БАТЫРШИН И.

Записка младшего переводчика Оренбургской пограничной комиссии Искандера Батыршина ¹⁰⁷ о Хивинском ханстве и хане присырдарьинских казахов Ермухаммеде (Иликее) Касымове

[В] Министерство иностранных дел председателя Оренбургской пограничной комиссии донесение с представлением двух записок о султане Касымове. 12 апреля 1852 г.

№ 36 г. Оренбург

Имею честь почтительнейше представить при сем к вашему высокопревосходительству в последствие донесения моего от 20-го прошлого марта № 10 две записки, составленные младшим переводчиком Пограничной комиссии коллежским асессором Батыршиным, касательно Хивинского ханства и султана Иликея Касымова из личных бесед с последним во время его здесь пребывания.

Генерал-майор Ладыженский.

Султан Иликей (Ирмухаммед) Касымов имеет от роду 33 года. Происходит он от Абульхаир-хана, потому что отец султана Касыма был султан Булякай, а отец последнего Иралий-хан, сын Абульхаир-хана, возведенный на ханское достоинство, по словам Иликея, в г. Казани еще при императрице Екатерине II-й. Отец и дед султана Иликея бухарским и хивинским владетелями были признаваемы ханами киргизов, кочевавших по сю и по ту сторону Сырдарьи и получали на то от сказанных владетелей деньги, подарки и прочее. В свою очередь ханы эти обязаны были помогать во всем бухарцам и хивинцам, вносить зекят и прочее, одним словом, были вассалами хивинского и бухарского владетелей. По убиении султана Касыма 27 лет тому кокандцами во время одного сражения, киргизы, кочующие по сю и по ту сторону Сырдарьи, а также и на Куване, и принадлежащие к родам чумекеевскому, кирейтскому, китинскому, карасакалову, рамаданскому и другим, будучи удалены от линии и так как в то время не было еще в Киргизской степи русских укреплений, под защитой которых они могли бы укрыться от гонений своих беспокойных и сильных соседей, подверглись от кокандцев и хивинцев грабежам и разным насилиям; поэтому киргизы означенных родов, привыкши в потомках [301] Абульхаир-хана видеть над собою ханов и, так как Иликей был единственным сыном у султана Касыма, избрали его по достижении им совершеннолетия ханом, потому что по уму, влиянию и энергическому характеру видели в нем человека, способного оградить их от притеснений кокандцев и хивинцев. Оставшись после отца почти ребенком, Иликей, не имея хороших наставников, которые могли бы вразумить и объяснить ему об обязанностях его в отношении к России и вследствие того полагая, что и ему подобно отцу своему и деду следует быть ханом, принял на себя это звание. В продолжение пребывания своего между этими киргизами Иликей всеми мерами старался защитить киргизов и потому воевал беспрерывно с кокандцами, не перестававшими грабить и делать угоны скота у приверженных ему киргизов. Много убито при этом людей с той и с другой стороны. Наконец, когда 8 лет тому [назад] эмир бухарский, пригласив Иликея в Бухару, даровал ему от себя ханское достоинство, с одной стороны, снабдив его на то грамотою и серебряною печатью, как делает это он всегда в подобных случаях; с другой — вслед затем сделал заочно то же самое и хан хивинский, между Иликеем и акмечетским начальником Якуп-беком ¹⁰⁸ заключен был мир с условием возвращать ограбленное у приверженцев одного и подчиненных другого и доставлять взаимное удовлетворение немедленно по первому требованию. Старые неоконченные дела по грабежам, убийствам и другим важным случаям были преданы забвению, и грабитель и хищник остались ненаказанными, и отнятое или ограбленное у тех и у других остались в руках того, кто украл или ограбил. Само собою разумеется, что подобный мир был непрочен, и кокандцы и приверженные Иликею киргизы продолжали грабить друг друга и делать угоны, но Иликей во всех случаях выказывал свою энергию, возвращал и доставлял удовлетворение, кроме некоторых исключений, кокандцам, потому что киргизы беспрекословно исполняли всякую его волю, и кокандцы, в свою очередь, делали то же. Справедливым судом и старанием защитить своих киргизов против козней кокандцев и хивинцев султан Иликей приобрел, любовь и уважение народа, а вместе с тем и влияние, и действительно кокандцы и хивинцы менее стали тревожить киргизов, и тем оставили последних в покое.

