-

ЛОБЫСЕВИЧ Ф.

ВЗЯТИЕ ХИВЫ

ХИВИНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 1873 ГОДА

МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ИСТОРИИ ПОХОДА.

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ.

Хивинское ханство еще в начале XVII-го столетия обращало на себя внимание русских, потому что его географическое положение, в низовьях важнейшей водной артерии, всегда представляло вопрос огромной важности в отношении водяного пути по Аму-Дарье и зависимости от этого пути всех наших как торговых, так политических и административных действий относительно всей Средней Азии. Хотя топография местности не составляет нашего предмета, но чтобы читателю удобнее было следах по карте за движениями войск и видеть то географическое положение, которое занимает Хива в политическом отношении к землям, занимаемым подданными нам киргизами, остановлюсь на беглом описании местности, прилегающей к хивинским владениям, или, вернее сказать, составляющей наши окраины. Оффициально окраинами своими мы считаем: с севера — Мангишлак, с степями киргизов оренбургского ведомства; с востока — Аму-Дарью, с хивинскими и бухарскими владениями, и с юга — Альбуразские горы, с Черною речкою, [584] впадающею в Каспийское море и отделяющею Туркмению от Астрабадской области Персии; собственно же оренбургское ведомство, с отделением от него, в 1870 году, Мангишлака, считает своей пограничной чертой, впрочем весьма фиктивной, линию, идущую от Мертвого-Култука по северной окраине Усть-Урта (Усть-Урт — плоская возвышенность, обрамляющая западный берег Аральского моря) к Аральскому морю. К пограничной черте этой примыкают уезды Гурьевский, Эмбенский и южная сторона Иргизского. До 1869 года, несмотря на столетнее владение этими местами и всею за-уральскою степью, мы не знали ни расстояний, ни даже отдельных пунктов всей этой местности, и только с этого года, сначала по случаю возмущения киргизов, при введении у них нового положения, а затем для водворения спокойствия в степи и ограждения от часто повторявшихся в это время набегов мелких шаек на орско-казалинский тракт, — набегов, которые состояли преимущественно из беглых наших киргизов, откочевавших в Хиву, и, при участии самих хивинцев, вторгавшихся на этот тракт чрез Усть-Урт, Сам и Мын-Су-Алмаз на Эмбу, или чрез Каратамак, Барсуки и Мугоджарские горы, оренбургское начальство вынуждено было принят самые энергические меры и, кроме постройки в период этого времени трех укреплений, Уильского, Эмбенского и Нижне-эмбенского, высылать ежегодно самостоятельные отряды, которые преимущественно занимали важнейшие стратегические пункты по линии от Нижне-эмбенского укрепления в низовьях Эмбы, близ оз. Масше, вверх по реке Эмбе, чрез Эмбенский пост, Чушкакуль и Джебыске к Каратамаку, поддерживая между собой непрерывную связь посылкою постоянных разъездов. Один из таких отрядов(конный) еще в 1870 году, с целию исследовать пути, ведущие чрез Усть-Урт, перешел, имея при себе даже орудие, на северный чинк (чинком киргизы называют обрывистый берег, которым со всех сторон очерчивается плоская возвышенность Усть-Урта). Достигая в некоторых местах значительной высоты, чинк спускается к отлогой, низменной степи такими крутыми террасами, загроможденными утесами и каменными глыбами, что доступ на него делается возможным только по трем известным дорогам, идущим от Эмбы: первая чрез уроч. Учь-кан, левее горы Джазлы, вторая между Джилдинскими горами на Ичекакарган и далее к Ургенчу, и третья еще левее, между оврагами Арсаем и [585] Карасаем, почти по берегу Аральского моря. Все остальные места чинка очень круты, и обнаженные камни, висящие над страшными кручами, делают доступ туда почти невозможным.

Высылкой этих отрядов, кроме того что достигнута цель умиротворения киргизов и удержания их в постоянном повиновении, принесена еще и та несомненная и чрезвычайно важная польза, что в течение этого времени территория нашей степи настолько исследована во всех ее направлениях, что мы, не краснея, можем отвечать, по крайней мере, на вопросы о той местности, которая считается уже более ста лет в составе империи. Рекогносцировочные партии при отрядах составили довольно точные маршруты от Оренбурга чрез Ак-Тюбя к эмбенскому посту и чрез Илецк к Уильскому укреплению, а от сего последнего в Эмбе, Масше, Ак-Тюбя и Иргизу. Кроме того, произведены рекогносцировки местности вниз по течению Эмбы в морю, в глубь Усть-Урта до подошвы чинка у уроч. Мын-Су-Алмаза, и от Эмбенского поста, чрез овраг Джебыске, до оз. Сам, и от того же оврага, а равно и от залива Перовского, вдоль по северо-западному берегу Аральского моря, до копаней (колодцы) Акты-венды, южнее Каратамака и, наконец, до мыса Джаман-Мурун (Ак-Тумсук). При этих рекогносцировках оказалось, что местность за Каратамаком, исключая скатов чинка. к морю, где встречаются изредка кормовые травы, но доступ куда, по чрезвычайной крутизне скатов, очень труден, — камениста и совершенно бесплодна, лишь кое-где покрыта полынью и мелкой колючкой. Вода в колодцах встречается хотя в достаточном количестве для небольшого отряда (отряд в этой местности, бывший там в 1872 году от войск оренбургского округа, состоял из одной роты пехоты и двух сотен казаков), но соленая. С приближением же в Кунграду заметно улучшается как качество воды, так и количество ее, а равно и корма. Таким, образом, то установившееся традиционное понятие о трудности подъема чрез Усть-Урт и о невозможности вообще предпринять какое-либо серьёзное движение к Хиве со стороны оренбургской, по случаю будто бы совершенной бесплодности и безводности Усть-Урта, — отчасти рассеяно. Хива до сих пор была убеждена в недосягаемости ее для наших отрядов, и этому она, кажется, приписывала, что и все ее враждебные действия против нас оставались безнаказанными. Убеждение это отчасти поддерживалось в Хиве и нашими дальними киргизами, как, например, адаевцами и чумичли-табынцами и др., которые, перекочевывая зимой на Усть-Урт, были [586] заинтересованы по своим личным выгодам поддерживать это мнение, так как, опасаясь преследования за беспорядки и грабежи, которые они иногда совершали во время летних кочевок на Мангишлаке, такие киргизы были принуждены уходить за Усть-Урт, к пределам ханства. Проникнув, как мы уже видели выше, до Ак-Тумсука на юг по Усть-Урту, отряды наши не встречали тех непреодолимых препятствий, которые считались несомненно существовавшими, так как до этих пунктов, со времен Бековича-Черкасского, еще ни одна из наших команд не доходила, и все воображали, что Усть-Урт — это какое-то чудовище, усеянное скорпионами, фалангами и змеями. (В июне 1858 года прошла Усть-Урт миссия Игнатьева). От уроч. же Ак-Тумсук до населенной части Хивы оставалось уже несколько переходов, а местные условия по той стороне Усть-Урта известно, что вполне благоприятные.

С 1620 года начали посещать Хиву русские дипломатические миссии: Хохлов, Федотов, Даудов, Беневени, Гладышев, Муравин, Назимов, Рукавкин, Бланкеннагель, Муравьев, Никифоров, Данилевский, Базинер, Игнатьев и Бутаков, от 1620 до 1858 года, последовательно посетили Хиву, а в начале XVII-го столетия начались с Хивой и вооруженные столкновения; но, правду сказать все они были крайне неудачны для нас и потому легко могли нравственно благоприятно повлиять на Хиву. Первый поход туда произошел совершенно случайно. Поселившиеся на берегах Урала яицкие казаки, грабившие и разорявшие в то время всех и все, что ни попадалось их под руку, поймали однажды нескольких хивинских купцов, ехавших с товарами в Россию. Разграбив товар, казаки допытали хивинцев, что и как у них в Хиве. Узнав о богатстве страны и о том, что летом там войска не бывает, лихие казаки, недолго думая, скоро собрались и, в составе до тысячи человек, без всякого обоза и только с тем, что могло поместиться на седле, пошли на поживу. Быстро прошли они киргизскую степь и, пользуясь действительно отсутствием хивинского войска, совершенно истребили один из главных хивинских городов — Ургенч. Навалив до тысячи телег богатой кладью, забрав до тысячи женщин, казаки возвратились было уже обратно, но настигнутые хивинцами и отрезанные от воды, выдергали беспримерную и ужасную борьбу. Недостаток в воде и палящий зной солнца заставил казаков утолять жажду высасыванием крови с убитых товарищей. Несколько дней отчаянно защищаясь и бросив все взятое в Ургенче, казаки в [587] числе только ста человек, успели пробиться в Аму-Дарье, но и здесь, в дремучих камышах, их вновь настигли хивинцы и уничтожили окончательно, так что предание об этом походе осталось из сочинения Абулгазы-Богадур-Хана, да из одной переходящей из рода в род песни самих казаков.

Вскоре после того, яицкий атаман Нечай вновь собрал казаков, и вновь пошли они в Хиву «счастия пытать», вновь разорили там многие города, вновь побрали много добра всякого и женщин, и вновь, на обратном пути, все казаки и сам атаман уничтожены хивинцами. Была и третья попытка этих казаков проникнуть в Хиву, но на этот раз она кончилась еще хуже. Застигнутые, суровой зимой, со всеми ее ужасными здесь атрибутами — бураном и стужей, и сбившись с дороги, казаки дошли до такого отчаянного положения, что должны были убивать и есть друг друга, а часть их взята хивинцами в рабство.

