-

КУРОПАТКИН А. Н.

КАШГАРИЯ

ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК СТРАНЫ, ЕЕ ВОЕННЫЕ СИЛЫ, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И ТОРГОВЛЯ.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Несколько слов о восстании дунган в китайских провинциях Шень-си, Гань-су и Джунгарии. — Восстание Кашгарии. — Рашэддин-ходжа. — Хабибула-ходжа. — Садык-бек. — Бузурук-хан. — Прибытие Якуб-бека в город Кашгар. — Его биография. — Якуб-бек разбивает войска аксуйские и яркендские, высланные против него. — Взятие им города Янги-гиссара и кашгарского гульбаха Янгишара. — Усмирение бунта кипчаков. — Взятие Яркенда и Хотана. — Якуб-бек объявляет себя правителем страны. — Поход на города: Аксу, Куча, Курля. — Нападение дунган на город Куча. — Второй поход до города Куня-турфана. — Третий поход Якуб-бека к Куня-турфану для борьбы с китайцами. — Неудача при Гуматае. — Современное положение Якуб-бека.

Изгнав в 1857-м году Валихан-тюрю и снова овладев всею Кашгариею, китайцы недолго пользовались своею победою. Восстание мусульманского населения в западных китайских провинциях Гань-су и Шень-си, быстро распространяясь на запад, охватило всю Джунгарию, а затем в 1862-1863-м годах и Кашгарию. Китайцы были поставлены в отчаянное положение. Многие сотни тысяч их погибли, но, с ничем непобедимым упорством, они шаг за шагом в течение последующих 13-ти лет усмирили восстание до города Чугучака к западу, до Манаса и Урумчи к югу. В 1877-м году их войска стянулись к городу Урумчи и открыли военные действия против Якуб-бека, самого талантливого и могущественного противника их, выдвинутого событиями предшествовавших 13-ти лет.

Мусульманское население в Китае группируется в провинциях Шень-си и Гань-су. Численность его доходит до 5.000.000 душ (Г. Сосновский, «Военный Сборник» 1876 года № 10.). Происхождение этих мусульман объясняется различно: по мнению одних, их поселение в китайских провинциях должно быть [128] отнесено в VIII и IX векам, когда китайцы, покорив Уйгурское царство, выселили до 1.000.000 семейств уйгуров в свои пустынные западные провинции. С течением времени, эти уйгуры приняли мусульманскую веру, утратили через браки с китаянками свой первоначальный тип и теперь мало похожи на своих родичей, оставшихся в Кашгарии. Эти мусульмане, расселившись по стране, впоследствии составили основное население Джунгарии, городов: Чугучака, Кульджи, Манаса, Урумчи, Куня-турфана, Баркуля и Хами. Население Кашгарии, чуждое китайским мусульманам, начинается к западу от укрепления Карашара и города Курля. Оно называет себя по местностям, им занимаемым: карашарами, кучайцами, аксуйцами, кашгарцами, яркендцами и хотанцами.

Китайцы называют своих мусульман хой-хой-цянь ¹⁰⁶.

В Кашгарии же китайские мусульмане известны под именем дунган, а восстание, произведенное ими — под именем «дунганского восстания». Происхождение слова «дунгане» точно неизвестно По изустным преданиям, слышанным мною в Кашгарии, происхождение этого названия относят то к эпохе Александра Македонского, то Чингиз-хана, то, наконец, Тамерлана. Считают, что при передвижении полчищь этих народных героев с востока на запад и с запада на восток, многие из воинов остались как в Джунгарии, так и в провинциях Шень-си и Гань-су, вследствие чего и получили название тургане, что значит «оставшиеся» ¹⁰⁷.

Г. Сосновский происхождение слова «дунгане» относит к началу восстания китайских мусульман в 1861-м году. По его словам, восстание прежде всего началось в районе крепостцы Дуньгуань, в провинции Шень-си. Название этой крепостцы, весьма часто повторявшееся в первых донесениях, могло быть перенесено и на самых деятелей восстания

Предположение это не заслуживает вероятия, так как слово «дунгане» существовало задолго до восстания 1861 года. [129]

Не имея достаточных данных, чтобы высказать окончательное мнение по вопросу о происхождении слова «дунгане», оставим решение этого вопроса специалистам и обратимся к изложению фактической стороны восстания.

Восстание началось в 1861-м году, в последний год правления Сян-фыня, в провинции Шень-си, откуда оно распространилось сперва по провинции Гань-су, а оттуда в Джунгарию.

Восстание ознаменовалось страшным, местами поголовным, истреблением китайцев. Первые попытки китайского правительства к усмирению восстания не имели успеха. Лихоимство начальников и недостатки всякого рода были причиною того, что китайские отряды иногда переходили на сторону инсургентов. Китайские гарнизоны, отрезанные один от другого, вынуждены были запереться в цитаделях, а инсургенты, разлившись по всей восставшей стране, уничтожали все китайское. Ненависть против китайцев была так велика, что, по свидетельству г. Сосновского, мусульмане умерщвляли своих собственных жен и детей, чтобы они только не достались в руки китайцам. Китайцы, по словам того же автора, не оставались в долгу и жестоко мстили своим врагам. Так, во время осады города Хе-джеу, продолжавшейся семь месяцев и после падения его, китайцами было казнено 20.000 человек; у города Си-нинь-фу — 9.000 человек; в Цзин-цзи-ну — 50.000 человек. Обширные, плодородные, густо населенные пространства были обращены в пустыню.

Богатые города лежали в развалинах ¹⁰⁸.

Действия китайцев становятся энергичными и успешными только со времени назначения в 1868-м году генерал-губернатором провинций Гань-су, Шень-си и Джунгарии Цо-цун-тана. Поняв, по словам г. Сосновского, что неурядица происходит, главным образом, от взяточничества, он набрал порядочных чиновников, солдат, ввел порядок в довольствии их и устроил завод в Лань-чеу-фу, на котором теперь приготовляются заряжающиеся с казенной части стальные пушки и новейших систем ручное оружие. Центры восстания понемногу один за другим занимались [130] китайскими войсками и к январю прошлого года, дорога от Лань-джеу, через Хами и Гучень до Чугучака уже охранялась непрерывною линиею китайских постов и восстание в провинциях было подавлено, хотя много мелких дунганских шаек дерутся и до сих пор.

Весть об успехе восстания китайских мусульман в Джунгарии, Шень-си и Гань-су быстро проникла в Кашгарию и подготовила восстание населения против китайцев. Китайские гарнизоны были малочислены и, что всего важнее, имели в составе своем значительное число солдат из дунган, которые, при первых известиях о восстании своих родичей, подняли оружие против китайцев и при помощи местного населения перерезали большую часть китайцев, не успевших запереться в гульбахах. Прежде всего восстание обнаружилось в городе Куча.

Один из жителей этого города, Рашэддин-ходжа, первый в 1862 году объявил газават, собрал жителей и в голове их произвел нападение на китайский гарнизон. Китайцы были вырезаны и вслед за тем Рашэддин отправил во все города Кашгарии своих эмисаров для объявления войны против китайцев. Дунгане присоединились к восстанию и при помощи их в городах Карашаре, Тогсуне и Куня-турфане, китайские гарнизоны были уничтожены, а население городов этих признало власть Рашэддина и провозгласило его ханом. Правителем этих городов был назначен Иса-ходжа, родственник Рашэддина. Два других его родственника, Джалялледдин-ходжа и Бурханеддин-ходжа, отправились в города Аксу, Кашгар, Яркенд и Хотан, чтобы добиться от этих городов признания ханом Рашэддина. Еще ранее чем посланные достигли этих городов, в них уже вспыхнуло возмущение и китайские гарнизоны заперлись в гульбахах. Жители города Аксу ранее других признали Рашэддина ханом. В это время влиятельным лицом в городе Кашгаре был Садык-бек, по происхождению кипчак ¹⁰⁹. Выйдя со своими приверженцами на встречу ходжам, он признал ханом Рашэддина, а вслед затем Рашэддин был признан ханом и всеми жителями города Кашгара. Назначив Садык-бека хакимом города, ходжи отправились далее в город Яркенд. [131]

Хакимом города Яркенда, еще назначенным китайцами, был Ниаз-бек, которому выпала на долю заметная роль в дальнейших переворотах, имевших место в Кашгарии.

