№ 18

30 мая 1880 г.
г. Бухара.

Со времени занятия Абдуррахман-ханом Таликана (в Кундузской провинции, в 22 верстах южнее левого берега р. Кукчи) и Исхак-ханом - Мазари-Шарифа в Чар-Вилойяте (3 марта) дальнейшие события в Афганском Туркестане располагаются таким образом: с первых же дней, произведя на жителей Мазари-Шарифа впечатление «суетливого» человека, Исхак-хан принимается разыскивать богатства своего [102] предшественника Гулям Хайдар-хана, практикуя при этом над приближенными бывшего наиба самые жестокие меры допытываний, которые все-таки ни к чему не привели, так как на самом деле после Гулям Хайдар-хана никакого богатства не осталось: до трех тысяч полуимпериалов, русских, было вывезено в Бухару, остальное разграблено частью на месте, частью в дороге, во время преследования.

Не найдя, таким образом, после всех усилий и следов предполагавшихся денежных кладов, Исхак-хан нашел источник к пополнению искомого в пятидесяти ташкурганских и мазаришарифских торговцах, имущество которых было конфисковано под предлогом, что ценности Гулям Хайдар-хана скрыты у них.

Рядом с такими репрессиями приобретения средств для прокормления войск и удовлетворения их, согласно обещания, содержанием, в первые же недели началось обирание всех поголовно жителей налогами и вымышленными недоимами, и взысканием хераджной и танапной дани за год вперед и притом заведомо, что такой же финансовый маневр был проделан уже бывшим наибом.

Но и при таких несправедливостях, вызвавших в первое же время глухой ропот в населении и открытые жалобы письмами англичанам со стороны ташкурганских персиян, денег собрано было мало по случаю окончательного обеднения и горожан, и сельчан, умиравших, как было до тридцати случаев, от голода и не видевших никакой надежды на улучшение своего положения, так как цены на хлеб, дойдя до 5 руб. за пуд (по бухарскому курсу 17 тенег), не понижались, а посевов было сделано земледельцами весьма мало.

Отсюда сложилось в народе открытое предубеждение против Исхак-хана, Абдуррахман-хана, сложилось ожидание ухудшения своего положения и всеобщим бесправием, и податными несправедливостями рядом с самой жестокой афганской расправой в случаях даже справедливого протеста.

Видя, таким образом, в Исхак-хане беспощадного тирана, делившего власть того же характера с Куддус-ханом, назначенным начальствовать в Ташкургане, народ подмечал в нем и другого рода своеобразности: Исхак-хан являлся перед палтанами афганцев, разъезжал в городе, непрошенно, против восточного этикета, заходил экспромтом в дома шейхов для беседы (сухбата) не иначе всегда как с Кораном на шее. Такое поведение казалось вполне странным для жителей и самих афганцев, и счастливый сардар, объявивший себя наибом (помощником) эмира Абдуррахман-хана, уже через 2 недели носил у жителей Чар-Вилойята название дивана — полоумный.

Исхак-хан, однако, не отступал от своих правил и привычек, и Коран был его спутником даже в розысках между [103] палтанами одиночных афганцев, подозревавшихся как виновники смерти Сарвар-хана. Таких хундаров (ответчиков за кровь) было добыто, обвинено и казнено в течение первого месяца 32 человека. Самое сильное варварство казни было испытано над бывшим комендантом Шибергана Абдул Кадыр-ханом, которого возили сначала на ишаке по улицам с обритой бородой (высшая степень бесчестия для магометанина), а после продолжительных мучений самыми адскими пытками бросили в котел с кипящим салом.

Такое широкое, казалось, возмездие (хунда) за кровь брата не успокоило все же Исхак-хана, и он задумал потребовать к ответу главного виновника, Гулям Хайдар-хана, поселившегося с разрешения эмира Музаффар-хана в Бухаре.

