АНДИЖАНСКОЕ ВОССТАНИЕ 1898 г.

18 мая 1898 г. в Фергане, в наиболее экономически развитой области Туркестана, произошли события, которые известны в истории Средней Азии под именем Андижанского восстания.

Один из наиболее популярных в Туркестане ишанов Магомет-Али-хальфа, известный больше под именем Мадали, проживавший в кишлаке Минь-тюбе, Маргеланского уезда, провозгласил «священную войну» (джихад) и стал во главе восстания, направленного против царского владычества. Вечером 17 мая в кишлаке Минь-тюбе собралась толпа. Среди собравшихся были киргизы и кипчаки из Андижанского и Ошского уездов и много местных узбеков-дехкан.

Мадали сформировал отряд из этих людей, наэлектризованных его фанатической проповедью. Отряд двинулся по направлению к Андижану. Впереди ехали конные, за ними пешком — вся масса. Точное количество восставших определить трудно. По некоторым сведениям у Мадали было 1500 человек.

Около 3 часов ночи восставшие подошли к Андижану и напали на лагерь расквартированного там 20 батальона. Это нападение было произведено в полной тишине и совершенно неожиданно для войск. Нападавшие оцепили лагерь и стали избивать сонных солдат. Часть солдат, успевших проснуться и взяться за оружие, под командой поручика Карселадзе бросились в штыки и дали залп по нападавшим. Этого оказалось достаточно, чтобы отбить нападение. По показаниям очевидцев вся стычка от начала нападения до начала бегства продолжалась не более 1/4 часа. Об этом говорит и телеграмма вр. исп. обязанности туркестанского генерал-губернатора Королькова от 24 мая 1898 г. Куропаткину.

Повстанцев не преследовали. Русский гарнизон не располагал кавалерией и у него не хватило патронов. Этим нападением на русский лагерь было исчерпано Андижанское восстание. Здесь не было ни больших сражений, ни партизанской войны, ни захвата городов и укрепленных пунктов, ни длительной борьбы между правительственными войсками и мятежниками, т. е. всего того, что обычно содержится в понятии настоящего народного движения.

Однако за этим, на первый взгляд незначительным выступлением, происшедшим 18 мая в Андижане, кроются очень глубокие и значительные события и они-то и представляют для нас большой исторический интерес. Необходимо отметить, что нападение на андижанский лагерь было поддержано и коренным населением Андижана, ибо по показаниям одного из участников — Маат-Муса, навстречу нападавшим из Андижана вышло еще около 200 чел. местных жителей. Кроме того, и это самое важное, движение не ограничилось только Маргеланским и Андижанским уездами, но оно распространилось на всю Фергану, Киргизию и отчасти даже на Самаркандскую область. Именно это обстоятельство объясняет нам тревогу и озабоченность, которую проявили по поводу андижанских событий русские правительственные круги вплоть до Куропаткина и Николая II.

Большое значение андижанских событий 1898 г. заключалось в том, что это было открытое нападение организованной повстанческой группы на колонизаторов, причем не на «мирных обывателей», чиновников или крестьян-переселенцев, что не являлось редкостью в эпоху царского господства в Средней Азии, а нападение на царский гарнизон, на войсковую часть. Это указывает на то, что восставшие рассчитывали на сильную поддержку большинства коренного населения. Политический характер Андижанского восстания был настолько [124] очевиден, что русской администрации пришлось признать его политическую окраску.

Наконец большое историческое значение Андижанского восстания вытекает из общей политической обстановки на Востоке в конце XIX в. Это был кульминационный пункт русской завоевательной экспансии. Царская Россия закончила в этот период покорение Средней Азии. Несмотря на сильное противодействие британского империализма, России удалось захватить Хиву, Бухару, Ташкент, Самарканд, Фергану, окончательно покорить Туркмению от Каспийского моря до Аму-Дарьи и, в результате победы в 1885 г. при Кушке, вплотную подойти к Герату, этому «ключу к Индии», и наконец захватить Памир. Победы русского оружия содействовали укреплению русского царизма на всем Востоке. С другой стороны, военное могущество царской России, в соединении с грубыми, фельдфебельскими методами колониальной политики, терроризировало массы коренного населения завоеванных азиатских стран.

Андижанское восстание 1898 г. было далеко не первым проявлением движения широких масс в Средней Азии, направленного против русского владычества. Еще в 70-х годах в Фергане произошло восстание Пулат-хана, охватившее почти всю область. В 80-х годах в разных районах Ферганы действовали повстанческие отряды, так называемых «джетым-ханов», т. е. «лже-ханов». Это прозвище объясняется тем, что вожди этих отрядов выдавали себя за наследников Кокандских ханов. Русская администрация в своих донесениях называла их «разбойничьими шайками«, стараясь скрыть политический характер этих партизанских движений.

Движение «джетым-ханов» было разгромлено, 50 предводителей были схвачены русской администрацией и 5 из них повешены.

В 1885 г., т. е. в период русско-английского конфликта и русско-афганского столкновения в Пендинском оазисе, тревожные настроения снова распространились по всему Туркестану и докатились до Ферганы. Возникли смутные слухи о появлении мусульманского мессии — Махди, о войне России с Афганистаном и Китаем. Из кишлака в кишлак по рукам ходила прокламация, провозглашавшая близкое объявление «джихада». По некоторым версиям эта прокламация исходила от некоего Абдул-Керим бека, жившего в Пешавере. Снова появились отряды «джетым-ханов». Они устраивали налеты на кишлаки, вербуя в свои отряды бедняков-дехкан, нападая на дома баев и волостных управителей, т. «. туземных агентов царского правительства. Нередко повстанцы брали в качестве заложников представителей сельской администрации. Главным предводителем движения 1885 г. был некий Дервиш-хан — Тюря, житель Коканда. По свидетельствам одного из представителей царской администрации — ген. Мединского (Центральный Военно-исторический архив (ЦВИА), д. 3* 85, ч. II, л. 10 — 28) Дервиш-хан рассчитывал на поддержку всего населения и на общее восстание в Фергане. Для ликвидации движения была командирована экспедиция во главе с нач. Андижанского уезда, кап. Бряновым. Повстанческие отряды были разбиты, но сам Дервиш-хан успел скрыться и так и остался неразысканным.

Однако партизанские действия продолжались и дальше. Бывший тогда нач. штаба Туркестанского военного округа ген. Белявский пишет: «Разбои, бывавшие в Фергане и ранее, за последнее время приобрели большую смелость и дошли до того, что шайки нападали на наши пограничные посты и оказывали вооруженное сопротивление администрации. В прошлом году шайка дошла до такой силы, что против нее была выслана сотня казаков, которая и рассеяла ее. К крайнему сожалению, пострадали очень немногие из участников этой шайка и то второстепенные» (Там же, д. № 85 лл. 106-110).

Кто же были главные участники этих движений? Из какого социального слоя происходили эти борцы против даре кого гнета? [125]

Говоря об арестованных мятежниках после поимки отряда Дервиш-хана в 1885 г., ген. Мединский пишет: «Арестованные затем участники беспорядков, более 60 человек, представляли жалкий вид, большинство из них бездомники» (См. ниже стр. 137).

Прочие свидетельства о движениях 70 — 80-х годов также указывают, что выступали дехканская беднота, чайрикеры, безземельные и бездомные бродяги.

Точно таи же и в Андижанском восстании 1898 г. ясно виден чисто крестьянский его характер. Рапорт военного прокурора ген. Долинского отмечает: «Если бы масса населения не сочувствовала заговору и считала бы себя материально заинтересованной и нравственно обязанной предупредить о нем русское начальство, то конечно это было бы сделано тотчас же, как только стали ходить слухи о замыслах ишана, о происходящих у него подозрительных совещаниях и сношениях его с доверенными лицами в разных местах».

В том же рапорте указывается, что главными социальными силами, участвовавшими в восстании, были: духовенство, бывшие офицеры Кокандского ханства, полуоседлые киргизы и кипчаки, узбекские дехкане и наконец, по выражению военного прокурора — «всякий сброд», поденщики (мердекеры), мелкие торговцы, «бродячий люд, не имеющий определенных занятий, терять которому нечего». Отсюда ясно, что основной армией движения было трудовое дехканство и кочевники, к которым присоединились некоторые слои городской бедноты и мелкой буржуазии.

Руководство восстанием принадлежало мусульманскому духовенству и феодальным элементам. Но этот факт нисколько не умаляет революционного, национально-освободительного значения андижанских событий. Феодальное руководство крестьянскими движениями — явление нередкое и не новое. С ним приходится встречаться при изучении истории большинства крестьянских восстаний в феодальных странах. Особенно типично это сочетание феодально-клерикального руководства с массовой крестьянской базой для стран колониального Востока. Мы находим его и в-крестьянских войнах в Японии эры Токугава, и в тайпинском движении середины XIX в. в Китае (не говоря уже о более ранних крестьянских восстаниях), и в индийском восстании сипаев 1857 г. «Несомненная революционность громадного большинства национальных движений, — говорил товарищ Сталин в своих, лекциях «Об основах ленинизма», — столь же относительна и своеобразна, сколь относительна и своеобразна возможная реакционность некоторых отдельных национальных движений. Революционный характер национального движения в обстановке империалистического гнета вовсе не предполагает обязательного наличия пролетарских элементов в движении, наличия революционной или республиканской программ движения, наличия демократической основы движения» (И. Сталин, Вопросы ленинизму 10 изд., стр. 46). Именно поэтому товарищ Сталин называл борьбу афганского эмира Амануллы-хана за независимость объективно революционной.

Русское господство в Средней Азии сыграло свою прогрессивную роль, разрушая средневековый застой и замкнутость, неся с собой элементы просвещения и промышленного развития.

Но это прогрессивное влияние России сопровождалось самым бесчеловечным и варварским угнетением народов Средней Азии царизмом, «...царская Россия была очагом всякого рода гнета — и капиталистического, и колониального, X военного, — взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской форме. Кому вч. известно, что в России всесилие капитала сливалось о деспотизмом царизма, агрессивность русского национализма — с палачеством царизма в отношении нерусских народов...» (Таж же, стр. 4). Россия была узловым пунктом всех противоречий империализма «...только в России существовала реальная сила, могущая разрешить [126] противоречия империализма революционным путем». (И. Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 6) И в этом отношении Андижанское 'Восстание, восстание трудящихся масс колониальной окраины, направленное против российского военно-феодального империализма, было движением объективно революционным, несмотря на руководящую роль в нем мулл, ишанов, мелких ханов, несмотря на его мусульманско-фанатическую оболочку.

Однако то обстоятельство, что Андижанское восстание руководилось феодально-клерикальными элементами, сыграло немалую роль в его поражении и провале. Стихийная ненависть угнетенных и эксплуатируемых народных масс Средней Азии к угнетателям вылилась в форму фанатической мусульманской «священной войны». Во главе движения оказались ханы, беки и ишаны. Религиозная непримиримость заменила собой отсутствовавшие еще в то время у узбекских дехкан национальное чувство и стремление к национальному государству.

Как раз в эту эпоху по всему колониальному Востоку усиленно пропагандировалось учение панисламизма, стремившегося к объединению мусульман всего мира, к созданию единой мусульманской теократической империи. Это учение, инспирированное и выращенное турецкой феодальной деспотией Абдул-Гамида II, использовалось «кровавым султаном» в качестве весьма эффективного орудия во внешней и внутренней политике. На происки царского правительства на Балканах и в Армении Абдул-Гамид отвечал посылкой панисламистских агитаторов в Афганистан, в Среднюю Азию, на Кавказ, Поволжье и т. д. .Турецкие эмиссары появлялись в мусульманских районах России, устанавливая связи с местным духовенством и мусульманской интеллигенцией.