Бухарский эмир хорош тем, что возведши Иликея на ханское достоинство, ничего не требовал и никогда, впрочем, не требует, [302] но зато и сам ничего не дает, только желает, чтоб его называли эмир эль-муминин (повелитель правоверных); но хан хивинский и его подданные совсем другого свойства: с возведением на ханское достоинство он требовал с Иликея и полной покорности, и взноса зекята, и прочее. По словам Иликея, бухарский эмир добр и его подданные также добрый народ. Бухария есть страна истинной веры (ислама), но хивинцы, как и хан их, вовсе непостоянны: нарушают данное обещание, мстительны, недоверчивы в высочайшей степени, очень долго помнят нанесенное им с умыслом и нечаянно оскорбление, одним словом, хивинцы недобрый народ. (Такого ли мнения был Иликей и прежде или только ныне так думает о хивинцах, когда несколько лет находился у них под надзором, неизвестно, и выпытать этого от него не было возможно. Впрочем, из последующих событий, рассказанных Иликеем, увидим, как это было).

Между тем хивинцы продолжали собирать зекят с приверженных Иликею ордынцев и пользовались малейшим поводом грабить и притеснять их. В это время сборщиком зекята как с киргизов, так и бухарских караванов был махрем Ходжа-Ниязбай, который имел на Кувандарье крепость и войско. Почетнейшие бии и другие ордынцы из приверженцев Иликея, чтоб оградить себя от хивинцев, обратились к хивинскому хану с просьбою вызвать вовсе Ходжа-Ниязбая в Хиву и с войском, а крепость отдать султану Иликею с тем, чтоб он в качестве начальника крепости исправлял все обязанности Ходжа-Ниязбая: собирал и доставлял хану зекят с киргизов и проходящих тут караванов и исполнял все требования хана по делам, до его киргизов относящимся. До того времени Иликей пользовался подарками от бухарских купцов, но когда хивинский хан уважил просьбу упомянутых ордынцев отдачею в конце 1841 г. крепости ему, Иликею, и власти управлять киргизами, он начал свои действия, управлял киргизами и собирал зекят. В крепости этой постоянно находится два орудия. Из числа кочующих в крепости киргизов Ходжа-Ниязбай выучил человек 30 стрелять из этих пушек. До 1847 г. Иликей постоянно кочевал в Каракумах, но как в этом году хивинский хан определил его на место Ходжа-Ниязбая, то переправясь со всем аулом своим, скотом и родственниками за Сырдарью, и кочевал он около Кувандарьи до начала 1849 г. В продолжение этого времени Ходжа-Ниязбай, недовольный Иликеем, которого подозревал [303] соучастником в происках почетных ордынцев, хлопотавших у хивинского хана об удалении его, Ходжа-Ниязбая, от киргизских дел, соединяясь с Бекджаном, занимающим ныне должность диван-бегия и весьма близким хану человеком, и еще с тремя или четырьмя почетными киргизскими биями, недовольными также Иликеем, как последний сам говорит, начал действовать против султана Иликея, чтобы обратно взять у него должность сборщика пошлин и зекята. Для достижения цели и чтоб очернить Иликея Ходжа-Ниязбай и прочие представили хану следующее: «Иликей-султан, как известно вашему высокостепенству, есть потомок Абульхаир-хана, присягнувшего с народом своим на подданство России. Вы сделали его хакимом (правителем над киргизами, располагающимися в числе 600 или около 1000 кибиток в окрестностях крепости на Куван-дарье). Пользуясь уважением и преданностью кочующих не токмо по правую сторону Сырдарьи, но и на Кувандарье киргизов. Султан Иликей, состоя в родстве с султанами-правителями Западной и Средней частей Малой орды Мухаммедгалием Тяукиным ¹⁰⁹ и Арасланом Джантюриным, вступил с ними и оренбургским пограничным начальством в переговоры о том, чтобы завоевать Хиву, предлагая им возможное к этому с своей стороны содействие. Поэтому просим ваше высокостепенство обратить на этот предмет ваше высокое внимание и принять меры к своевременному уничтожению такого опасного соседа, каков султан Иликей». Убедить в этом хивинского хана было очень нетрудно: тотчас был послан к Иликею гонец с приглашением приехать в Хиву в гости. Чистый в своей совести и в отношении к Хиве и, не подозревая козней, против него направленных, Иликей, исполняя волю хана, прибыл в Хиву в начале 1849 г., и при первом свидании его высокостепенство повелел заключить Иликея в один из домов