Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

МЕЙЕР Л.

ОБЗОР ЗАПАДНОЙ ОКОНЕЧНОСТИ КАРАТАУСКИХ ГОР И НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ВЗЯТИИ КОКАНСКОЙ КРЕПОСТИ ЯНЫ-КУРГАН

Летом 1861 года, владения наши на р. Сыр-Дарье решено было упрочить постройкою еще одного форта, именно на урочище Джулек, верст на сто вверх по течению от форта Перовский и на том же правом берегу. До этого времени, здесь был на восток крайний предел наших положительных знаний страны: далее Джулека не было ни съемок, ни рекогносцировок; а, между тем, от него видны ближайшие отрасли Каратауских гор. Решившись, вследствие более или менее уважительных причин, что покажет время, занять этот пункт, естественно нельзя было не исследовать его ближайших окрестностей. Эта-то рекогносцировка выпала на мою долю.

Положение небольшого форта, на самом левом фланге всей линии, вблизи от неприятельской крепости, притона грабительских шаек Коканцев — Яны-Курган от Джулека в прямом направлении в 73 верстах — должно было неминуемо привести к мысли уничтожить это гнездо. [264]

Весьма важною побудительною причиною было и есть то обстоятельство, что в этих местах кочует довольно сильный и очень богатый род киргизский — Кипчаки — который и теперь разделен: частию признает власть Кокана, частию в нашей зависимости. Такое положение, при известной подвижности кочевых народов, не могло долго сохраняться без важных неудобств и, конечно, подавало повод к разным беспорядкам.

Все эти причины вместе вызвали наступательное с нашей стороны действие. Начало похода зависело от многих условий, между прочим и от работ вновь сооружаемого Джулека, так что не ранее 20 сентября отряд выступил, по кратчайшему направлению, к Яны-Кургану. Состав нашей миниатюрной армии был следующий: офицеров 39, нижних чинов 719 (2½ роты пехоты, 2 сотни уральских казаков), 9 орудий и 2 ракетных станка (4 кугорновые мортиры, 2 полупудовые мортиры и 3 четверть-пудовые единорога), вооруженных Киргизов более 250 человек. Для подъема тяжестей, при колонне следовало 250 верблюдов. Должно заметить, что один стрелковый взвод был посажен по 2 человека на верблюда, и при нем 20-дневное довольствие. Движение было по возможности быстрое, и 23 сентября, на рассвете, передовые войска подошли к Яны-Кургану. Пехота на верблюдах не отстала oт казаков, хотя шли малой рысью около 20 верст, но пришла эта пехота, конечно, в совершенной готовности к бою, тогда как лошади казаков крайне устали, в чем я скоро имел случай убедиться, как видно из донесения, помещенного в № 4 «Военного Сборника» за 1862 год.

О самой осаде, основанной исключительно на действии артиллерии навесным огнем, мне здесь нечего распространяться: вероятно, бывшие там специалисты не оставят высказать свое мнение; могу только сказать, что никакая коканская крепость, будь она расположена и на выгоднейшем месте, и при более сильных средствах обороны, не может сопротивляться с успехом нашим снарядам. Вообще должно заметить, что средне-азиатские наши неприятели жалкие люди в борьбе с нами, и не под силу им тягаться с цивилизованною нациею. Теперь мне совершенно понятны успехи Англичан, в последнее время, при возмущении сипаев. Самый лучший Азиятец, будучи по своему весьма храбрым [265] человеком, не может не только устоять против нашей пехоты, но даже не отважится на серьезное нападение с целью уничтожить противника. Другое дело, когда он встречается с казаком, особенно на коне и поодиночке: здесь перевес совершенно на его стороне. Доказательством может служить решимость малого скопища конных Коканцев пробиться в крепость: они очень хорошо понимали, что быстрота аргамаков и карабагиров всегда их спасет от столкновения с пехотой, а сквозь слабый казачий конвой — около 20 человек — они тотчас решились прорваться. Что это был рассчет, а не храбрость, очевидно из того, что никто из них при встрече не думал драться: все только хлопотали проскакать. Вот чем объясняется незначительность потери с нашей стороны: один раненый. Справедливость того, что они имеют перевес над казаками, подтверждается и способом обороны уральцев: в случае нападения, уральцы всегда спешиваются и отстреливаются, зная, что неприятель неохотно скачет на встречу выстрелу. В настоящем случае, конечно, не было ни времени, ни нужды спешиться.

