-

ОЧЕРК ЭКСПЕДИЦИЙ В АХАЛ-ТЕКЕ 1879 И 1880 ГГ.

(Окончание)

(См. «Военный Сборник», 1888 г., № 5-й.)

II.

(При чтении этой статьи можно пользоваться планами, приложенными к рапорту генерала Скобелева, об осаде и штурме крепости Денгиль-Тепе. («Воен. Сборн.», 1881 г., № 4-й).)

Экспедиция 1880-1881 гг. — Назначение генерала Скобелева; состав отряда; план действий. — Подготовительный период: занятие аула Бами и сосредоточение к нему запасов; рекогносцировка Денгиль-Тепе; занятие Егман-батырь-калы; новые рекогносцировки и выводы, на них основанные; инструкция для войск; завладение Янги-калой; рекогносцировка восточной стены; описание Денгиль-Тепе; защитники; решение вопросов о пункте атаки и способе действий. — Осада: демонстрация Петрусевича; заложение 1-й и 2-й паралелей и производство осадных работ с 23-го по 28-е декабря; число рабочих; вылазка 28-го декабря; штурм великокняжеской позиции; вылазка 30-го декабря; меры, принятые для обеспечения от вылазок; продолжение осадных работ; вылазка 4-го января; ураган; перемирие; сапные и минные работы; приготовления к штурму; диспозиция. — Штурм 12-го января: действия демонстративной колонны; взрыв; действия правой и средней колонн; преследования противника; потери и военная добыча. — Окончательное завоевание оазиса.

В начале 1880 г. решено было предпринять новую экспедицию. Начальником отряда в марте месяце был генерал Скобелев.

В состав экспедиционного отряда вошли: 17 с половиною баталионов, 19 эскадронов и сотен, 97 орудий (42 дальнобойных и 31 медных пушек, 8 картечниц, 16 полуп. мортир и 8 ракетных станков.) и восемь ракетных станков (всего 10,500 штыков и 2,000 сабель). Более половины этих сил находилось уже в Закаспийском крае, составляя гарнизоны Красноводска, Чекишляра, Чата и Дуз-олума, остальные были сосредоточены на западном берегу Каспийского [397] моря, в г. Петровске, а также и в укреплении Петроалександровском, на берегу Аму-Дарьи (Шесть баталионов 19-й дивизии (3,600 штык.) и два эскадрона драгун (300 сабель).).

Все это были войска кавказской и туркестанской армий, воспитанные в славных боевых преданиях, большею частию участвовавшие уже в степных походах и приобретшие необходимый навык и сноровку.

Одна из главных причин неудачи предыдущей экспедиции заключалась, как известно, в том, что перевозка войск в Чекишляр была предпринята ранее, чем было сосредоточено на восточном берегу необходимое для экспедиции количество запасов. Поэтому, прибыв к отряду, генерал Скобелев составил следующий план кампании. Он решился занять прежде всего с наличными силами аул Бами, замыкающий собою два пути, ведущие к оазису: с одной стороны от Чекишляра, с другой от Михайловского залива; перевести запасы в Чекишляр и Михайловское; доставить к Бами двухмесячную их пропорцию, затем уже приступить к энергической перевозке войск, остававшихся в Петровске, быстро сосредоточить возможно большее количество сил к помянутому аулу, воспользовавшись обоими операционными путями, немедленно двинуться с этими силами вдоль подошвы хребта в глубь оазиса и приступить к решительным действиям против неприятельской твердыни Денгиль-Тепе.

Таков был план действий. Выполнение представляло большие затруднения: необходимо было устроить пристани в Михайловском заливе и Чекишляре, установить правильную доставку к этим пунктам запасов морем, которое весьма непостоянно и бурно, и собрать в стране, уже истощенной предыдущей экспедицией, небывалое число (до 20,000) верблюдов, необходимых для дальнейшей безостановочной перевозки запасов к передовому складочному пункту. Эти подготовительные действия заняли все лето.

Между тем, в конце мая, сформирован был передовой отряд (пять с половиною рот, 35 орудий и четыре сотни, всего около 700 штыков, 400 сабель и 35 орудий), который двинулся из Дуз-олума, перевалил через горы и 10-го июня занял Бами.

Немедленно сюда стали сосредоточиваться продовольственные, боевые, вещевые и госпитальные запасы, главным образом из [398] Чекишляра на 11,000 верблюдах, нанятых у иомудов; а затем, когда на Мангышлаке, в Хиве и Оренбургском крае было куплено еще 12,000 верблюдов, — и с Михайловского залива.

К концу ноября в Бами был заготовлен двухмесячный запас провианта на 7,000 человек и фуража на 1,000 лошадей. Довольствие солдат состояло из сухопутной и морской провизии и редко они были так хорошо снабжены: ежедневно полагалось 3 фунта хлеба, 1 фунт мяса, две трети фунта круп или одна треть фунта рису, 5 золотников масла, уксус, лук, перец и проч., сверх того, ежемесячно одна треть фунта чаю и 3 фунта сахару. В расчете на зимнюю экспедицию было заготовлено большое количество войлочных кибиток.

В архиве, оставшемся от предыдущей экспедиции, имелись лишь маршруты нашего движения к Денгиль-Тепе и поверхностно составленный глазомерный план северо-западного угла аула, на котором как аул, так и его окрестности были нанесены лишь на память и по расспросным сведениям. Поэтому, желая лично ознакомиться с неприятелем и местностью, которая вскоре должна была стать главным театром военных действий, ген. Скобелев еще летом предпринял в высшей степени смелую рекогносцировку Денгиль-Тепе. 1-го июля, с отрядом силою в 400 штыков и 400 сабель, при 10-ти орудиях, двинулся он из Бами и, удалившись от опорного пункта на 120 верст, подступил к стенам неприятельского аула. Завладев с боя южной опушкой кишлака Янги-калы, он произвел исследование и двинулся обратно. В ночь на 7-е на биваке у Егман-батырь-калы рекогносцировочный отряд был окружен текинцами, которые произвели отчаянное нападение. Отряд, однако, отбился и 10-го вернулся в Бами, сделав в 10 дней около 230-ти верст. Сведения о противнике были, таким образом, получены; он решился обороняться на тех самых позициях, которые столь мужественно отстоял в 1879 г.

С своей стороны и текинцы постоянно тревожили наш тыл; их конные и пешие партии беспрестанно появлялись на наших сообщениях: в июне они, в числе 300 всадников, атаковали у Бендесена доктора Студитского и 12 казаков, причем, пока подоспела помощь, часть казаков и доктор были убиты; в сентябре неприятельские пехотинцы произвели ночное, правда безуспешное нападение на Хаджи-калу и Бендесен; в декабре 1,000 текинских всадников напала на 2,000-ный транспорт верблюдов и [399] угнала его в пески; подоспевшая полусотня отбила, однако, верблюдов обратно.

В виду этих нападений и для прикрытия этапных и складочных пунктов, учрежденных на обоих путях действий, в тылу были оставлены гарнизонами половина пехоты и кавалерии и около 18-ти орудий; остальные же войска должны были войти в состав отряда, назначенного для непосредственного вторжения в оазис. В конце октября начата была перевозка войск из г. Петровска и сосредоточение их в Вами. Не дожидаясь окончания этого сосредоточения, ген. Скобелев выступил с передовым отрядом, двигавшимся по-эшелонно, из Бами. Быстро были пройдены покинутые жителями аулы Арчман, Дурсун, Келат. Пункты эти были укреплены, снабжены запасами и в них оставлены гарнизоны.

31-го ноября без сопротивления занят был аул Егман-батырь, лежащий на ручье, у самой подошвы Копет-дага, в 13 1/2 верстах от Денгиль-Тепе, и там устроено укрепление, названное Самурским. Оно должно было служить исходным пунктом дальнейших действий. Отсюда должен был быть нанесен окончательный удар вековой независимости полудикого племени. Промежутком времени, пока к этому пункту стягивались с тыла войска, решено было воспользоваться для производства новых рекогносцировок. На точность данных, добытых летом, нельзя было уже полагаться; противник, конечно, не дремал; он, вероятно, воспользовался длинным периодом спокойствия, чтобы исправить упущения, усовершенствовать, а пожалуй и совсем изменить характер своей обороны. Поэтому было предпринято несколько рекогносцировок. Главная из них происходила 4-го декабря. Рано утром отряд, силою в 1,000 штыков и 450 сабель, при 16-ти орудиях, под начальством Скобелева, направился из Самурского вдоль подошвы гор к Янги-кале, кишлаку, лежащему в 2-х верстах от Денгиль-Тепе, ближе к горам. С холма последнего аула было замечено приближение отряда. Поднялась тревога. По сигнальному выстрелу из единственной пушки неприятельская конница, которая держалась близ аула Геок-Тепе (В 3-х верстах к северу от Денгиль-Тепе.), потянулась в пески, чтобы стать на фланге и атаковать тыл. Гелиограф немедленно передал известие об этом в Самурское, предупреждая коменданта быть осторожным. Между тем пешие и конные текинцы заняли южную опушку Янги-калы. [400]

