РАДЛОВ В. В.

СРЕДНЯЯ ЗЕРАФШАНСКАЯ ДОЛИНА

В 1868 году русские проникли в сердце Турана до среднего Зерафшана. Имев случай посетить в этом году вместе с нашими войсками самую южную часть русских владений в Средней Азии, я считаю своею обязанностию описать именно Зерафшанскую долину, которая, как центр владений Тимура, издавна считается сердцем Средней Азии и до сих пор из всех ее частей оставалась наименее доступною для путешественников. Но я должен предупредить читателя, что сообщаемые мною сведения составлены частию по собственным наблюдениям, частию по рассказам туземцев: военное положение не дозволяло мне хоть и на несколько верст удаляться от армии или ее отрядов. Приятным долгом поставляю себе изъявить здесь мою искреннюю благодарность главнокомандующему войсками Туркестанского округа Генерал-Адъютанту фон-Кауфману за его покровительство и содействие, которыми я пользовался во время моего пребывания в Средней Азии. Многим я также обязан г. подполковнику Шауфусу, коммиссару при определении границы между Россией и Бухарой.

Горы и реки.

Река Зерафшан (как мне сообщили) вытекает из озера Искендер-куля на юго-западной части Тхянь-шаня (Кашгар-даван); главное направление имеет она к [2] западу. До города Пенджикента река эта протекает по довольно узкой долине, огражденной весьма высокими горами, и лишь немного восточнее г. Пенджикента. долина эта начинает расширился. Южные горы — хребет Алтаба — здесь несколько уходит на юг и спускается террассами к реке, а северный хребет, Чункар-таг, уже находится в пятиверстном расстоянии от русла Зерафшана. Какие притоки принимает Зерафшан в верхнем своем течении, мне неизвестно, но у Пенджикента река Зерафшан уже снабжена полным запасом воды, который ей дает возможность орошать всю долину до Бухары, так как притоки ее, которые она получает на западе от Пенджикента, весьма незначительны и все, без исключения, истощаются полями. Горы, которые тянутся непрерывною цепью к югу от Зерафшана, известны под общим именем Шяхрисебских гор, потому что на них находится независимое от Бухары Шяхрисебское бекство. Они состоят из двух паралельных хребтов, из которых северный называется в восточной своей части Алтаба-таг, а в западной — Каман-Баран-таг, или Самаркандские горы. Южный хребет, у южной подошвы которого лежит город Шяхрисебс, называется Султан-азрет-тагом. Эти горы довольно значительной высоты и во многих местах возвышаются над линиею вечного снега. К западу они однако несравненно площе, хотя все-таки образуют значительные возвышенности. Особенно высоких гор я с Зерафшанской долины не мог там заметить.

К юго-западу от города Катты-кургана начинается новый хребет, который, резко отделяясь от восточных возвышенностей, почти под острым углом вступает в Зерафшанскую долину, не доходя до самой реки в расстоянии 6 верст. На юго-запад от этого хребта, носящего название Тим-таг, простирается, как говорят, до [3] самой Бухары обширная степь, Орта-чёль. Все вышеупомянутые горы спускаются террассами к реке Зерафшану, так что внешняя дорога между Самаркандом и Катты-Курганом идет по возвышенным окраинам этих гор.

Из гор лежащих к северу от Зерафшана, хребет Чункар-таг тянется параллельно с рекою, к северу от Пенджикента. Около 15 верст на запад от последнего Чункар-таг поворачивает в северу и соединяется с южными ветвями хребта Зандзар-тага, простирающегося на запад до города Джизака. С горами образующими Зандзар-таг, сходятся на западе горы хребта Нуратанынг-тага, отделяющие и охраняющие долину Зерафшанскую от северных песков. Далее к югу от хребта Зандзар-тага простирается цепь довольно значительных высот, состоящая из волнообразных возвышений, которые, занимая в ширину от 10 до 15 верст, тянутся на запад до южной части Нуратанынг-тага. Эти-то возвышения и образуют водораздел речных систем Сыр-дарьи и Аму-дарьи. Небольшая река Илан-эти, выходящая из гор. Зандзар-тага, направляясь к северу, доходит до самого Джизака, и, орошая как этот город, так и укрепление Янгы-курган, отделяет своею узкою долиной горы Зандзар-тага от северной части гор образующих Нуратанынг-таг.

Горы Нуратанынг-тага простираются в главном своем направлении с востока на запад, от реки Илан-эти, до города Нурата, от которого и получили свое название, всего на протяжении около 150 верст. Главный, северный хребет, известный под названием Кара-тага, довольно крут и изрезан зубцами. На юг от восточной части Кара-тага тянется еще почти совершенно отдельный хребет Ходум-таг; к западу от этой очень незначительной горной цепи лежит хребет Караша-таг, а от этого последнего, также на запад, простирается, почти [4] параллельно с хребтом Кара-тагом, хребет Ак-таг. Хребты Ходум-таг и Караша-таг очень незначительны и тянутся легкими волнами; напротив того, крутой и зубчатый Ак-таг лишь несколько уступает в высоте Кара-тагу. Хребты Ак-таг и Кара-таг, постепенно понижающиеся на запад от деревни Ак-чапа, приближаются друг к другу и сходятся под острым углом подле города Нураты. В горах в северу от реки Зерафшана и нигде не замечал бельцов. Пространство между обоими хребтами Нуратанынг-тага, большею частию в 15-20 верст, не образует плоскости, но пересечено многими рядами более или менее значительных возвышений, имеющих главное направление с севера на юг.

Все выше упомянутые горы на север и на юг от Зерафшана голы, и только в наиболее возвышенных местах скалисты; лесов или даже отдельных деревьев я нигде не замечал, за исключением искуственных плантаций на берегах рек. Горы эти представляют вид однообразных серых громад, без всякой живописной группировки.

Все реки на северном склоне водораздела текут к северу. Это большею частию весьма незначительные речки. Самая восточная из них — вышеупомянутая Илан-эти, пробирающаяся по очень узкой долине между Зандзар-тагом и Кара-тагом; потом, более на запад, маленькие речки северного склона Кара-тага: Кара-Кия, Ашан-дара, Устахан, Нурек, Асман-сай, Ажамач, Янгы-кышлак-су, Кульма, Деристан, Ушма, Тутар-сай, Сафар-ата, Сарымсаклы, Фарыш, Ухум, Андахыш, Муржерум, Самтан, Сай, Катты-сай, Эйчь, Темир-коулу, Укун. Все эти реки очень не велики и едва доходят до подошвы гор. Прежде, когда горы еще частию были покрыты лесами, реки эти были, вероятно, гораздо значительнее; теперь вся вода [5] их употребляется на пашни. Они, без сомнения, некогда соединялись с р. Илан-эти и составляли тогда, по всей вероятности, значительной приток Сыр-дарьи, теперь же и в полноводие они все оканчиваются порознь в степи.

Речки выходящие из южного склона Кара-тага — притоки Зерафшана. Сначала — четыре довольно большие реки, вытекающие из Нуратынских гор; они впадают с правой стороны в средний Зерафшан; три. из них — из Кара-тага. Первая, Кара-абдаль, берет начало в ущелье Сары-бель, и протекает между Хадум-тагом и Караша-тагом; вторая, Тюрсюн, выходит южнее источников реки Ухума, и протекает посреди гор Караша-тага; третья, Пшат, вытекает на южном склоне Кара-тага близь деревни Пенкента, и отделяет своею долиной Караша-таг от Ак-тага. Теперь вода притоков этих рек расходится, еще в горах, на пашни, и главные реки, текущие по широким своим руслам очень незначительными ручейками, оканчиваются, в нескольких верстах от подошвы гор; только при очень высокой воде они доходят до самого Зерафшана. Четвертый приток Зерафшана от севера — речка Джисман. Она берет свое начало в северу от города Катырчи в Ак-таге, в проходе Тикенлик; летом она не доходит до Зерафшана, хота широкое русло ее у деревни Тасмачи заставляет предполагать, что она иногда его достигает.

Река Тюрсюн образуется из речек Карабай, Накрут и Сарай; прежние ее притоки, Так-мазар, Каз-галмар, Орга-булак, Кереше и т. д., даже во время полноводия, не доходят до нее.

Река Пшат с запада принимает речку Кош-рават; другие реки, которые я видел западнее ее, Акчай, Карачияк, Джуш-Багаджат, все истощаются в садах. [6]

На юг от Ак-тага, между реками Пшат и Джисман, есть еще три маленьких речки: Зербейт, Андак и Бюргень; соединялись ли они прежде, или доходили когда-то отдельно до Зерафшана, об этом я не мог ничего узнать.

Главнейшие из речек, которые принимает Зерафшан с юга, следующие: Чарвак (к востоку от города Пенджикента), Чурча (близь Пенджикента, образующаяся из трех маленьких речек), Кум-арык (у деревни Даул), Кара-су, Инам-якши (близь города Катхы-кургана).

О первоначальной величине всех этих притоков теперь невозможно составить себе точного понятия. На всяком сколько нибудь годном для устройства пашен или садов месте занимают у них необходимое для орошения количество воды, так что они не только не получают притоков определенных им от природы, но и собственный их запас воды беспрестанно уменьшается.

Что касается до названий всех вышеупомянутых рек, я должен здесь заметить, что они именно доказывают, что здешний человек чувствует в какой зависимости он от воды, и что она составляет главное условие для его обиталищ. Река или ручеек носит у всякого селения название самого селения или селение название речки, вследствие чего река в разных местах носит различные названия. Так напр. называется Кара-абдаль в своем верхнем течении Кара-абдаль-булак, потом Яр-булак, потом Чарчык-булак, наконец Джума-базар-булак, всегда по названиям селений находящихся на ее берегах. Напротив того селения Катты-сай (большой овраг), Тас-кечю (весенний брод), Саук-булак (холодный ключ), Орта-булак (средний источник) получили непременно свои названия от протекающих по ним ручьев. [7]

Голые, безлесные возвышенности и долины к югу и к северу от Зерафшана, за исключением скал на вершинах гор, покрыты однообразною жирною глинистою почвой, которая, при сильных жарах, и по сухости продолжительного лета, нуждается в значительном количестве воды, для того чтобы производить более значительную растительность. Поэтому почва эта покрывается лишь скудною травой, если ее человек не орошает искуственным образом. Но и эта скудная трава исчезает уже в начале лета, и только в горах, и именно в глубоких логовищах, где лучи солнца менее действительны и почва гораздо продолжительнее сохраняет свою влажность, трава остается до второй половины лета. Эта особенность почвы придает всему ландшафту пустынный и мертвый вид, который однако тотчас исчезает, воль скоро человек искуственным путем доставляет почве необходимое ей количество воды. Тогда эта почва делается самою плодоносною, тогда покрывается она густою травой, тогда являются здесь превосходные поля и великолепные сады, похожие на райские оазисы в пустыне.