Начальник китайских войск, составлявших гарнизон Яркенда, заметив брожение как между жителями города, так и между дунганскими солдатами, составлявшими часть гарнизона, задумал обезоружить последних. Весть об этом быстро дошла до дунган и послужила началом восстания. Ночью дунгане ворвались в гульбах, в котором помещался китайский гарнизон и перерезали до 2.000 китайских солдат с их семействами; остальные успели отбиться и запереться в гульбахе. Утром дунгане бросились в город и вместе с жителями его разграбили дома и лавки китайцев и перерезали их хозяев. Аксуйские эмисары, повидимому, не имели в этом городе большого успеха: жители его выбрали своим правителем старика муллу Хозрет-Абдуррахмана, а помощником к нему назначили бывшего хакима города, Ниаз-бека. Жители Хотана последовали примеру яркендцев; перерезали китайцев и объявили своим правителем тоже муллу, недавно вернувшегося из Мекки, Хаби-буллу, который принял титул падши (царя) и начал чеканить монету с своим именем.

К концу 1863-го года китайцы держались в Кашгарии только в гульбахе (цитадели) Кашгара, в городе Янги-гиссаре и в гульбахе города Яркенда. Против последнего были направлены ополчения из Аксу и из города Яркенда. На помощь ополчениям явились дунгане, но, тем не менее, гульбах долго сопротивлялся всем усилиям осаждающих, а когда все средства обороны были истощены, китайский военоначальник геройски взорвался на воздух со всем гарнизоном.

После этой победы аксуйские ходжи снова требовали, чтобы яркендцы признали власть Рашэддина. Жители не соглашались; наконец, после долгих споров, управление было разделено между Абдуррахманом в городе и ходжею Бурханеддином в крепости, где помещались дунганские и аксуйские войска. Такой порядок держался до прибытия. Якуб-бека.

К началу 1864-го года, власть Рашэддина-ходжи была признана всею Кашгариею, за исключением города Хотана.

Рашэддин-ходжа не был потомком ходжей, правивших Кашгариею и, добавим, причинявших ей за последние 40 лет столько бедствий (нашествие Дженгира и Валихана-ходжи); поэтому среди кашгарского населения легко было отыскать недовольных [132] Рашеддином и желавших отдать правление Кашгариею в руки одного из многочисленных потомков Аппак-ходжи. Наибольшею популярностью пользовался из них Бузурук-ходжа, сын Дженгира. В народе он славился за свою святость и доброту, но люди, близко его знавшие, знали также слабость его характера, полную неспособность и потому могли легко рассчитывать сделать его орудием в своих руках. Садык-бек, хаким кашгарский, о котором мы уже упоминали выше, первый решился воспользоваться популярностью Бузурук-хана для своих целей. Он обратился тогда к правившему в то время Ташкентом и Коканом Алим-Кулу и просил его выслать в Кашгарию Бузурука, проживавшего в Ташкенте, обещая легкое овладение всею страною. Действительно, Бузурук скоро прибыл в сопровождении 50-ти человек, а вместе с ним прибыл и Якуб-бек в звании ляшкар-баши, начальника будущих войск.

Прежде чем продолжать изложение дальнейших событий в Кашгарии, мы приведем собранные нами сведения о прошлом Якуб-бека, личности бесспорно исторической, резво выдающейся над всеми ему современными правителями азиатских независимых государств.

Отец Якуб-бека был ходжентский житель Исмет-улла, занимавшийся причитанием различных молитв над больными. Посетив кышлак Пскент, в 50-ти верстах от Ташкента, по дороге в Ходжент, он женился на пскентской уроженке и остался там жить; от этого брака и родился Якуб-бек. Мне не удалось определить с точностью год его рождения: на вид Якуб-беку было в 1876-м году около 50-ти лет и седина только что стала пробиваться, но по показаниям лиц, к нему приближенных, ему было тогда от 58-ми до 64-х лет. Вскоре по рождении Якуб-бека отец его развелся с своею женою и тогда она вышла замуж за пскентского мясника, в доме которого и вырос Якуб-бек. Вот почему в народе иногда его называют сыном мясника.

Потеряв отца и мать еще в детстве, маленький сирота, чтобы прокормить себя, сделался батчею (уличный танцор). Мальчик понравился одному из проезжавших через Пскент коканских сипаев, который и захватил его с собой в город Кокан. Там Якуб-бек стал переходить из рук в руки, пока, уже приобретя известность, как ловкий и красивый батча, он не попал к некоему Могамед-карим-кашка, служившему в звании чилим-чи у Мадали-хана коканского (чилим-чи — подаватель кальяна, соответствует нашему доверенному камердинеру). Мне случилось говорить с [133] очевидцами, видевшими в это время Якуб-бека на большой тамаше в Маргелане, где он отличался своей ловкостью в танцах. По их рассказам, это был красивый мальчик, полный, крепко сложенный, с несколько короткою шеею, нежным цветом лица и прекрасными глазами. У него было много поклонников.

К этому же времени относится и назначение чилим-чи Карим-кашка на должность хакима ходжентского, с производством в парманачи, что соответствует нашему генералу. Назначение своих слуг, конюхов и чилим-чи на высокие должности хакимов с производством их прямо в генералы, часто практикуется азиятскими правителями и никого не удивляет.

Неудачная война с бухарцами стоила Мадали-хану жизни, а с его смертию в ханстве Коканском началась борьба партий, из которых каждая выставила своего претендента на ханский престол. Партия кипчаков одолела и посадила на престол Шир-али-бека ¹¹⁰, человека очень ограниченного. Он назначил помощником андижанского хакима кипчака Мусульман-кула, игравшего в последствии видную роль.

Почти все старые хакимы были сменены и погибли, погиб и хозяин Якуб-бека — Карим-кашка; после непродолжительных скитаний без места, Якуб-бек попал батчею к Нар-магомеду-куш-беги, хакиму города Ташкента, родом кипчаку.

В это время в Кокане все еще продолжались беспорядки. Шир-али-хан, после двух лет правления, был убит, и престол его занял Мурад, сын Алим-хана, царствовавший всего девять дней.

Во главе партии кипчаков противником Мурад-хана становится Мусульман-кул, который убивает Мурада, возводит на престол малолетнего сына Шир-али-хана, Худояр-хана, и начинает лично управлять всеми делами. Во избежание претензий со стороны старших братьев Худояр-хана, он их умерщвляет. Спасается бегством только один Маля-хан. К этому времени Якуб-бек выходит из возраста, в котором он имел возможность прельщать туземцев своим лицом и ловкостью в [134] танцах. Положение его могло сделаться затруднительным, если бы случай не помог ему. Хакиму Ташкента, Нар-Магомеду, понравилась младшая сестра Якуб-бека (от мясника). Он женился на ней и, благодаря ее влиянию, Якуб-бек быстро прошел звания махрама (ординарец, адъютант), пянж-баши (пятидесятника), юз-баши (сотника) и достиг звания пансата (пятисотенный).

Вскоре за этим Якуб-бек был назначен беком в Ак-мечеть (форт Перовский). В 1852 году он имел стычку с русскими войсками, в которой был разбит ¹¹¹. Вернувшись в Ташкент, он во всех последующих затем волнениях начинает принимать деятельное участие, и имя его, как энергичного и способного человека, становится известным многим.

Между тем Маля-хан свергнул брата своего Худояр-хана и правил ханством три года, пока не был убит. Все еще могущественный Мусульман-кул потребовал для усмирения беспорядков вспомогательное войско из Ташкента, которое и было двинуто. При нем находился и Якуб-бек. Войско это, дойдя до города Кокана, вместо того, чтобы повиноваться Мусульман-кулу, схватило его и предало Худояр-хану, который, войдя в возраст, уже давно тяготился суровою опекою этого временщика. Обязанный Мусульман-кулу троном, Худояр-хан не остановился перед казнию его. Мусульман-Кула привязали к эшафоту и расстреливали из орудий холостыми зарядами на самом близком расстоянии Загоревшаяся одежда и дым задушили его.

Едва Мусульман-Кул сошел со сцены, его место заступил другой временщик, быть может еще более энергичный, Алим-кул, родом тоже кипчак ¹¹².

Свергнув Худояр-хана, Алим-кул посадил ханом Саид-бека, сына Маля-хана. Это было в 1863 году (?), когда новые [135] враги, более страшные Алим-кулу, чем все враждебные ему партии в Кокане вместе, — русские — уже двигались к городу Чемкенту. Оставив Кокан, он отправился в Ташкент приготовлять отпор этим еще новым врагам. В Ташкенте Алим-кул нашел значительную враждебную себе партию, в рядах которых занимал видное место Якуб-бек. Отправленный в Чемкент, Якуб-бек храбро дрался с русскими и приобрел еще большую известность. Энергичный и популярный Якуб-бек, способный стать соперником, сильно тяготил Алим-кула и он уже готов был избавиться от него обычною азиатскою мерою — казнию, когда неожиданно представившийся случай не только спас Якуб-бека, но дал его способностям и энергии обширную арену. В Ташкент прибыли послы из города Кашгара от Садык-бека с просьбою прислать им Бузурук-хана-ходжу. Охотно согласившись на эту просьбу, Алим-кул, вместе с Бузуруком отправил в Кашгар и Якуб-бека.