Отряд развернулся и открыл по противнику ружейный и пушечный огонь. Затем, повернув на север, он направился вдоль западной стены Денгиль-Тепе, как будто ощупывая последний. Черные остроконечные бараньи шапки и длинные пики виднелись на стенах. Противник думал, что начинается штурм. Поровнявшись с холмом, отряд вновь остановился и стал шрапнелью обстреливать внутренность аула. Сверх того, для испытания действия навесного огня произведено было два залпа с 3,000 шаг. расстояния. Папахи быстро скрылись со стен. Кроки были сняты и отряд повернул обратно. Противник высыпал из аула и стал наседать на тыл и фланги. Всадники, подскакав шагов на 400, сбрасывали с крупов лошадей пехотинцев, и последние открывали огонь. Орудия поминутно снимались с передков и картечью отгоняли запальчиво наседавших; ариергардная рота отбивалась залпами. К вечеру отряд прибыл в Самурское. Кроме описанной, были произведены еще две рекогносцировки. Дав подробные сведения о западной стороне аула и приблизительные об остальных, они выяснили необходимость вести атаку на южный угол крепости, завладев предварительно Янги-калой; при подобном направлении атаки, тыл отряда, примкнутый к горам, отчасти обеспечивался этими последними от внезапных нападений многочисленной и неутомимой текинской конницы; сверх того, при подобном расположении, он владел истоками ручьев, текущих с гор и омывающих аул, стало быть был обеспечен, что противник не отведет на долго воду, напротив, — в случае надобности, сам имел возможность всегда ее отвести; далее, располагаясь у Янги-калы, отряд становился на пути неприятельского отступления к Асхабаду; наконец, прикрывал дорогу, ведущую от Денгиль-Тепе, по Джермабскому ущелью, к Буджнурду, куда еще в июне был командирован начальник штаба отряда, генерал-майор Гродеков, для закупки продовольствия, которое предполагалось доставить в лагерь. Единственное неудобство занятия Янги-калы заключалось в том, что путь сообщения, шедший на Самурское, очутился бы на фланге отряда и всегда подвергался бы опасности быть прерванным; неудобство это не было, однако, важно: многочисленная неприятельская кавалерия, вследствие своей быстроты и неуязвимости, всегда имела возможность обойти отряд и появиться у него в тылу; что же касается до пехоты, то, вследствие плохого огнестрельного вооружения и отсутствия в ней дисциплины и стойкости, появление ее вне крепостных стен, в [401] открытом поле, было бы даже желательно. Благодаря помянутым рекогносцировкам, стало, сверх того, известно, что теперь, как и летом, у текинцев нет артилерии и что они решили сосредоточить оборону в стенах крепости и, вероятно, не будут отстаивать Янги-калу слишком упорно.

Между тем, подобно разрозненным облакам, сгоняемым ветром в одну мрачную грозовую тучу, быстро стягивались к Самурскому русские войска, двигаясь с трех сторон: от Чекишляра, Михайловского залива и Хивы (Колонна полковника Куропаткина, силою в три роты, две сотни и два горных орудия, двигавшаяся от Хивы к Кизил-арвату, сделала в 18 дней 400 верст по пути, где в 1875 г. едва не погиб Маркозов.) к 19-му декабря успели сосредоточиться 38 рот, девять эскадронов и сотен, 67 орудий и два ракетных станка, — всего 4,000 штыков и 1,000 сабель. С этими силами и решено было завладеть на следующий день Янги-калой.

Перед штурмом, под прикрытием кавалерийского отряда, внезапно появившегося близ насыпи, лежавшей в трех верстах от Янги-калы, начальники частей на самой местности были ознакомлены с диспозицией, которая была прочтена на насыпи. Накануне же штурма офицерам была роздана инструкция, развивавшая взгляды командовавшего войсками на тактику, которой следовало держаться в бою с азиятскими полчищами, взгляды, выработанные на основании долгого и успешного опыта.

В ней говорилось, между прочим: «растянутый жидкий боевой порядок в Азии неуместен: неприятельская конница, на быстрых лошадях, постоянно угрожала бы растянутым линиям; пешие же толпы, хотя и не стройные, но многочисленные, воодушевленные и искусно владеющие холодным оружием, в рукопашном бою имели бы шансы на своей стороне. Поэтому в Азии всесилен сомкнутый строй. Итак, будем бить противника в этом строю меткими залпами и штыком, всегда страшным в руках людей, сплоченных дисциплиной и круговой порукой в одно могучее тело — колонну. Картечницы будут размещены непосредственно при войсках; остальная же артилерия — в резерве для сосредоточенного употребления в решительную минуту. Кавалерия вся — в резерве. Она действует осторожно и не должна вступать в бой с конницей противника, пока та не дрогнула. При атаках на нее нужна не быстрота, а сомкнутость. Преследование бесполезно. Против [402] нестройных же пеших неприятельских масс, наоборот, атаки кавалерии должны быть беззаветно решительны».

Кишлак Янги-кала (См. план первого рапорта ген. Скобелева.) лежит на правом берегу неглубокого арыка и состоит из разбросанных глиняных кал, окруженных садами. Берега арыка южнее Опорного слегка болотисты: они были наводнены. Штурмовать Янги-калу решено было двумя колоннами: правая, полковника Куропаткина, около 800 штыков, 200 шашек, 10 орудий и два ракетных станка (Восемь с четвертью рот, две сотни, 10 орудий и два ракетных станка.), должна была перейти ручей Секиз-яб, обойти противника и завладеть южной опушкой кишлака; левая, полковника Козелкова, около 1,000 штыков и 10 орудий (Восемь с четвертью рот, три команды и 10 орудий.), направленная на калу, названную впоследствии Опорным укреплением, часом позже предыдущей, предназначалась для атаки противника с фронта; общий резерв, под личным начальством командовавшего войсками, около 2,000 штыков, 750 сабель и 32 орудий (18 1/2 рот, семь эскадронов и сотен и 32 орудия.) должен был двигаться уступом за левой колонной, также на Опорное. Как видно, он составлял более половины всех сил. Подобное преобладание и уступное направление резерва были вполне основательны: против левого фланга боевого порядка лежал неприятельский укрепленный аул, переполненный защитниками; последние во всякую минуту могли ударить во фланг и далее тыл штурмующих; резерв, находившийся в той стороне, служа угрозой, сдерживал порывы противника. В обоз при главных силах назначены были инженерный парк и лазаретные фургоны. Для охранения Самурского было оставлено: две роты, две сотни и 19 орудий.

Утром 20-го декабря отряд выступил из Самурского. Правая колонна, предшествуемая авангардом и прикрытая справа двумя казачьими сотнями и ракетами, к 12-ти часам подошла к ручью, завладела холмами, лежащими на его берегу, переправилась по мосту, устроенному саперами, и переменила фронт к северу. 10 орудий, прикрытые пехотой, снявшись на холмах с передков, стали осыпать неприятеля шрапнелью; сотый двинулись правее пехоты, прикрывая фланг и угрожая охватить противника с тыла. Между тем левая колонна приблизилась к Опорному на 2,000 шагов. 10 орудий, выехав на позицию, стали обстреливать кишлак. Вскоре к ним присоединились еще 12 орудий, вызванные [403] из резерва. Последний расположился уступом за левым флангом. вне выстрелов, выслав к Маячной кале одну сотню для наблюдения за аулом. Было уже три часа. Мужество неприятеля, перекрестно осыпаемого гранатами, поколебалось; он не выдержал и стал отступать в аул, скрываясь в лощинах арыков. Тогда пехота обеих колонн бросилась на штурм и без потерь овладела неприятельской позицией. Для преследования были посланы две сотни из резерва; они попытались врубиться в нестройные толпы отступавших, но, встреченные шашками, должны были спешиться и открыть ружейный огонь.

В это время 22-х-пушечная батарея переменила фронт к аулу и осыпала шрапнелью отступавшие толпы.

Таким образом, кишлак был взят, благодаря лишь одному умелому употреблению артилерии. Завладев Янги-калой, отряд продвинулся вперед и расположился лагерем в 900 саженях от крепости, будучи обеспечен слева Опорным, справа кавалерийской калой и с тыла тремя другими калами. Вокруг лагеря немедленно вырыты были окопы. Левый его фланг заняла колонна Козелкова, правый-колонна Куропаткина: в центре расположилась вся артилерия; резерв — в тылу, за артилерией, кавалерия — в отдельном лагере, правее. Вскоре массы неприятеля вышли из крепости, намереваясь произвести нападение, но залпами пехоты и шрапнелью были прогнаны обратно. Ночь прошла тревожно: ждали нападения. Перестрелка не прекращалась.

