№  409

Отношение чиновника Министерства иностранных дел начальнику Азиатского департамента о положении в долине Мургаба 1

13 марта 1884 г.

Вчера вечером вернулся сюда после трехдневной поездки по восточной части Мервского оазиса генерал Комаров, [с] несколькими джигитами и сотней казаков объехал аулы тохтамышского племени, древние города, расположенные по дороге в Бухару, и плотину на р. Мургабе, в 30 верстах к востоку от Коушут-хан-Калы. Всюду жители спокойно занимались полевыми работами и пастьбой скота, а мы собирали монеты и другие древности, в развалинах снимали фотографические виды, осматривали местность и нашли много нового и любопытного.

Прежде всего нельзя было не поразиться той картиной глубокого и обеспеченного мира, которую представляла страна, встретившая тому лишь несколько дней выстрелами приближавшийся русский отряд. Причина теперешнего состояния страны ясна: все увидели, что русское занятие не сопровождается ни материальным, ни экономическим насилием, что, напротив, бедный обеспечен от самовластия богатого и сильного, богатый от нападения своих и чужих разбойников и что все получают возможность безопасно зарабатывать больше, чем когда бы и как бы ни было прежде. Вчера состоялся снова обычный базар у Коушут-хан-Кала. Собралось тысяч пять народу, торговали хорошо, офицеры купили нужные им вещи, цены на все предметы первой [721] необходимости еще понизились и стоят теперь ниже асхабадских. Нет конца желающим участвовать в постройке укрепления, которое вчерне уже окончено, за 40 коп. в день, причем мервцы хлопочут, чтобы от каждого из четырех племен было одинаковое число рабочих. Купцы здешние чрезвычайно обрадовались, узнав, что они как русские подданные имеют теперь право торговать в Хиве беспошлинно (ст. 9-я мирного договора 12 августа 1873 г.), так как там их в особенности притесняли, а в Бухаре — пользоваться преимуществами, предоставленными русскими торговцами. Один караван с баранами и мешхедскими товарами, принадлежащий бухарским купцам, уже отправился на Чарджуй. Караван Коншина находится в пути между Тедженом и Мервом. Мервцев теперь беспокоят только эрсаринцы, которые будто бы увели у них на днях трех человек в плен. Просят написать чарджуйскому правителю, чтобы он обуздал эрсаринцев. Если бы бухарское правительство оказалось бессильным это сделать, вопрос этот, о котором будет сообщено в Петербург официальным путем, может стать довольно серьезным.

Не менее замечательны густота населения, живущего в частых аулах, в кибитках, среди садов и засеянных полей, и производительность почвы. Здесь родятся в изобилии пшеница, джугара, рис, виноград, хлопок, дыни и разные фрукты. Ячменя мало, лошадей больше кормят пшеницей.

Далее оказалось, что в оазисе изобилие, даже вредный излишек воды. Поля, прежде обрабатывавшиеся, теперь покрыты, на протяжении двух часов пути густым камышом, затоплены мургабской водой. Посреди оазиса многочисленные озера и болота, в которых вода непроизводительно застаивается. Правда, что там зато много дичи, фазанов, уток и гусей.

Наконец, осмотр плотины привел к заключениям, которые я имею честь изложить в другом сегодняшнем письме 2.

Древние города, коих четыре, представляют обширное поле для археологических изысканий. Серьезных раскопок и исследований еще не было произведено, хотя кое-что сбывалось здешними евреями в Мешхед.

