-

ЧЕРНЯК А.

ЭКСПЕДИЦИЯ В АХАЛ-ТЕКЕ 1879 ГОДА

(Из дневника саперного офицера).

Чикишляр 5-го июня. Завтра наконец авангард наш выступает. Вчера к пяти часам вечера все вьюки были уже готовы и осмотрены начальником штаба и начальником авангарда, а сегодня с утра поднялась суматоха, предшествующая обыкновенно всякому дальнему движению. Принимают верблюдов, наполняют водой бочонки, делают последние приспособления к наиболее удобной укладке вещей и т. д. Солдаты между делом толкаются около верблюдов, объясняются им одним известным способом с туркменами-верблюдовожатыми и перекидываются между собой отрывистыми фразами относительно подмеченных особенностей в верблюдах и их хозяевах.

— Ну зверь! скептически восклицает какой нибудь новичок.

— Что, брат, зверь?... Ты не больно: только что не красив, а ехать на ем чисто рай; идет, идет и не охнет; мы от самого Красноводска с ими шли, заступается за верблюда уже присмотревшийся к нему кабардинец.

Верблюдов приказано начать вьючить в три часа ночи и по мере навьючивания выводить перед лагерь. Запас провианта и провизии, состоящей из муки, круп разных сортов, чаю, сахару, луку, кислоты, соли, перца, лаврового листа и т. д.; рассчитан на целых сорок дней; настолько же взято и зернового фуража для лошадей. Чем будем кормить в пути верблюдов — не знаю. Кроме этого, во вьюках можно найти еще массу вещей от железного лома до ручной мельницы, от французской палатки до парусишного ведра. Приспособления для перевозки воды занимают тоже не последнее место. Завтра ночуем в Ахты-Буюн.

Ахты-Буюн 6-го июня. Может быть бывают переходы и хуже, но и сделанный нами сегодня достался далеко не даром. Вышли около шести часов утра, пришли около девяти вечера. Сделали вероятно верст тридцать, но при таких условиях каждая верста [284] кажется бесконечной. Мы с Г. поехали вперед и остановились верстах в шести-семи от Чикишляра, около устроенной зачем то вышки, вблизи которой насыпан редут. Под вышкой был пробуравлен колодезь, и тут же стоял неубранный еще ворот, которым вытягивали вероятно бурав. Пить хотелось страшно; вид воды в колодце еще сильнее возбуждал жажду, но вода была на расстоянии 2 1/2-3 аршин от поверхности, и потому, не имея никакого обрывка веревки, достать ее было нечем. Отряд все еще не показывался; мы поехали к нему навстречу, благоразумно решив, что около людей все веселее, чем вдвоем среди этой безотрадной обстановки. В полверсте от вышки встретили туркмен проводников, а за ними вдали виднелось огромное облако пыли, закрывавшее войска, которые его подняли.

— Есть вода? спросил туркмен, указывая на вышку.

— Есть.

— Соленая?

— Не знаю: веревки нет.

Туркмен кивнул головой.

Откуда то из степи подъехало еще человека четыре. У них оказалась вода в кожаном мехе и нам очень обязательно было предложено напиться. Вода страшно воняла кожей. «Лучше бы и не пил», сказал Г., осушив изрядное количество этой незавидной влаги. Поехали назад к вышке. Туркмен взглянул в колодезь, потом на лежащий саженях в пятидесяти солончак, проговорил «яман» и начал связывать веревки, чтоб зачерпнуть в лошадиную торбочку воды.

Вода была солона до того, что от нее отказались даже лошади. Туркмены, набрав этого рассола в рот, начали зачем то прыскать им в глаза своим лошадям и затем все, за исключением одного, поехали дальше. Мы прилегли, а наш новый товарищ поднял какое то завыванье, которое нужно вероятно назвать пением, причем закрывал глаза, старательно покачивал головой и подыгрывал на прикладе ружья как на балалайке. Напевшись досыта, артист занялся ружьем: вложил патрон, выбил его назад шомполом, снова вложил, и когда мы хотели показать ему употребление экстрактора, выстрелил на воздух.

Проделав, повидимому, все, что мог сделать для нашего развлечения, туркмен погрузился в мечтательность, предоставив нам самим занимать себя чем угодно, т. е. поставил, было, в самое безвыходное положение, из которого нас, впрочем, скоро вывела прибывшая полусотня Самата, возвестившая приближение отряда. [285]

С Саматом приехал чикишлярский пристав, решивший устроить нам проводы, а с приставом прибыла зельтерская вода.

