БЕЛЛЬЮ ГЕНРИ УОЛТЕР

КАШМИР И КАШГАР

ДНЕВНИК АНГЛИЙСКОГО ПОСОЛЬСТВА В КАШГАР

В 1873-1874 г.

KASHMIR AND KASHGHAR: A NARRATIVE OF THE JORNEY TO KASHGHAR IN 1873-74

БЕЛЛЬЮ.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Страна, лежащая непосредственно за северной границей нашей Индейской империи и называющаяся вообще Китайским Туркестаном, стала, в последнюю четверть столетия, по временам обращать на себя внимание Европы, вследствие постоянного расширения там русских владений. Внимание это, начинавшее ослабевать, получило новый толчок от событий и результатов замечательного переворота 1862-63 годов, которые отделили эту страну от остальной Китайской империи и, в следующих годах, дали возможность счастливому искателю приключений соседнего ханства одержать победу над южною частью Китая.

В наших глазах эта страна приобрела особенный интерес, как по сношениям и вследствие попыток развить торговлю по этому направлению между нашей Индией и между правителем этого новоорганизованного государства Центральной Азии, так и по особенным отношениям к ее русскому соседу. Естественно, возбуждается вопрос: что это за новое государство Кашгар? и кто такой основатель его Аталык Газы?

В этой книге я не намерен касаться политики Центральной Азии и разбирать причины, которые постепенно привели к учреждению нового магометанского государства на развалинах китайского правления в этой части Азиатского материка; точно также, я не хочу вдаваться в мотивы возрождения упадшего исламизма в этом крайнем пределе мусульманской части Центральной Азии. Я не разбираю на этих страницах достоинства той или другой политики и не сравниваю одну политику с другою, из уважения к отношениям, в которые мы невольно вовлечены соседством с различными государствами Средней Азии. [2]

Этот предмет интересен сам по себе, но он слишком серьезного характера, чтобы поверхностно коснуться его в популярном рассказе путешествия. Для общего сведения читателям совершенно достаточно будет представить здесь просто краткий обзор некоторых главных событий, вследствие которых мы были вовлечены в дружеские сношения с счастливым узурпатором, которого судьба извлекла из мрака его враждующей и распадающейся семьи, и заставила фигурировать в сиянии победителя. Слава его пронеслась по свету скорее в силу счастливого стечения обстоятельств, чем в силу его личных заслуг.

Великое магометанское движение последних шестнадцати или восемнадцати лет нарушило мир Китайской империи до такой степени, что серьезно грозило ее старому режиму. О нем от времени до времени доносились вести до западного мира, обозначая его то Тайпингским восстанием (считавшимся некоторыми христианским движением), то Пантейской инсурекцией, то Дунгайской революцией, смотря потому, какой народ производил его в различных частях империи. И хотя движение по результатам было различно в разных провинциях, но оно было одинакового характера по постоянным усилиям инсургентов ниспровергнуть существующее правительство и самим добиться верховного управления делами, или, говоря другими словами, заменить на китайской почве государственную религию Будды величием Ислама — доктриною Магомеда.

Здесь нам надо только вкратце очертить успех и последствия этого сильно распространившегося движения в крайней западной пограничной провинции империи, — провинции, известной европейцам под названием Восточного или Китайского Туркестана — или описать происхождение нашего сближения и отношений с теперешним правителем части страны, находящейся в территории Кашгара.

Китайский Туркестан, находящийся под императорским управлением, заключает в себе две главные части: Джунгарию или Муголистан и Кашгар или Восточный Туркестан на севере, а на юге пересекающий хребет Тиан-Шан или «Небесных гор». Он составлял Илийскую губернию, управляемую вице-королем, жившим в столице по имени Гхулджа или Кульджа.

Северную часть китайцы называли Тиан-Шан-Пе-Лу или [3] «Северная дорога Небесных гор», а южная часть точно также была названа Тиан-Шан-Нан-Лу, или «Южная дорога Небесных гор».

Северная часть почти вся отошла от Китая к России, и прежняя вице-королевская столица Илы — теперь город, занятый русским гарнизоном, соединенный телеграфом с С.-Петербургом; главная часть Джунгарии составляет теперь крупную часть русских владений в Азии, граница которых идет в эту сторону как раз вместе с границей Кашгара, и в сущности, непосредственно сообщается с его народами через кочующих по обе стороны киргизов, по большей части русских подданных.

