ВАЖНЫЙ ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ СРЕДНЕЙ АЗИИ И АФГАНИСТАНА
В конце 70-х годов XIX в. резко обострилась обстановка на границах России в Средней Азии. Это было вызвано активизацией британской агрессии против Афганистана.
Еще в 40-х годах афганский народ в героической, самоотверженной борьбе сорвал намерения Англии превратить его страну в свою колонию (первая англо-афганская война 1838-1842 гг.). В огне сражений была уничтожена 16-тысячная британская армия. Погиб и ставленник экспансионистов — Шах Шуджа уль-Мульк. Эмирский престол в Кабуле снова занял законный правитель Дост Мухаммад-хан. После его смерти (1863 г.) между его сыновьями вспыхнули раздоры. Продолжавшиеся вплоть до 1869 г. столкновения принесли успех Ширали-хану, который и унаследовал отцовский трон. Двое соперников — племянники эмира Ширали-хана — Абдуррахман-хан и Исхак-хан, потерпевшие неудачу в этой междоусобице, покинули Афганистан и нашли убежище сначала в соседней Бухаре, а затем в русском Туркестане. Они были поселены в Самарканде, где получали своего рода «пенсию» от царского правительства.
Ширали-хану удалось стабилизовать положение в стране. Он тщательно соблюдал условия договоров «о дружбе», заключенных Дост Мухаммадом в 1855 и 1857 гг. с Британской империей, которые предусматривали взаимное невмешательство во внутренние дела. Тем не менее примерно с середины 70-х годов правящие круги Англии все более открыто стали проявлять агрессивные тенденции по отношению к Афганистану. По мере перехода Великобритании на империалистическую стадию развития ее правительство поставило задачи не только закабаления афганского народа, но и закрепления своих позиций в Иране, Средней Азии, западных областях Китая, т. е. во всей Центральной Азии.
Эта программа особенно настойчиво стала проводиться в жизнь с приходом к власти в 1874 г. консервативного кабинета Дизраэли. На протяжении 1875 и начала 1875 г. английский вице-король Индии лорд Норсбрук получил несколько предписаний статс-секретаря по делам Индии, а затем министра иностранных дел Солсбери о принятии «быстрых и эффективных мер» для укрепления британского влияния в Кабуле и повсеместно в Афганистане, размещении в узловых пунктах агентов Англии, об установлении действенного контроля над эмиром. Однако лорд Норсбрук [6] не был сторонником подобных мер и недостаточна энергично осуществлял директивы Лондона. Поэтому в апреле 1876 г. он был заменен лордов Лнттоном, полностью разделявшим взгляды Дизраэли, который и предложил его кандидатуру.
27 августа 1876 г. новый вице-король писал одному из своих коллег, что, если Ширали-хан «быстро не докажет, что он наш лояльный друг, мы вынуждены будем считать его нашим врагом и соответствующим образом с ним обращаться» 1.
В нашем небольшом очерке, посвященном несколько иному вопросу, нет необходимости подробно останавливаться на предыстории второй войны, навязанной в 1878 г. британскими экспансионистами афганскому народу 2. Коснемся лишь тех событий, которые непосредственно связаны с нашей темой
В ноябре 1878 г. 35-тысячная английская армия тремя колоннами, две из которых шли на Кабул, а одна — на Кандагар, вторглась в пределы Афганистана. Слабые войска этого государства не смогли оказать серьезное сопротивление вооруженным до зубов агрессорам. Эмир обратился к «английским сановникам» с заявлением, осуждавшим вторжение. Он сообщил, что отправляется в Петербург, чтобы созвать международный конгресс для обсуждения и прекращения британской экспансии 3. Но по дороге в Россию он тяжело заболел и в феврале 1879 г. умер от гангрены ноги в Мазари-Шарифе, на севере своей страны.
Якуб-хан, сын и преемник скончавшегося Ширали-хана, еще при жизни отца был известен проанглийскими симпатиями. Он практически капитулировал перед захватчиками и 26 мая 1879 г. подписал в местечке Гайдамак, близ Кабула, неравноправный, кабальный для Афганистана мирный договор. Это соглашение полностью превращало страну в рынок британских товаров. В столице располагалось английское посольство, которое должно было осуществлять надзор над внутренним положением государства, тогда как в решении вопросов внешней политики оно могло иметь дело только с правительством Англии. Афганистан лишался важных в стратегическом отношении районов и горных проходов, в связи с чем войска агрессоров контролировали все его жизненные центры 4.