Наконец, показался и самый отряд, следовавший в полном беспорядке. Порядок не восстановлялся до самого ночлега, да и трудно было сделать что нибудь, когда жара отнимала, казалось, всякую способность думать и обращала человека в какую-то машину, совершенно непроизвольно двигающуюся в ту сторону, куда ее раз толкнули.

Отдохнув немного, мы двинулись далее. Не помню, сколько раз останавливались мы до ночлега, какую часть пути я прошел, а какую проехал, словом, не помню ничего, что было часов до восьми вечера, когда солнышко, повидимому, уже устало донимать нас. Пространство между Чикишляром и Ахты-Буюн представляет ровную, твердую поверхность, густо покрытую беловатыми пятнами соляного налета. Ахты-Буюном называется место, расположенное на берегу довольно обширного соленого озера, ничем не отличающееся от любого клочка остального пройденного пространства: тот же солончак, то же отсутствие всякой растительности, те же большие ящерицы, что попадались нам во множестве и на дороге.

Пресной воды нет, если не считать колодца, из которого можно добыть ведра четыре воды, заставляющей желать еще очень многого. Лошадей и верблюдов водили поить в сторону, верст за девять, оттуда же привезли воды и на завтрашний переход. Вода сильно солоноватая, мутная и не без запаха. Завтра идем дальше.

Дели-ли. 7-го июня. Сегодня, в 12 часов, выступили из Ахты-Буюна и в 8 — пришли сюда. День сравнительно с вчерашним не так жарок; порою набегали облачка, а сейчас упало даже несколько капель дождя. Эта сравнительная прохлада, впрочем, довольно обманчива; понадеявшись на нее, я не надел во время перехода башлыка, а теперь не могу дотронуться до шеи: жжет, точно кипятком облили. Шли в совершенном порядке и довольно быстро. Страшно сказать, как много выпивается воды. Нынче, в 8 часов похода, я выпил, вероятно, не менее шести бутылок; как прильнешь к котелку, так и тянешь, почти до дна. Выпил бы, пожалуй, и до дна, да самому перед собой стыдно, потому что, на основании приказа, следует внушать солдатам необходимость умеренного употребления воды, разъяснить, что если и позволяют теперь брать воду из бочонков во время перехода, то это делают в виду того, что можно найти ее на ночлеге, а что вперед нужно будет довольствоваться собственным запасом, т. е. одной бутылкой на целый переход и т. д. [286]

А между тем, отняв котелок от губ, чувствуешь, что ничуть не утолил жажды и хоть сейчас же готов выпить еще столько же. Впрочем вода, подобная той, которую пьем теперь, способна, как мне кажется, скорее возбудить жажду, чем утолить ее. Мутная и соленая — она и на вид куда как не казиста. Закрывши глаза, тянешь ее большими глотками, стараясь поскорее спровадить в желудок, но сказать, что это неприятно, все-таки не решаюсь.

Соответственно громадному количеству выпиваемой воды, громадно и отделение пота; не смотря на абсолютно сухой воздух и высокую температуру, рубашка мокра вся, а местами мокра и блуза. Во время привалов, валяясь, набираешь на эти мокрые места значительное количество пыли, и когда блуза высохнет, на ней обнаруживается громадное число белых пятен, словом, вместо блузы на плечах является солончак в миниатюре.

Дели-ли — место превосходное, по крайней мере таким оно показалось мне. Имеется озеро, хотя и солоноватое, но большое и обросшее массой зеленого тростника. Этот то тростник и подкупил меня, главным образом. Зелени не видал я с самого Петровска, т. е. почти целый месяц, и потому трудно представить себе, с каким наслаждением отдыхали на этом тростнике глаза, уставшие видеть только песок да море.

Солдатам варят ужин, употребляя вместо дров какое то растение, среднее между грубой травой и чахлым кустарником. Растение это очень пахучее и представляет собою пока вето флору.

Гудри. 8-го июня. Предполагаемая сегодня дневка не состоялась. Поднялись в 4 часа пополудни, прошли верст 12 и стали на берегу Атрека. Отмена дневки мотивирована дурным качеством озерной воды. Течение Атрека довольно быстро, ширина около четырех-пяти сажен, глубина фут 8. Берега реки круты и довольно высоки (около двух сажен), а персидский, кроме того, порос еще камышом. На том и другом берегу есть незначительное количество деревьев или вернее кустарника, не более двух-трех дюймов в диаметре.

