№ 14

20 марта 1880 г.
г. Бухара.

Предыдущий журнал был закончен письмом бывшего наместника в Чар-Вилойяте Гулям Хайдар-хана, извещавшим бухарского эмира об окончании дела, о намерении явиться к джаноби-али (Гулям Хайдар-хан, прибыв в Карши 6 марта, переехал в Бухару 14 марта, где и представлялся эмиру 19 числа) (Прибытием Гулям Хайдар-хана в бухарские владения остается недоволен сардар Исхак-хан, жаждущий, очевидно, кровавой мести за смерть брата своего Сарвар-хана, погибшего в Мазари-Шарифе 16 января. Приняв бывшего наиба без всяких щедростей вознаграждения, эмир Музаффар-хан высказал мне на аудиенции 19 марта полную готовность указать Гулям Хайдар-халу дорогу туда, куда укажут из Ташкента (прим. док.).). Письмо заканчивалось обвинением англичан в происках, вызвавших правительственный переворот в Афганском Туркестане подкупами тахтапульских войск, но оно умалчивало совершенно о сардарах, пропущенных бухарским эмиром через свои владения, хотя ход дел этих сардаров и активное влияние Абдуррахман-хана и Исхак-хана на тахтапульскую историю, подчеркнувшую деятельность Гулям Хайдар-хана, были, разумеется, ему известны.

Ясно было для всех ближайших свидетелей происшедшего переворота в Чар-Вилойяте, что он носил признаки ожидания [91] политической катастрофы уже в декабре прошлого года, что он был прямым следствием деморализации войск афганских, прогрессивно развившейся под влиянием недостатка довольствия и предоставленной афганам свободы реквизировать, просто грабить бедных, безответных жителей, придавленных всеобщей голодовкой, исконной забитостью за грехи в чужом историческом пиру, придавленных также, конечно, преобладанием над ними вооруженной давящей силы.

Народ стонал от поругания, от насилия, от произвола, от полного бесправия, открывавшего двери и сундуки для каждого солдата и закрывавшего дверь получения удовлетворения у начальников для обиженных; но этот стон не раздражал наиба, а настраивал его самого к изобретению позорных налогов, прикрывавшихся вескими вымышленными аргументами, именовавшими налоги для «священной войны с ференгиями», для отражения всяких врагов, для годовых поминок, наконец, незабвенного эмира Ширали-хана (См. док. № 18.).

Такое безнравственное, вполне грабительское правительство наиба Гулям Хайдар-хана, названное вначале благородным (журнал 5) только за преданность интересам родины, не могло поддерживать обаяние на войска только «заклинанием быть преданными», да обещанием денежных благ в будущем, и постепенно это правительство обращалось в шута (масхарабоза), то снимающего позорно чалму перед сановниками и солдатами, то празднующего салютами вымышленные события, то раздающего без права высшие чины корнейля, джарнейля, то титулующего себя бачою в шутовской ханской чалме мандаль.

Когда наконец все присмотрелись к шутовству пустому бессилием отражать опасности, когда нежелание отряда войск исполнять приказание старших маршевым движением в Кундуз осталось в двух случаях безнаказанным и после изгнания с Алачапана солдатскими прикладами своих главнокомандующих, признаки неизбежности военной диктатуры — переворота ясно обозначились.

Гулям чувствует неизбежность опасности, он говорит уже войскам: «Делайте, что хотите» (телеграмма 64) (Не публикуется. См. оп. 29, д. 451, лл. 132-133.), он видит угрозу в стороне Бамиана сильную интригами, сильную средствами, сильную пронырливостью, он отражает попытки авангарда Нурмухаммад-хана выставленным на Айбаке отрядом, он считает — не знаю насколько основательно — сардара Абдуррахман-хана прелюдией к будущим событиям на Аму-Дарье, считает его длинным рычагом, которому требуется настоятельно твердая, могучая точка опоры в денежных средствах, в оружии, в бесповоротном признании прав его [92] на Чар-Вилойят, от Кундуза до Меймене, с выключением Бадахшана, никогда не принадлежащего Афганистану и ухищренно прирезанного англичанами к владениям Ширали-хана под шумок приобретения деньгами позиций в Чатраре, в семи днях пути от левого берега Аму-Дарьи.