Бузурук-хан, в сопровождении Якуб-бека и Алдаша ¹¹³, — родственника Алим-кула, 50-ти человек джигитов и прислуги, в 1864 году явился под стенами города Кашгара ¹¹⁴ и был с радостью встречен жителями. Садык-бек передал управление городами Бузурук-хану, надеясь играть при нем первую роль. Но скоро он увидел в Якуб-беке противника своим планам, и между двумя соперниками началась тайная борьба, которая должна была окончиться только смертию одного из них. Якуб-беку на первых же порах удалось поссорить Бузурука с Садык-беком и последнему пришлось бежать. Якуб-бек был назначен батыр-башею (главнокомандующим), а андижанский житель Мир-баба, эсаул-башею (как бы помощником к Якуб-беку). Новый главнокомандующий первые шесть месяцев провел в сборе войск в городе Кашгаре. Кадром для них ему послужили до 400 андижанцев, которые являлись к нему небольшими партиями. Якуб-бек принимал их весьма ласково, щедро одаривал и давал им командование над солдатами, набранными [136] из местных жителей. Вместе с последними у Якуб-бека в первый же год образовалась сила в несколько тысяч человек. Осада гульбаха, в котором упорно держались китайцы, велась непрерывно и служила боевою школою для новобранцев.

Признание жителями Кашгара ханом Бузурука и притязания последнего, как потомка Аппака, на всю Кашгарию, вызвали сопротивление Рашэддина-ходжи, правившего страною к востоку от города Аксу, и Абдуррахмана правителя Яркенда. Жители городов Аксу, Кути, Яркенда и Хотана, помня нашествие ходжей фамилии Аппака, Дженгира, Катта-тюри и Валихан-тюри, тоже не были расположены делать новый опыт в лице Бузурука. К городу Кашгару почти одновременно двинулись ополчения, как из Аксу, так и из Яркенда, с целию изгнать Бузурука. Положение этого последнего было критическое и только благодаря энергии Якуб-бека он удержался в Кашгаре. Оставив незначительный, но благонадежный отряд против гульбаха, Якуб-бек бросился на встречу аксуйскому ополчению, разбил его на Хан-арыке и энергично преследовал его до кышлака Янгабата; затем, вернувшись обратно, он двинулся против дунган и яркендцев, которые уже находились в нескольких переходах от Кашгара. Сражение произошло в девяти ташах от этого города, в урочище Тузгун. Рассказывая об этом сражении, очевидцы преувеличивают силы неприятеля до нескольких десятков тысяч. По их словам, дунгане подошли весьма близко к войскам Якуб-бека и открыли но ним очень меткий огонь, причинявший большие потери. Тогда Якуб-бек приказал нескольким сотням отборных всадников врубиться во фланги неприятеля. Произведя этим маневром замешательство Якуб-бек двинул вперед все свои остальные войска и выиграл сражение.

Рассказывают, что Якуб-бек получил в этом сражении три раны, но скрыл их до конца сражения, чтобы не уронить дух войска. Преследуя разбитого неприятеля, Якуб-бек дошел до города Янги-гиссара, и после сорока дней осады взял его штурмом. Большая часть жителей и гарнизона погибла при осаде и штурме. Около 200 солдат, женщин и детей были обращены в мусульманство и этим спасли свою жизнь. После взятия Янги-гиссара, Якуб-бек отправил послов с известием о победе и с подарками к Алим-кулу, занятому в то время борьбой с русскими. В числе подарков были посланы девять девушек китаянок. Посланцам не удалось видеть Алим-кула. Прежде чем они прибыли в Кокан, до них дошла весть, что Алим-кул [137] 9-го мая 1865-го года, был убит в сражении с русскими под Ташкентом. Смерть Алим-кула вызвала новые смуты в Кокане, которые косвенно послужили для Якуб-бека средством усилиться еще более.

Саид-хан коканский, возведенный, как мы видели выше, на трон Алим-кулом, узнав о приближении русских к Ташкенту, двинулся со своими войсками да помощь к этому городу. Еще не дойдя до него, он узнал, что войска Алим-кула разбиты, и он сам убит. Повернув обратно, Саид-хан из первых бежал к стороне города Джизака, а часть его войска вернулась в Кокан и провозгласила ханом красивого мальчика Худай-кула, торговавшего на базаре кушаками и чалмами. Он был известен в памяти жителей под именем Биль-бакчи-хана. Этот новый хан царствовал не долго. Пользуясь движением Саид-хана к Ташкенту, Худояр-хан, живший после изгнания его Алим-кулом в бухарских владениях, двинулся с бухарскими войсками и отрядами туркмен к Кокану. Биль-бакчи-хан, не дожидаясь приближения Худояр-хана, бежал в сентябре 1865-го года, с 7.000 конных воинов, 30-ю большими орудиями и 400 пеших солдат с фальконетами, сперва в город Ош, а потом в горы на Гульчу и далее через Кызыл-курган в Суфи-курган. В этом пункте дороги расходятся: одна идет через перевал Терек-даван в город Кашгар, другая — через перевал Юарт на Алай. Маршрут этого горного похода, любопытного потому, что при войсках двигались тяжелые орудия по вьючной дороге, был следующий. Из города Оша в урочище Лангар 30 верст, прибыли в один день, как войска, так и орудия. В Лангаре было отбито незначительное нападение передовых разъездов Худояр-хана. Из Лангара конница, двинувшись прямою дорогою, дошла до урочища Гульчи ¹¹⁵ на следующий день, сделав 33 версты. Орудия же и прикрытия были двинуты дальнею дорогою на чигирчикский перевал, ночевали на нем и, затем, добрались до Гульчи, сделав в два дня 43 версты. В Гульче стояли без движения 10 дней и, наконец, двинулись к Суфи-кургану. Расстояние до Суфи-кургана в 22 версты сделано было конницею в один день, а орудиями в три дня.

В каждое орудие было запряжено гуськом восемь лошадей и придано по 30-ти пеших сарбазов. В узких местах тела [138] орудий тащили по земле. Два орудия пришлось бросить около урочища Беляули, где сломался мост, остальные же 28 орудий прибыли в урочище Суфи-курган.

Худояр-хан со своими войсками, состоявшими из 12.000 различного сброда и 300 туркменов, выступил из города Оша для преследования Биль-бакчи 20-ю днями позже его. В первый день войска Худояр-хана дошли до тамгыкского ущелья (в 40 верстах от Оша), на второй день до Гульчи и на третий — до Суфи-кургана. В тамгыкском ущелье был оставлен весь обоз и четыре небольших орудия. Из Гульчи войско выступило совсем налегке, имея провианту всего по четыре лепешки на человека.

Войска Биль-бакчи состояли из трех различных между собою элементов: киргизов, кипчаков и сартов. Последние составляли сарбазов с фальконетами и артиллеристов. Общего между этими элементами было только то, что все они не имели храбрости драться с наступавшим против них таким же, как они сами, сбродом Худояр-хана. Действительно, как только передовые туркмены Худояр-хана показались около Суфи-кургана, лагерь Биль-бакчи был брошен, кипчаки бросились к терекскому ущелью на перевал Терек-даван, а киргизы, увлекая с собой Биль-бакчу, через перевал Шарт на Алай. Что касается сартов, то они при бегстве своих боевых товарищей остались на месте, обратили против них свои фальконеты и все передались на сторону Худояр-хана.

Бегущих преследовали не долго и, захватив до 80-ти человек пленных,. Худояр-хан вернулся обратно.

Вместе с кипчаками в Кашгар явились двоюродный брат Бузурук-хана, Катта-тюря, правивший Кашгаром во время восстаний ходжей, Бик-Магомет, командовавший ташкентскими войсками, после смерти Алим-кула, и Мирза-Ахмет-куш-беги ¹¹⁶ бывший хаким Ташкента. Все кипчаки поступили на службу к Бузуруку и значительно усилили войска Якуб-бека. Осадные работы против Янги-шара (гульбаха) пошли успешнее. Осенью 1865 года, Якуб-бек вступил в переговоры с начальником китайских войск Хо-Далаем, которому за сдачу крепости и за принятие магометанства была обещай а жизнь. Далай согласился и предупредил амбаня, губернатора Кашгара, также запершегося в крепости, о своем намерении сдаться, советуя амбаню поступить [139] также. Но амбань не искал спасения в измене долгу и религии и, взорвав себя со всеми приближенными на воздух, геройскою смертию, хотя отчасти, искупил трусость и малодушие, выказанные им за все время восстания. Услышав взрыв, Якуб-бек тотчас же послал свои войска на штурм. Часть гарнизона погибла, но около 3.000 китайских солдат, женщин и детей были обращены в мусульманство и приписаны к военному сословию. Затем, дома Янгишара грабились в продолжение семи дней.

