-

ИСТРЕБЛЕНИЕ ТУРКМЕНСКИХ РАЗБОЙНИЧЬИХ ЛОДОК ПРИ АУЛЕ ГАСАН-ГУЛИ, 19-ГО СЕНТЯБРЯ 1852 ГОДА.

(Рассказ очевидца).

У юго-восточного берега каспийского моря, против границы Персии с землею Туркменов, в заливе астрабадском, на небольшом острове Ашураде, находится наша морская станция, назначенная охранять купцов и рыбопромышленников от разбоев туркменских пиратов, которые живут по восточному берегу Каспия.

Утром 18-го Сентября, командующий астрабадскою станциею капитан-лейтенант Свинкин сигналом с парохода «Волга», на котором был поднят его брейд-вымпел, созвал к себе командиров шкун — «Тарантул» и «Комар», и объявил, что он намеревается идти к туркменскому аулу Гасан-Гули, откуда, как донесли ему лазутчики, Туркмены в большом числе собираются идти в море для разграбления мазандеранской — провинции, чтобы не допустить их до этого, а также потребовать от них выдачи пленных, захваченных ими разбойнически с русских купеческих судов. Для этого он приказал приготовить 8 [114] лодок, отнятых прежде у Туркмен и восьмивесельный барказ; все гребные суда эти вооружить каждый 2-мя и 4-мя однофунтовыми фальконетами, посадить на них по 12-ти человек матросов, выбрав для этого охотников, и разделить их на три дивизиона: первый дивизион должен был состоять из 2-х лодок, вооруженных каждая 2-мя фальконетами, и барказа, вооруженного 4-мя фальконетами; второй дивизион из 3-х лодок, из коих одна была вооружена 4-мя фальконетами, а остальные две каждая двумя. В третьем дивизионе было три двух-фальконетных лодки.

Командирами дивизионов были назначены: 1-го, командир парохода «Волга» — лейтенант Ристори, 2-го, командир шкуны. «Тарантул», — лейтенант Петриченко, 3-го, командир шкуны «Комар», — лейтенант Курош. Всем дивизионам приказано было идти к аулу Гасан-Гули таким образом: шкуны «Тарантул» и «Комар» должны были взять на буксир каждая свой дивизион; пред захождением солнца сняться с якоря и идти к Гасан-Гули, чтобы, пользуясь тихими ночными ветрами от астрабадских гор, подойти к рассвету к аулу, в расстоянии 80 италианских миль (52 1/2 версты); пароход «Волга», также взявши на буксир 1-й дивизион, должен был сняться с якоря ночью и идти к тому же месту. Возвратившись не свои суда, командиры тотчас вызвали на палубу свои команды и желающим предложили отделиться; [115] оказалось, что все до одного матроса перешли на другую сторону и желающих остаться на судне не нашлось — надобно было самим назначать.

В 6-ть часов и пополудни обе шкуны снялись с якоря и, буксируя свои дивизионы, стали лавировать из залива. Ветер был тихий, восточный, а потом перешел к N и стих совершенно, так что шкуны, не могли придти к рассвету в назначенное рандеву. На рассвете ветер опять подул тихий, противный и шкуны начали лавировать: шкуна «Тарантул» опередила. свою спутницу; находясь от аула Госан-Гули в 10-ти верстах.

На пароходе, который уже находился на месте, поднят был сигнал свезти дессант. Передав этот сигнал на шкуну «Комар», находившуюся еще в 10-ти верстах далее, и сдав командование шкуною старшему. офицеру, командир шкуны повел на веслах свой дивизион к пароходу, куда и подошел в 4-м часу по полудни: пароход стоял на якоре в виду, аула Гасан-Гули, в 4-х верстах от берега, на глубине 5-ти фут., — ближе подойти было невозможно. Против аула; на самой отмели, виднелось много туркменских лодок, около которых суетились Туркмены, выбирая из них оружие, — и разные запасы; это подтвердило донесение лазутчиков, что Туркмены действительно собирались в море не для рыболовства, а на разбой.

Еще до прихода 2-го дивизиона, командующий [116] станциею, находившийся на пароходе, послал бумагу к старшинам туркменским, чтобы они немедленно выдали пленных, захваченных Туркменами и также выдали бы виновных, которые осмеливались стрелять с лодок по военному бригу «Мангышлак», который в Сентябре месяце шел из Астрахани в астрабатский залив для присоединения к отряду; требовал наказать их за оскорбление русского флага, обещая в случае покорности уйти, не делая никакого вреда, а в противном случае грозя истребить их лодки.

Туркмены не были расположены исполнить наше требование. Вместо ответа покорности, они стали устраивать на берегу завалы и засели в своих лодках, чтобы стрелять оттуда в случае нападения. Когда подошел 2-й дивизион, уже окончился 3-х часовой срок, данный командующим станциею Туркменам, для исполнения его требования.

Приказав построить оба дивизиона в линию баталии и поместившись сам на барказе, командующий астрабадскою станциею капитан-лейтенант Свинкин повел нас к берегу. Не доходя с версту до берега, лодки наши стали на мель, так что мы должны были выйти из них в воду и начали перетаскивать их чрез забурунье, за которым было несколько поглубже; подведя дивизионы на расстояние ружейного выстрела к лодкам Туркмену разбросанным около берега, и построив оба дивизиона в одну параллельную с берегом линию, [117] командующий станциею послал вторично объявить Туркменам, чтобы они немедленно исполнили его требование; но едва посланный с этим поручением, мирный Туркмен, передал его, как вместо ответа, Туркмены, засевшие в лодках, сделали по нас залп из ружей и ранили одного матроса на барказе.