Четвертый поход против Хивы был предпринят по инициативе Петра Великого, желавшего, как известно, открыть торговые сношения с Индией, особенно когда (в 1700 году) сам хивинский хан IIIанияз просил о принятии его в подданство России. Предварительно этого похода было построено несколько опорных пунктов, которые могли бы соединять отряд с Астраханью, и, после долгих сборов, князь Бекович-Черкасский, с отрядом до 3 1/2 тысяч при 6-ти орудиях и с обозом; из 200 верблюдов и 300 лошадей, в начале июня 1717 года, двинулся чрез Усть-Урть в Хиву. Не доходя до этого города 150 верст, на берегу р. Аму-Дарьи он дал выступившим против него хивинцам сражение, которое продолжалось три дня и кончилось совершенным поражением неприятеля. Хан, видя, что дело плохо, вступил в переговоры и обещал исполнить все требования князя Бековича, который так доверился уверениям хана, что, разделив отряд на несколько частей, вошел, по приглашению хана, в Хиву. Но едва только он сделал это, как хивинцы изменнически напали на разрозненные части нашего отряда и перерезали всех до одного человека, а с самого Бековича, как гласят предания, содрали хожу, набили сеном и послали ее в подарок эмиру бухарскому. Пятый и последний поход на Хиву был предпринять в 1839 году главным начальником оренбургского края, графом Перовским, с целью занять это ханство, освободить наших пленных и дать свободу торговле. Отряд гр. Перовского состоял из 3 1/2 баталионов пехоты, 2-х полков уральских [588] казаков, 5-ти сотен оренбургских казаков и башкир и 22-х орудий, всего до 5-ти тыс. человек, при обозе, в котором было, кроме лошадей, до 10-ти тыс. верблюдов и до 2-х тыс. человек верблюдовожатых киргизов.

Последний эпизод этого несчастного движения нашего на восток окончился для нас полнейшей неудачей. Несчастная мысль, что, за неимением в степи воды, поход легче делать зимой, когда есть снег, и убеждение, что мороз для русского человека нипочем, побудили назначить выступление из Оренбурга в конце осени.

В свою очередь, не дремал и бывший хан хивинский Алла-кули. Слухи о приготовлениях к этой экспедиции вызвали в Хине энергические меры противодействия. Шайки хивинцев были посланы в разные места нашей степи для увоза и разграбления наших киргизов, сотни эмиссаров возмущали киргизов на Эмбе и Сыр-Дарье, чрез что поставка верблюдов для отряда, несмотря на все принятые меры, оказалась очень затруднительною, да и те, которые доставлены, были до того плохи, что вскоре после выступления отряда и половины их не осталось, а до Хивы было еще очень далеко; заменить павших верблюдов было крайне необходимо, а достать не было никакой возможности; затем, вскоре по выступлении, наступили до того сильные холода и бураны, что граф Перовский вынужден был с половины пути вернуться обратно. Отступление его было поистине ужасно. Недостаток в перевозочных средствах и продовольствии, которое не успели доставить, как было предположено, из ново-александровского укрепления, страшный холод, бураны, возмущение киргизов-вожаков, из которых двоих даже расстреляли, — все это привело к тому, что отряд возвратился на линию в числе только 1/3 всего своего состава, и то в изнуренном и искалеченном виде, а из 10-ти тыс. верблюдов вернулось не более 1000 штук. Так кончилась эта последняя экспедиция, не принеся никакой пользы и стоив правительству, кроме людей, до 6 1/3 миллионов рублей ассигн. Очевидцы говорили нам, что граф Перовский, с примерным героизмом выносивший все труды и лишения этого похода, был тем не менее так нравственно потрясен им, что возвратился в Оренбург седым.

После этого похода мы не имели с Хивой никаких столкновений, и она была надолго оставлена в покое. [589]

В 1847 году, когда мы заняли низовья Сыр-Дарьи и открыли плавание по Аральскому морю, было заложено укрепление Раимское, и известный наш моряк А. И. Бутаков, с свойственною ему энергиею и неустрашимостью, сделал на шкуне «Николай» обозрение всего северного берега Аральского моря, а в 1848 году, на военном судне «Константин», им же произведена полная опись Аральского моря. Во время двухмесячного плавания, Бутаков осмотрел все берега этого моря, за исключением восточного, а в 1849 году 5 1/2 месяцев вновь ходил по Аральскому морю и произвел астрономическое определение пунктов, съемку берегов, промеры и вообще всю опись, так что с тех пор Аральское море сделалось нам совершенно известным.

В 1858 году отважный моряк этот, крейсируя на пароходе по Аму-Дарье, совершенно нежданно-негаданно на всех парах подлетел в Кунграду и у самого города встал на якорь, изумив и приведя в неописанный страх все население. В 1863 году, на этом же пароходе, я, в числе других, совершал плавание по верхнему течению Сыр-Дарьи в Туркестану, и мне не раз приходилось слышать от очевидцев о том впечатлении, которое было произведено этой смелой выходкой. Говорят, что население Кунграда при появлении парохода в паническом страхе бежало из города и только одни смельчаки высматривали из камыша на шайтана (чорт). Когда же после некоторой стоянки жители увидели, что им ничего не делают, а затем, когда пароход наш снялся с якоря и прошел несколько верст вверх по реке мимо города, а потом назад, то массы народа высыпали на берег и долго бежали следом за удаляющимся пароходом.

Таким образом мы примкнулись почти непосредственно в хивинским владениям, а потому столкновения наши с Хивой, весьма естественно смотревшей очень недружелюбно на такое соседство, сделались очень вероятными и вскоре, действительно, обнаружились со стороны Хивы разграблением, близ урочища Бармакчи, более тысячи кибиток наших киргизов и последовательными Нападениями на наших киргизов, кочующих по всему протяжению правого берега Сыр-Дарьи. Несмотря однако на это, против Хивы ничего серьёзного с нашей стороны [590] предпринималось, а вскоре затем сношения России с этим ханством совсем прервались.

С 1853 же года по 1869 все наше внимание, силою сложившихся обстоятельств, было обращено на другую сторону. Заняв низовья Сыр-Дарьи, открыв плавание по Аральскому морю и двигаясь вверх по Сыр-Дарье, мы взяли Ташкент, Самарканд и многие другие города, все дела наши исключительно сосредоточились в этой части Средней-Азии. В последнее время, до 1867 года, и хивинское правительство оставалось, повидимому, в совершенной с нами дружбе, но этому, нужно полагать, много способствовало то обстоятельство, что в 1865-1866 году вся торговля Бухары с Россиею по случаю военных действий шла чрез Хиву, отчего казна хана весьма выигрывала; но как только в 1866 году, после взятия Дагазака, прямые торговые сношения с Бухарой были восстановлены (с тем, чтобы уже более не прерываться, не взирая на продолжение военных действий), хивинский хан тотчас изменил свое поведение и всякий год, все более и более, открыто заявлял себя врагом нашим.

Продолжая не обращать внимания на враждебные действия Хивы, преследуя цель развития нашей торговли в Средней Азия и озабочиваясь изысканием удобнейшего и кратчайшего с нею пути сообщения, правительство наше, желавшее устроить укрепленную факторию на восточном прибрежье Каспийского моря, заняло в 1869 году Красноводский залив, а по случаю передачи из оренбургского ведомства в ведение кавказского начальства Мангишлакского полуострова, кавказские войска упрочились на всем восточном берегу Каспийского моря, основав укрепленные пункты на полуострове Мангишлаке — в форте Александровском, в Красноводске, на низовьях реки Азрекяг Чекишляре (на границе с Персией) и в Астрабадском заливе — Ашур-Аде, так что это последнее обстоятельство как бы вновь напоминало Хиве возможность распространения нашего влияния на нее; но несмотря на временное забвение, несмотря на то, что силою самого положения средне-азиатского дела, за последние десять лет, Хива вдруг очутилась тесно окруженною с двух сторон русскими войсками, имевшими постоянную возможность, как уже в эти десять лет видела она, беспрепятственно подойти в ее пределам; несмотря на все это, неприязненное отношение этого ханства к России стало явлением совершенно обыденным. Хивинский оазис, населенный узбеками, сартами, каракалпаками, был и есть [591] сосредоточием целого сброда людей преимущественно из нашей орды, неимеющих возможности оставаться долее не только под русскою властью, но даже в среде своего кочевого общества, так что и простой разбойник и почетный султан, мечтающий о каком-то возрождении киргизского народа, все это бежит в Хиву, находит там приют и если не материальную, но всегда нравственную поддержку. Так, в 1869 году, недовольное введением в киргизской степи нового положения султан-есаул хан-Галий Арасланов и Азберген Мунаитмасов, со всеми своими однородцами откочевали в Хиву и не только были приняты ханом, но Арасланова хан возвел в достоинство киргизского хана и при его содействии неоднократно обращался к нашим мирным киргизам с приглашениями перейти в его подданство, и с воззваниями, следующего содержания:

«Во-первых, во имя Бога, а во-вторых пророка, да будет над ним мир и благословение Божие!

«Он!

«Всевышний Бог, который есть жемчужина моря совершенства, перл меча шаригата (вера), роза сада истины, соловей цветника тарихата (секта), свеча фонаря постоянства, чаша общества великодушия, пособие от болезни просящего, — да сохранит от всех бедствий!

«Великодушным и храбрым, адаевского рода, биям и всем, от малого до великого, передаем следующее:

«Сын Ганга, Хошвак-Батыр, сообщил нам о вашем добром здоровье и благополучии, что нас очень обрадовало. Мы слышали о войне вашей с подлыми и нечестными русскими. Если это правда, то нам желательно, чтобы вы об этом известили нас письменно. Если же вы решаетесь воевать во славу Божию и во имя веры пророка, да будет над ним мир и благословение Божие, уповая единственно на самого питающего всех (Бог), то это послужит поводом к тому, что сыны трех орд соединятся все вместе и сядут на своих коней (вооружатся), и в таком случае вам надлежит послать письма ко всем знатным лицам, пребывающим как в разных областях, так и в большой и малой ордах. Событие, которое должно совершиться в общий нам век, мы должны считать за счастье: убьем — прославимся воинами, сражающимися против неверных, а убьют нас, — тогда причислять нас к числу мучеников. Мы представляем себе следующую мысль: зачем нам, заискивая сей бесконечный мир, лишаться той [592] счастливой доли, которая назначена каждому в будущей жизни? Радуясь, что вы, почтеннейшие, уже приступили к делу, мы денно и нощно пребываем, после каждого намаза (пятивременное богослужение), в молитве о вашем здоровье и просим Всемогущего Создателя предопределить нам свидание с вами. Аминь. О, Господи миров! В заключение же свидетельствуем вам наше почтение. Письмо это написано в 13-й день месяца джумади-эль-аввель, 1286 года. На обороте письма приложена печать со следующей надписью: «Садик, сын воина Кенисари-хана».