После этой победы, Якуб-бек стал еще менее прикрываться именем Бузурука и во время пышных празднеств, заданных им населению Кашгара, принимал почести, как правитель страны ¹¹⁷. Слабый, бесхарактерный Бузурук, предавшийся, кроме того, разврату, не смотря на ореол святости, которым окружали его и окружают до сих пор все почитатели, был мало способен противиться Якуб-беку и уже с первых дней передал в его руки управление всеми делами. Не так смотрели на это дело влиятельные кипчаки, завидовавшие Якуб-беку. Они ждали только удобного случая, чтобы при помощи того же Бузурук-хана вырвать власть из рук Якуб-бека. Случай скоро представился. Якуб-бек после взятия Янги-гиссара двинулся против города Яркенда; несколько ранее отряд его войск овладел укреплением Морал-баши, по дороге между городами Кашгаром и Аксу.

Ему уже удалось овладеть окрестными кышлаками, и он готов был нанести защитникам Яркенда последний удар, когда в его лагере вспыхнуло восстание кипчаков. Не считая себя в силах открыто восстать против Якуб-бека, кипчаки захватили Бузурук-хана, бежали вместе с ним в город Кашгар и объявили там власть Якуб-бека ниспровергнутой. Положение Якуб-бека было отчаянное, и требовалась вся его жизненная энергия, чтобы выдти победителем из этих обстоятельств. Не теряя ни минуты, он отступил от города Яркенда и двинулся к городу Кашгару. Кипчаки, узнав об его приближении, заперлись вместе с Бузурук-ханом в Янгишаре.

После неудачной попытки взять Янгишар открытою силою, Якуб-бек вступил с кипчаками в переговоры. Бик-Магомет, [140] руководивший восстанием, потребовал от Якуб-бека клятвы на коране, что он даст полную свободу всем кипчакам идти куда они захотят, и Якуб-бек поклялся. По условию, кипчаки выходили одними воротами, в то самое время, как войско Якуб-бека входило другими. Вместе с кипчаками бежал или, как говорят другие, был увлечен и Бузурук-хан.

Не считая себя еще достаточно сильным, чтобы в виду предстоящей ему борьбы с остальными городами Кашгарии обойтись без знамени Аппака, Якуб-бек, вместо Бузурука, провозгласил ханом Катта-тюрю, не принимавшего участия в восстании кипчаков, а вслед за бежавшими в Кокану кипчаками, не смотря на клятву, отправил в погоню войско. Беглецы были настигнуты и большая часть их погибла. Скоро, однако, Якуб-бек заметил, что новый хан мало был расположен быть в руках его таким послушным орудием, каким был Бузурук. Не стесняясь в средствах для достижения своих целей, Якуб-бер нашел выход и из этого затруднения: через четыре месяца правления Катта-тюри он отравил его. На устроенных ему пышных похоронах, Якуб-бек шел впереди тела, обливаясь слезами и надев пояс, символ печали. Катта-тюрю похоронили рядом с Аппаком ¹¹⁸. К этому времени возвратился с повинною Бузурук, который и был снова провозглашен ханом ¹¹⁹.

Усмирив кипчаков, Якуб-бек двинулся снова против Яркенда. Командовавший войсками ходжа Бурханнэддин, подговоренный Ниаз-беком, помощником правителя Хозрета-Абдуррахмана, отказался драться против Якуб-бека, говоря, что он прислан освободить Яркенд от китайцев и ничего не имеет против признания Бузурука ханом. При помощи Ниаз-бека Якуб-бек овладел Яркендом после самой незначительной перестрелки. Хакимом этого города он поставил муллу Юнус-Джяна-шагаул-датху. Ташкенец родом, мулла Юнус служил писарем при ташкентских купцах и своим искусством писать, составил себе известность. Ценители таланта Юнуса говорили нам, что если он захочет, то какую бы серьезную бумагу ни написал, вы ее не прочтете [141] без слез. Мулла Юнус произведен в датхи еще Алим-Кулом. Он до последнего времени правил Яркендом.

Из Яркенда Якуб-бек двинулся к Хотану. Подступя к городу, он объявил, что драться не хочет и оставит правителем Хотана Хаби-буллу ходжу.

Этот последний, доверившись словам Якуб-бека, вышел к нему на встречу с дорогим дастарханом и был ласково принят Якуб-беком в его лагере. Якуб-бек подтвердил ему, что пришел в Хотан не для войны, а с целью помолиться на могиле имама Джафари-садыка, потомка святого Али. Доверчивый Хаби-булла остался ночевать в лагере и ночью, по приказанию Якуб-бека, был зарезан. Жители Хотана, узнав о смерти любимого ими правителя и возмущенные вероломством Якуб-бека, восстали и вышли из-за городских стен на встречу Якуб-беку. Даже женщины вооружились чем попало и дрались рядом с своими мужьями. Якуб-бек напал на беспорядочные толпы хотанцев, обратил их в бегство и, преследуя, ворвался в город, которым и овладел после страшной бойни.

Хакимом города Якуб-бек назначил Ниаз-бека, который помогал ему овладеть Яркендом, и который правил городом и до последнего времени.

Таким образом, в 1866-1867 годах Якуб-бек уже соединил под своею властью округа: Кашгарский, Янги-гиссарский, Яркендский и Хотанский.

Бузурук-хан, именем которого сделались все эти завоевания, был по немногу совершенно устранен и, наконец, Якуб-бек предложил ему съездить на богомолье в Мекку. Бузуруку оставалось только исполнить это приказание; он отправился в путь на Кашмир, оттуда пробрался в Фергану, где и до сих пор живет в кишлаке Кинагез, в Коканском уезде, близ кышлаков Караул-тюбе и Каш-тигермана.

Не вмешиваясь в политические дела, Бузурук-хан живет отшельником, приношениями своих почитателей, проводя дни в посте и молитве. После отъезда Бузурука, Якуб-бек был провозглашен ханом, с титулом бадаулета, т. е. счастливейшего.

Единственным противником ему в Кашгарии остался Рашэддин, власть которого признавалась жителями городов Аксу, Куча и Карашара. Едва вернувшись из под Хотана, Якуб-бек уже двигает летом 1867-го года свои войска против Рашэддина на город Куча, где тот имел свою резиденцию.

Путь Якуб-бека из Кашгара в город Куча лежал через [142] укрепление Марал-баши, несколько ранее им занятое, и через город Аксу. Относительно занятия Якуб-беком этого последнего города мы имеем разноречивые сведения: одни говорят, что из Марал-баши Якуб-бек двинулся на город Аксу и, после упорного сопротивления, овладел им; по словам других Якуб-бек прошел мимо города Аксу прямо к городу Куча, и уже по занятии им этого последнего, жители Аксу подчинились Якуб-беку без сопротивления.

Рашэддин-ходжа, после взятия Якуб-беком города Яркенда, вызвал в город Куча родственника своего, Бурханэддина, отказавшегося драться против Якуб-бека и заточил его. Только услышав о движении Якуб-бека в город Куча, он освободил Бурханэддина, обласкал его и назначил начальником всех ополчений из городов Куча, Бай, Курля, Карашара и Шаяра, собранных им для борьбы с Якуб-беком. Сила этих ополчений доходила до нескольких тысяч человек ¹²⁰. Бурханэддин двинулся с ними на встречу Якуб-беку и передался на его сторону со всем своим войском. Якуб подошел к городу Куча и для взятия его употребил ту же хитрость, что и в Хотане.

Рашэддин при приближении войск Якуб-бека прислал послов объявить, что он освободил свою родину от китайцев, но против мусульман драться не хочет. Якуб-бек с своей стороны ответил, что он подошел к городу с единственною целью поклониться могиле предка Рашэддина хана Хазрета-Маулана. Тогда Рашэддин с дастарханом вышел из-за городских стен к нему на встречу.

На половине дороги между лагерем и городом оба слезли с лошадей и обнялись. Затем, Рашэддин был приглашен посетить лагерь Якуб-бека, и в тот же вечер его зарезали. Узнав о смерти своего хана, жители города Куча сдались без боя и Якуб-бек назначил им хакимом Иса-ходжу, брата Рашэддина.

Из города Куча Якуб-бек двинулся в город Курля, занял его без боя и, соединив, таким образом, все города страны с кашгарским населением ¹²¹, вступил с дунганскими вождями в переговоры о проведении границы. [143]

Пограничная линия была проведена через урочище Ушаг-тал, лежащее на 50 верст к востоку от укрепления Карашара.

