочками белого шпата. В Читрале вместо дерева употребляются плоские камни или плиты, длиною от трех до четырех фут.

Все что касается разделения и наследования земли, понятно, имеет большое значение у народа, живущего почти исключительно земледелием. В Гилгите и прилегающих долинах земля, по смерти владельца, делится не поровну между его сыновьями, как следовало бы по шариату, а на равные части между семействами его жен; так например, если у кого либо останется один сын от одной жены и три от другой, то первый из них получает половину всей земли, а остальные три другую половину, которая уже подразделяется между ними. Если бы одна жена имела сыновей, а другая только дочерей, то земля делится только в семействе первой, так как в приданое, на которое имеют право дочери, не входит земля. Если по смерти кого либо остаются только дочери, то земля переходит к ближайшему наследнику мужеского пола; но делается весьма интересное исключение в случае, если остается только одна дочь, которая тогда получает всю землю в приданое. Это считается милостью, а не правом и, вероятно, есть остаток более древнего порядка, при котором признавалось наследование женщин. В истории этих стран известно несколько случаев, когда, за отсутствием мужеских потомков, правление страною переходило к женщинам. В Вахане и Сарыколе дочери участвуют на равных правах при разделе всего кроме земли, которая переходит к сыновьям. В Читрале и Свате следуют шариату, по которому все сыновья [110] получают равные части. Дочери при выходе замуж получают приданое, в которое не входит земля. В Торвале дочери получают одинаковые части земли, как и сыновья.

Молочное родство признается среди всех владетельных семейств и его узы почитаются более тесными нежели узы крови. По рождении сына или дочери, дитя передается кормилице и остается у нее в доме, так что часто отец не видит своих детей до шести или семилетнего возраста; все члены семейства кормилицы в распоряжении питомца, с которым до конца жизни неразрывно связана их судьба, каковы бы не были впоследствии несчастья или даже преступления его. Они за ним следуют в изгнание и наоборот, если питомец достигает впоследствии высокого положения, то приемный отец делается наиболее близким советником его, а его молочным братьям даются самые важные поручения.

Обычай скреплять дружбу молочным родством очень распространен. Если женщина увидит во сне, что она усыновила кого либо, или мужчина, что он был усыновлен какой либо женщиною, то связь устанавливается таким же способом, как в вышеописанном насильственном усыновлении, и никто не подумает отрицать родства. Обычай этот теперь несколько ослабевает, но еще немного лет тому назад он встречался часто. Молоко женщины считается лучшим лекарством от бельма и других глазных болезней. Обращение к нему также устанавливает навсегда молочные узы.

Иногда при заключении брака, молодые приглашают одного из общих друзей сделаться их приемным отцом. Узы утверждаются в то время, когда жених и невеста едят вместе хлеб. Они садятся друг против друга; избранный приемный отец помещается между ними и, взяв по куску хлеба в каждую [111] руку, скрещивает их, наблюдая чтобы правая была выше левой и кладет хлеб в рот обоим. С этой минуты он становится их приемным отцом.

Молочное родство почитается на столько близким, что вступление в брак между собою таких родственников рассматривается как кровосмешение и, несмотря на постановления Корана, совершению невозможно жениться на вдове своего приемного сына.

Установление этих уз совершается особенным способом среди ашимадеков в Читрале. Там все женщины, имеющие одновременно детей, кормят поочередно каждого из них; таким образом происходить постоянный обмен детей между матерями; делается это для скрепления племенного единства.

Шины известны своею скупостью, доходящею у них часто до крайних пределов. У каждого есть в горах тайник, куда складываются деньги, металлические сосуды, женские украшения и вообще ценные вещи. По временам хозяин украдкою пробирается к своему тайнику, откуда вещи берутся для употребления только на время празднеств. Не считается постыдным присвоить себе чужое сокровище, если случайно оно будет найдено; по этому поводу возникают частые споры. Сокровища часто погибают, в случае внезапной смерти владельца, когда он не успел открыть своему сыну место, где они спрятаны. Этот обычай существует исключительно у шинов, у которых есть много легенд о потерянных сокровищах, охраняемых демонами.