В другой же части, которою мы здесь исключительно займемся, события приняли несколько иное течение.

Когда в 1862 году брожение исламского восстания распространилось из центральных мест Китая в провинции западных окраин, прежде всего оно вспыхнуло в Канзу, где восстали Гочауские или Соларские дунгани, и где революция ознаменовалась общей резней и избиением буддистского населения.

Из этого главного местопребывания дунган, центра мятежа, восстание успешно двинулось и весьма быстро охватило округа восточных провинций, где гарнизоны императорских войск по большей части состояли из дунган — их собратий и единоверцев. Они были китайскими мусульманами секты Шафи, и в последнее полустолетие доказали честность свою пекинскому правительству стойкою преданностью и верной службой во время четырех последовательных мусульманских нашествий из Кокана, вследствие чего пользовались полнейшим доверием со стороны своих соотечественников-буддистов.

Эти набеги из Кокана руководились членами изгнанной фамилии Кхоия — потомками Кхоия Афака, который, два столетия тому назад, отнял управление страною от законного Мугхал-хана из Чагатайской линии — и ничего не имели общего с восстанием дунган, начавшимся самостоятельно с противуположного направления. Дунгане, пропитанные духом недовольства против Пекинского правительства — управлением Манчу — так жестоко поступавшего с их собратиями в главных восточных пунктах, где сосредоточивались их силы, — быстро последовали примеру своих братьев, и всюду в одно время восстали против императорского правительства, и всюду произвели резню и грабеж. [4]

Менее чем в два года, везде в Китайском Туркестане, они ниспровергли императорское правительство и повергли страну в бездну разорения, кровопролития и невыразимых бедствий, отдав её в добычу для удовлетворения толпы недовольных, принимавших участие в грабеже.

При первом же взрыве бури, китайцы или «буддистские китайские войска», составлявшие частью гарнизоны в восточных городах Аксу и Уч Турфане, пали жертвами ярости бунтовщиков, и все были вырезаны вместе со своими единоверцами купцами и жителями. В западных же городах, начиная от Хотана до Кашгара, включая и пост Маральбаши, китайцы заперлись в своих крепостях и держались против бунтовщиков и других врагов более или менее продолжительное время, пока наконец понуждаемые неослабеваемой осадой, и лишенные последней надежды получить из дому помощь, они взорвали свои крепости и погибли под развалинами взрыва.

Дунгане низвергнув установленное правительство, сотни лет управлявшее страною, и которое, не смотря на повторявшиеся возмущения, производимые в западных городах Коканской фамилией Кхоия, возвело её до такой степени процветания и богатства, какой она не знала со времени упадка Чагатайского правления в четырнадцатом столетии, теперь оставили страну без предводителя, без определенного плана действий, и без определенного цели для достижения.

В подобном положении начальники их все между собою перессорились, и как люди всегда занимавшие до сих пор подначальное положение, и не одаренные административными и организаторскими способностями, они очень скоро должны были уступить место людям более способным.

Самым первым из этих последних был начальник многочисленной фамилии магометанского духовенства, занимавшей несколько столетий в Куче положение наследственных попечителей священной раки в предместьях города, поставленной для потомства в память какого-то прежнего мученика за веру и причисленного к лику святых за услуги его по распространению ислама.

Это семейство по религиозному характеру своего призвания, занимало влиятельное положение вследствие уважения оказываемого ему [5] обществом и приобрело значительное влияние над духом народа при посредстве своих церковных обязанностей. И хотя оно вполне было обеспечено относительно повседневных нужд крупными доходами с свободных земель, но все таки не пренебрегало случаями, представлявшимися вследствие обстоятельств их положения, и увеличивало свои светские владения pari passu с духовною властью. Во время революции, оно по богатству и влиянию, стояло во главе китайских подданных, живущих в Куче, независимо от положения, которое они занимали в обществе как Кхоии. Слово Кхоия, надо заметить, значит «дворянин», и дается в виде титула богатым купцам и духовным лицам известного, признанного положения, в роде того как англичане говорят «эсквайр» и «преподобие».