Не надеясь, чтобы бухарское правительство согласилось выдать своего, так сказать гостя, как хундара-ответчика за смерть Сарвар-хана, Исхак-хан требовал его, через проживавшего в Мазари-Шарифе эмирского посланца Касым-ходжу, как сокрытеля, будто бы, казенных денег. Касым-ходжа уклонился представить такое требование своему правительству и хотя объявил намерение выехать из Чар-Вилойята, но был задержан и до настоящего времени содержится просто арестованным в Мазари-Шарифе, так как эмир бухарский не нашел возможным отвечать Исхак-хану на его грубое и дерзкое письмо с требованием выдачи хундара — сказано в письме — Гулям Хайдар-хана и с угрозой сделать «большую неприятность в случае отказа».

(Содержание письма было передано мной следующей телеграммой от 7 апреля № 147: эмир Музаффар-хан прислал ко мне [с] Ишан-ходжою для сведения крайне обидное неучтивостью, дерзостью письмо Исхак-хана, полученное джаноби-али из Мазари-Шарифа 6 апреля. Исхак-хан пишет: «Мой хуадар Гулям Хайдар-хан укрывается [в] ваших владениях, я требовал его сюда сношением [с] Касым-ходжою, посланием вашим проживающим, но он заявил нам, что получил отозвание. Со своей стороны нахожу удобным задержать Касым-ходжу до приезда из Кундуза эмира Абдуррахман-хана, прося Вас прислать кафира Гулям Хайдар-хана, в противном случае непременно последует для вашего высокостепенства большая неприятность». Крайне расстроенный, обиженный Музаффар-хан просит совета, как поступить, как «отвечать» (прим. док. В подлиннике телеграммы после слова «проживающим» следует слово «здесь». См. оп. 29, д. 451, лл. 228-229).)

Таким образом, в марте и первой половине апреля месяца общее настроение населения Чар-Вилойята и войск афганских было не в пользу нового правительства, заявившего себя пока поборами, преследованием хундаров, непрошеными визитами к шейхам и небывалым стеснением торговли, требованием платежа таких пошлин с кабульских товаров (чай зеленый, краска-ниль, кисея, ситцы, кашемировые шали), прибывших в Ташкурган в караване 1-3 марта и отпущенных на 130 верблюдах в последних числах мая месяца, которые почти равнялись половине стоимости товаров. [104]

Не чувствуя над собой власти наиба, прозванного диваной, распущенные грабительские войска помышляли об одном: получить свое шестимесячное недоимочное жалованье и уйти, хотя бы самовольно, как сделали это в прошлом году 2 палтана джарнейлей — Кауса и Ахмад-хана, в Кабул к семействам по домам. Это не только высказывалось афганцами открыто с угрозами Исхак-хану и с толкованием таких намерений тем, что иначе семействам их грозит гибель от угроз Вали Мухаммад-хана, но и приводилось в исполнение, так как значительная часть афганцев (до 800 чел.) действительно ушла, не получив даже содержания, а гарнизоны крепостей Ахча, Шиберган, Сарыпуль расположились было вне крепости с полным намерением направиться через Меймене в Герат, как подговаривал их к тому бек мейменинский Дилавар-хан.

Положение Исхак-хана сделалось в начале апреля не только затруднительным, но опасным в особенности потому, что происки Вали Мухаммад-хана через бывшего чарвилойятского наиба Нурмухаммад-хана усилились и частными сношениями со старшими войсковыми афганцами, и успешным движением значительной (до 600 чел.) конной партии Нурмухаммад-хана через Давоб к Дараи-Юсуф, в 70 верстах от Ташкургана, и ослабевшим сочувствием делу Абдуррахан-хана хазарейцев, старшины которых Сеид Джафар-хан и Дилавар-хан уже не раз заполучили подкупы англичан через того же Вали Мухаммад-хана.