Успех войн, в этих краях и с этими людьми, будет всегда зависеть главнейшим образом от материальных средств, которыми обладает отряд: если он имеет достаточную артиллерию, хорошо стреляющую пехоту, продовольствие и воду, да к тому сумеет себя обеспечить от нечаянного нападения, то никакой перевес неприятеля или числительная слабость наших сил никогда не могут быть ему опасны. Конечно, к тому надо прибавить уменье пользоваться своими преимуществами; не следует действовать наперекор здравому смыслу или придерживаться рутины. В пояснение моих слов, укажу на осаду Ак-Мечети Русскими же, с огромными средствами, сравнительно с настоящею экспедициею, но где рутина все дело испортила: орудия были выбраны, как будто бы собирались осаждать европейскую крепость, с прикрытыми путями и каменною одеждою верков, а не четвероугольник с высокими глиняными стенами, против которых действие ядер ничтожно и рикошетирование которых немыслимо. Коканская Ак-Мечеть немного была больше Яны-Кургана, а какая разница в средствах, в ходе осады и потере людей! Там крепость взята в 22 дня, здесь в 23 часа — лучшего доказательства истины моих слов мудрено придумать. Цель [266] предлагаемого обзора не есть сравнение этих двух экспедиций, что повело бы меня слишком далеко и заставило бы исчислить подробно состав и ход той и другой, которые более или менее известны военным людям нашим. Точно также я не намерен описать в частностях вид самой крепости, похожей в главном на все другие средне-азиятские твердыни, и ограничусь только указанием на неудачный выбор местности под это укрепление. Яны-Курган стоял на солонцевато-песчаной равнине, на правом берегу старого русла Сыр-Дарьи; равнина эта прорезана двумя канавами, или, лучше, овражками, подходящими к ней на весьма близкое расстояние и местами столь глубокими, что конный может в них скрыться. Кроме того, в расстоянии 190 сажен от нее начинаются песчаные бугры, дающие возможность скрыть множество людей; в довершение всего в самой крепости не было воды, доступ к которой весьма легко было отрезать, тем более, что почти весь берег не может быть обстреливаем с верков. Из этого, однако, не должно вывести заключения, что она составляет исключение, что другие крепости могут быть расположены лучше: часть этих недостатков неизбежна, по крайней мере для средств Азиятцев. Все коканские крепости, которые я имел случай видеть, имели недостатки в таком же роде: Джулек, Камыш-Курган и теперь разрушенная Ак-Мечеть ничуть не лучше были применены к местности. Канавы и искуственные овраги на Сыр-Дарье так тесно связаны с возможностию жить в этих местах, что их можно считать естественными принадлежностями страны, по крайней мере там, где есть оседлое жительство. Но бывают случаи, когда эти канавы могут считаться весьма значительным препятствием для взятия крепости: я понимаю время разлива Сыра. В такое время, и при сильном наводнении, весьма трудно будет тесно обложить крепость, а может быть и совершенно невозможно приступить к осаде, так что придется бомбардировать ее с большого удаления; а успех такого действия, как известно, весьма сомнителен. В таких условиях находилась разрушенная теперь крепость Камыш-Курган, на одном из разливов Куван-Дарьи.

