№ 13

4 марта 1880 г.
г. Карши.

Та территория за Аму-Дарьей, на которой пришлось действовать в Чар-Вилойяте Исхак-хану с тремя сардарами, с самого начала представляла и подходящий, казалось, элемент в туркменах рода эрсари, и соответствующие условия в исконной привычке узбекского населения западных бекств видеть свой край постоянной ареной то потасовки беков между собой, то дружного сопротивления этих, порой вассальных правителей, своим ханам - эмиру бухарскому до 1845 г. и эмиру афганскому впоследствии.

Последнее обстоятельство как будто бы было упущено в первое время Исхак-ханом из виду, и он, казалось, считал [84] достаточным для своего дела сочувствия одних эрсаринцев. Расчет был совершенно ошибочный: туркмены обобрали сардара получением содержания, возбудили против него население своими грабежами (см. журналы 3 и 5) и в конце концов бросили его одного при первых же признаках неудачи, после отступления Исхак-хана в местности Сеидабад к Керкине. Тогда-то сардары вспомнили, что в Андхое сидит беком не афганец, а потомственный бек Давлет-хан, оставленный в. этом небольшом кургане еще Ширали-ханом, после подчинения им долго сопротивлявшегося Меймене и остальных маленьких бекств на западе Туркестана, потомственные беки которых Махмуд-хан Сарыпульский и Хаким-хан Шиберганский были привезены впоследствии Ширали-ханом из Кабула в Мазари-Шариф, где и проживали под надзором до последнего времени.

Вспомнилось также сардарам, что и восстановленный наибом мейменинский бек Дилавар-хан также не чужд инстинктов повоевать в пользу каких бы то ни было претендентов ханского, тем более достоинства.

Когда, таким образом, предварительные сношения с Андхоем и Меймене дали некоторый блеск надежды встретить сочувствие, сардары направились сначала в степь Андхоя, высидели некоторое время в ставке Ходжа-дух (см. журналы 5 и 8), подвинулись затем к Шибергану, где Исхак-хан напрасно уговаривал рисалинцев-кавалеристов с Кораном и руках, где дело сардаров едва не погибло окончательно пленением в Шибергане Сарвар-хана, отправленного в Мазари-Шариф и здесь погибшего (Хотя 2 разведчика и утверждают теперь, что Сарвар-хан погиб 22 февраля (телеграмма 69), но есть основание верить, что он действительно расстрелян 16 января по доставлении в Мазари-Шариф (телеграмма 33, журнал 8) (прим. док. Телеграммы не публикуются. См. оп. 29, д. 451, лл. 138-122).).

Роковая неудача, безденежье, отшатнувшее и последних остававшихся туркменов, очевидное несочувствие ни старших, ни младших войсковых афганцев даже таким сильным уговариваниям, как «нанк овордом» (принесение военного стыда), обращение за помощью, пошатнуло в Исхак-хане уверенность в успехе до того, что он высказывал намерение отправиться в Персию (см. журнал 8) (Слух о проследовании Исхак-хана в Бадахшан (телеграмма 62) возник из того, что одному разведчику встретились между Рустаком и Соядом 11 афганцев, спрашивавших о дороге в Файзабад. Одного афганца называли «сардар Исхак-хан». Оказалось, что эти 11 человек были перебежчиками из Тахтапуля, ехавшие к Абдуррахман-хану (прим. док. Телеграмма не публикуется; см. оп. 29, д. 451, л. 129).).

Но ход дел в Центральном Чар-Вилойяте уже с ноября месяца прошлого года располагался неурядицей в довольствии войск и общей голодовке населения так, что вызывал [85] серьезные опасения в самом наместнике — наибе, откровенно высказывавшем бухарскому эмиру свое затруднительное положение (журнал 7). Действительно, как уже обрисовано и в журнале предыдущем, в последние полтора месяца, в особенности, картины настроения войск Чар-Вилойята в своем отношении к правительству наиба Гулям Хайдар-хана менялись, как узоры в калейдоскопе, а гул неудовольствия полуголодных солдат становился все сильнее и сильнее, отражаясь с полной интенсивностью и на жителях (журналы 5, 8 и телеграммы 26 и 33) (Телеграммы не публикуются (см. оп. 29, д. 451, л. 122).).