Мы уже упоминали о деятельности некоего Абдул-Керим бека, распространявшего из Пешавера в 1885 г. прокламации с призывом к священной войне. Несомненно, что и к событиям 1898 г. турецкие агенты имели некоторое отношение.

Во всяком случае делом этим заинтересовалась не только местная администрация, но и Петербург. На донесении, представленном Куропаткиным Николаю II, строки, говорившие о султанском послании, были подчеркнуты царем, и затем из Петербурга было дано предписание русскому послу в Константинополе выяснить, действительно ли султан Абдул-Гамид II являлся автором письма.

Несомненно и то, что панисламистское движение встречало сочувственный отклик со стороны британской агентуры в Индии, Афганистане, Персии, заинтересованной в ослаблении русского господства на Среднем Востоке. Но следует ли из этого, что народные движения в Туркестане и, в частности, Андижанское восстание есть дело рук панисламистов или англичан, или тех и других? Именно так и пытались изобразить дело некоторые представители русской администрации. Такое объяснение было выгодно для представителей царского самодержавия, которые хотели видеть причину всех неурядиц и болезней не в упадке и разложении российского военно-феодального империализма, а в иностранных кознях и интригах.

Во всех официальных документах, относящихся к событиям 1898 г., местных чиновников упрекали в излишней «мягкости и либерализме» по отношению к туземцам. Усиленно критиковалось «либеральное» положение 1886 г. об управлении Туркестаном и введенный им институт выборных волостных управителей.

Ген. Корольков, исполнявший обязанности туркестанского генерал-губернатора, До приезда назначенного туда Духовского, сообщал в Петербург: «Со всех сторон слышу, по-видимому, убежденные заявления о значительном падении русской власти в области, что приписывается ухудшению состава выборных [127] волостных против назначавшихся губернаторами, а также антагонизму, существующему с 1887 г. между судебными и административными чинами облаем и уменьшению значения в глазах населения, пользовавшихся прежде глубоки» уважением уездных начальников». На этом донесении стоит собственноручная резолюция Николая II: «Обращаю особое внимание ваше, а также министра, юстиции на конец этой телеграммы» (ЦВИА, д. а, 85, ч. I, л. 130).

Те же мотивы мы находим в записках ген. Белявского, который указывает, что до сих пор выборные управители заискивали перед своими избирателями, т. е. главным образом перед баями и духовенством и потому не смогли донести о подготовке восстания. Но Андижанское восстание, как было выше упомянуто, в своей основе было движением народных широких масс, которые имели полное право быть недовольными новыми порядками царского правительства уже по одному тому обстоятельству, что водворение новой власти очень серьезно ограничивало и ущемляло материальное благосостояние крестьянских масс. Тот же самый ген. Белявский, занимавший видное положение в местной военной администрации, сваливая все на фанатизм, все же случайно, сам того не желая, несколько приоткрыл завесу. «Водворение русской власти, — пишет он в своей записке, отразилось там (в Фергане) даже неблагоприятно и вызывает постоянную тревогу, вследствие беспокойства, которое поддерживается неопределенностью податного и поземельного вопросов и недостаточной с нашей стороны настойчивостью в правильном разрешении оросительного вопроса вообще в крае» (Там же, д. 100).

В действительности же причины и корни андижанских событий лежат отнюдь не в «либерализме» царских чиновников, не в панисламистской агитации, а во всей системе русского колониального гнета, против которого выступили трудящиеся дехканские массы. Религиозная исламистская окраска была только привеском, только оболочкой, происхождение которой вполне ясно. Мусульманское духовенство, — вернее, известная его часть, — была ущемлена русским господством. Русское правительство, согласно того же положения 1886 г. значительно ограничило права вакуфов, обложив их поземельной податью, от которой они прежде были освобождены, и изъяв из ведения мечетей некоторые заселенные земельные участки. Разумеется, это мероприятие ущемляло известную часть духовенства и гл. образом так наз. мутевали, т. е. заведующих местными медрессе, владевших вакуфами и пр.

Кроме того, было проведено запрещение на некоторое время паломничества в Мекку, что тоже отражалось на доходах местных мулл и на казне мечетей. Поэтому часть духовенства заняла враждебную позицию в отношении царской администрации и была не прочь использовать брожение дехканских масс в своих интересах. Духовенство стало во главе движения еще и потому, что правильно учло настроение в массах, и рассчитывало таким образом укрепить свой авторитет и свою популярность, переоценивая вместе с тем силу панисламистского движения зарубежного Востока, и легкомысленно надеясь на поддержку абдулгамидовской Турции.

Как явствует из материалов следствия, среди руководителей движения было немало бывших офицеров Кокандского хана, разорившихся и оставшихся без дела после захвата Коканда Россией.

Помогали движению и местные купцы. 31 мая генерал Корольков телеграфировал Куропаткину: «По данным, добытым дознанием, производящимся в Маргелане, оказывается, что навстречу ишану для присоединения к нему из Андижана выходила партия мятежников около 200 человек. Организаторами этой партии явились богатые андижанские купцы, которые еще не арестованы, за переполнением арестных помещений, но находятся под строгим надзором» (Там же, ч. II, л.30). [128]

Что же касается крупных местных феодалов, являвшихся союзниками и опорой царского владычества, различных «почетных туземцев», баев, аксакалов и пр., то они в большинстве были враждебно настроены к восстанию и играли предательскую роль. Андижанская операция Мадали по плану должна была происходить одновременно с нападением других частей повстанцев на Ош и Маргелан. Однако эти операции были сорваны из-за предательства. Например, нападение на Ош не состоялось потому, что еще 17 мая б. волостной управитель Карабек Хасанов донес уездному начальнику о готовящемся; были приняты соответствующие меры, и предводитель повстанцев — Умарбек Датхи был арестован. После восстания эти слои наперебой выражали свою преданность и сочувствие русской администрации. Ташкентские «почетные туземцы» выражали через посредство губернатора «свои верноподданические чувства, негодование по поводу злодейского нападения в Андижане и просили дозволения собрать между собою сумму для семейств убитых нижних чинов» (См. ниже, стр. 134). Такие же заявления слышались при проезде нового ген.-губ. Духовского через Катта-Курган, Самарканд и другие места от различных туземных депутаций и пр.

Андижанское восстание потерпело быстрое поражение. Однако оно носило тщательный и широко задуманный характер. Охватив всю Фергану, движение распространилось на прочие области Туркестана. Один из обвиняемых — киргиз Маат-Муса в своих показаниях говорит о том, что он был командирован в киргизские районы с директивными письмами от ишана. Сам ген. Корольков пишет в Петербург, что «раскрытие этой организации и степени участия в ней других местностей края составляет нелегкую, при существующих средствах задачу, для выполнения коей данные только теперь начинают попадать в наши руки». На этой же точке зрения стоит и новый ген.-губ. Духовской. Еще более четко эта мысль выражена в рапорте военного прокурора ген. Долинского, который указывает на массовый характер движения, на обширность района, охваченного движением, на множество замешанных в организации лиц.

Слабость руководства, противоречие между массами и вождями, неравенство борющихся сторон, полная разобщенность между национальным движением коренного населения и революционным движением русского пролетариата в городах — все это обусловило провал Андижанского восстания. Немалую роль сыграло предательство сельской феодальной верхушки.

После восстания начались суровые репрессии не только по отношению к непосредственным участникам восстания, но и ко всем замешанным в его подготовке. Первым мероприятием была генеральная порка арестованных. Б. ген.-губернатор Повало-Швейковский, стараясь загладить свою вину, телеграфировал в Петербург, что эта порка нагайками «произвела прекрасное впечатление, как на туземное население, так и на войска». Каково было это «прекрасное впечатление» можно судить хотя бы та того, что даже ген. Корольков сообщает, без особого сочувствия, о том, что тюремный лазарет переполнен серьезно больными, из числа наказанных нагайками по приказу Повало-Швейковского.

Свыше 400 чел. понесло наказание и из них 18 было повешено, в том числе я сам Мадали. Остальным досталась каторга и ссылка. Пойман был также племянник ишана, который намечался организатором восстания в качестве кандидата на ханский трон. Жители виновных кишлаков Минь-тюбе и Науката были выселены, кишлаки срыты и земля, на которых они находились, отведена под поселение для русских крестьян переселенцев. Началась еще более свирепая руссификация, и тиски колониального гнета были завинчены еще туже.

Однако народное движение в Средней Азии не было окончательно подавлено. 18 лет спустя, в 1916 г. в Узбекистане, Казахстане, Туркмении вспыхнуло новое, гораздо более обширное и грозное восстание против царизма.

Но только «...Октябрьский переворот, покончив со старым, буржуазно-освободительным национальным движением, открыл эру нового, социалистического движения рабочих и крестьян угнетенных национальностей, направленного против [129] всякого, — значит и национального, — гнета, против власти буржуазии, «своей» и чужой, против империализма вообще» (И. Сталин. Марксизм и национально-колониальный вопрос. Партиздат, 1938 г., стр. 55).

Навсегда свергнув при помощи и руководстве победоносного рабочего класса России, возглавляемого партией Левина — Сталина, гнет империализма, народы Средней Азии в братском союзе со всем« народами великого Советского Союза достигли за годы Советской власти исключительных успехов в деле социалистического строительства и под знаменем Сталинской Конституции, под твердым руководством большевистской партии одерживают победу за победой, строят свою радостную жизнь.

Материалы подготовлены к печати тт. Д. С. Сейдаметовым и Н. П. Шляпниковым.

Е. Штейнберг


Рапорт командира 20 Туркестанского линейного кадрового батальона и начальника Андижанского гарнизона подполковника Михайлова на имя Николая II, 20 мая 1898 г., № 633.

(ЦВИА, Гл. штаб азиатской части, д. № 85, ч. II, лл. 63-68. На подлиннике помета: «Его величество изволил читать. — 8 июня 1898 г. Ген.-лейт. Куропаткин». Кроме этого рапорта, в деле № 85, ч. II имеется рапорт командира 4 туркестанского линейного батальона полковника Афанасьева от 19 мая 1898 г. Николаю II об андижанском восстании, о принятых им мерах в Ошском уезде и об отправке нм из Оша 3 роты вверенного ему батальона на помощь гарнизону Андижана)

Всеподданнейше доношу вашему императорскому величеству, что 18 сего мал, перед рассветом, около трех часов утра, при совершенной темноте, со стороны Дон-Кишлака, прилегающего своими садами к правому флангу лагеря, шайка туземцев от полутора до двух тысяч человек, при полной тишине, подкралась к лагерю; впереди двигались конные, а за ними пешие туземцы; подкравшись к крайнему бараку, занятому первыми тремя взводами 4 роты 20 Туркестанского линейного кадрового батальона, они сразу окружили барак, бросились в проходы, стали вскакивать со всех сторон в пролеты между столбами, поддерживающими крышу барака, и начали бить и резать спавших нижних чинов при тихих возгласах: «ур, ур».

Первый увидал туземцев стоявший дневальным на фланге барака рядовой той же роты Тютин, который не своим голосом вскрикнул и тотчас же был убит. Дневальный с другого фланга рядовой Маслянников, а также дежурный по 4 роте рядовой Жернов и дежурный по двум ротам старший унтер-офицер Степанов, перед этим читавший книгу при лампе в 3 взводе, бросились на шум с криком: «вставайте, в ружье». Туземцы же, вскакивая со всех сторон, моментально заняли весь барак; дежурный по 4 роте и дневальный были тотчас же убиты; дежурный по двум ротам, получив вскользь удары в голову и в плечо, бросился обратно к 5 роте; те из нижних чинов, которые успели схватить винтовки, старались пробиться к 5 роте, отбиваясь прикладом и штыком. Унтер-офицер Степанов, вбежав в помещение 5 роты стал кричать: «Петлица (фамилия фельдфебеля 5 роты, который встал раньше и перед этим только-что разговаривал с унтер-офицером Степановым) — буди людей, режут!» Фельдфебель 5 роты Петлица стал будить нижних чинов и кричать: «В ружье».