В Чиласе и Дареле существует обычай сберегать очищенное масло в погребах в течение многих лет. Оно делается темно-красным и сохраняется более 100 лет, после чего очень высоко ценится. Иногда над погребом садят дерево, [112] чтобы быть убежденным, что никто не проникнет туда; богатство оценивается по количеству сохраняемого масла. Однажды из Дарела ко мне явилась депутация, прося принудить несколько беглых рабов указать, где они закопали масло своего хозяина, так как они одни знали секрет.

Вино, которое прежде было в общем употреблении, также выдерживается, впрочем не более года, в больших глиняных кувшинах в подземных, выстланных плитами, погребах. Копая фундамент для своего дома в Гилгите, я наткнулся на такой погреб, в котором было два кувшина, очевидно нетронутых в течение многих лет. После введения ислама, употребление вина значительно уменьшилось и где существует, то скрывается насколько возможно, за исключением Хунзы и Пониала, где публичное пьянство не редкость. Моулаи открыто пьют вино и, во время моего пребывания в Хунзе в 1876 году, Гассан-хан так напился подаренною мною водкою, что все население Хунзы говорило об этом с восторгом.

Поло, так подробно описанное Дрью, есть национальная игра. Она в Дардистане уступает в изяществе мунипурской, но за то отличается необыкновенным оживлением; в ней принимают участие даже старики, пока они в состоянии держаться на лошади. Ставка партии обыкновенно очень незначительная и главное преимущество победителей, это возможность насмехаться над побежденными. В Читрале игра эта называется «гал» и ведется несколько иначе, нежели описано Дрью. Аман-уль-мулк, нынешний правитель Читрала, как говорят, в молодости был лучшим игроком в стране.

Игра эта совершенно не известна в Бадахшане, где любимое увеселение есть «бузкуши». Вот как описывает эту [113] последнюю игру Шау, видевший ее у киргизов; у них она называется «углак»: «Обезглавленный труп козла бросают на землю и каждый старается подхватить его, не оставляя седла. Толкотня при этом ужасная; всякий, держась одною ногою и рукою за седло, простирает другую руку к земле. Наконец кому нибудь удастся схватить козла и он несется с добычею вперед, избегая остальных, которые кидаются его преследовать. Одному, другому удастся ухватиться за козла, но первый, перекинув ногу через него, не выпускает добычи, и все вместе скачут, пока какой нибудь случай не разделить их; другая партия подскакивает, и убегающий перебрасывает козла на другую сторону. Догоняющие борются с ним, галопируя три, четыре в ряд, причем крайние едва держатся на лошадях, нагибаясь к убегающему».

Такое же увеселение описывает Вамбери, как один из свадебных обрядов у туркмен, у которых оно называется «кок-бури», т. е. зеленый волк. У них невеста, захватив труп ягненка или козла, несется в карьер и ее преследуют жених и другие молодые люди.

Стрельба в цель с лошади также любимое увеселение. Мишень составляет или тыква, наполненная золою, или небольшой шар, подвешенный к столбу, высотою около 30 фут. Стреляют на всем скаку, проезжая под мишенью. Каждый удачный выстрел узнается по пеплу, который сыпется из тыквы, и состязание продолжается пока последний кусочек ее не сбит; принимая во внимание плохое качество оружие, стрельба иногда замечательно хорошая.