Желая добыть воду похолоднее и почище, вырывали в аршин от реки колодезь, в котором вода бьет очень сильной струей. Стоящие пониже нас казаки вырыли тоже не мельче нашего, но у них вода прибывает медленно, но за то совершенно пресная; у нас же хотя и не солона, но горька.

Местность от Ахты-Буюя до Дели-ли и от Дели-ли до Атрека вполне похожа на раньше пройденную.

Гудри. 9-го июня. Сегодня дневка. Верблюдов отогнали пасти [287] куда-то далеко, в степь, и потому не слышно их постоянного рева, который надоел, таки, порядочно. Везде разбиты палатки, кроме нас. Наши солдатики почему то не взлюбили переносных палаток и не хотят разбивать их. Нарубили себе кустарника, тростника и, понастроив шалашей, которые называют «холодками», отдыхают себе всласть.

Не знаю, что хуже — поход или дневка? Жара на дневке та же, только в палатке еще душнее, не смотря на то, что она представляет простой двускатный навес, с двух сторон совершенно открытый. Солнышко отлично пропекает через полотно, а между тем, уйти с кровати лень, да и некуда. Завтра пойдем дальше. Ночевать будем опять на Атреке.

Баят-Аджи. 10-го июня. Вышли в 3 часа утра, пришли около 12-ти. Сделали 23 версты. Та же пустыня, та же жара, та же жажда и истребление громадного количества воды, не смотря на то, что в приказе по отряду каждый день, аккуратно, рекомендуют обратить внимание на умеренное расходование воды.

Расположились на берегу Атрека, в обширной котловине, окруженной невысокими холмами. Ширина реки уменьшилась сажен до двух, но глубина, кажется, не изменилась. Течение также не изменилось, высота берегов возрасла сажен до шести. Берега почти отвесны.

Сейчас только возвратился с купанья. Вода тепла, грязна и солона, также как и вчера.

Яглы-Олум. 11-го июня. Вышли, по обыкновению, в 3 часа утра. Характер местности сильно изменился. Перейдя холмы, окружавшие служившую местом нашего ночлега котловину, мы вступили на местность, изрезанную балками, до трех, сажен глубины, что при нашем громадном обозе сильно затрудняло движение. День был жарок до крайности. Солнце жгло в буквальном смысле итого слова. Ощущение этого жара очень похоже на то, которое испытываешь стоя перед тлеющими в камине углями: терпеть еще можно, но теплота производит ощущение уже болезненное. Особенно доставалось ногам. Толстые подошвы сапог нимало не спасают от раскаленной почвы; лежа же на привалах, постоянно приходится перекладывать одну ногу на другую, потому что, иначе, страшно горячо. Не скажу, чтоб привалы доставляли значительное облегчение: во время движения жара как-то менее чувствительна, но двигаться не останавливаясь невозможно, и потому, время от времени, поневоле ложишься на раскаленную плиту, которую представляет из себя почва.

Солдаты переносят трудности похода довольно хорошо, хотя и [288] есть слабые и отсталые. Главная причина слабости - расстройство желудка, обусловливаемое, конечно, потреблением громадного количества воды дурного качества.

Вчера и сегодня на переходе слышатся песни, — значит люди понемногу втягиваются в поход. И слава Богу, потому что дальше обещают хуже: теперь, по крайней мере, воды достаточно, а это составляет, как мне кажется, очень много, потому что нередко приходится слышать, как солдат, отрываясь от котелка, произносит:

— Ну, вот, и ожил, а то хоть пропадай!

На привалах, как и следует ожидать, беседа вертится, главным образом, на трудностях похода и новизне обстановки, среди которой он совершается. Сегодня, например, один попробовал, было, провести мысль, что и в России бывает так же жарко, но отказался, когда ему было поставлено на вид, что в России, как бы жарко ни было, а движение воздуха всегда происходит.

Проводник немного ошибся дорогой, и мы прошли версты две за место ночлега. Пришлось воротиться и, к довершению досады, оказалось, что надо раньше разделать спуск к реке, чем достать из нее воды. Дали 40 человек от пехоты, мы прибавили человек 15 сапер, и через полчаса работа была окончена. Расставив рабочих и пройдя раза четыре по работе, я накалился до нельзя и потому тотчас же по окончания работы забрался в реку.