Однако, как это было и в период войны 1838-1842 гг., капитуляция некоторых представителей правящей феодальной верхушки вовсе не означала, что афганские патриоты смирились с поражением. Среди них ширилось недовольство бесчинствами оккупантов, соглашательской политикой Якуб-хана. На английские гарнизоны совершались нападения. 3 сентября 1879 г. в Кабуле вспыхнуло народное восстание, в ходе которого была полностью истреблена британская миссия во главе с послом Льюисом [7] Каваньяри, а оккупационные войска были блокированы в Ширпурском укрепленной лагере. Еще недавно единое государство распалось на разрозненные части. На северо-западе, в Герате, собирал силы младший брат Якуб-хана — непримиримый враг чужеземных захватчиков Аюб-хан. В столице царило безвластие: после уничтожения Каваньяри с его свитой англичане обвинили эмира Якуб-хана в потворстве и содействии повстанцам. Он был отстранен от управления и выслан в Индию. На севере, в так называемом Афганском Туркестане, ситуация была чрезвычайно запутанной. Присланный сюда еще Ширали-хаком правитель Гулям Хайдар-хан не имел четкой ориентации. Между тем позиция не затронутого войной Северного Афганистана и его правителя имела немалое значение для усиления натиска патриотов на британских агрессоров.
Открытая борьба в Афганистане сочеталась с активной подрывной деятельностью Англии в соседних землях. Ее разведчики проникали в Среднюю Азию в Бухарское и Хивинское ханства, в русский Туркестан, изучали возможности и пути экономической и военно-политической экспансии Британской империи. Эта провокационные действия британских агентов в Средней Азии вызывали острое беспокойство царского правительства.
* * *
Еще в 1868 г. вооруженная борьба между Российской империей и Бухарским ханствам завершилась поражением последнего. Бухаре был навязан неравноправный договор, и она стала вассалом Российского государства. Однако царские власти, и в первую очередь туркестанский генерал-губернатор К. П. Кауфман, заставивший эмира Сеид Музаффар-хана принять это соглашение, отнюдь не был уверен в его преданности. Тем более что до него беспрерывно доходили слухи и сообщения о различных интригах британских посланцев в окрестных землях, причем их роль зачастую выполняли выходцы из азиатских стран 5.
Российских администраторов в центре края — Ташкенте и в соседнем с ханством Зеравшанском округе — чрезвычайно беспокоила реакция Сеид Музаффар-хана и его окружения на события в Афганистане, где британские войска на первых этапах добились серьезных успехов. Царские представители опасались, что правители «Благородной Бухары» откликнутся на различные посулы и обещания английских посланцев. Основания для этих опасений заключались еще и в том, что в 1879 г. царская армия потерпела чуть ли не единственное за все время «туркестанских походов» серьезное поражение под туркменской крепостью Геок-Тепе.
Кроме того, существовала угроза, что бухарские феодалы пожелают воспользоваться «афганским хаосом», чтобы утвердиться на левобережье Амударьи, население которого некогда находилось в вассальной зависимости от ханства. Это могло вовлечь царское правительство в [8] нежелательный конфликт с Лондоном, да и ослабить патриотические силы Афганистана, боровшиеся против английских захватчиков на Среднем Востоке.
Имелся еще один аспект проблемы. Неудачный претендент на кабульский престол - Абдуррахман-хан в течение всего периода пребывания под опекой России настойчиво добивался предоставления ему денег и оружия для выступления против своих врагов. Кауфман отказывал ему в этом. В 1869-1873 гг. Британская и Российская империи договорились о признании Амударьи в ее верхнем и среднем течении разграничительной линией между английской и русской сферами влияния в этом районе, и Петербург не хотел нарушать этого соглашения.
В связи с распадом Центральной власти в Афганистане царское правительство сочло возможным разрешить внуку Дост Мухаммад-хана Абдуррахман-хану и его двоюродному брату сардару Исхак-хану вернуться на родину и попытать счастья. Некоторые круги России предполагали (особенно всесильный «хозяин» Туркестанского края генерал Кауфман), что бывший изгнанник не будет ставить перед собой далеко идущих целей, а ограничится утверждением своего господства в Северном Афганистане («Южном Туркестане»), где создаст самостоятельное владение.