При таких условиях, состояние жителей и их обиталищ непременно должно находиться в близком отношении в количеству воды, которым располагают для орошения почвы, и густота населения точнейшим образом ограничена. Можно, без увеличения, сказать, что Зерафшанская долина и ее окрестности населены настолько густо насколько это дозволяет вода, так как вода всех рек расходуется до последней капли, и нельзя здесь прибавить ни малейшего селения, не причиняя вреда прежним жителям. Если, как кажется, народонаселение здесь когда-то было значительнее нынешнего, то это могло быть только в том случае, если и запас воды здесь был обильнее нынешнего; и в самом [8] деле мы имеем основание думать, что здесь мало по малу убывает вода; причину такого явления следует вероятно искать в совершенном истощении лесов в горах.

Только опытность, приобретенная в продолжении целых столетий, дала возможность устроить такую искуственную систему орошения, какую мы видим здесь; и ей удалось решить трудную задачу: самым меньшим количеством воды орошать наибольшее пространство.

У маленьких притоков Зерафшана, имеющих более или менее значительное падение, задачу эту решать не трудно, потому что малое количество воды дозволяет орошать лишь весьма небольшую часть мест удобных для разведения пашен или садов. Главное затруднение представляет широкая Зерафшанская долина, где приходилось пропорциально распределить воду на равнине от 150 до 200 верст в длину и от 20 до 25 верст в ширину, которая, кроме того, имеет очень незначительную наклонность. Здесь надо было искусственным образом дать полям различный уровень, и устроить сеть пересекающихся в различных изгибах каналов, которые то разносят воду по маленьким ходам, то опять ее собирают для дальнейшего употребления. Настоящее чудо — эта искуственная система орошения, которая едва ли могла быть лучше выполнена нашими учеными инженерами; и наше удивление еще увеличивается при мысли что простые земледельцы, без всяких научных способов, которыми мы располагаем в таком обилии, предприняли и совершили это громадное дело.

Дать точную картину группировки этих каналов я не в состоянии; я ограничусь беглым очерком главнейших ее частей.

Сначала обратимся к орошению из притоков Зерафшана. Из маленьких речек, как понятно, не возможно орошать большие поля; поэтому их водой запасаются только сады в селениях расположенных по обоим их [9] берегам. Чтобы уменьшить испарение воды проведены только коротенькие канавы, перерезывающие длинно-узкие полосы плантаций. Селения здесь состоят из рядов отделенных друг от друга групп дворов. Так, напр. деревня Джисман более 10 верст длиной; еще большее пространство занимает деревня Кошрават, лежащая между Ак-тагом и Кара-тагом. Распределение воды здесь не представляет затруднения. Как пример приведу речку Джисман. На берегах ее лежат три деревни: 1) по верхнему ее течению деревня Джисман; 2) по среднему течению Орта-булак (имеющий несколько собственных ключей); 3) по нижнему течению деревня Нау-андак. Джисман имеет здесь воду в своем распоряжении (т. е. для разлития на пашнях) в течение одной недели только три дня; Орта-булак и Науандак пользуются этим правом только по два дня. В те дни когда селениям запрещено распускать воду на поля, ходы канав в них должны быть замкнуты. Люди здесь так свыклись с понятием о правах на распоряжение водой, что, как меня уверяли, никогда не бывает распрей по этому поводу.

У Багаджата, местечка между Кара-тагом и Ак-тагом видел я даже искуственный ручеек. Там выкопали на склоне горы рядом около 8 колодцев и соединили их между собой в глубине, под землей. Таким образом из последнего из этих колодцев потекла искуственным путем выведенная струя воды, которая и орошает по крайней мере до 15 садов.

Река Зерафшан течет в своем собственном русле до города Самарканда или, лучше сказать, до горы Чапан-аты близь Самарканда. Город Пенджикент и его окрестности получают необходимое для орошения количество воды из маленьких горных речек, выходящих из Алтабинских гор, как и все остальные селения, лежащие при подошве этих гор (напр. Кырказы, Мумынават, [10] Ургут, Кара-тэпэ и т. д.). Около 15 верст к западу от Пенджикента выведен из левого берега Зерафшана большой канал, который должен орошать все селения между Алтабинскими горами и самим Зерафшаном. Этот канал разделяется на три канавы, из которых значительнейшая, средняя, Ангар-арык, протекая через большую деревню Джума-базар, орошает длинный ряд селений, и при водополи доводит свою воду гораздо западнее Самарканда до речки Кум-арык. Восточная из этих трех канав доставляет воду очень населенной группе деревень около местечка Минг, а западная орошает местечко Пейшемби с его окрестностями. В одной или в двух верстах к западу от этого южного канала отделяется от реки Зерафшана довольно значительное количество воды через большой канал, выведенный из правого его берега для орошения широкой долины у подошвы Чункар-тага. Здесь, между Чункар-тагом и главной дорогой из Джизава в Самарканд, находится большое число кишлаков (деревень). К северу от главного канала отделяется значительный канал Тайлан, орошающий большую базарную деревню Ак-тэпэ; далее на запад от Тайлана главный канал разделяется на несколько маленьких канав, орошающих группу очень густо населенных кышлаков, называемых общим именем урочища Беш-арык (пять арыков). Около восьми верст в северу от вышеупомянутого канала Тайлан, севернее деревни Ак-тэпэ, течет в довольно глубоком овраге значительная вода по направлению к западу. На дороге из Джизака в Самарканд переезжают через эту воду по так называемому Хишь-кэпрю (кирпичный мост). Я не мог узнать, искуственный ли это канал, выведенный из Зерафшана, или самостоятельная река, вытекающая из Чункар-Тага. По всем данным, вода эта кажется искуственным каналом, потому что глубокий овраг образовался видимо в [11] последнее время. Я убежден в этом, потому что, во-первых, на обеих сторонах его не далеко от самого места еще теперь видны остатки селений, оставленных не более как пятьдесят лет тому назад, между тем как по нынешнему уровню воды орошение здешних мест этим каналом было бы делом невозможным, а вблизи нигде нет другой воды. Во-вторых, потому что я нашел на север от Хишь-кепрю множество обсохших следов бывших канав, которые ныне оставлены без употребления, так как главный канал течет теперь гораздо глубже чем прежде. И в самом деле понижение уровня искуственных каналов здесь очень часто случается, ибо вода легко вымывает мягкую глинистую почву. Все что я мог узнать. об этой воде следующее. В верхнем течении называют ее Тюэ-тартар, в среднем, т. е. около моста — Туяклы, и в нижнем — Булынгыр. Под этим именем доходить она до самого г. Чилека. В нескольких верстах в югу от города Чилека встретил я селение Булынгыр, которое вероятно лежит на берегу этого же канала. К юго-западу от вышеупомянутого урочища Беш-арык выходит из Зерафшана канал Янгы-арык (новый канал), на берегах которого лежит деревня Янбай, селение на север от Зерафшана, по дороге из Джизака в Самарканд. Далее к востоку от Янгы-арыка выходят из правого берега Зерафшана еще три арыка: 1) Мырза-арык, из которого далее на запад выходит канава Иш-макса; 2) Тонгус-арык; 3) Хош-кала. Эти три арыка орошают всю долину между Зерафшаном и городом Чилек, и ведут свои воды к западу до селения Митан.

На север от города Самарканда, у северной подошвы горы Чапан-аты, Зерафшан разделяется искуственной плотиной на два рукава, из которых северный называется Ак-дарья (белая река), а южный Кара-дарья (черная [12] река). Ак-дарья, первоначальное русло реки Зерафшана, гораздо значительнее Кара-дарьи. Но это искуственное разделение реки, должно быть, устроено уже очень давно. Русло искуственной Кара-дарьи очень глубоко и все покрыто галькой. Задача Ак-дарьи в отношении к орошению Зерафшанской долины состоит в том, чтобы доставлять достаточное количество воды в западную часть этой долины т. е. в пространство между городами Катырчи и Бухарой. В средней части Зерафшанской долины выходят из нее лишь несколько самых незначительных канав, служащих для орошения весьма немногих селений на правом берегу между Митаном и городом Катырчи. Напротив того задача Кара-дарьи состоит в том чтобы орошать всю среднюю долину Зерафшана до города Катырчи, и, кроме того, Зияддинское бекство к юго-западу от Катырчи. Плотина, разделяющая оба рукава Зерафшана, находится, как я уже сказал, у самой подошвы горы Чапан-аты. Два раза в каждом году, весной и осенью, приходится ее поправлять. На сколько значительны эти работы, доказывается тем, что для поправки плотины, состоящей из насыпи галек, ежегодно два раза необходимо 5,000 рабочих, из которых 2,000 поставляются Катты-курганском и Пейшембийским бекствами, а 3,000 человек Зияддинским. Это неровное распределение рабочих происходит от того, что в случае недостатка воды в реке Кара-дарье более всего терпит западное Зияддинское бекство: поэтому для этого края важнее всего чтобы раздел рек находился в хорошем состоянии.

Чтобы доставлять необходимое количество воды поровну всему пространству между Ак-дарьей и Кара-дарьей, кроме множества маленьких канав, служат в особенности четыре канала, которые проведены из правого берега Кара-дарьи, преимущественно по направлению к северо-западу: 1) Аферинкент, отделяющийся от р. Кара-дарьи в 15-20 [13] верстах западнее Самарканда и близь селения Найманча. Он главным образом служит для орошения городка Янгы-кургана (Кыпчак-Янгы-курган, как он называется на картах для различия от укрепления Янгы-кургана на берегах Илан-эти) и его окрестности; 2) Ходжа-арык, выходящий из Кара-дарьи около двадцати верст западнее Аферинкента, орошает кышлаки Тербиз-табак, Иштахаи и т. д.; 3) Минг-Арык берет свое начало из Кара-дарьи у деревни Аман-коджа и орошает все селения окружающие базарное место Джума-базар; 4) Кылыч-ават, орошающий все селения к северу от города Катты-кургана и особенно город Пейшемби и все его окрестности.