Шаткое положение наиба уже обрисовывалось в половине января, когда он оказался бессильным смирить вассала Султан Мурада Кундузского, когда ему пришлось уверять войска готового к движению отряда, что уплатой двухмесячного жалованья, вместо причитавшегося шестимесячного, отдал все, что имел. Уже тогда наиб задумывал бросить Чар-Вилойят, уйти заблаговременно в Герат, куда он 3 раза посылал Аюб-хану напрасные представления выслать ему преемника.

Все сардары, включительно с претендентом Абдуррахман-ханом, знали, без сомнения, чем должно окончиться крещендо развивающаяся внутренняя неурядица этого Туркестана, и стремились воспользоваться случаем, избрав в последнее время средством уговаривание войска письмами и эмиссарами, что все жалованье будет заплачено войскам сардаром-претендентом. Это средство обещания оказалось действительным; оно подействовало на голодных афганов настолько, что Исхак-хану не потребовалось уже ехать в Персию, — к нему начали обращаться с предложениями рисалинцы Ходжа Нури уже при первом движении его 22 января к Меймене.

Приостановившись поэтому в Давлетабаде. Исхак-хан усиливается перебежчиками из Сарыпуля, Шибергана и Ахчи, которые знакомят его в точности с действительным положением дел, с настроением войск, занимающих эти крепости.

Уяснив себе также и характер отношения к наибу мейменинского правителя, готовившего небольшой отряд для поддержания бежавшего из Мазари-Шарифа Махмуд-хана, бывшего бека Сарыпуля, Исхак-хан решается принести «свой стыд» Дилавар-хану. Предварительно, однако, сардар этот посетил еще выставленный со стороны Сарыпуля наблюдательный пост рисалинцев корнейля Хусейн-хана и, действуя на старших афганцев и убеждением Кораном и заманчивыми обещаниями, успел заручиться их сочувствием, их обещанием активной поддержки, если сардар будет принят беком мейменинским.

Узнав от посланного в Меймене махрама, что правитель [86] этого бекства относится к делу Абдуррахман-хана сочувственно, высказываясь враждебными намерениями против наиба Гулям Хайдар-хана, Исхак-хан лично заявляется 6 февраля к Дилавар-хану, приносит традиционный «нанк овордом», просит помощи.

Встретив в Меймене хороший прием, Исхак-хан получил, однако, больше обещании и уверений, чем действительную поддержку: ему было предоставлено полтораста конников (телеграмма 55) (Не публикуется (см. оп. 29. д. 451, л. 121).), было предложено действовать сначала на Андхой, было разъяснено, что высланный отряд против Сарыпуля будет также достаточной поддержкой сардарам.

На самом деле этого приема в Меймене оказалось вполне достаточным, чтобы подействовать не только на население западных бекств Туркестана, но и на самих афганцев, для которых успех дела Исхак-хана обозначался наглядно движением сардара из Меймене к Андхою с партией в 400 человек, в которой, при значительном числе перебежчиков афганцев, половина людей были Дилавар-хана.

Ободренный и такой поддержкой и слухами о том, что Сарвар-хан жив, сардар Исхак-хан, не встретив в первый месяц прибытия своего в западный Чар-Вилойят сочувствия в Андхое, находит его теперь, располагается со своей партией в казенном саду, принимает от местного бека Давлет-хана большой тортук как знак полной подчиненности, получает от бека некоторую денежную дань для дела Абдуррахман-хана.

Присоединив к своей партии небольшую часть гарнизона крепостцы Андхой, взяв с собой брата потомственного бека этого округа, Исхак-хан выступил 12 февраля против Шибергана, где, как и в Ахче, афганские сарбазы обнаруживали, по сведениям, полный разлад со своими комендантами (Кадыр-хан и Гулям Реза-хан) и начальниками, открыто высказывая сочувствие претендентам.

Действительно, с приближением Исхак-хана к Шибергану гарнизон в 300 человек не только не выказал намерения сопротивляться, но, арестовав своего коменданта и старшего корнейля, выслал 14 февраля к сардару депутацию от жителей и войска.

То же самое повторилось в крепости Ахче: гарнизон, состоящий наполовину из узбеков, услышав о занятии сардаром Андхоя и Шибергана, заявил коменданту Гулям Реза-хану нежелание сопротивляться.