Одновременно с этим не спавший в то время подпоручик 20 Туркестанского линейно-кадрового батальона Карселадзе, оставшийся временно за командира 5 роты, уволенного в г. Маргелан, и ночевавший в бараке, отведенном для околодка и расположенном в шагах тридцати [130] позади бараков передней линии, между бараками 4 и 5 рот. услыхав возгласы: «ур, ур», схватил из-под подушки револьвер, выскочил 114 барака и, увидев, что барак 4 роты весь окружен конными туземцами, сделал последовательно в туземцев 4 выстрела и бросился за 5 ротой. Услыхав выстрелы, дежурный по 5 роте ефрейтор Лясовский, писавший в что время письмо и 3 взводе, также стал кричать: «вставайте, в ружье».

Около половины роты выскочили с ружьями перед бараком и. наступая с обеих сторон барака, штыками стали отбивать туземцев, а в что время фельдфебель и дежурный по роте раздавали другой половине роты караульные патроны, хранившиеся и ротной канцелярии в количестве одного ящика. Подпоручик Карселадзе с этими людьми бросились на туземцев с криками «ура» и барабанным боем, открыв но ним учащенный огонь. Туземцы отбивались кинжалами, батиками, шашками, кольями и серпами.

Когда туземцы были выбиты из лагеря, нижние чины остановились у крайнего фаса барака. 4 роты, продолжая стрелять учащенным огнем; при отступлении туземцы также начали стрелять из имевшихся у них револьверов, карабинов к других ружей.

Когда, местность перед бараком очистилась, то нижние чипы увидели стоившего шагах в пятнадцати от барака муллу, который держал перед собою кора и что-то читал с поднятыми к небу глазами; около муллы с обеих сторон стояло человек десять туземцев с двумя небольшими значками красного и белого цветов; все чти туземцы были вооружены револьверами, из которых и стреляли в нижних чинов, попсе эти поди были тотчас же убиты нижними чипами.

Туземцы отступали очень быстро, подхватывая своих раненых и убитых. Нижние чипы за неимением патронов, преследовать туземцев не могли. При наступлении подпоручик Карееладзе выстрелом из револьвера сбил с лошади знаменщика, с шелковым зеленым знаменем, а другим убил под знаменщиком лошадь; тогда рядовой 4 роты Титов воткнул штык в падающего знаменосца, и знамя было взято подпоручиком Карееладзе.

От начала нападения туземцев до их бегства прошло не более десяти или пятнадцати минут. Когда еще слышны были выстрелы на правом фланге лагеря, прибежали в лагерь подпоручики того же батальона. Глуздовский и Юрасов; их окружили человек, двенадцать нижних чинов с просьбой дать патроны. Подпоручик Глуздовский с, этими людьми бросился в пороховой погреб, отстоящий от лагеря в шагах около тысячи, сбил замок, взял патроны и, оставив дли охраны погреба шесть человек, с остальными нижними чипами побежал в лагерь, дав два залпа вверх, чтобы показать туземцам, что подходит подкрепление. Я услыхав первый выстрел и, полагая, что бежали с гаупт-вахты арестанты, стал одеваться, но через несколько минут прибежал кто-то из нижних чипов и сказал, что туземцы напали на лагерь и режут солдат. Я бросился в лагерь и прибежал, когда, нападение было отбито. Тотчас, же было послано за молодыми солдатами, с вечера выступившими из лагеря в составе 22 молодых и 5 учителей 4 роты на стрельбище, находившееся от лагеря в 10 верстах, для начала, прохождения подготовительной стрельбы, которые и прибыли благополучно в лагерь под командой подпоручика. 20 Туркестанского линейно-кадрового батальона Розалио-Сошальского.

Отряд вперенного мне гарнизона состоял из двух рот 20 Туркестанского линейно-кадрового батальона, в составе одного штаб-офицера. 7 обер-офицеров и в 4 роте унтер-офицеров и рядовых 139 человек, из которых больных и человек, казенной прислуги и писарь — 9 [131] человек, на стрельбище — 27 человек, в карауле на гауптвахте в крепости при гражданских арестантах — 26 человек, домашний расход, как-то: хлебопеков, поваров, конюхов, нестроевых и уволенных из лагеря в город на ночь — 16 человек; итого в 4 роте ночевали в лагерях 52 человека; в 5 роте: унтер-офицеров и рядовых 136 человек, из них больных 12 человек, в домашнем расходе с казенной прислугой — 13 человек; итого ночевало в лагерях в 5 роте — 111 человек. Из этого состава выбыло из строя: убитыми два унтер-офицера и 19 рядовых, тяжело раненых — 14 нижних чинов, из числа которых один умер на, другой день; легко раненых — 5 нижних чинов. Винтовок не оказалось 31, которые могли быть унесены бунтовщиками, но эта цифра не вполне точна, так как винтовки раздавались для защиты русскому населению города и пока не все еще собраны. Пропавших патронов не было.

Ввиду вышеизложенного происшествия мною были сделаны следующие распоряжения: патроны в количестве 23 тысяч перенесены в крепость, Сольные из лазарета поставлены были в строй, раненые перенесены были в крепость, куда я поместил гарнизон в количестве 16 человек. считая в том числе караул, охраняющий гражданских арестантов, и выставил на барбеты имеющиеся в крепости два орудия. О оставшимися людьми в течение дня я охранял два фаса города, с которых можно было ожидать нападения туземцев. Так как проволока правительственного и железнодорожного телеграфов в г. Маргелан была обрезана, а сообщение с городом Ошем оказалось в исправности, то я сообщил телеграммой командиру 4 Туркестанского линейного батальона о случившемся для предупреждения его и, не зная, будет ли восстановлено сообщение с г. Маргеланом, просил командира 4 батальона, если он может, прислать одну роту на подкрепление.

Когда сообщение с г. Маргеланом было восстановлено, я донес о случившемся командующему резервными и местными войсками Ферганской области и получил через начальника Андижанского уезда извещение, что на подкрепление высланы из г. Маргелана одна рота

Туркестанского линейно-кадрового батальона с 20 охотниками того же батальона, и что командующий резервными и местными войсками Ферганской области выезжает в город Андижан.

Узнав, что телеграфное сообщение г. Маргелана с городами Кокандом и Ташкентом прервано, я предположил, что восстание может принять большие размеры, и, имея в своем распоряжении, за вычетом караула, гарнизона, оставленного в крепости, и десяти охотников, отданных в распоряжение участкового пристава штабс-капитана Агабекова для поимки ишана, только 80 штыков, в числе которых 56 молодых солдат, не проходивших стрельбу, я решил сосредоточить к вечеру весь отряд в крепости, где и защищаться. Так как для защиты города мне пришлось бы дробить роту на мелкие отряды, в которых за стойкость молодых солдат я ручаться не мог, и, кроме того, малые отряды ночью могли быть задавлены численностью восставших, которые могли воспользоваться нашими винтовками против нас же, почему я и приказал перевезти деньги уездного казначейства и почтовой конторы в крепость, объявив жителям, чтобы они отправили в крепость женщин и детей и что в крепости мужскому населению будут выданы свободные винтовки. В крепость на всякий случай приказал наносить воды.

С наступлением сумерек, когда все жители были уже в крепости, я стал стягивать весь отряд в крепость, которую и занял.

В одиннадцать часов ночи прибыла из Оша одна рота 4 Туркестанского линейного батальона и из Маргелана с поездом одна рота и 20 охотников 20 Туркестанского батальона. Тогда я тотчас двумя ротами [132] и охотниками оцепил город, чтобы не могли расхитить имущество жителей. При таком расположении отряд оставался до утра, до прибытия командующего резервными и местными войсками Ферганской области.

Младший штабс-офицер 20 Туркестанского линейного кадрового батальона подполковник Михайлов.

Доклад управляющего делами военного министерства ген.-лейт. Куропаткина Николаю II, 20 мая 1898 г.

(ЦВИА, д. № 85, ч. I, лл. 20-21. — На докладе помета Николая II: «Согласен»)

Временно командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Корольков 18 сего мая донес по телеграфу: «Ферганский военный губернатор доносит, что вчера вечером в Маргеланском уезде ишан Могамед-Али-хальфа объявил газават и с шайкой в 1000 человек направился в Андижан, перерезав телеграф, сегодня на рассвете внезапно напал на лагерь 20 батальона, причем убито 21 и ранено 10 нижних чинов (Замечается некоторое противоречие в документах относительно числа убитых и раненых, объясняемое тем, что в первых сообщениях не было точного учета количества убитых и раненых. По последним, более точным сообщениям, убито 22 я ранено 16 нижних чинов), шайка рассеяна огнем, оставив на месте 11 убитых и 8 раненых. Военный губернатор послал по железной дороге из Маргелана в Андижан роту 20 батальона и команду охотников, сам же с 13 нестроевыми казаками направляется туда по грунтовой дороге. По частным сведениям, наша потеря еще значительнее, и русское население Андижана в панике, ввиду беспримерного здесь случая нападения на войска. Мной сделано распоряжение о принятии мер осторожности в войсках, городах и о подчинении на время беспорядков всех войск Ферганской области военному губернатору, а также о снятии с травы сотни 5 Оренбургского полка».

В виду такого небывалого в Средней Азии нападения на русские войска среди глубокого мира, полагалось бы необходимым немедленно принять нижеследующие меры:

1) Одобрить сделанные ген.-лейт. Корольковым распоряжения.

2) Туркестанскому ген.-губ. ген.-лейт. Духовскому предписать отправиться теперь же к месту служения (Ген.-лейт. Духовской в это время был в Петербурге).

3) Ген.-лейт. Королькову отправиться в Фергану и лично произвести, расследование о виновности лиц, допустивших нападение на русские войска, выяснить виновность туземцев и чинов администрации, а равно поведение войск.

4) Отстранить от занимаемых должностей ферганского военного губернатора, ген.-лейт. Повало-Швейковского и андижанского уездного начальника.

5) Командировать начальника I Туркестанской линейной бригады ген.-майора Ионова в Фергану и возложить на него временно командование войсками, в области расположенными, а равно непосредственное начальствование частями войск, кои будут назначены для поимки -виновных в нападении на наш лагерь, и для борьбы с новыми шайками, если таковые появятся.

6) Командировать в распоряжение ген.-майора Ионова из Самарканда в Фергану две сотни 2 Уральского казачьего полка вместе с командиром оного, полковником Жигалиным.

7) Усилить состав Памирского поста (Памирский пост был расположен на Мургабе, у устья реки Ак-Байкал, у афганской границы). [133]

8) Принять меры на случай возможных волнений в горах и в области.

9) Указать подлежащим начальствующим лицам, что виновные в нападении на наши войска должны быть наказаны с примерной строгостью, причем временно командующему войсками Туркестанского округа предоставить право конфирмации приговоров полевого суда.

10) Для временного исполнения должности ферганского военного губернатора командировать в Маргелан начальника 2 Закаспийской стрелковой бригады, ген.-майора Чайковского и назначить ему в помощь начальников уездов: Самаркандского — полковника Чернявского и Теджентского — подполковника Крылова.

Испрашивается: благоугодно ли будет вашему императорскому величеству одобрить изложенные предположения и высочайше повелеть привести их в исполнению.

Ген.-лейт. Куропаткин.

(Куропаткин А. Г. ген.-адъютант; генерал от инфантерии. Родился 17 марта 1848 г., Нач. Закаспийской области и командующий войсками с 27/111-1890 г. по 1/1-1898 г.; управляющий военным министерством с 1/1 по 1/VI 1898 г.; военный министр и председатель Военного Совета с 1 /VII 1898 г. по 7/11-1904 г.)