Поэтому выбор времени похода будет иметь весьма важное влияние на успех предприятия. Весною река разливается обыкновенно весьма сильно в апреле, и это время для всех [267] наступательных действий должно считаться неудобным, за исключением того случая, когда весеннего разлива не бывает. Осенью разливов больших нет, т. е. с сентября и до зимы. Это время имеет еще два достоинства. В эти месяцы на Сыр-Дарье овода, конечно, нет, и верблюды хорошо переносят климат, но за то иногда случаются дожди, затрудняющие движение по глинистым солонцеватым равнинам, корм делается весьма мало питательным и — что главнее всего — холодные ночи развивают болезни в войсках. К этому надо прибавить, что в отдалении от большой реки, где приходится брать воду из колодцев и ключей, те и другие в это время маловодны и очень часто горьковаты. Летнее время, т. е. от мая до конца августа, обыкновенно считается, вследствие зноя, весьма неудобным; но в этом отношении я заметил совершенно противоположное: несмотря на нестерпимый жар и форсированные переходы, люди пользовались отличным здоровьем, тогда как осенью этого никак нельзя сказать. Относительно скота должно заметить, что сильный овод летом на реке весьма изнуряет рогатый скот и лошадей, а жары в долине реки опасны для верблюдов, хотя действие этих причин обнаруживается не тотчас, а только с наступлением первых прохладных дней, т. е. тогда, когда можно бы ожидать, что скот начнет поправляться. Это обстоятельство замечено всеми живущими на Сыре. Падеж скота в массах начинается именно при более умеренной температуре, т. е. в конце августа и начале сентября. Причина этого еще не разгадана; но факт всеми замечен.

Полагая, что, при выборе времени действий, надо всегда отдавать преимущество удобствам людей, я признаю летнее время или весеннее, когда нет разлива, за самое удобное для степных походов, при чем, конечно, надо только избегать долго стоять около больших зарослей камыша и стараться угонять скот в пески. В этом отношении, отрасли Каратауских гор могут служить весьма удобным сборным пунктом; в них соединяются все выгодные условия весною и летом: обилие воды, корм, умеренные жары вследствие возвышения местности. Собрание же значительных сил, с их перевозочными средствами, на самой Сыр-Дарье в летнее время всегда будет опасно, и значение Каратауских гор в военном отношении делается чрез это еще важнее. [268] Впрочем, надо заметить, что выше форта Перовский на Сыр-Дарье овод встречается постепенно меньше и около Джулека уже совершенно пропадает, так что движение всякого отряда вверх по Сыру от последнего пункта не встретит препятствия с этой стороны; но так как тяжести всегда везутся на верблюдах, а эти животные, почти без исключения, в летнее время во всей долине Сыра, от неизследованных еще причин, гибнут, то для сбережения их необходимо будет держаться подошвы гор. Собственно рекогносцировка началась, по взятии и разрушении Яны-Кургана, движением легкого отряда сперва по туркестанской дороге на восток; потом, поворотив на север в горы и следуя ими, он возвратился в Джулек. В отряде же находились взвод стрелков на верблюдах, сотня казаков и один ракетный станок; остальные войска возвратились прямым путем гораздо ранее и перешли в форт Перовский.

Теперь перейдем к подробному описанию вновь снятой полосы, которая хотя не обнимает очень обширного пространства — всего около 4 000 квадратных верст — но, тем не менее, может прибавить небольшую частичку к познаниям нашим о Средней Азии, география которой нам больше известна только по догадкам, иногда, впрочем, весьма остроумным.

