СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

НЕИЗВЕСТНЫЕ ПИСЬМА ЧОКАНА ВАЛИХАНОВА

В Государственном историческом архиве Казахской ССР в фонде Г. А. Колпаковского хранятся три письма Чокана Валиханова на русском языке. Они были выявлены А. X. Маргуланом еще в 1957 г. (см. контрольный листок фонда 825, опись 1, дело 4). Одно из них опубликовано в четвертом томе собрания сочинений Ч. Ч. Валиханова, два других по не зависящим от издателя и редактора причинам оказались не включенными в этот том. Между тем они представляют громадный интерес, так как содержат неизвестные до сих пор биографические сведения о последних днях короткой жизни Валиханова и о характере его взаимоотношений с семиреченской администрацией.

Одно письмо датируется 1 декабря 1864 года с припиской от 2 декабря, другое — 19 февраля 1865 года. Оба письма являются автографом Валиханова.

Письмо от 1 декабря — это целая записка на семи страницах с припиской на восьмой странице дополнительных данных о Тавасаре и уточненной датой (2 декабря). Написано оно жестким стальным пером, чернилами бурого цвета, на тонкой белой бумаге с водяными знаками. Размеры страниц: ширина 132 мм, длина 212 мм. Письмо от 19 февраля 1865 г. написано на четырех страницах тонкой белой бумаги теми же чернилами. Размеры листа: длина 265 мм, ширина 210 мм.

Почерк трудночитаемый, характерный для автографов Валиханова. Особенно это относится ко второму письму. Кроме того, чувствуется, что оно написано совершенно ослабевшей рукой смертельно больного Чокана. Оба письма адресованы начальнику Алатавского округа Герасиму Алексеевичу Колпаковскому. Характер их полуофициальный, получастный. Приводим текст этих писем.

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

1 декабря 1864 г.

Ваше превосходительство, Герасим Алексеевич.

По делу Тавасара я принял самое горячее участие, и, несмотря на мои старания, он не мог представить ясных доказательств.

Тезек ¹ в это дело совершенно не вмешивался. Дело разбирал я вместе с бием Исмаилом ², который, как я имел время заметить, человек честный и правдивый. При допросах Уваш показал, что девку высватал сам, заплатил за нее 13 голов скота (в том числе 3 лошади), и что это известно всем его товарищам. Девка подтвердила слова султана Уваша и объявила прямо, что она Тавасара вовсе не знает, что Тавасар был раб, а она женщина свободного сословия и за раба не могла быть высватана. Дело это можно было бы решить двояко: или мусульманским шариатом или судом биев. По мусульманскому духовному суду Тавасар бы ничего не получил, ибо ислам предоставляет совершенную свободу даже высватать невесту, если только не совершен обряд венчания. Суд биев при неимении ясных доказательств прибегает к присяге. Чтобы Тавасар не имел сомнения, я предложил ему ехать в Верное и там попробовать счастья, в противном же случае взять присягу с двух теленгутов, [62] бывших с Увашем в походе, и даже сам указал ему одного из них, человека несколько порядочного.

Между тем Исмаил с своей стороны убедил султана Уваша выкупиться от присяги, заплатив Тавасару 6 лошадей. Наконец дело кончилось тем, что Тавасар согласился на последнюю сделку, принимая в расчет то, что теленгуты при настояниях своих султанов примут присягу и в деле совершенно не правом.

Суд биев, как известно Вашему превосходительству, принимает во внимание только слова к показаниям и вовсе не руководствуется умом или совестью.

По частным распросам я узнал следующее.