Кроме того, на все старания наши в последнее время войти с хивинским правительством в мирные сношения и делаемые ему по этому поводу заявления от туркестанского генерал-губернатора, ген.-ад. Кауфмана, которому предоставлено было право сношения со всеми властелинами Средней Азии, и который в своих сношениях предлагал хану мир и дружбу России с условием: возвращения всех наших пленных, находящихся в Хиве, запрещения своим подданным вмешиваться в дела наших киргизов и заключения равноправного для обеих сторон торгового обязательства, хан Мухамед-Рахим отвечал ген.-ад. Кауфману крайне дерзкими и неприличными письмами и не только не исполнил наших законных требований, но, не стесняясь, высылал целься шайки грабителей в нашу степь и к низовьям Сыр-Дарьи, которые волновали наших киргизов, продолжая взимать с них именем хана анкет (подать), а в случае отказа разоряли целые аулы; кроме того, продолжал давать у себя убежище главнейшим зачинщикам восстания в нашей оренбургской киргизской степи и даже награждал их. Шайки хивинцев и укрывавшихся в пределах ханства наших киргизов, как сказано выше, беспрестанно прорывались на чрезвычайно важный для нас во всех отношениях, орско-казалинский тракт — единственное сообщение Ташкента с Оренбургом, и разоряли станции, проходящие по пути караваны, угоняли лошадей, убивали проезжающих и оставили одно время тракт этот без сообщения. Отсюда понятно, почему хивинцы при врожденной склонности к разбою и наплыве извне отвергнутых законом и обществом личностей, несмотря на оседлость, до сих пор преимущественно занимаются грабежем, которому весьма способствует, впрочем, и окружающая Хиву местность.

Соприкасаясь с владениями наших киргизов, Хива постоянно [593] эксплуатировала их и под угрозой мести подстрекала к неповиновению русской власти, что всегда было главной причиной ослабления влияния нашего на киргизов и отчасти было причиной, как я уже сказал, и тех беспорядков и возмущения, которые были в степи с 1869 по 1871 год, во время введения между киргизами Оренбургского ведомства нового положения управления ими. Кроме того, Хива была постоянно центром сбыта наших пленных, которые и по сие время находились там в рабстве; достоверно известно и то, что казаки, взятые в плен в известном деле Рукина, на Мангишлаке, проданы в Хиву, а на требование наше выдать пленных хивинский хан отвечал, как и прежде, отказом и вообще не только не обнаруживал желания исполнить наше требование, но дерзкие вторжения отдельных хивинских шаек в пределы наши стали повторяться еще чаще, так что в ноябре месяце 1872 года несколько мелких шаек хивинцев прибыли к южному склону Усть-Урта, где обыкновенно кочует в это время года значительное число кибиток наших киргизов, с целью вынудить этих киргизов: выплатить зякет (подать хану), признать власть хивинского хана и не подчиняться русскому правительству, причем распустили слух, что огромное хивинское войско вслед за ними идет в нашу степь.

Подобные ежегодные действия хивинцев не только всегда волновали население, но и очень вредно отзывались на хозяйстве киргизов, особенно адаевского и чумичли-табынского родов, которое преимущественно заключается в скоте, так как для сохранения своих стад от стужи и зимних буранов у них есть только одно убежище — это южный склон Усть-Урта. Таким образом, киргизы эти, не имея почти никакого оружия и разбросанные на огромном пространстве, решительно не могли защитить себя от произвола хивинских шаек. Ограждать же зимой нашими отрядами киргизов-кочевников не только тех, которые откочевывают за пределы досягаемости отрядов, но даже кочующих за Эмбой — невозможно. В свою очередь и киргизы прикочевывать под охрану наших укреплений с громадным количеством скота, который находится у них, по неимению достаточного корма и по суровости зимы в тех местностях, где находятся укрепления, — тоже не могут. В конце 1872 года, во время движения красноводского отряда полковника Маркозова для исследования пути от укрепления Джамалинского до Хивы, чрез колодцы Игды и Ортыкую, на него было сделано открытое нападение: партия конных хивинцев в 500 человек успела отогнать у нас с пастьбы 146 верблюдов и убить 3-х. [594] Необыкновенно пересеченная местность около Топиатана и очень глубокие пески помешали пехоте и казакам перерезать путь хищникам, и хотя хвост последних и был настигнут нашими войсками, но хивинцы успели исполнить свое намерение, оставив, по показанию наших туркменов, несколько человек убитых и раненых. Затем, 8-го октября, по наущению Хивы у Джамала партия текинцев (жители местности, называющейся Теке, по существующему убеждению всех средне-азиатцев, до того страшны и воинственны, что против них никто и никогда не предпринимает никаких враждебных действий) до 300 человек, предводимая лично Софи-ханом, сделала попытку отогнать у отряда верблюдов, дабы таким образом лишить его возможности двигаться далее; но лишь только замечено было приближение неприятеля, отряд наш стал в ружье, а казаки, числом 32, при 3-х офицерах, бросились на встречу текинцам, которые уже успели изрубить 2-х пастухов-туркменов и погнать верблюдов. Завязалась перестрелка, продолжавшаяся, впрочем, недолго, так как с приближением пехоты казаки бросились в шашки. Тогда часть текинцев спешилась и рассыпавшись по кустарнику, покрывающему почти сплошь бугристые пески окрестностей Джамалы, открыла огонь по пехоте, а остальные встретили казаков на конях холодным оружием, после чего стрельба скоро прекратилась, так как и пехота, добежав до неприятеля, стала действовать штыками. Верблюды были отбиты обратно и неприятель приведен в бегство. Кроме оставленных на месте боя 23-х убитых, мы взяли у неприятеля 10 человек в плен (у нас убит 1 казак и 2 туркмена и ранены шашками — 1 офицер, 1 урядник и 1 туркмен). Говорят, что неприятель увез еще с собой своих убитых 15 и раненых 30 человек. В Игды к полковнику Марвозову прибыли текинские посланцы с просьбою возвратить им раненых пленных и с письменными извинениями ханов за джамалинское нападение; в письмах этих, между прочими оправдательными ариументами, приводится то обстоятельство, что войска наши похожи на персидские.

Все эти враждебные против нас действия хивинского правительства, явно происходящие от того влияния, направляемого прямо во вред нашего значения в степи, которое имеет Хива на туркменские и киргизские степи, по самому стратегическому положению ханства, не могли не вызвать даже в самой Хиве сознания и убеждения, что Россия должна быть недовольна политикою хана, что и побудило его, в начале 1872 года, выслать [595] для переговоров свои посольства чрез Александровский форт в наместнику Кавказа и чрез Оренбург с подарками к Государю Императору. На имя великого князя наместника, хан написал грамоту следующего содержания:

«Великий Император, наш друг, да продлится любовь ваша к нам навсегда! Брату славного, уважаемого, могущественного Его Величества Российского Самодержца, Государя, имеющего корону, сияющую подобно солнцу, Государя Иисусова народа, желаю много лет сидеть на престоле и продолжать знакомство и дружескую переписку между нами.

«Да будет вашему дружескому сердцу известно, что с давнего времени между двумя нашими высокими правительствами существовало согласие; отношения между нами были откровенные и основания дружбы день-ото-дня укреплялись, как будто два правительства составляли одно, и два народа — один народ.

«Но вот, в прошлом году, ваши войска явились в Челекеню на берегу Харазмского залива (Красноводский залив), как мы слышали, для открытия торговли, и недавно небольшой отряд этих войск, приблизившись в Сары-Камышу, который издавна находится под нашей властью, вернулся назад. Кроме того, со стороны Ташкента и Ак-мечети (Гор. Перовск) подходили войска ваши в колодцу Мин-булак, лежащему в наших наследственных владениях. Нам неизвестно: знает ли об этом великий князь или нет?

«Между тем, с нашей стороны не предпринималось никогда таких действий, которые могли бы нарушить дружественные с вами отношения, и только однажды (В подлиннике «в другом году») из общества Казакие, которое находится под нашей властью, пять или шесть храбрецов были посланы к вам; но они не переходили за нашу границу и, не сделав вам никакого вреда, возвратились обратно. В то же время некоторыми людьми из этого же общества были захвачены четыре-пять человек ваших людей, но мы отобрали их и бережем у себя.

«В прошлом году темир-хан-шуринский заслуженный князь сказал об нас иману: «если они наши друзья, то по какой причине держать у себя людей наших?»

«Узнав об этом, мы поручили тому же иману отвезти одного из этих людей к вам, других же оставляем, пока, у себя. [596]

«И если вы, желая поддержать с нами дружеские отношения, заключите условие, чтобы каждый из нас довольствовался своей прежней границей, то мы в то же время возвратим и остальных ваших людей; но если пленные эти служат для вас лишь предлогом для открытия враждебных против нас действий, с целью расширения ваших владений, то да будет на это определение Всемогущего и Светлого Бога, от исполнения воли которого мы уклониться не можем».

«Поэтому написано это дружественное письмо в месяце Шавалла».

На печати изображено: «Сеит-Магомет-Сахим-Хан».

Но хитрость средне-азиатского владыки, сознавшего близость опасности, была предугадана и посольства потерпели полнейшую неудачу. Кавказское посольство, доехав до Темир-Хан-Шуры, а петербургское до Оренбурга, было принято главными начальниками названных краев, которые, не вступая ны в какие с посланцами разговоры, заявили представителям хана, что прежде чем вести какие бы то ни было переговоры с ханом и допустить посланцов в Государю Императору и великому князю, хивинский хан обязывается:

1) Немедленно освободить всех русских пленных, находящихся в хивинских владениях, и 2) написать генералу Кауфману объяснение своих прежних поступков, так как в ответ на дружественные послания этого генерала хан давал дерзкие ответы.

После этого оба посланца возвратились тотчас обратно.