Эти четыре канала и все маленькие канавы между ними разводят только половину всей массы воды из Кара-дарьи, которая, лежа гораздо выше Ак-дарьи, нигде не получает обратно выведенной из нее воды и от того видимо уменьшается.

Чтобы орошать южную часть средней долины, т. е. город Катты-курган и его окрестности, и, кроме того, все Зияддинское бекство, из левого берега Кара-дарьи выведен огромный канал под названием Нурпай. Канал Нурпай имеет в ширину по крайней мере от 8 до 10 сажен, и, кроме того, значительную глубину, что заметно уже потому, что во всяком селении через него построен деревянный мост, а это, при чрезвычайной дороговизне леса здесь, делается только при крайней необходимости. Я видел Нурпай при сильном мелководий, так что можно было через него бродить пешком, но причиной мелководий было то, что, при военном положении края весной нынешнего года, плотина у горы Чапан-аты не была поправлена, и Кара-дарья не получала и половины необходимого для нее запаса воды. Ныне Нурпай берет свое начало у деревни Алджан, но рассказывают, что он прежде выходил из [14] Кара-дарьи близь деревни Чимбая. Недалеко от Катта-кургана Нурпай получает приток воды от маленькой речки, вытекающей из южных гор. Имев случай видеть только восточную часть Нурпая, я не в состоянии дать ближайших указаний на счет выведенных из него канав. Между деревнями Араб-ханэ и Кожа-курган, где я останавливался несколько дней, называли мне четыре канавы выводящие из него: в северу — канавы Ябысхор и Бешандак, к югу — Казак-арык и Дам— арык.

Окончив краткий обзор искусственного орошения средней Зерафшанской долины, я хочу еще в немногих словах коснуться вопроса, который во время прошлого лета возбуждал много толков, именно о том, можно ли запрудить Ак-дарью, и тем отнять воду у Бухары. По моему мнению, подобная мысль могла придти только людям совершенно незнакомым с географическим положением Зерафшана. Зерафшанская долина большею частию ограждена с обеих сторон значительными горами, так что главная масса воды во всяком случае должна искать себе проход к западу. Какие рабочие силы, кроме того, понадобились бы для запружения всей Ак-дарьи, если уже одни поправки плотины, разделяющей русла Ак-дарьи и Кара-дарьи, занимают до 5000 рабочих в течение нескольких недель? Не легче ли завоевать Бухару? Допустим что все-таки можно запрудить Ак-дарью, но тогда Кара-дарья и Нурпай на столько наполнились бы водой, что затопили бы наверное наши собственные владения, а в конце концов вода все-таки прорвалась бы к более низкому уровню Ак-дарьи, к которому уже теперь ведет множество маленьких канав, которые, при сильном давлении воды и при мягкой глинистой почве, в короткое время преобразовались бы в огромные русла. Во всяком случае имеется возможность свободным употреблением воды в средней долине [15] возбудить временные неправильности орошения в нижней долине. Но есть другой вопрос, в которому нас побуждает осмотр этой искусственной сети орошения, вопрос, который гораздо важнее первого: возможно ли надеяться, что нынешнее положение дел в Зерафшанской долине как нибудь упрочит наши дела в Средней Азии? Зерафшанская долина в отношении к орошению составляет неразделимую единицу, которую, при здешних обстоятельствах, и во внимании к другим отношениям, или надо занять целиком или оставить нетронутой. Заняв часть ее, мы приобретаем население, связанное самыми крепкими узами с остальной ее частию, и в незанятой нами части оставляем гнездо, в котором свободно можно затевать замыслы против нас, и без всякого контроля с нашей стороны противники наши имеют возможность беспрерывно возбуждать жителей наших пределов, а в этом отношении мусульманское духовенство будет всегда иметь успех у правоверных жителей.

Селения (кышлаки, базарные местечки и города).

Вся Зерафшанская долина, на сколько она, как мы выше показали, покрыта густой сетью канав, представляет сплошную массу селений. Когда мы едем по возвышенностям, ограничивающим самую долину, мы видим в глубине темную полосу леса, резко отделяющуюся от ярко освещенной степи. Это — покрытая селениями Зерафшанская долина; здесь примыкает пашня к пашне, сад к саду, без малейшего промежутка; всякий точек земли обработан. Спустившись с голых террас к самой долине, нам кажется как будто бы мы перенеслись из пустыни в райские сады. Все нас окружающее изменилось. Великолепные луга, засеянные клевером, пленят глав свежестью своей зелени. Среди их видны расположенные правильными четыреугольниками роскошные поля, на которых разводятся табак, кукуруза, [16] арбузы и дыни. Извиваясь между ними бегут, тихо журча, бесчисленные ручейки, вдоль которых большею частию тянутся длинные ряды тенистых деревьев. Посреди этих полей группируются густые сады, окруженные низкими глиняными стенами, из-за которых поднимаются ветвистые деревья. Огромные пирамидальные тополи с серебристыми зубчатыми листьями вытягивают свои тонкие стволы. Между ними темнеются могучие кайрагачи со своими густыми шарообразными вершинами, от которых опять резко отделяется светлая зелень туга и сочная зелень фруктовых дерев, тонкие ветви которых чуть выносят тяжесть бесчисленного множества яблоков, персиков, урюков и т. д. Там мы видим желтые рисовые поля, здесь серые плантации хлопка. Глаз не может наглядеться на все эти встречающиеся ему прелести. Не снится ли нам? Мы только что были в пустыне, где вас, беззащитных, солнце палило своими жгучими лучами; окружала нас серая однообразная степь; люди и животные изнемогали среди этой мертвой природы. Теперь мы покоимся в тени величественных дерев, окруженные разнообразно сгруппированным ландшафтом. Вокруг нас деятельная жизнь; везде мы видим рабочих на полях, и длинные ряды проезжающих по многочисленным дорогам. Хотя жар все еще довольно значителен, но в сравнении с раскаленным степным воздухом он вам кажется прохладою. И всем этим великолепием обязан человек воде; серебристыми жилками пробегая по голой стели, она превращает ее в рай.

Таким образом Зерафшанская долина представляет беспрерывный сад, и трудно для новоприезжего различать здесь отдельные селения. Деревень как у нас нигде здесь нет, потому что канавы, эти жизненные жилы селений, дозволяют здесь только маленькие группы домов и садов. Несколько таких неправильно разбросанных групп домов, орошаемых одним главным каналом, образуют [17] кышлак. Слово «кышлак» собственно означает «зимовье», как и теперь еще зимовье у киргизов называется «кыстау». Причина почему деревни здесь называются кышлаками, вероятно та что тюркские жители во время своего прихода сюда были еще кочующими племенами, и только на зиму останавливались в низменных местах,

Так как канавы пересеваются различными изгибами, то часто случается, что дворы одного кышлака заходят в пределы другого. Но несмотря на эту разбросанность отдельных дворов, канава образует между ними самую узкую связь, связь гораздо более тесную нежели внешнее соединение наших деревень. Общие работы при поправке канала, и общий интерес правильного распределения воды, принуждают отдельных хозяев действовать заодно и тесно соединяться между собою. При проведении границы между Бухарой и русскими владениями я имел случай убедиться в этом. Границу пересевающую Зерафшанскую долину никак нельзя было иначе провести как различными изгибами и излучинами, ибо не представлялось возможности отнимать хоть один дом от кышлака, в которому он прежде принадлежал, не причиняя тем значительного ущерба жителям.

Между этими сплошными рядами кишлаков образовалось в течение времени большое число центральных пунктов, которые более походят на наши деревни — это базарные кишлаки. Они большей частью довольно значительного объема. В средине их, вокруг собственной базарной площади, дворы группируются уже гораздо гуще. В них уже поселились ремесленники, дома которых не окружены огромными садами, между тем как в простых кышлаках живут одни земледельцы и садовники. Купцов можно встретить лишь изредка. Базары большею частию ничто иное как огромные пустые площади среди деревень, на которых находится несколько глиняных крытых балаганов имеющих форму ящика, у которого лишь недостает передней стены. [18] Балаганы эти, как и весь базар, в обыкновенные дни совершенно пусты, и площади эти — единственные необработанные пространства между густыми рядами селений. Но лишь наступит базарный день, вид их изменяется. Глиняные избушки наполняются торговцами расставляющими вокруг их свои товары, и вся площадь покрывается густыми толпами народа. Собираются старые и молодые со всего базарного округа. За то кышлаки в эти дни пустеют, ибо кто только имеет возможность — отправляется на базар. Даже люди, которым нечего покупать или продавать, не пропускают базарных дней и спокойно прогуливаются среди покупателей. Описать такую базарную сцену очень трудно. Тысячи мужчин, детей, женщин толкаются в густых толпах; серая пустая базарная площадь украшается самыми пестрыми цветами. Белые, синие, красные, зеленые чалмы мужчин, ярко пестрые их халаты, темная накидная одежда женщин, лошади с блестящей сбруей и чапраками, мулы, ослы и высокие арбы составляют ее разнообразную декорацию.

Торговля на этих базарах удовлетворяет единственно нуждам земледельцев, которые здесь продают плоды своих трудов и делают необходимые для себя покупки. Купцы из городов лишь изредка посещают эти базары, и большею частию во время сбора шелка, хлопка и винограда. Привозимые сюда из городов товары: железные инструменты, глиняные сосуды и материя. Из местных произведений более всего продаются земледельческие орудия, арби, колеса и, кроме того, съестные припасы: хлеб, фрукты и овощи.

Самые большие из базарных кышлаков, которые я видел здесь — Ак-Тэпэ (между Хышь-кэпрю и Самаркандом) и Дагбит (на Ак-дарье, к северу от Самарканда). Они имели скорее вид маленьких городов; в них уже есть улицы и открытые ежедневно лавки [19] ремесленников и торговцев, и кроне того несколько караваи сараев с большими дворами и галереями, где приезжающие находят для себя пищу и корм для своих лошадей. К моему удивлению я там увидел русские самовары.

Из тех частей Зерафшанской долины, по которым я сам проезжал, я могу назвать следующие базарные кишлаки, с обозначением их базарных дней:

1. Минг-базар (на Кара-дарье) — по понедельникам.

2. Пейшемби (город на Ак-дарье) — по средам и четвергам.

3. Джума-базар — по пятницам.

4. Зира-булак (к югу от Нурпая) — по пятницам.

5. Иорган (к северу от Джума-базара) - по воскресеньям.

6. Митан (к северу от Ак-дарьи) — по понедельникам.