После опроса Сиях-Пуша и его сообщников и рассмотрения найденных бумаг у него сущность деятельности этого загадочного и во всяком случае незаурядного человека выяснилась: он был не английский агент, хотя выдавал себя за такового Сары-хану (хану иолотанских сарыков), но, [722] соблюдая строгую тайну, служил Эюб-хану, с которым он сносился через влиятельного афганца Магомед Гашим-хана; в Мешхеде Сиях-Пуш хотел достигнуть подчинения туркмен Эюбу и в Иолотани даже добился письменного согласия хана и кетхуд. Но в это время прибыл хивинский ставленник Рахман Бирган (через месяц Рахман Бирган был заменен Муса-ханом, но тот через три месяца был прогнан иолотанцами, так как хотел сразу собирать с них подати). Иолотанцы решили подчиниться Хиве, посадили Сиях-Пуша а его помощников в яму, отобрали бумагу, скрепленную свои, ми печатями, и сожгли ее вместе с другими документами Сиях-Пуша. Те бумаги, которые находятся теперь здесь, писаны после освобождения Сиях-Пуша, совпавшего с отъездом. Рахман Биргана, т. е. в течение последних 10-ти месяцев.

Относительно же Мерва Сиях-Пуш, по-видимому, надеялся сделать Каджар-хана снова единственным ханом Мерва, и, так как Каджар-хан, честолюбивый, фанатичный и недалекий человек, был ему рабски предан, то этим путем весь Мерв мог бы служить Эюбу в его дальнейших предприятиях. Но и тут ход русской политики в мервском вопросе неожиданно расстроил планы Сиях-Пуша. Русское правительство признало ханами не Каджар-хана, популярного среди здешней демократии, а четырех других, поддерживаемых состоятельными людьми здешней буржуазии, и затем решило окончательно занять Мерв войском, которое безотлагательно и пришло в оазис.

Видя эти неудачи, Сиях-Пуш пытался бежать из Иолотани, но сарыки, которым он задолжал, несмотря на пожертвованные ему Каджар-ханом 16.000 рублей в два года, его не выпустили.

Так как Сиях-Пуш проповедовал джехад (священную войну) и в этой проповеди заключалась вся его сила и единственное средство добиться содействия Эюбу со стороны туркмен, то, находясь среди их во время неожиданного наступления русских, он не мог не высказаться против нас, не мог отказать Каджар-хану в поддержке в борьбе с нами. Заговори он о примирении, о подчинении русским, туркмены его, несомненно, зарезали бы, как русского шпиона. Они все время подозревали, что под личиной святого, проповедующего возрождение мусульманства, скрывается иностранный агент, но, чем именно, не могли угадать.

Таким путем Сиях-Пуш и Ахмед-шах оказались противниками России и кончили неудачей свою службу Эюб-хану.

Когда будут переведены бумаги Сиях-Пуша, я буду иметь честь представить подробное изложение этого, дела, до сих [723] пор представляющего несколько неясных сторон. Нельзя не удивляться энергии и уму этого человека, который успел составить себе то положение, которое он занимал среди нефанатического, а очень практического народа, с помощью только тех денег, которые он занимал у них же или получал от них в подарок, так как Эюб-хан, кроме обещаний, ничего или почти ничего не давал Сиях-Пушу. Кроме политической сущности, есть немало интересных бытовых черт в этой странной странице здешней истории.

Из Хивы прибыл к одному здешнему туркмену человек, сообщивший следующие известия: русский отряд в Петро-Александровске получил из Петербурга приказание приготовиться к походу, чтобы в случае нужды придти нам на помощь в Мерве. Отряд приготовился, закупил мехи для воды. Потом было получено из Петербурга уведомление, что похода не будет. Бухарский эмир прислал в Хиву посланника, приглашая хана соединиться с ним для борьбы против русских. Хан ответил, что пусть эмир, если хочет, воюет один, а что ему, хану, довольно.

Первое из этих известий, вероятно, справедливо, и, признаюсь, его было приятно услышать. Последнее же, кажется мне азиатской сплетней.

Чарыков

ЦГВИА, ф. 400, д. 8, лл. 93-100.


Комментарии

1. В конце документа — приписка, кажется генерала Зеленого о том, что «Приложения, заключающиеся в объяснительной записке штаб-ротмистра Алиханова, и кроки его будут представлены со следующей почтой по снятию с них копий в Окружном штабе, так как оригиналы приложений находятся в делах в Асхабаде».

2. Лессар, по возвращении из Пенде, представит подробную съемку как плотины, так и всей пройденной им местности.