Местность эта, за исключением горной ее части, мало отличается от земли между фортом Перовский и Джулеком: река и здесь течет извилисто и между невысокими ровными берегами, но кроме многих не очень значительных изгибов она делает довольно большой отлогий поворот к югу, между Джулеком и урочищем Тюмень-Арык, огибая, таким образом, пески Мешеули-Кум. Грунт земли до крепости Яны-Курган везде глинистый, мало солонцеватый и по мере удаления от Джулека становится все тверже и тверже, что ясно можно заметить по уменьшению пыли. Кроме вышепоименованных песков Мешеули-Кум, на этой глинистой равнине разбросаны там и сям небольшие песчаные барханы. От крепости Яны-Курган к востоку тянется довольно ровная местность, но несколько песчанистого свойства, до отрасли гор, известных под названием Джиты-Тюбя, упирающихся в Сыр-Дарью. Мы воротимся к обзору этих гор, при описании Каратау; теперь разберем свойства этой равнины между ними и рекою. Все это место совершенно ровно, за исключением [269] одного оврага Ак-Арык, берущего свое начало на урочище Ак-Джар, на берегу Сыр-Дарьи, в виде системы оросительных канав, в настоящее время заброшенных; потом, с копаней Сор-Кудук, он превращается в глубокий овраг, доходящий до озера Сары-Куль у Джулека. Кроме этого оврага, есть еще довольно большая канава Тюмень-Арык, идущая почти паралельно с оврагом и доходящая до гор Кара-Мурун — так называется западная оконечность Каратауских гор. Все это прежде служило для орошения пашень, от которых теперь едва сохранились следы; между тем, здесь кипела когда-то жизнь, как свидетельствует большое число разрушенных крепостей, постов и три значительные могилы Ук-Чата, невдалеке от Джулека. Могилы эти сложены из обожженного кирпича и по форме и величине своей отличаются резко от окружающих их могилок Киргизов, выстроенных из комьев сырой глины. Из крепостей самая замечательная Сулак-Курган, на половине дороги между Джулеком и Яны-Курганом. Ее почти можно назвать небольшим городком: столько около нее разрушенных здании из жженого кирпича. В настоящее время трудно понять, каким образом сюда проникала вода в достаточном количестве: до того теперь все пустынно и безводно. Единственные места с водою копани Кук-Ирим и Сор-Кудук и еще незначительные родники, вероятно, от скопления снежной воды — Турангыл — как и по дороге из Джулека в Яны-Курган.

Вообще вся местность дельты Сыра представляет разительные примеры перемен течения вод, иногда совершенно необъяснимые. Так пространство между западною оконечностию Каратауских гор и солеными озерами, лежащими на меридиане форта Перовский, по словам Киргизов, усеяно развалинами поселений. Между тем, местность эта не исследована именно по причине совершенной своей бесплодности и отсутствия воды, даже в колодцах. Я сам имел случай в двух местах убедиться, каким изменениям подвержена здесь земля, производя съемку в окрестностях форта № 1, на левом берегу Сыр-Дарьи. Верст тридцать от форта, ниже по течению, из реки выходит, в числе других оросительных канав, и приток Боуджиде. Невольно называю это сооружение рук человеческих притоком: до того оно громадно. Канаву Боуджиде проследил я на расстоянии более семидесяти верст и [270] все-таки не дошел до конца ее; но она там уже начинает теряться в дюнах Аральского моря. Глубина канавы различна, от двух до трех сажен, и ширина от трех до пяти. Вместе с тем она проведена весьма искусно по подошве возвышенности, с целью орошать из нее близлежащую равнину без помощи водоподъемных машин. Теперь в ней вода доходит только верст на семь от реки, а там русло засыпано на протяжении около версты песком. Эта работа принадлежит к одному времени с существованием города Джан-Кента, отстоящего на десять верст от ее устья выше по Сыру. В этом легко убедиться, сравнивая кирпичи развалин Джан-Кента с кирпичами сохранившейся на Боуджиде древней могилы Биг-мин-ана. Могила имеет вид восьмигранной башни, от семи до восьми сажен высоты, с заостренным верхом. Памятник весьма хорошо сохранился, хотя ему, по меньшей мере, два или три столетия. Снаружи он обложен в четыре ряда обожженным кирпичом, остальная часть стен из сырца. Все это относится к весьма давним временам; но мы имеем подобный пример отступления вод, совершившийся, так сказать, на наших глазах: я разумею рукав Сыра Куван-Дарью. Река эта еще лет двадцать тому назад впадала в Аральское море; теперь нижнее ее течение прекратилось верст на двести слишком. Причина этого явления искуственная — вражда между Коканом и Хивой, которой принадлежало низовье реки. Первый всячески старался не пропускать воду во владения Хивинцев и достиг своей цели, запрудив Куван-Дарью в разных местах около урочища Батпак-уткуль. Вследствие этого вся страна на запад от названного места обратилась в безводную пустыню. Такую же попытку Коканцы сделали с другим рукавом, Яны-Дарьею, выходящим из Сыра несколько выше Кувала; но эта река часто разрушала плотину и с 1857 года течет беспрепятственно. Об этом предмете я уже раз подробно говорил в «Морском Сборнике» 1861 года, в сентябрской книжке. Итак, вот обратный случай: река возобновила свое течение и вместе с тем создалась возможность жить по ее берегам, чем Киргизы уже и воспользовались. Ничто нe мешает предполагать возобновление течения и Куван-Дарьи.

