ЗАЛЕСОВ Н. Г.

ПИСЬМО ИЗ ХИВЫ

II

От Усть-Урта до Кунграда. В прошлом письме я рассказал вам вкратце о сухопутном движении миссии нашей по Киргизской степи и по Усть-Урту, теперь же позвольте передать вам кое-что и о путешествии нашем в пределах Хнвинского ханства. 21-го июня миссия подошла к мысу Урге, откуда идет доволыю крутой спуск с Усть-Урта к одному из заливов Аральского моря — Айбугирскому; залив этот, нередко называемый озером, имеет длинны от севера к югу до 120 верст, а ширины в устье около 40; в том же месте, где миссия должна была совершить переправу, ширина залива не превосходит 25 верст.

По предварительному сношению, хивинское правительство, для перевозки миссии и ее тяжестей, обещало собрать к мысу Урге не менее 90 судов; но несмотря на все старания Хивинцев, когда приступлено было 22-го числа утром к переправе, мы нашли на пристани всего только 16 лодок, к которым впоследствии, и то с большим трудом, были присоединены еще 19 таких же судов. Из числа этих лодок на 9 могло уставиться по 10 лошадей, вместительность же остальных не превышала 4-х верблюжьих вьюков (около 50 пуд.) на каждой. По мелководию, большие лодки подойти близко к пристани не могли, а потому посадка каждой лошади представляла не малые затруднения и иногда стоила часовых усилий; да кроме того, лодочники, как самый безначальный народ, пользуясь [492] общей суматохой и несмотря на крики распоряжавшегося переправою хнвинского чиновника, нередко положив на лодку не более одного вьюка, преспокойно отправлялись с этим легким грузом на противоположную сторону Айбугира, не обращая ни малейшего внимания на наши возражения. По мере нагрузки, каждая лодка, управлявшаяся 3-мя Каракалпаками, отталкивалась от берега шестами и затем немедленно вступала в узкое, сажени 1 1/2, шириною, дефиле, образуемое непроницаемыми рядами камышей, вышиною от 3 до 4 саж., — покрывающими почти сплошь Айбугирский залив. Плавание в таком оригинальном дефиле представляло порядочное мучение: духота была невыносимая, ветру — никакого, кругом камыши да вверху узкая полоска неба, и ничего больше. Надо иметь навык и сметливость перевозивших нас лодочников, чтобы не сбиться в этом лабиринте камышей, виляя по заливу то вправо, то влево, и не встречая на всем переезде ни одного сколько нибудь пригодного для ориентировки предмета. Движение лодок, толкаемых шестами, производилось очень медлеино — от 2 до 3 верст в час, тем более, что шесты, уходя почти на 1/2 аршина в иловатое дно залива н путаясь беспрестанно в водных порослях, сильно затрудняли работу гребцов. Общее направлеиие путн нашего шло сначало на Ю-B., потом круто повернулo на В.; течение же воды совершалось от Ю к С, т.е. из залива в море, с быстротою 3 верст в час и при глубиие от 4 Фут. до 3 саж. Не доходя версты на 3 правого берега, мы вступили в нскусственную канаву сажени 2 шириною, которой и закончили плавание по Айбугирскому заливу, проведя на лодках около 7 часов; в заключение следует заметить, что вода в заливе пресная, хороша на вид и не дурна на вкус, за исключением прибрежных мест, где она, имея весьма малое течение, отзывается болотом 1. [493]

При выходе на берег, начальник миссии был встречен почетным хивинским конвоем, который должен был сопровождать миссию при дальнейшем ее движении по ханству.

Что сказать вам об этих грозных витязях? Перенеситесь мыслию ко временам самого младенческого состояния военного искусства вообще н огнестрельного оружия в особенности, чтобы составить себе хотя приблизительное понятие о нашей охранной страже. Высокая черная или белая мерлушчатая шапка, полосатый бумажный халат, который так любят носить наши оренбургские козаки, красный и белый кушак, бумажные или холщевые шаравары, заправленные в особой формы сапоги, сшитые из белой кожи и у которых высокий каблук имеет размеры небольше гроша, а к концу носка пришит узенькой ремешок, торчащий на подобие мышиного хвостика — вот парадная н будничная форма нашего конвоя н даже всякого Хивинца. Об оружии уже и не спрашивайте; разнообразие в нем может не удивлять разве только самых правоверных: у одного кривая персидская сабля, зашитая чуть не в 20 чехлов, у другаго пика, насаженная на белый черешок или просто на длинную жердь, у третьего Фитильное ружье на железных сошках, из которого в целый день не успеешь сделать более 3-х выстрелов, наконец у многих и вовсе не было никакого оружия, кроме нагайкн. Представителями этого грозного воинства явились один из подчиненных Хиве киргизских ханов и юзбаши хивинской армии; начальствующие лица были одеты также, как и подчииенные, но только сверх бумажного халата имели еще по черному суконному, да сопровождались 2, 3 прислужниками, везшими за своими господами кальян и другие необходимые боевые принадлежности, как-то: чайные чашки в кожаных чехлах, кувшины и проч. При подъезде нашем, весь этот сброд, сидевший, впрочем, на довольно хороших и закутанных с головы до ног аргамаках, съехался в кучу и, без всякого понятия о каком либо строе, разъезжал взад и вперед за своими представителями, приветствовавшими начальника миссии; по окончании же такого трудного церемониала встречи, продолжавшегося не более 10 минут, хивинский конвой счел долгом разбрестись по соседним аулам на отдых, а начальники его были приглашены на чай в наш лагерь. [494]