Нет сомнения, что необходимость [получения] возможно скорее такой точки опоры, нисколько не родственной пожеланиям и уверениям, хорошо сознается и самим Абдуррахман-ханом, который предоставил своему причудливому племяшу (Исхак-хан приходился двоюродным братом Абдуррахман-хану.), Исхак-хану, совершить 4 марта торжественный въезд в Мазари-Шариф с Кораном на шее, не подкупившим все же симпатии жителей (телеграмма 77) (Не публикуется. См. оп. 29, д. 451, л. 193.), сам действует очень медленно, осматриваясь по сторонам, нет ли и над его делом таких же грозовых признаков от настойчивых происков англичан, от внутренней неурядицы, какие дали взрыв 19-22 февраля в Тахтапуле, напутствовав Гулям Хайдар-хана бунтом, выстрелами сопротивления и, наконец, преследованием и ограблением на Аму-Дарье нескольких вьюков с увезенным из Мазари-Шарифа металлом.

Медленные действия сардара Абдуррахман-хана идут, очевидно, под сомнением о действительном настроении войск Чар-Вилойята, деморализованных до способности делать каждодневные перевороты, до способности обещать сардарам амударьинским, а служить бамианским.

Очевидно, сардар-претендент со времен прибытия своего с проводником Султана Кундузского Давлетбеком и с тремястами бадахшанцами Умар-хана в Таликан кундузский, приняв тортук (вещевые подарки) от Султан Мурада как наглядный признак, по понятиям всех азиатов, полной покорности, озабочен еще столько же укреплением этой покорности бывшего вассала, сколько и получением с него денежной дани, достаточной для удовлетворения согласно обещания афганских войск шестимесячным содержанием (вот почему, как объясняют достоверные сведения из Чар-Вилойята и Бадахшана, сардар Абдуррахман-хан остается 28 февраля в Кундузе (См. телеграммы 74, 76, 80, 86 (прим. док. Телеграммы не публикуются. См. оп. 29, д. 451, лл. 187, 190, 196, 197-198).), переговариваясь с Султан Мурадом обещанием оставить его самостоятельным владетелем, успокаивая каттаганцев обещанием возвратить все их имущество, награбленное отрядом [солдат] без военного боя).

Удастся Абдуррахман-хану выполнить хоть часть обещаний, данных Султан Мураду и его кундузцам, — он пройдет в Ташкурган беспрепятственно, снабженный, пожалуй, деньгами, довольствием. [93]

Удастся Абдуррахман-хану исполнить обещания, данные возвратившимся из Кундуза в Мазари-Шариф войскам, все еще ожидающим пороховой затравки — шестимесячного жалованья, - дело останется за ним и только потребуется немедленно развернуть над анархией всю ханскую силу во всеоружии тех мер особенного обаяния, с какими родилась, живет и будет жить долго вся Азия мусульманского режима.

Удастся Исхак-хану с Куддус-ханом, правящим в Ташкургане (телеграмма 80) (Не публикуется. См. оп. 29, д. 451, л. 196.), поддержать порядок в ожидании старшего сардара, он останется наибом, как считается теперь, не чувствуя под собой твердой почвы, встречаясь с самовластием тех же тахтапульских войск, которые пригласили его, которые вознаграждены им денежно 7 марта, но которые отказали ему выдать брата бывшего наиба Мухаммад Рахима и назначили из своей среды старшего, подчиняясь, таким образом, Исхак-хану совершенно номинально.

Удастся наибу Исхак-хану погасить интенсивность влияния англичан на чарвилойятских афганцев и персиян Ташкургана, он просуществует со своим управлением и при тех мерах утеснения жителей налогами, выпытыванием о скрытых Гулям Хайдар-ханом сокровищах, которые начал практиковать этот благочестивый (суфи) афганец с первого же дня своего неэффектного, как передают, прибытия.

Удастся тому же суетному стремлением к наживе сардару Исхак-хану отразить высланным 11 марта небольшим отрядом покушения Нурмухаммад-хана, щедро одаряющего английскими рупиями хазарейцев, шугнанцев, дуобцев и отчасти ташкурганцев, он дождется празднества прибытия в Мазари-Шариф старшего сардара Абдуррахман-хана, своего экс-эмира.

Что будет — посмотрим, а теперь считаем существенно важным отметить достоверное сведение о бывшем 12 марта ропоте в тахтапульских войсках продолжительному ожиданию Абдуррахман-хана, о настойчиво удерживающемся слухе ожидания вторжения из Бамиана в Афганский Туркестан сильной колонны с англичанами, успевшими будто бы занять Герат по соглашению с наибом Аюб-ханом (телеграмма 86).

Сведения приходят ко мне в Бухару из Мазари-Шарифа через Карши (560 верст) на седьмой день, но эти сведения вполне достоверные, чуждые, конечно, фантазии и субъективного настроения, при некотором слабом умении писать события теми красками, каких они вполне достойны.

Д. 451. лл. 204-211.