Однако русская дипломатия опасалась обвинений со стороны Англии во вмешательстве в афганские дела. Поэтому Абдуррахман-хану не было оказано никакого серьезного содействия. Ему только позволили «бежать домой» без особых помех. На рубеже 1879 и 1880 гг. сардар, как его именовали в официальных документах, покинул Самарканд и в сопровождении небольшой свиты пересек бухарские земли, переправился через Амударью и оказался в своем бывшем владении 6.
Туркестанскую администрацию чрезвычайно волновал переплет этих событий. Но Ташкент был далеко от них. Поэтому Кауфман решил отправить в Бухару, поближе к Афганистану и к эмиру Сеиду Музаффару, сведущего и опытного человека, который смог бы разобраться во всем на месте. Там, куда съезжались купцы и странствующие люди, в караван-сараях и на дорогах такой посланец мог бы расспросить очевидцев, недавно вернувшихся из долгой поездки на юг. Выбор туркестанского генерал-губернатора пал на начальника Самаркандского отдела соседнего с Бухарским ханством Зеравшанского округа капитана Г. А. Арендаренко.
Обосновывая свое решение, К. П. Кауфман 16 января 1880 г. писал начальнику азиатского департамента министерства иностранных дел: «По дошедшим до меня сведениям, события в Афганистане не остались без влияния на умы в Бухарском ханстве. Толки бухарцев, если только они дошли до меня в непреувеличенном виде в отношении сопоставления нас с англичанами, весьма характерны и далеко не в нашу пользу. В особенности обращает на себя внимание слух о том, что в сентябре месяце прошлого года в Бухару приезжал английский посланец...»
Далее генерал-губернатор Туркестана сообщал о тесных связях между эмирам и наместником Северного Афганистана (или «Четырех [9] провинций» — Чар-Вилойят) Гулям Хайдар-ханом, который «не склонился еще ни на сторону англичан, ни на сторону восстания против них» и предлагает свои услуги и бухарскому эмиру, и британцам, т. е. любому, кто больше пообещает. Кауфмана волновало, что такое поведение наиб-уль-хукуме (наместника) сможет возбуждать в бухарском эмире желание тем или другим способом овладеть Чар-Вилойятом», поэтому генерал-губернатор сне счел возможным оставлять течение дел в Бухаре без самого тщательного наблюдениям».
Неточность и разнобой поступающих из ханства сведений, продолжал Кауфман, вынудили его воспользоваться ст. 16 русско-бухарского мирного договора от 28 сентября 1873 г., по которой правительство Российской империи получило право держать при эмире своего представителя, и «временно командировать в Бухару доверенное лицо как для надзора за всеми внешними сношениями эмира, так и для собирания сведений о положении дел в Чар-Вилойяте и других частях Афганистана». К. П. Кауфман объяснял, что его выбор «доверенного лица» пал на капитана Арендаренко как на человека, «известного мне своей даровитостью и умением обращаться с азиатами и хорошо притом знакомого с туземным языком и обычаями».
Письмо Н. К. Гирсу завершалось сообщением, что 13 января 1880 г. капитан Арендаренко «уже выехал из Самарканда в Шахрисябз — место настоящего пребывания эмира...» 7. Так началась командировка начальника Самаркандского отдела Зеравшанского округа, результатом которой оказались публикуемые «журналы», или своего рода отчет о поездке, содержащий много интересных данных о событиях начала 80-х годов.
Естественно, что глубина и острота восприятия окружающей обстановки и происходящих событий зависели от подготовленности «доверенного лица» туркестанского генерал-губернатора, от его наблюдательности, желания и умения «увидеть» не только лежащее на поверхности, но и глубинные процессы, их предпосылки и развитие, а также подметить отдельные мелкие, но типичные и характерные детали. Положение осложнялось еще тем, что такие качества нужно было проявить в чужой стране, где не всегда могло быть полезно одно лишь знание (в какой-то мере поверхностное) «туземного языка и обычаев».
Поэтому необходимо сказать несколько слов о жизненном пути Георгия Алексеевича Арендаренко до того момента, когда правитель Туркестанского края снарядил его в не ограниченную временем командировку.
Как свидетельствует «полный послужной список» Г. Арендаренко, хранящийся в Отделе дореволюционных фондов Центрального госархива Узбекской ССР, он родился 4 февраля 1846 г. в семье дворян Черниговской губернии, где в Нежинском уезде его мать имела родовое имение в 700 десятин. С августа 1863 до сентября 1865 г. он обучался в I военном Павловском училище, после чего был переведен в Михайловское артиллерийское училище, по окончании которого (декабрь 1865 г.) получил назначение в Оренбургский стрелковый батальон.