Как поло есть национальная игра, так пляска есть национальное увеселение, и описание этих пародов было бы не полным без описания их танцев. Праздники, рождение, свадьбы [114] и всякие собрания служат предлогом для танцев, и окончание игры поло всегда сопровождается пляскою на шаваране. Зрители становятся в круг, внутри которого музыканты садятся напротив старших из присутствующих. Инструменты настроивают, а в кругу совещаются, кто будет танцевать. Наконец останавливаются на ком-нибудь, или же входит внутрь круга охотник и, дав знак музыкантам, начинает. Есть несколько фигур, каждой из которых соответствует особая музыка: дунни, соз, балос (Скардо), тупнут, таджвер (Бадахшан или таджик), сарыколский и кашмирский танцы. Почти все они начинаются тихо, затем ускоряются, нова наконец танцующий не дойдет до наибольшей возможной быстроты; уставшего сменяют новые; часы проходят и забава не надоедает ни исполнителям, ни зрителям. Танцы иногда очень изящные и составляют большой контраст с однообразием индийской «нотч». В Хунзе исполняется очень оживленный танец с мечами. Иногда два или три танцора входят в круг вместе; один исполняет роль руководителя. Не свадьбах присоединяются еще 10 или 12, каждый с мечом или секирою. Публичные танцы мужчин и женщин совместно, в настоящее время, остались только в Хунзе. В Бушкаре женщины танцуют во дни празднеств, но мужчинам не позволяется при этом присутствовать. В Читрале и Яссине ашимадеки выказывают презрение к танцам и не принимают в них участия; впрочем правители этих стран держат для забавы танцующих мальчиков. В Яссине я имел случай видеть их пляску при свете факелов; зрелище было весьма живописное.

Музыка состоит из барабана, в который бьют палочками, двух или трех небольших металлических литавр и двух или трех кларнетов, сделанных из абрикосного дерева. [115] Особые арии исполняются для правителя и разных должностных лиц. Музыканты принадлежат к касте домов, и каждый человек, занимающий известное положение, имеет свой хор, который всюду его сопровождает при передвижениях. Каждая деревня также имеет свой хор. Пение менее приятно, но представляет интерес, так как в песнях сохраняются старые предания. В Гилгите редко поют отдельные лица; чаще образуются хоры, воспевающие подвиги прежних правителей. Обыкновенно поющие разделяются на две партии по десяти или двенадцати человек, каждая из которых поет по очереди куплет. В конце куплета все делают шаг или прыжок вперед или в сторону; происходящая при этом толкотня портит общее впечатление. Песни разных народов существенно отличаются друг от друга. В Гилгите, Хунзе и Нагере песни, за немногими исключениями, воинственного характера и воспевают подвиги правителей. Хотя народ Хунзы и Нагера говорит на буришки, песни его на языке шина, так как народный язык не пригоден для поэтических произведений. Песни шина грубы; они представляют несколько резких образов, плохо связанных между собою и часто повторяющихся с утомительным однообразием. Ховарские песни, преимущественно любовного содержания, редко касаются воинственных сюжетов и вообще свидетельствуют о более развитом вкусе нежели у шинов; музыкальный же характер их языка и лучшие размеры стиха ставят их поэтические произведения выше других дардских. Обыкновенно два исполнителя становятся на небольшом расстоянии друг от друга и поют каждый по очереди куплет; хор не повторяет слов, а лишь в конце куплета выкрикивает: Ах! Га! и пристукивает ногами. [116]

Следующие примеры могут дать понятие о разных стилях:

ШИНА.

Лесной змей Сури Магомет хан. Лесной змей подымается. За Шаротом будет он размахивать саблею. Лесной змей из рода Малика. Лесной змей подымается. За Шаротом будет он размахивать саблею.

ХОВАРСКИЕ ПЕСНИ.

I.

«Хазара-бек — друг нашего сердца. Мы отправимся с вашим семейством в Читрал. Владетели. Читрала наш глаз. О моя жизнь! мы сделаем его счастливым.

«Мой владетель вышел, полная луна засияла. Луна засияла и снова зашла. О моя жизнь! мы сделаем его счастливым.

«О прощай Гор, друг моей жизни Шах-махтрум (идет), армия моего владетеля страшна, он покорит Мастуч. О моя жизнь! мы сделаем его счастливым.