Теперь, со взятием Янги-калы, явилась возможность, не особенно рискуя, исследовать восточную часть аула, до сих пор почти неизвестную, и окончательно выяснить вопрос — на какой пункт направить атаку. На следующее утро шесть сотен и эскадронов при двух орудиях, под начальством генерал-майора Петрусевича, направились из лагеря на север вдоль восточной стены. Конные и пешие толпы неприятеля вскоре окружили этот отряд. В лагерь стали доноситься залпы очевидно спешенной кавалерии. Положение ее было критическое. Генерал Скобелев немедленно двинулся на выручку вдоль западной стены с баталионом, — сотней и батареей. Обстреляв по пути внутренность аула, отряд этот отвлек на себя внимание противника, потом двинулся далее и, соединившись у кладбища с кавалерией, спокойно отошел назад.

Таким образом, благодаря шести отважным [404] рекогносцировкам, получены были весьма точные сведения об ауле и его защитниках (См. план 10-й рапорта генерала Скобелева.).

Стена этого аула, сравнительно с прошлым годом, была сильно увеличена в размерах. Она имела теперь 2 сажени слишком высоты и толщину: в основании 4 1/2 сажени и 3 сажени наверху. Верхняя площадка ее была увенчана двумя оборонительными стенками, в грудную высоту, наружной и внутренней; последняя назначалась для стрельбы, в случае прорыва внутрь крепости. В стенах было 15 выходов, которые прикрывались снаружи подковообразными насыпями, приспособленными для ружейной стрельбы. Стена была окружена сухим рвом от двух до трех сажен глубины и около семи аршин ширины. Внутри аула по прежнему возвышался насыпной холм, около семи сажен высотою, под прикрытием которого происходили совещания старшин. Все внутреннее пространство аула было заставлено кибитками (их насчитали впоследствии до 9,300); лишь вдоль стены и внутреннего рва был оставлен свободный проход, да от южного угла к холму и далее к воротам северной стены тянулась широкая улица. Вдоль восточной и западной стен, на близком друг от друга расстоянии, протекало восемь неглубоких арыков. К ближайшим арыкам прокопаны были изо рва глубокие ходы. Вокруг аула было разбросано множество укреплений, называемых калами и представлявших небольшой двор, обнесенный тонкою глинобитною стеною с одною или двумя сторожевыми башнями. В трех верстах к северу, в песках, лежал другой покинутый аул Геок-Тепе.

Итак, очевидно, что на описанной местности, перерезанной арыками, плотинами и низкими глиняными стенками и усеянной калами, противник мог оказать упорное сопротивление открыто наступающему отряду. Для защиты Денгиль-Тепе собрались жители всех пройденных аулов с женами и детьми, имуществом и продовольствием, а также воины Асхабада и Гяурса. Сверх того, Мерв прислал до 4,000 всадников. Носились слухи, что в борьбе против неверных принимают участие и хивинские иомуды. Общее число жителей аула определялось в 45,000, из коих 20,000 воинов; в боях, как и в прошлом году, принимали участие даже дети 14-ти и 15-ти лет. Защитники делились на отряды, групировавшиеся вокруг отважных предводителей. Оборона [405] каждой стены поручена была особому начальнику: восточной — Мурад-хану, западной — Ихти-сердарю. Во главе обороны стоял известный Тыкма-сердарь.

Вооружение текинской пехоты, особенно огнестрельное, было по прежнему, не смотря на обещания Англии, в плохом состоянии. Кроме гладкоствольных ружей, имелись у противника и наши берданки, захваченные в прошлую экспедицию, но, кажется, без достаточного количества соответствующих патронов. В текинской крепости на этот раз была и пушка, но она служила только для подания сигналов. Что касается нравственного состояния текинской пехоты, то, вследствие отражения предыдущего штурма, воодушевление ее достигло высокой степени: духовенство проповедывало, что доблестному текинскому племени суждено навсегда остановить удачное доселе наступление гяуров в мусульманскую Азию. Нельзя того же сказать о коннице. Она держалась в песках близ Геок-Тепе и по сигнальному выстрелу с холма должна была являться на фланг отряда, стараясь охватить его со всех сторон. Конница эта, при своей сравнительной многочисленности, быстроте и уменьи владеть холодным оружием, держась описанного способа действий, могла бы наносить нам серьезный вред; но ей, очевидно, совершенно не хватало организации и дисциплины. Часть ее занималась набегами на наши транспортные колонны и обыкновенно спасалась в пески при первых выстрелах; другая часть оставалась на месте и при отчаянных ночных нападениях, а также и при штурме, оказывала пехоте лишь слабое содействие.

Два вопроса теперь требовали решения начальника отряда: на какой пункт неприятельской позиции направить атаку и к какому способу действий прибегнуть для овладения неприятельской твердыней? Решение первого вопроса, намеченное уже ранее, не изменилось; напротив, к прежним основаниям присоединилось еще новое: южный угол был острее прочих и, ведя атаку на него, малочисленные сравнительно русские войска имели возможность охватить фланги противника и поражать его перекрестным огнем.

Что касается способа действий, то представлялось два решения. Можно было, не откладывая дела, поставить против стен аула многоорудийные батареи, пробить в стене бреши и, обстреляв их, а также и внутренность аула пушечным и ружейным огнем, послать войска на приступ. Был ли бы однако рационален подобный образ действий? Вести войска, лишь после кратковременной артилерийской подготовки, на штурм, во время которого им [406] пришлось бы вступить в рукопашный бой со многочисленным противником, искусно владеющим холодным оружием, и не только нравственно не потрясенным, но, напротив, твердо верующим в свою окончательную победу, — не значило ли бы совершенно не воспользоваться огнестрельным вооружением, знанием технических усовершенствований военного искусства, наконец преимуществами дисциплины, способствующей поддержанию нравственной силы на той же высоте, не взирая на всякие превратности войны? Действовать так не значило ли бы, заранее отказавшись от всех шансов, обеспечивающих победу, вверить судьбу экспедиции произволу случая, царящего при мало подготовленных штурмах?

Итак, оставалась осада, соединенная с безостановочным бомбардированием площади аула, почти совершенно открытой для действия огня.

Земляные работы должны были несомненно обременить людей, за то они почти без потерь приближали войска к стенам крепости на близкое расстояние, которое при штурме можно было быстро пройти, не теряя от огня. При осаде, сверх того, нашла бы себе обширное и полное применение многочисленная и разнообразная артилерия, находившаяся при отряде, — около 85-ти орудий и картечниц. Далее из передовой траншеи можно было взорвать стену миной, для чего имелось 150 пудов свободного пороха. Медленное, но безостановочное и грозное приближение к стенам крепости роющихся, подобно кротам, войск, постоянное обстреливание аула градом пуль, шрапнелью и бомбами постепенно угнетали бы воодушевление противника, заставляя его отказаться от веры в непобедимость; неожиданный же взрыв стены должен был в конец его потрясти.

Изложенные доводы были вески, и генерал Скобелев решился на осаду.

Для обеспечения правого фланга осадных работ, 22-го декабря были заняты без боя две калы: Ольгинская и Правофланговая; в них оставлены гарнизоны, а в последней, по ее отдаленности, устроена, сверх того, гелиографная станция. В тот же день была произведена рекогносцировка курганчи и садов, известных потом под именем Петрусевича, лежащих против северо-восточного угла крепости. В курганче захвачены склады фуража: юнджи и джугуры. Массы неприятеля вышли вскоре из аула, и рекогносцировочный отряд отступил обратно.

Осадные работы начаты были на рассвете 23-го декабря. Чтобы [407] отвлечь от них внимание и силы противника, произведено было нападение на наиболее чувствительный пункт неприятельской позиции, путь отступления в Асхабад. Пять эскадронов и сотен при двух горных орудиях, под начальством генерал-майора Петрусевича, двинулись рано утром из Правофланговой к курганче и садам. Сильный туман окутывал окружающую местность непроницаемым покровом... Кавалерия медленно наступала, прикрывши правой фланг полусотней, направленной в обход садов. Подойдя к мосту, через Великокняжеский ручей, ведущему к воротам курганчи, генерал Петрусевич спешил переднюю сотню и через ворота ворвался внутрь. Текинцы устроили там засаду. Из-за стен, разделявших курганчу на несколько частей, раздался внезапный залп. Генерал Петрусевич упал с лошади тяжело раненый. Противник, скрытый в садах, бросился в шашки. На выручку атакованных кинулась, спешившись, вся остальная кавалерия; взвод же артилерии снялся с передков и открыл огонь по садам... Завязался рукопашный бой. Тело Петрусевича переходило из рук в руки. Положение кавалерии было рискованное. Но близка была помощь. На выстрелы спешили из Правофланговой и из лагеря несколько рот и батарея. Пехота заняла южную опушку садов, и под ее прикрытием кавалерия отступила.