крепости, состоящей внутри г. Хивы, объявив ему предварительно выведенную на него вину; причем, хотя султан Иликей старался оправдать себя и требовал доказательств справедливости означенной клеветы, но все было напрасно, и Иликей был отведен в назначенное место. Крепость эта окружена двойным валом, имеющим широкое основание, а кверху суживающимся. Вал, ближайший к дому, в котором находился Иликей, имеет высоту в 3 или 4 древка копья, а другой вал несколько повыше. Чувствуя себя совершенно невинным, Иликей хлопотал у хана об освобождении своем чрез михтера и других лиц, но ходатайство это не уважено; и, наконец, [304] заставили этого султана вытребовать его семейство в саму Хиву, которое и расположилось на полдня конной езды от г. Хивы. Хан хивинский приказал отвести для султана Иликея участок земли в тысячу танапов, с которого во все время пребывания своего он, Иликей, и получал в год дохода 365 хивинских тиллей, как раз по одному тилли в день. Тилли эти шли на содержание Иликея с прислугою. Семейству Иликея позволено было посещать его. Во все время содержания своего под стражею, продолжавшегося до половины генваря 1852 г., Иликей ничем не занимался, кроме того, что пять раз в день молился Богу, ел, пил, скучал и томился. Только надежда на скорое освобождение его оживляла. Таким образом прожил он год и, наконец, другой. Мать султана Иликея, его жены и родственники, отчаявшись видеть Иликея на свободе, предложили ему бежать, прося не тревожиться об их участи, но Иликей все еще надеялся на милость и снисхождение хана; наконец, потеряв всякое терпение, решился на бегство. Было условлено, чтобы пять киргизов из его аула, в том числе один султан, привели к вечеру лошадей для султана Иликея к подземному проходу под валом, окружающим весь город Хиву, а султан Исмухаммед Айтанов с несколькими киргизами должен был ожидать со свежими лошадьми на день скорой конной езды. Иликей же, воспользовавшись темнотою вечера, во время ночной молитвы должен был бежать не в ворота того дома, в котором он содержался, потому что тут стоял караул, а перелезть чрез оба вала. Как сказано, так и сделано: лошади приведены к назначенным местам, а Иликей, влезши на кровлю своего дома, построенного возле самого вала, вскарабкался с величайшим трудом на вал и, укрепив веревку наверху оного, спустился по ней вниз. В ночное время прохожие, встречаясь на улице друг с другом, никогда между собою не должны говорить, кроме только полицейских, так как в это время большая часть хивинцев была в мечетях для ночной молитвы. Иликей, скрытно вооруженный саблею на всякий случай, чтоб при спросе его кем-нибудь, кто он такой, не говоря худого слова, отсечь ему голову, потому что тогда пропала бы его собственная, если б его узнали; очень мало встречал людей; дошел до второго вала, чрез который посредством веревок, хотя и с величайшим; трудом, перелез также счастливо, и здесь по улицам никто его не спрашивал; и таким образом он дошел до назначенного прохода под главным валом, и выбравшись чрез оный на [305] внешнюю сторону города и прошед под мостом, устроенным на рукаве Амударьи, текущем возле самого вала и в это время покрытом льдом; к тому же возле моста также стоял караул; и для этого Иликей прошел под мостом же, чтобы не дать себя заметить, дошел до могилы великого святого Палвана-Аты. Нашед здесь людей своих с лошадьми, он с ними поскакал по направлению к месту, где ожидал его уже султан Айтанов. От этого места они направились далее по направлению к Сырдарье и, наконец, прибыли на урочище Даукару, где паслись лошади, принадлежащие султану Иликею. На третий день бегства из Хивы настигли Иликея посланные за ним в погоню хивинцы в числе 400 человек; и с передовыми из них в числе 50 или 60 человек султан Иликей, при котором было уже 40 человек мужчин, потому что он взял с урочища Даукара вместе с лошадьми и теленгутов своих, вступил в бой, имея при себе только 50 мужчин, а десять оставались при кибитках со скотом. Во время схватки со стороны хивинцев убито 7 человек, а из людей Иликея никто даже не ранен. Последующие за этим события известны уже из его прошения, поданного султану Алию Тунгачину, а потому ниже сего будет описано то, что говорил султан Иликей относительно Хивы.