Воротимся к разбору нашей местности. На самой равнине растут только саксаул и редкая колючка. Из трав, [271] годных для корма скота, нет ни одной; только на дне оврага виднеется мелкая и редкая травка, которую скот ест, но весьма неохотно. Местами на этой бесплодной равнине встречаются небольшие рощи тополей, растущих как бы против своей воли и очень скудно. Все это пространство заключено с южной стороны рекою, с северной горами. Полоса по берегу реки хотя по своему строению, за исключением песков, совершенно сходна с равниною, но отличается весьма сильною растительностию: главным образом колючка, джида, тополь и камыш. Замечательно, что здесь камыш и трава растут редко где сплошными полями, но наполняют собою все промежутки между колючкою, так что образуется непроходимая чаща, любимое убежище тигров, то, что Англичане называют jungle, испорченное татарское слово джынгыл. Полоса эта неширока и не может считаться весьма кормным местом, так как трава по большей части совершенно недоступна косе и даже с трудом вытравляется животными. Из этого делают исключение места: на урочище Биш-арал, на устье Тюмень-арык, на Ала-Куле и Боз-Куле, невдалеке от крепости Яны-Курган.

Совершенную противоположность представляют горы на север от равнины. Горы эти состоят из двух частей: на западе, передового мыса, если так можно выразиться, Кара-Мурун, и главного хребта — Каратау. Кара-Мурун сложился из песчаных бугров, по большей части несыпучих, и на несколько возвышенной подошве; все это поросло джынгылом, колючкой, полынью и саксаулом, изредка где выглядывают камень, глинистые сланцы, слюда и кремень. Эта часть почти совершенно безводна, только на самом краю находятся родники Кос-енке, около которых растет камыш, но довольно в ограниченном количестве; на один день, впрочем, хватит лошадей на сто. От Каратауских гор Кара-мурун отделяется седловатою возвышенностию, из твердых песков, у подошвы которых тянется довольно ровная местность, и на ней повсюду разбросаны родники Мын-Булак (тысяча родников), на юг от которых виднеются тоже песчаные холмы такого же свойства, но несколько ниже. Вообще горы оканчиваются не разом долиной, но у подошвы их идут землистые возвышения, покрытые осколками каменных пород хребта. [272]

Главный хребет состоит из высоких скал, с довольно обрывистыми склонами; только в направлении поперечном к хребту тянутся отлогия долины, в вершине которых вытекают обыкновенно ключи. Самый хребет гор плоский или округленный, поэтому мало живописных мест: ландшафт имеет дикий, однообразный и пустынный характер. Первая с запада долина носит название Шулак. Струящиеся по всему ее тальвегу ключи хотя и не образуют сплошного течения, кроме весенних разливов, но известны под именем той же реки Шулак. Со стороны равнины эта долина сначала довольно открыта и суживается постепенно, а в одном месте образует ущелье Кап-касы, сажен в 20 шириною, совершенно отвесными стенами, в несколько сот футов высоты. Вторая затем замечательная речка Арыстан течет таким же образом плесами, но подъем по ней гораздо отложе и никогда не суживается до такой степени. Эта долина отличается еще тем, что принимает направление более параллельное хребту и в вершинах своих выходит на совершенно почти ровное плато. Высота этого места может быть от 1 500 до 2 000 футов. Определение это сделано посредством кипячения воды, и, следовательно, весьма приблизительно. С этого плато виден еще ряд гор, известных под названием Соус-Канды и Айгыр-Ушкан, за которыми опять начинается равнина, идущая до самого Сузака. Положение вершин этих гор определено засечками; но дурное состояние лошадей не дозволило их осмотреть подробно и снять топографически. Восточнее оврага Арыстан еще одна замечательная речка — Джидели. Она совершению похожа на Арыстан, но подъем несколько круче, в перпендикулярном направлении к хребту, и, кроме того, она обильнее водою, равно как и приток ее Куттугужа-Сабага. На этом последнем выстроено шесть мельниц, конечно незатейливых, об одном поставе, но достаточных, чтобы перемолоть более чем там бывает хлеба.