Во второй половине 60-х годов начались растянувшиеся на долгие [10] годы «туркестанские походы», приведшие к присоединению Средней Азии к России и формированию там особой системы власти, названной «военно-народным управлением», при котором лишь самые низшие административные должности замещались представителями местного населения, а средние и высшие — царскими офицерами.
Г. А. Арендаренко был среди тех, кто брал крепость Ура-тюбе в 1866 г. Он возглавлял отряд, выступивший в 1875-1876 гг. против горных матчикцев, и получил в ноябре 1876 г. орден Владимира IV степени «в награду за храбрость против кокандцев». Но его послужной список значительно более насыщен записями о работе на различных административных постах, чем об участии в военных передвижениях и столкновениях, хотя он и этого не избегал. Конечно, сейчас трудно судить, зависело ли это от стремлений и желаний самого Арендаренко или от начальства.
Мы часто встречаем фамилию Арендаренко в числе тех, кто трудился в области мирного устройства покоренных земель, причем нередко на таких ролях, которые не сразу «увязываются» с его офицерскими погонами. Так, с октября 1866 по декабрь 1867 г. подпоручик Арендаренко выступает в качестве помощника «заведующего Уратюбинским районом», с декабря 1867 по август 1868 г. является членом Аулиэатинской организационной комиссии, потом перемещается «на усиление военно-народного управления Джизакского уезда», занимает последовательно должности джизакского, перовского, снова джизакского и туркестанского уездного судьи, а в ноябре 1874 г. в чине штабс-капитана получает важное назначение управляющим нагорными тюменями Зеравшанского округа.
С мая 1868 г., когда Самарканд открыл ворота перед наступавшими царскими войсками, до января 1887 г., когда вступило в действие «Положение об управлении Туркестанского края 1886 г.», Петербург не знал, что ему делать с этим городом и окружающей территорией. Существовали планы его передачи бухарскому эмиру. Этому решительно противился туркестанский генерал-губернатор К. П. Кауфман. Он ссылался на ключевое положение Самарканда, контролирующего доступ вод реки Зеравшан в Бухару, на его политическое значение бывшей столицы империи Тимура, на пограничный характер местности. Пока вопрос не был окончательно решен, в Зеравшанский округ (с 1887 г. — Самаркандская область) и его составные части — Самаркандский отдел и нагорные Тюмени — назначались наиболее подготовленные лица, в какой-то степени — доверенные Кауфмана.
Нет сомнений, что во время многочисленных «перекочевок» из одного города Туркестана в другой Г. А. Арендаренко имел возможность достаточно хорошо изучить нравы и обычаи жителей, освоить язык. Летом 1877 г. он был произведен в капитаны и приказом по Туркестанскому генерал-губернаторству переведен на пост начальника Самаркандского отдела. Затем последовала уже известная нам командировка в Бухарское ханство, откуда он вернулся через восемь месяцев, в сентябре 1880 г.
Георгий Алексеевич Арендаренко был, несомненно, незаурядным человеком. В 1887 г., после преобразования Самаркандского отдела в уезд, Г. А. Арендаренко, уже в чине подполковника, стал уездным начальником.
По-видимому, в конце 1889 г. у него произошел какой-то конфликт [11] с высшими властями Туркестана, ибо он был уволен «согласно прошению, от службы, с зачислением в запас армейской пехоты», и получал пенсию из государственного казначейства. Но пребывание Арендаренко вне службы продолжалось полгода. В июне 1890 г. он был назначен исполняющим должность начальника Мервского уезда. Отметим, что этот уезд входил в состав Закаспийской области, которая одно время подчинялась не Ташкенту, а Тифлису, где находился центр Кавказского наместничества. В этой должности он и был утвержден. Затем он стал полковником, генерал-майором — на посту генерала для особых поручений при командующем войсками Туркестанского военного округа, а с июня 1901 г. - военным губернатором Ферганский области.
В Фергане Арендаренко пробыл сравнительно не долго: 9 декабря 1904 г. он был «уволен по домашним обстоятельствам от службы, с мундиром и пенсией». Более или менее обычный путь царского служаки. Но были и черты, выделявшие его из среды, где преобладали солдафоны и каратели, мздоимцы и казнокрады, герои Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Так, он был «почетным блюстителем» городского двухклассного начального училища и городского женского двухклассного училища в Мерве, энергично способствовал проведению первой всеобщей переписи населения в России, проявил большую распорядительность при оказании помощи жертвам трагического землетрясения 1903 г. в Андижане и окрестностях.