Нынешний хан Мухамед-Амин, сын Аллакул-хана, есть четвертый хан из новой династии Эльтезера. До Эльтезера Хивою управляли ханы из киргизских султанов ¹¹⁰, и по смерти последнего из них Каип-хана, сарты и узбеки, как господствующие племена, не желая носить чужого ига, избрали над собою ханом простого, но уважаемого узбека из Конграта Эльтезера. По смерти Эльтезера управлял ханством сын его, Мухаммед-Рахим-хан, за ним — брат его, Аллакул-хан, за Аллакул-ханом сын его, Рахимкул-хан, и за последним ханствует брат его, Мухамед-Амин-хан; ныне Мухамед-Амин-хану 37 или 38 лет. Он имеет сына по имени Абдуллу 4-х лет, двух дочерей, 14 жен, 7 — из персиянок, а 7 — из мусульманок. Тенгрикуль, Сеит-Махмут-тюря, Сеид-Ахмед-тюря и Сеид-Мухаммед-тюря — суть родные братья хана, по смерти которого, должно выбрать из них хана; так, по крайней мере, думают хивинцы. Первый управляет ханством в отсутствие хана. Вообще, этих господ боятся сам хан и его народ, потому что они воинственны, бойки, влиятельны и прочее. Об уме хана Мухаммед-Эминя султан Иликей положительно сказать не мог, но полагает, что он небольшого ума, потому что во всем вверился махрему [306] Бекджану Клычниязову (отец последнего был пленный персиянин), который самовластно управляет всеми делами ханства, имеет жестокий нрав, нисколько не терпит соучастия посторонних лиц в правлении, и от того мехтер Якуп Юсуфов имеет весьма малое влияние на дела. Все трепещут от Бекджана, только Ходжашмахрем не боится его и смело говорит, что его проглотит земля за притеснение и угнетение народа. По проискам Бекджана пять лет тому назад кушбегий Атамурат, который мешал Бекджану, был отравлен ядом. Ныне Бекджан занимает должность диванбеги и заведует сбором зекета и податей в особенности и всеми делами ханства вообще; одним словом, он в настоящее время человек всемогущий в Хиве, от которого не токмо хивинцы или киргизы, но потерпели даже и бухарские купцы, проходившие в третьем и прошлом годах осенью чрез Куван и Яныдарью махрем Ходжа-Ниязбай брал прежде с бухарских караванов не более 500 или 600 тиллей, а в третьем году для сбора пошлин приехал сам Бекджан и собрал не 600, а 2600 тиллей. Ходжа-Ниязбаю, приехавшему прошедшею осенью на Кувандарью для взятия пошлин неловко было уже собрать оные в малом количестве и, не желая уступить Бекджану в усердии, он просто обобрал караван; бедный Рахимбай Атамбаев принужден был взнести пошлину с лишком 3500 тиллей (около 15 тыс. рублей серебром) и довольный тем, что отделался только пошлиной, а не головою, за которую крепко боялся, потому что каждый раз при удобном случае в Оренбурге или другом месте при хивинцах осуждал поведение Бекджана, и это все передается последнему; он, Рахимбай, дал себе честное слово отныне по обыкновенному пути чрез Кувандарью с караваном не ходить, а испросить разрешение своего эмира ездить на Оренбургскую линию и обратно чрез кокандскую крепость Акмечеть.