Записка управляющего военным министерством ген.-лейт. Куропаткина помощнику начальника Главного штаба ген.-Уссаковскому, 21 мая 1898 г.

(ЦВИА, д. № 85, ч. I, л. 35об.)

Прикажите написать правительственное сообщение для помещения в «Инвалиде» о нападении на лагерь русских войск в Андижане. Надо изложить правдиво и спокойно. Указать, что несмотря на полную неожиданность, войска — две роты — быстро оправились и отбили нападение. Указать о преследовании шайки (по второй и третьей депешам), о поимке главаря шайки, о мерах, принятых Корольковым. Надо затем коротко указать, что по высочайшему повелению ферганский военный губернатор и андижанский уездный начальник, допустившие среди глубокого мира сформирование шайки, устранены от занимаемых ими должностей. Строгое расследование назначено. Упомянуть, что донесение о том, что шайка имела численность до 1 000 человек, представляется крайне увеличенным.

Попросите генерала Путята (Генерал Путята был с 14/I 1898 г. 30/III 1902 г. зав. Азиатской частью главного штаба) ко мне в канцелярию военного министерства сегодня в 11 час.

Куропаткин.

Сообщение надо прислать мне сегодня вечером.

Правительственное сообщение.

(ЦВИА, д. № 85, ч. I, лл. 32-32 об. Было напечатано в «Русском инвалиде» 23 мая 1898 г.)

Вечером 17 мая, в Маргеланском уезде, Ферганской области, туземец ишан Магомет-Али-хальфа объявил газават (священную войну) и с значительной шайкой направился в Андижан, перерезав телеграфные проволоки. 18 числа, на рассвете, он внезапно напал на лагерь двух рот 20 Туркестанского линейно-кадрового батальона, причем было убито 22 и ранено 16 нижних чинов. Несмотря на полную неожиданность, роты эти быстро оправились и, отбив нападение, рассеяли шайку огнем. Мятежники оставили на месте 11 убитых и 8 раненых. Значительная часть нападавших под огнем нашей пехоты обратилась в бегство в [134] разных направлениях; остальные же, с главой шайки, отступили, перейдя Кара-Дарью у Хаким-Абада. Для преследования их направлена была рота и 50 человек охотничьей команды верхом из Намангана. По донесению от 20 мая (Донесение ген.-лейт. Королькова туркестанскому ген.-губерн. Духовскому) глава шайки с одним приближенным уже захвачены и оба содержатся под усиленным караулом.

Эго прискорбное событие, насколько то возможно ныне выяснить, вызвано лишь фанатиком ишаном с его приближенными. Все остальное население области остается вполне спокойным. По высочайшему повелению, ферганский военный губернатор, допустивший среди глубокого мира образование шайки и нападение на русские войска, устранен от должности.

Из телеграммы ген.-лейт. Королькова ген.-лейт. Куропаткину, 24 мая 1898 г., № 28.

(ЦВИА, д. 85, ч. I, лл. 77-82. Опущена первая часть телеграммы с изложением подробностей нападения на андижанский лагерь, поскольку эти сведения приведены выше)

Меры по поимке мятежников были предприняты администрацией Андижанского уезда и, благодаря распорядительности уездного начальника подполковника Коишевского и его знания местных условий, им сразу был избран верный путь. Послав поручика Агабекова как раз по той дороге, по которой бежал начальник мятежной шайки, он этим дал возможность быстро поймать ишана, который был схвачен на другой день вечером (19 мая 1898 г., (прим. в подлиннике)) в 90 верстах от Андижана, а вчера вечером был изловлен другим волостным старшиной видный сотрудник ишана Субтанкул, у которого отобрано письмо из Турции. Оказалось, что в этом письме, имеющем сомнительный штемпель султана, ишан назначается помощником халифа.

Насколько можно судить теперь, причины мятежа заключаются, кроме мусульманского фанатизма, еще в различных обстоятельствах, вызвавших недовольствие местного населения. По имеющимся сведениям, отчасти подтверждающимся расследованием, общность побудительных причин должна была вызвать одновременное восстание всей Ферганы, причем нападение в Андижане случайно произведено раньше условленного предположения — подняться лишь по уборке ячменя; что время вскоре наступает; поэтому, несмотря на видимое спокойствие, нельзя вполне отрицать возможности повторения мятежных попыток. Принимаю возможные меры, усилил средства охраны железной дороги, в виду, между прочим, того, что качества личного состава строителей дороги внушают опасения (Речь идет о строительстве Среднеазиатской ж. д.), что неосновательная паника вдоль линии может отразиться вредно на эксплоатации дороги. Затем озаботился очисткой от насаждений местности вокруг русского города на случай, если твердо держащиеся слухи в Андижане о предстоящем вновь нападении на город оправдаются.

Ташкентские почетные туземцы, с разрешения губернатора, выражают верноподданические чувства, негодование но поводу злодейского нападения в Андижане и просят дозволения собрать между собой сумму для семейств убитых нижних чинов. Наманганский уездный начальник с 25 охотниками, 7 батальонами (Так в подлиннике) и 15 казаками выступил сегодня в горную часть уезда, где, по сведениям, собираются скопища киргизов. Маргеланский уездный начальник производит энергично в своем уезде розыски виновных; им арестованы 55 человек, из которых пятеро [135] волостных управителей и народные судьи; из остальных уездов области новых сведений не получено.

В дополнение сведений о происшествиях доношу, что 17 [мая] вечером в Кулинской волости был в присутствии ишана хальфа обезглавлен мятежниками мещанин Бычков, а на рассвете 18 в селении партией шапки ишана убит мещанин, ехавший верхом в Маргелан, 21 убит киргизами лесообъезчик, но это преступление, по-видимому, не имеет связи с делом ишана; виновники этих преступлений одни уже захвачены, другие разыскиваются.

Ген.-лейт. Корольков.

Телеграмма ген.-пейт. Куропаткина ген.-лейт. Королькову, 26 мая 1898 г., № 1493.

(ЦВИА, д. № 85. ч. I, л.89)

Но всеподданнейшему докладу моему государю императору телеграмм вашего превосходительства от 24 мая за № 23, 27 и 28, его императорское величество 26 мая разрешил:

1. Отступить в Туркестанском военном округе от расписания летних занятий сего года.

2. Направить охотничьи команды войск Сыр-Дарьинской и Ферганской областей в разные районы Ферганской области для ловли участников в нападении 18 мая и разсеивания новых шаек.

3. Подкрепить войска Ферганской области, если то потребуется, войсками из Ташкента, например батальоном пехоты и двумя сотнями казаков, или одною сотнею.

4. Дать военную охрану железной дороге в пределах Туркестанского военного округа, главным образом в Ферганской области.

5. Начать вооружать берданками постепенно и осторожно, чтобы не обижать недоверием преданных нам туземцев, русское население городов и служащих на железной дороге.

6. Несколько винтовок бердана с особыми билетами могут быть розданы несомненно преданным нам туземным должностным лицам, особенно тем из них, кон выдали или способствовали поимке бунтарей. Эти винтовки должны быть сданы обратно при первой же возможности.

7. Начальников уездов Андижанского и Маргеланского разрешено временно не отстранять от занимаемых ими должностей. Но необходимо принять все меры, дабы эти лица не умаляли участия населения вверенных им уездов в нападении 19 мая.

Ген.-лейт. Куропаткин.

Записка пом. военного губ. Самаркандской области ген.-майора Мединского ген.-лейт. Куропаткину, 26 мая 1898 г.

(Там же, ч. III, лл. 20-21)

Ваше высокопревосходительство изволили поручить мне, как прослужившему 17 лет в Ферганской области, представить вам записку о появлявшихся до настоящего времени в этой области шайках и о тех способа х наказаний, которым подверглись как главные виновники производившихся беспорядков, так и население, принимавшее в них участие. Исполняя эти поручения, имею честь доложить следующее.

Туземное население Ферганской области, главным образом, состоит из сартов (Сарт – так царские колонизаторы называли оседлое узбекское население городов Туркестана), небольшой части таджиков и затем, давно уже осевшего, многочисленного рода кипчаков и киргиз. Самым беспокойным элементом среди этих народностей являются кипчаки, населяющие преимущественно довольно обширный и богатый Андижанский уезд и находившиеся [136] еще во времена ханских правительств в постоянной вражде с оседлыми сартами. Все беспорядки в бывшем Кокандском ханстве всегда исходили от кипчаков, и ханы, в числе мер к примирению с ними и привлечению их на свою сторону, старались вступать с ними в родство, путем браков. Однако же подобного рода политика не только не достигала цели, но, напротив, дала повод кипчакам добиваться высших должностей и. в свою очередь, выдвигать претендентов на ханство из своей среды, чем и порождены, конечно, бесконечные смуты.

Так, в период занятия нами Чуйской долины, взятия Аулие-Ата, Чимкента (Аулие-Ата я Чимкент были взяты царскими войсками в 1864 г. В 1875 г. в Кокандском ханстве, во главе которого стоял Худояр-хан — ставленник Бухарского эмира, между царскими войсками и войсками Кокандского ханства начались военные действия, в результате которых царские войска заняли Наманган, Коканд и Андижан, вследствие чего Кокандское ханство было присоединено к России. Из земель Кокандского ханства в 1876 г. была образована Ферганская область) и Ташкента — Кокандским ханством управлял Алимкул, а настоящий хан, Худояр, был изгнан из ханства. То же самое предшествовало и окончательному занятию нами Кокандского ханства (Ферганы) в 1875 и 1876 годах. Худояр хан опять был изгнан, и стоявший во главе движения кипчак Абдурахман командовал всеми войсками ханства. Хотя генералом Скобелевым он скоро был взят и выслан на жительство во внутренние губернии, но в том же 1876 г. на первых же, так сказать, порах присоединения ханства к России, стали появляться шайки из сторонников претендента на ханство Абдул-Керимбека, скоро бежавшего в Пешавер, а затем, под предводительством также кипчака Пулат-хана, пока он, наконец, не был пойман и повешен с двумя своими сообщниками.

Но, затем, помимо этой исторической причины, появлению шаек, в последующие годы уже с целями чисто-грабительскими, главным образом, способствовал унаследованный нами довольно значительный контингент людей бездомных и безземельных, или совершенно отвыкших от хозяйства и всякого труда, оставшихся из числа войск последнего хана Худояра, и других служилых людей. Хотя во главе этих шаек стояли лица, именовавшие себя ханами, а населением называвшиеся джетым ханами (ложными ханами), но никакой политической подкладки им приписать было нельзя, так как преступная деятельность их была направлена на грабежи самих же туземцев. Ханами же они величали себя для придания своим действиям в глазах народа большего значения и внушения ему еще большего страха. Таков взгляд и ревизии, бывшей в Туркестане в 1882 и 1883 годах.

В 1882 г. в области появилось уже несколько шаек и некоторые предводители их также называли себя ханами. Все они обвинялись в грабежах и разбоях, совершенных над туземцами же. Всего обвиненных было 50 человек, из коих 5 главных были повешены, а другие отправлены в каторжные работы и подвергнуты разным наказаниям по степени вины. Поимка виновных произведена только силами администрации при некоторой помощи населения.

Затем, в июле 1885 г. среда туземцев Ферганы стали распространяться слухи тревожного характера. Говорили об ожидаемом появлении Махди (Махди - спаситель), о близкой войне нашей с Афганистаном и Китаем, и близкой смерти Бухарского эмира, и о неизбежных потом волнениях в Бухаре.