Глубина оказалась не более двух фут. Наш берег спускается к воде терасами и возвышается, над уровнем воды, сажен на девять. Ширина реки не изменилась, вода менее солона, но грязна по-прежнему. Берега сильно изрыты стекающей в реку дождевой водой. Одна из этих промоин была выбрана и при разработке спуска. Вечером, с 125-ю рабочими от пехоты, сделали еще два спуска. Сами ими не пользовались, а работали для главных сил.

Сегодня, на первом привале, я заметил, что жажда не очень сильна, пока не напьешься первый раз, а тогда уж все дело пропало. Попробую завтра не пить как можно дольше. Сегодня взял зеркало, чтоб осмотреть глаза, и увидел, что стал черен, как сапог, глаза красны, кожа с лица слезает.

Текинджик. 12-го июня. Местность сохраняет свой волнистый характер и изрезана промоинами. Попадается много муравейников, но что несносно, так это громадное количество мокриц, которые преследуют нас уже второй переход. На каждом квадратном аршине можно встретить от двух до трех гнезд этих милых [289] насекомых, что весьма неудобно на привалах, так как из гнезд несется преотвратительный запах.

Встречается много красивых хохлатых посметушек, что служит лучшим признаком близости воды, от которой они не улетают далее пяти-шести верст. Не пивши в походе положительно легче, потому, что жара чувствуется как будто не так сильно и отделение пота совсем незначительно. Нужно заметить, что, поздно встав, я успел выпить, перед отходом, всего один стакан чаю. Завтра попробую довести употребление воды до минимума.

Установились на Атреке в полуверсте от воды, но, чтоб добраться до нее, нужно сделать не менее двух верст и притом приходится местами пускать в ход все четыре конечности, рискуя, вдобавок, сломать голову. Берега страшно высоки и изрыты глубочайшими промоинами, с отвесными боками. Промоины пересекаются между собой и путаются, как сеть. От каждой промоины идет несколько подземных галерей, часть которых соединяет промоины между собой, часть же соединяет с промоинами глубочайшие, высверленные водой, колодцы. Вообще местность около реки чрезвычайно живописна, но и чрезвычайно неудобна для бивака.

Укрепление Чад, 13-го июня. Вышли в два часа ночи, пришли около 11-ти часов дня. Колонна чрезвычайно долго вытягивалась с ночлега, потому что и людям, не говоря уже о повозках и верблюдах, чрезвычайно трудно двигаться в темную, безлунную ночь по такой изрытой местности. Переход ничем не отличался от предыдущего: та же жара, только дорога еще более неудобная. Бертах в девяти от Чада, увидели несколько туркменских аулов, в стороне от дороги.

Верстах в двух от Чада, встретил нас ширванец и предупредил, чтоб мы не варили пищи, так как она приготовлена уже для нас расположенными в Чаде войсками: — обычай чисто кавказский. Нашу полуроту забрали к себе артилеристы, причем нас накормили превосходным обедом, где фигурировал даже салат с свежими огурцами, с неимоверными трудами вырощенный на бруствере укрепления. Все укрепление Чад состоит из редутика с крошечным бруствером и если это место крепко, то укрепила его природа а люди сделали весьма мало. Укрепление расположено при впадении в Атрек Сумбара и занято тремя баталионами пехоты, двумя взводами артилерии, одним полевым и одним горным, и казаками, числа которых не знаю. Берега рек обрывисты, неприступно высоки и изрыты промоинами, так что укрепление способно представить [290] очень и очень серьезное сопротивление даже и не текинцам. Войска расположены довольно удобно в палатках и кибитках; есть деревянная церковь и даже одна мазанка с стеклами в оконных рамах. Устроена вышка с русским торговым флагом, а самая торговля производится в шести-семи помещенных в кибитках лавочках с довольно разнообразными товарами. Цены превосходят обыкновенные почти в три раза. Дороговизна мотивируется, конечно, трудностью доставки, хотя путь от берега моря до Чада можно без всяких задержек и неудобств пройти в четыре дня. Есть в Чаде значительный склад провианта и фуража, который предполагается перевести в Дуз-Олум. Вода в Атреке выше этого слияния довольно хороша, ниже же — плоха, откуда и можно заключить, что ее портят воды Сумбара, на котором нам прийдется стоять. Говорят впрочем, что выше вода в Сумбаре лучше.

Чад занят только в прошлом году.