Пытливый наблюдатель, Г. А. Арендаренко интересовался всем, что происходило вокруг него. Нечего и говорить, что далеко не все царские офицеры, даже находившиеся на административных должностях, овладевали «языком туземцев», проявляли внимание к быту и нравам местных жителей. Для Арендаренко же это было делом первостепенной важности. Так, из письма исполнявшего должность туркестанского генерал-губернатора Г. А. Колпаковского Н. К. Гирсу от 7 апреля 1882 г. становится известным, что Арендаренко попросил разрешить ему отправиться в южные и восточные бекства Бухарского ханства. Цель поездки — сбор материалов по этнографии, статистике населения и экономическому положению этих бекств «для издания полного описания современного состояния Бухарского ханства, так как сведения о центральных бекствах были собраны им во время командировки его в ханство в 1880 г.» 8.
Колпаковский санкционировал этот выезд. 20 марта Арендаренко двинулся в путь, а 7 мая того же, 1882 г. генерал-губернатор уже мог с его слов сообщить Гирсу некоторые подробности взаимоотношений между бухарским эмиром и туркменскими феодальными вождями 9. Но Георгий Алексеевич видел свою задачу отнюдь не только в информировании ташкентских или петербургских властей.
Подобно А. К. Гейнсу, А. П. Хорошхину, Н. А. Маеву и другим (нечего и говорить о выдающихся исследователях и путешественниках — А. П. Федченко, Н. А. Северцове, И. В. Мушкетове), Г. А. Арендаренко оставил свой след в литературе о Средней Азии. С 1874 г. он публиковал [12] в периодической печати статьи о посещенных им районах и о жизни их населения. В 1889 г. вышла в свет в Петербурге большая книга «Досуги в Туркестане» (фамилия автора на ней почему-то названа несколько иначе — «Арандаренко», как, впрочем, и в записях последних лет в послужном списке).
Этот труд насыщен значительным количеством фактов и статистических данных, характеризующих военно-политическую и экономическую обстановку в отдельных областях среднеазиатских владений Российской империи, в Бухарском ханстве, в Северном Афганистане, географическими и этнографическими зарисовками. Но это не набор фактов. Г. А. Арендаренко стремится осмыслить увиденное, дать ему свою трактовку, обобщить разрозненные наблюдения.
Здесь нашла отражение борьба в «Афганском Туркестане» на рубеже 1870-1880-х годов, и автор включает в ее описание даже несколько абзацев из своих журналов; но, в общем, эта тема трактуется в более широком плане с экскурсами в далекую историческую эпоху. Очень содержательные очерки посвящены Дарвазу и Каратегину, причем многие сведения об этих местностях и их жителях приводятся впервые, окрашенные впечатлениями очевидца. Почти гротеском звучит написанный в серьезных тонах рассказ о бухарской армии, ее подготовке, организации и боевой силе.
Однако беглый пересказ книги — отнюдь не лучший способ познакомить с ее содержанием. Мы рекомендуем всем, проявляющим интерес к дореволюционной Средней Азии, ознакомиться с ней в оригинале, хотя это не так легко: труд стал библиографической редкостью. Для нас же упоминание о ней должно было подкрепить мысль о том, что Георгий Алексеевич Арендаренко не заслуживает полного забвения.
Но есть еще один любопытный момент: как оценивали его личность и деятельность современники? Нам кажется целесообразным и возможным завершить этот по необходимости беглый и краткий очерк характеристикой, которую дал действующему в нем лицу достаточно компетентный со многих точек зрения специалист-востоковед Н. И. Веселовский, хорошо знакомый с Г. А. Арендаренко, его деятельностью и трудами. Да простится нам длинная цитата, но она хорошо подытоживает сказанное выше.
«Автор "Досугов" Г. А. Арандаренко, занимал в Туркестанском крае весьма ответственную должность по военно-народному управлению: сперва помощника, а потом начальника нагорных тюменей и Самаркандского отдела (уезда), должность первостепенной важности для русского влияния на туземцев и для водворения у них русской гражданственности. По своим обширным правам, по близкому и постоянному соприкосновению с народом уездный начальник имеет возможность руководить жизнью туземце». Управление человека добросовестного, преданного своему делу принесет людям, вверенным его попечению, великую пользу, как с другой стороны преследование им личных интересов при помощи разных темных дел (примеры бывали), стремление к получению отличий будет иметь вредное, развращающее влияние на народ, уронит в глазах его значение русской власти. [13]
В плодотворной административной деятельности г. Арандаренко мог убедиться всякий, кому привелось посетить Самарканд в его управление. И если в этом случае, пожалуй, можно было увлечься показной стороной дела, наружным блеском, то книга г. Арандаренко раскрывает нам внутренний смысл его деятельности, показывает, сколько труда и энергии положено этим человеком для изучения своего отдела и его населения.