7. Иштихан — по четвергам.

8. Чимбай — по воскресеньям.

9. Катты-курган — по средам и субботам.

Кроме этих, есть еще много базаров, дней которых я не в состоянии сообщить. Главные между ними следующие: 1) Янгы-курган. 2) Дагбит. 3) Даул (к югу от Кара-дарьи). 4) Пейшемби (четверг — к югу-востоку от Самарканда. 5) Джума-базар (пятница по дороге в Ургут). 6) город Чилек. 7) Джума-базар (между Ходум-тагом и Караша-тагом).

О базарных кышлаках на Нуратанын-таге я сообщу позже.

Главными центрами для нескольких базарных округов служат города. Они также имеют вид огромных кышлаков и состоят из собственного города с крепостью и большой полосы садов расстилающейся вокруг них. Здесь опишу их вид вообще, потому что они все, без [20] исключения, во всей средней Азии имеют совершенно одинаковое расположение, и только большим или меньшим размером отличаются друг от друга.

Центр собственного города есть крепость (арк); она находится обыкновенно на искусственном возвышении и окружена рвом и довольно высокою зубчатою глиняною стеной. Внутреннее пространство крепости занято строениями и улицами, в которых кроме бека и большей части его солдат живет еще много других жителей. Вокруг крепости, обыкновенно с трех ее сторон, расположен собственный город, окруженный также, хотя и менее значительною, стеной, в которой находятся в некоторых местах ворота (дервазэ). Улицы города узкие и извилистые, и образуются большею частию только из низких глиняных стен, потому что дома, без исключения, находятся на дворах. Нередка глиняные стены украшены самыми грубыми арабесками. Садов почти нигде нет, даже одиночное дерево редко встретишь. Улицы которые бы образовались домами, я видал только в больших городах, около базарного места, где высокая цена на землю не дозволяет иметь большие дворы; но и они обращены к улице глухими стенами: двери и окна внутри дворов. Единственные строения, нарушающие это однообразие — мечети (храмы) и медресе (высшие школы). Первые из них состоят большею частию из высокой открытой галлереи на высоких деревянных столбах, потолок которой выкрашен самыми яркими цветами. Возле этой открытой галереи есть закрытая мечеть для праздничных молитв (джума-намаз) и для службы во время зимних месяцев. Немного шире остальных улиц улицы базарные, которые бывают частию открытыми, но также и крытыми. Лавки и мастерские ремесленников открыты на улицу, и здесь в среде торговцев и ремесленников кипит деятельная шумная жизнь. Для базарных дней, кроме обыкновенного базара, имеется еще большая базарная площадь. Медресе [21] находятся большею частию близь базаров; они единственная строения из жженных кирпичей. Построены они все четыреугольниками, и внутри своих строений имеют двор. Кельи мулл выходят на этот двор, и всякая из них имеет отдельную дверь. Лицевая в улице сторона построена большею частию очень акуратно и красиво, и в средине ее ворота со сводами.

Отдельные дворы окруженные глиняною стеной состоят, как и в деревнях, из нескольких маленьких дворов с незначительными избушками. На более обширных дворах бывают четыреугольные басейны, по сторонам которых иногда стоят деревья. Канавы так устроены, что пересекают каждый двор. В этих канавах моются люди и чистят свою посуду, и никто не обращает внимания на то, что сосед пользуется тою же водой для питья; понятно, что в городах вода для европейца должна быть отвратительна.

Города кажутся обыкновенно пустыми, так как жители в течение дня остаются в домах, и только редко заметно не улицам движение. В базарные же дни городе за то очень оживлены.

Этот собственный город окружен, как я уже заметил, широкою полосой садов занимающею пространство чуть не в десять раз большее нежели самый город. Между садами улицы гораздо шире и просторнее. Домов здесь нигде не видно, а одни глиняные стены, которыми окружены сады. Но эти выше и лучше устроены чем внутри города. Свежая зелень густых дерев высоко поднимающихся над стенами придает большую прелесть прогулкам в этих местах, где глаз с удовольствием отдыхает на разнообразных цветах, и легкие, после удушливого зноя в городских улицах, с наслаждением вдыхают здесь освеженный густою зеленью воздух.

Таков вообще вид всех городов. Постараюсь теперь [22] представить более подробные сведения о некоторых из них, руководствуясь при этом преимущественно собственными наблюдениями.

1) Пенджикент. Маленький город с довольно значительною крепостью. Пенджикент расположен на левом берегу Зерафшана. Сады этого города получают свою воду от горной речки Алтабинских гор. Окрестности Пенджикента очень гористы и, вал мне говорили, положение города очень красивое. В Пенджикенте жил прежде бек, который во многих отношениях держался независимым от Бухарского Эмира, и в случае усобиц очень часто приставал к самостоятельному Шахрисебскому беку. Что касается до населения Пенджикента и его окрестностей, то все жители Зерафшанской долины хвалят их как хороших стрелков и храбрых воинов. Все думали, что они будут продолжать борьбу с Русскими, и соединятся с Шахрисебским беком; но этого не сбылось: жители Пенджикента предпочли соединиться с Русскими без всякого сопротивления.

2) Самарканд. Город Самарканд, столица Тамерлана, Мекка Средней Азии, лежит на левом берегу Зерафшана, в 5 верстах от самой реки. Необходимое ему количество воды Самарканд частью получает от маленькой речки из южных гор. Кто себе составил идеальную картину об этом городе по высокопарным именам, которыми персидские поэты величают Самарканд, тот конечно увидит себя обманутым при въезде в него. Самарканд ничем не отличается от остальных городов Средней Азии. Та же самая густая полоса садов окружает его, те же самые глиняные избушки и полуразрушившияся глиняные стены составляют узкие, извилистые улица; здесь на более отдаленных от шумного базара улицах царствует та же мертвая тишина как и в других городах. Единственное отличие Самарканда от последних, это его памятники [23] зодчества, сохранившиеся из лучшего прошедшего в полу разрушенном виде; они, со своими развалинами и кучами муссора, гордо и с упреком смотрят на окружающую их толпу торгашей несумевших эти освященные по своим воспоминаниям месте сохранит в более приличном виде. Город Самарканд я посетил в самое неудобное для путешественника время, и поэтому я мог себе составить о нем понятие лишь по сравнению его с другими городами Средней Азии. Когда я въезжал в Самарканд, базар представлял большею частию кучу пепла и муссора, над которой стояли высокие столбы дыма; улицы от разрушенных домов были на пол-аршина покрыты толстым слоем глиняной пыли; при каждом шаге, который делала лошадь, подымалось облако пыли, наполнявшей нам глава, рот и нос, так что трудно было дышать или что-либо видеть. Население, в особенности ученый класс, после своего вероломства, боясь мести Русских, разбегалось, и даже уцелевшая часть базара была в базарные дни почти совершенно пуста. Понятно что при таких обстоятельствах я мог собрать весьма мало сведений, и должен был довольствоваться посещением древних памятников города и еврейского квартала.

Известно, что единственные остатки старинного зодчества Самарканда — медресе, мечети и могильные памятники, потому что правоверный мусульманин Средней Азии не мог прославлять памятниками сей тленный мир. Хотя Вамбери, Ханыков и Леман уже описали достопримечательности Самарканда, все-таки не считаю лишним описать их еще раз.

Самые старые памятники — времен Тамерлана. Более Интересный и лучше сохранившийся из них — могила Тамерлана, так называемый Тюрбети-Тимур. Мавзолей Тимура устроен из жженых кирпичей, покрытых глазурованными изразцами, так что внешние стены строения [24] представляют украшения, состоящие из арабесков и мозаичных надписей. Мавзолей этот устроен в виде осьмиугольника, с куполом в форме дыни, сплошь покрытым поливою. По обеим сторонам строения поднимаются две высокие пустые колонны из кирпича, покрытого изразцами, со спиральными лесницами внутри, но в почти разрушенном состоянии. Украшения на этих колоннах в таком же роде как и на самом здании. Недалеко от главного корпуса-ворота, которые похожи на самый мавзолей. На передней стороне этих ворот можно ясно прочесть следующую надпись:

«Строил слабый раб Мухаммед сын Махмуда из Исфагани».

Эта надпись доказывает (как совершенно верно объясняет Вамбери), что памятники зодчества в Самарканде исполнялись персидскими художниками.

От довольно больших ворот ведет узкий, крытый сводами коридор внутрь мавзолея, к левой его стороне. Строение, в котором находится надгробный камень Тимура, состоит из главного купола и четырех ниш. Стены внутри обложены великолепными плитами из яшмы, украшенными отлично вырезанными арабесками и надписями; точно также и потолки ниш богато украшены. Пол выложен каменными плитами и в средине его, под самым куполом, находится семь надгробных камней, а на стороне обращенной к Мекке-столбике и при нем большое знамя. Но в каком небрежном состоянии находится эти великолепное здание! Украшения стен большею частью отпали, по средине пола, возле надгробных камней, куча извести. Более поврежденные части стен и пола очень худо починены, и то лишь в последнее время, когда, после взятия Самарканда, генерал Кауфман подарил значительную сумму на ремонт этого мавзолея. [25]

Надгробные камни расположены в следующем порядке и окружены весьма плохими деревянными перилами:

1) Камень — длиною в 3 аршина и шириной в 2/3 аршина — из серого мрамора: Поверхность этого камня теперь покрыта слоем извести. По рассказам моего проводника, похоронен здесь Мир-Сеид-Береке-Шейх, учитель самого Тимура, умерший два года после него.

2) Камень, длиной в 1 1/4 аршина и шириной в пол-аршина, из серого мрамора с надписями; этот надгробный камень Абдул-Латиф-Мирзы, сына Улуг-Бека, умершего в 854 (=1450) году.

3) Камень — из черного мрамора, разбитый на два куска, 3 аршина длиной и 3/4 аршина шириной; вокруг камня очень неясная надпись. Этот надгробный камень самого Тимура, умершего в 807 (=1405) году.

4) Камень — из серого мрамора с надписями — длиной в 3 аршина, шириной в 1/2 аршина. Этот надгробный камень Мирзы Улуг-Бека, внука Тимура (как говорят в Самарканде, сына Тимура), умершего в 858 (=1449) году; бока и часть верхней поверхности этого камня покрыты известью.