1-ое. Девка была высватана за сына киргиза, у которого Тавасар был рабом. Хозяин, чтобы не пропал калым и чтобы приобрести лишнюю рабочую силу, думал ее взять за Тавасара, но родители девки на это не были согласны, считая бесчестием отдать дочь за раба. В это самое время русские взяли Куртку ³, и Тавасар выбежал в наш лагерь. Вы хорошо знаете, какие пакости делают обыкновенно киргизы, находящиеся при русских отрядах и даже при русских чиновниках. Султан Уваш воспользовался Тавасаром, чтобы приобрести киргизскую девку. И пугая ее родителей русским именем, взял девку, заплатил за нее одну корову и 13 коз. Родители, отдавая девку султану, действительно просили его не отдавать ее за Тавасара. Затем девка постоянно чувствовала отвращение к Тавасару и искала для себя более красивого жениха. Это сущность дела и здесь нет неправды.

Хотя из этого и ясно, что султан низким обманом взял от родителей 13-летнюю девочку и бессовестно лжет, что за нее заплатил 13 голов крупного скота, но тем не менее не видно из этого и того, что девка никогда не была женою Тавасара.

Принимая во внимание все эти данные и полагая не совсем приличным насильно навязывать женщине немилого человека, я посоветовал Тавасару взять 6 лошадей и отказаться от иска. Он согласился.

Я докладываю еще раз Вашему превосходительству, что я сделал все, что мог, и сам Тавасар может это подтвердить. Меня пугает только одно — чтобы султан Уваш не обратил девку эту в рабыню. Впрочем он обещает ее выдать за хорошего жениха. Киргизочка не дурна собою и женихи найдутся.

Известий верных из Кульджи еще нет. Какой-то ташкенец, проезжая из Кульджи, сообщил султану Тезеку, что будто бы дунгане взяли Баяндай ⁴ и заняли Талкинский проход ⁵, чтобы запереть дорогу чихарам ⁶ и торгоутам, если б они вздумали дать помощь манджурам.

Цзян-цзюн ⁷, по словам этого сарта, посылал к дунганам грамоту, но дунгане отказались от мира и предложили самому цзянь-цзюну отстоять Кульджу. В какой степени все это достоверно — ведает один аллах.

С искренним почтением и совершенною преданностью имею честь быть Вашего превосходительства покорный слуга

Ч. Валиханов

Р. S. Когда письмо это было написано, Тавасар обратился ко мне с просьбой предоставить его дело на благоусмотрение Вашего превосходительства. Я остановил решение биев и прошу Ваших приказаний.

Ч. В.

2 декабря

Тавасар снова одумался. Тезек к 6 лошадям, определяемым Исмаилом, прибавил еще две сверх существующих бийских кесымов ⁸. Теперь Тавасар получил 8 лошадей. Он остался очень доволен и дал подписку, что более просить не будет. Значит дело это окончено.

У меня побаливает грудь. Не будете ли так добры выслать мне мазь из рвотного камня или что-нибудь другое (только не мушку), чтобы вызвать нарывы на груди, еще что-нибудь, способствующее отделению мокроты. Этим крайне обяжете преданного Вам.

Ч. Валиханов. [63]

ПИСЬМО ВТОРОЕ

19 февраля 1865 г.

Ваше превосходительство, милостивый государь, Герасим Алексеевич!

Сегодня я получил три ваших письма и не поверите как им обрадовался. Я полагал, что не рассердил ли вам чем-нибудь.

Сообщить теперь Вам те сведения, которые вы пишите, я не мог, поверьте, потому, что здесь нет ни одной лошади, чтобы послать в ташкентский караван, который находится в Добуне ⁹ и откуда только можно получить сведения более или менее близкие к истине. Там есть один мой приятель. Тезека здесь нет, он с табуном своим на Чилике. Кроме того, я сам сильно болею. Когда вы уезжали, я был простудившись: болела грудь и горло. На горло я снова не обратил внимание и лечился от груди, между тем теперь грудь поправилась, но горло разболелось так, что едва могу глотать пищу, голос совершенно слаб. Попасть в Верное оказалось невозможным по трудности пути и по неимению экипажа, и я отдал себя в руки киргизского врача-плевого, который поит бог знает чем. Все-таки это лучше, чем умирать сложа руки.