«Кай-ховаз-хан (храбрый как) Дурани, с широким копьем в руке, выедет на равнину Таус. О моя жизнь! мы сделаем его счастливым.

«Мой владетель заболел, жизнь почти оставила мое тело; мой владетель выздоровел, Бог преисполнил меня радостью. О моя жизнь! мы сделаем его счастливым.

«Мой владетель переправился (через реку); Гор на другой стороне едва не умер; Бог дал победу моему владетелю. О моя жизнь! мы сделаем его счастливым».

Эти строфы относятся к эпизоду жизни Бадшаха, сына Сулейман-шаха, Хушвактия. [117]

II.

«Соловей спустился напиться у ручья; но могу я не обнять ее. О моя жизнь! я готов отдать жизнь за тебя.

«Соловей сел на травку в тени, я готов быть сваренным подобно луковице за тебя. О моя жизнь! я готов отдать жизнь за тебя.

«О соловей, что у тебя в сердце? Ты знаешь, что моя жизнь лежит в моей руке для тебя. О моя жизнь! я готов отдать жизнь за тебя.

«Что скрывать! я умираю от любви к тебе; подари меня взглядом твоего хрустального глаза. О моя жизнь! я готов умереть за тебя.

«Забывая свою страну, я брожу как сумасшедший; в какой радостный день увижу я тебя? О моя жизнь! я готов отдать жизнь за тебя.

«Когда твой муж-рогоносец прикасается к твоей белоснежной шее, он подобен мухе, оскверняющей сливки. О моя жизнь! я готов отдать жизнь за тебя».

III.

«Я брожу по горам, как по горячему пеплу; меч любви поразил меня; я сделал из себя щит из двух костей. О, Юрмун Хамин!

О волшебница, клянусь богом, что для увидевшего тебя нет более света; день и ночь мне кажутся одинаково темными, нет для меня более зари. О, Юрмун Хамин!

«Локоны моего соловья подобны нераспустившимся розам; приходи, посиди около меня и пой подобно соловью. О, Юрмун Хамин!

«Я смотрю на тебя; ты отворачиваешься и смотришь в сторону; моя жизнь принадлежит тебе, почему ты смотришь на моих врагов. О, Юрмун Хамин! [118]

«Твои длинные локоны ты завиваешь, чтобы погубить этого юношу. О, Юрмун Хамин!

«Я вздыхаю день и ночь по моему соловью; я целую твои жемчужные локоны в моих сновидениях. О, Юрмун Хамин!».

Это очень любимая песня в верхнем Читрале, где еще теперь указывают могилу Юрмун Хамин. Воспоминание о ней связано с романическою историею.

В песнях изменения слов иногда совершенно иные, нежели в разговорном языке. Доктор Лейтнер собрал значительное число песень шина.

Устные предания и генеалогии сохраняются среди семейств, которым это поручено, и тщательно передаются от отца к сыну.

Древнее вооружение состояло из лука и стрел, секиры и круглого кожаного щита. Те, кому позволяли средства, носили также кольчугу и стальной шлем. Лук и секира заменены в настоящее время кремневым ружьем и саблею, но все еще иногда встречаются. Хотя приготовление пороха не представляет затруднений, но ружейные стволы получаются из Кашмира и Бадахшана, и потому для охоты все еще пользуются луком и стрелами. Лук делается из полос рога ibex, размягченных в воде и связанных друг с другом, и составляет прочное, могучее оружие. Секиры в разных местах разного вида; некоторые из них высеребрены, на других выгравированы узоры. Старое оружие тщательно сохраняется и выставляется при брачных церемониях, которые без него были бы неполны. Жених, явившийся к своему будущему тестю без секиры, отсылается за нею назад; и если он не в состоянии достать таковую, то должен за это особо уплатить. В Настоящее время читралцы славятся умением владеть саблями, [119] с помощью которых ими одержано много побед над кремневыми ружьями. В 1552 г. полк гурка, бывший на службе магараджи кашмирского изрублен читралцами и яссинцами в трех милях от Гилгита, несмотря на то, что гурка построились в каре и таким образом старались достигнуть укрепления, от которого они были отрезаны.