5) Камень разбит; на месте его находится призма из кирпичей, недавно покрытая известью; под этой призмой находится плита из белого мрамора. Этот надгробный камень Мирзы Ибрагима, сына Улуг-Бека, умершего в 854 году. [26]

6) Камень весь докрыть известью; он считается надгробным камнем Мирзы Беди’, сына Мирзы Улуг-Бека, умершего в 853 году.

7) Камень из серого мрамора, хорошо сохранившийся и совсем покрытый изречениями из Корана. Этот надгробный камень Наипа, сына Улуг-Бека.

Вблизи от входа в мавзолей есть отверстие в полу; через него по лестнице можно спуститься в комнату, находящуюся под верхней часовней. Эта нижняя комната очень низка и выстроена сводами из жженных кирпичей, без штукатурки и всякого украшения. Голые кирпичи здесь удивительно хорошо сохранились. На полу, именно на тех самых местах где в верхнем повое находятся семь надгробных камней, лежат столько же тонких мраморных плит с надписями. Под ними похоронены вышеупомянутые лица.

В средине города близь базара построены три медресе, которые своими великолепными фасадами образуют квадрат, площадь Самаркандского регистана. Это единственное место в Самарканде где заметно старание симетрическим расположением строений произвести на зрителя приятное впечатление. Если бы строения эти были в хорошем состоянии и площадь между ними содержалась сколько нибудь в чистоте, то она представляла бы редкое для города средней Азии украшение. Но жители Самарканда нисколько не поняли мысли строителей и наполнили эту площадь кучею самых некрасивых лавок и глиняных избушек до самых стен медресе, между которыми ведет очень узкая улица. При большом пожаре нынешнего года эта часть базара более других пострадала, и даже совершенно сгорела, так что теперь только выказываются медресе во всей своей прелести. Сгоревшие лавки ясно доказывают, что средняя улица не имела более двух или трех саженей в ширину, и я удивляюсь как Вамбери мог приложить в описанию своего [27] путешествия картину где эта площадь представлена обширною и величественною, так как он должен был найти базарную площадь еще покрытою избушками. Как мне сообщил главнокомандующий войсками, он приказал очистить эту площадь и запретил вновь строить на ней лавки. Так теперь только, когда «неверные» заняли эти места, прекраснейшее место Самарканда будет почитаемо как следует.

К сожалению я нашел медресе пустыми (ибо все муллы убежали) и я должен основываться на незначительных сообщениях своего проводника.

Эти три медрессе называются: Медрессе-и-Ширудар, Медресе-и-Тиллекари, и Медресе-и-Улуг-Бек. Фасады их богато украшены мозаикой из матово-зеленых, темно-синих, белых и красных изразцов, в роде Тюрбети-Тимура. На Медресе-и-Улуг-Бек, кроме того, над средним порталом изображены два больших тигра. Две друг против друга лежащие медресе имеют по обеим сторонам высокие, из кирпичей сложенные колоны, которые также украшены мозаикой. Все три медресе построены в квадратах окружающих внутренные дворы. Снаружи лишь на лицевой стороже есть ниши дверей и окошек. Ниши остальных трех сторон обращены внутрь дворов. Фасады этих зданий украшены великолепными порталами со сводами до самой крыши их. На остальных трех задних корпусах находятся глазурованные куполы в форме дынь.

1) Медресе-и-Ширудар. Построена Ялангтуш-(не Иеленктош-)Багадуром в 1010 году. Войдя через главный портал во внутренний двор, в средине трех остальных сторон строений также видишь довольно высокие порталы, между которыми ниши дверей к кельям показываются в двух этажах. Каждая дверь ведет к отдельной келье, обитаемой двумя муллами. Медресе-и-Ширудар состоит из 64 комнат, следовательно в ней могут жить 128 мулл. [28]

2) Медресе-и-Тиллекари устроена 18 лет позже Ширудара, в 1028 году. Внутренное устройство ее совершенно сходно с первой. В ней только 56 комнат, и жило оттого здесь только 112 мулл. В левом флигеле Медресе-и-Тиллекари есть мечеть построенная с высокими сводами, в которой ступеньки для имама из белого мрамора. Украшения ниш мечети похожи на украшения ниш Тюрбети-Тимура. Вакуфы этих обеих медрессе находятся на юго-западе от города Катты-кургана, и занимают все пространство между Нурпаем и горами Тим-таг, на протяжении деревень от Агекши до Ширин-хатуна. Эти вакуфы подарены медресе самым Ялангтушем.

3) Медресе-и-Улуг-Бек, внука Тимура. Она гораздо меньше остальных медресе и только одноэтажная. В вей 24 комнаты, в которых помещалось 48 мулл. На задней стороне ее есть мечеть, которая была разрушена, но теперь сызнова поправлена. Потолок в ней теперь деревянный, подпираемый деревянными столбами с хорошей резбой. Двор ее, как у остальных медресе, вымощен булыжником.

Великолепнейшая из всех медресе и истинно величественное здание времен Тимура есть Медрессе-и-Ханым. Построена она в 791 году, женою Тимура. Без сомнения она служила образцом для выше описанных трех медресе, ибо всем своим устройством она с ними сходна; но так как она большею частию разрушена, то можно ее развалины понять только с помощью сравнения их с вышеописанными медрессе. По объему Медресе-и-Ханым гораздо больше вышеописанных. Минареты у лицевой стороны ее были в диаметре почти вдвое более куполов тех медресе. По большей части эта медресе, как я уже сказал, разрушена, и из распавшихся ее кирпичей построены ближайшие улицы. От переднего корпуса остался только один портал и основание минаретов. Боковые флигеля [29] совершенно разрушено, один средний портал левого флигеля частию уцелел и употребляется теперь как амбар. От заднего корпуса осталась только в среди его лежащая мечеть: она лучше всего сохранилась. Свод купола этой мечети очень высок. Украшения внутренних стен совершенно отпали. Купол треснул и образовалась, щель, шириною более аршина. Все-таки строение так крепко, что оно стоит уже десятки лет не изменившись нисколько. Внутри мечети есть огромный стол из белого мрамора.

Нельзя не сознаться в том неприятном впечатлении, которое на нас производит настоящее состояние этого великолепного здания с его прелестными украшениями из мозаики: впечатление это возбуждает чувство презрения к жителям, небрежность которых довела это строение до разрушения. Сравнивая величину Медресе-и-Ханым с остальными медресе, можно смело сказать, что здесь несколько сотен келий давали помещение ученым муллам.

Вне города, на северо-восточной стороне, находится могильная часовня Шах-Зиндэ (Касим-бен-Аббаса). Здание, в котором могила этого святого, стоит на довольно значительной возвышенности и окружено со всех сторон огромными кладбищами, которые тянутся почти до самого города. Вся терраса с улицы до часовни наполнена разными строениями, которые своею неправильностью доказывают что строились они в разные времена. К самой часовне Касим-бен-Аббаса ведет между разными зданиями довольно узкая улица, вымощенная булыжником. Мраморных ступеней, о которых говорит Вамбери, я не видал. В сопровождении нескольких мулл мы поднимались к часовне; нас окружала безмолвная тишина; в разных местах видели мы молящихся в тихом созерцаний. Через портал и узкий, устроенный сводами, корридор, на вели к очень богато убранной мечети. Здесь мои спутники исполнили короткую молитву, и, по окончании ее, мы вошли через [30] маленькую дверь в небольшую комнатку, в которой стояло знамя святого. На западной стене комнаты была приделана железная решетка. За ней находилась могила. Мои спутники с благоговением прикладывали свои лица б решетке, гладили ее руками и читали фатху. Я также подошел к решетке и увидел сквозь нее маленькую комнатку из жженных кирпичей, в которой и находится могила выложенная кирпичами. На могиле лежала большая куча синих и зеленых тряпок.

Спутники мой объяснили мне, что согласно обычаю, следует дать хранителю могилы маленький подарок. Я подал тому мулле, который казался здесь хозяином, рубль серебром. До сих пор была вокруг нас святая тишина, все казались тронутыми набожным благоговением, но подарок мой изменил все. Другой мулла объяснил, что деньги следовало дать ему, и затем начался между заинтересованными сторонами спор, который, не смотря на святость места, они вели самой оскорбительною бранью, и в который вмешивались все присутствующие. На меня сцена эта произвела столь неприятное впечатление, что я поспешил оставить святыню.

Мечеть и часовня, должно быть, когда-то были великолепно украшены; но уже давно и здесь исчезло прежнее великолепие. Богато украшенный потолок и полива на стенах большею частью отпали, а сделанные поправки очень грубы и без вкуса. Когда я спросил, было ли здесь летнее жилище Тимура, никто из присутствующих не мог мне дать ответа. Все что я мог узнать было то, что здание это построено в 795 году гиджры, и что Касим-бен-Аббас скрылся здесь живой в земле.

На юго-восточной стороне города находится цитадель. Она в отношении к городу очень велика и имеет несколько верст в окружности. Вал, окружающий эту [31] крепость, очень не велик, но стена толста и высока. Так как здесь несколько дней тому назад была ужасная борьба, и кроме того крепость вся перестраивается Русскими, то понятно что все здесь в большом беспорядке и в совершенно другом состоянии нежели было прежде. Заметить можно было, что все внутреннее пространство цитадели некогда занято было множеством маленьких зданий, между которыми извивались узкие улицы. Посреди этих домов находится замок Эмира, в котором Эмир проживал несколько летних месяцев, и где всякий новый эмир должен принимать власть предшественника. Снаружи этот замок очень мало отличается от других зданий крепости, только окружающая его стена немного выше и правильнее остальных стен. Дворец состоит из множества дворов, флигелей и больших зданий с галлереями соединенными между собою без всякого порядка. Дома все из глины и лишь некоторые из них оштукатурены. Нигде я не замечал ни малейшего следа пышности или царской роскоши. Правда, что прежде этот дворец представлял другой вид чем теперь, когда он преобразован в больницу. Единственная достопримечательность найденная мною в замке Эмира, есть знаменитый Кокташ (синий камень), восседая на котором, эмиры вступали в управление краем. Он находятся на большом дворе в средине довольно акуратно построенной галереи. За камнем есть в стене ниша, украшения которой сходны с украшениями ниш Турбети-Тимура. Этот так называемый Кокташ есть большой кусок белого мрамора с едва заметками синими жилками. Он гладко обтесан и только на верхнем крае есть узкая полоса высеченных со вкусом арабесок. Вышина Кокташа 11/2 аршина, длина его 15 четвертей а ширина семь четвертей. На стене висят еще теперь оба фирмана, о которых говорив Вамбери, но они написаны простыми чернилами — не золотом. В стене, налево от [32] задней ниши, есть продолговатый черный камень, на котором находится; надпись.