Когда же кавказское начальство послало от себя в Хиву доверенных лиц, чтобы разъяснить, почему хивинское посольство не принято, то наши посланные, хотя и были приняты ханом ласково и переговоры их с приближенными хана и его сановниками подавали в начале надежду на благоприятный исход данного им поручения, но впоследствии, через три недели, нашим уполномоченным хан лично объявил, что не может дать ответа на их заявление, пока не получит такового же от великого князя наместника, на посланную в его высочеству ханом грамоту. «Если есть у вас ответ, сказал хан, отпуская уполномоченных наших, то подайте его мне; если же нет, то привезите назад грамоту».

Затем, вновь начинаются энергические попытки хивинского правительства, особенно после нескольких рекогносцировок кавказских войск по направлению в Хиве, установить внутреннюю связь между им и Калькуттой, посольства в Турцию, [597] Индию и Англию с просьбой о защите против России — все это как нельзя более показывает, что Хива имела основание бояться России и принимала потому заблаговременно оборонительные меры.

Англия, которая всегда с напряженным вниманием следила за движением политики нашей по средне-азиатскому вопросу и которой весьма хотелось, чтобы петербургский кабинет признал за особенно покровительствуемым Англией) кабульским эмиром Шир-Али непосредственную власть над Авганскими провинциями Бадахшаном и округом Вахшаном, заявила притязание, относительно тех границ, какие мы намерены сделать исходною точкою в наших завоеваниях в Средней Азии. Весьма щекотливый и крайне неудобо-определимый вопрос этот, после долгих переговоров, решен теперь вполне удовлетворительным образом. Уступка, сделанная нашим правительством сент-джемскому кабинету в признании прав кабульского эмира Шир-Али на принадлежность к территории его владений в Авганистане провинции Бадахшан, с зависящею от нее областью Вахшаном, тем самым признавала и за Россией, со стороны Англии, полную свободу действий наших на всем пространстве, отделяющем новую демаркационную авганскую линию от границы наших средне-азиатских владений, освобождая нас вместе с тем определить заранее status quo нашего движения на востоке.

Ответ князя Горчакова, опубликованный в газетах, не только развязывал нам руки, но как нельзя более удовлетворял неудовольствия английской прессы, парламента и даже всех тех, которые до сих пор так громко протестовали против того, чтобы Англия вступала в какие бы то ни было договоры с Россией.

Между тем, неприязненные действия хивинского правительства еще в октябре месяце прошлого года поставили главный штаб в необходимость составить обо всем этом подробный доклад военному министру, и поход на Хиву был уже делом совершенно решеным, но дальнейшие распоряжения не приводились в исполнение только потому, что в течении всей осени и зимы 1872 года в Петербурге предполагали, что начальник кавказских войск на Атреке, полковник Маркозов, производивший в то время рекогносцировки и бывший в нескольких переходах от Хивы, покончит с нею. Так прошло время до конца 1872 года, когда съехались в Петербург по делам службы генерал-губернаторы оренбургский и туркестанский, а [598] затем и наместник Кавказа, великий князь Михаил Николаевич, и тогда уже окончательно составилось предположение о необходимости приступить в решительным против Хивы действиям. Безотлагательное нанесение Хиве решительного удара было объявлено совершенно необходимым, так как без этого решительного шага дальнейшее пребывание наших отрядов в Красноводске, или Чевишляре, сделалось бы бесполезным, а движения их в степи, если бы их нужно было предпринимать, могли даже представить серьёзные затруднения. Приготовления к походу в Хиву предполагалось начать немедленно, дабы иметь возможность окончить их в марту месяца этого года; а так как думали вести военные действия с трех сторон, именно со стороны округов кавказского, оренбургского и туркестанского, то имея в виду громадное расстояние, разделяющее эти округа друг от друга, которое могло бы затруднить согласование действий, если бы поставить им в условие зависимость от взаимных действий, решено было каждому из трех отрядов дать, сколько возможно, большую самостоятельность. Таким образом, если бы отряд кавказских войск достиг Хивы раньше туркестанского и оренбургского, то тем самым только упростил бы этим войскам исполнение их задачи и облегчил самое следование их по степям, так как появление русских войск в пределах Хивы, без сомнения, произвело бы громадное нравственное влияние на все сопредельные кочующие народы. Численность кавказского отряда, который должен был прибыть к пределам хивинского ханства, предполагалась в составе трех баталионов пехоты, при 16-ти орудиях, и четырех сотен кавалерии. Перевозочные средства, в том числе и продовольствие отряда до четырех месяцев, должно было состоять из 4 — 5 тысяч верблюдов, которых предполагалось купить или нанять на Малгишлаке.

Ген.-ад. фон-Кауфман в общих чертах предполагать тогда именно следующее: сосредоточить в Казалинсве от оренбургского округа 4 роты пехоты, 3 сотни и 4 конных орудия. Войска эти должны были на Сыр-Дарье соединиться с 4-мя ротами пехоты, 4-мя горными орудиями туркестанского округа и следовать в конце февраля из Казалинска и Перовска на урочище Иркибай и Дау-Кара, а оттуда по берегу Аму-Дарьи вверх по реке, до встречи с другим отрядом, который должен был выдти на берег той же речки с противоположной стороны, то есть, с юга, и затем соединенными силами атаковать Хиву. [599]

Наконец, генерал-адъютант Крыжановский находил, что если бы действовать противу Хивы, как предполагал генерал-адъютант Кауфман с двух сторон, то оставалась бы открытою третья, весьма важная сторона — пространство в северо-западу от берегов Аральского моря, примыкающее в району жилищ мало-покорных нам усть-уртовских кочевников. Пространство это служило всегда поприщем хищных хивинских партий, врывавшихся в киргизскую степь, и можно с достоверностию полагать, что при движении наших сил на Хиву, если не войска хивинские, то по крайней мере разный туркменский или киргизский сброд, стараясь уйти от наших ударов, направится в открытое пространство Усть-Урта, сосредоточится по берегам Каспийского и Аральского морей и в песках Сам-Матай, и отсюда вместе с бродячим элементом наших киргизов может произвести значительные замешательства в степи.

Так как весенние воды Аму-Дарьи иногда разливаются на значительное пространство и по своем спадении оставляют по берегам топкие болота, то в таком случае войска со стороны Ташкента могли бы быть задержаны в бездействии, и тогда кавказские войска, пришедшие в пределы ханства, вынуждены были бы занять его сами; но так как путь кавказских войск лежит прямо на город Хиву, а затем вниз по Аму-Дарье, то, действуя таким образом, они вытеснили бы из хивинских пределов боящиеся встречи с ними мелкие шайки хищников, состоящие из разного сброда, на Усть-Урт и в пределы Оренбургского края, так что по удалении наших войск из Хивы вся эта сволочь, которая до того укрывалась бы на Усть-Урте и в туркменских степях, вновь явилась бы в Хиву и, составив там свой оплот, с усиленною дерзостью стала бы делать набеги в наши пределы.

Принимая все это во внимание, генерал Крыжановский полагал, независимо от отрядов со стороны Ташкента и Кавказа, сформировать еще в Оренбурге отряд из 9 рог, 6 сотен и 8 орудий и двинуть его чрез пески Сам и чрез Каратамак вдоль западного берега Аральского моря на Кунград, с таким рассчетом времени, чтобы части этого отряда, соединившись на уроч. Касарма (на середине расстояния между Каратамаком и Ургою подошли к последнему пункту в одно время с прибытием войск кавказских и туркестанских к Хиве; таким образом достигалось, во-первых, то, что самая беспокойная для нас часть хивинского населения, [600] сосредоточивающаяся около Кунграда, была бы в наших руках, во-вторых, хивинские жители были бы окружены со всех сторон, в-третьих, затруднительная переправа чрез Аму-Дарью для ташкентских войск была бы облегчена, и в-четвертых, в случае разлития Аму-Дарьи и невозможности достигнуть ташкентцам хивинских пределов, кавказские войска не остались бы одни и не были бы поставлены в затруднительное положение.

III.

По обсуждении всех предположений, 12 декабря 1872 года состоялось Высочайшее повеление, чтобы, в виду явно враждебных к нам отношений Хивы в последнее время и для наказания этого ханства, предпринять против него решительные действия с наступлением предстоящей весны 1873 года. Окончательный удар Хиве предположено нанести совокупными усилиями трех военных округов: кавказского, оренбургского и туркестанского. Роль каждого: округа определена составленным общим планом действий, который, в главных чертах, состоял в следующем:

Наступательные действия будут произведены с двух сторон, с востока войсками туркестанского округа и с запада соединенными силами отрядов оренбургского и кавказского округов. Общий предмет действия всех отрядов есть столица ханства, наказание которой и рассеяние хивинских скопищ должно составлять первую заботу войск.

Для этого, из Ташкента выступает под главным начальством командующего войсками туркестанского военного округа, генерал-адъютанта фон-Кауфмана, отряд из 11 рот с саперною командою в 200 человек, 5 1/2 сотен казаков, 14 орудий и ракетный дивизион. Отряд этот, следуя чрез Джизак по дороге, идущей вдоль Бухарской границы на Темир-Кудук, Тамды и Ильдер-Ата, у подошвы Буканских гор, приблизительно на Дау-Кара или в уроч. Мын-Будав, где будет удобнее, соединится с другим отрядом туркестанского же округа, который выйдет из гор. Казалинска и будет состоять из 9 рот, 1 1/2 сотни казаков, ракетного и горного дивизионов (общая численность туркестанского отряда будет следовательно в 20 рот; численный состав в ротах как линейных, так и стрелковых, который взят в поход — 140 рядовых, 12-14 унтер-офицеров и [601] нестроевых-вооруженных, 7 сотен казаков и 18 орудий). Затем, общими силами, отряд этот двинется прямо на Хиву, совершив выше Мын-Булака переправу чрез Аму-Дарью и войдя в сообщение с войсками оренбургскими и кавказскими, которые к этому времени (в первых числах мая) должны быть уже на левой стороне Аму-Дарьи и поступят под общее начальство генерала Кауфмана.