Впрочем дарды редко ведут войну решительным образом, и у них много рассказов о двух или трехдневных стычках, которые кончались поражением одной из сторон и потерею лишь нескольких человек. В каждой деревне есть одно или несколько укреплений, в которых могут укрыться, в случае надобности, все жители. Вследствие благоприятного для обороны характера страны, внезапность нападения необходимое условие успеха. Раз решено сделать набег, все усилия направляются к тому, чтобы отвлечь внимание врага в другую сторону, и за тем несколькими форсированными маршами захватывается проход или узкое ущелье, составляющее ключ страны. Тогда жители атакованной местности укрываются в укрепления и оборона зависит почти исключительно от имеющихся у них запасов. При недостатке их или отводе воды, укрепление быстро сдается; напротив, когда всего довольно, то осаждающий после некоторого времени утомляется и отступает. Если гарнизон чувствует себя достаточно сильным, то он делает вылазку и дает битву вне стен, но неизвестно случая взятия укрепления штурмом. Вследствие вышесказанного нападение делают на страну обыкновенно в то время, когда в ней посевы только что поспевают. Тогда менее всего запасов в укреплениях, и сопротивление наименее упорно.

Хотя ислам и ввел неудобный мусульманский календарь, но древний способ счисления по солнцу все еще в употреблении. [120] В Гилгите и в долинах на юге месяцы называются арабскими именами знаков зодиака. В Хунзе и Нагоре сохранилась древняя номенклатура, подобная существовавшей до недавнего времени в Гилгите; но в этом последнем большая часть названий ныне забыта. Год разделяется на два времени, от солнцестояния до солнцестояния, называемые «иол» (по буришски) и «халлол» (по шина). Время, начинающееся от зимнего солнцестояния, называется «бай», а следующее «шини». Каждое время года разделяется на 6 месяцев, имена которых повторяются в обоих, но в ином порядке. Именно, второе время года начинается первым месяцем, и затем остальные идут в обратном порядке. Месяцы называются по некоторым предметам или воображаемому сходству предметов, лежащих на горизонте, за которые солнце садится в определенные числа, если смотреть из ворот жилища правителя, так что в каждом месте месяцы имеют особые названия. Календарь, ныне существующий в Нагере, может дать понятие об этой системе наименований.

Начиная от зимнего солнцестояния, названия месяцев следующие:

1. » бай иша.

2. » гамуса (ледяное солнце; солнце садится за ледником).

3. » тиккидир (земляная линия; солнце садится за ровным местом).

4. » кабула (кебла, направление Мекки).

5. » хингбалтер (ворота, на которые похожа скала).

6. » буйе (плечевая кость, на которую похожа скала).

7. » шини иша, (начинающийся от времени летнего солнцестояния).

8. » буйе.

9. » хингбалтер.

10. » кабула.

11. » тиккидир.

12. » гамуса. [121]

Иша буквально значит мельничный пруд; но, в этом случае, название не относится к предмету на горизонте, а означает вместилище, место далее которого некуда идти. Название месяца кебла, вероятно, введено в позднейшее время. В древние времена счисление происходило, как кажется, но этим временам года. Название «иол» теперь означает целый год; полгода называется «иол-транг», и человек, которому сорок лет, на вопрос сколько ему лет, часто отвечает, что ему 80 иол-транг. По Скайлеру, киргизы считают таким же образом. Полмесяца называется тунтс (по буришски) и пунч (по шина), и меньшее разделение месяца не признается, хотя на шина существует только семь названий дней, весьма сходных с санскритскими названиями дней недели, именно:

Эти названия употребляются в Гилгите, Хунзе и Нагере; они, вероятно, были введены шинами, так как они были в употреблении задолго до перехода власти сикхов за Инд. Вообще можно предположить, что шины введя индусские дни недели, в остальном приняли уже существовавший способ счисления.