Глава этой фамилии в Куче был некто Рашуддин или Рашидуддин. Он принял на себя управление делами тотчас же после ниспровержения китайской власти и, назначив членов своего семейства в различные места губернии, лишенных своих начальников, весьма быстро собрал дунган — рассеянное стадо баранов без пастуха — как своих лучших помощников при учреждении независимого королевства, под его верховным управлением как короля.

Ниспровержение китайского управления совершилось так быстро, и народ был так индеферентен к их наследникам в управлении, что Рашуддин в течении нескольких коротких месяцев и без всякого серьезного сопротивления, был признан королем, и как король получал закят или ушар со всей страны между Яркандом и Турфаном, из рассеянных округов, управляемых его сыновьями, племянниками и другими родственниками, хотя по всюду управляемых с тем согласием в действиях и единодушием, какое необходимо для успешной администрации.

В то время как на севере Рашуддин утверждал власть свою в местностях, признавших его господство, область Хотан на юге и Кашгар на западе уже перешли во власть двух других искателей приключений, которых временные и местные обстоятельства вывели вперед как предводителей и поставили во главе дел каждого на своем месте.

Это были муфти Хабибулла, пожилой хотанский священник, недавно вернувшийся из богомолья в Мекку, — путешествие расширившее [6] кругозор его вне предметов замкнутой родины, и Садык-Бег, кочующий варвар, разбойничий атаман кашгарских киргизов.

Страна была разделена между этими тремя самопоставленными правителями, когда в первые дни 1865 года, Кхоия Бузург Хан прямой потомок Кхоия Афака, выйдя из своего местожительства в Кокане, перешел проходы Тарик Даван, чтобы попытаться завладеть престолом своих предков. Когда он отправился на это предприятие, то находился в лагере коканского правителя, Алимкула, который захватил власть от Худояра, законного хана, и находился в это время во главе своих войск и приверженцев, защищавших Ташкент против русских. Предводитель кипчаков, не веря в силы своего могущественного врага, одобрил предприятие Кхоия, надеясь вторично восстановить коканское влияние в западных округах Кашгара, и отправил его с пожеланиями ему лучшего успеха.

Алимкул при настоящих стесненных обстоятельствах не мог уделить Кхоии часть своих войск, но назначил одного из своих доверенных наместников и сторонников в проводники Бузург Хану как военоначальника войск, которые он наберет в Кокане. В 1864 году в ноябре месяце оба они отправились туда из Ташкента, чтобы начать приготовления к действиям против Кашгара.

В конце года Бузург Хан выступил из Кокана с отрядом в шестьдесят шесть человек под начальством Якуб Бега Батурбаши или «предводителя храбрецов» (наместника данного Алимкулом) узбека из Писката около Ташкента, который занимал должность кушбега, или «начальника округа» под последовательными управлениями в Кокане Маллах Хана, Худояр Хана, и Алимкула. По прибытии в Кашгар, он был радостно встречен народом, как избавитель — так как народ был доведен до крайнего отчаяния гнетом ненасытного Садыка, и жестоким самовольством беззаконных киргизов, — и тотчас же поселился как царь во дворце. Прежде всего он поручил своему батурбаши привести в порядок город и организовать армию из находящихся в Кокане и Афгане жителей.

Бесполезно подробно разбирать здесь жизнь этого замечательного, человека, как и жизнь его господина Кохия Бузург Хана. Описание его жизни, составленное из сведений, какие я только мог [7] собрать во время пребывания нашего в стране, было представлено мною правительству в моих «Исторических очерках Кашгара и общего описания страны». Достаточно сказать, что Кхоия Бузург Хан, верный своему родовому характеру, достигнув так быстро престола, тотчас же передал управление делами своему генералу, а сам в это время бросился в необузданный разврат и пороки. Его батурбаши, руководимый инстинктами своей честолюбивой натуры и подкрепленный опытом, приобретенным во время двадцатипятилетних беспорядков, раздоров и споров, пережитых им дома, воспользовался благоприятным случаем и захватил власть для себя самого, постепенно распространяя ее по всей стране, как «сторонник ислама» под религиозным титулом «Аталика Гхази». Б этом случае ему много благоприятствовали обстоятельства времени: а именно, слабость пекинского правительства с одной стороны, и завоевания русских с другой.