Описанная демонстрация, отвлекши силы противника, несомненно была полезна, но, с другой стороны, нельзя не признать, что она была ведена слишком рискованно. Не подготовив успеха атаки, ни ружейным, ни артилерийским огнем, не узнав даже — обороняется ли курганча, окруженная весьма пересеченною местностью, кавалерия опрометчиво кинулась в рукопашный бой. Нужно заметить, что самый состав отряда не соответствовал ни характеру местности, ни цели действия: если бы к садам послана была пехота и артилерия, то одним обстреливанием и одной угрозой нападения они отвлекли бы для защиты садов еще более значительные неприятельские силы.

Кавалерия потеряла убитыми и ранеными 72 человека, но тяжесть неудачи заключалась, главным образом, в гибели распорядительного и предприимчивого генерала, хорошо изучившего край, и в том, что в самом начале осады случился факт, воодушевивший противника. Между тем в 300 саж. от южного угла аула заложена была первая паралель (См. план 3-й рапорта генерала Скобелева.). Будучи до 800 саж. длиною, [408] она направлялась от Великокняжеского ручья до Туркестанской воды, распространяясь и за эти арыки. В ночь на 28-е, в 150 саж. от первой, была заложена и вторая паралель, длиною 300 саж. Она начиналась у Великокняжеского же ручья и шла до половины расстояния между этим ручьем и Туркестанскою водою. Высота насыпи была около 4 фут., толстота около 3 1/2 фут.; наверху ее для прикрытия стрелков были устроены бойницы из мешков, насыпанных землею. В пять промежуточных ночей были, сверх того, исполнены следующие работы: вырыты ходы сообщения, один со стороны лагеря вел к первой паралели, пересекал ее и направлялся далее к середине второй; здесь же оканчивался другой ход сообщения, который шел от правого фланга первой паралели. Длина траншейных работ, оконченных в эти пять дней, простиралась до 372 верст. Сверх того, для обеспечения флангов осадных работ было построено три редута: один, так называемый Ставропольский, — на оконечности левого фланга и два — на правом фланге, № 1-го — почти на его оконечности и № 2-го — вблизи левого берега Туркестанской воды. Каждый редут охранялся ротою пехоты и двумя горными орудиями. Для обстреливания аула и окружающей местности были возведены следующие батареи: в первой паралели — две анфиладных, каждая на четыре орудия, на правом и на левом флангах; они поражали продольно западную и восточную стены; картечная, № 4-го, на две картечницы, для отражения вылазок в средине паралели; правее ее — батарея № 6-го, на два горных орудия, для действия по внутреннему пространству аула; во второй паралели: на правом фланге — батарея № 5-го, на три мортиры, для навесного действия по аулу, и в центре — батарея № 3-го, на пять девятифунтовых пушек, для обстреливания так называемой Великокняжеской позиции. Таким образом по аулу действовали пока только 26 орудий, т. е. более 1/3 состоявших при отряде. В Правофланговой кале, Опорном, Янги-кале и редуте № 1-го для передачи известий и приказаний были устроены гелиографные станции, зеркала которых поминутно сверкали, переговариваясь между собою и с Самурским.

Все перечисленные земляные работы велись под непосредственным наблюдением начальника инженеров, подполковника Рутковского, в распоряжение которого назначалось ежедневно с вечера от 12-ти до 21-й роты, т. е. от 1,250 до 2,100 человек рабочих, или от 1/3 до 1/2 всего отряда. Значительная, часть последнего составляла, сверх того, траншейный караул, [409] прикрывавший рабочих, так что весь расход на работы, особенно ночью, зачастую простирался до 3,000 человек, т. е. до 3/4 пехоты отряда. Для охранения же лагеря оставались только семь рот (800 штыков), да в Опорной и Правофланговом находилось по одной роте.

Потери отряда на работах были ничтожны: в среднем, за все время осады, они ограничивались одним убитым и семью ранеными ежедневно. Но за то они страшно изнурили людей, так как общее протяжение паралелей не соответствовало численности отряда. Возвращаясь на отдых, люди часто не могли им воспользоваться: ежедневно приходилось отправляться на фуражировки по асхабадской дороге и в Джермабское ущелье и сопровождать в Самурское транспорты; ночью, отдыхая в лагере, люди всегда были наготове выступить на поддержку войск в траншеях: «отдыхать теперь, — как говорил генерал Скобелев, — имели право только мертвые...» Мундиры и белье изорвались, обувь истопталась, лица почернели: некогда было смыть приставшей земли.

Так провели войска праздник Рождества. В полночь по аулу всеми орудиями дан был залп; утром 26-го еще два залпа... С самого начала работ из траншей по стенам аула открыта была безостановочная ружейная стрельба, не прекращавшаяся и ночью. Артилерия же в начале осады почти безмолвствовала: в снарядах чувствовался недостаток; их берегли к решительной минуте. Неприятель, тем не менее, почти исчез со стен.

Оценив по достоинству свое сравнительное искусство во владении холодным оружием, не без основания надеясь, что в рукопашном бою своею массою ему удастся задавить немногочисленный русский отряд, противник с нетерпением ждал штурма. Он обманулся в своих ожиданиях и, напротив, увидел, что вблизи южного угла появились какие-то неизвестные ему дотоле длинные насыпи, из-за которых непрерывно жужжали пули, свистели гранаты и шипели бомбы — эти «кошки», как прозвали их текинцы. Насыпи все более и более приближались к главному пункту обороны и грозили охватить его кольцом смертоносного огня. Вскоре текинцы стали догадываться о грозной цели осадных работ. За холмом собрались на совет их главные предводители, и на этом совете решено было обратиться к внезапным ночным вылазкам, когда темнота лишала гяуров возможности употребить в дело наиболее страшное для текинцев оружие и перемещала шансы борьбы на их сторону.

День 28-го декабря прошел спокойно. Стемнело. Часть [410] рабочих и сапер была уже на работах впереди второй паралели. В это время массы текинцев, пользуясь темнотой, неслышно вышли из крепости и незаметно сосредоточились на пространстве между Великокняжеской позицией и крепостною стеной (См. план 4-й рапорта генерала Скобелева.). Внезапно раздался оглушительный, зверский вой, гиканье, крики «Алла!» и не успели еще рабочие отступить в паралель, как были изрублены. Текинцы явились на вылазку с подвязанными полами халатов, с засученными рукавами, вооруженные только шашками и пиками. Впереди шли бойцы, отчаянный и сильный народ, за ними санитары, на обязанности которых лежало уносить тела убитых правоверных с поля сражения; в тылу следовали «аламанщики», т. е. грабители, большею частью юноши 14-ти или 15-ти лет, которые весьма быстро обирали наших убитых, снимая с них патроны и унося оружие. Главный удар был направлен на правый фланг осадных работ, на мортирную батарею и редут № 2-го. Нападение было неожиданно. Из-за паралелей раздались торопливые выстрелы, но текинцы были уже у траншей. Как тигры прыгали они на насыпь и сверху рубили наши войска, стоявшие во внутреннем рву, в невыгодном положении. Прислуга на мортирной батарее была на половину перебита. Редут взят. Оборонявшая его 14-я апшеронская рота почти вся изрублена. Тут погибли: командир баталиона, командир роты, младший офицер, знаменщик и асистент. Подобная же участь грозила и защитникам ближайших Траншейных участков... Но помощь уже подоспела. При первых выстрелах от Ольгинской калы, где был резерв правого фланга, на выручку атакованным полковник Куропаткин двинул шесть рот, — в то время, как вся артилерия, стреляя поверх своих, осыпала противника шрапнелью. Не более как через 10 минут неприятель был опрокинут штыками и рассеян залпами. Он бежал обратно в аул, оставив на поле битвы около 100 тел, но захватив апшеронское знамя и одно горное орудие.

Одновременно текинцы четыре раза атаковали Правофланговую калу, но, встреченные залпами и огнем картечниц, были отражены.

По отражении нападения войска снова были выведены на работы. Неприятель снова произвел вылазку. По ее отбитии рабочие были снова выведены и все-таки окончили заданный на ночь урок.

На следующий день лагерь войск, отстоявший от первой паралели на 600 саж., был перенесен на полверсты вперед: [411] обстоятельства показали, что он находился слишком далеко, и в ночное время, при внезапности вылазки, войска, в нем расположенные, не могли своевременно поддержать траншейные караулы.

Потери отряда простирались до 120 человек, причем только 1/4 была ранена, остальные убиты. Эти потери, отчаянное мужество, обнаруженное противником, наконец воспоминание о прошлогоднем неудачном штурме понизили нравственное состояние войск. Чтобы поднять его, чтобы отчаянной смелости вылазки противопоставить равномерную отвагу, а также стойкость и упорство в достижении цели и этим поколебать воодушевление, все возраставшее среди защитников крепости, генералом Скобелевым решено было в следующий же день штурмовать, так сказать, на глазах у целого аула Великокняжескую позицию, состоявшую из трех небольших укреплений и лежавшую в 50-ти саженях от стены (См. план 5-й рапорта генерала Скобелева.). Независимо от нравственных выгод, это предприятие представляло выгоды и материальные: при удаче оно сокращало время осады, сразу приближало работы на самое близкое расстояние к аулу и предоставляло в руки отряда целую трупу укреплений, которые, при достаточном гарнизоне, служили бы надежным оплотом против вылазок неприятеля, направленных на правый фланг; короче, предприятие это клало прочное основание для дальнейшего наступления.