Со стороны Оренбурга сосредоточивается на Эмбе отряд под начальством наказного атамана уральского казачьего войска генерал-лейтенанта Веревкина, силою в 9 рот (2-й оренбургский линейный баталион и четыре роты 1-го оренбургского линейного баталиона), 6 сотен оренбургских и 3 сотни уральских казаков и 6 орудий конно-казачьей артиллерии, 6 ракетных станков и 4 полупуд. мортиры. Отряд этот должен двигаться чрез Каратамак, вдоль западного берега Аральского моря на Касарму и Ургу; здесь, соединясь с кавказскими войсками, которые поступают под общее начальство генерала Веревкина, идти вперед и стараться облегчить переход туркестанских войск чрез Аму.

Кавказские войска хотя предполагалось выслать из Красноводска и форта Александровского, но за невозможностью достать на месте сосредоточения главных кавказских сил, на Атреке, верблюдов для поднятия тяжестей, часть этого отряда с продовольствием перевезена из Атрека морем в Киндерли, и таким образом, из Атрека (Чекишляра), отряд под начальством полковника Маркозова вышел (26 марта) только из 12 рот, 16 орудий и 4 сотен с продовольствием людям до 1 июня, а лошадям до 9 мая, а другой отряд вышел из Киндерли, под начальством полковника Ломакина, в составе 16 рот, 6 сотен и 8 орудий, с продовольствием на 3 месяца, так как на всем полуострове нельзя было достать более 1,500 верблюдов. Войска эти, подвигаясь с Атрека на Измыхшар, а из Киндерли в Илт-Иджи, должны будут начать соединение с генералом Веревкиным, не доходя Айбугирского залива.

На расходы по снаряжению войск, предназначенных для экспедиции против Хивы, и не могущие быть отнесенными на сметные суммы интендантства, как-то: на заготовление экспедиционных вещей, подъемные деньги офицерам и чиновникам этих отрядов, на суточные деньги милиционерам или джигитам, на наем или покупку верблюдов и кибиток, содержание почтарей и на экстраординарные расходы было ассигновано [602] сверхсметным кредитом в распоряжение генерала Кауфмана 287,300 руб., генерала Крыжановского 200 т. р.; снаряжение экспедиции со стороны Кавказа отнесено на четырехсот-тысячную экстраординарную сумму, отпускаемую ежегодно в распоряжение кавказского начальства.

Степные походы вообще не имеют ничего общего с походами войск всего мира, но походы по степям оренбургского ведомства, а также, как и нынешний, по направлению к Хиве, по трудности своей, вследствие безводия, бескормицы и климатических условий, не может быть сравнен ни с походами соседственных войск туркестанских и кавказских, ни тем более с походами других войск целого света. Можно положительно сказать, что труднейшие экспедиции французских войск в Египет и Алжир и английских в Индию, Кабул, Авганистан и даже в Абиссинию, не могут дать точного понятия об экспедиции в степях Средней Азии и особенно в степи оренбургского ведомства по направлению в границам хивинского ханства. Степь эта представляет зимой местность с страшными морозами и буранами, истребляющими целые киргизские стада и уничтожающими все, что им попадается по пути, а летом абсолютно-бесплодную почву, раскаленную жгучими солнечными лучами неизменного в продолжении многих месяцев чистого безоблачного неба, отсутствие всякой растительности, сыпучие передвижные пески, гонимые почти постоянными ветрами, тонкую, всюду проникающую, как пар, пыль, и в невыносимому жару и совершенному отсутствию не только человеческого жилья, но даже признаков человеческой жизни, присоединяется еще и повсеместный недостаток воды. Уже это одно обстоятельство указывает, как труден должен быть степной поход в этих местах, в особенности относительно перевозочных средств. Вода здесь составляет такой драгоценный материал, что по верованию киргизов «капля воды, поданная жаждущему в пустыне, смывает грехи за сто лет».

Все эти крайне невыгодные для похода из Оренбурга условия и сравнительно даже гораздо худшие чем поход туркестанских и кавказских войск, наконец, неоднократно, как мы видели выше, предпринимаемые отсюда прежде экспедиции и кончавшиеся всегда полною неудачею, именно вследствие естественных преград представляемых природою, дали мне повод описывать нынешнюю хивинскую экспедицию собственно со стороны Оренбурга, тем более, что снаряжения войск и все приготовления к походу, направленные с целию [603] предотвратить и преодолеть предстоящие препятствия и трудности, по совершенной, к тому, исключительности своей как в способе движения, так и в предметах снаряжения войск, представляют совершенно особый интерес и настолько своеобразны, что достойны занять место в походных летописях русских войск.

Предполагая в следующей статье представить движение оренбургского отряда от Эмбы до Хивы, я тем дам читателю возможность видеть и самое применение в походе всего того, что было сделано. Все это тем более представляет интереса, что зима 1872-73 годов отличалась здесь небывалым обилием снегов, суровостью и продолжительными, ужасными буранами.

Распоряжение о приготовлениях к походу было получено в Оренбурге 21 декабря 1872 года, и тотчас же был составлен комитет из начальников отдельных частей войск и управлений, до которых относилось это дело. Решено было начать с временно-квартированного здесь 4-го туркестанского стрелкового баталиона, который по составленной дизоклации должен был 20 февраля прибыть в Казалинск и поступить в состав туркестанского отряда; по этому рассчету времени баталион этот пришлось отправить из Оренбурга сколь возможно ранее; но чтобы облегчить и сократить крайне трудный зимний поход этого баталиона, распоряжением оренбургского окружного начальства были сделаны в здешнем полуарсенале 235 саней, но 50 на роту, а 11 для офицеров были крытые, в виде восков, и все вместе стоили с упряжью около 5800 руб. (За выставляемых жителями губернии и киргизами лошадей заплачено по счету прогонов). В эти сани были размещены люди баталиона по 4 человека на каждые, со всеми баталионными тяжестями, путевым довольствием и кроме того взято, для доставления в Казалинск, 169 тысяч малокалиберных металлических патронов.

9-го января двинулся обоз этого баталиона, а 20 января выступил первый эшелон, затем последовательно 22-го, 24-го 26-го января вышел и весь баталион. Весь путь этого баталиона, от Оренбурга до Терекли (в пределах Тургайской области) был разделен на части, приблизительно по 60 верст, и это расстояние назначалось суточным переходом. Лошадей под своз, по 118 штук, выставляли на каждой станции или переходе до Орска местные жители, а от Орска до Терекли [604] киргизы Тургайской области. Кроме того, так как от Орска начинается уже путь по степи, неимеющей на всем пространстве жилья, то для укрытия людей от холода, везде на ночлежных и промежуточных станциях, назначенных по маршруту, киргизами Тургайской области, по распоряжению оренбургского начальства, были выставлены кибитки и топливо, а для казенных лошадей, следующих с обозом, — сено; киргизами же, в назначенных по пути следования пунктах, доставлялся баталиону и порционной скот. За все это, конечно, уплачивалось из отпущенных войскам приварочных (по 6 3/4 коп. на человека в сутки) и фуражных денег.

В назначенные дни, после напутственных молебнов, эшелоны вышли в путь. Следование по Оренбургской губернии производилось с задержками, по случаю отсутствия на пути следования полицейских и всяких других местных распорядителей, а чрез то и несвоевременной поставки местными жителями лошадей; но несмотря на это, в Орск баталион прибыл по маршруту. От Орска же до Терекли, хотя и были сильнейшие бураны и холод, доходивший до 30°, стрелки дошли по маршруту совершенно благополучно и. 19-го февраля вступили в Казалинск, оставив на всем пути только трех больных и сделав менее чем в месяц поход в 1005 верст по степи! Нельзя не упомянуть, что во всей степи войска встречали полное содействие местной власти: юламейки, мясо, сено и топливо были везде своевременно выставлены, и вообще киргизы и их старшины, бии и другие власти оказывали особенное усердие и готовность услужить войскам; когда же, в Илецком уезде, войска застиг трехдневный буран, то киргизы добровольно предложили солдатам укрыться в их зимовых стойбищах (род землянок); к сожалению, крайняя нечистота в жилищах этих бедняков была причиной, что солдаты решились потесниться и переночевать кое-как в выставленных кибитках и не могли воспользоваться гостеприимством, во всяком случае, весьма знаменательным и отрадным в жизни наших степных дикарей.

Благополучное проследование этого баталиона в самое суровое время года свидетельствует, что русский солдат, при малейшей заботливости и попечениях о нем начальства, может перенести всевозможные лишения и преодолеть препятствия, которые считаются даже выше сил человека.

Одновременно с приготовлением в походу баталиона стрелкового, начались приготовления и в выступлению в место [605] сосредоточения — в Эмбенский пост, войск, назначенных для оренбургского отряда. Труд этот преимущественно пал на окружный штаб и интендантство. Много нужно было опытности, энергии, усердия и труда, чтобы все предвидеть, не завыть самых мельчайших подробностей и устроить поход так, чтобы солдаты в состоянии были его сделать.

Впрочем, для точного понятия о всем, что сделано в снабжении войск всем необходимым для степного похода, а равно и в снаряжении их, мы укажем ниже все распоряжения, относившиеся до похода.

16-го февраля, после торжественного молебствия, совершенного епископом оренбургским в присутствии главного начальника края, генерал-адъютанта Крыжановского (прибывшего 28-го января нарочно из Петербурга для личных распоряжений по снаряжению экспедиции) и парада, выступили из Оренбурга 4 роты 1-го оренбургского линейного баталиона, 2 казачьи сотни, 6 орудий казачьей артиллерии и прислуга от местной артиллерийской команды к четырем полупуд. мортирам и двум нарезным 4-х-фунтовым пушкам, назначенным на вооружение временного укрепления, предназначаемого возвести в тылу отряда, и в 6-ти ракетным станкам. Пехота и пешая артиллерия следовала на Эмбу чрез Илецкую защиту на Ак-Тюбя, а 2 сотни и конная артиллерия, чтобы по одной дороге не было слишком большого накопления людей и чтобы можно было заготовить сено, как для артиллерийских и казачьих лошадей, так и для впрягаемых в подводы, на которых ехала пехота, — должны были следовать на Эмбу другой дорогой, вдоль реки Хобды (По первому пути от Оренбурга до Эмбенского поста считается 496 верст, а по второму 543 версты). Все эти войска отправлены в трех эшелонах.