После Бекджана должно поименовать мехтера Якупа Юсуфова, управляющего гражданскими делами; он стар и потерял прежнее свое значение, хотя, надобно сказать, он человек благонамеренный и добрый.

Духовною же частью заведует казы-келан (великий судья) Муса. Немаловажную роль играет в этих делах знаменитый ахун Атаджан.

По смерти Атамурада, отравленного ханом, должность кушбегия упразднена. Не мешает здесь упомянуть и о четырех аталыках: 1. Салай-аталык, 2. Туря-аталык, 3. Алдабай-аталык, 4. Тагай-аталык. Без этих лиц никто из царствующей династии в ханы [307] не избирается, потому что они, посадив избранного на кошму, с четырех сторон его поднимают на воздух. Без этого обряда избранный никогда не признается ханом; впрочем, эти лица особенным уважением народа не пользуются.

Ходжаш-махрем, украшенный сединами, пользуется немалым уважением в совете хана и есть единственный человек после Бекджана, который всем и каждому говорит смело и откровенно.

Ходжа-Ниязбай, о котором говорено было выше, пользуется весьма малым уважением.

Вообще все поименованные сановники имеют от хана по 10, 15, 20 и даже 30 тысяч танапов земли, с которых и получают весьма значительные доходы; сверх того получают по 100, по 150 и 200 таллей от хана.

Упомянем здесь также и о киргизских султанах Джангазые, брате его Гумергазые и Каибгалие. Каибгалий не пользуется никаким уважением и ничего от хана не получает. Впрочем, при нем кочует значительное число киргизов, но число кибиток неизвестно.

Мухаммед-Амин-хан женат на дочерях Джангазыя и Гумергазыя, но султаны эти также не пользуются особенным уважением.

Мухаммед-Амин-хан со всеми соседями своими живет в мире и согласии. Об англичанах и других пришельцах в Хиву после Аббота и Шекспира ничего не было слышно.

Иликей говорит, что в Хиве получено было известие, что эмир бухарский овладел Шагарисбзом и правителя оного со всем его семейством и некоторыми влиятельнейшими лицами перевез в г. Бухару, поставив там от себя нового правителя.

Пленных русских в Хиве очень мало, всего пять-шесть человек, но беглых татар наших в Хиве, как и в Бухарии и Кокании есть довольное число.