В Читрале принят солнечный год, начинающийся с зимнего солнцестояния; но названия даны месяцам, не по местностям, а по особенностям времен года или по земледельческим занятиям. Месяцы следующие:

Впрочем, в настоящее время обыкновенный мусульманский календарь входить в употребление, особенно среди ашимадеков. Дни недели называются по нему, за исключением пятницы, называемой адина.

В Бушкаре и Торвале следуют мусульманскому календарю; в последнем месяцы носят обыкновенные имена, в первом же имена месяцев следующие:

Созвездие Большой Медведицы называется «тело девушки»; предполагается, что четыре угловые звезды представляют собою гроб; малая звезда выше средней звезды хвоста называется «звездою жизни», так как есть поверие, что она становится [123] невидимою для человека за 40 дней до ого смерти. Плеяды называются стадом баранов; комета, или «звезда с хвостом», по поверию, предвещает смерть правителя. Млечный путь называется «след коровы и лошади»; по поверию, в широкой части около середины лошадь упала, вследствие быстроты бега, а корова прошла весь путь благополучно. Предполагается, что мир покоится на рогах коровы, которая иногда покачивает головою вследствие людских грехов; это и есть причина землетрясений.

О западе и юге всегда говорят, как о лежащих вверху, а о севере и востоке — как о лежащих внизу. Человек отправляющийся в какое нибудь место на север или запад, говорить, что он поднимается на него.

Волшебницы и демоны, живущие в пещерах среди гор или в пустынных местах, занимают видное место в числе верований дардов. Доктор Лейтнер уже сообщил сведения о «Иетч» и его женском дупликате «Руе». По буришски они называются «Фот» и «Биллус». По поверию, сумасшествие происходит, когда демон направит свою тень на человека; напротив тень волшебницы сообщает дар пророчества. Чтобы соблазнить людей и погубить их, демоны принимают человеческий образ, но их можно узнать, потому что их ноги обращены назад.

В Гилгите, Хунзе и Нагере семейства правителей, по поверию, состоят под покровительством особой феи, называемой Юдени. Барабан, называемый барабан Юдени, всегда находится на крыше дома правителя. Если слышны его звуки во время некоторых празднеств или в критические минуты, то это хорошее предзнаменование. Никто не должен пытаться увидеть [124] Юдени, или смотреть ту сторону откуда слышны звуки барабана: осмелившийся это сделать непременно испытает какое либо несчастие; в виде наименьшего наказания, голова виновного повернется к спине и останется в таком положении до конца его жизни. Военное предприятие, начатое без боя барабана Юдени, непременно кончилось бы неудачно.

Суд при помощи испытания огнем практикуется до настоящего времени. Отмеривается расстояние в 7 шагов, и раскаленный до красна обух топора кладется на зеленый лист, лежащий на ладони обвиненного. Он должен положить топор на назначенное место в семи шагах и, если на руке останется ожог, то это служить доказательством его вины. Векиль тзума Хунзы однажды предлагал подвергнуть себя такому испытанию в моем присутствии, чтобы очистить своего господина, от ложного обвинения.

Магия играет большую роль у дардов и многие субъекты считаются обладающими магическою силою. Правителям Хунзы и Нагера их подданные приписывают власть посылать дождь. Писанные талисманы в большом требовании, и каждый носит один или несколько штук их, подвешенных к разным частям платья круглыми медными пряжками. Наибольший спрос на талисманы, делающие носящего неуязвимым и храбрым. Талисманы также привязываются к гриве любимой лошади, Некоторые ручьи, как предполагают, имеют силу произвести бурю, если в них опустить что либо нечистое, например кожу коровы. Как кажется, это очень древнее и распространенное поверие. Бабер об нем упоминает в своих записках. «В некоторых книгах сказано, что в Газни есть источник, в который если бросить что либо нечистое, то тотчас подымается буря с дождем и снегом». О том же [125] говорит и другой автор (Brigg’s Ferishta. vol. 1, р. 16.): «много дней прошло, а противники все не вступали в бой; наконец Махмуду сообщили, что в лагере Джейпала есть ручей, в который достаточно бросить смесь нечистот, чтобы немедленно небо покрылось облаками и поднялся шторм с градом и ветром. Махмуд приказал сделать это, и действие немедленно проявилось: небо заволоклось облаками; последовали гром, молния, град и ветер, распространяя ужас и разорение кругом».