Замок Эмира доказывает во всяком отношении, что он построен не очень давно. И во всей крепости нигде нет старинных строений, за исключением кладбища находившегося на краю крепости, и могилы Кутф-и-Чердаун. На этой могиле построена часовня украшенная снаружи мозаикой. К могиле этого святого спускаются по многочисленным галлереям и подземным ходам много ниже уровня крепости. Она точно также как и могила Шах-Зиндэ, построена из кирпичей и покрыта кучею тряпок. Здесь таже решетка охраняющая святое место от приближения посторонних лиц. Теперь, когда часовня оставлена совершенно, и решетка не была заперта, я мог осматривать могилу очень свободно. На могиле я нашел продолговатый камень, похожий на камень в стене у Кокташа, только надпись к сожалению была на многих местах не так ясна.

Говорят, что эта могила построена во времена Тимура.

Во время царствования этого государя Самарканд был гораздо обширнее чем теперь. Крепость Самаркандская была тогда не здесь, но в 3-5 верстах к северу от города. Я посетил это место и нашел здесь возвышенность довольно значительную, на которой была, как казалось, еще искусственная насыпь, вероятно прежняя цитадель. Место это великолепно для обороны, ибо природа защищает его от всякого нападения и по своей близости оно владеет совершенно городом. Здесь я заметил много довольно глубоких ям, о которых мне говорили, что жители во время войны зарыли в них свое имущество.

К юго-востоку от города, около 1 1/2 версты от Бухарских ворот, лежит среди садов Медресе-и-Ходжа-Эхрам. Устроена она совершенно по образцу Медресе-и-Ширудар, и украшена подобными же [33] украшениями из мозаики. Основана была эта медресе 320 лет тому назад. Купол над мечетью уже разрушается. Здесь 30 келий, в которых живут 60 мулл. Возле этой медресе превосходный сад с очень высокими деревьями. В этом саду новая мечеть, которая также очень повреждена, и четырнадцать лет тому назад вместе с медресе была реставрирована. В саду находится возвышение окруженное кирпичною стеною, и на нем могила Ходжи-Эхрама. На могиле лежит высокая плита из черного мрамора, вся покрытая надписями; перед могилой стоит высокое знамя и столб, на котором зажигаются свечи. Мне рассказывали, что умер Ходжа-Эхрам 396 лет тому назад.

Из новых медресе заслуживает еще внимания только Медресе-и-Али, построенная эмиром Мусафаром и состоящая из большого одноэтажного квадрата. Она построена из простых сженных кирпичей. В ней 48 келий для мулл; на дворе этой медресе большой четыреугольный бассейн, окруженный прекрасными деревьями.

Кроме этих медресе и могильных часовен есть в самом городе и в садах еще большое количество мечетей и могил пользующихся большею или меньшею известностью. Я упомяну только о главных из них, которые я сам имел случай посетить.

1) Мехтюм-и-Хоразм. Большое кладбище с множеством могил святых из известной семьи 120 лет тому назад переселившейся из Хоразма. Многие из этих могил украшены большими стоячими мраморными плитами. У кладбища находятся две мечети с великолепными фруктовыми садами и бассейнами; у этих мечетей есть и маленькая медресе из 6 комнат. Здесь теперь еще живут потомки святых. Но я не видал ни одного из мулл: они все после взятия Самарканда убежали.

2) Могила Ходжи Ниспетдара, умершего около [34] 800 лет тому назад. Могила построена из кирпичей и окружена деревянной решеткой. Возле могилы есть мечеть, построенная купцом Хаджи-баем.

3) Могила святого Ходжа-Якуба. Могила украдена куполом построенным, как Говорит, во времена Тимура. Возле могилы старая мечеть во вкусе Турбети-Тимури, и рядом с ней новая мечеть построенная купцом Хажжи-баем. В древней мечети находится отверстие к самой могиле святого Ходжа-Якуба. На последней же я нашел такой же долговатый черный камень как,прежде описанный.

4) Меджид-и-Календер. Могила святого Календер Хаджи-Сефа, пришедшего из Мекки в Самарканд, построена из кирпичей, окружена деревянной решеткой и покрыта деревянной крышей. Недалеко от самой могилы есть обыкновенная мечеть. К ней принадлежит великолепный огромный фруктовый сад. Здесь много маленьких хижин, где бедные и пилигримы находят пристанище. Все доходы с этого сада принадлежат бедным.

Обыкновенных мечетей с открытыми галлереями для ежедневных молитв — бесчисленное множество. Мечети здесь вообще любимые места для стечения народа, ибо у всякой самой маленькой мечети есть бассейн и садик, и в тени деревьев там приятно отдохнуть от знойного жара открытых улиц: поэтому у этих мечетей очень оживленное движение. Толпы пестро одетых мужчин занимают всякое защищенное от солнца место. Сидят здесь купцы, громко разговаривая о каком нибудь очень важном деле; недалеко от них собралось множество слушателей вокруг дервиша или муллы, рассказывающего священные легенды; между ними расположилась в различных группах наслаждающиеся простым завтраком из фруктов и хлеба. Здесь постоянное движение; казалось бы что находишься в трактире, если бы между этими группами не заметны были [35] молящиеся, исполняющие обряды ежедневных молитв. Замечательное, непонятное дело — фанатизм этих магометан! Те самые люди, которые несколько дней тому назад были готовы убить всякого неверного осмелившегося войти в святой город, теперь меня пригласила в мечеть завтракать, и вокруг себя я не замечал ни одного лица смотревшего с ужасом на кафира; напротив, присутствующие вмешивались в наш разговор, который мы вели в довольно веселом тоне.

Вообще нельзя отрицать, что христиане здесь в Самарканде не слишком часто видят приветливые лица; черные глаза, которые на нас смотрели, очень часто блистали из под черных бровей довольно диким огнем, и невольно рука искала за поясом оружия, когда на нас направлен был один из этих ядовитых взглядов. Только одна часть жителей Самарканда, хотя весьма незначительная, здесь принял христиан с величайшею радостью — это евреи. Замечательная игра судьбы! Еврей, который в Европе столько столетий жил во вражде с христианином и теперь еще так резко от него отделяется, в Азии приветствует его с сияющим лицем, радостно присоединяется к нему и счастлив, когда он может поклониться ему. С гордостью смотрит он на христианина как на своего друга, своего защитника, чувствуя себя безопасным возле него и смотрит с презрением на магометанина. Некоторые евреи, с которыми я познакомился, пригласили меня посетить их жилища. Как только мы въехали в еврейский квартал, снаружи ничем не отличающийся от остальных частей города, мы увидали себя окруженными густой толпой, которая с громкими восклицаниями радости провожала нас по улицам. Приглашали нас входить в дома и везде встречали приветливо. Угощали нас хлебом, фруктами, чаем, выкуренным из винограда вином, и мы принимали предложенное нам на открытых галлереях, окруженные густою толпой любопытных. [36]

Дома евреев такие же как дома магометан, и большею частию построены работниками-магометанами. Некоторые из евреев, особенно аксакал (старшина), к которому мы и зашли, как казалось, довольно зажиточны. Гостиная у аксакала была хорошо убрана и большой сад примыкал к дому. Хозяин не мало путешествовал и рассказывал нам даже о Германии, которую он посетил несколько лет тому назад.

Радушный прием, который здесь делают евреи христианам, объясняется тем ужасным гнетом, который они по настоящее время терпели от магометан. Они должны были уже одеждой отличаться от правоверных: подпоясываться веревкой, а не поясом, и на голове носить острый колпак, чтобы правоверный по ошибке не поклонился бы неверному. Запрещено было им ездить верхом на лошади или на осле; и каждому правоверному они должны были давать дорогу, с почтением преклоняясь перед ним. Понятно что теперь это изменилось, и евреи носят пояса и шапки обшитые мехом. Они бреют голову как магометане, только над висками оставляют часть волос — песики, которые обыкновенно в виде длинных локон падают на грудь. Это единственное отличие евреев от остальных магометанских жителей города.

Кроме обыкновенных податей, евреи должны были платить еще особую дань, которая бралась поголовно и от 2 доходила до 12 рублей. Гонение на евреев была вещь очень обыкновенная, и часто, когда эмир или беки были в нужде, они без церемонии угрожали убить всех евреев, которые тотчас откупались большими деньгами. Эмир даже в нынешнем году, как говорят, принудил евреев заплатить большую часть требуемых от него контрибуционных денег. Если евреи теперь еще не смеет носить чалмы, и вообще скромно держатся, то они делают это лишь ради своих братьев в Бухаре, которых эмир грозил убить, [37] если они осмелились бы носить это святое украшение правоверных.

Главное занятие евреев есть торговля и именно торговля шелком, который они сами красят, и курение вина, которое прежде от них тайком покупали правоверные. Теперь они тотчас захватили в свои руки торговлю с русскими: большая часть коммиссионеров посещающих лагерь - евреи.

Тип евреев остался совершенно чистым: длинные горбатые носы, узкие бледные лица с довольно выдающимися губами, вообще очень благородные черты. Женщин я видел очень немногих, но девушки были почти все удивительной красоты.

Все движения евреев показывают ясно отпечаток рабства, которое они столько лет переносили. Страсть к приобретению и наклонность к торговле у них обнаруживаются не менее чем у европейских их единоверцев, но это здесь менее заметно, потому что магометане в этом отношении им нисколько не уступают.

Язык, которым говорят здесь евреи, без исключения персидский, когда они говорят между собою; но все, и даже самые маленькие дети, говорят по-татарски; некоторые из них, уже в течение тех немногих недель что Русские в Самарканде, выучили много русских слов, так что уже могут кое-как объясняться по-русски.

Во время моего пребывания в еврейском квартале посетил я также между прочим синагогу. Мы остановились перед маленьким домиком, прошли через два или три узкие двора, и наконец вышли на довольно большой двор, где под открытой галлереей сидело около 40 маленьких детей. В средине их сидел молодой человек, лет двадцати, и читал из большой библии на распев громким голосом еврейский текст, при чем он в такт качал свое туловище. Мальчики сидели по-трое, с поджатыми [38] ножками, вокруг одной библии, и повторяла, хором слова учителя, подражая вместе с тем и его движению туловищем. Мне сообщила, что мальчики здесь только учились читать по-еврейски и что здесь им не объясняют читанного. Через несколько времени мы пошли далее; пройдя еще через двор и узкий коридор, мы дошли наконец до маленького домика окруженного со всех сторон высокими домами. Перед этим домиком была открытая галлерея. Здесь опять сидело до сорока мальчиков, от 10 до 16 лет, и среди их сидел седой старик раввин. Он заставлял их по очереди читать и объяснял им прочитанное. И здесь все читающие качали туловищем. Я взглянул на некоторые из книг и увидал везде, к крайнему моему удивлению, венские и лондонские издания. Я спросил учителя, нет ли у них старинных рукописных книг, но он мне ответил, что таких здесь найти невозможно, что все их книги получаются через Россию или через Индию.