Между этими двумя речками резко выдается высокий каменистый мыс Угыз-миис, за которым виднеются горы Кара-Сюири и Бакарлы-Тау. На самых речках разведены пашни, в настоящее время в небольшом количестве, и сохранился еще один небольшой сад. С этого места, в северо-западном направлении, отделяются твердые песчаные горы и идут до Сыра-Джиты-Тюбя. В них течет довольно обильная [273] водою речка или ключ Краж; но и она не достигает главной реки. Отрасль эта отличается во всех отношениях от главного хребта: на ней не видно каменных обнажений, подъемы и спуски весьма отлоги, и, кроме того, она прорезана большою равниною, у разрушенной крепости Ак-Кала, около которой в недавнее еще время было развито значительное хлебопашество. Со стороны Сыра, у подошвы гор, тянется несколько песчаная и солонцеватая равнина Азой.

О наружном виде главного хребта можно сказать, что он состоит из скопища нагроможденных друг на друга скал, почти совершенно бесплодных; только до половины лета по оврагам растет мелкая, но очень питательная трава, покрывая все места, где удалось удержаться земле.

На дне самых оврагов, по краям речек, растут камыш и редкий тальник, единственная порода леса в этих местах. Тем не менее, эти горы считаются у Киргизов весьма привольными, по следующим причинам: с начала весны и летом они играют в экономии их роль нашей северной степи, представляя удобные места для кочевок и спасая степной скот от гибельного на Сыре овода. Но эти места гораздо удобнее, нежели наша степь или пески Кара-Кум, так как Киргизы, угоняя свой скот, не удаляются вместе с тем на огромное расстояние от своих пашень.

В настоящее время берега Сыра здесь не возделываются, так как Киргизы опасаются с одной стороны Коканцев, с другой Русских, не зная положительно, кому принадлежит территория; но местные условия для земледелия довольно выгодны, и при других обстоятельствах оно непременно здесь разовьется, в той степени, как оно доступно полукочевым игенчам (беднякам).

Через хребет этот со стороны Туркестана ведут две дороги и одна тропинка.

Первая дорога идет от Туркестана прямо на север на Сузак. Она доступна вьючным верблюдам, но не очень удобна для повозок, хотя, по словам Киргизов, для удобства проезда приняты некоторые меры и произведены незначительные работы. Эта часть хребта, впрочем, еще не исследована.

Вторая дорога, большая караванная, идет от Туркестана на Джаты-Тюбя и, здесь разветвляясь, направляется налево к Ак-Мечети, а направо по подошве гор, огибая мыс [274] Угыс-миис, подымается на них и тянется или тропинкой по речке Джидели, или по оврагу Арыстан. По последнему оврагу подъем совершенно удобен для повозок, хотя путь довольно извилист и приходится переправляться два раза через речку, что по мелководию незатруднительно. По этому пути в горах везде есть корм и вода, но места для ночлегов отрядов не совсем удобны в военном отношении, так как высоты командуют непременно позициею. Дорога эта, проходя по вершинам Джидели и Арыстан, выходит на урочище Ак-Сюмбе и через горы Соус-Канды, поворачивая опять на восток, ведет также в укрепление Сузак. Караваны теперь по этому пути редко ходят, но прежде они направлялись здесь таким образом, что, не подымаясь по оврагу Арыстан, следовали далее по подошве гор и, переходя хребет по седловине, оставляли Кара-Мурун влево и выходили прямо на реку Сары-Су, составляющую границу между степью оренбургского и сибирского ведомств. Таким образом, они проходили между нашим фортом Перовский и коканскою крепостью Сузак. В настоящее время этот путь оставлен, по причине неспокойных здесь Киргизов, не признающих на самом деле ни власти Кокана, ни нашего управления. Эта дорога, без сомнения, самая прямая к городу Троицку и по удобству прохода бесспорно лучшая, так как она не касается песков Каракум и Голодной степи между фортом Перовский и Оренбургским укреплением. Тропинка, о которой я говорил, ведет от гор Джиты-Тюбя прямо на укрепление Сузак; но она доступна только конным: верблюд даже без вьюка по ней проходит с трудом и лошадей приходится местами вести в поводу. Сообщение форта Перовский с Туркестаном производится по описанной выше глинистой равнине и, кроме некоторых мест, где дорога отходит от реки и где вода и корм в недостаточном количестве, довольно удобно; только осенью, во время ненастья, солонцеватые места образуют грязи, и местами, впрочем не на большом расстоянии, следование повозок затрудняется песками.