Непосредственный штурм позиции возложен был на колонну полковника Куропаткина силою около 2,000 штыков. (Всего 15 1/2 рот и две команды), к колонне придана была полурота сапер и команда моряков с динамитными патронами. Артилерия должна была подготовить штурм: восемь орудий стали за Ставропольским редутом для продольного обстреливания восточной стены аула, рва перед нею и атакуемой позиции; 20 орудий, прикрытые с наружного фланга двумя эскадронами и одною сотней, расположились за Ольгинским ручьем, паралельно восточной стене, для обстреливания внутренности аула и фронта Великокняжеской позиции. Пехотный резерв, силою около 1,000 штыков (девять рот), под начальством командующего войсками, стал между Ольгинским ручьем и редутом № 1-го (За правым флангом первой паралели.).

В два часа пополудни 54 орудия (28 из резерва и 26 осадных) начали концентрически громить внутренность аула. Через [412] полчаса половина орудий переменила цель и стала перекрестно поражать противника, занимавшего атакуемые укрепления и наружный ров аула. В три часа части, назначенные для штурма, вышли из-за траншей правого фланга и с распущенными знаменами и музыкой, предшествуемые стрелками, двинулись на приступ. Неприятель открыл со стен и из-за укреплений меткий и частый огонь. Однако безостановочное и удачное действие многочисленной артилерии потрясло его и не допустило выйти из крепости на поддержку защитников передовой позиции. Последняя в пять часов была взята. Под жестоким огнем со стен, калы, наполовину разрушенные гранатами, были приведены в оборонительное положение: проделаны бойницы, заделаны пробоины и обвалы; все три укрепления связаны друг с другом траншеями, а на башне Охотничьей калы устроен наблюдательный пост; в калах поставлены гарнизонами: в Большой — ширванский баталион, в Охотничьей — охотничья команда, в Туркестанской — пехота и артилерия туркестанского отряда — три роты с двумя горными орудиями. Ночью от занятой позиции проведен был ход сообщения к левому флангу второй паралели.

Штурм обошелся отряду в 70 человек, из коих 1/4 убитыми.

Возмездие это, последовавшее так быстро за ночным нападением, не поколебало однако текинцев. 30-го ночью они снова произвели вылазку (См. план 6-й рапорта генерала Скобелева.). Еще вечером с наблюдательного поста на Охотничьей кале получено было известие, что противник собирается во рву восточной стены. Таким образом нападение ожидалось на правый фланг. Для поддержания его и для действия во фланг вылазки к редуту № 1-го Посланы были два эскадрона, одна сотня и два орудия. Было уже 11 часов ночи. Текинцы, обманув ожидания осаждавших, неслышно сосредоточились у ретраншамента и редута и в то время, когда наша позиция тяжело дремала одним глазом, обратив другой к правому флангу, тихо прокрались вдоль ручья Опорного и стремительно ударили на левый фланг. Они внезапно появились у оконечности второй паралели, у Ставропольского редута и даже у лагеря. Нападение на последний было отражено почти без потерь залпами баталиона, выстроившегося в одну линию. Не то было впереди, куда направлен был главный удар. Редут был взят. Рота Закаспийского баталиона, его защищавшая, наполовину изрублена и отступила вместе с другой ротой того же [413] баталиона, занимавшей соседнюю батарею. Текинцы стали уже увозить два горных орудия, бывших в редуте. В это время из лагеря и из траншей подоспели на выручку три роты, взвод артилерии и полусотня. Редут был взят обратно: одно из горных орудий отбито. Неприятель поспешно отступил, увозя другое (Вместе с орудием противнику достались и горные гранаты. По их образцу текинцы отлили несколько экземпляров и даже приделали свинцовую оболочку, но неудачно, и, произведя несколько выстрелов, попортили орудия.).

Артилерия открыла тогда по крепости огонь и не прекращала его до рассвета. Противник вышел из крепости и атаковал вторично; но нападение его было повсюду отбито. Отряд лишился 150 человек, из коих около 1/3 убитыми.

События этой ночи заставили перенести лагерь непосредственно в первую паралель: находясь, правда, под выстрелами со стен, он был за то прикрыт там от вылазок как с фронта, так и с флангов и, сверх того, не требовал теперь для своего охранения особого гарнизона. Пространство лагеря было сужено на половину: он простирался теперь лишь от хода сообщений до Туркестанской воды. Фронт и фланги его занимала пехота, имея в промежутках артилерию; тыл-кавалерия, также с артилерией по средине; внутри находились: инженерное депо, интендантский и артилерийские склады, «Красный Крест», казначейство, контроль и почтовое отделение. Со всех сторон возвышались окопы, внутри насыпаны были траверсы. Кибитки были углублены и окопаны снаружи землею. Вблизи устроена гелиографная станция.

Уже кавалерийская демонстрация, сопряженная с большой потерей, послужила началом нравственного колебания и сомнений в успехе экспедиции; теперь же, когда отряд в две ночи потерял около 300 человек, из коих почти половину одними убитыми, когда противнику удалось захватить два горных орудия и даже знамя, когда он обнаружил невиданное упорство сопротивления и доблестное презрение к смерти, — теперь большинству, состоявшему, как и всегда, из людей, быстро поддающихся мимолетным впечатлениям и к тому же ослабленных физически неустанными трудами и недостатком отдыха, — этому большинству стало казаться, что не существовало никаких особенно благоприятных шансов, чтобы и эта экспедиция не оказалась столь же неудачной, как и предшествовавшая. Но начальник отряда не допускал подобных сомнений в успехе предприятия: он был уверен, что его энергия, [414] равно как и доблесть русского солдата, преодолеют все препятствия и в конце-концов победят.

Между тем для обеспечения отряда от вылазок были приняты надежные меры. По первоначальному плану осады предполагалось овладеть Мельничной калой и распространить траншеи до этой калы: теперь, для большого сосредоточения сил, решено было ограничиться на левом фланге Великокняжеским ручьем и вести осаду на будущее время только из центра, от Охотничьей калы. Для этого достаточно было восьми рот, которые и были отданы в распоряжение полковника Куропаткина, начальствовавшего центром осады. На правом и левом флангах осады, в первой и второй паралелях, оставлены были лишь траншейные караулы. Таким образом резерв, расположенный в лагере, оказалось возможным увеличить до 1,800 штыков, 750 сабель и 30-ти орудий (Всего 16 рот, семь эскадронов и сотен.). Для обозрения местности и уведомления о вылазках, решено было посылать ночью кавалерийские разъезды, которые должны были направляться от Правофланговой калы на Ольгинскую, далее на Янги-калу, Опорное, Ставропольский редут, к западной стене аула и обратно.

Траншейным караулам приказано было располагаться на ночь не во рву, а за рвом, имея его впереди себя: при подобном расположении, неприятель, атакуя войска, должен был преодолевать под огнем два препятствия — насыпь и ров.

Профиль Ставропольского редута была значительно усилена, а впереди вырыты волчьи ямы. Траншея, соединявшая его с первой паралелью, обращена в горизонтную батарею с 16-ю амбразурами. От левой оконечности редута до Великокняжеского ручья была вырыта траншея. Впереди второй паралели насыпана полупаралель с батареей на три мортиры на оконечности и заложена третья паралель; их фланги соединены между собою и с первою паралелью траншеею. Таким образом позиция постепенно стала неуязвимой. В то же время укреплялся и центр осады: Большая кала была соединена ходом сообщения с правым флангом второй паралели; позади помянутой калы устроен плацдарм на две роты и она соединена траншеей с Охотничьей; на наблюдательной башне поставлены ракетные станки для освещения ночью подозрительных пунктов ракетами; у плотины Великокняжеского ручья, вблизи Охотничьей калы, вырублены деревья, мешавшие обстрелу; ночью, под выстрелами изо рва и со стен и под угрозою неприятельской [415] вылазки занят загон, находившийся впереди Охотничьей, и плотина, и немедленно приспособлены к ружейной обороне; загон превращен в редут под названием Ширванского и гарнизоном туда назначены охотники (Во время занятия загона, в ночь с 3-го на 4-е января, неприятельские массы, воодушевляемые предводителями, пытались произвести вылазку: наиболее храбрые текинцы появлялись изо рва, размахивая шашками, но, встреченные огнем почти в упор, скрывались обратно. В самый разгар огня впереди войск появился Скобелев. Он прошелся перед их фронтом, останавливаясь на самых опасных местах и говоря: «молодцы ребята; неприятель дрянь!» В ответ гремело «ура!».).