В то время, когда мы перетаскивались через Айбугир на лодках, весь наш верблюжий караваи двигался к устью залива и в 18 верстах к северу от мыса Урги, верблюды переправились в брод на глубине не более 3 фут., за исключением некоторых небольших ям, в которых глубина была около 2 аршин. Переправа эта сначала была произведена на небольшой остров или, лучше сказать, отмель, находящуюся в устье Айбугира, верстах в 25 от левого его берега; с острова же караван, пройдя еще 15 верст водою, вышел уже на правый берег залива и, следуя по низменной и болотистой местности на расстоянии 75 верст, достиг 25 июня лагеря миссии. Таким образом, наша переправа, при полном содействии со стороны хивинского правительства, была совершена не менее, как в 4 дня; но и это время надо считать весьма непродолжительным, если принять в расчет, что караваны, идущие из Хивы в Оренбург, нередко употребляют на переход от Кунграда до Урги, т.е. на расстояние каких нибудь 90 верст, не менее 2 недель. Такое замедление караванов происходит: от затруднительности передвижения верблюдов по пересеченной и изрытой кананами местности между Кунградом и Айбугиром; от недостаточности перевозочных средств на Айбугире, особенно вовремя столпления нескольких караванов 2; от более или менее продолжительных переговоров с лодочниками, которые не редко берут за перевоз с каждого рейса за лодку 1 р. 50 к. сер.; от продолжительности нагрузки на суда выгрузки и вьючки тяжестей, и наконец от кружного движеиия верблюдов через устье Айбугира. Вот почему встретившийся нам на Усть-Урте небольшой хивинский караван считал себя счастливым, что ему удалось путь от Кунграда до Урги сделать не более, как в восемь дней.

В ожидании прихода верблюдов, миссия должна была расположиться лагерем не в далеке от правого берега залива и в следствие этого по вечерам, и по ночам нам приводилось испытывать страшные мучения от комаров н мошек. Вуали, полога, попоны, мешки, словом все, что было под рукою, [495] пошло в дело, для спасения от этих насекомых, но ничего не помогало; закрыться с головою на долго не было возможности (температура воздуха по ночам не спускалась ниже 23° Р.), пот сейчас же выступал ручьями и белье, мгновенно намокая, нестерпимо ело тело. Ежеминутно можно было видеть, как из той или другой джуламейки вылетал, в роде привидения, кто нибудь из страдальцев, отчаянно махал руками, бегал взад и вперед по лагерю, но принятый еще более не учтиво свежими комарами, также мгновенно скрывался в свое походное жилище. Подобные сцены повторялись во все время стоянки миссии у Айбугира, и в продолжение каждой ночи вся наша разнородная публика посылала проклятия комарам на всех возможных языках и доходила чуть не до отчаяния, когда утром приводилось являться на Божий свет или с совершенно непрошеным волдырем или с раздутой до безобразия губой.

Часть ханства между Айбугиром и Аму-Дарьей, к югу от Кунграда занята, кроме небольшаго числа Узбеков, Каракалпаками, а также Киргизами, кочевавшими здесь и прежде, и бежавшими в хивинские владения из России, в следствие бывших в нашей степи смут во время мятежа батырей Исета Кутебарова и Джангуджи-Нурмухамедова; собственно господствующим же здесь племенем считаются Узбеки, которые преимущественно живут по городам и только на лето выезжают куда нибудь на принадлежащие им дачи или, лучше сказать, в сады, где помещаются в кибитках или в жиденьких глиняных домах. Одежда здешних жителей, за исключением Узбеков, ничем не отличается от одежды наших Киргиз, но физиономии туземцев, особенно женщин, далеко красивее, чем у наших ордынцев; здесь вообще уже заметно влияние Узбекской породы, жаль только, что Каракалпачки, также как и большая часть Узбеков, портят себе лицо тем, что продевают сквозь правую ноздрю большую, круглую серьгу, наподобие носимых нашими крестьянками; без этого уродства между здешними женщинами можно было бы встретить замечательно красивые и типические лица. В продолжении пятидневного пребывания миссии на берегу Айбугира, по утрам или часов в 5 вечера наш лагерь обыкновенно осаждали соседние Киргизы и Каракалпаки. Кто из них продавал вполне созревшие абрикосы, кто тащил гуся, кто молоко, запрашивая за все это огромные деньги и в тоже время с охотой [496] соглашаясь менять свой товар за какую-нибудь папушку махорки или кусок сахару. Особенно отбою не было нашим докторам: хромые, кривые, изъязвленные мужчины, женщины — взрослые и дети, все лезли и неотступно осаждали нашу походную аптеку, прося какого нибудь лекарства; почти 3/4 приходивших больных страдали сифилисом в самом страшном его развитии или последствиями еще более страшного меркуриального лечения; даже дети 2, 3 лет не были изъяты от язв сифилитической болезни, не говоря уже о взрослых, из которых некоторые являлись в таком страшном, изуродованном виде, что нельзя было смотреть на них без ужаса.