Прорицание практикуется и по ныне, не смотря на обращение страны в мусульманство. Дайниал, или гадатели, бывают обоих полов, но чаще встречаются женщины. Дар ясновидения они получают, по поверию, вследствие того, что на них во сне упала тень какой либо барай, или феи. По сведениям доктора Лейтнера, дар этот наследственный; но в действительности этого нет, хотя и случается, что дочь дайниал становится также дайниал. Они встречаются только среди пастушеского населения и не трудно понять, что одиночество между диких скал Гинду-куша развивает верование в силу сообщаться с невидимым миром. Совершенно молодые люди делаются дайниал и дар прорицания, по поверию, остается у них на всю жизнь.

Впервые дар обнаруживается у субъекта сильным припадком. Когда это заметят, приводят музыку, причем кларнеты заменяются флейтами и над ухом заснувшего играют нежные мелодии. Когда он сделает движение и обнаружит признаки жизни, приносят козла, отрезывают ему голову и шею с льющеюся кровью подносят пробуждающемуся. Это есть испытание истинного дайниал. Если действительно на него [126] снизошел дар прорицания, то он схватывает шею животного и сосет кровь. Некоторые не выносят этого испытания, и на них впоследствии всегда смотрят, как на слабо одаренных даром прорицания. Подозревать же обман никогда не придет в голову этим простодушным людям. Признанные дайниал приглашаются на совещания по всем важным вопросам, как напр. по поводу ежегодных летних празднеств или объявления войны соседнему владению. Дар прорицания, по поверию, очень слаб зимою и вообще возрастает с возвышением температуры.

Я в первый раз присутствовал при заклинании, когда две дайниал были привезены издалека для предсказаний на июньских празднествах ганони. Одной из женщин было около 20 лет, другой около сорока; их дикий и блуждающий взгляд указывал влияние, которое на них имело их занятие. Зрители сели в круг, внутри которого на плоском камне была положена связка кедровых ветвей; связку зажгли и, пока два или три человека усердно раздували огонь, одна из дайниал, с покрывалом на голове, вдыхала густой дым, окружавший ее; музыка играла тихую мелодию. Через несколько минут дайниал овладело сильное волнение; руки ее сжались над головою; все тело ее тряслось, и наконец, оттолкнув горящие ветви, она растянулась у ног музыкантов, схватилась руками за барабан начала делать порывистые движения головою взад и вперед, пока истощенная не упала без чувств на землю. Зрители громко кричали при этом торжественном проявлении присутствия волшебницы, музыка громко играла. В круг вошла другая дайниал и также через несколько минут лежала без движения. Музыка тогда перешла в суровый мотив; вскоре встала одни из женщин, а затем и другая и, покачиваясь, они [127] направились вдоль круга, делая попытки двигаться в такт музыки. С распущенными волосами, полузакрытыми глазами и опьяненные кедровым дымом, по временам наталкиваясь одна на другую, они представляли странное, тяжелое зрелище; зрители же вскрикивали при каждом порывистом жесте женщин и резко свистали. Сильные движения скоро вызвали утомление, а худшее действие кедровых паров стало проходить, и прорицание началось. Музыка тихо играла, и дайниал стали тихо двигаться вдоль круга; взгляд их был неподвижный и бессмысленный; по временам одна из них останавливалась, приближала голову к флейтам или барабану, как бы прислушиваясь к звукам, неслышным для других, и затем продолжала свою прогулку. Иногда, во время таких остановок, одна из них издавала резкий крик, который будучи повторен два или три раза, подхватывался музыкантами и передавался ими зрителям; и шепот удивления или радости проходил по толпе.