Всего к 4-му января было вырыто около шести верст траншей. В этот день с наблюдательной башни, зорко следившей за аулом, получено было донесение, что неприятель в большом числе спускается в ров и что, вероятно, предстоит новая вылазка. Войска немедленно были предупреждены. Между тем солнце скрылось за горизонтом. Луна еще не появлялась. Наступила временная темнота. Было около семи часов. В это время на левом фланге раздались одиночные выстрелы, а затем торопливые залпы. Неприятель появился (См. план 8-й рапорта генерала Скобелева.). Немедленно двинут был туда резерв и вылазка отражена; только самые отчаянные дошли до траншей и легли на штыках ставропольцев, встретивших их, стоя за рвом. Противник побежал, бросая оружие. Вылазка против центра была более стремительна. Не успели часовые крикнуть «неприятель!» как текинцы окружили уже Ширванский редут: последний потонул в море бараньих шапок, торопливо отстреливаясь. Дым от выстрелов совершенно скрыл редут и судьба его казалась сомнительной. В то это время текинцы бросились и на плотину. Вскакивая на насыпь, они могучими руками хватали штыки и наносили смертельные удары шашками. Полковник Куропаткин в это время был в кибитке генерала Скобелева. Впопыхах прибежал он в Большую калу и во главе резерва бросился к плотине. Неприятель, отбитый залпами сначала от плотины, а затем и от редута, скрылся во рву, открыв по позиции сильный огонь. Отряд потерял 70 человек: 1/7 убитыми, 6/7 ранеными.

Вылазка эта была последним приливом энергии и мужества противника. Он, правда, и в следующую ночь пытался атаковать левый фланг осадных работ и стал подползать к траншеям, но, вовремя встреченный залпами, был остановлен так далеко, что даже резервы не были потребованы. Вообще вылазка 4-го [416] января была поворотным пунктом в ходе осады. Медленное, но настойчивое приближение отряда к неприятельским стенам, которое не остановили неоднократные отчаянные вылазки; малые сравнительно потери во время последней из них, указывавшие на постепенное ослабление энергии в противнике, убедили войска, что течение осады идет вполне правильно. Нравственное состояние их стало быстро возвышаться: опасения, господствовавшие в первый период осады, исчезли; явилась уверенность в окончательной победе. Не то было в ауле. Напрасно предпринимали текинцы внезапные и смелые вылазки; напрасно, бросаясь на траншеи, они призывали имена святых и пророков: стойкости русских войск сломить они не могли; эти войска все более и более приближались к стенам аула. Самый аул, представлявший внутри голую площадь, не имевшую никаких закрытий, густо уставленную кибитками и переполненную населением, жестоко страдал от пуль, гранат и бомб. Внутри аула не было безопасного убежища: снаряды падали везде, повсюду разнося смерть. Постоянно раздавались вопли женщин, детей и стоны раненых. Энергия стала падать; убеждение, что Аллах спасет своих верных сынов от посрамления, стало колебаться: тщетно предводители звали гарнизон на вылазки, тщетно муллы, обещая вечное блаженство, воодушевляли защитников, — последние бранью отвечали на все убеждения. Повиновения более не было. Возникли раздоры. Мервская конница, ссылаясь на необходимость приступить к полевым работам, еще ранее ушла к родным очагам; за нею двинулись жители Асхабада и Гяурса. Но в ауле были еще свинец, порох и хлеб, и, хотя покинутые союзниками, жители хотели еще защищаться.

6-го января небо с утра покрылось тучами, а вечером разразился ураган. Ветер разметывал непокрытые дерном траншеи и с места на место переносил целые облака пыли; последняя слепила глаза. Настал непроницаемый мрак... Войска стояли под ружьем в тревожном состоянии. В траншеях раздавались залпы и поминутно поднималась фальшивая тревога. Порывы ветра доносили из аула лай собак и какие-то глухие крики. Генерал Скобелев несколько раз прошелся по траншеям, но, видя, что его присутствие бесполезно, что в такую ночь немыслимо управлять войсками, вернулся в кибитку и, утомленный, заснул в кресле. Через несколько часов буря утихла. На следующий день было устроено кратковременное перемирие. Трупы, оставленные текинцами вблизи траншей после вылазок, разлагались, заражали [417] воздух и грозили породить эпидемию. Утром по траншеям пронесся сигнал «отбой»; стрельба прекратилась; на Туркестанской кале выкинут был белый флаг, а из Ширванского редута стали кричать текинцам, что стрелять не будут и чтобы они выходили убирать трупы. Стены постепенно покрылись черными папахами. Между солдатами и текинцами завязался вскоре мимический и шутливый разговор. В первый раз со времени осады над позициями воцарилась какая-то странная тишина; в первый раз, быть может, сердца противников смягчились. С обеих сторон вышло по три депутата: они уселись по восточному на нейтральной почве и завязали переговоры. Последние не привели ни к чему: текинцы отвечали отказом на предложения и о сдаче аула, и об уборке тел. Когда текинцы ушли со стен, стрельба возобновилась. Между тем генерал Скобелев по траншеям дошел почти до стены и осмотрел последнюю.

Осадные работы в центре все подавались вперед (См. план 9-й рапорта генерала Скобелева.). По отражении вылазки, 4-го января, с Ширванского редута и с конца плотины двинулись навстречу друг другу две перекидные сапы; к утру они сомкнулись, и когда в голове их была построена Овальная траншея, двинулись далее; вскоре они придвинулись к самому почти рву. В то же время охотниками измерено было расстояние до рва, его ширина и глубина, что было необходимо для составления проекта минных работ. 6-го, под прикрытием Овальной траншей, вырыт был минный спуск и начата минная галерея, вышиною 4, а шириною 3 1/2 фута; по твердости грунта обшивки досками она не требовала и подавалась вперед на 4 фута в час, слегка склоняясь к крепости, чтобы быть на 2 сажени ниже основания стены. Для освежения воздуха у спуска установлен был вентилятор, посредством кожаного рукава, проведенного в галерею, и махового колеса вдувавший свежий воздух. Для прикрытия минных работ впереди Овальной траншеи устроена была головная саперная траншея, а для склада материалов в тылу — саперный редут. Между тем продовольственные запасы в лагере стали истощаться: мяса уже не было; люди питались консервами. В то же время с тыла стали приходить тревожные известия о том, что среди покорных нам текинских племен начинаются волнения; что они ждут только нашей неудачи, чтобы восстать Необходимо было торопиться. Стали готовиться к штурму. [418]

Впереди Охотничьей калы была устроена батарея на 10 мортир, а на левом фланге второй паралели — на 12 орудий для пробивания бреши в западной стене. Будучи вооружена, эта батарея открыла пробную стрельбу и через два часа уже в стене был произведен обвал, немедленно заделанный противником. Позади левого фланга третьей паралели построены были ложементы для укрытия штурмовых колонн, а для перехода их через Великокняжеский ручей, впереди той же паралели, — мост; через все паралели устроены широкие проезды к Великокняжеской позиции и к артилерийской бреши: сверх того, заготовлены штурмовые лестницы, туры и фашины (До 50-ти штурмовых лестниц, до 300 туров и до 2,000 фашин.).

9-го января все надземные работы были окончены и штурм назначен на 10-е. Сломался, однако, вентилятор и минные работы остановились (Генерал Скобелев, торопя минеров, обещал по 100 руб. на каждого из них и несколько георгиевских крестов на всех: работы не были, тем не менее, окончены к назначенному сроку.); по его исправлении они вновь стали энергично продолжаться и 11-го утром минная галерея была окончена. Она разветвлялась под стеной на три рукава, которые имели каждый по каморе. Ночью приступили к заряжению камор 72-мя пудами пороха. Вскоре к взрыву мины все было готово. Что же касается бреши, то, для подготовки стены к более легкому ее пробитию, в ночь накануне штурма к подкове у южного угла аула были посланы охотники с пироксилиновыми и динамитными патронами. Они вырыли в стене каморы; забили последние четырьмя пудами взрывчатого вещества, которое и взорвали.

Генерал Скобелев, следивший за предприятием из третьей паралели, крикнул «ура», подхваченное войсками: оно разнеслось по траншеям. Войска долго не могли уснуть: ожидание штурма привело их в тревожное состояние.

Силы отряда ко дню штурма несколько возрасли: с операционных линий было притянуто к аулу все, в чем там не представлялось крайней надобности. Отряд заключал в себе: 5,500 штыков, 850 сабель, 85 орудий и восемь ракетных станков.

Штурм был назначен на 12-е января, которое приходилось в понедельник — как известно, день тяжелый. Начальник отряда вначале хотел перенести его на 13-е, но вспомнил, что последнее число считается в кавказской армии днем несчастия (13-го постигла ее неудача под Зивином, 13-го же турки захватили [419] Кизил-тапу), а далее откладывать штурм генерал Скобелев не хотел; поэтому он окончательно остановился на 12-м; запрещено было, однако, говорить солдатам, что 12-го приходится понедельник. Накануне штурма была отдана диспозиция, начинавшаяся словами: «Завтра имеет быть взят главный вал крепости у южного угла».