Также среди оседлого населения Андижанского и Ошского уездов и в Коканде начались толки о лже-ханах и прокламациях, будто бы, Абдул-Керимбека, проживавшего в Пешавере. Вместе со всеми этими слухами совпало короткое пребывание в Коканде вдовы Худояр-хана со своим внуком, чему в населении приписывалось политическое значение. [137]

В конце того же июля был задержан в Намангане неизвестный бродяга, выдававший себя за сына бывшего кокандского хана — Малла-хана.

Наблюдения за поведением кипчаков приводили к заключению, что Хотя в данное время (конец июля и начало августа) кипчаки и были совершенно спокойны, однако население это чутко прислушивалось ко всем слухам извне, причем слухи о столкновении России с Афганистаном и покровительстве Англии Абдурахман хану (Абдурахман хан — эмир Афганистана) проникли повсеместно. В половине же августа в Андижанском, Ошском и Маргеланском уездах уже стали появляться шайки. При нападении их на кишлаки захватывались люди, лошади, оружие, частью халаты и ковры. Главным образом, стали нападать на дома волостных управителей и захватывать их, причем двух им удалось захватить в Андижанском уезде, один из которых был убит за отказ от присоединения к восстанию, а другой успел бежать.

Главным деятелем по формированию шаек и предводителем их оказался Дервиш-хан-Тюря, проживавший перед тем то в Кокандском, то в Андижанском уездах, где у него имелась недвижимая собственность. При отсутствии частных грабежей, руководители шаек надеялись на присоединение к ним большей част населения, рассчитывая путем воззваний поднять общее восстание в Фергане, туземцы которой, под влиянием описанных выше слухов, находились в довольно напряженном состоянии. Таким образом все действия шаек указывали, что они появились с целями антиправительственными.

Для преследования шаек были посланы пехотные команды, посаженные на коней или на арбы, при начальнике андижанского уезда капитане (ныне полковник) Брянове его помощнике и помощнике начальника Ошского уезда. Соединившиеся шайки были настигнуты Бряновым и рассеяны, причем трое из шайки убито, пять тяжело ранено и семь взято живыми, в числе коих оказался некий Мумын-бий, один из старших помощников Дервиш-хана. Главный же виновник беспорядков» Дервиш-хан, к сожалению, остался не разысканным, несмотря на энергичные старания администрации. Все шайки были малочисленны и очень плохо вооружены.

Арестованные затем участники беспорядков, более 60 человек, представляли жалкий вид, большинство из них — бездомники. С уничтожением этих шаек и казнью Мумын-бия, снова было восстановлено общее спокойствие в области, и население снова имело возможность свободно обратиться к своим мирным занятиям, хотя почти ежегодно и обыкновенно осенью, когда население начинает сбывать свои земледельческие продукты, происходят частые нападения с целью грабежа на возвращающихся с базаров, но, собственно, шаек с 1885 г. до 1891 г. не появлялось. В августе же 1891 г. обнаружилась шайка в песках, на проселочной дороге, между Маргеланом и Наманганом, наткнувшаяся на проезжавшего в крытой арбе землемера Мокосева, после сделанного которым выстрела из револьвера удалилась. Шайка была человек в 30. От посланной сотни казаков, при начальнике Маргеланского уезда, шайка разбежалась. Из произведенного следствия, под наблюдением областного прокурора, никаких политических целей, кроме грабительских, в этой шайке не усматривалось, и захваченные участники ее были преданы обыкновенному суду.

Во всех случаях появления шаек в области населения тех местностей, из среды которого они набирались и где формировались, ни разу [138] никакой ответственности не подвергалось. Только в 1893 г., вследствие возникших беспорядков в том же Андижанском уезде, в Кокан-Кишлакской волости при выборах волостного управителя, кандидатами на должность которого были произведены подкупы избирателей, — была поставлена на месяц в Кокан-Кишлаке рота пехоты на полном довольствии этого селения.

Такая мера рекомендуется и законом при допускаемых населением беспорядках.

Хотя мирное оседлое население всегда относится не только не сочувственно, но и с крайней тревогой к начинающимся беспорядкам и волнениям, тем не менее из боязни мести главарей шаек оно упорно молчит, несмотря на то, что знает о готовящихся затеях. Главное же и туземные должностные лица, из такой же боязни, не доносят по начальству о появлении шаек. Оправдание в этих случаях с их стороны всегда одно и то же: или боязнь злоумышленников, или полное неведение о случившемся. Между тем невозможно допустить, чтобы не только то население, из среды которого составляется шайка, но и ближайшее, не знало о том, что у них делается, а тем более должностные лица, обязанные следить и блюсти порядок. Поэтому, казалось бы, что в подобных случаях и подлежащее население, и туземная полиция должны быть поставлены между двух огней: выбирать или месть злоумышленников, от которой они могут быть ограждены администрацией, или, в случае молчания, строгое наказание правительства, как соучастников беспорядков.

Обращаюсь к беспримерному в Туркестане случаю, имевшему место 18 сего мая в Ферганской области. Из телеграммы генерал-лейтенанта Королькова видно, что вечером 17 мая ишан Магомет-Али-хальфа объявил газават и с шайкой в 1 000 человек направился в Андижан, перерезав телеграфные проволоки, а 18 числа на рассвете внезапно напал на андижанский лагерь. Из тех же телеграмм усматривается, что шайка была собрана в кишлаке Минь-тюбе, Минь-тюбинской волости Маргеланского уезда. Кишлак этот, как мне известно, находится верстах в 45 от Нового Маргелана, на таком же расстоянии от города Оша и верстах в 20 от Ассаке, места квартирования участкового пристава Маргеланского уезда, а от Андижана верстах в 35.

Все это такие расстояния, которые любой туземец на порядочной лошади пролетит до дальних пунктов часа в три, а до Ассаке и в час времени. Шайка в 1 000 человек не могла быть набрана исключительно из жителей одного только Минь-тюбе, а, вероятно, и из окрестных селений, вернее же большая часть ее состояла из кипчаков Андижанского уезда. Точно также нельзя допустить, чтобы она состояла из одних только мюридов ишана и притом только минь-тюбинских. Во всяком случае этот сброд, лишенный известной дисциплины, не мог с разных сторон собраться в Минь-тюбе одновременно к вечеру 17 мая, а подтягивался партиями постепенно и, следовательно, не мог пройти незамеченным ни для волостного управления, ни тем более для минь-тюбинского и окрестного населения, и для того, чтобы до вечера дать знать об этом сборище даже во все вышеуказанные пункты, времена могло быть вполне достаточно. Если же предположить, что волостной управитель и все сельские старшины волости, как не принимавшие участия в шайке, были заблаговременно ишаком арестованы, многочисленные их родственники и опять то же население, непричастное к делу, обязаны были донести о случившемся.

Следствие и суд, конечно, выяснят виновность всех прикосновенных к делу лиц, а в том числе волостного управителя и сельских старшин, но, вместе с тем, и население, хотя бы и не принимавшее [139] участия в составлении шайки, но несомненно все знатнее, должно быть подвергнуто наказанию. Например, изысканно с него всех расходов, вызванных настоящим случаем, а равно и отнесение на его счет пенсии семействам убитых нижних чинов и раненым, — представляется в высшей степени мерой справедливой, но к в отношении виновного населения, так и пострадавших. В свою очередь, было бы крайне полезно, в видах скорейшего водворения порядка и для наказания виновных кишлаков, поставить в них временно казачьи команды на полном довольствии их жителей. Необходимо так или иначе приучать население, чтобы оно само заботилось и сохранении порядка и собственного спокойствия и без всяких колебаний всегда стояло на стороне закона.

Геи.-майор Мединский.

Телеграмма туркестанского ген.-губ. ген.-лейт. Духовского ген.-лейт. Куропаткину, 7 июня 1898 г., № 513.

(ЦВИА, д. № 85, ч. II, л.111-112)

Генерал-майор Чайковский (Ген. – майор Чайковский - с 4 июня 1898 г. по 20 мая 1901 г. военный губернатор и командующий войсками Ферганской области) телеграммой от 7 июня доносит, что им посещены Ош, Наманган, Андижан, Чует и Коканд. На основании личных наблюдении и заявлений начальников генерал Чайковский сообщает о спокойствии населения, занятого торговлей и обработкой полей. В наиболее же удаленной и глухой части Андижанского уезда, в Сусамырской волости, появилась шайка Шадыбек-хальфа. объявившего газават. Полковник Калаур, находящийся на Бишташском проходе, доносит, что к Шадыбеку пристало около ста человек, преимущественно дуванов. Для истребления этой шайки со стороны Ферганы приняты меры. Мной же предложено полковнику Калауру воспользоваться частью аулисатинского гарнизона, а генерала Иванова (Ген. Г. Иванов – военный губернатор и командующий войсками Семиреченской Области) я просил выслать команды от Нарына и Пишпека. Сейчас Пианов сообщил мне сделанные своп распоряжении.

Ген.-лейт., Духовской.

Представление ген.-лейт. Куропаткина в комитет министров, 26 июня 1898 г.

(ЦВИА, д. 85. ч. II., лл. 159-160)

Генерал-лейтенант Корольков представлением от 31 прошлого мая № 85 (Этот документ имеется в д. № 85, ч. II лл. 151-152) сообщил, на основании данных, собранных производимым им. но высочайшему повелению, расследованием об изменническом нападении скопища туземцев на гарнизон г. Андижана, что нападение это имело целью ниспровержение русского владычества и крае и что заговор не был ограничен лишь пределами Минь-тюбинской и смежных волостей Маргеланского уезда, а имел гораздо больше распространенно. Обращают на себя внимание и участившиеся за последние годы разбойные нападения со стороны ка к отдельных туземцев, так и целыми их шапками с целью отнятия имущества, что указывая на необходимость принятия более активных мер к прекращению преступной деятельности, вызывало предание военному суду, для суждения по законам военного времени в нескольких отдельных случаях. [140]

Изложенные обстоятельства показывают, что туземное население весьма слабо оценило мягкое отношение к себе русского правительства, сравнявшего в правах покоренные народы края со своими коренными подданными, и что вышеупомянутые чрезвычайные обстоятельства требуют принятия и исключительных мер для подавления сил, вредных для государства и общества.

Независимо от этого, вслед за первыми же известиями о нападении шайки туземцев на гарнизон г. Андижана, отчасти, под влиянием неразумной паники, а частью и с злоумышленными целями, многими жителями края, как русскими, так и туземными, стали распространяться слухи о новых нападениях туземцев на русских, либо о преступных покушениях их на пути сообщения и т. п., каковые слухи, хотя и оказывались в большинстве ложными, тем не менее не только возбуждали напрасную тревогу среди русского населения края, но и зловредно волновали умы туземного населения.

В виду того, что Самаркандская область, не состоявшая до сего времени на положении усиленной охраны, как Ферганская и три южных уезда Сыр-Дарьинской области, географически и этнографически примыкает с одной стороны к ним, а с другой к Бухарскому ханству, где были уже в последнее время проявления мусульманского фанатизма, генерал-лейтенантом Корольковым признано было необходимым, в предупреждение возможного распространения противуправительственного движения в областях края, а также для прекращения разбоев и волнующих умы ложных слухов и для единства управления Самаркандской областью с прилегающими к ней другими местностями Туркестана, объявить эту область на положении усиленной охраны, о чем и выражено им в приказе 30 мая за № 87, а приказом за № 88 издано для всех местностей края, в положении усиленной охраны находящихся, обязательное постановление.

Докладывая изложенное на мое утверждение, генерал-лейтенант Корольков испрашивает, кроме того, разрешения: 1) продлить положение усиленной охраны в Ферганской области и уездах Ташкентском, Чимкентском и Аулиеатинском Сыр-Дарвинской области еще на один год, и 2) увеличить пределы власти уездной администрации для быстрого воздействия на лиц, нарушающих общественный порядок и постановления властей, до права ареста до одного месяца и взыскания денежного штрафа до 150 рублей начальниками уездов, и ареста до 2 недель и штрафа до 50 рублей их помощниками и участковыми приставами.