О происхождении здешних евреев он мне рассказывал, что они переселились лет 100 или 150 тому назад из Персии в Бухару и оттуда в Самарканд. Он сам помнит еще стариков, родившихся в Персии. Только в последнее время переселились отсюда евреи в Ташкент.

Евреев здесь более 1000 душ, и большею частию они грамотны.

Потом раввин ввел меня в маленький домик без окон; это была синагога. Внутри она была без всякого украшения, в задней стене находились двери и за ними стояли молитвенное свертки в футлярах из красного бархата. Эти свертки были писаны на новой бумаге и в почерке не обнаруживалось ничего старинного. Когда я выразил удивление что синагога такай маленькая, раввин мне объяснял, что до сих пор они могли лишь в тайне исполнять обряды своего богослужения и что они все лишились бы жизни, если бы магометане узнало о [39] существовании синагоги. Но теперь рои намереваются построить большую новую синагогу.

У евреев я встретил иного индейцев из Пенджаба. Во время осады важной Русскими цитадели они искали себе убежища у евреев. Большая часть индейцев была убита во время этих смут магометанами и с ними же много евреев. Индейцев в Самарканде очень немного. Они здесь, как и в остальных городах средней Азии, ростовщики. Индейцев магометане ненавидят еще более чем евреев.

Дать статистические сведения о Самарканде я никак не в состоянии. Я полагаю, что в Самарканде по крайней мере до 10,000 жителей. В своем объеме Самарканд гораздо незначительнее Ташкента, который бесспорно самый большой город трех ханств. Как место торговое, Самарканд также далеко не имеет значения Ташкента, потому что через него идет только торговый путь между Бухарой и Коканом. Русские, как и индейские, товары привозятся сюда через Бухару, только в количестве потребуем для нужд самого Самарканда и его окрестностей, ибо Кокан получает русские товары через Ташкент. Промышленностью самаркандские жители мало занимаются, здесь всего несколько фабрик шелковых и бумажных материй; главные занятия жителей — садоводство, производство шелка и хлопка.

Что особенно отличает Самарканд от других городов, это его прошедшее и множества священных мест, к которым стекаются паломники со всех сторон.

3) Катты-Курган.

В Катты-кургане, лежащем в 60-70 верстах к западу от Самарканда на канале Нурпай, я должен был, против своего желания, пробыть более недели, потому что пограничные бухарские коммисары явились очень поздно.

Мы нашли здесь довольно удобное жилище в саду Эмира [40] и поставили наши палатки вокруг большого четыреугольного бассейна в тени аллей из гигантских карагачей.

Сад Эмира в Катти-кургане очень велик; он, правда, не соответствует нашим понятиям о парке царского увеселительного замка, но все-таки от остальных садов довольно резко отличается своим правильным расположением, своими величественными деревьями и широкими гладкими дорожками, которые покрыты высокими виноградными шпалерами. На правой стороне сада находится прежнее жилье Эмира, состоящее из нескольких флигелей и домов. Это довольно приятное летнее жилище, которое впрочем нигде не отличается особенными украшениями. В главном здании есть большая зала с окнами в сад, которые днем открыты, и с галлереей на двор находящейся на другой стороне. На левой стороне этого двора маленькая мечеть и возле нее находятся низкие домики с комнатами для служителей Эмира. Направо от главного здания — помещения для женщин, посреди которых крытый двор освещаемый сверху окнами маленькой башни. Стены везде напросто выбеленные. С главным двором соединены другие дворы, в которых находятся конюшни и службы.

Здесь обыкновенно Эмир жил от одного до двух месяцев, и я слышал ужасающе рассказы о нравственном его поведении. Он был окружен большой толпою женщин и мальчиков, и постоянно требовал свежего товара от своих любезных подданных. Я лучше умолчу о развратной жизни владетеля правоверных.

Сад Эмира лежит в полуверсте к югу от города Катты-кургана. От него до городских ворот ведет прямая, очень широкая улица какой я нигде не встречал в Средней Азии. Город Катты-курган построен четыреугольником, и имеет ворота с четырех сторон. В югу лежит Самарканд-дервазэ-и (Самаркандские ворота), на восточной стороне [41] Айдар-Чаман-дервазэ-и, на северной стороне Базар-дервазэ-и, и на западной стороне Бухара-дервазэ-и. В середине города, на маленькой искуственной возвышенности, имеется довольно незначительная цитадель. Улицы узкие и угловатые, дома и стены большею частию полуразрушившиеся. Во всем городе только один дом построен из кирпичей — это медресе находящаяся на базаре, недалеко от цитадели. Имя этой медресе — Медресе-и-Накши; она основана 70 лет тому назад и построена, как прежде упомянутые медрессе, квадратом окружающим внутренний двор. Летом эта медресе совершенно пуста. В ней жили только 1 мудеррис, 1 хатиб, 1 имам и 1 муэззин, и кроме их, еще 15 слепых; зимой, как говорят, в ней живет до 100 человек.

Базар — улица извилистая. Он начинается к югу от крепости и простирается до Базар-дервазэ-и. С обеих сторон базара стоят ряды лавок, которые в небазарные дни большею частию закрыты. Только лавки ремесленников всегда открыты. На базаре я заметит два караван-сарая.

Большею частью дома в городе, как я уже сказал, очень малы и полуразрушены; многие из них теперь пусты, так как в них прежде жили чиновники и солдаты. Жители города большею частию бедны и состоят из ремесленников, рабочих и мелких торговцев; здесь же живет от 30 до 40 семейств евреев. Богатых капиталистов здесь не более двух или трех.

В небазарные дни город пуст: на базаре изредка видишь маленькие группы людей; остальные части города как будто мертвы.

Здесь я познакомился с очень богатым купцом, афганцем из Кабула, который около 15 лет тому назад переселился сюда. Он меня пригласил к себе, и я с удовольствием принял его приглашение. [42]

Дом, его состоит из нескольких дворов, на которых находятся амбары, склады и мастерские для разматывания шелка. В средине их дом хозяина, состоящий из двух этажей. В верхнем этаже очень хорошо устроенные комнаты для приема гостей. Стены и потолок покрыты гипсом и украшены, везде рельефными арабесками с большим вкусом; первые раскрашены очень красивыми рельефными виньетками окружающими букеты цветов самых ярких колеров. Потолок горел в самых разнообразных цветах, собранных в рисунках, какие может создать лишь фантазия восточного народа. Пол был покрыт туркменскими коврами.

Угощение было обыкновенное: пилав с морковью, чай, фрукты и конфекты. Более всего заинтересовали меня сообщения хозяина о торговле шелком.

Лучшие коконы Зерафшанской долины - бухарские. В Бухаре цена 1 череку (5 фунтам) от 4 до 8 кокацов (от 80 к. до 1 руб. 60 коп.). Лучшие Катты-курганские коконы не дороже 7 коканов (1 руб. 40 коп.). Коконы коканские еще более ценятся чем бухарские; однако Коканцы не умеют обработывать шелк, отчего бухарские шелковые материи гораздо дороже коканских. По здешней обработке 32 черека (4 пуда) коконов дают лишь два черека шелку лучшего отбора; худшего сорта получается из того же количества от 4 до 5 череков. Вокруг Катты-кургана очень много занимаются производством шелка, и хозяин мой полагал, что бекства Катты-курган и Пейшемби производят до 500 батманов (5,000 пудов) сырца. Шелк смотанный здесь без исключения отправляется в Бухару, и даже самаркандский шелк большею частию отправляется туда же, потому что лишь незначительную часть его иранские поселяне ткут в Самарканде и его окрестностях. В Катты-кургане нигде нет фабрик шелковых изделий. Из Бухары же, отправляется значительное количество сырого шелка, через [43] Афганистан в Индию. Цена хорошему сырцу здесь 100 коканов (20 руб.) за черек, между тем как худой шелк стоит только 3 тилы 5 коканов (13 руб. сер.) за черек.

Я потам осматривал фабрику где разматывается шелк. Нисколько не удивительно, что при таком весьма нерациональном разматывании получается только 16-я часть чистого шелка. Шелк наматывается на большое мотовило имеющее во крайней мере четыре аршина в диаметре. Такой размер мотовилу дан для того чтобы достигнуть более значительной скорости оборота. У всякого моитовила два человека: один толкает колесо, другой накладывает на него вить. Надобно удивляться как при таком несовершенному способе добывается еще сколько нибудь порядочный шелк.

Производство хлопка в Катты-курганском бекстве столь же значительно как и производство шелка. Но здесь обработывается только незначительная часть добываемого хлопка; большая часть лучшего отбора посылается неочищенною в Бухару.

Я посетил в последствии и здешних ткачей, которые все подтвердили сообщения моего хозяина. Здесь в Катты-кургане выделывают следующие бумажные материи и продают их по следующим ценам:

Материи эти все очень узкий. Здешняя ткань никуда не вывозится, но потребляется на месте.

Ткачество здесь не очень выгодное ремесло. У одного ткача, у которого делалась аладжа, и которого я потом посетил, было три станка. Один человек не в состоянии изготовить в день больше 8 аршин, а таким образом, при самой напряженной работе может заработать в день только 10 копеек. [44]

Устройство этих ткацких станков не лучше устройства мотовил для разматывания шелка. Нитки растягиваются на улице на поперечник гребнях, слагаются по пяти ниток в виде наших тесен, и сматываются в длинноватые мотки. Ткацкие станки находятся на одной стене комнаты, а под ними в полу углубление, так что ткань сидит на уровне пола. Нити основы растягиваются от станка до верхней части противоположной стены, и под станком навиты на осьмиутольную призму. Давлением ног подымаются нити, отделенные друг от друга кусками камыша. Нити основы сначала сложены по пяти, а потом по сту, и отделяются друг от друга деревянными гребнями укрепленными на стене.