Укрепление Чад, 14-го июня. Вчера заснул под вой ветра, сегодня проснулся весь мокрый как мышь от проливного дождя.

Уходим отсюда после — завтра. До Дуз-Олума считают 45 верст. Сначала хотели дойти туда в один переход, теперь же говорят, что будет два перехода.

Укрепление Чад, 15-го июня. Завтра выступаем в Хар-Олум; переход в 21 версту. Воду без особого разрешения начальника авангарда раздавать не приказано. День не сильно жаркий, но ветреный. Завтра выступаем в три часа утра.

Хар-Олум, 16-го июня. Дорога ровная и гладкая. Справа все время виднелись высоты, расположенные на левом берегу Сумбара. Хар-Олум расположен также у подошвы довольно высоких холмов, которые идут с севера на юг грядой, насколько можно судить теперь, довольно широкой.

Солдаты плохо поддаются внушениям относительно воздержности в питье. Сегодня на первых же пяти-шести верстах вода в бутылках пришла уже к концу, не смотря на все вчерашние и сегодняшние внушения. Зная приказ начальника авангарда, люди воды не просили, но не трудно было догадаться, что им приходится плохо. Все разговоры вертелись исключительно на воде. Верстах в пяти от Хар-Олума сделали часовой привал, и я решился раздать воду по бутылке на человека.

Раздача обошлась не без печальных фактов. Некоторые сейчас же выпили свою порцию и пробовали получить еще раз. Их ловили, что сразу показало людям, что двух бутылок получить нельзя, не [291] смотря на что нашлось и еще несколько человек, которые, выпив также всю свою воду, без всяких дальнейших попыток улеглись на землю с какой-то чисто детской беззаботностью.

Завтра последний переход — и конец начала нашего похода: с сегодняшнего дня считаемся на военном положении. По приходе в Дуз-Олум обещают много работы.

Сейчас в один из промытых водою колодцев попала казачья лошадь, но, к счастью, застряла недалеко от поверхности земли и была извлечена из преждевременной могилы. Колодезь глубокий; внутри темно и дня не видно.

Стоим на берегу Сумбара. Эта речонка шириною в три-четыре аршина. Глубины наверно не знаю, но по всей вероятности не более трех или двух фут. Берега такие же, как и у Атрека, т. е. высокие, обрывистые и размытые. Доступ к воде труден, но вода хороша, так что наша сегодняшняя возня с водой была совершенно напрасна.

Сегодня первый раз заметил на холмах впереди нас казачьи пикеты. В Чаде говорили, что близко бродят шайки текинцев человек в 300-400. Что-то ждет нас за этими холмами?

С самого ночлега около меня все время ехал какой-то татарин, видимо желая заговорить со мной, на что наконец и решился.

«Что идешь всякий день, и нынче с утра идешь? Устал; садись на мою лошадь, я слезу».

— Благодарю, у меня есть лошадь, отвечал я и показал на лошадь, которую ведут обыкновенно в стороне.

«Зачем же не бережешь себя? Садись».

Я сказал, что хочу хорошенько привыкнуть к жаре.

«Не привыкнешь; только измучаешься и заболеешь, а жизнь милион стоит. Садись; лошадь здоровее человека».

Нельзя было не согласиться, что страна как будто нарочно создана для того, чтобы мучить человека.

Дуз-Олум, 17-го июня. Вышли в два часа. Дорога в начале перехода была очень удобна и шла по ровной местности, но с половины пути началось узкое ущелье, пролегающее меж высоких холмов.

Саперам досталось сегодня вдоволь. Вчера еще предупредили нас, что сегодня будет работа, и дали 200 человек от пехоты.

Нам не приходилось еще сталкиваться с линемановскими лопатами, но из сегодняшнего опыта пришлось убедиться, что вперед, в случае работы с пехотой на походе, лучше иметь под руками вьюк с инженерным инструментом, а то с маленькими лопатами [292] возиться не совсем удобно, особенно где нужно перебросить землю на более или менее значительное расстояние.

Сделали на второй половине дороги несколько спусков, причем линемановские лопаточки помогли нам очень мало. Население степи видимо увеличивается: сегодня солдаты руками поймали джейрана, штук пять лисиц и наконец подняли медведя, которому удалось уйти подобру-поздорову.