Из Орска, 25 февраля, в четырех эшелонах выступили на Эмбу (406 1/4 в.) чрез Ак-Тюбя 5 рот 2-го оренбургского линейного баталиона и 4 оренбургские казачьи сотни, и, наконец, из Уральска, 24-го февраля, вышли на Эмбу же чрез Уил (625 1/2 вер.) три уральских казачьих сотни. Все пехотные войска следовали на поставленных интендантством, чрез подрядчика, пароконных подводах по 4 человека на каждой, имея при себе один комплект боевых патронов и по 1 1/2пуда на человека собственных тяжестей (для путевого довольствия были подводы особо). Переходы были назначены до 40 верст в сутки, казаки же следовали форсированным маршем. [606] Артиллерия казачья и при ней один комплект зарядов перевезены тоже на санях, тела орудий, лафеты, колеса и зарядные ящики все особо; артиллерийских же упряжных лошадей повели в поводу.

Для безостановочного следования войск до Эмбы и для возможного сбережения людей и лошадей, а также для обеспечения довольствия войск в пути мясом, которого приказано давать непременно по одному фунту на человека в сутки, по распоряжению главного начальника Оренбургского края, на всем пути по киргизской степи Уральской и Тургайской областей, на ночлегах было выставляемо киргизами безвозмездно от 30-40 кибиток, из которых снег обыкновенно вычищался и на земле расстилалось сено, а с наружной стороны кибитки окапывались снегом; топливо (кизяк) доставлялось по 12 коп. пуд в таком количестве, чтобы тлеющего огня достало с 5 час. вечера до 8 ч. утра следующего дня. Равно выставлялся киргизами для продажи на порции скот и бараны по 25 коп. за фунт (Все офицеры получили невзачет полугодовой оклад жалованья и сверх того натуральные и денежные рационы но военному времени) и сено от 400-600 пуд. на каждом ночлеге по 30 — 50 коп. за пуд (овса по 4 гарнца в сутки все лошади имели с собой). Войска, по всему пути, сопровождали должностные лица из киргизов, а на ночлегах эшелоны встречались старшинами близлежащих аулов. Все же наблюдение за тем, чтобы все было в должной исправности, было поручено уездным начальникам и их помощникам. При отправлении с места, войска, как регулярные, так и иррегулярные, снабжены от интендантства теплыми полушубками, меховыми воротниками, валенками, обшитыми кожей и третьей парой сапогов; кроме того, сахаром, чаем (3/4 фун. чая и 1 фун. сахару на 100 челов. в сутки), спиртом (4 получары в месяц на человека), медными чайниками; по одному на 10 человек и по 3 коп. на человека для заведения чайной посуды, сушёной капустой (собственно казакам, а регулярные войска завели ее на свои средства), подстилочной кошмой по 1 1/2 арш. на человека, экспедиционными и противуцынготными вещами, всем до 7-ми месяцев. Приварочные деньги войска получили по 6 3/4 коп. в сутки на человека (Скот или бараны и кибитки выставлялись и далее от Эмбы до крайних пределов нашей степи: до Чушкакуля и Каратамака). Попечением самих войск, все люди снабжены теплыми портянками и варежками, равно сделаны носилки для раненых (по 2 на роту). [607]

Вся пехота оренбургского отряда вооружена игольчатыми винтовками системы Карле, 6 оренбургских и 1 уральская казачьи сотни имеют 7-ми-линейные нарезные драгунские ружья, а две уральские сотни 6-ти-линейные винтовки, казачья же артиллерия состоит из 4-х-фунт. с казны заряжающихся пушек.

В степных походах вообще, а, в степях оренбургского ведомства в особенности, продовольствие отряда и приискание перевозочных средств — верблюдов, представляет самую главную заботу и самое главное затруднение; затем на первом плане должно быть уменье сохранить в пути здоровье людей, свежесть и бодрость перевозочных животных, так как в этом заключается почти весь успех дела, ибо все неудачи наши прошлых лет имели причиною изнурение людей и гибель верблюдов и лошадей, потому-то здесь в походах делаются приспособления в одежде, производится особое довольствие вещами и пищей, определяемой особым положением: «О военном устройстве в киргизской степи», и даже выработана особая система походного движения.

Так как при настоящих местных условиях отряду необходимо иметь с собой на все время похода продовольствие для людей, фураж, воду и прочие предметы, о которых будет сказано ниже, то очевидно, что вьючный верблюжий обоз составляется из громадного числа тяжестей и перевозочных животных, так что на двух человек отряда приходится по 1-2 верблюда, и весь отряд в походе представляет скорее огромный вооруженный караван, чем движущиеся войска.

Все войска, выступившие с линии, т.-е. из Оренбурга, Орска и Уральска, до Эмбенского поста, кроме вышеизложенного, снабжены по числу дней марша (на один месяц и на 7 дней в, запас) продовольствием: сухарями, крупой, овсом, спиртом, чаем, сахаром и сушено-квашеной капустой.

Приварочные деньги выданы интендантством при выходе войскам, а от Эмбы и далее отпущена на этот предмет находящемуся при отряде чиновнику особая сумма по рассчету приблизительно на 6 месяцев; таким же образом устроено и фуражное довольствие, а равно отпущены деньги на денежные и натуральные рационы и жалованье и другое довольствие войск. Для указания пути войскам и для посылок, при отряде находятся вожаки и чабары и вызваны из Тургайской и Уральской областей 100 челов. джигитов в виде волонтеров, из числа наиболее богатых и надежных киргизов.

В Эмбенском посту, для обеспечения отряда в [608] дальнейшем движении его заготовлено следующее по части интендантской.

За неимением в войсках оренбургского округа обыкновенных лагерных палаток, здесь употребляют вообще в степных походах, так называемые, «юламейки». Стенки этих походных жилищ (а киргизы живут в них круглый год) состоят из 40 крестообразных березовых палок, длиною каждая в 3 арш.; палки эти укрепляются в пяти местах сыромятными ремнями. Кроме этого, из трех таких же палок образовывается дверной косяк. Верх юламейки (в форме конуса) состоит из 20-ти прямых березовых палок, длиною каждая в 3 арш. 6 вершк. Все эти палки скрепляются сверху ремнем вместе с крестообразными поперечинами в 6 вершк. (для увязки означенных палок с поперечинами употребляется сыромятный ремень). В нижнем конце каждой палки приделываются хомутки из толстой бичевы.

Установленный таким образом остов, или основание юламейки, покрывается кошмою (войлок местной киргизской работы) как с боков, так и сверху, причем самый конус юламейки обшивается на четверть кожей. Для укрепления юламейки делается в средине железный прикол с кольцами, длиною в 1 1/3 четверти, и к нему веревка на аршин длиннее пространства от остроконечной части верха юламейки до прикола и в двойном количестве. Вход в юламейку прикрывается одним концем боковой кошмы. Кошма для юламейки должна иметь полотно не короче 5-ти арш. и меряться на погонную в 3 арш. сажень. Шириною кошма должна быть не менее 2 1/4 арш. Построенная таким образом юламейка имеет 15 арш. в окружности и назначается обыкновенно на 10 человек. Для всего отряда отпущено таких юламеек 372 штуки (командирам баталионов со штабами дано по 3 юламейки, командирам рот и сотен по 1-й, а прочим офицерам на троих по одной). Броне того походному штабу и его отделам отпущено 19 юламеек.

Для продовольствия отряда при выступлении его из Эмбенского поста и следования с ним заготовлен и доставлен из Оренбурга и Орска на Эмбу запас продуктов состоящий из

Сухарей — 2,522 четверти.

Круп — 434 »

Овса — 6,739 »

Спирта — 312 ведр.

Чаю — 4,595 ф. 77 зол.

Сахару — 344 п. 3 ф. 38 зол.

Сушено-квашеной капусты — 50 пудов. [609]

С этим количеством весь оренбургский отряд будет удовлетворен: сухарями, крупой и овсом на 80 дней, чаем, сахаром и капустой на 6 месяцев, а спиртом по 1-е мая (с 1-го мая по 1-е сентября вместо спирта будет чай).

Для приварка, на который отпущено, как сказано выше, по 6 3/4 коп. и сделано распоряжение о выставке киргизами для продажи порционного скота, отпущены еще, на случай, еслибы нельзя было достать мяса, разные консервы, которые были нарочно с соответствующими наставлениями о употреблении их высланы из Петербурга:

Картофельной крупы — профессора Киттары — 4,000 порций.

Сухих щей — доктора Данилевского — 663 »

Сухарей для щей — князя Долгорукова — 6,677 "

Мясного экстракта — Либиха — 2,500 »

Относительно довольствия лошадей было сказано выше, но имея в виду, что могут встретиться случайности, вследствие которых нужно будет давать лошадям усиленную дачу овса, в Эмбенском посту заготовлено его 1,500 четвертей, из коих 1000 четвертей должны следовать при отряде вместе с 80-дневным запасом довольствия, а 500 четвертей останутся на Эмбе для запаса.

Наконец, весь отряд снабжен экспедиционными вещами. Экспедиционные вещи имеют у нас свою историю, которая состоит в том, что на снаряжение из Оренбурга в степь отрядов, по причине необходимости заводить весьма многие предметы, крайне необходимые для войск идущих в степь, вследствие особых местных и климатических условий, и которых не полагалось ни в табелях о довольствии и снаряжении войск, ни в законоположениях о том, — с давних времен отпускалась ежегодно в распоряжение бывшего командира оренбургского отдельного корпуса особая сумма в 25 т. руб. В 1867 году отпуск этой суммы однако прекращен, и все расходы, которые падали на эту сумму, повелено относить, или вернее применять на соответствующие §§ интендантской сметы; таким образом, заведение некоторых экспедиционных вещей начали относить на § 3-й этой сметы. Для определения же нормы всех этих вещей, а равно и для точного уяснения всего необходимого, была составлена особая коммиссия, которая составила подробную табель, на основании которой, хотя она еще и не утверждена законодательным порядком, руководствуются при снаряжении степных отрядов. На основании этой табели, для оренбургского отряда [610] отпущены нижеозначенные экспедиционные вещи в следующем количестве (в числе этих, вещей находятся еще вещи, предназначенные собственно для предупреждения цинготной болезни, весьма распространенной в степи):

Котлов чугунных с такими же крышками — 80 штук.