Вообще эта местность в военном отношении, конечно, сравнительно только со степью, принадлежит к довольно удобным; особенно дорога по берегу Сыр-Дарьи может со временем представить весьма хороший путь, когда она очистится от зарослей. [275]

Геологическое строение хребта хотя огненное и главная ось подъема состоит из гнейса и порфира, за которыми следуют зеленые камни и яшмы, но действиям огненных пород подвергались ближайшие к подошве слои, которые являются в очень незначительном количестве и в весьма немногих местах в виде кремнистых и глинистых сланцев. Иногда изверженные породы переходят непосредственно, без сланцев, в аллувиальную почву долины Сыра, например у мыса Угыс-миис. Почти единственная большая масса сланцев слюдистых. кремнистых и лавы, в виде конгломератов, скопилась на западной оконечности гор. Особенно замечательна здесь долина Иге-ул-ата. Горы, ее окружающие, сланцевые, но дно ее состоит из песчаников, частию годных на жернова, а стены из толстых наносов белой глины и охры, ярко-красного и желтого цвета, что дает ей весьма оригинальный вид. Это, кажется, единственный здесь пример не измененных огнем осадочных пород. Но ни здесь, на далее к западу на Кара-муруне, нигде не видны известняки, так что практическая польза минералов весьма ограничена. Что эти песчаники принадлежат к позднейшему времени, можно догадаться из их сложения, хотя окаменелостей не найдено. Из числа руд здесь мною замечена только железная, в разных видах (сферосидерит). Небольшое количество минералов, собранное во время рекогносцировки, позволяет думать, что хребет этот обязан своим существованием метаморфозе, что подтверждается еще отсутствием окаменелостей. Впрочем, интересный вопрос этот нельзя решить после такого быстрого обзора, и очень может быть, что, при точнейшем исследовании, будут найдены окаменелости, определяющие достоверно его формацию.

Я сказал, что практическая польза минералов этих гор мне кажется ничтожною. Тем более можно это применить к самой долине Сыра, особенно по причине безлесья. Между тем, при постройке Джулека, формальным образом заявлено о существовании золота, и, кажется, о нашей новой Калифорнии где-то уже успели печатно потолковать. Обязанность каждого честного человека разоблачать такой гумбуг. Около Джулека золота нет и быть не может. Это, впрочем, вовсе не печальное известие; но грустно то, что люди, которым, по своему званию, следовало иметь хотя легкое [276] понятие о строении земной коры и которые на публичных экзаменах, вероятно, получили 12 баллов за минералогию, могли принять колчедан и мелкие блестки слюды за металл, и не только увлечься временно, но упорно держаться своих убеждений. Что ж! Homanum еst errare. Этим еще дело не ограничилось, есть факт еще забавнее: почтенный строитель принял серьезно наш православный березовый деготь за нефть — до того воображение было настроено на великие открытия. Не шутя говоря, грустное явление... Оставим его и обратимся к нашему предмету.

Вот все, что я могу сказать о той небольшой части гор, которую мне удалось, хотя быстро, но лично обозреть; по распросам же Киргизов и по сравнениям их с горами, бывшими перед нашими глазами, местность между хребтом и Туркестаном, или, вернее, рекою Сыр-Дарьею, схожа с вышеописанною долиною; только там нет совершенно наносных песков, за то она прорезана отраслями гор такого вида, как Джаты-Тюбя, которые местами довольно близко подходят к Сыру, но главный, т. е. Каменный, хребет тянется по паралели и не уклоняется к югу. С хребта скатываются небольшие речки, не доходящие, впрочем, до главной реки. Горы эти также безлесны; только восточнее меридиана Туркестана, на скатах гор, встречаются леса, и те не в очень изобильном количестве. Впрочем, весьма трудно составить себе понятие о стране по словам Киргизов, у которых всякое растение, превышающее рост человека, называется агач, т. е. дерево, и несколько десятков таких агачей составляют, по их понятиям, лес. Одно, что они мне могли достоверно сказать, это то, что в этих горах нигде не растет сосна — карагай — и что только гораздо дальше в горах Алатау, покрытых вечным снегом, по слухам, им известно, что такие деревья растут в изобилии.