Дуз-Олум расположен при слиянии Сумбара с Чандырем и представляет обширную площадь, окруженную высокими холмами весьма красивого вида. Вода в Сумбаре хороша, но ходят слухи, что текинцы хотят запрудить его верховья и таким образом оставить нас без воды. Благодаря этому, мы не останемся в Дуз-Олуме, а пройдем верст на 60 вперед, как только будут разработаны спуски к Сумбару, который иначе перейти нельзя вследствие высоких отвесных берегов оврага, в котором течет Сумбар. Чтобы иметь понятие о ширине Сумбара, довольно сказать, что, желая отыскать сегодня на противоположной стороне место удобное для разработки подъема, я без всякого труда перепрыгнул через речку. Место нашей будущей стоянки, Тарсакан, расположено также на Сумбаре. Здесь простоим дней пять, т. е. столько, сколько нужно, чтобы устроить переправу. Каждый день работа с 3-х до 9-ти утра и с 5-ти до 9-ти вечера. Работать будут ежедневно 400 человек.

Имеются здесь по оврагу Сумбара деревья, рубить которые не позволяют; тут же есть камыши и трава. Завтра идут верст за шесть или за восемь за фу ражем и дровами. День жаркий и ветреный.

Доз-Олум, 18-го июня. Работали сразу шесть спусков, из которых два приходятся в отвесных берегах оврага сажен на шесть, а четыре - в очень крутых откосах, сажени на три каждый. Работы пропасть и работа довольно трудная, потому что глина тверда как камень. Работало 400 человек с 3-х до 9-ти часов утра и с 5-ти до 9-ти вечера. Побегать пришлось досыта, так как работа производится на протяжении почти двух верст. Работы будет еще дня на три-четыре.

Много мешал работе ветер, который во многих местах нес землю прямо в глаза работающим, вследствие чего глаза сильно страдали, а лицо покрывалось слоем пыли.

Нужно построить небольшой мостик, а материала положительно нет. Есть небольшой кустарник, но ломок до крайности, так что не знаю, удастся ли наплести хоть туров, из которых думаю сложить не затрудняющий протока воды мостик. [293]

Дуз-Олум, 19-го июня. Утром работа с 3-х до 9-ти, после обеда-с 4-х до 9-ти. Дело подвигается медленнее, чем рассчитывали, потому что грунт чем дальше, тем тверже, и, кроме лома и кирки, ничем его не проберешь.

Утро было сегодня очень похоже на утро серенького дня в России; временами брызгал даже дождичек. Земля промокла очень немного, и потому при работе вследствие ветра была порядочная пыль, которая, осаживаясь на мокрое платье, образовала на нем нечто в роде сплошной корки.

Через Сумбар перешел на работу не замочив ноги, но, возвращаясь оттуда, нашел воду уже выше колена. Надо будет на будущее время иметь в виду такое быстрое и сравнительно сильное поднятие воды от дождей, а то могут быть неприятности с мостами.

Вернувшись с работ, был приятно поражен. Солдаты в наше отсутствие превосходно устроили нам палатку, так что дождь уж не страшен, хотя он и начинает снова накрапывать.

В 2 часа ночи все верблюды, за исключением 600, т. е. 2,900, идут в Чад за магазином. Простоим здесь пожалуй около недели.

Дуз-Олум, 23-го июня. Работы продолжаются, но рабочих дают теперь меньше, потому что третьего дня ушла за Чандырь колонна из трех рот и двух сотен при трех горных орудиях, захватив продовольствия на два дня. Вчера, под прикрытием роты, послали в эту колонну еще на четыре дня продовольствия. Цели экспедиции достоверно не знаю, но говорят, что предпринята она для защиты мирных туркмен от текинцев, которые хотят отбить, а по некоторым слухам уж и отбили, тысяч десять баранты. Ждут сюда баталиона ширванцев, который останется здесь для прикрытия предполагаемого провиантского склада. Жара чувствуется не так сильно.

Дуз-Олум, 25-го июня. Сегодня день отдыха от недельного усиленного труда, а завтра опять работа, будем разбивать редут. Работать его будут имеющие прибыть сюда войска.

После-завтра придут верблюды, и мы вероятно двинемся дальше. Ушедшая от нас колонна присоединится к нам потом.

Сегодня умер от кровавого поноса солдат куринского баталиона; показалась и цынга, которая вероятно не заставит ждать своего распространения. Накрапывает дождик, а ночью вероятно будет ливень.

Штабс-капитан Черняк.

(Окончание будет).

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция в Ахал-Теке 1879 года (Из дневника саперного офицера) // Военный сборник, № 6. 1887