Таганов железных — 80 »

Уполовников — 80 »

Ковшей — 80 »

Ведер железных — 160 »

Ножей кухонных — 50 »

Топоров — 136 »

Вилок — 80 »

Мотыг — 136 »

Кирок — 136 »

Лопат железных — 400 »

Гвоздей однотесу — 800 »

Ливеров белой жести — 20 »

Кос с принадлежностями — 90 "

Горбушей — 120 »

Корыт железных — 120 »

Бочат в 3 ведра — 34 »

Чарок белой жести — 112 »

Баклаг для воды в 4 ведра каждая — 3723 »

(Для пехоты по 1 на 20, а для кавалерии по 1 на 10 чел.).

К ним воронок — 163 »

Лопат деревянных — 204 »

Бредней — 5 »

Медных мер в 1/4 ведра — 19 »

Рогож — 1868 »

Веревок — 5111 сажен.

Чайников медных — 340 штук.

(весящих 2040 фунтов).

Весов — 20 »

Баков деревянных — 100 »

Ложек деревянных — 1000 »

Перцу зернистого — 5 пуд. 5 фун.

Уксусной эссенции — 1020 бутылок.

Соли поваренной — 253 пуда.

Круту (Крут — овечий сыр, киргизской выделки, имеющий свойство утолять жажду: кусочик его киргизы разводят в воде и пьют, или просто кладут в рот и сосут. Вкус крута солоновато-кислый) — 800 »

Мыла простого — 253 » [611]

Табаку курит. простого — 501 пуд.

Луку репчатого — 306 »

Хрепу сушеного — 15» 15 фун.

Перцу стручкового — 10 » 10 "

Кроме всего этого оренбургское местное управление Общества попечения о раненых и больных воинах, желая с своей стороны улучшить быт больных и раненых, могущих поступить в подвижные при отрядах госпитали, заготовило на свои средства на 50 человек госпитального белья, приготовило 3 лазаретные повозки, по особому образцу, и купило в достаточном количестве чай, сахар, сгущеное молоко, клюквенную эссенцию, ром, коньяк, херес, сигары, табак, папиросы, все канцелярские принадлежности для писем, шашешницы, разные книги и журналы и много других необходимых вещей, поручив все это особому уполномоченному своему, в распоряжение которого Общество ассигновало еще на расходы 3000 руб.

Кроме удовлетворения всех войск, при выступлении их с места, полным комплектом боевых патронов и снарядов, положенных по закону, в Эмбенском посту образован, для дальнейшего следования с отрядом, артиллерийский парк, в котором находилось:

Боевых патронов в игольчатым винтовкам — 334,000

» « " 6-ти-линейным — 23,200

» « » 7-ми-линейным драгунск. — 81,200

» « » пистолетам — 270

Капсюлей ружейных — 125,700

Снарядов к 4-х фунтовым пушкам с казны заряжающимся:

Обыкновенных гранат — 600

Зажигательных — 120

Картечных шарох — 530

" гранат прежних — 190

Картечей соединенных с зарядами — 120

Снаряженных полупуд. гранат к мортир. — 600

Зарядов в 1 1/2 ф. — 1271

» для навесной стрельбы — 480

» « мортир 1200 полп. (гранат особо) — 1200

Боевых ракет — 750

» « 2-х-дюймов. с приводами — 220

Пороху артиллерийского — 15 пуд.

К двум пушкам 4-х-фун. нарезным с дуда заряжающимся:

Зарядов с обыкновенными гранатами — 140

» « картечными » — 110

» « картечью — 50

и кроме того, все необходимые для артиллерийской лаборатории и снаряжения принадлежности. [612]

По части инженерной войска оренбургского отряда были снабжены 8-ю трубчатыми колодцами, а для облегчения переправ, во время движения по хивинской территории, изрезанной каналами, двумя разборчатыми мостами, одним на козлах, а другим понтонным. Для разбора, наводки и сборки этих мостов, кроме 4-х саперных нижних чинов, состоящих при отряде, обучены еще при оренбургской инженерной дистанции 32 рядовых и 4 унтер-офицера от 1-го линейного баталиона. Кроме того, взят полный комплект всех необходимых инженерных инструментов и материалов для возведения полевых укреплений.

По недостатку в степи лечебных учреждений и по случаю сосредоточения значительного числа войск за Эмбой, сделаны следующие распоряжения: учрежден центральный на 50 человек подвижной лазарет, который будет следовать при отряде. Лазарет этот снабжен всеми госпитальными припасами, противуцынготными средствами и другими вещами, в шестимесячной пропорции. Для помещения больных этого лазарета отпущено 12 кибиток с железными печами. Кроме этого, все войска снабжены лазаретными вещами по штатному составу, лазарет же Эмбенского поста увеличен на 15 мест.

IV.

Несмотря на огромные снега, морозы, бураны и ужасное состояние дороги от Оренбурга до Эмбенского поста, так что даже командующий войсками отряда должен был бросить на дороге свой экипаж и следовать в перекладных санях, все войска совершенно благополучно прибыли в пост 18-го марта, не имея ни одного ознобившегося и всего до 45-ти человек больных. Транспорты с артиллерийскими и интендантскими тяжестями двигались с большим затруднением, иногда по целым часам не имея возможности выбраться из какого-нибудь ухаба, перевозочные животные до того изнурились, что большая часть тяжестей должна была остаться на дороге и только в конце марта доставлена в Эмбенский пост.

Когда отряд уже выступил из Оренбурга, было получено с Бавказа сведение, что один мангишлакский наиб по имени Кафар Вараджигитов, брат которого, Балбин (один из главнейших зачинщиков возмущения адаевцев и 1870 году), [613] живет в Хиве и пользуется особенною милостью хана, но наущению последнего, действовавшего чрез посредство Калбина, решился взволновать население всего Мангышлака, для чего собрав, 26-го минувшего января, ближайшие аулы, объявил им, что русские намерены, будто бы, потребовать с населения громадное количество разного скота, что в конец разорить киргизов, а потому, именем хана, убеждал адаевцев немедленно откочевать в хивинским пределам, где они найдут убежище, а все сардари и бии будут щедро награждены. В противном случае, Кафар грозил, с помощью хивинцев, предать все аулы огню и мечу, не щадя ни жен, ни детей.

Устрашенные этими угрозами, несчастные киргизы поспешно начали спасаться с своими стадами на Усть-Урт, несмотря на суровое время года, грозившее гибелью их скота, составляющего главнейшее богатство населения. Необходимо было, как можно быстрее, предупредить обманутых адаевцев от бедственных последствий бегства их на Усть-Урт и не дать распространиться волнению.

С этою целью, начальник мангишлакского отряда, полковник Ломакин, выступивший за несколько дней перед тем из Александровского форта с небольшим отрядом, и получивший на пути известие об измене Кафара, тотчас же двинулся на Бузачи, где кочуют самые дикие адаевские отделения. У залива Кара-кичу (южная часть Кайдакского залива) отряд встретил множество аулов, с несколькими десятками тысяч голов скота, вереницею тянувшихся по направлению к Усть-Урту. Посланные вперед казаки успели частью успокоить кочевников и уговорить вернуться на свои зимовки. Толпа же в 400 человек киргизов, предводимая двумя из родственников и сообщников Кафара, не послушав мирных увещаний, бросились с пиками и топорами на терских казаков, которые, однако, несмотря на свою малочисленность (68 человек), сами кинулись на встречу с кинжалами и мгновенно рассеяли ее. Стоявшие, во время этого дела, на окрестных горах массы народа оставались совершенно безучастными зрителями и, несмотря на призывные крики сражавшихся киргизов, не трогались с места.

После этого дела, полковник Ломакин усиленными переходами продолжал движение на Бузачи, где присоединил к себе сотню Дагестанского конно-иррегулярного полка, у которой обманом отогнан был ночью пасшийся в степи табун лошадей, и затем вернулся в форт. [614]

И в настоящем случае факт участия и подстрекательства Хивы в произведенном волнении не подлежит никакому сомнению. Несмотря на самые разумные меры местной администрации и даже на сознание самого населения в гибельных для него последствиях подобных беспорядков, трудно оградить легковерных киргизов от влияния злонамеренных людей, поддерживаемых соседним ханством, доколе отношения наши к нему не будут поставлены в более определенное положение.

В виду такого положения дел и так как с движением наших войск против Хивы юго-западная часть нашей Тургайской области была бы совершенно открыта со стороны Усть-Урта от набегов хищнических шаек, которые могли бы вновь волновать киргизов, если бы между Эмбою и Аральским морем, равно между Каспийским и Аральским морями не будут выставлены наблюдательные отряды, а также и для охранения тыла оренбургской экспедиции, генерал Крыжановский приказал: 1) на Саме, как промежуточном пункте между Каспийским и Аральским морями и удобном для наблюдения этого пространства, выставить наблюдательный пост из 1 1/2 сотен казаков, состоящих на службе в степных укреплениях одной роты, которая должна быть отделена от отряда генерала Веревкина по соединении его с кавказскими войсками; 2) на Джебыске — пункте, где всего удобнее сделать прорыв шайкам на орско-кавалинский тракт, поставить одну сотню казаков, и 3) назначить в распоряжение начальника Иргизского уезда тоже одну сотню казаков, для наблюдения за мугоджарскими горами и барсуками. Между всеми этими пунктами будет во все время производиться сношение чрез беспрестанно высылаемые разъезды.

Что же касается до обеспечения отряда довольствием, по выходе его из Эмбенского поста, то так как по соглашению с генерал-адъютантом фон-Кауфманом полагалось, что обеспечение отряда в пределах хивинского ханства будет найдено на месте, то заботы оренбургского начальства в этом отношении должны были ограничиться лишь обеспечением отряда довольствием до прихода его в ханство и заготовлением токового для обратного следования из Хивы, которое предполагается в августе.