Около этого времени — прибытия в страну коканского или андижанского отряда — весть о революции в Кашгаре начала понемногу проникать через проходы в Индию с караванами незначительных купцов Ярканда и Хотана. Теперь эти люди стали ходить в Кашмир в большем числе, чем прежде, и преимущественно перед купцами Кашгара, Аксу и других северных городов территории, посещавших русские рынки ближайших местностей, для приобретения необходимых товаров, которых они внезапно лишились вследствие прекращения путей сообщения с Китаем.

Появление этих неизвестных купцов в Пенджабе, и их рассказы о требованиях их страны, теперь совершенно отрезаной от естественных источников для приобретения товаров, вследствие ниспровержения правительства, которого прежде они были подданными, скоро возбудили интерес и доставили им торговых друзей по линии их пути, друзей, желавших создать торговлю со странами на север от Гималая.

Вследствие представлений, сделанных об этом предмете, правительство устроило в 1806 году в Палампуре ярмарку с необыкновенно большими льготами, чтобы поощрить развитие торговля с Центральной Азией по пути через Малый Тибет. Повидимому яркендские купцы оценили эти льготы, и на выражение их приязни и благодарности за радушный прием, оказанный им, [8] некоторые смотрели, как на луч надежды, как на верное предзнаменование скорого развития действительно выгодной торговли с местностями, казавшимися весьма обширными и населенными миллионами народа, желающего покупать чай и хлопок и разные другие товары, которых они не могут добыть обыкновенными, прежними путями; многие думали, что ради того они станут от нас в зависимость, так что нам останется только удовлетворить их желания, и пожинать в награду за наши труды чистой выгоды от пятидесяти до семидесяти пяти процентов.

На этой дороге, — не то, что по дорогам территорий наших западных соседей белуджистанцев и авганцев; здесь нет выкупов от разбойников, которые грабят и убивают вас даже после того, как вы заплатили выкуп жадной шайке; но есть опасности другого рода. Едущим по этой дороге следует больше бояться опасностей и трудностей от самой страны, чем нападений разбойников и прижимок сборщиков пошлин; потеря нескольких пальцев на руках и на ногах от мороза и смерть большего или меньшего количества лошадей от трудности пути и негостеприимного характера местности и климата, — худшая из случайностей, которых можно ожидать.

Но, привлеченные заманчивой картиной таких хороших барышей и поощренные свободным доступом на новый рынок, несколько туземных купцов попыталась совершить это путешествие и возвратились довольные успехом своих операций. Вследствие этого, в 1868 году, торговля получила новый толчок после поездки предприимчивого чайного плантатора, который, отправившись из своей маленькой плантации в Кангре, набрал в Яркенд большой выбор всякого товара.

Мистер Р. Б. Шау напечатал чрезвычайно интересное описание своего путешествия и приключений в стране и изобразил особенный характер народа — столь различного от народов Индии — необыкновенно верно; но он не вполне верно отнесся к естественным препятствиям страны, и не ясно указал на непреодолимые трудности прохода, как торговой дороги, в известное время года. Кроме того во время шестимесячной, принудительной безвыездной жизни своей в этой стране, он при своем добродушии усмотрел энтузиазм в приеме его, чем и можно объяснить, в некоторой степени, его пропуски при указании некоторых фактов, касающихся [9] населения и средств страны, и особенных условий ее политического существовании, которые, при более благоприятных обстоятельствах, должны были бы непременно обратить на себя внимание путешественника.

Господа Шау и Гейвард, последний из которых рискнул исследовать страну с географическою целью, вместе прибыли в нее с юга в то время, как капитан Рейнталь и несколько русских купцов, под конвоем отряда казаков, прибыли с севера. Они были задержаны на пути своем ко двору Аталыка Газы, пока русский уполномоченный не кончил дела, для переговоров о котором он был послан, и тогда их проводили в Кашгар, как описывает г. Шау в своей известной книге.