Штурму должны были предшествовать демонстрация и бомбардирование. Сигналом же его назначался взрыв мины. Штурмовать угол предполагалось через обвал и брешь двумя колоннами (См. план 10-й рапорта генерала Скобелева.). Колонна полковника Куропаткина, силою 1,400 штыков при шести орудиях и двух ракетных станках, должна была быстро завладеть обвалом и частью стены вправо; колонна Козелкова, около 1.000 штыков при трех орудиях, — артилерийскою брешью. При удаче обе колонны должны были немедленно укрепиться на занятых пунктах и войти между собою в связь. Третья колонна, подполковника Гайдарова, около 600 штыков и 150 сабель при десяти орудиях и пяти ракетных станках, назначалась для демонстрации: она ранее других должна была начать наступление от Опорного на Мельничную калу, завладеть последней, привлечь на себя внимание противника, а затем во время общего штурма обеспечивать колонну Козелкова от удара во фланг и тыл. Остальные силы, около 2,000 штыков при 24-х орудиях, под непосредственным начальством генерала Скобелева, назначались в резерв.

Колонны должны были собраться к 7-ми час. утра: правая — на Великокняжеской позиции; средняя на левом фланге 3-й паралели в ложементах; демонстративная — у Опорного; общий резерв — у Ставропольского редута. Гарнизонами были оставлены в трех калах: Правофланговой, Ольгинской и Опорной, по полусотне, с орудиями; в редутах и на батареях правого фланга осадных работ — Закаспийский местный баталион и 9 орудий.

Первоначально, как видно из диспозиции, предполагалось лишь занять южный угол и укрепиться в нем; поэтому кавалерия, назначенная в резерв и правую колонну, была спешена, чтобы иметь возможность поддержать остальные войска в рукопашном бою на стенах: «в бою нет лишнего баталиона».

Вечером, 11-го, небо было покрыто тучами, шел дождь; глинистый грунт размяк и стал вязок, — идти на штурм было бы трудно. Ночной ветер очистил, однако, пасмурное небо и почва [420] подсохла. Наступило утро рокового дня. Войска стояли уже на местах. На Ставропольском редуте развевался императорский штандарт, ткань которого колотилась о древко. С передних траншей доносились редкие выстрелы охотников, на остальной же позиции царствовало грозное, до времени сдержанное молчание. Неустанные труды в течение 20-ти дней, тревожно проведенные ночи, постоянная опасность, ежеминутное ожидание смерти, подобно мрачному призраку витавшей над каждым, привели войска в нервное состояние, требовавшее штурма, как исхода. Сомнений в успехе не было.

В 7 час. колонна Гайдарова начала медленное наступление на Мельничную калу. Восемь орудий выехали на позицию и гранатами стали разбивать южную стенку калы. Удары, относимые ветром, едва долетали до траншей; тем не менее, к Мельничной кале было приковано общее и напряженное внимание. По обеим сторонам батареи наступал Самурский баталион, в строю по-ротно, в две линии, предшествуемый цепью стрелков и охотников. На левом фланге пехоты следовали полторы сотни и горный взвод. Вскоре стены калы были разбиты и защитники осыпаны шрапнелью и градом пуль. Тогда охотники и три роты двинулись на штурм. Около 8-ми часов неприятель отступил; кала была занята, немедленно приведена в оборонительное положение и там поставлено пять ракетных станков. Текинцы обстреливали калу с редута, стен и ретраншамента жестоким огнем, а их конные партии появились на левом фланге. Батарея осталась на прежней позиции, посылая шрапнель правее и левее калы.

В 7-же часов открыла огонь и 12-ти-орудийная брешь-батарея. Для содействия ей назначены были из общего резерва еще 18 орудий, расположившихся у Ставропольского редута. Эти 30 орудий безостановочно посылали гранату за гранатою в разрыхленную ранее часть стены. Напрасно неприятель усиливался исправлять повреждения, напрасно осыпал он брешь-батарею пулями, — через три часа пролом был готов. Тогда артилерия переменила снаряд и стала действовать по бреши шрапнелью, поражая появлявшихся из-за стены защитников. Приближалась грозная минута. Ген. Скобелев, несколько бледный, но спокойный, послал с Ставропольского редута на Великокняжескую позицию ординарца, с приказанием взорвать мину. Все напряженно ждали. В 11 час. 20 мин. прокатился слабый подземный гул, раздался взрыв, и глыбы глины, окруженные тучей песку и пыли, с [421] легким шумом поднялись высоко над текинской стеною и грохнули обратно на землю.

Нервное «ура», постепенно усиливаясь, понеслось по траншеям, и колонны кинулись на штурм. Тогда же артилерия переменила цель, и 70 орудий стали громить северную часть аула.

Полковник Куропаткин разделил свою колонну для штурма на три части: одна должна была овладеть обвалом и укрепиться на нем; другая — занять соседние кибитки; третья, помещаясь в Туркестанской кале, Ширванском и Саперном редутах, назначалась для обеспечения тыла и правого фланга первых, служа им в то же время резервом.

Обрушившийся обвал засыпал массу защитников; глыбы земли, долетев до плотины, задавили даже несколько десятков охотников, лежавших там. Еще пыль не рассеялась, как охотники и три ширванские роты стремительно кинулись вперед с криком «ура». Текинцы, хотя и потрясенные, опомнились, однако, и встретили колонну метким огнем и камнями со стен, а копьями и шашками на обвале. Много офицеров и солдат упало, не добежав до рва. На обвале завязался упорный рукопашный бой. На поддержку штурмующим были двинуты еще две роты. Через 10 минут обвал и части стены вправо были в их руках.

Наконец-то войска увидели внутренность аула. Пред ними расстилалось огромное пространство, сплошь уставленное кибитками. Среди последних возвышался вдали холм, к которому вела широкая улица. Эта улица и внутренний ров вдоль стены были загромождены разноцветною толпой защитников, потрясавших шашками. Среди них поминутно разрывалась шрапнель, распространяя ужас. Над аулом стоял какой-то гул, смешанный из зверских криков, воплей отчаяния и стонов раненых.

Саперы между тем торопились увенчать обвал окопами; артилеристы, напрягая усилия, на руках втаскивали туда горные пушки. Тогда-то часть войск, спущенная с обвала, овладела ближайшим рядом кибиток, а рота, посланная из резерва, с боя заняла ближайший наружный траверс, из-за которого текинцы поражали штурмующих боковым огнем и пытались даже ударить во фланг.

В это время средняя колонна боролась еще на бреши.

Когда раздался взрыв, 4-й апшеронский баталион, потерявший во время вылазки знамя и назначенный в голову штурмующей колонны, вышел из ложементов, быстро перебежал по мосту [422] через арык и, будучи приведен в порядок, бросился на штурм, предшествуемый охотниками. Ему пришлось пройти около 300 шагов. Со стен посыпались пули. Командир баталиона был тяжело ранен двумя из них. Люди поминутно выбывали из строя. Не остановленный потерями баталион быстро добежал до бреши и бросился на нее, но, будучи встречен метким огнем, глыбами глины и камнями, низвергаемыми со стен, и шашками, остановился, залег у подошвы бреши и открыл огонь в упор. Почти все офицеры были ранены. На помощь был послан из траншеи ставропольский баталион с двумя горными орудиями, а затем из общего резерва и 3-й апшеронский. Сам начальник отряда порывался стать во главе последнего, но был удержан окружающими. Апшеронцы двинулись с распущенным знаменем, музыкой и барабанным боем. По прибытии их, залегшие войска встали и с криком «ура» вновь кинулись на брешь, приставляя в крутых местах штурмовые лестницы. Защитники бреши были переколоты.

Одновременно появилась на стене и колонна Гайдарова. Ихти-сардарь, начальник обороны западной стены, получив известие, что защитники обвала находятся в опасности, послал часть своих воинов Мурад-хану. Оборона западной стены ослабела. Двум ротам демонстративной колонны удалось, преодолев слабое со противление, взобраться по лестницам на стену, и они стали наступать вдоль последней, поражая защитников угла в тыл. Остальные войска помянутой колонны двигались вдоль наружного рва западной стены, на ретраншамент и далее.

В 12 1/2 часов колонны, штурмовавшие угол, вошли между собою в связь и заняли ближайшие кибитки.

Таким образом, упорство и энергия защитников были сломлены. Потеряв обвалы, будучи в упор поражаемы с трех сторон неумолкаемым огнем цепи и залпами сомкнутых частей, приведенные в ужас лопающимися в тылу гранатами, видя повсюду гибель товарищей и семейств, они дрогнули. Огромная толпа этих могучих бойцов почти одновременно повернула и направилась на север, к холму, теснясь и ища спасения в бегстве. В тыл им гремели залпы и неслась с обвала картечь горных пушек. Тогда то частям, бывшим уже внутри аула, приказано было завладеть холмом и преследовать противника. Пехотные части, окруженные сплошною цепью, быстро двинулись к холму, учащенно стреляя на ходу и переступая через многочисленные трупы. [423]

Через полчаса знамя 3-го ширванского баталиона развевалось уже на холме.

