ЗАЛЕСОВ Н

ЗАЛЕСОВ Н. Г.

ЗАПИСКИ

(Часть записок опущена, как выходящая за рамки сайта - Thietmar. 2016)

XVIII.

Поездка в Петербург с Крыжановским. Поход против Бухары. Отъезд в Петербург генерал-губернатора и Романовского.

С приездом Романовского на Сыр, Черняев первое время оставался еще там, но, видя, что Романовский, несмотря на старое товарищество, держит себя в стороне и за советами к нему не обращается, решился выехать из Ташкента, провожаемый самыми горячими напутствиями подчиненных и туземцев, ценивших его честность и щедрость. В Оренбурге он пробыл день и, побывав ненадолго у Крыжановского, отправился в Петербург.

Так кончилась деятельность Черняева в степи. Без средств, без полномочий и особого плана он покорил обширную область и грозно поставил русское имя среди азиатских хищников. Заносчиво и дерзко бросался он на неприятеля с ничтожными силами, сорил, где мог, деньгами, не давая никому отчета, и, пронесясь, как метеор, исчез с Сыр-Дарьи.

Между тем у Крыжановского вскоре пошла с Романовским та же история, что и с Черняевым, т. е. мы писали и приказывали одно, [338] а Романовский отписывался и делал совсем другое, объясняя все изменением обстоятельств и медленностью почты; кроме того, он не скрывал, что в некоторых случаях, донося генерал-губернатору, он в то же время пишет военному министру. Такой способ действий не мог считаться ненормальным. Подошла Пасха, Левенгоф тяжко заболел, просился в заграничный отпуск, и я, вступив в исправление должности начальника штаба, стал ездить с докладом. На Сыре готовились к войне с Бухарой и до Крыжановского стали доходить слухи, что Романовский составляет проект нового управления Сыр-Дарьинским краем и хлопочет в Петербурге о совершенном его отделении от Оренбурга.

Раз в конце апреля я поехал с женой прокатиться по городу; выехав на главную улицу, мы как раз столкнулись с командующим войсками, прогуливавшимся с правителем канцелярии Холодковским. Крыжановский тотчас подозвал меня к себе и сказал:

— Я решился съездить в Петербург, чтобы разъяснить дело, и беру вас с собой; через три дня мы едем, сделайте все распоряжения.

Сборы были не долги. 1-го мая мы уже плыли в лодчонке через разливы Сакмары по дороге в Питер и, добравшись кое-как в самую распутицу до Самары, немедленно сели на пароход. Крыжановский остался на день у сестры в Москве, а я проехал прямо в Петербург, где и остановился в гостиннице Шухардина (Где теперь дом г. Мурузи) на Литейной.

Дня четыре я был занять по приказанию Крыжановского довольно сложным составлением плана похода на Бухару и, окончив эту работу, понес к нему. Мы заперлись в кабинете, и он вдруг сказал:

— Мне здесь говорили, что вы постоянно ведете переписку с Полторацким и что вы критикуете все мои действия и недовольны мною. Правда ли?

— Вы знаете мой характер: ни любви, ни вражды я никогда не скрываю и, если бы видел в ваших действиях что-либо особенно дурное, то, конечно, прежде всего высказал бы это при докладе вам самим. С Полторацким я переписываюсь, как с старым товарищем по академии, пишу ему только то, что известно всем, и могу сейчас же принести вам все мои письма — они у него целы.

— Нет, нет, этого не надо — я верю вам, любезный Николай Гаврилович; говорили...

— Сплетничать можно все, но надо доказать.

— Будет об этом, — прервал меня Крыжановский, — кстати [339] военный министр недоволен Полторацким я просил меня переговорить с вами, не согласитесь ли вы принять его место в главном пгтабе?

— Позвольте спросить, — отвечал я, — это личное ваше желание сбыть меня — тогда конечно я сейчас же уйду — или же действительно желание военного министра?

— Нет, нет, я вовсе не хочу с вами расстаться, говорю вам, как честный человек, что это желание министра, вы можете сами убедиться в этом, поехав сейчас к нему и сказав, зачем я вас прислал.

— Если это так, то прошу вас отложить мой ответ до возвращения в Оренбург, дабы я мог посоветоваться прежде с женою.

Через несколько дней был решен поход самого Крыжановского против Бухары, и ему были ассигнованы большие деньги на снаряжение.

Прожив недели три в Петербурге, я заболел и как дела подходили к концу, то он и отпустил меня в Оренбург, куда я немедленно и выехал. Болезнь моя дорогой так усилилась, что я вынужден был вызвать навстречу к себе по телеграфу жену, которая в сопутствии доброго нашего офицера генерального штаба Г. И. Иванова и встретила меня по дороге в Самару. Кое-как я дотащился до Оренбурга и тут только начал медленно поправляться.

Недели через три после моего приезда возвратился из Петербурга и Крыжановский. Снаряжение в степь шло на широкую ногу, денег было много, и при том они были даны без отчета в виде экстраординарной суммы. В это время я подал Крыжановскому записку, на каких условиях я могу принять должность начальника Азиятского отделения главного штаба, именно просил увеличения содержания и подчинения отделения прямо начальнику главного штаба или военному министру. Командующий войсками обещал сообщить условия военному министру в своем письме, и на этом все дело кончилось. Вскоре Крыжановский объявил, что берет меня с собой для участия в военных действиях; поездка эта как в материальном отношении, так и в служебном представляла для меня огромные выгоды, ибо впоследствии все участвовавшие в экспедиции получили чины, ордена и в том числе много георгиевских крестов. Не дав решительного ответа и едва оправясь от болезни, я обратился прежде всего за советом к пользовавшему меня и Крыжановского доктору Лотину, но он и слышать не хотел о поездке, доказывая, что я и половины дороги не сделаю, особенно в степи, где нет никаких удобств и даже станций. Тогда я попросил Лотина заявить его мнение Крыжановскому, дабы последний ни на минуту не подумал, что я лично сам мог бы когда-нибудь отказаться от военных действий, так страстно и всегда мною любимых. Лотин исполнил [340] мою просьбу, а Крыжановский с величайшим сожалением отказался от моей командировки.

Не прошло и месяца, как были взяты Крыжановским Джизак и Ура-Тюпе. В бытность еще нашу в Петербурге Романовский разбил войска бухарскаго эмира, потеряв не больше, кажется, 8 человек, за чтб однако же получил Георгия 3-й степени и был утвержден военным губернатором Туркестанской области, а затем взял Ходжент.

В начале ноября командующий войсками возвратился в Оренбург, а вслед за ним приехал и Романовский с выборными жителями от Ташкента, ехавшими благодарить государя за принятие их в подданство России. Романовский привез с собою проект управдения областью, основанный на номинальном, так сказать, подчинении Ташкента Оренбургу и проводивший введение гражданского устройства в покоренном крае на манер Кавказского. Отношения Крыжановского к Романовскому были холодно-вежливыми, и командующий войсками, проводив Романовского в Петербург, счел необходимым для защиты своих интересов лично отправиться туда же с своим правителем канцелярии.

Сообщ. Н. Н. Длусская.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Записки Н. Г. Залесова // Русская старина, № 8. 1903