27 июня, мы тронулись с Айбугира и тотчас же вступили в полосу обработанной и посеянной земли. Жниво большею частью было уже окончено и нам постоянно попадались двух-колесные, высокие арбы, нагруженные снопами. Мы шли уже не по таким местам, как в нашей степи, а по довольно торной дороге, беспрестанно пересекая канавы, проведенные во всех возможных направлениях. Ширна этих канав весьма различна и простирается от 11/2 — 4 аршин, но переезды через, них очень затруднительны и в некоторых местах даже невозможны без предварительного срытия спусков; через более широкие канавы было перекинуто по нескольку жердей с набросанной на них соломой. Такие живые мостики трещали и ломались под нашими лошадьми и требовали беспрестанной поправки.

По мере движеиия, кроме разбитых на квадраты и трапеции засеянных полей, вдоль канав начали попадаться и фруктовые сады, обнесенные высокими глиняными стенами и состоявшие преимущественно из деревьев финика, урюка и тополя, а также и виноградных лоз. Вообще же проходимая нами местность до такой степени была тщательно обработана и орошена, что невольно заставляла удивляться тому терпению и старанию Хивинцев, с которым они добывают каждое зерно из здешней неблагодарной и по большей части солонцоватой почвы.

С приближением к Кунграду, местность пошла еще пересеченнее, канавы чаще, дорожки уже... Переодевшись версты за полторы от города в походную форму и окруженные хивинским конвоем, мы в полдень 28 июня приблизились к Кунграду. Огромное число народа почти сплошь покрывало городские стены, со стороны въезда, толпилось в воротах и [497] бежало впереди нашей миссии. Три или четыре чауша с короткими, но толстыми плетями, не разбирая ни полa ни возраста, щедрою рукою рассыпали удары во все стороны, не обращая никакого внимания, куда приходились их плети, на спины, головы или прямо в носы правоверных. Женское население, закутанное в покрывала, пугливо теснилось на плоских кровлях своих домов, бросая украдчивые, но быстрые взгляды на проезжавших Урусов. Вступив в город, мы потянулись по узким и грязным его улицам, ширина которых не превосходила 1 1/2 сажени; кругом виднелась глина; все дома, лавки, сараи, городская стена — все сделано из этого материала с помощию только нескольких деревянных подпорок и балок. Духота в улицах, от столпления народа, сделалась еще сильнее, удары чаушей посыпались чаще, и мы через четверть часа езды по этому глиняному лабиринту достигли наконец большего четырехугольного здания с садом, окруженного высокою стеною — это была квартира, назначенная для отдыха нашей миссии, Ханский дворец, передний двор которого служит в тоже время и караван-сараем для отправляемых в Россию товаров. Но об этом дворце и о пребывании нашем в Кунграде, позвольте отложить до следующего письма.

Н. ЗАЛЕСОВ.

26 июня, 1858 года,
г. Кунград.


Комментарии

1. По рассказам туземцев, у них сохраняется предание, что в старину вода в Айбугире вовсе не была так велика, как теперь, и что на всем пути, по которому мы шли ныне на лодках, протекало лишь несколъко ручейков, так что весь переезд с правого берега залива до Урги делался прежде не иначе, как на колесах; но с постепенным уширением рукава Лаудана увеличивалась прибыль воды и в Айбугире и затопила наконец всю ту местность, по которой теперь производится переправа на лодках. Не скрывается ли в этом темном предании один из многих намеков на то, что Аму-Дарья когда-то текла чрез Лаудан-Саркраук в Каспий?

2. В прежнее время караваны из Хивы, кроме Кунграда, ходили еще через Ташаусь и Куня-Ургенч, но в последние два года, по случаю постоянной войны с Туркменами, торговое движение по последнему пути совершенно прекратилось и караваны, как из Оренбурга в Хиву, так и обратно, ходят не иначе, как через Кунград и Айбугир.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо из Хивы // Военный сборник, № 8. 1858

© текст - Залесов Н. Г. 1858
© сетевая версия - Тhietmar. 2009
©
OCR - Николаева Е. В. 2009
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1858