Как только будет лучше, я пришлю Вашему превосходительству особую подробную записку о причинах восстания ¹⁰ и хотя еще, как я сам понимаю, принимая во внимание исторические факты, и постараюсь разузнать все, что вами писано. Я могу и теперь сказать, что известия о 12 т. кашгарцах, прошедших через Музарт ¹¹ — есть киргизская утка. Слух этот был распущен месяц и более тому назад бурутами ¹², которые ждали этой луны, чтобы вместе с ходжами взять Верное. Что англичане пришли в Хотан ¹³ — это может быть и правда. Народ что-то при подобных обстоятельствах никогда не остается зрителем. В Каратегин англичане попасть не могут — страна эта недоступна со стужами, инеями и зачем англичанам лезть в горы, когда очень удобно можно пройти через Кашгар.

Вообще рассказы об англичанах составляют слабость ага-манапа ¹⁴ Сарынбека — не есть той же службы припев и этот слух?

Во время восстания в Кашгаре в 1825 и 30 и 45 годах всегда было слышно здесь, что едут англичане и всякий раз это оказывалось ложным.

Я не понимаю хорошо — какой доверенности хочет Кроериус ¹⁵ от меня. Я уже раз писал доверять Романовскому ¹⁶, но если этого недостаточно, то научите как поступить. Я бы желал, чтобы деньги были прямо высланы в Верное.

Что касается до вопроса о биях, то у меня есть записка, которую я подавал корпусному командиру и была им оная одобрена. Я пришлю ее с кем-нибудь при случае в Верное ¹⁷.

Предложение Ваше — состоять при Вашем распоряжении я принимаю с полным удовольствием и вместе с тем прошу Вас в счет жалованья прислать мне рублей сто серебряной мелкой монетой.

С истинным почтением и совершенной преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга.

Ч. Валиханов.

Письма эти — драгоценные образцы эпистолярного наследия их автора, в совершенстве владевшего русской речью. Они свидетельствуют, о том, что в Чокане зрел оригинальный и самобытный писатель. Эту мысль высказал Ядринцев еще в 1868 г.: «А каким бы оригинальным блеском мог засветить гений этого (т. е. казахского) народа в русской литературе».

В первом письме дается отчет о ходе судебного разбирательства дела, которое было поручено Чокану Колпаковским.

Гнусная история со «сватовством» 13-летней девочки взволновала Чокана. Ему удалось уладить дело таким образом, что она не попадет в руки немилого человека, [64] Тавасара, а будет выдана замуж за того, с кем пожелает жить. Но все же тревога не покидает Чокана — как бы султан Уваш не превратил ее в рабыню. Валиханов собирает сведения о политическом и военном положении в Восточном Туркестане и постоянно информирует Колпаковского, поручения которого добросовестно выполняет.

Его письма к Колпаковскому свидетельствуют о более чем добрых отношениях между ними. Тон писем представляет что-то среднее между официальным отчетом и частной перепиской о служебных делах. Жалоба на болезнь груди и просьба выслать лекарства могли быть адресованы только другу.

Письмо от 19 февраля содержит интереснейшие биографические сведения. Очень жаль, что утеряны письма Г. А. Колпаковского, Д. И. Романовского, Г. Н. Потанина, А. Н. Майкова, братьев Курочкиных, некоторые письма Ф. М. Достоевского, адресованные Валиханову. Искать их бесполезно, ибо потомки Чокана уверены, что эти письма и другие его материалы бесследно пропали в годы гражданской войны. Если бы они сохранились, то стали бы, конечно, богатейшим источником информации о личной, служебной и научной жизни Чокана Валиханова.

Судя по этому письму, Чокан живет в зимнем ауле Тезека, в Алтын-Эмельских горах, во второй половине февраля он очень сильно ослаб, не может ездить по аулам и населенным пунктам. Выехать в Верное не может — нет экипажа, а ехать верхом уже не в состоянии.