Вместе с тем, телеграммой от 18 сего июня, № 206, (Телеграмма находится в д. № 85, ч. II, л. 166) вступивший ныне в управление Туркестанским краем генерал-лейтенант Духовской ходатайствует со своей стороны о продлении действия усиленной охраны в г. Ташкенте, в Ферганской и 3 уездах Сыр-Дарвинской области, просит разрешения отсрочить до более удобного времени выборы должностных лиц туземной администрации во всех местностях, объявленных ныне на положении усиленной охраны.

Мнение. Представляя комитету министров, в дополнение к предоставлению моему от 8 июня 1898 года, за № 296559, (Указанной представление, частично совпадающее с печатаемым, находится в д. № 85, ч. II, лл. 5 — 6) объяснение исполнявшего должность туркестанского генерал-губернатора ген.-лейт. Королькова о причинах объявления Самаркандской области на положении усиленной охраны и ходатайства его: 1) о продлении срока сего положения для Ферганы и уездов Сыр-Дарвинской области и 2) об [141] увеличении власти уездной администрации, а также, представляя приведенные выше ходатайства ген.-лейт. Духовского, я полагал бы:

1. Продлить еще на один год, до 10 сентября 1899 г., действие усиленной охраны в г. Ташкенте, в Ферганской области и в Ташкентском, Чимкентском и Аулиеатинском уездах Сыр-Дарьинской области и на тот же срок сохранить действие усиленной охраны в Самаркандской области.

2. В местностях, находящихся на положении усиленной охраны, предоставить, по усмотрению туркестанского генерал-губернатора, начальникам уездов в отношении туземного населения прав ареста до одного месяца или наложения штрафа до 30 рублей, а помощникам начальников сих уездов и участковым приставам прав ареста до 2 недель или наложения штрафа до 10 рублей в отношении того же населения.

3. Предоставить туркестанскому генерал-губернатору право отсрочки, по его усмотрению, выборов лиц туземной администрации во всех местностях, находящихся на положении усиленной охраны.

Имею честь представить о сем на благоусмотрение и разрешение комитета министров.

Управляющий военным министерством, ген.-лейт. Куропаткин.

Сводка сведений о Андижанском восстании, 26 июня 1898 г.

(ЦВИА, д. № 85, ч. II, л. 173. На документе помета: «Доложено его величеству, — 27 июня 1898 года. Ген.-лейт. Куропаткин)

Охотничьи команды обходят самые недоступные, дикие места северной части Андижанского уезда и вдоль границы Семиреченской области.

По расследованию, произведенному генерал-майором Чайковским, в указанной местности ни рассеявшихся участников шайки шпана, ни сборищ, как о том было известно по слухам из Семиречья, нигде не оказалось. Пристав Агабеков заканчивает расследование в дальних летовках Кенколь-Каранырской волости. Пристав Домбровский, с тремя охотничьими-командами, находится в верховьях Кучарта.

В Сусамыре все спокойно и задержанные там 28 человек, вместе с Шадыбеком, которому более семидесяти лет, доставлены в Наманган. У жителя сего последнего города Тюря-хана найдено воззвание минь-тюбинского ишана к Шадыбеку. Неблагоприятных известий из Ферганы не поступало. Вся пограничная с Пржевальским уездом горная полоса тщательно осмотрена. Спокойствие восстановлено и население приступило к своим обычным занятиям. Виновники последних беспорядков, вместе с волостными управителями и народным судьей, арестованы. Произведенное дознание, а также лазутчики не обнаружили в указанной местности присутствия соучастников ишана. Дознание о предполагавшихся беспорядках в горной части Кургатской волости закончено. Арестовано 53 киргиза, в том числе волостной управитель, его помощник и народный судья. Из 53 арестованных — 39 доставлены самим населением.

Сотня казаков в составе 2 офицеров и 84 нижних чинов, направленная командующим войсками Семиреченской области в Большой Токмак, должна была прибыть туда 9 сего июня. Сотня обеспечена шестидневным запасом сухарей, кроме десятидневного, заготовленного в пишпекской местной команде, и на три дня фуражем. Боевых патронов выдано по 60 на казака. На расходы отпущено авансом 2 500 рублей. Сотня будет действовать по указанию гражданской администрации.

Ген.-майор Путята. [142]

Письмо командующего войсками Туркестанского округа ген.-лейт. Духовского ген.-лейт. Куропаткину, 26 июня 1898 г., № 532.

(ЦВИА, д. М» 85, ч. III, лл. 66-67)

Алексей Николаевич,

При задержании 19 мая минь-тюбинского ишана, Могамед Али (Уже казненного. (Прим. в подлинник е). — Ишан Могамед Али был казнен 12 июня 1898 г.) был задержан и его спутник Арабаев (Ныне предан военному суду. (Прим. в подлиннике)) с принадлежащим ишану кораном, в коем был найден персидско-арабский документ с золотыми украшениями и золотым вензелем.

Представляя, по моему поручению, перевод сего документа, директор Ташкентской мужской гимназии статский советник. Остроумов, доносит, что в этом документе после обыкновенного для мусульманских сочинений начала излагается преемственная связь названного ишана с основателем ислама Могамедом и современным турецким султаном Абдул-Гамидом, вензель которого изображен в верхней части документа, а в заключении выражено безличное увещание привести с искренним сердцем и совершенною преданностью в исполнение предание Могамеда, чтобы таким образом оправдать в действительности учение Тариката (Учение Тариката – мистическое учение об искании пути к истине, распространенное среди мусульманских сектантов-суфиев), составляющего руководительный кодекс ишанов.

Таким образом, названный документ доказывает что Могамед Али минь-тюбинский есть истинный ишан и что этот документ имеет если не прямое, то косвенное отношение к современному турецкому султану. Тот факт, что документ написан на местной бумаге) и почерком туркестанским, статский советник Остроумов предположительно объяснил тем, что в Стамбуле есть постоянные выходцы из Туркестана, при помощи которых пишутся подобные документы на бумаге туркестанского изделия и почерком туркестанским. Вопрос же о происхождении упомянутого документа может быть выяснен через российского императорского посланника в Константинополе. Печать, приложенная к документу указывает на кашгарского жителя Могамед Зияуддина, что может быть расследовано при помощи российского императорского консула в Кашгаре.

Признавая глубокую важность высказанного мнения, но не имея возможности произвести проверку оного, я представляю при сем найденный в коране минь-тюбинского ишана персидско-арабский документ с переводом его и прошу, не признано ли будет возможным произвести компетентными лицами оценку сего документа с формальной стороны теперь же, не ожидая моего подробного заключения о ферганских беспорядках, и о последующем почтить меня уведомлением.

Духовской.

Из объявления Туркестанского генерал-губернатора.

(Напечатано в «Теркестанской туземной газете» № 26 от 6 июля 1898 г.)

... 12 июня сего года минь-тибинский ишан Могамед Али Сабыр-оглы и пять главных его приближенных, именно: 1) Мулла-Гаиб-Назар-Артык-оглы, 2) Субханкул-Араббай-оглы, з) Рустамбек-Сутуб-Алдыбек-оглы, 4) Мирза-Хамдам-Усманбай-оглы и 5) Бабатай-Гайнабай-оглы, казнены чрез повешение, руками местных жителей, в виду всего народа и войск. Зеленое и красное знамена сожжены. Найденные списки заговорщиков и другие бумаги — в руках правосудия. [143]

Телеграмма и. д. нач. гн. штаба ген.-майора Уссаловского туркестанскому ген. губер. Духовскому, 8 июля 1898 г., № 1989.

(ЦВИА, д. № 85, ч. III, л. 45)

Военный министр приказал выяснить размер убытков, причиненных Ферганскими беспорядками казне по каждому ведомству, а также общественным установлениям и отдельным лицам и определить точно район, население которого должно возместить все убытки, при чем не упустить из виду, что семейства убитых и неспособных к труду раненых русских должны быть обеспечены пенсией.

Военный министр полагает необходимым конфисковать в казну имущество казненных и сосланных, а селение Минь-тюбе сиест с липа земли. Благоволите сообщить общие соображения по телеграфу, подробности почтой.

Ген.-манор Уссаловский.

Телеграмма генерала-от-кавалерии барона Таубе ген.-лейт. Куропаткину, 9 июля 1898 г., № 309.

(Там же, ч. II, л.51)

Командующим войсками Семиреченской области сделано распоряжение о распределении 7 000 берданок, имеющихся в верненском складе, и по сорока патронов на винтовку для безвозмездной раздачи наиболее надежным из русского населения. Артиллерийский транспорт формируется; перевозка вызывает расход 1 500 руб. Испрашиваю указания, на какой источник следует отнести перевозку.

[Таубе].

Докладная записка начальника Азиатской части главного штаба ген.-майора Путята военному министру Куропаткину, 10 июля 1898 г.

(Там же, ч. II, л.57)

В числе мер предосторожности, предложенных к исполнению начальством Туркестана и Закаспийской области вследствие ферганских беспорядков, было рекомендовано между прочим: приступить к вооружению бердановскими ружьями, постепенно и осторожно, преданных нам туземцев, русское население городов и служащих на железной дороге.

Вследствие телеграммы генерал-лейтенанта Санникова, за № 3841, в которой упоминалось об угрозе мусульман вырезать русское население деревень Ивановского и Казанско-Богородского, в Омск было телеграфировано, по приказанию вашего превосходительства, что русское население должно быть вооружено берданками. Ныне генерал Таубе доносит, телеграммой за № 309, о сделанном командующим войсками Семиреченской области распоряжении, о выдаче из верненского склада 7 00 берданок и 40 патронов на каждую, для перевозки которых формируется артиллерийский транспорт, что вызывает непредвиденный расход в 1 500 руб. Генерал Таубе испрашивает указаний, на какой источник следует отнести перевозку.

Принимая во внимание, что выдача ружей населению, и притом безвозмездно, делается в интересах самого же населения, казалось бы, что эта мера не должна вызвать новых расходов казны. Так, по-видимому, она и была понята в Туркестане и Закаспийской области, ох начальников которых не поступало заявлений подобных приведенному. Вместе с тем, число винтовок, которые предположено выдать населению представляется весьма значительным и. казалось бы нужным [144] сообщить начальству Омского военного округа, что мера эта должна быть приведена в исполнение осторожно и с соблюдением постепенности.

Испрашивается приказание вашего превосходительства.

Ген.-майор Путята.

(На подлиннике имеется резолюция: «Кем и на основании каких данных было рекомендовано вооружить туземцев. Не следует этого делать. Можно разрешить только отдельным личностям из должностных лиц, по особым билетам.

Массовое вооружение русского населения тоже опасно. Необходимо просить ограничиться первоначально 3000 ружьями. Установить строгий порядок пользования ими и хранения нх и сделать представление об исполнении сего и получении второй партии ружей. Потребную сумму необходимо отпустить по арт. смете. Куропаткин, 13 июля».

В д. № 85, ч. III, лл. 59-61 имеется секретное донесение от 15 июля 1898 г.. где ген.-майор Путята указывает, что необходимо выдать з 3 000 ружей наиболее надежному русскому населению)

Телеграмма нач. штаба Сибирского военного округа ген.-майора Зарубаева ген.-лейт. Куропаткину, 28 июля 1898 г.