И нельзя не пожалеть, что г. Арандаренко вслед за другими лучшими людьми покидает край (рецензия относилась к 1890 г., когда Г. А. Арендаренко временно, а быть может и навсегда, «ушел в запас». — Н. Х.). Это удаление мы готовы объяснить тем, что с водворявшимися в крае новыми порядками, крайне сложными и для туземцев несвоевременными, тяжело теперь оставаться в управлении и служить делу, которому не сочувствуешь (еще одно свидетельство конфликта с высшей администрацией Туркестана. — Н. X.).
При обширности района туркестанских уездов, при массе самого разнообразного дела, возложенного на уездных начальников, досуга остается им очень немного, и очень немногие воспользовались своим досугом так, как воспользовался им г. Арандаренко» 10.
Сделанный Н. И. Веселовским общий вывод гласил: для Туркестанского края книга «должна иметь большое значение, как (труд) человека, основательно знающего край, постигшего его нужды, а потому вполне авторитетного». Но это уже оценка не только, а быть может, и не столько изданного труда, сколько оценка человека.
* * *
Какие же вопросы привлекали внимание К. П. Кауфмана? Что беспокоило этого «ярым-подшо» (полуцаря), всесильного наместника русского императора в Средней Азии? Прежде всего и главным образом — угроза британского проникновения, возможные контакты Англии с Бухарским ханством. Этот круг проблем и был поставлен во главу угла заданий Арендаренко. Ему поручалось выяснить взаимоотношения правителей Бухары с англичанами и Афганистаном, приезжают ли в ханство разведчики — британцы либо индийцы, — действующие от их имени. В частности, приезжал ли в сентябре 1879 г. афганец «Шир-Магомет», присланный якобы в Бухару из Лахора.
Туркестанского генерал-губернатора интересовала интенсивность переписки между эмиром Сеид Музаффаром и его представителем в Мазари-Шарифе Касым-ходжой ураком: «как народ смотрит» на это представительство и чем вызывается его необходимость; каковы отношения между эмиром и правителем Чар-Вилойята Гулямом Хайдар-ханом, будто бы именующим Сеид Музаффара своим повелителем. Справедливы ли слухи о попытках укрепившихся в Афганистане англичан силами местного населения улучшать ведущие на север дороги (Кабул — Ташкурган)?
Действия Гуляма Хайдар-хана вызывали подозрения в Ташкенте, и [14] Арендаренко должен был проверить обоснованность утверждений о том, что наиб-уль-хукуме Северного Афганистана «сторонник англичан и действует им в руку; что англичане советовали ему распустить по домам находящиеся в Чар-Вилойяте войска; что Гулям Хайдар-хан находится в постоянных сношениях с англичанами и действует по их указаниям», и т. д., и т. п.
Особое место в планах командированного в Бухару капитана, по указанию Кауфмана, занимал сбор сведений о беглецах из Средней Азин, потенциальных противниках установившейся политической системы — бывшем кокандском хане Худояре, сыне Сеида Музаффара Абдул Малике (Катта-Тюре), некогда боровшемся с отцом за власть, бывшем правителе одной из областей Восточной Бухары Сары-хане и других лицах, — не хотят ли они вновь попытать счастья и вторгнуться в покинутые страны при поддержке британских покровителей?
Из экономических проблем в задачи Арендаренко входило выяснение, какой порядок по взиманию налога (закята) с денег существовал в Бухарском ханстве; при этом он должен был лично «удостовериться через расспросы, платят ли закят с денег бухарские подданные».
Но миссия капитана Арендаренко не ограничивалась получением важной информации. Ему давались и дипломатические поручения. Среди них существеннейшее заключалось в том, чтобы не допустить эмира Сеида Музаффара к захвату власти в Чар-Вилойяте. Кауфман весьма опасался чрезмерной активности своего протеже, которая могла бы дать Британской империи предлог для вторжения в Среднюю Азию. Поэтому посланцу генерал-губернатора предлагалось разъяснить эмиру, что следует «осторожнее относиться к письмам Гуляма Хайдар-хана, который при настоящем положения дел в Афганистане иначе к нему относиться не может...», в «высказать эмиру, чтобы он, основываясь на словах Гуляма Хайдар-хана, не предпринимал бы теперь никаких мер к замятию Мазари-Шарифа».