К тому же долгое промедление уплатой палтанам не только обещанного шестимесячного жалованья, но и содержания на дневное довольствие день ото дня затрудняло дело Исхак-хана до того, что однажды заговорили в Мазари-Шарифе о скором отъезде наиба за Аму-Дарью. Действительно, признаки такого же взрыва неудовольствий, какой вытеснил Гулям Хайдар-хана, были очевидны: население глухо стонет поборами, голодом, грабежом, войсковые палтаны требуют содержание, отказываясь, как [добивался] Исхак-хан, выходить на ученье, угрожая направиться в Кабул; гарнизон Тахтапуля, получив от Исхак-хана некоторое денежное вознаграждение за услугу, отказался подчиняться Исхак-хану, избрал из своей среды наиба и объявил намерение ждать Вали Мухаммад-хана. Только незначительная часть афганцев из палтанов, всего до 600 чел., частью одноплеменников Абдуррахман-хана, задабриваемых Исхак-ханом, составляли и личную для него охрану, и оплот против покушений Нурмухаммад-хана, и опору поддержания, хотя слабого, порядка в Чар-Вилойяте.

Из этих-то 600 человек Исхак-хан нашел возможным выделить 250 человек для противопоставления на Айбаке угрозам Нурмухаммад-хана, имя которого тревожило Афганский Туркестан еще с декабря месяца. [105]

В какой мере сделались опасными для Чар-Вилойята происки Вали Мухаммад-хана, успевшего склонить английскими подарками хазарейцев и шейхалинцев, видно также и из писем Исхак-хана в Самарканд к брату своему Мухсин-хану. В этих письмах сардар наиб признает положение свое затруднительным до крайности и от безденежья, от голодовки, дороговизны на хлеб, и от угроз Нурмухаммад-хана. То же самое сознавал из Таликана и Абдуррахман-хан письмами в Самарканд.

Чтобы уяснить себе, почему во второй половине апреля месяца положение дел ташкентских сардаров значительно улучшилось предсказаниями даже и дальнейшего успеха Абдуррахман-хана в Кабуле, надо проследить действия этого главного сардара в Кундузе, надо вспомнить также типичную способность афганцев склоняться туда, где дают деньги, способность ненавидеть всякое правительство, способность совершенной нечувствительности к словам «отечество, родина» (Упорное желание афганцев выгнать англичан есть только продукт действительной ненависти горцами иностранцев вообще, есть плод до крайности придирчивой, назойливой политики англичан, есть следствие поражения британцев в 1840 г. (прим. док.). Г. Арендаренко высказывает здесь официальную, буржуазно-шовинистическую точку зрения на освободительное, антиколонизаторское движение афганцев и их свободолюбивый характер, забывая о славных, героических страницах патриотической борьбы афганского народа против порабощения (прим. ред.).), надо вспомнить и неспособность афганцев вообще помнить хорошее правительство, потому, может быть, что такового не было в Афганистане со времен первого эмира Ахмад-шаха (1747 г.).

Как известно, взрыв правительственного переворота в Тахтапуле последовал 19-22 февраля, то есть спустя 5 дней после выступления из Ташкургана отряда в 3 тыс. человек против скопищ Султан Мурада Кундузского, собранных на Баш-Абдане. Нестройный сброд этих конных, безоружных узбеков рода каттаган, разумеется, не мог не только выдержать, но и принять боя афганского отряда с кое-какой артиллерией. Узбеки поэтому задолго разбежались... начальники не имели решительно никакой власти над своими палтанами.

Пограбив сколько требовалось, палтаны произвольно вернулись в Ташкурган, «готовые служить Абдуррахман-хану под обещание уплаты шестимесячного жалованья», и только наиболее влиятельный, старинный приверженец Гулям Хайдар-хана, кызылбаш Гуль Ахмад, с 800 афганцами из разных палтанов, остался в самом Кундузе с открытым намерением пробраться кратчайшим путем в Кабул, откуда он, как и афганцы его палтанов, давно получал извещения своих родных.