Успех занятия Исхак-ханом 16 февраля крепости Ахчи, где в январе месяце тот же Реза-хан отразил первые покушения сардара, облегчился еще и тем, что после такого легкого овладения Шиберганом к Исхак-хану присоединился со своими палтанами сарыпульский бек джарнейль [87] Мухиддин-хан (Слух о замятии Дилавар-ханом Сарыпуля (телеграмма 46) не подтвердился: заняты только ближайшие крепостцы этого бекства Гурз-Ван и Курчи (прим. док. Телеграмма не публикуется. См. оп. 29, д. 451, лл. 57-58).), на которого наиб возлагал так много надежды, производя его в чин джарнейля и отправив незадолго с войсками для поддержания Ахчи, куда были командированы ранее влиятельные джарнейли Султан Нияз и Нажмуддин-хан с целью примирения гарнизона с комендантом Реза-ханом в разладе о жаловании.

Во вторник, 19 февраля, в Мазари-Шариф дошел слух об успехах Исхак-хана, о падении Андхоя, Шибергана, Ахчи, о непринужденном присоединении к сардару джарнейлей и всех их налтанов.

Одновременно же получено известие из отряда, оставшегося на маршевой позиции в Баш-Абаджане, что войска не хотят идти в Кундуз, выгнали своих командиров Сеид Хасана и Мухаммад Хасана, требуя полной уплаты жалованья за шесть прошлогодних месяцев и грозя присоединиться к Абдуррахман-хану (в Дальнейших сведений об этом отряде пока нет (прим. док.).).

Встревоженный наиб, оставшись в Мазари-Шарифе с 2,5 тыс. войска (В последнее время, перед отправлением отряда в Кундуз, войска укомплектовались набором в палтаны узбеков мазаришарифцев (прим. док.).), собирает совет старших командиров и, сняв чалму, уговаривает их быть преданными, подействовать на свои войска увещанием, послать уверение в отряд, что жалованье будет заплачено сполна по окончании экспедиции. Безмолвно выслушали джарнейли, корнейли и поркиты последнее признание наиба, что для него нет больше исхода в одновременной борьбе с четырьмя противниками, что из Герата — молчание, а денег нет и сил его нет бороться с внутренней неурядицей.

Гулям Хайдар-хан попытался все же лично ободрить собранные войска Мазари-Шарифа, но было уже поздно: паника охватила жителей, начавших зарывать свое имущество при первых пушечных выстрелах со стороны Тахтапуля. Оказалось, что весь гарнизон этой крепости в 800 человек афганцев при 8-ми орудиях, тайно подготовлявшийся эмиссарами Абдуррахман-хана Алладат-ханом и другими, узнав об успехах сардаров и о бунте в отряде, укрепился в цитадели, забаррикадировал крепостные ворота, послав предложение Исхак-хану.

Того же дня, в четверг, 21 февраля, наиб Гулям Хайдар-хан попытался уговорить тахтапульцев через двух посланных джарнейлей, но они вернулись при пушечных выстрелах из Тахтапуля и объявили, что дело там кончено, - гарнизон поголовно отдался делу сардаров и ждет их прибытия. Тогда [88] наиб Гулям Хайдар-хан обращается к последнему средству: он собирает в пятницу, 22-го числа, все войска Мазари-Шарифа до 2 тыс. при 8-ми орудиях и сам ведет их против Тахтапуля, разделив на 2 отряда: южный, под начальством брата наиба Мухаммад Рахим-хана, и западный, под своей личной командой.

Обложение войсками небольшой отпавшей крепости, обмен с нею пушечными выстрелами с ничтожным уроном для обеих сторон, продолжался всего 2 часа. Очевидно, тахтапульцы были в соглашении с мазаришарифцами, и, когда первые сделали из крепости сильную вылазку, отряд Рахим-хана примкнул к ним и вошел в крепость, захватив с собой своего командира. Гулям Хайдар-хан все еще оставался некоторое время на позиции против западных верков крепости, но выставленные тахтапульцами знамена мазаришарифцев отшатнули от наиба и последних его приверженцев, частью пробиравшихся в Тахтапуль, частью бежавших в Мазари-Шариф, разнося весть, что настало время Абдуррахман-хана (Даур, даур Абдуррахман-хан!).