Со Ставропольского редута в помощь сражающимся прибыли еще три роты, а восьми ротам приказано было расположиться у подошвы бреши и составить ближайший резерв. На брешь была ввезена полу батарея.

Между тем, видя полный успех штурма, Скобелев посадил вновь на коней два эскадрона и сотню, до того спешенные, и во главе кавалерии появился в ауле. Он медленно ехал к холму, довольный и с гордым сознанием победы, одержанной не только над противником, но и над сомнением окружавших его сотрудников. Войска овладели уже северною стеною и преследовали неприятеля, двумя массами отступавшего к северу. В догонку послана была и кавалерия. 14 рот и четыре с половиною эскадрона и сотни приняли участие в преследовании, продолжавшемся на расстоянии 16-ти верст. Путь отступления был усеян трупами.

По взятии аула на холме был расположен баталион при горном взводе, у бреши — также баталион и батарея; остальные войска были отведены обратно в лагерь.

Так окончился достопамятный штурм. Он стоил отряду около 320-ти человек, из коих 1/5 убитыми. Текинцев погибло 14,000: внутри аула было насчитано около 6,000 трупов и до 8,000 — на пути отступления. Апшеронское знамя и две горные пушки были отняты обратно. Отряду досталось: все продовольствие и имущество, драгоценности, награбленные в течение веков и по наследству переходившие из поколения в поколение, сверх того — жены и дети. Для нанесения неприятелю материального ущерба и для вознаграждения войск за перенесенные труды и лишения, начальник отряда приказал не воспрещать солдатам пользоваться оставленным имуществом; только хлебные запасы должны были поступить в казну, а также и оружие.

Для окончательного завоевания оазиса генерал Скобелев, после короткого отдыха, 14-го уже января быстро двинулся в глубь страны с туркестанским отрядом, подкрепленным четырьмя эскадронами и сотнями. 18-го был занят Асхабад: жители вышли с покорностью. Кавалерия немедленно двинулась далее и беспрепятственно проникла до Гяурса. Спустя месяц, был занят Мофтабад, лежащий в 90-ти верстах от Асхабада и находящийся в зависимости от Персии.

В то же время для успокоения оазиса и побуждения [424] испуганных текинцев возвратиться в их покинутые и разоренные аулы, направлены были к колодцам, в пески, два отряда: Куропаткина — от Асхабада и Гайдарова — от Денгиль-Тепе; вскоре они соединились и прошли в течение месяца почти вдоль всех кочевий, дружелюбно встречаемые смирившимся населением.

Отовсюду, даже с отдаленных берегов Мургаба, в Денгиль-Тепе стали являться депутации, изъявляя полную покорность: весть о победе быстро облетела аулы Туркмении; по кибиткам шепотом передавался потрясающий рассказ о падении хранимой доселе Аллахом крепости, и простодушные слушатели недоверчиво качали головами, внимая вновь измышленному муллами предсказанию, будто «Аллах, в гневе на правоверных, решил попустить завоевание Туркмении гяурами, но что скоро восстанет вождь, который именем пророка соединит разрозненные племена и прогонит неверных за пределы святой земли».

Итак, штурм аула увенчался полной победой, после которой достаточно было двух недель для окончательного покорения оазиса.

Какие же причины способствовали столь блестящему успеху трудной экспедиции? Кому должен быть он приписан? Прежде всего высоким качествам русских войск. Безропотное перенесение всяких трудов и всяких лишений, врожденное сознание долга, стойкость в опасности, какое-то даже равнодушие к ней, не рисующаяся храбрость, дух товарищества и взаимной поддержки, глубокая и искренняя преданность любимому начальнику — эти качества всегда делали русские войска грозным оружием в руках тех, кто умел ими пользоваться. К последним принадлежал и генерал Скобелев; поэтому успех экспедиции, в равной мере, должен быть приписан и его даровитости, энергии и отваге.

Благодаря предусмотрительным распоряжениям начальника отряда, в хозяйственном отношении экспедиция была обеспечена вполне: перед ее началом на передовых опорных пунктах были сосредоточены достаточные запасы продовольствия, с помощью же 23-х тысяч верблюдов, а также паровой и конной железных дорог, устроено безостановочное, по мере израсходования, пополнение их с тыла; независимо от этого, был учрежден второстепенный вспомогательный складочный пункт запасов в Буджнурде (На реке Атреке, к юго-западу от Денгиль-Тепе.), на фланге операции; эти запасы, в случае истощения складов на передовых пунктах, должны были доставляться [425] по Джермабскому ущелью непосредственно к лагерю под Денгиль-Тепе.

Не менее забот было приложено и к обеспечению успеха штурма.

К началу января на длинных путях действий, в общей сложности простиравшихся до 820 верст и постоянно подвергавшихся нападению неприятельской конницы, было оставлено только одна треть пехоты, половина немногочисленной кавалерии и ничтожная часть артилерии; остальные силы были стянуты к стенам крепости, для обеспечения же слабых гарнизонов на всех этапных пунктах были возведены сомкнутые укрепления достаточной профили.

Для точного ознакомления с силами противника и средствами его обороны было предпринято, под непосредственным начальством командовавшего войсками, шесть отважных рекогносцировок и только после того, как не остался неисследованным ни один пункт неприятельского расположения, генерал Скобелев приступил к решительным действиям. Он искусно избрал пункт атаки, с одной стороны наиболее обеспечивавший отряд от покушений противника, с другой — представлявший возможность с незначительными силами охватить расположение противника и уравновесить шансы при штурме.

Обладая многочисленной и разнообразной артилерией, большими запасами пороха (150 пудов), динамита и пироксилина, гелиографом и шанцевым инструментом, начальник отряда приступил к осаде, ибо только в ней могли найти себе полное применение перечисленные серьезные средства войны.

Во время осады, равно как и при штурме, он обнаружил редкое уменье сочетать действия всех трех родов оружия таким образом, чтобы они, каждый в отдельности, приносили наибольшую пользу: штурм Великокняжеской позиции был подготовлен перекрестным огнем 54-х орудий и увенчался полным успехом; при штурме аула действовало около 70-ти орудий, последовательно меняя цели и снаряд; на кавалерию во время осады возлагалось наблюдение за противником, сопровождение транспортов и производство фуражировок; во время штурма, при невозможности действовать верхом, она была спешена и превращена таким образом в пехоту; когда же штурм окончился удачей, она вновь была посажена на коней и неотступно преследовала противника.

Ведя войну с противником, не имевшим хорошего огнестрельного оружия, но многочисленным и искусным в одиночном рукопашном бою, обладавшим сверх того быстрою конницей, [426] Скобелев благоразумно отказался от форм боевого порядка и от способа действий, совершенно уместных на европейских театрах; он почти отверг рассыпной строй, а также атаки кавалерии против неприятельской конницы, и прибег к строго сомкнутому.

Приступая к штурму аула, начальник отряда сосредоточил против решительного пункта неприятельской позиции — бреши — более половины сил (26 1/4 рот, две команды, три сотни и 26 орудий), расположив их на пути отступления отряда, и искусно распределил роли штурмовых колонн: демонстративная колонна Гайдарова отвлекла на себя силы противника и способствовала завладению обвалом.

Таковы были материальные причины успеха. Успех в бою, однако, зависит в равной мере и от нравственного преобладания противником. Достигнуть этого преобладания, при настоящих условиях, было не легко: против отряда стоял неприятель, какого русские войска не встречали еще в средней Азии; толпы его были нестройны, но за то многочисленны и воодушевлены прошлогодней удачей; они состояли из воинов, веривших в свою непобедимость и в постоянных набегах научившихся презирать опасность.

Приступая к решительным действиям, следовало приучить войска не опасаться подобного противника. Неоднократные рекогносцировки, а всего более осада, были полезною в этом отношении школой: безостановочное приближение к крепости, удачные атаки на второстепенные пункты неприятельской позиции, упадок вследствие этих причин, а также вследствие безостановочного обстреливания аула, энергии в противнике, — убедили войска, что этот противник не страшен, и подняли их дух еще до штурма на необычайную высоту. Много способствовал этому и личный пример начальника отряда: в течение всей экспедиции он проявлял небывалую энергию и редкую отвагу. Во время подготовительного периода, Скобелев постоянно совершал огромные переезды по длинным операционным линиям, сопровождаемый лишь несколькими казаками; делая зачастую более 100 верст в день и едва соскочив с коня, садился он за работу: писал донесения, составлял проекты, делал распоряжения. Он лично участвовал во всех рекогносцировках: взяв две, три роты и несколько орудий, удалялся от опорных пунктов на огромные расстояния и вступал смело в бой с противником, имевшим подавляющий перевес в численности.

В. Н. Г.

Текст воспроизведен по изданию: Очерк экспедиций в Ахал-Теке 1879 и 1880 гг. // Военный сборник, № 6. 1888