Образовав Курлинский округ, вмещавший в себе город Курля, укрепление Карашар, кышлаки Бугур и Янги-гиссар, с центром в городе Курля, Якуб-бек назначил хакимом этого района Мир-баба датху, родом из Андижана.

Затем, Якуб бек, считая дело подчинения себе Кашгарии оконченным, вернулся через город Куча в город Аксу, поставил хакимом этого города Хаким-хан-тюрю ¹²² и затем возвратился в Кашгар, с целью заняться устройством завоеванного им государства ¹²³.

Недолго пришлось Якуб-беку сидеть на месте и на этот раз. Дунгане куня-турфанские, урумчинские и манасские не были расположены уважать установленную ими границу. Собравшись в значительные скопища, дунгане двинулись сперва на Карашар и город Курля, а потом на город Куча. Жители города Курля были до чиста ограблены.

Хаким аксуйский, Хаким-хан-тюря, узнав о движении дунган, дал знать Якуб-беку в Кашгар, а сам двинулся к городу Куча, собирая по дороге ополчения. Из города Куча с ополчениями аксуйским, кучинским, байским и шаярским он выступил на встречу дунганам. Сражение произошло в 14-ти верстах от города Куча, около лангара Учь-кара. Вследствие измены шаярцев, дунгане остались полными победителями. Потерю у Хаким-хан-тюри считают убитыми несколько тысяч человек. На месте сражения до сих пор видны целые линии могил убитых кучинцев.

Преследуя разбитого неприятеля, дунгане ворвались в город, разграбили и частью сожгли его. Действиями дунган руководил некто Ак-мулла серкер, бывший при китайцах беком. При грабеже Кучи он принес много пользы, сдерживая дунган.

Дунгане, похозяйничав в городе Куча, частью вернулись обратно, частью остались в этом городе. Из среды действовавших с ними заодно местных жителей они избрали хакимов в [144] различные города Кашгарии, обязав их самих завоевывать свои округа от Якуб-бека.

Между тем, разбитый Хаким-хан-тюря отступил к городу Аксу, куда уже прибыл Якуб-бек. Начались приготовления и сборы войск против дунган. Начальниками войск, направленных против города Куча, Якуб-бек назначил: Мирзу-Ахмета-Паршаначи и старшего сына своего, Бик-кулы-бека.

Первая стычка с дунганскими партиями произошла около города Бай; первое же сражение с ними в переходе от города Куча по дороге из города Аксу, близ кышлака Куштама. Дунгане были разбиты и город Куча снова занят войском Якуб-бека. Сам он прибыл в этот город следом за войсками и назначил хакимом его Алаяр-бека.

Дунгане, отступая, ограбили вторично город Курля, увели молодых женщин и угнали скот. Остановившись, затем, в окрестностях города Карашара, они стали собирать новые силы для отпора наступавшему против них войску Якуб-бека. Второе сражение, более важное чем первое, произошло близ урочища Данзиль, между городами Курля и Карашаром, в одном переходе от первого и в 15 верстах от последнего. Дунгане были разбиты на голову, но Якуб-бек потерял, с своей стороны, до 500 человек.

Вернувшись в город Курля, бадаулет уже не хотел довольствоваться границею, установленною им с дунганами ранее, и не без основания опасаясь новых нашествий дунган, решил овладеть городами Куня-турфаном и Урумчи, для чего и начал готовить войска.

Окрестное, кочевое население Курлинского округа состояло из нескольких десятков тысяч калмыков, родов торгоут и кошут. С началом дунганского восстания, эти калмыки присоединились к дунганам и в награду получили во владение плодородную долину Хайдын-куа и окрестности озера Баграч-куль близ укрепления Карашара; (на картах это озеро неправильно называется Бостон-нор). Калмыки, разграбив оседлое население Карашара, поселились в отведенных им местах. Узнав о первом еще движении Якуб-бека к городу Курля, калмыки снова ограбили город Курля и скрылись в горы. При вторичном занятии Якуб-беком города Курля калмыки решились подчиниться ему. В лагерь бадаулета явилась торгоутская ханша, правившая калмыками, с изъявлениями покорности. Дары, поднесенные Якуб-беку, состояли из 1.000 верблюдов, 1.000 [145] лошадей, 500 баранов и 45 ямб (каждая в 108 рублей). С ханшею прибыло ее войско, состоявшее из нескольких тысяч всадников, вооруженных луками и частью ружьями.

Якуб-бек, ласково приняв ханшу, охотно согласился на подданство калмыков и обещал им неприкосновенность их (буддийской) религии.

Вместе с этим он приказал, ходже Мирзе, жителю Пскента, назначенному им хакимом курлинским, обходиться как можно осторожнее с этими новыми подданными.

Чтобы покончить с калмыками добавим, что вскоре после отъезда Якуб-бека в Кашгар, ханша сочла себя чем-то обиженною хакимом и со всем своим торгоутским родом, ограбив предварительно город Курля, перекочевала в горы, в пределы Кульджинского округа, где и приняла русское подданство. В настоящее время в окрестностях Карашара кочует только незначительное число калмыков рода кошут.

Подробности, которые мне удалось узнать о походе Якуб-бека против городов Куня-турфана и Урумчи, весьма разноречивы. Не смотря на свежесть этих событий, я, собирая сведения о них во время пребывания в городе Курля, не мог добиться истины, ни от участников, кашгарских военных людей, ни от местных жителей. Поэтому придется привести два наиболее полных, хотя и несходных показания.

По первому, Якуб-бек, двинувшись из города Курля овладел городом Куня-турфаном без боя и затем направился к городу Урумчи. Не доходя 16-ти верст до города, его передовой отряд встретил к вечеру передовые посты урумчинцев. Тогда Якуб-бек отозвал назад этот отряд и ночевал, имея его не вдалеке от главных сил.

Город Урумчи расположен на возвышенности и омывается тремя рукавами речки того же имени. Бадаулет наступал долиною этой речки.

Силы Якуб-бека были разделены на пять ляшкаров. Каждым ляшкаром командовал ляшкар-баши. Первым ляшкаром, состоявшим из 11-ти знамен, баталиона красных сарбазов и 8-ми орудий, командовал Джамадар-парманачи.

Вторым ляшкаром, из 11-12-ти знамен, командовал Ниаз-хаким-бек-датха.

Третьим ляшкаром, состоявшим из 10-ти знамен, командовал Абдулла.

Четвертым ляшкаром, из 9-ти знамен, командовал [146] Омар-кул-датха, который позже ходил вторично под Урумчи с сыном Якуб-бека, Бек-кулы-беком.

Пятым ляшкаром, состоявшим из 12-ти знамен, командовал Якуб-бек лично. Каждое знамя было силою от 200-250 человек. Ими командовали пансаты; знамена делились на сотни, от 4-х до 6-ти, под командою юз-башей.

Сила 53-54-х знамен, достигала от 11.000 до 15.000 человек. Кроме того, при войске было несколько тысяч человек прислуги.

Войска каждого ляшкара состояли из кара-кундаков и джигитов.

Первые составляли пехоту, посаженную на лошадей и вооруженную фитильными ружьями. Вторые — кавалерию, тоже частью с огнестрельным оружием.

Только в ляшкаре Джамадара-парманачи было собственно пехоты от 500 до 700 человек. У него же было до 150 конных афганцев. Вся артиллерия Джамадара состояла из 8-ми орудий.

Противники Якуб-бека выставили в поле до 20 000 дунган. С утра обе стороны выслали передовых застрельщиков, которые и завязали дело. Дунгане начали наступать первыми. Якуб-бек для встречи их развернул в боевую линию три ляшкара, которые составили правое крыло, центр и левое крыло, разделенные между собою рукавами речки Урумчи, и двинул их на встречу дунганам. Каждый ляшкар при движении составлял отдельную колонну, прикрытую цепью застрельщиков. Два ляшкара были оставлены в резерве.

При сближении с неприятелем кара-кундаки спешились и открыли огонь. В каждом ляшкаре знамена вводились постепенно Когда сражение разгорелось, обе стороны смешались в один общий рой, который подавался то в одну, то в другую стороны. Якуб-бек находился при резерве и в зрительную трубу наблюдал за ходом сражения. Заметив, что неприятель особенно напирает на правый фланг расположения и уже успел потеснить его, Якуб-бек приказал своему ляшкару садиться на лошадей и повел его лично на подкрепление. Вместе с этим его махрамы (адъютанты) были посланы во все ляшкары с вестью, что идет подкрепление, под начальством самого Якуб-бека и с приказанием произвести общий натиск. Усилив во время правый фланг, Якуб-бек решил сражение в свою пользу. Дунгане отступили. Один ляшкар, остававшийся в резерве, принимал участие только в преследовании неприятеля. [147]

Потеря была очень значительна с обеих сторон; так из 150-ти авганцев осталось в живых не более половины.