Таким образом, при выступлении отряда 30-го марта с Эмбенского поста будет взято, кроме всех экспедиционных вещей, продовольствие на путь: сухарей и круп на 2 1/2 месяца или даже на 105 дней (смотря потому, сколько будет в сборе [615] верблюдов) и на 2 — 2 1/2 месяца овса. Считая от Эмбы до Хивы 40-45 дней ходу, весь отряд будет по этому рассчету обеспечен и по приходе в пределы ханства еще месячным запасом.

10-го апреля из Эмбенского поста, на 907 верблюдах, выйдет новый транспорт с месячным запасом провианта и полумесячным овса. Запас этот будет доставлен на Ургу, где предполагается возвести временное полевое укрепление на 1-2 роты с казаками и артиллерией для обеспечения тыла оренбургского отряда.

Здесь, то есть на Урге, будут оставлены все освободившиеся от тяжестей верблюды, которые следовали с отрядом, и на них-то предполагается доставлять от ургинского продовольственного склада провиант и фураж к отряду, а те 907 верблюдов, которые доставят запас, возвратятся обратно на Эмбу и вновь по рассчету 25-го мая и 1-го июня выйдут из Эмбы в Ургу с запасом двух-месячного продовольствия сухарей, круп и овса, которые в крайнем случае и обеспечат весь отряд до 15-го сентября. Все это передвижение, конечно, будет совершаться под прикрытием казаков, для чего сделаны соответствующие распоряжения; от Урги же до отряда продовольственный транспорт пойдет под прикрытием одной роты, двух сотен и двух орудий.

При оренбургском отряде для научных целей командирован из окружного штаба геодезист и топографы, а также состоит по Высочайшему повелению генерального штаба офицер, для составления исследований торгового и экономического значений всего закаспийского края и аму-дарьинского бассейна, что, конечно, весьма важно, в виду могущих после хивинской экспедиции значительно развиться торговых сношений наших с персидско-средне-азиатским рынком.

Русское географическое общество тоже не осталось безучастно при настоящей экспедиции и составило весьма подробное указание для физического наблюдения, для собирания сведений по некоторым вопросам, относящимся до общей географии, до исследования по части исторической географии, до собирания рукописей и монет, до наблюдения по части этнографии и до наблюдения над экономическим и культурным состоянием населения хивинского оазиса.

Из предшествовавшего описания снаряжения отряда легко можно видеть, сколько тут положено было труда, забот и средств, но чтобы дать хотя приблизительное общее о том [616] скажу, что для доставления на Эмбенский пост из Оренбурга продовольственных припасов, артиллерийских снарядов, экспедиционных вещей, медикаментов и вообще всех тяжестей, высылаемых для отряда и весящих 56,464 пуда, да таковых же припасов, отправленных на Эмбу же из Орска и весящих 35,987 пудов, потребовалось, кроме значительного числа конных подвод, до двух тысяч верблюдов, запряженных в сани (на каждые сани клалось от 17 до 22 пудов), да кроме того, из Оренбурга и Орска для перевозки 4-х рот 1-го и 5-ти рот 2-го линейных баталионов и местной артиллерийской команды, а равно для больных, могущих быть в казачьих сотнях, вместе с тяжестями и путевым продовольствием для этих войск, составляющим 13,442 пуда, потребовалось 545 пароконных подвод (кроме подвод для своза из Оренбурга до Эмбы шести орудий казачьей артиллерии с принадлежностями и другими при них тяжестями, весящими до 1,400 пудов).

В Эмбенском посту контрагент обязан был выставить во дню выхода стряда, для поднятия и перевозки за войсками 80-ти-дневного запаса продовольствия, фуража и всех других тяжестей отряда, 4970 верблюдов (из Эмбы все тяжести будут следовать на вьюках верблюдов, на каждого верблюда полагается тяжести до 17-ти пудов) (На каждых 5-7 верблюдов полагается по одному верблюдовожатому киргизу).

Затем, тот же контрагент обязан доставить в Эмбенский пост в назначенному времени еще 1,405 верблюдов (Само собой разумеется, число верблюдов будет еще больше, ибо нужно иметь непременно сверх требуемых контрактом еще и запасных), для поднятия и перевозки на складочный пункт, в тылу отряда, вслед за выступлением его, как сказано выше, еще месячный запас продовольствия, до 24-х тысяч пудов.

Цены за перевозку вообще всех тяжестей из Оренбурга (495 верст) и из Орска (406 1/4 версты), до Эмбенского поста утверждены военно-окружным советом по 1 руб. 50 коп. с пуда за все расстояние, а из Уральска туда же (584 версты) по 1 руб. 76 3/4 коп. с пуда.

За подводы под своз нижних чинов по 60 руб. за каждую пароконную подводу.

За наем верблюдов, на которых будут следовать, как выше сказано, все тяжести и продовольствие отряда, при выступлении его из Эмбенского поста, утверждена цена за первые два [617] с половиною месяца по 23 руб., а последующие по 18 руб. в месяц за каждого.

За верблюдов же, нанятых под своз месячного запаса продовольствия из Эмбенского поста на пункты в тылу отряда, по 23 руб. в месяц за каждого.

Кроме этих расходов и тех, которые пали на сметы интендантства, израсходовано по 1-е апреля из 200 тысяч, отпущенных в распоряжение генерала Крыжановского:

В пособие чинам отряда, закупку подарочных вещей, сделание саней и упряжи для своза войск, приобретение вод своз вещей, денег и конвоя экипажей, на прогоны некоторым чинам и равные другие расходы — 117,740 р. 53 к.

За перевозку из Оренбурга и Орска в Эмбенский пост за подводах войск — 18,402 » — »

На усиленную дачу нижним чинам спирта — 2,069 " — »

На заготовление сушено-квашеной капусты для казачьих частей и лазарета — 3,021 » 52 »

На теплую одежду казачьим частям — 10,487 » 55 »

На заготовление баклаг для воды — 21,742 » 32 »

Чабарам, за доставку сведений в пути следования отрядов, телеграммы, пересылку почт и прочие почтовые расходы — 2,255 " 90 »

На приспособление конюшни в Эмбенском посте для временного квартирования войск отряда, во время перехода их чрез этот пост употреблено — 528 " — »

Итого — 176,275 р. 82 к.

Пред выступлением отряда в поход, генерал-адъютант Крыжановский отдал по округу следующий приказ:

«Предписываю начальникам войск, входящих в состав отряда, высылаемого от вверенного мне округа, в берегам Аральского моря, обратить особенное внимание на знание всеми подведомственными им чинами правил сторожевой службы, равно и на строгое их соблюдение при походных движениях и остановках вверенных им войск от Эмбенского поста далее по назначению, как необходимого условия для обеспечения себя от нечаянных нападений со стороны хищников и для сохранения в целости своего обоза, продовольственных припасов, транспортных животных и казачьих табунов.

«В то же время, имея в виду, что для успеха действий отряда, при встрече с неприятелем, необходимо, чтобы войска дошли до него свежими и бодрыми, предписываю всем начальникам частей, не исключая и младших, а равно и [618] находящимся при войсках врачам, обратить самое строгое внимание на все, что может сберечь здоровье и сохранить силы и бодрость духа вверенных им нижних чинов. В этих же видах принять надлежащие меры, чтобы пища нижних чинов была сколь можно более питательна и здорова, чтобы мясо давалось, непременно, не менее одного фунта в сутки на человека, не исключая и в постные дни, а также чтобы оно было всегда свежее и хорошего качества.

«Вменяю также в обязанность начальникам частей обращать должное внимание на сохранение в надлежащей исправности во вверенных им частях как холодного, так особенно огнестрельного оружия, а равно и на уменье подведомственными им нижними чинами обращаться с своим оружием.

«Дабы казачьи сотни во время похода находились постоянно в возможно-полном составе, предписываю как главному начальнику отряда и начальнику кавалерии, так и сотенным начальникам, иметь постоянно наблюдение, чтобы от казачьих сотен не делался наряд вестовыми в лицам и местам, коим таковых не положено иметь по закону, а также и в другие нестроевые должности.

«Главному же начальнику отряда предлагаю, перед выступлением из Эмбенского поста, утвердить наряд вестовых, как от пехоты, так и от казаков и батареи, в отрядный штаб, управления оного и в другие места, ограничив его самою крайнею необходимостию и имея в виду, что строевым офицерам дозволяется давать вестовых из тех частей, в каких они состоят, в том случае ежели они не имеют деньщиков. Для того же, чтобы чины, наряжаемые вестовыми, не отставали от фронта, требовать, чтобы они переменялись, ежели не каждый день, то непременно чрез несколько дней. Засим иметь строжайшее наблюдение, чтобы сверх утвержденного главным начальником отряда наряда, вестовых ни в каком случае никуда не наряжать.

«Предписываю также наказным атаманам оренбургского и уральского казачьих войск обратить строгое внимание, чтобы все строевые казаки при выступлении с линии в степной поход имели вполне способных и надежных к службе лошадей. Для безотлагательной же замены на месте строевых лошадей, утраченных в походе казаками по случаям, указанным в приказе по военному ведомству 1870 г., за No 275 предлагаю наказным атаманам отпустить из войскового военного капитала в ведение командиров сотен на [619] вышеупомянутый предмет примерную сумму денег; издержанные же на покупку утраченных лошадей деньги будут возвращены, на основании вышеупомянутого приказа No 275, из экстраординарной суммы.

«Для уменьшения обоза, следующего при войсках, разрешаю иметь в походе офицерских повозок: генералам не более двух, штаб-офицерам по одной, а обер-офицерам одну на двоих, причем предлагаю главному начальнику отряда, при выступлении войск с Эмбенского поста, поверить находящийся при них офицерский обоз.

«Объявляя о вышеизложенном по войскам вверенного мне округа, остаюсь вполне уверенным, что все чины экспедиционного отряда, высылаемого из оренбургского военного округа, при соблюдении всех изложенных выше условий и строгом, добросовестном исполнении своих обязанностей, окончат предстоящий им нелегкий поход — вполне успешно и со славою, исполнив тем священную волю Государя Императора».

Ф. Лобысевич.

Оренбург.

Текст воспроизведен по изданию: Взятие Хивы и хивинская экспедиция 1873 года. Материалы для истории похода // Вестник Европы, № 8. 1873

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.