(ЦВИА, д. № 85, ч. III, л. 98)

За отсутствием командующего войсками округа доношу: семиреченский губернатор сегодня телеграфирует, что по полученным им донесениям от местной гражданской власти, которые он однако считает преувеличенными, в Джаркентском уезде на Каркаре обнаружилось волнение. Все заилийские волостные [управители], кроме текесского подписали газават; появилось много оружия, пороху, патронов. Для предупреждения случайностей ген. Иванов командировал сотню 2 Сибирского казачьего полка в распоряжение уездного начальника. Подробности ген. Иванов сообщает почтой, о которых будет донесено.

[Зарубаев].

Из отчета ген.-лейт. Королькова туркестанскому ген. губ. ген-лейт. Духовскому, 3 августа 1898 г., № 240.

(ЦВИА, д. № 97-382, лл. 281-297)

20 мая мной были получены от военного министра и Вашего превосходительства распоряжения; мне предписывалось отправиться в Фергану и лично произвести расследование о виновности лиц, допустивших нападение на русские войска; выяснить виновность туземцев и чинов администрации, а равно и поведение войск; подвергнуть участников беспорядков полевому суду с предоставлением права конфирмации приговоров; экстренно вызвав из Керки генерал-майора Ионова, поручить ему командование всеми войсками Ферганской области, а ген.-майору Чайковскому — управление этой областью, отстранив ген.-лейт. Повало-Швейковского от должности; сменить уездного начальника; удалить от должности ассакинского участкового пристава капитана Еникеева, и вообще принять меры для решительного подавления фанатического движения.

Вследствие сего я немедленно снесся с начальником работ по постройке Самарканд-Андижанской железной дороги, прося его сделать распоряжение о скорейшем изготовлении для меня поезда и образовал, в виду предстоявшего отъезда из Ташкента и свойства возложенного на меня поручения, путевую канцелярию... и предложил военному прокурору Туркестанского военно-окружного суда ген.-майору Долинскому и военному следователю по особо важным делам полковнику Некрасову отправиться вместе со мной в Ферганскую область. [145]

По приезде в 1 ч. дня 23 мал в Андижан я немедленно командировал военного прокурора и следователя для осмотра содержащихся под арестом в крепости виновника мятежа ишана Могамед-Али и других арестованных, которых было 80 человек, а сам, выслушав доклады воинского и уездного начальников, а затем прокурора и следователя, установил к вечеру этого же дня новый караульный наряд и отдал распоряжения на случай тревоги, новых случайностей и беспорядков, а также для широкого в последующие дни освещения окрестностей Андижана. Военному прокурору мной было предложено начать с следующего же дня, под личным его наблюдением, производство следствия. Наиболее утомительная и неблагодарная работа выпала на долю военного следователя, так как ему приходилось допрашивать обвиняемых и свидетелей чрез переводчика, что при общем запирательстве и лживости показаний, являлось делом весьма трудным и медленным. Бывали случаи, что допрос одного лица продолжался по нескольку часов и давал в результате все-таки весьма немногое. Озабоченный необходимостью произвести возможно скорее суд, хотя бы только над главными виновниками, я, лично и чрез военного прокурора, следил за производством следствия и должен засвидетельствовать, что оно велось неутомимо и вполне добросовестно. Только благодаря этому, явилась возможность установить к 4 июня степень виновности шести главных преступников и вызвать к этому времени в Андижан полевой суд. Заключение прокурора об этой первой группе виновников беспорядков было закончено 7 июня и доставлено мной вашему высокопревосходительству в Ташкент... (Далее опускается изложение мероприятий военных к административных общего порядка, проведенных Корольковым, а также перечисление местной администрации, указавшей ему содействие при выполнении его задания).

Доложив вышеизложенное, почитаю возможным перейти к изложению добытых производившимся мной расследованием данных об обстоятельствах мятежа, поднятого ишаном Могамед-Али.

Личность ишана. Ишан Могамед-Али-хальфа мулла Сабыр-Суфиев был человек среднего роста, хорошо развитый физически, несколько бледный, с выразительными вдумчивыми черными глазами. По его словам, ему было 45 лет, но на вид он казался моложе. Предки его были родом из Кашгара, сам же он родился в кишлаке Минь-тюбе, Маргеланского уезда, где постоянно и проживал. Одиннадцать лет тому назад он совершил хадж в Мекку, после чего его влияние на народ стало особенно прочным, хотя и до того, судя по некоторым сведениям, было велико и началось уже давно. Недалеко от кишлака Минь-тюбе жители указывают в пустынной местности на небольшой горке близ проездной дороги на дерево, посаженное и выращенное ишаном Мадали (сокращенное Могамед-Али) для приюта путников в знойное время. Сюда в течение нескольких лет ишан носил издалека ведрами воду, поил ею страждущих от жажды и поливал дерево, дававшее по мере роста все больше и больше благодетельной тени, в которой путешественники находили отрадный отдых. По-видимому, о этого и началась известность ишана, создавшая ему славу вначале благочестивого, а потом и святого человека. По мере возрастания этой славы, росло и благосостояние ишана, которое, путем доброхотных приношений его почитателей, стало давно уже настолько значительным, что он мог принимать у себя и кормить массу народа, как постоянно у него жившего, так и временно его посещавшего. Число тех и других доходило иногда до тысячи, а ежедневно собиралось по несколько сот человек. В обширной усадьбе ишана находились громадные котлы для варки пищи, вместительность которых вполне соответствовала указанному числу посетителей. [146]

При ишане постоянно было до 30 суфиев (Суфии — последователи мистического течения в исламе, суфизма, распространенного во всех мусульманских странах, но особенно в Иране я в Средней Азии. Суфизм учил аскетическому отрешению от материального мира, отшельничеству и мистическому познанию божественной истины) 40 шакирдов (Шакидр – искаженное: «шатерд» - по-персидски и по-таджикски - ученик) я несколько человек, давших различные обеты, по-видимому, нечто в роде аскетов. Приближенные люди и ученики своими рассказами о святости ишана привлекали к нему народ, среди которого твердо держалась вера в творимые им чудеса; так, например, говорили, что он варит плов без огня. Как люди делались приверженцами ишана, можно видеть из показания одного киргиза, данного на следствии. Он показал, что три года тому назад, наслышавшись о святости и чудесах ишана, пошел вместе с несколькими знакомыми киргизами в Минь-тюбе и «подал руку» (вступил в число учеников) ишану, причем внес в его пользу пять тиллей (Тилля – денежная единица в Хивинском, бухарском и Кокандском ханствах), а от него получил черную тюбетейку и благословение. После того киргиз этот стал бывать у ишана каждый год раза по два, по три и оставался дней по шести, а, наконец, и окончательно поселился в его усадьбе.

Значение ишана было настолько велико, что он три года тому назад начал назначать в ближайшие к Минь-тюбе местности раисов. Эти воскрешенные им цензора нравов были вооружены, как и в ханские времена, плетями и били ими народ за неисполнение требований шариата. Таким образом рядом с нашей властью жили и действовал л. ставленники ишана. Насколько вообще он пользовался уважением и доверием населения можно судить по документу, найденному в его мечети и скрепленному печатями: одного народного судьи, кандидата его, двух волостных управителей, семи сельских старшин и трех влиятельных жителей Кулинской волости. Документ лот, свидетельствуя в начале о падении народной нравственности, в конце гласит: «В виду вышеизложенных обстоятельств, мы, нижеприложившие печати, для направления всех на путь истинный, для разъяснения и растолкования повеления божьего каждому и всем, назначаем ишана Могамед-Али-хальфа мулла Сабыр-Суфиева, с тем, чтобы с лицами, кто не послушается его, он пусть с ними поступит по шариату, т. е. прикажет ли ему шариат сечь или заключить куда-либо или еще что-либо другое. Свое уполномочие он (ишан) может передать и другим лицам. Пусть все веруют в бога и его пророка. 1312 г., месяц суфар».

Заговор. По показанию самого ишана Мадали, его постоянно беспокоила сильная порча нравов в народе. Хотя это замечалось и в последние времена Кокандского ханства, что по его, ишана, мнению и повело к падению этого ханства, но по завоевании края русскими дело пошло гораздо хуже. Порча нравов выразилась в развитии разврата, пьянства и азартных игр, в ослаблении семейных начал и вообще в разнообразных отступлениях от требований шариата. Русская власть, хотя и обращалась с народом мягко, но в то же время отменила зякетный сбор (Зякет — религиозный налог, налагаемый мусульманским законом на землю, скот, продукты ремесла и пр.) лишила доходов вакуфные (Вакуф – недвижимое имущество, составлявшее собственность мечетей, священных мавзолеев, мусульманских школ и пр. религиозных учреждений) учреждения и запретила паломничество в Мекку, не обращая при этом внимания на упадок народной нравственности. Замечая все это он, ишан, описал такое грустное положение вещей турецкому султану, причем, будто бы, просил его ходатайствовать пред нашим государем о принятии мер к восстановлению жизни по шариату, «опасаясь, чтобы уклонения от шариата не вызвали гнева божия на русские власти». Достойно внимания это [147] обращение ишана к повелителю правоверных, сделанное год назад, т. с. тогда именно, когда после побед турок над греками, мусульманство повсеместно подняло голову, оживившись надеждами на торжество ислама. В ответ на это письмо, писанное по неграмотности автора приближенным к нему, ныне умершим, лицом, ишан получил чрез одного якобы кашгарца паломника фирман. Фирман этот [был] найден 21 мая в коране ишана у Субханкула Арабаева (близкий к ишану человек) при обыске после поимки; гласил следующее... (Здесь опускается перевод Фирмана, о его содержании см. письмо Духовского Куропаткину от 26 июня 1899 г., стр. 142)

Одновременно с письмом кашгарец вручил ишану присланный ему султаном с своего плеча старый халат. Ишан твердо верил, что грамота и халат действительно присланы ему от султана, и получение этих священных подарков и полномочий от самого халифа должны были сильно поднять фанатика ишана Мадали в его собственных глазах и действовать на его экзальтированную натуру. Весьма вероятно, что он после этого счел себя призванным спасти народ и с этой целью, прежде всего, освободить его от русского владычества.

Фирман султана был получен ишаном, по его словам, за месяц до уразы (Ураза – мусульманский пост в месяце Рамазан. Пост продолжается целый месяц, причем постятся только днем. С вечера пост прекращается и наступает праздник и веселье, нередко продолжается всю ночь), т. е. приблизительно в конце января, или начале февраля, а в середине этого последнего месяца в Коканде появились подметные письма к богатым жителям, чтобы они приготовили зякет за 15 последних лет, дабы люди «сахиби-хуруджа» (вновь воцарившегося), в случае газавата, могли иметь эти деньги, причем оповещалось, что священная война начнется, когда число людей «вновь воцарившегося» достигнет тысячи человек. Возникшее об этих подметных письмах дело было сочтено за шантаж частного характера и направлено к прекращению, но мной даны надлежащие указания на необходимость переисследовать дело, путем негласного полицейского дознания, для дальнейшего направления, согласно с результатами этого дознания.

Вышеупомянутый киргиз, по имени Курман-бай Умарбаев показал, что в нынешнем году он был у ишана в начале уразы (В конце показания Умарбаев внес поправку в том смысле, что в действительности он весь последний год жид у ишана, так как жена его, Умарбаева, умерла, а дочь, не дождавшись выплаты калыма, бежала к жениху и дома у него никого не осталось. (Прим. в подлиннике)), явившись на шестой ее день, и пробыл пять суток.

Находившиеся тогда у ишана люди собирались после молений по саклям и говорили между собой о том, что пришло время начинать газават, нужно только подождать, когда поправятся лошади. Сам ишан редко принимал участие в совещаниях, а между посетителями больше ходили его приближенные. В числе этих людей находился Мулла Зияуддин, казначей и главнейший, как выяснено следствием, приближенный ишана.