На другой день сражения, Якуб-бек отправил в город Урумчи своих послов, которые передали дунганам, что Якуб-бек не хочет штурма города, не хочет нового кровопролития, что он пришел драться за веру и поэтому с ними, как мусульманами, хотел бы действовать за одно. Он требовал только весьма слабой зависимости. Ответное посольство с богатыми подарками прибыло несколько дней спустя в лагерь Якуб-бека и объявило согласие жителей сдать город. Бадаулет вступил в Урумчи, очень кротко обошелся с своими недавними противниками, назначил хакимом Сулейман-бека, брата бывшего хана урумчинского, и затем, после двадцатидневного пребывания в лагере под Урумчами, возвратился в город Куня-турфан, где несколько дней под ряд праздновал свою новую победу. Это занятие го рода Урумчи произошло в 1869-1870-м годах.

По другим сведениям Якуб-бек овладел городами Куня-турфаном и Урумчи иным способом.

Во время восстания дунган, амбань округа Ляй-сань, Шуша-гун, бежал к бадаулету и был им очень ласково принят. После нашествия дунган на Кучу, бадаулет, двинувшись против них, взял с собою и Шуша-гуна. Этот последний, собрав вокруг себя около 8.000 уцелевших от резни китайцев, сопутствовал с ними Якуб-беку в его движении к Куня-турфану. По занятии этого города, Якуб-бек направил Шуша-гуна против города Урумчи, придав ему незначительное число своих войск. Сам Якуб-бек следовал за Шуша-гуном до Урумчи в одном переходе и там остался.

Шуша-гун, со вспомогательным отрядом войск Якуб-бека, взял Урумчи, Гуматай (Гомуди), Мури (Муруй), Чатай (Китай), Манас, Санжи и Лянсай (?). Все эти пункты были взяты с боя и первоначально отданы Шуша-гуну в управление.

Достигнув обладания этими городами при помощи китайцев, Якуб-бек переменяет свое обращение с последними, начинает теснить их и заискивает расположения населения побежденных городов — дунган. Китайские войска распускаются и гарнизоны в городах составляются частью из войск Якуб-бека, частью из дунган. Наконец, начальство над всеми этими пунктами вручается двум дунганским вождям, Шихо и Дахо, а Шуша-гун обязывается подчиняться им.

Оскорбленный Шуша-гун с 500-ми китайцев бежит в [148] Пекин, просит у богдыхана 8.000 солдат и обязуется возвратить с ними все дунганские города.

Устроив свои дела в восточных городах государства, Якуб-бек вернулся в город Аксу и основал там свою резиденцию. Последующие затем пять лет Якуб-бек занимался внутренними делами основанного им государства. Одною из главных его забот было обеспечение своих границ со стороны Семиреченской области и Коканского ханства. Постройка нами Нарынского укрепления сильно беспокоила его, и он протестовал против захвата русскими части левого берега реки Нарына, который считал своею естественною границею с Семиречьем. Постройка весьма сильного укрепления Чакмак по дороге из Нарынского укрепления в Кашгар, через туругартский и теректинский перевалы, относится к этому периоду.

Со стороны Коканского ханства пограничный вопрос был поставлен для Якуб-бека несколько иначе. Пользуясь слабостью Худояр-хана, Якуб-бек все далее и далее вдвигался в горы и возводил один пост за другим. При Мадали-хане коканская граница проходила через Кургашин-кани, в 88-ми верстах от Кашгара. Якуб-бек передвинул ее сперва до Уксалыра, потом до Улугчата, где он построил укрепление и сделал его центром для всего кара-киргизского населения. Не довольствуясь Улугчатом Якуб-бек за последние годы выдвинул свои посты в укрепление Награчалды, Егин и, наконец, в Иркештам. Только завоевание русскими Коканского ханства приостановило дальнейшее движение Якуб-бека к северу. Весьма возможно, что если бы правление Худояр-хана продолжалось еще несколько лет, Якуб-бек перевалил бы Терек-даван и выдвинул бы свои посты к городу Ош.

В 1866-м году небольшая горная область Сары-коль признала зависимость от Якуб-бека, но в последствии Алаф-шах, правивший этою областью, вследствие общих смут в Шигнане и на Памире, отказался признавать власть Якуб-бека. Тогда в январе 1869-го года от Яркенда была снаряжена экспедиция против города Сары-коля. Войска Алафа были разбиты, сам он убит и значительная часть сары-кольцев выселена в Яркенд и Кашгар. Способные из них к военной службе были взяты в сарбазы..

В 1872-м году новое восстание дунган застает Якуб-бека среди его деятельности по устройству Кашгарии. На этот раз он доверяет покорение виновных и их наказание своему старшему сыну, Бик-кулы-беку. Этот последний быстро достигает [149] города Урумчи, штурмует его и, после страшного кровопролития, овладевает им.

Из города Урумчи Бик-кулы-бек двигается на город Манас и овладевает и этим пунктом. Оставив в завоеванных городах небольшие гарнизоны и казнив несколько сот человек, Бик-кулы-бек возвращается обратно и, как победитель, с большими почестями принят своим отцом.

С 1872 по 1876 год Кашгария испытывала давно невиданное ею спокойствие. Якуб-бек эти годы усиленно занимался вооружением и обучением войск, принимал русское посольство полковника Каульбарса, два посольства англичан, отправил свое в Индию и Константинополь и был признан в звании эмира как турками, так и англичанами. За этот же период китайцы с методическою медленностию, шаг за шагом, успели усмирить восстание дунган и дошли до города Манаса, который осадили и взяли. Известие о взятии китайцами Манаса заставило Якуб-бека, оставив своего старшего сына, Бик-кулы-бека, в Кашгаре, двинуться на встречу своим врагам, чтобы, по возможности, не допустить их до овладения городами Урумчи и Куня-турфаном.

Как в Манасе, так и в двух последних пунктах Якуб-бек имел только слабые гарнизоны, которые не могли сопротивляться китайцам, на дунган же особенно рассчитывать он не мог.

Собрав все, что мог, в Кашгаре, Аксу и Куче, Якуб-бек двинулся через города Курля и Карашар к Тогсуну. Силы его доходили до 12.000-15.000 человек. В это время китайцы от города Манаса двинулись к городу Гуматаю. На подкрепление к незначительному гарнизону этого города, бадаулет выслал 600 доброконных и хорошо вооруженных всадников, с четырьмя пансатами, под главным начальством Азим-кулы. Сам же Якуб-бек двигался сзади в нескольких переходах. Китайцы предупредили Якуб-бека, и прежде чем подкрепление прибыло, Гуматай уже был ими взят, разрушен и значительная часть жителей перебита. Затем, собравшись в значительных силах, они произвели нападение на слабый отряд Азим-кулы. Кашгарцы дрались отчаянно, большая часть их, в том числе Азим-кул, легли, и только, около ста человек успели спастить и принесли печальные вести бадаулету.

О личности Азим-кулы и об этом поражении мне рассказывали интересные и характерные подробности. [150]

Известный своею храбростью и энергичным характером, Азим-кула тем не менее долгое время был в немилости за свою ссору с ходжа Мирзою, жителем Пскента, тогдашним хакимом округа Курля.

Поссорились они на саляме (поклоне) у Якуб-бека. Азим-кула упрекнул своего противника, что он слишком зазнался и скоро забыл, как ему приходилось еще недавно в Пскенте шить сапоги. На это Мирза возразил: «ты-то чем гордишься, ведь еще недавно ткал портянки в Алты-арыке (около города Кокана)». Оба они были правы, потому что действительно, прежде чем попасть в аристократы в Кашгарии, один из них был на своей родине сапожником, а другой — ткачем.

Тем не менее, Азим-Кула на столько вышел из себя от этого упрека, что, выхватив шашку, бросился на ходжа Мирзу в присутствии Якуб-бека. Обезоруженный, он был сослан в город Курля, где и жил в заточении девять месяцев, пока туда не прибыл Якуб-бек. Потребовав к себе Азим-кулу, Якуб-бек простил его, обласкал, и, рассчитывая извлечь пользу из храбрости Азим-кулы, взял его в поход.

Чтобы дать случай Азим-куле отличиться, Якуб-бек назначил его начальником передового отряда, о котором мы уже упоминали.

Когда массы китайцев и калмыков окружили кашгарцев, один из четырех пансатов, Магомет-Саид, советовал Азим-куле отступить, на что последний ответил: «лучше сто раз умереть, чем снова лизать пыль с ног бадаулета»,

Началась рукопашная схватка; Азим-кула дрался как бешеный, и не отвечал на предложение сдаться. Раненый, он упал на землю, лежа разрядил свое ружье и, встав затем на колени, все еще отбивался своею шашкою. Один из калмыков, наконец, застрелил его из лука. Саид пансат успел прорубиться сквозь ряды неприятеля с сотнею кашгарцев.

