Документ № 27.

Ввиду полученных частных сведений о том, что хивинский хан, встревоженный последней нашей рекогносцировкой, намерен отправить в Красноводск посланца, вашему императорскому высочеству благоугодно было возбудить общий вопрос о сношениях наших с Хивой. [52]

Соображения, высказанные по этому поводу вашим высочеством, согласно со взглядом министерства иностранных дел, соседство Хивы с Красноводской станцией, в которой хивинский хан видит для себя постоянную угрозу, по всей вероятности много будет способствовать к достижению предложенной правительством цели, т. е. к установлению удовлетворительных отношений между ханством и нашими пограничными владениями,

В этих видах без сомнения гораздо удобнее предоставить дипломатические сношения с Хивой кавказскому начальству, тем более, что и главные торговые пути из Хивы направляются к восточному прибрежью Каспийского моря.

В конце 1870 года я имел уже честь препроводить к вашему императорскому высочеству всю прежнюю переписку, происходившую по хивинским делам между министерством иностранных дел и генерал-адъютантом фон-Кауфманом. Весьма желательно, чтобы и все последующие сношения с хивинским ханом происходили в том же духе и с соблюдением тех же условий и, чтобы вообще было сохранено единство в заявлениях и требованиях со стороны Кавказа и Туркестана.

Что же касается собственно до ожидаемого ныне приезда хивинского посланца, то я позволю себе высказать по этому поводу следующее мнение.

Из долголетнего опыта нам известно, что переговоры с подобными среднеазиатскими посланцами не приводят ни к какому положительному результату. Хивинский хан, находясь в полной уверенности, что мы не ограничимся рекогносцировкой минувшего года и не замедлим предпринять поход против него, очевидно желает выиграть время и прибегает к обыкновенной в таких случаях уловке, т. е. высылает посланца для переговоров.

Между тем, мы не имеем никакого основания давать веру обещаниям хана после длинного ряда враждебных против нас действий, начиная с того времени, когда он принял под свое покровительство разбойника Садыка, грабившего Сыр-Дарьинский почтовый тракт в 1867 году.

Вот почему, по мнению министерства иностранных дел, допущение посланца в Баку или Тифлис могло бы иметь только неблагоприятные последствия для будущих сношений с Хивой. Казалось бы, напротив, необходимым не упускать случая пока хан находится еще под свежим впечатлением, угрожавшей ему опасности. Для этого едва-ли не было бы лучше, если бы посланец был принят в Красноводске тамошним военным начальником, который объяснил бы ему: что Россия, не взирая на враждебный образ действий хана, вовсе не желает завоевания его владений, а вполне расположена установить с ним добрые соседственные отношения; но что для предания забвению прошлого и для вступления в дружественные переговоры, прежде всего необходимо, чтобы хан исполнил следующие требования наши:

1. Немедленно освободил всех русских пленных, находящихся в Хиве. [53]

2. Отправил извинительное письмо к туркестанскому генерал-губернатору, которому в ответ на дружественные послания, неоднократно были даваемы из Хивы самые неприличные и дерзкие ответы.

3. Возвратил бы верблюдов, отогнанных у дружественных нам туркменов.

Немедленное исполнение этих требований докажет искренность намерений хана и посланцу должно быть заявлено, что если затем хивинский хан пожелает отправить нового посланца, то сей последний будет допущен до местопребывания наместника государя императора и можно будет войти с ним в ближайшие переговоры относительно устройства взаимных торговых и других сношений к обоюдной выгоде. Если бы, до получения приказании в этом смысле вашего императорского высочества посланец был уже перевезен в Баку, то вышеизложенные объявления могли бы быть ему сделаны тамошним начальством и затем посланец отправлен обратно на Красноводск.

Обо всем вышеизложенном я доводил до сведения государя императора и его величеству благоугодно было одобрить предположения министерства иностранных дел.