В курбан-байрам (в апреле) у ишана на намазе было так много народа, что многие, не найдя места в мечети и во дворе, молились на улице. В конце апреля ишан назначил Умарбаева своим хальфой, присоединил его к киргизу одной с ним волости, Курбанкулу Саттарову, и дал последнему сто девяносто чакру-хат (Чакру-хат — пригласительные письма. (Прим. в подлиннике)) за его, ишана, малой печатью. В вызовах этих, которые Умарбаев и Саттаров развезли более, чем ста лицам в киргизских волостях между Нарыном и Кара-Дарьей, заключалось распоряжение собраться всем близ Минь-тюбе. Другой обвиняемый, тоже киргиз, по имени Маат-Муса, показал, что [148] незадолго до нападения на андижанский лагерь, к ишану приезжали некоторые должностные лица туземной администрации (названы им по именам или приметам) и приложили свои печати к воззванию ишана.

Воззвание это, или вернее клятвенное обещание, найденное в коране вышеупомянутого Зияуддина, читавшего эту священную книгу мусульман во время нападения на андижанский лагерь 18 мая, имеет четырнадцать печатей (из них две парных, принадлежащих лицам, которые названы показателем (Есть впрочем веское указание, что начало составления договора восходит к бояре раннему времени, а именно Алимбек-Датха. старик 62 лет, бывший в ханские времена генералом, а при русском владычестве волостным управителем, показал, что он приложил свою печать к договору на третий день праздника курбан-хаити (19 апреля). При передопросе Маат-Мусы следователем, также выяснилось, что договор составлялся ранее, чем за неделю до нападения на лагерь. (Прим. в подлиннике)))... Договор этот гласит следующее: «Бог создал из ничего 18 тысяч миров, в которых дал человеку совершенный образ, возвысив его над остальными существами и отца нашего Адама короновал халифом. Весь мир создал для нашего пророка, сделал его к себе более близким и, посадив его на почетный трон, бог обратился к нему, говоря: «О, пророк. Да будет война с не-мусульманами и отступниками от веры», за что обещал рай, если будут верными и приближенными его рабами. Четыре преемника пророка, давая наставление народу, сказали: «Кто пожертвует для бога и пророка своим имуществом и жизнью ради газавата, тот будет подобен нам», для удержания недостойных людей написали книгу и послали для памяти. Следовательно, теперь нам нужно и обязательно, как признающим себя рабами бога и последователями пророка, объявить газават. Во-первых, для бога и пророка мы должны быть победителями на священной воине, и, во-вторых, пожертвовать жизнью в священной войне. Мы, нижеприложившие печати, дав обещание богу и пророку, и имея среди себя коран, совершили договор с халифом своим. После этого, если по наущению шайтана из себялюбия или из опасения за свою жизнь мы, оробев, откажемся и не исполним нашего обещания, да будем мы достойны ада, да почернеют в обоих мирах наши лица, да будем в день страшного суда посрамлены и опозорены. В удостоверение чего приложили печати».

К этому клятвенному обещанию, как выше упомянуто, приложили свои печати лишь двенадцать человек, людей более или менее влиятельных. Очевидно, из среды последних не нашлось больше этого числа охотников подвергаться опасности, — не нашлось, впрочем, не потому, что не было сочувствия идеям ишана, а вследствие того, что люди наиболее развитые и сведущие, конечно, сознавали несоразмерность слабых средств ишана с нашей силой. Простой же народ, мало или вовсе непонимавший действительного состояния сил обеих сторон, больше всего верил в святость ишана, в его призвание и в его чудо действенную силу и потому в большинстве слепо шел за ним. О том, как народная масса собиралась на газават, можно судить по показанию вышеупоминавшегося Маат-Мусы, — показанию весьма правдивому, но, к сожалению, почти единственному со стороны мятежников по своей чистосердечности, и то, впрочем, неполной, ибо показатель, свободно и подробно говоря о действиях других, заметно стремился выгородить себя. Маат-Муса свидетельствует, что за неделю до нападения на андижанский лагерь, раисы стали гнать из его кишлака Медрессе (Ичкиликской волости, Маргеланского уезда) народ к ишану и привели туда человек сто... [149]

В ночь на 14 мая у ишана в Минь-тюбе состоялось совещание, в котором участвовали лица из разных уездов области и, между прочим, Умарбек-Датха (из Ошского уезда). На этом совещании ишан объявил, что он получил благословение божие изгнать русских, после чего было решено напасть одновременно на города: Андижан — под начальством самого ишана и на Ош — под командой Умарбека-Датхи. Раздав затем халаты, ишан поручил раису Махмуд-Дивана Токаеву передать всем его, ишана, последователям в Наукате, чтобы они слушались Умарбека. После того 1С мая у ишана собрана была сходка в 1 000 человек, в числе которых находился Кургатский волостной управитель, а также некоторые сообщники самозванца Пулат-Хана (1876 г.), и в их числе казначей последнего Атакул-Пансат. Бывшие на этой сходке слышали, что в ханы предназначался племянник ишана Абдул-Азис, 14-летний мальчик.

В последние дни ишан несколько раз, по мере того, как собирался народ из разных мест, объявлял в мечети, что влиятельные люди уже дали ему клятву и приложили печати к договору участвовать в газавате и что народ должен слушаться и итти за ним, куда он прикажет, причем прибавлял, что сбор назначается на воскресенье вечером у Замбер-биля, что на холмах под Андижаном. Выслушав этот наказ, будущие участники восстания уезжали домой и лишь весьма немногие оставались у ишана.

Движение к Андижану. Настал день 17 мая. По рассказу Маат-Мусы, вечером часов в 8, по кишлаку Таджик внезапно раздались возгласы: «газават», и ишан выступил по дороге в Андижан с толпой человек в 200, вооруженных палками и батиками, выслав вперед особый отряд киргизов под начальством Мулла-Ахмеда, с приказанием перерезать телеграфную проволоку, что, как известно, и было исполнено. Маат-Мусе говорили, что эти киргизы зарезали также какого-то джигита (Очевидно, джигита Абдуллу, посланного ассакинским участковым приставом, капитаном Еникеевым, к андижанскому уезди, нач-ку подполк. Коншевскому, с извещением о замысле ишава (Прим. в подлиннике)).

Отряд ишана двигался вперед верхом на лошадях. Он делился на две части, шедших каждая под своим значком (байрак). Первым байраком начальствовал Мулла-Зияуддин-Максум, ближайший, как упомянуто, помощник ишана и, по имеющимся данным, душа заговора; под чьей командой находился другой байрак, Маат-Муса не знал.

В толпе было много мальчиков и все суфии (старшие ученики ишана), которые о выступлением украсили свои головные уборы мисвяками (палочками в виде зубочисток), данными им ишаном, в виде амулетов, спасающих от смерти.

Сам ишан ехал верхом, окруженный пешими диванами; он был в зеленом халате и белой чалме; сзади его несли белый значок.

Из кишлака Таджик мятежники двинулись на большой кишлак Кутчи, где к ним присоединилось еще человек двести, а затем пошли через Кара-Курган и Охчи, где ишан совершил намаз, причем все слезли с лошадей и далее двинулись на Кулю. Здесь навстречу ишану выехал волостной управитель Гаиб-Назар, держа в руках голову русского человека (Мещанина Бычкова, нанятого Гаиб-Назаром накануне мирзой (писцом) к себе (Прим. в подлиннике)), и, доложив, что это дело его рук, поднес голову шпану. Тот похвалил его («хоп-булды» — очень хорошо), но не взял этого трофея. Гаиб-Назар, прорезав уши, приторочил голову к своему седлу. В этом кишлаке ишан приказал доставить ему голову казия [150] Мулла-Юлдаш Мулла Халметова и сам подъехал к дому последнего. Казни этот, получивший, как есть основание полагать, в свое время непринятое им предложение вступить в соглашение с ишаном, успел скрыться, но дом его был разграблен и прислуга избита. Гаиб-Назар в это время разъезжал по кишлаку с обнаженной шашкой и сгонял народ.

Здесь, в Куле, как равно раньше в Кара-Кургане и Охчи. отряд ишана увеличился местными жителями, но число их за темнотой определить даже приблизительно было трудно и сообщенные Маат-Мусой цифры (20, 60 и 50) гадательны. За Кулей Маат-Муса и человек 30 других всадников совершили, намаз и потому отстали. Их скоро нагнал Мулла-Султан, сказавший, что он пригнал несколько человек к отряду и что надо спешить за ишаном, навстречу которому вышло 150 человек андижанцев, высланных из Андижана богатым купцом Алибайбайбачей (Отряд андижанцев состоял из 200 человек; но пи 150 чел. вышли из города навстречу ишану, а остальные 50 чел. были заблаговременно отправлены к андижанскому лагерю, чтобы следить за ним. (Прим. в подлиннике)).

Когда Маат-Муса и его товарищи догнали ишана, андижанцы уже слились с остальным отрядом; ими распоряжался Могамед-Зюлюм, бывший прежде прислугой у русских, но в последнее время перебравшийся на жительство к ишану.

Перед въездом в Андижан ишан, совершив намаз на адырах (холмах) в городском предместьи, отправил трех джигитов проскакать по нижним улицам туземного города с криком: «газават». Городские караульщики безмолвно пропустили отряд ишана; впрочем, один из них найден убитым, вероятно, за попытку поднять тревогу. Общую численность отряда ишана Маат-Муса определяет в 1000 человек конных и столько же пеших, среди которых было много, по его словам, мальчиков. Это число (2 тыс.) составляло пять байраков, но у ишана было, как говорили Маат-Мусе раисы, еще три байрака, назначенных для нападения на Ош и Маргелан (Путь ишана, по собранным сведениям, шел от кишлака Таджик, составляющего с Кашгар-кишлаком Минь-Тюбе (600 дворов), через селения Кутчи (150 домов). Баргак (35), Кара-Курган (от 400 до 500), Охчи (300), Куля (480) и Чек-аулие (казенная оброчная статут в 100 десятин), Маргеланского уезда, а затем по Хакентской волости, Андижанского уезда, чрез Рават (137 дворов), Дархан (284), Сары-Куй (162), Найдык (319), Кунчи (694), Каирму и Шамсутдин-ишан или Дон-кишлак. (Прим. в подлиннике)).

Нападение на лагерь. К юго-восточному углу туземного Андижана, занимающего площадь в 2 803 десятины и насчитывающего 47.069 душ населения, примыкает небольшой русский городок, в котором живет всего 631 человек. Крайний юго-восточный квартал его занимают лагеря андижанского гарнизона, к которым примыкают сплошной полосой кишлаки, тянущиеся вплоть до Ассаке на юг и до холмистой полосы адыров на юго-восток. В этой полосе кишлаков, способствовавшей скрытному приближению толпы мятежников, стянулась шайка ишана пред нападением на лагерь. Узкое пространство, отделявшее лагерь от юго-западной окраины кишлачной полосы, имело ту особенность, что близ самых бараков, шагах в 15-20, возвышалась складка местности, закрывавшая от взоров дневальных ближайшие подступы к лагерю, и это обстоятельство, в свою очередь, способствовало внезапности нападения. Неблагоприятное влияние упомянутой кишлачной полосы, почти вплотную подходившей и к крепости, и к лагерю, выразилось еще, с одной стороны, и в том, что артиллерия крепости не могла принять участия в отбитии и преследовании [151] нападавших на лагери, а, с другой, в том, что она помогла мятежникам быстро и удобно отступить (В настоящее время местность пред крепостью и лагерями, по распоряжению моему и под наблюдением офицеров генерального штаба, очищена от садов и построек и в достаточной мере сглажена (Прим. в подлиннике))

Текст воспроизведен по изданию: Андижанское восстание 1898 г. // Красный архив, № 3 (88). 1938

© текст - Штейнберг Е. 1938
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
©
OCR - Станкевич К. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Красный архив. 1938