Сознавая безнадежность своего положения, как обреченного больного, он прибегает к помощи народных лекарей: «Я отдал себя в руки киргизского врача-плевого, который поит бог знает чем. Все-таки это лучше, чем умирать сложа руки». В этом сквозит большая личная трагедия еще юного Чокана. Он осознает неизбежность смерти, но не теряет надежды на жизнь, на благополучный исход недуга. Уповая на скорейшее выздоровление пишет: «Как только будет лучше, я пришлю... особую подробную записку», обещает собрать какие-то сведения, охотно принимает предложение Колпаковского работать у него. Здесь следует пояснить.

В декабре 1864 года Колпаковский был назначен военным губернатором и командующим войсками Семипалатинской области. В связи с этим он выехал в Омск, а с начала марта обосновался в Семипалатинске. Будучи еще начальником Алатавского округа, Колпаковский не раз проезжал по тракту Верный-Копал в осенние месяцы 1864 года. В эти проезды он встречался с Чоканом, жившим в ауле Тезека вблизи Алтын-Эмельской почтовой станции. Одна из встреч состоялась в ноябре, что не вызывает сомнения. Именно после нее Чокан стал выполнять неофициальные поручения Колпаковского. Он делает Чокану предложение работать в штабе войск Семипалатинской области. Такое неожиданное предложение, которое позволило бы ему покинуть аул Тезека, поселиться в городе и пользоваться услугами врачей обрадовало Валиханова. Он попросил в счет жалованья 100 рублей, так как испытывал большие финансовые трудности; жалованье из Петербурга долго не высылали. Он давал доверенность Романовскому, но начальник штаба войск Западной Сибири генерал Кроериус путем разных ухищрений и обмана препятствовал регулярному получению денег. Чокан просит Колпаковского содействать высылке их в Верное, надеясь приехать туда в ближайшее время. Но этому уже не суждено было случиться. Он скончался через 49 суток, 10 апреля ¹⁹ и был похоронен вблизи аула Тезека в урочище Май-Тюбе, где теперь стоит обелиск, сооруженный в 1958 г.

По этим письмам Чокан Валиханов являет собой человека государственного ума, тонкого психолога, очень чуткого и отзывчивого. Но главное, видятся прекрасные человеческие черты: доверчивость во фразе — «научите как поступить»; чуткость — «меня пугает только одно — чтобы султан Уваш не обратил эту девку в рабыню»; способность не терять чувство юмора даже в трагическом положении. Он очень молод, ему хочется быть любимым и самому любить. Только это естественное желание духовно здорового человека среди официального отчета продиктовало шуточную фразу — «киргизочка не дурна собою и женихи найдутся».

Таков Чокан Валиханов по этим двум впервые публикуемым письмам.

Комментарии

1. Султан албановского рода, старший брат жены Чокана, полковник.

2. Заседатель Алтын-Эмельской волости. ЦГИА КазССР, ф. 3, oп. 1, д. 597, л. 1-2.

3. Укрепление Кокандского ханства на р. Атбаш.

4. Небольшой городок в 10 верстах от Кульджи.

5. На юго-востоке Джунгарского Алатау, между озером Сайрам-Куль и городом Кульджа.

6. Ссыльно-каторжные из Центрального Китая.

7. Так назывался наместник в Кульджинском крае.

8. Бийских решений.

9. Населенный пункт на р. Или, у Хоргоса.

10. Очевидно, Валиханов обещает прислать статью «Восстание дунган в Западном крае Китайской империи», написанную в Копале в декабре 1864 г.

11. Горный массив в Тянь-Шане.

12. Так назывались киргизы.

13. Город в Восточном Туркестане.

14. Ага-манап — старший (верховный) манап. Отношение Валиханова к ага-манапу всегда было отрицательным.

15. Генерал-майор, начальник штаба войск Западной Сибири.

16. Офицер Генерального штаба, редактор военной газеты «Русский инвалид», петербургский друг Чокана.

17. Речь идет о работе «Записка о судебной реформе», которая была закончена в Омске 28 февраля 1864 года.

18. Даты даны по старому стилю.