По прибытии Абдуррахман-хана в конце февраля в [106] Таликан с партией в 600 человек, кое-чем вооруженных бадахшанцев Баба-хана и Умар-хана и с 120 конными своими афганцами он счастливо для своего дела встречает в Султан Мураде уже не противника, как раньше, а искателя заступничества для спасения своих жителей, однородичей каттаганцев. Абдуррахман-хан сумел, конечно, извлечь пользу из такого положения дела в разоренном Кундузе и, удержав при себе разными заманчивыми обещаниями Султан Мурада и его посредника в происках англичан, известного Сары-хана, начал озабочиваться распространением своего влияния и на афганцев Чар-Вилойята, и на горцев гиндукушских, и на родственные племена. Последние действительно отозвались недели через три письменными приглашениями «прийти и эмирствовать для истребления неверных», но последнее предложение казалось, вероятно, ученому сардару делом фантастическим, и он решил ждать в Кундузе, как говорят под влиянием сношений с англичанами, ответивших ему в одном письме (см. журнал 12) «оставаться там, куда пришли».

Выжидая, таким образом, в Кундузской провинции, на пути удобного сообщения с Кабулом, Абдуррахман-хан расположил к себе только Султан Мурада и Сарыбека, принявших его требование поставить для него 18 тыс. батманов хлеба и 20 тыс. рублей деньгами, но афганцы Гулям Мухаммада сначала относились к сардару не так, как он ожидал, начав из Таликана уже титуловать себя эмиром.

Расположившиеся в Кундузе афганцы Гуль Ахмада, добывая себе средства продовольствия отбиранием всего у жителей, в течение двух недель не вступали ни в какие сношения с Абдуррахман-ханом, как будто они и не знали о его присутствии в 60 верстах от Кундуза. Такое игнорирование сардара, удивлявшее немало всех бывших при нем, может быть и продолжалось бы, если бы Абдуррахман-хан не обнаружил первым сговорчивости. Посланный в Кундуз главный расходчик сардара Абдулладжан, высказав афганцам и старшим начальникам положение Абдуррахман-хана и его дальнейшие намерения, задался также вопросом: «Кого же теперь признают своим эмиром?».

На этот вопрос Гуль Ахмад и его палтаны отвечали, как достоверно известно, приблизительно так: «До сего времени нам все сказывали, что Абдуррахман-хан идет с большими богатствами, поддерживаемый четырехтысячным русским отрядом, последнее оказалось совершенно ложным — мы в том убедились — спрашиваем теперь вас, имеются ли у сардара богатства? Если денег у него достаточно и он одарит нас, мы станем держать сторону его, а в противном случае мы исполним свое намерение и уйдем отсюда в Кабул».

Таким образом, до половины апреля месяца Гуль Ахмад с палтанами составлял в Кундузе заслон для [107] Абдуррахман-хана к дальнейшему движению и не подавал никакой надежды стать сторонником, а, напротив, выказал враждебность, когда Абдуррахман-хан пытался уговаривать афганцев прекратить грабежи и жестокости над беззащитными каттаганцами.

Из дальнейших разведочных пояснений можно было заключить тогда же, что Абдуррахман-хан и не намерен направиться вскоре в Мазари-Шариф, стараясь устроить дело в Кундузе, озабочиваясь собрать дань, выполнить обещание уплаты палтанам содержания.

Замечали также тогда и усиливавшиеся сношения Абдуррахман-хана с англичанами, окончившиеся, как уже к концу апреля обозначалось, погашением происков Нурмухаммад-хана, упрочением положения в Чар-Вилойяте Исхак-хана.

В последних числах апреля сардары нашли возможным уже выплатить всем палтанам из кундузской дани и караванной пошлины жалованье за один месяц своего времени и за два недоимочные месяца, чем значительно укрепилось дело Абдуррахман-хана во всем Афганском Туркестане.

В первых числах мая возникают заявления сардаров против установленных бухарским правительством мер воспрещения вывоза хлебных продуктов за Аму-Дарью, в Чар-Вилойят, а позже несколько распространился слух о прибытии к Абдуррахман-хану в Кундуз английского посольства.

Два эти события будут сообщены в следующем журнале.

Д. 451-а, лл. 108-118.