Дальше медлить было невозможно; командующий подал знак и оба дивизиона открыли дружную пальбу из фальконетов, чтобы выгнать Туркмен из лодок. Выстрелы наши были очень удачны, и Туркмены, сделавши несколько залпов, выскочили из лодок и бежали на берег, где и укрылись за завалами. Дивизионы наши, пользуясь отступлением, подвинулись еще ближе к лодкам и от каждого дивизиона были посланы партии зажигать их, под прикрытием артиллерии. Лодки наших дивизионов были вытащены совершенно на мель и расположены таким образом, что выстрелы их действовали в промежутке между неприятельскими лодками и берегом, не допуская Туркмен выходить из завалов.

Девять лодок было уже зажжено; Туркмены продолжали стрелять из завалов; несколько раз смельчаки из них с шашками бросались на наши дивизионы, но удерживаемые дружным огнем артиллерии, не могли ничего сделать. Ближе к берегу, почти на суше, находилось еще 6 лодок: надобно было истребить их, а это было гораздо [118] труднее, потому что близ них находилось и много завалов; дальше, на берегу, куда не достигали, наши выстрелы, собралось до 2,000 Туркмен, а потому мы, приподняв на плечах свои лодки, подтащили их еще ближе к берегу. Тогда разделили команды обоих дивизионов на две партии, оставив на лодках только по четыре человека для действия пушками; первая партия, в 30 человек, назначена была действовать ружейным огнем, а 18 человек с топорами, смольными нранцами и фальшвеерами — зажигать лодки; партии отправились. Хотя 1-фунтовые ядра фальконетов не могли пробивать завалов и выгнать оттуда неприятеля, но удерживали их, не допуская выходить из-за них; только смелые из них выскакивали из завалов и выстрелив из ружья, поскорее прятались; но выстрелы эти, худо направленные, не вредили нам.

Не скоро подались лодки усилиям наших матросов, но огонь и топор взяли свое; лодки загорелись и оставить их было невозможно, потому что Туркмены тотчас загасили бы огонь, и засели бы в них; надобно было ждать, не прекращая действия артиллерии; лодки были построены из персидской ольхи, не высмолены и на них еще не возили, нефти, которая помогла скоро загореться первым лодкам.

В это время подошел к месту сражения, усиленною греблею, третий дивизион и так как 15 лодок, против которых мы действовали, были [119] зажжены, то ему было приказано идти на левый фланг, где находилось еще 11 лодок, и зажечь их.

Третий дивизион, открыв, огонь, тотчас зажег 4 лодки, бывшие на глубине и ближе к самому берегу, на отмели; оставалось еще 7-мь лодок, на которых успела укрыться большая партия Туркмен; ядра туда не доставали и это ободряло их: они действовали метким беглым огнем, пули их ложились около, не долетая до лодок 3-го дивизиона.

Заметив, что одного 3-го дивизиона недостаточно для уничтожения последних туркменских лодок, командующий станциею приказал лодкам 1-го и 2-го дивизиона немедленно следовать на помощь к 3-му дивизиону, оставив барказ действовать своими фальконетами, дабы не допустить Туркмен затушить горящие лодки.

Собрав своих людей, мы тотчас приподняли немного лодки на плечи и потащили их к лодкам, где засели Туркмены, на такое расстояние, чтобы долетали ядра. Лодки были тяжелы и Туркмены также не молчали и осыпали нас градом пуль; но настойчивость и мужество чего не сделают! Матросы наши, несмотря на то, что первый раз еще были в деле, не робели, и дружно, с уханьем, тащили на плечах лодки. Приблизившись к неприятельской засаде на фальконетный выстрел, мы тотчас направили все пушки на [120] нее; Туркмены не выдержали, выскочили из лодок и бросились бежать. В это время мичман Гелесем, с партиею 20 матросов, послан был занять лодки, а вслед за ним другая партия отправлена была зажечь их; Туркмены бежали из лодок за ближайший пригорок; будучи безопасны от ядер, они продолжали перестрелку, но матросы также не оставались в долгу и несмотря на неудобство заряжать ружья, стоя в воде, отвечали им беглым огнем.

Наступили сумерки, когда разгорелись последние 6 лодок; Туркмены, видя невозможность защитить свои суда, пытались спасти их: они ползком достигали до горевших лодок, старались заливать их водою, но за движениями их следили и посылая к смельчакам ядра, заставляли их отказаться от намерения.

Была уже ночь, когда мы возвратились на пароход, а оттуда на свои шкуны, которые во все время сражения держались под парусами, в виду аула.

Всех лодок сожгли 26; с нашей стороны был только один раненный, хотя Персияне считают Туркмен хорошими стрелками. Но на нашей стороне было правое дело: «с нами Бог и никто же на ны».

Текст воспроизведен по изданию: Истребление туркменских разбойничьих лодок при ауле Гасан-Гули, 19-го сентября 1852 года // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 107. № 425. 1854