Заняв Гуматай, китайцы двинулись к городу Урумчи.

Вместе с движением китайских войск вперед, тысячи дунганских семей оставляли свои жилища и бежали искать покровительства Якуб-бека. Он поселил их большею частию в пограничных городах и набрал из их среды ополчение, численностью до 10.000 человек, которое придал к гарнизону города Куня-турфана.

Наступившая зима 1876-1877-го годов прекратила на время военные действия ранее, чем главные силы Якуб-бека могли [151] помериться с китайцами. Обе стороны чувствовали крайний недостаток в продовольствии и вынуждены были отвести с передовой линии часть войск назад.

Хребет Даванчи разделил воюющие стороны. Передовой пункт китайцев был город Урумчи, в котором стояло до 6.000 войск. Передовым пунктом Якуб-бека было укрепление Даванчи, с гарнизоном из 800 человек, вооруженных скорострельными ружьями и двумя нарезными орудиями.

Зима не принесла с собою усиления войск Якуб-бека, что же касается нравственного духа их, то он ухудшился. Дезертирство, все усиливаясь, стало захватывать в свои ряды личности, в верности которых Якуб-бек всего менее был способен сомневаться. Первыми от Якуб-бека бежали Садык-бек, бывший при китайцах хакимом кальпинским, а при Якуб-беке служивший юз-башею в городе Аксу, и Бакыш-мираб-бек, служивший тоже при китайцах мираб-беком в кышлаках Яр-баши-джаме и других. Эти два лица бежали из Куня-турфана к китайцам, были очень ласково приняты китайским военноначальником Шуша-гуном и назначены: первый — хакимом кашгарским, второй — хакимом яркендским. Вслед за ними, зимою 1876-1877-го годов, бежали к китайцам казначей Ашир-ахун, вместе с казною Якуб-бека, и 41 человек его отборных джигитов. Затем бежали родные братья хакимов кучанского и кашгарского, родной брат Якуб-хана, посланника Якуб-бека в Константинополе, Хамиль-хан, живущий теперь в Ташкенте и еще многие другие. Всего, с 1876-го года по февраль 1877-го года, дезертировало до 400 человек.

Кроме потери казны, кроме бегства нужных ему людей, бадаулета прошлою же зимою постигло новое несчастие. Устроенный им по дороге из Тогсуна в укрепление Даванчи в урочище Сиапур склад продовольственных запасов и пороха сгорел до тла. В складе было собрано до 80.000 чариков муки и до 17.000 чариков крупы. Причина пожара неизвестна. Подозревали умышленный поджог. [152]

Несколько дополнений к биографии Якуб-бека.

В помещенных в Военном Сборнике «Очерках Кашгарии» А. Н. Куропаткина весьма живо и обстоятельно рассказана биография знаменитого Якуб-бека Кашгарского, на основании сведений, собранных автором на месте, от лиц, близко стоявших к этому замечательному человеку. Тем не менее в рассказе встречается ошибка, не раз повторявшаяся в нашей печати, что будто бы Якуб, назначенный хакимом в Ак-мечеть, геройски защищал эту крепость в 1853-м году с горстью солдат против русских войск. На самом деле Якуб был не хакимом, а только беком Ак-мечети, зависимым от ташкентского хакима, и его не было уже в Ак-мечети, не только в 1853-й году, когда эту крепость осаждал и взял приступом генерал-адъютант Перовский, но даже 20-го июля 1852-го года, когда к ней подступал полковник Бларамберг. Якуб-бек был в деле с русскими только один раз, 4-го марта 1852-го года, на урочище Ак-герик, недалеко от Аральского укрепления. В этом деле он был в десять раз сильнее русских, и тем не менее был отбит с большим уроном, следовательно не проявил особенного геройства. Вскоре затем, он был отозван из Ак-мечети.

Приведу несколько подробностей, напечатанных уже мною в разных статьях пятидесятых годов, как о сражении на Ак-герике, так и вообще об ак-мечетском периоде деятельности Якуб-бека.

Около 1850-го года в Оренбурге впервые заговорили о коканской крепости Ак-мечеть и о ее беке Якубе по поводу грабежей, которые он стал чинить своими шайками среди подвластных нам киргиз. Султан-правитель восточной части киргизской орды оренбургского ведомства Ахмед-Джантюрин, один из самых образованных киргиз того времени, выразился письменно о Якуб-беке, что: «он не знает сегодня будет ли грабить своих соседей завтра. Все это случается по внезапным приказаниям ташкентского куш-беги, от которого он зависит, или от собственной нужды в деньгах. И в том и в другом случае ак-мечетский бек тотчас же посылает всегда готовую шайку на грабеж киргиз и обирает их до последней крайности и только те ордынцы, [153] которые беспрекословно исполняют при этом все тяжкие требования хищников, не подвергаются насилию».

В конце 1849-го года ак-мечетская шайка, человек в сто киргиз кипчакского рода с батырем Бухарбаем, ездила на грабеж к Улутавской станице, угнала табун лошадей у киргиз баганалинского рода и взяла в плен несколько сибирских казаков. Из них Милюшин и Батарышкин, по возвращении из коканского плена в 1852-м году, между прочим показали, что «когда их привезли в Ак-мечеть 19-го декабря 1849-го года, Якуб-бек был доволен грабежем, но бранил киргиз, зачем они не привезли живыми всех захваченных казаков. Из пригнанных лошадей он взял себе половину, а другую разделил между хищниками».

В 1850-м году, ночью на 16-ое февраля ак-мечетская шайка разграбила около Аральского укрепления до двадцати киргизских аулов, при чем убила 6 киргиз и угнала до 1.000 лошадей и до 25.000 баранов.

Ночью на 25-ое августа новая ак-мечетская шайка, человек в 400, под начальством батыря Бухарбая, разграбила киргиз, кочевавших около Казалы, убила 11 человек и угнала 934 лошади, 555 верблюдов, 139 коров и до 20.800 баранов. Начальник Аральского укрепления маиор Дамис отмстил за этот набег взятием и разрушением 9-го сентября подведомственного Якуб-беку Кош-кургана, который, однако, вскоре был возобновлен коканцами.

В феврале 1851-го года ак-мечетские хищники угнали у наших киргиз, кочевавших в Кара-кумах, до 2.500 лошадей, 1.900 верблюдов и 70,600 баранов. В отместку за это наши киргизы, в числе 90 человек, ограбили киргиз, кочевавших около коканского кургана или укрепления Джулек.

Вечером 3-го марта 1852-го года новое скопище хищников разграбило до ста аулов киргиз, кочевавших на урочище Ак-герик. Скопище это составилось, под начальством самого Якуб-бека, из гарнизонов подведомственных ему коканских курганов Джулек, Ак-мечети, Кумыш-, Чим— и Кош-курганов и хивинского Ходжаниаса, а также из киргиз, кочевавших в окрестностях этих курганов. Число коканцев простиралось до 1.000 человек и хивинцев до 130-ти. Последние ополчились для захвата султана Ирмухаммеда Касымова (Иликея), возвратившегося к нам с повинною из Хивы. Все они собрались у Кумыш-кургана и, переправясь через Сыр-дарью у Кош-кургана, следовали правым берегом реки. [154]

Начальник Аральского укрепления маиор Энгман, получив известие о грабеже на Ак-герике, в тот же вечер выступил из укрепления с отрядом из 22-х человек пехотинцев, посаженных на лошадей, 74 казаков и горного единорога с прислугою. На другой день к нему присоединилось 17 киргиз и в четыре часа пополудни он нагнал хищников на урочище Акча-булак. Маиор Энгман открыл огонь из единорога. Хищники рассыпались и окружили его отряд со всех сторон двойною цепью, на расстоянии близкого ружейного выстрела, но артиллерийский и ружейный огонь заставил их податься назад. Не смотря, однако, на это многие наездники подъезжали к самому отряду и вступали с казаками в бой на пиках. Перестрелка продолжалась до сумерок.

С рассветом следующего дня хищников уже не было на поле сражения: они поспешно бежали к Кош-кургану, угнав с собою только незначительную часть награбленного скота. Коканцы взяли 100 верблюдов и 2.000 баранов, и хивинцы 6 верблюдов и 300 баранов, а остальной скот, в числе 53.000 баранов и небольшого числа лошадей, верблюдов и коров, был возвращен нами разграбленным киргизам. В деле 4-го марта у нас было ранено 4 человека, а у неприятеля убито до 100 коканцев и 3 хивинца, и ранено очень много, в том числе батырь Бухарбай.