Г-да Шау и Гейвард были не первыми европейцами, проникнувшими в последние годы в Кашгар с нашей стороны проходов. Интерес британской публики к странам Татарии был в последнее время впервые возбужден экспедицией ученого путешественника Адольфа Шлагинтвейта, проникнувшего в 1857 году в Кашгар. Прибыв туда во время восстания, произведенного бунтовщиком Кхоия Вали Ханом, он пал несчастною жертвою безумства кровожадного тирана.

В 1865 В. Р. Джонсон спустился с Тибетских гор к северу, а в сентябре и в октябре этого же года он посетил Хотан, как гость его нового царя Хабибулла падишаха. В то время Аталик Газы был еще кушбегом Якуб-Бегом, и начальствовал над войсками Кхоия Бузург Хана, водворившегося царем в Кашгаре, и оспаривал в пользу его владение Яркандом против войск, домогавшихся его для Рашудина. Вслед за возвращением г. Шау в Индию в 1860 году. Мирза Шади, в виде посла (таким же послом он был послан в предыдущем году в русскую столицу) уехал от Аталика Гази к вице-королю. Он вернулся в 1870 г. с миссией мистера Форсита, членами которой были и доктор Джорж Гендерсон и мистер Шау. Доктор Гендерсон описал нам свое путешествие, затруднения, встретившиеся им на пути и несчастие, случившееся с их багажом. Не смотря на помехи, он, к чести своей, при помощи своих сотрудников мистера Юма и других возвысил интерес книги хорошими иллюстрациями по части орнитологии и ботаники тех мест, где они проезжали. Кроме того — что нас здесь собственно и [10] интересует — он познакомил нас с Кази-Якуб-Ханом будущим послом, с которым я надеюсь еще короче познакомить моих читателей в последующем рассказе, называя его Хаджи Тора.

Вслед за возвращением экспедиции мистера Форсита в Индию, после весьма небольшой остановки в Яркенде, прибыл Аграр-Хан Тора, как посланник Аталика-Гази к вице-королю; и в Кашгар прибыло русское посольство, с бароном Каульбарсом во главе, для переговоров о торговом трактате. Через несколько месяцев после отъезда русских, довольных исполнением своего поручения, Аграр-Хан вернулся в Кашгар из поездки своей в Индию, и, немедля, в ноябре 1872 года, друг наш Сайид-Якуб-Хан-Кази был отправлен послом Аталика-Гази к вице-королю Индии и к турецкому султану. Это приводит нас к отправлению британского посольства в Кашгар в 1873-74 годах.

После выхода в свет книг мистера Шау и доктора Гендерсона, может показаться слишком смелым с моей стороны желание навязать еще описание страны, уже так хорошо обрисованной ими. Но убежденный, как важны для нас последние и подробные сведения, относящиеся до стран, лежащих с этой стороны наших индейских владений, и в особенности сведения о громадности интересов, связанных с характером политики — какова бы она ни была, и какую следует принять нашим государственным людям относительно независимых еще теперь государств Средней Азии, я смею надеяться, что самый незначительный итог, прибавленный к сумме знаний, уже приобретенных публикой о цивилизованных обществах и государствах, история и источники — естественные и промышленные — этих государств, и особенно сведения о новом независимом ханстве Кашгарском, не могут быть лишними, тем более, что дела этих отдаленных и недосягаемых местностей теперь более, чем когда либо, стали возбуждать необыкновенный интерес, как континентальных народов Европы, так и нашей британской публики и наших индейских подданных, находящихся так близко от разбираемых местностей.

И так, руководясь подобными убеждениями — отстраняясь от рассуждений о политике, как о задаче, не входящей в мои рамки — я решаюсь представить полный отчет о поездке и приключениях кашгарского посольства в 1873-74 годах, с такого рода [11] подробностями относительно народа и страны, какие мы только имели возможность собрать.

Наконец, отдавая книгу свою на суд публики, я могу только прибавить, что она была написана в свободные часы, во время отдыха, после трехлетней постоянной, тяжкой работы различного характера, и при обстоятельствах, лишавших меня возможности делать указания на статьи и на авторов.

Алжир, 28-го марта 1875 года.

Текст воспроизведен по изданию: Кашмир и Кашгар. Дневник английского посольства в Кашгар в 1873-74. СПб. 1877

© текст - ??. 1877
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001