Второй по значению темой для бесед с Сеидом Музаффаром должен был служить «побег» сардара Абдуррахман-хана. Бухарского владыку надлежало поставить в известность, что «за все время нахождения» сардара «под покровительством России за ним не было замечено ничего дурного, и потому когда Абдуррахман-хан решился бежать, то не было оснований ловить его и препятствовать ему испытать счастье на своей родине, и что он ни нам, ни эмиру не имеет намерения сделать какое-либо зло».
Совместно с бухарским кушбеги (премьер-министр) Арендаренко поручалось разработать систему выдачи паспортов подданным эмира, проживающим в городах Российской империи. Как человек, занимавшийся внешнеполитическими вопросами империи, и в частности Туркестанского генерал-губернаторства, К. П. Кауфман стремился быть в курсе событий во всех окрестных странах, сколь бы малы они ни были. Он ожидал от капитана сообщений о положении в Дарвазе, Бадахшане, о землях, находящихся на пути от Амударьи к Мервскому оазису, о взаимоотношениях с Сеидом Музаффаром влиятельных лиц на этих территориях.
Как видим, капитану Арендаренко поручался круг вопросов большой важности. Забегая вперед, можно констатировать, что он очень хорошо [15] справился с довольно сложным заданием. Во всяком случае, высшие круги администрации Туркестанского края были вполне удовлетворены его деятельностью. Доказательством этого служат то обстоятельство, что он был одним из первых и главных кандидатов на замещение поста руководителя Российского императорского политического агентства в Бухаре, когда оно формировалось (оно было открыто с 1886 г., но агентом был назначен присланный из Петербурга чиновник министерства иностранных дел).
* * *
Одним из результатов поездки капитана Арендаренко в Бухару явились «подробные донесения в виде журналов», предусмотренные инструкцией генерал-губернатора. Кауфман внимательно читал их, знакомил с ними своих приближенных — дипломатического чиновника Фриде, редактора «Туркестанских ведомостей» Маева и других, а главное — отправлял копии этих донесений в Петербург в министерства - иностранных дел и военное. Таким образом, деятельность капитана Арендаренко позволяла правящим кругам империи и высшим властям генерал-губернаторства ориентироваться во всех перипетиях событий в соседних азиатских владениях. От его наблюдательности, обстоятельности и объективности зависело немало.
Как правило, Арендаренко точен и беспристрастен (хотя с некоторыми его оценками и попытками судить о целых народах по отдельным их представителям нельзя согласиться). Его так называемые «журналы командировок (1880 г.)» насыщены обширным, порой еще неизвестным материалом о расстановке политических сил в ханстве и в Афганистане, прежде всего в Северном; разнообразными деталями, характеризующими отдельные экономические факторы, жизнь населения. Они рисуют картину постепенного укрепления позиций «бежавшего сардара» - Абдуррахман-хана, который вскоре занял кабульский престол и царствовал более двадцати лет (до 1901 г.), оставив о себе память как об одном из наиболее волевых и целеустремленных эмиров в афганской истории.
Публикуемые ныне журналы Г. А. Арендаренко также несут на себе печать авторской индивидуальности. Они принадлежат перу «основательно знающего» свой предмет человека и, без всякого сомнения, пополнят наши представления о Бухаре м Афганистане в сложные годы их жизни.
Рассматриваемый нами источник позволяет уточнить многие стороны бурных событий из прошлого Бухарского ханства и нашего южного соседа. На некоторых аспектах журналов останавливается в написанных по нашей просьбе комментариях к ним известный востоковед Андрей Владимирович Станишевский.
* * *
В настоящее издание включено 26 хранящихся в Центральном государственном архиве (ЦГА) УзССР журналов донесений капитана Георгия Алексеевича Арендаренко, охватывающих период двух его [16] командировок в Бухарское ханство: с 13 января по 17 апреля и с 28 мая по 10 сентября 1880 г. Донесения адресованы туркестанскому генерал-губернатору К. П. Кауфману. В них отражена политическая, экономическая и социальная жизнь Бухарского ханства в конце XIX в.; детально описаны встречи с бухарским эмиром, переговоры с ним и его приближенными.