Горсть войск, оставшаяся в резиденции наиба, узнав о том, что он возвращается без успеха с двадцатью своими преданными слугами, бросилась грабить его дом, избила казначея Мухаммад Акбара, отняв ничтожную казну (Утверждают, что богатства Гулям Хайдар-хана попались в руки Исхак-хана при следовании с небольшим прикрытием в Герат (прим. док.).), овладела казенным имуществом, орудиями, арсеналом, лошадьми и, подкрепившись солдатами, бежавшими из отряда, осаждавшего Тахтапуль, открыла бесцельную стрельбу из орудий, начав под звуки выстрелов генеральный грабеж лавок и всего, что попадалось на глаза, не исключая имущества, сложенного благочестивыми шейхами на гробнице святого (бузрук) Али.

То, что не успели ограбить в пятницу, было ограблено в субботу тахтапульцами, прибежавшими по слуху об отъезде наиба Гулям Хайдар-хана из Мазари-Шарифа.

Когда действительно выяснилось, что наиб покинул Чар-Вилойят, отправился, как оказалось, в ночь на 23 февраля к переправе Патта-Гиссар на Аму-Дарье, народ застонал от ужасов насилий нахлынувших отовсюду войсковых афганов.

Грабеж, насилие над женщинами продолжались неистово 3 дня и после того, как провозгласили временным наибом простого афгана из слуг Исхак-хана, некоего Шарбата (Так в документе.), захваченного в плен в Шибергане и содержавшегося арестованным при арсенале в Мазари-Шарифе.

Этот импровизированный наиб, приняв на себя роль старшего, только и сделал, что отправил известия к Исхак-хану и [89] Абдуррахман-хану (телеграмма 69) (Не публикуется (см. оп. 29, д. 451, л. 138).), выпустив часть войсковых афганцев с потомственными беками Надир-ханом и Абдуллабеком (Так в документе.) на грабеж Сарыпуля и Шибергана, где власть Исхак-хана уже заявила себя.

Не имея до сего времени (3 марта) сведений ни о прибытии в Мазари-Шариф Исхак-хана, ни о принятии Абдуррахман-ханом Афганского Туркестана под свою власть, заканчиваю этот журнал извещением, что бывший наиб Гулям Хайдар-хан прибыл с двадцатью слугами 25 февраля в Шерабад бухарских владений, прислав эмиру Музаффар-хану письмо (Письмо это получено эмиром в Карши 28 февраля и сообщено для сведения мне (телеграмма 68) (прим. док. Телеграмма не публикуется. См. оп. 29. д. 451. лл. 136-137).) следующего содержания: «Я, последний доброжелательный невольник и ничтожная соринка, заявляю Вам, великому царю, украшенному солнечной короной и имеющему войск столько же, сколько на небе звезд, что, окончив, по воле Аллаха, свое дело в Чар-Вилойяте, прибыл в Шерабад, чтобы дней через пять явиться к Вам, украшающему божий рай. В последнее время положение мое было таково: англичане послали отряд для занятия Балха; услышав об этом, я выставил отряд, который и разбил войска ференгиев в местности Кух-Морд, приведя несколько пленных. Также назначены были войска с орудиями против Каттагана (Кундуз), которые и заняли Каттаган. Но войска в Ахче и Тахтапуле взбунтовались и арестовали всех моих братьев и родственников. Я двинулся с войсками из Мазари-Шарифа, окружил Тахтапуль, но заметив наклонность к измене и в этих последних войсках, возвратился в Мазари-Шариф, где раньше прибытия моего солдаты ограбили арсенал, казенное имущество, лошадей. Ничего не оставалось делать, как отправиться к границам владений вашего высокостепенства. Кто из старших был во главе бунта войск, мне неизвестно еще, но, в сущности, войска мои возбудили к восстанию назначенные ференгиями лошкар-башии-сардар Вали Мухаммад-хан и наиб Нурмухаммад-хан (кафир), которые действовали подкупами. Всему причиной происки кафира-неверного».

(Слухи о том, что англичане отправили в Бамиан отряд в 1000 чел. с Нурмухаммадом и Вали Мухаммад-ханом, держались настойчиво за Амударьей еще в январе месяце (телеграммы 53, 59, 62, журналы 5, 12).

Д. 451. лл. 162-174.)