Это, перемежаясь с прыганьем и танцами, доводившими как дайниал, так и публику, до высшей степени возбуждения, длилось около часу; после чего видимое истощение дайниал принудило прекратить представление. Один из зрителей вошел в круг, подставил спину, как это делается при игре в чехарду; колдунья вспрыгнула к нему на плечи и была вынесена из круга; также удалилась и другая. Попыток направить прорицание на данную тему подсказыванием и вопросами не делается и дайниал всегда может сообщить, как внушенное феею, все что ей придет в голову. Результатом этого является полная свобода речи, и непопулярный правитель часто получает этим путем резкие предостережения. Дайниал ныне существуют только в Гилгите, Хунзе и Нагере; более строгое соблюдение мусульманского учения вытеснило их из других соседних [128] долин. Можно предположить, что это прорицание введено шинами, так как большинство дайниал принадлежать к этой касте. Еще более убедительное доказательство составляет факт, что для всех дайниал, какой бы они не были касты, обязательно, подобно правоверным шинам, не прикасаться к коровьему молоку.

Во время церемонии, колдуньи иногда пытаются вырваться из круга, но зрители толкают их обратно, так как считается, что они предсказывают против желания. Иногда они также прикидываются, что их возбуждает вид какого нибудь человека, или ярких цветов, или собаки и т. п. и они кидаются на них, но зрители их отталкивают, и они должны довольствоваться киданием камней в предмет своего отвращения.

Элфинстон передает, что у сиях-пушей существует нечто подобное; он говорит: «у них есть личности, способные, держа голову над дымом жертвенника, получить вдохновение от высшего существа; но они не пользуются особенным уважением». Муркрофт упоминает о горных колдуньях в Надауне, которые назывались даин, и род прорицательства, называемый девалла, еще до настоящего времени существует в Пенджабе.

Тяжкие преступления, в роде убийства, редки. В Вахане убийство наказывается штрафом, состоящим из шести лошадей, шести ружей и 30 халатов; если убийца не в состоянии выплатить всего означенного, он принужден дать сына или дочь в рабы семейству убитого. Воровство наказывается возмещением в 4 раза украденного и вор, привязанный к дереву, подвергается телесному наказанию. Серьезные беспорядки, с употреблением смертоносного оружие, наказываются тяжелыми [129] штрафами и виновный по прощается, пока не доставит правителю живого зайца, что в некоторые времена года не легко сделать.

Хотя кровь проливается у дардов редко, сравнительно напр. с афганцами, но убийство путешественников случается. Так мне известен случай убийства одного гуджора в Дареле; предполагая, что небольшой мешок, который гуджор имел у пояса, заключал золотой песок, два человека подстерегли его в узком месте дороги и застрелили; по вскрытии мешка, в нем оказался нюхательный табак.

Различие имен шинов и иешкунов весьма значительное; многие имена у шинов, не смотря на мусульманство, сохранили приставку «синг». Эти имена никогда не встречаются в чисто буришском населении Хунзы и Нагера; но необходимо заметить, что прибавка «синг» встречается в именах древнейших правителей — Макпонов — Скардо. У иешкунов именами часто служат названия животных или домашней утвари, и они не всегда ласкательного характера. Если в семействе умирает один или два ребенка, то, обыкновенно, следующему родившемуся дают имя в роде «нечистый» или «старые тряпки»; по поверию, это отвращает несчастие от носящего такое имя.

(пер. П. Лессара)
Текст воспроизведен по изданию: Народы, населяющие Гиндукуш. Сочинение майора Биддельфа, политического агента в Гильгите. Асхабад. 1886

© текст - Лессар П. 1886
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001