Кроме этих донесений в архиве имеются письма Г. А. Арендаренко К. П. Кауфману, переписка с исполнявшим должность чиновника по дипломатической части И. И. Ибрагимовым и много телеграмм, касающихся командировок.
В связи с тем что переписка отражает в основном организационную и финансовую стороны командировок, а содержание телеграмм поглощается донесениями, в сборник включены только последние.
Публикация подготовлена в соответствии с «Правилами издания исторических документов в СССР» (Москва, 1969 г.).
Текст донесений публикуется по новой орфографии. Сокращенные слова воспроизведены полностью, кроме общепринятых сокращений.
При передаче текста документов восточные термины унифицированы, как к различные транскрипции географических названий, имен и фамилий. Иноязычные выражения, применяемые автором, текстуальны. Оставлены в тексте вопросительные знаки, поставленные автором. Словесные обозначения чисел заменены цифрами.
Так как в своих донесениях Г. А. Арендаренко часто ссылается на предыдущие донесения, то в текстуальных примечаниях даны перекрестные ссылки с указанием на номер документа.
К ссылкам на публикуемые материалы в текстуальных примечаниях даны контрольно-справочные сведения об их местонахождении. Здесь же оговариваются документы, не обнаруженные в архиве.
В сборник включены документы одной разновидности (журналы) и одного автора, поэтому всем дан одни общий заголовок. Номера журналов совпадают с номерами публикуемых документов, поэтому они в заголовках не повторяются.
Документы датированы по старому стилю и расположены в хронологической последовательности. Для документов с № 15 по № 26 место написания в заголовок взято из препроводительных рапортов.
Документы снабжены контрольно-справочными сведениями. Ввиду того что все они находятся в одном фонде И-1 (Канцелярия туркестанского генерал-губернатора), включены в опись № 29, написаны от руки чернилами и являются подлинниками, контрольно-справочные сведения ограничены указанием номеров дел и листов.
Сборник снабжен развернутыми именным и географическим указателями. В именном указателе все ссылочные данные и сведения сосредоточены под общепринятыми правильными именами соответствующих лиц. Разночтения приводятся в круглых скобках вслед за правильным именем, а также в соответствующих местах указателя со ссылками на правильное имя. По такому же принципу построен и географический указатель, в котором названия географических пунктов уточнены по картам 1880 г.
В сборник включен словарь восточных терминов и этнических названий. [17]
Сборник документов «Журналы командировок Г. А. Арендаренко (1880 г.)» подготовлен к печати заведующим отделом научной информации и публикации Главного архивного управления при Совете Министров Узбекской ССР В. И. Кузьменко. В выявлении документальных материалов принимал участие ст. научный сотрудник Д. А. Иоффе.
Статья «Несколько слов о журналах Г. А. Арендаренко», словарь восточных терминов и этнических названий составлены А. В. Станишевским, принимавшим также непосредственное участие в подготовке именного и географического указателей.
Н. А. Халфин
Комментарии
1. Betty Balfour, The History of Lord Lytton’s Indian Administration, New York — Bombay, 1899, стр. 30.
2. См., в частности, В. M. Массон и В. А. Ромодин, История Афганистана, т. II, М., 1966; Н. А. Халфин. Провал британской агрессии в Афганистане, М., 1959.
3. ЦГА УзССР, И-1. оп. 34, д. 406, л. 60.
4. [C. U. Aitchison], A Collection of Treaties, Engagements and Sanads, Relating to India and Neighbouring Countries, Compiled by C. U. Aitchison, vol. XIII, Calcutta, 1933.
5. В первых же донесениях — «журналах» - читатель встретит упоминания о некоем Шир Мухаммаде Газни, т. е. уроженце афганского города Газни, который оказался в Бухаре с какой-то тайной, но очень тревожившей русских чиновников в Туркестане миссией.
6. См. об этом подробно: А. А. Семенов, «Бегство» Абдуррахман-хана из Ташкента в Афганистан, — «Кауфманский сборник», М., 1910, стр. 100-117.
7. АВПР, СПб. Главный архив, I-9, оп. 8, 1880-13, лл. 1-3.
8. АВПР. СПб. Главный архив, I-9, 1880-13, л. 170.
9. Там же, лл. 172-173.
10. «Записки Восточного отдела Русского Археологического общества», т. IV, выл. III и IV, СПб., 1890, стр. 408-413.