О населении этого спорного клочка земли еще труднее что либо сказать определительного: так в мою бытность я там не видал живого существа — все откочевало вдаль, избегая встречи с нашими Киргизами, которые имеют обыкновение не пропускать случая, пользуясь присутствием русского отряда, ограбить своих собратий. На этот раз опасение было напрасно: при отряде не было вооруженных Киргизов.

На западной оконечности Каратау кочуют в настоящее [277] время Киргизы той части кипчакского рода, которая признает еще над собою власть коканского хана; восточнее их род Улу-джюз-дулат, до самого Аулье-та, и, наконец, около Туркестана кунградский род. Всего на этом пространстве может быть до 80 000 кибиток, или, по 4 человека на кибитку, 320 000 человек.

Если к этому прибавить кочевое население около Туркестана и Ташкента, равно как оседлое этих двух городов, полагая в первом около 6 000, во втором 40 000 жителей, то все население Ташкентской области Коканского ханства, на восток несколько далее дороги из Ташкента в Аулье-та, составит около 500 000.

Надо заметить, что эта область только с недавнего времени составляет часть ханства: прежде в Ташкенте был независимый бек, и коренные и оседлые жители страны Сарты, особенно в городе Ташкенте, равно как часть кочевых, т. е. Киргизов, не очень расположены к коканскому правительству. Нерасположение это весьма естественно поддерживается в них дурным управлением, очень похожим на систематический грабеж.

Здесь столкнулись три народности. Сарты, издревле побежденные, но на самом деле теперь владетели края, считают себя униженными и неохотно называют себя этим именем, а предпочитают название Коканцев. Киргизы, терпевшие столько притеснений от Коканцев, естественно тоже их тайные враги, и хотя они через своих биев роднились даже с ханами — нынешний хан Меллябек по женской линии принадлежит к Кипчакам — но, тем не менее, неоднократно возмущались и принимали деятельное участие в смутах в ханстве. В последнее время, весьма важную роль, сперва первого министра, потом бунтовщика, играл Кипчак Бусурман-Кул-Чулак. Он был умерщвлен Худояр-ханом, изгнанным теперь из Кокана и живущим у бухарского эмира. Кроме собственной неспособности изгнанника, убиение Бусурман-Кул-Чулака имело весьма сильное влияние на его участь, так как этого Киргиза все уважали за его ум и храбрость. Вражда и презрение, питаемые этими народностями, не покидают их даже на поле битвы под одними знаменами.

Коканцы, как все Азиятцы, стараются всегда скрыть от неприятеля своих убитых; но такого внимания они никогда не [278] оказывают Киргизам, а оставляют их наравне со скотом на поругание врагов, заботясь только о своих, как я сам имел случай видеть. Киргизы вообще называют своих угнетателей Сартами, конечно не в глаза, но в смысле унизительном, и вместе с тем боятся их до крайности, зная по опыту, что не могут с ними бороться. Действительно, Коканец по всему стоит выше Киргиза: наружность его красивее, физических сил в нем несравненно больше, и, кажется, превосходит его и в моральном отношении, хотя и он, наравне со всяким Азиятцем, на столько же ползает и унижается перед силою, насколько надменен, горд и жесток против слабых.

Л. МЕЙЕР.

Текст воспроизведен по изданию: Обзор западной оконечности Каратауских гор и несколько слов о взятии кокандской крепости Яны-Курган // Военный сборник, № 10. 1862

© текст - Мейер Л. 1862
© сетевая версия - Strori. 2018
© OCR - Strori. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1862