Когда материи вытканы, их смачивают клейковатою водою и бьют большими деревянными молотками до тех пор пока они не получат гладкую, как бы лакированную наружность. Это проклеивание материй производится особыми ремесленниками, мастерские которых на базаре. Я посетил одну из них. Работа эта очень трудная и дает только самый скромный заработок. При самой напряженной работе один работник в день может приготовить не более четырнадцати кусков бумажной материи, и за всякие восемь кусков получает 20 копеек серебром. Молотки стоят 2 1/2 кокана (50 копеек) и через месяц уже не годны для дела. Полушелковые материи (дарая) намачиваются яичным белком.

Кроме этих мастерских ткачей, я посетил еще одну из многочисленных водяных мельниц. Мельницы лежат много глубже двигающей их канавы. Вода канавы изливается в деревянный жолоб и попадает на горизонтальное колесо, лежащее под самым жерновом, под углом по крайней мере в сорок градусов, так что жернова делают столько же оборотов как и колеса. Понятно что при таком устройстве вода должна иметь огромное падение, чтобы как нибудь ускорить движение жерновов. [45]

Хлебные зерна очищают просеванием сквозь большие сита, и надо удивляться ловкости рабочих которые движением руки бросают хлебные зерна, наполняющие сито до четвертой части, вверх более сажени вышиною и потом опять с тою же ловкостию принимают их в сито. Сита имеют почти аршин в диаметре. В мельнице было два жернова и всякий из них молол в сутки 10 батманов (100 пудов). За каждый батман мельник получает 5 череков (15 ф.) за работу в виде платы. В окрестностях Катты-кургана есть до 300 таких мельниц.

В обыкновенные дни Катты-курган (как я уже сказал) очень пуст, но это изменяется в базарные дни, по средам и суботам. Тогда не только вся базарная улица в городе, от крепости до базар-дервазе, густо наполняется народом, но и улицы вне городских стен до канала Нурпай и еще на полверсты по берегу самого Нурпая. Тысячи покупателей и продавцов толпятся на базаре. В городе находятся ремесленники и городские продавцы, вне города же расставляют свои товары жители Пейшемби, Янгы-кургана и всех деревень. На разных пунктах базара торговцы группируются по роду своих товаров. Там хлебный рынок, скотный рынок, фруктовый рынок и т. д. В базарные дни я по возможности шатался по базарам и собирал сведения всякого рода, что при палящем солнечном зное, при окружающей пыли и движении народном, составляло занятие нелегкое. Базар начинается очень рано и оканчивается уже в 11 часов утра. Я думаю, что не безынтересно будет, если я здесь сообщу цены на главные товары.

Баранина.

За фунт 6 копеек. Овцы пригоняются сюда из Шехрисебса или из Карши. Теперь большой рослый баран стоит не менее 40 коканов (8 руб.). Раньше цена овец не превышала 30 коканов (6 рублей). Причина этой [46] дороговизны — военное положение края, ибо ни из Карша, ни из Шехрисебса не пригоняла скота. Ныне пригнанные бараны все из Зандзар-тага, к югу от города Ура-тюпе.

Говядина.

От 3 до 4 копеек за фунт. В жаркое время года говядина очень дешева, потому что ее надо скорее продать. Зимой цена говядины доводит от 8 до 9 копеек за фунт. Вообще говядина привозится на базар в небольшом количестве; жители Средней Азии не любят ее.

Хлопок.

Неочищенного хлопка (гоза) на базаре было три сорта: лучшего 1 батман по 40 коканов (8 руб.), среднего 1 батман — 32 кокана (6 р. 40 к.), низшего сорта 1 батман — 21 кокан (4 рубли 20 коп.). Говорят что очищенный хлопов продается пуд по 5 рублей. В Ташкенте, 16 пудов привезенного из Кокана очищенного хлопка стоят 24 тиллы (96 рублей серебр.).

Соль.

5 фунтов соли стоят 8 копеек. Цена на соль втрое выше прежней цены. Прежде 1 черек стоил от 2 до 3 копеек. Видна здесь одна лишь каменная соль красноватого цвета, которая привозится из Каршинских гор. И цена соли возвысилась вследствие войны, которая прервала всякое сообщение с югом.

Мыло.

Мыло продается здесь круглыми кусками по 2 фунта; оно довольно белое и крепкое, приготовляется же в Катты-кургане и в окрестностях. Кусок в 2 фунта стоит 15 копеек. Мыловаренных фабрик не существует: мыло приготовляется в домашнем хозяйстве.

Табак.

Табак продается измельченный и в очень незначительном количестве. Фунт его стоит 4 копейки. Так как [47] курение табаку здесь нигде не в обычае, то из него приготовляется здесь лишь нюхательный табак. Приготовленный нюхательный табак стоит от 8 до 9 копеек фунт.

Красильный материал в сыром виде.

Бузгандж (красная краска) из Карши; полфунта стоит 28 коканов (5 руб. 60 коп.).

Роян (желтая краска), корень привозимый из Бухары, 1 фунт 12 копеек.

Найпус (желтая краска), добываемый на месте, 1 фунт 10 копеек.

Такмак из Ура-тюпз, 1/2 пуда 2 рубля 40 коп.

Семена китайского клевера.

Семя растения бэдэ, которым засеваются искусственные луга, стоит фунт 2 копейки. Для сева одного танапа необходимо полпуда семени. Высеянный клевер растет изобильно 4 года и каждый год скашивается 3 раза.

Фрукты:

Яблоки лучшего сорта 1 фунт — 2 копейки

» низшего» 1 фунт — от 1 до 1 1/2 копейки.

Урюки большие 1 фунт-3 копейки.

» маленькие 1 фунт — 2 копейки.

Виноград лучший сорт 1 фунт — 4 копейки.

» нисший» 1 фунт — 2»

Пшеница.

Пшеница в зерне 1 батман — 18 коканов (3 р. 60 к.).

Пшеничная мука 1 батман — 22 кокана (4 р. 40 р.). Мука теперь очень дорога; в дешевое время цена ее обыкновенно не превышает 17-18 коканов (3 р. 40 — 3 р. 60 к.).

Ячмень.

Ячмень употребляется здесь только для корма лошадей; 1 батман стоит 12 коканов (2 руб. 40 коп.). [48]

Рис.

Неочищенный рис (шал), один батман — 24 кокана (4 рубля 80 копеек).

Очищенный, лучший рис, 1 батман — 64 кокана (12 рублей 80 копеек).

Мелкий рис, крупчатый, 1 батман — 22 кокана (4 рубля 40 копеек).

Глиняные изделия.

Глазурованные тарелки и блюда от 15 до 20 копеек. Большие блюда 30 коп. Маленькие чашки 10 коп. за штуку.

Неглазурованные кувшины — от 5 до 6 копеек, большие 10 коп. Очень большие, в 1 1/2 аршина вышиною, 20 коп.

В Катты-кургане живут 6 мастеров глиняных изделий; один из них имеет свою мастерскую на внешнем базаре; в ней работают два работника, которые в день приготовляют до семидесяти больших кувшинов. Работники нанимаются помесячно и каждый из них получает 20 коканов (4 р.) в месяц на собственном содержании.

В лавках где продаются материи, кроме бумажных катты-курганских, были еще шелковые и бумажные изделия из Кокана, Бухары и Кабула.

1) Коканские товары:

Мата (грубая даба), восемь пачек по 12 аршин — 1 тилла 5 кок. (5 рублей).

Дарая (полушелковая материя), два конца в 3 3/4 арш. — 1 тилла (4 рубля),

Шаи (шелковая материя — 8 арш.) от 5 до 6 рублей.

Одеяла стеганные на вате, из грубой бумажной материи — от 1 до 3 рублей.

Халаты из бумажной материи — 1 1/2 рубля.

2) Бухарские товары:

Шаи, шелковая материя (канаус), кусок в 18 аршин от 15 до 18 рублей. Шаи бывают пестрые, двуличневые [49] (лиловосиние и зеленовато-желтые), одноцветные (красные, белые, желтые), белые с тонкими черными или желтыми дорожками, полосатые.

Падшаи, полушелковая материя, 18 арш. от 7 до 8 руб.

Басмашит (пестрый грубый каленкор), 100 штук по 22 аршина — от 110 до 120 рублей.

Саргуджа, бумажная материя, низкий сорт (под названием киргизской), 18 арш. — 1р. Лучший сорт 18 арш. — 2 рубля.

3) Кабульские товары:

Нил, синяя краска, пуд — от 14 до 15 тилль (56-60 р.).

Дакэ, белый тонкий муль, 24 арш. — от 5 до 6 руб.

Камхат, шелковая материя с золотыми цветками, 7 аршин — 50 тилл (100 рублей).

Из Кабула привозят сюда множество английских товаров, главным образом дакэ и другие белые бумажные материи.

4) Из Мешгеда:

Серь, тонкая бумажная материя, 50 аршин стоят 10 р.

Готовые длинные халаты на бумажной подкладке привозятся из Кокана и Бухары; они очень различной цены:

Торговля с Кашгаром теперь совершенно прервана. Прежде оттуда привозили чай и серебро, последнее в ямбах по 32 тилли. Чай, который теперь здесь продается, [50] очень худого качества. Кажется, что привозят его чрез Кабул из Индии. Китайский чай — только зеленый; это самый любимый напиток богатых татар.

Из других предметов торговли следует еще упомянуть о коврах, привозимых сюда в большом количестве через Бухару из северной Персии и Туркменской степи. Они из шерсти и великолепной работы. Цена зависит от красок и от величины; продаются от 10 до 100 рублей. Седла привозятся из Самарканда.

Что касается до торговли сырыми шкурами, то они, за исключением овечьих шкур, посылаются в Бухару; овечьи шкуры идут без исключения в Ташкент.

Вот главные сведения собранные мною на Катты-курганском базаре. Я думаю, что торговые отношения Катти-кургана мало изменились, так как военные походы не тронули Зерафшанской долины. По этой причине я здесь и собрал сведения о торговле. Что военное положение не имело влияния на жителей Зерафшана, это показывает все состояние долины: жители ее, на сколько я мог заметить, нигде не оставляли своих жилищ и, за исключением высших классов, приняли русских без всякой враждебности.

Текст воспроизведен по изданию: Средняя Зерафшанская долина // Записки императорского русского географического общества по отделению этнографии, Том VI. СПб. 1880

© текст - Радлов В. В. 1880
© сетевая версия - Strori. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ИРГО. 1880