Поспешное бегство Якуб-бека приписывали не столько значительности потери в его шайке, сколько изумлению его быстрым и неожиданным появлением, стойкостию во время дела нашего отряда и боязнию, чтобы русские не направились вверх по Сыру для разорения подведомственных ему курганов, оставленных без защиты.

После дела на Ак-герике Якуб-бек был отозван из Ак-мечети и прибыл в Ташкент с своею свитою 11-го апреля, а 20-го числа подносил ташкентскому хакиму Нар-Мухаммеду-тарту, подарок, который ценили в 1.000 червонцев (из дневника купца Ключарева, бывшего в это время в Ташкенте).

Вскоре после отъезда Якуб-бека, Бонч-Осмоловский, участвовавший в экспедиции полковника Бларамберга к Ак-мечети, собрал на месте весьма любопытные сведения об отношениях ак-мечетских коканцев к окрестным киргизам землевладельцам, игенчам, сведения, которые ясно показывают до какой степени может простираться тяжесть ига невежественных азиатских деспотов. [155]

«Сбор с киргиз, говорит Осмоловский, коканцы разделяют на два разряда: со скота — зякет и с хлеба — херадж.

В противность всем магометанским законам, определяющим взимать со скота сороковую часть, коканцы берут, помощию всевозможных насилий, ежегодно до 6-ти баранов с кибитки, а с богатых киргиз вдвое более; в это число не входят еще подарки, даваемые киргизами как главному зякетчи, так и его помощникам.

С хлеба коканцы берут треть урожая, а от некоторых киргиз, кочующих при укреплениях, взамен хераджа зерном, принимают печеные хлебы и просовую кашу. К числу хераджа принадлежат еще сборы дровами, углем и сеном. С каждой кибитки взыскивается в год 24 мешка угля, 4 вьюка саксаульника и 1.000 снопов камыша с травою. С киргиз, отдаленных от укреплений, взамен этих последних сборов берут скотом или хлебом, по оценке самих коканцев.

Кроме зякета и хераджа, на киргизах лежат еще следующие повинности:

Работы на коканцев т. е. возделывание пашен, огородов, поправка крепостных стен и прочее. Каждая кибитка высылает для этого ежемесячно одного человека на своем иждивении. Отдаленные киргизы за наем взамен себя работника платят скотом.

Очищение конюшень, хлевов и проч. в крепостях, производимое шесть раз в год. На эту работу выгоняются киргизы, какие попадутся, большею частию из кочующих близь укреплений, без соблюдения очереди.

В случае войны или набега каждый здоровый киргиз, по назначению коканцев, должен служить на своем иждивении и на своей лошади, сколько бы времени ни продолжалась эта служба.

Тяжесть налогов и повинностей увеличивается еще для бедных игенчей от насилий коканцев, которые, ведя жизнь праздную и развратную, часто ездят в киргизские аулы бесчестить женщин, и в противность шариата женятся на киргизках без калыма. Все это положило печать нищеты и рабства на коканского киргиза».

Подобные отношения правителей к подвластному им народу весьма обыкновенны на востоке и практикуются в различной степени большинством азиатских деспотов. Якуб-бек не составлял в этом отношении исключения. Подобно другим он руководился в управлении ак-мечетским краем исключительно одною [156] корыстию: тесня и обирая до последней крайности несчастных игенчей, он еще щадил несколько перекочевывающих киргиз, из боязни, чтобы они не переменили своих зимовок, и чтобы иметь в них готовые шайки для грабительских набегов на дальних киргиз, подвластных русским. Кроме корысти трудно найти какой либо другой мотив его ак-мечетской деятельности, тем не менее деятельность эта оказала политическую услугу, но не коканцам, а нам русским. Якуб-бек первый обратил наше внимание, устремленное до него исключительно на Хиву, в сторону Кокана, и был причиною движения нашего вверх по Сыр-дарье и занятия нами Ак-мечети, а затем Туркестана, Ташкента, Кокана и проч.; таким образом он первый вызвал нас на безотлагательное исполнение в Средней Азии задачи, предназначенной нам силою исторической необходимости.

А. Макшеев.

Комментарии

106. Г. Гейнс («Туркестанский Сборник» 1867 г. IV) в своей статье «О восстании дунганей в Западном Китае» предполагает, что слово «хой-хой» и есть измененное «уй-гур».

107. Наиболее заслуживающий внимания рассказ о происхождении дунган, слышанный мною в городе Куча, состоит в следующем: Чингиз-хан двинулся на Пекин и имел в своем войске много мусульман из Восточного Туркестана. Овладев Пекином, Чингиз-хан назначил правителем Китая своего сына Мангу (по китайски Манджу); вместе с Мангу остались в Китае и многие мусульмане, которые с этого времени получили название «тургане».

108. Я посетил г. Чугучак в 1870 году. По рассказам туземцев, в нем одном и его окрестностях было зарезано 40.000 человек китайцев. Город представлял одну сплошную развалину и в нем не было ни одного жителя. Уже шесть лет прошло после резни, а кости жертв восстания еще покрывали улицы города и крепостной ров. Прекрасная русская фактория и русская церковь были разрушены. Русская колония ночью бежала в наш отряд. Рассказывают, что жена священника разрешилась от бремени во время бегства и умерла на дороге.

109. По другим сведениям Садык-бек был киргиз, явившийся в город Кашгар с своей шайкой, безразлично грабившей как китайцев, так и кашгарцев.

110. Коканские правители наследовали один другому, с средины прошлого столетия в следующем порядке: Нарбута-хан (у него был брат Ходжа-бек); после Нарбута-хана правил сын его Алим-хан, затем правил второй сын Нарбута-хана Омар-хан, затем сын Омар-хана Мадали-хан. После смерти Мадали-хана, как мы сказали выше, кипчаки возвели на престол Шир-али-бека, или как стали его называть, Шир-али-хана. Он был сын Ходжа-бека, брата Нарбута-хана.

111. В первоначально напечатанных мною в Военном Сборнике «Очерках Кашгарии», при изложении биографии Якуб-бека вкралась ошибка. На основании показаний лиц, близко стоявших к Якуб-беку, я писал, что Якуб-бек, назначенный хакимом (беком) Ак-мечети, геройски защищал ее с горстью солдат против русских войск. Показание это оказалось невероятным. Генерал Макшеев, профессор военной статистики, лично участвовавший в осаде и штурме Ак-мечети, прислал мне биографическую поправку, почерпнутую из обширных материалов, собранных им за время службы в Оренбургском крае. В виду интереса, этой заметки помещаю ее дословно, ниже, в приложении к этой главе, на стр. 152-ой.

112. Нам говорили, что Мусульман-кул был сарт-кипчах, а Алим-кул — киргиз-кипчак.

113. До сих пор состоящего хакимом города Кашгара с титулом датхи.

114. По другим известиям, с Якуб-беком пришло из Ферганы от 400-500 всадников. Усилив их ополчением из города Кашгара всего до 3-4 тысяч человек, он двинулся с ними против Янги-шара (гульбаха), находящегося в 7 1/2 верстах от города Кашгара, откуда на встречу к нему вышли китайцы и дунгане, в числе нескольких тысяч человек. Столкновение произошло в версте от Янги-шара на арыке из Кызыл-су. Двинув пехоту с фронта, Якуб-бек направил конницу в обход тыла китайцев. Китайцы бежали.

115. В настоящее время здесь построено нами укрепление Гульча.

116. Живет и теперь в Кашгаре, без большого влияния.

117. Во время этих празднеств, он женился на дочери Хо-далая и оставил его начальником китайцев, принявших мусульманство, дав право смерти над подчиненными.

118. Сын его Хаким-хан-тюря был в последствии хакимом города Куня-турфана.

119. Мне не удалось узнать, какую роль играло население Кашгара во всех этих переворотах. Мне говорили, например, что народ радостно приветствовал провозглашение ханом Катта-тюря, но я не доверяю этому показанию, потому что не мог добиться причины радости и не понимаю ее. Бунт семи ходжей был еще тогда в памяти у многих, и трудно верится в популярность Катта-тюри.

120. По сведениям, незаслуживающим вероятия, сила ополчений доходила до 80.000 человек.

121. В городах Куня-турфан, Тогсун, Урумчи, Манас преобладают дунгане; в округе Карашарском — калмыки.

122. Сына отправленного им Катта-тюри.

123. Надо полагать, что в это время Якуб-бек принимал в Кашгаре полковника Рейнталя, посланного (в 1868), губернатором Семиреченской области генерал-лейтенантом Колпаковским.

Текст воспроизведен по изданию: Кашгария. Историко-географический очерк страны, ее военные силы, промышленность и торговля. СПб. 1879