Невольники-персияне продаются на базарах в Хиве, Ургандже, Гуруляне, Ходжа-Или, Конграте и прочих городах. На каждом базаре ежедневно можно видеть от 10 до 15 и 25 человек. Самый здоровый и молодой мужчина продается от 30 до 40 тиллей (это самая высокая цена), а за молодую красивую женщину или девицу платят от 45 до 50 и 55 тиллей. За обыкновенную женщину платят 12, 15 и 20 тиллей. Пленные персияне составляют, смело сказать можно, всю третью часть народонаселения Хивы, потому что почти каждый хивинец, трухменец и прочие имеют их по одному и более, а богачи и сановники, например, Бекджан, Ходжаш-махрем и другие имеют их [308] по 10, 20, 30 и даже 35 человек. Похищением и продажею персиян занимаются трухменцы владения Мары, или Мавр, преимущественно и трухменцы других племен. Пограничные персияне до того трусы, что три, четыре трухменца захватывают и пригоняют в Хиву для продажи вдруг 15 или 16 человек. Четыре года тому [назад] 250 или 300 солдат персидских были посланы из одного города в другой по какому-то делу, вдруг во время следования напали на них 200 с небольшим трухменцев и по первому крику, чтоб не трогались, солдаты положили оружие и немедленно были увлечены и проданы в Хиву. Для выручения этих трусов и вообще всех пленных персиян, томящихся в неволе у хивинцев, в прошлом году летом приехал в Хиву вместе с бывшим у нас в России в качестве посланца с Ходжаш-махремом и по приезде в Хиву, посланным опять ханом в Тегеран в качестве же посланника и с хивинским караваном Атаниязом, персидский посол, который требовал освобождения всех персиян, в особенности же означенных солдат, предлагая за них деньги. Сначала было хан хивинский на это согласился, но Ходжаш-махрем, почетный и уважаемый всеми хивинец Веисбай и другие восстали против этого и представили хану, что в 1840 г. хан освободил русских пленных и это, показав слабость Хивы, было поводом к заведению сначала в Киргизской степи русскими укреплений, а потом укрепиться им на самой Сырдарье, и что русские, стремящиеся к завоеванию Хивы, могут рано или поздно подойти близко к Хиве и ею завладеть. Поэтому означенные лица предложили хану отказать персидскому послу в исполнении сего требования в таком смысле: «Вы, персияне, кафиры (неверные), а мы мусульмане и вследствие того имеем право держать у себя невольников; впрочем, мы бы рады отпустить ваших персиян, но скажите сами, г-н посол, было ли прежде такое дело, чтобы хивинцы отдали своих невольников, и чтоб шахи персидские просили об этом; ведь нет, поэтому и мы, основываясь на поступках и действиях своих предков, ханов хивинских, ныне отдать вам своих невольников персиян не можем. Невольников этих мы сами не похищаем, их приводят к нам на продажу независимые от нас трухменцы. Пожалуй, если вам угодно, заключим между собою, чтобы отныне персиян в неволю не продавать и жить в теснейшей дружбе». Предложение было одобрено и приведено в исполнение. Убедился или нет этими доводами персидский посол, только поехал он в свое отечество в сопровождении хивинского посланца Мятьшерифа, брата Бекджанова, щедро награжденный хивинским [309] ханом, который дал ему 1000 тиллей (4 тысячи рублей серебром) деньгами, несколько отличных аргамаков и другие хивинские редкости. Впрочем, и Атанияз был щедро награжден от персидского шаха, потому что получил около 700 тиллей и великолепные подарки. Медышериф при бегстве Иликея из Хивы еще не возвращался.

Войско хивинское состоит из узбеков, сартов, каракалпаков и трухменцев племен чаудур, икдур, а отчасти — теке и прочих. Узбеков и сартов в сравнении с другими больше, всех войск наберется всего у хивинского хана до 40 000 человек, но, по словам Иликея, их будет не больше 30 или 32 тысяч. В числе этого войска есть также переведенные хивинским ханом из персидских пределов в Хиву персияне из племени джемшид, которые за исключением весьма малого числа все сунниты и имеют своего хана, платя наравне с другими подвластными Хивы народами зекят и неся разные повинности; есть еще регулярное войско от 1500 до 2000 человек, в котором отчасти находятся и пленные персияне. В это войско поступают охотники и большей частью бедняки, не имеющие дневного пропитания. В зимнее время оно распускается по домам, но с наступлением весны собирается в Хиву и живет до поздней осени, получая только в это время жалованья в месяц несколько меньше тили. Войском этим командует особый начальник. Оно обучено военной экзерциции и по команде по-русски марш, на караул и прочее, делают разные ружейные приемы, маршируют в ногу, делают во фронт, полуобороты и прочее. Войско это, обученное бежавшим из России солдатом из татар, вооружено ружьями со штыком и с обыкновенным замком без фитилей. Солдаты на голове носят невысокие шапки наподобие простых татарских из черных мерлушек. Одет каждый в полукафтан из темнозеленого сукна и брюки из красного или другого цвета сукна и из хивинской крашенины, потому что каждая сотня или рота имеет свой особый цвет в одежде, только покрой платья один. Каждый воин имеет при себе патронташ с готовыми патронами от 15 до 20 числом. Кроме ружья, есть у всех сабли наподобие солдатских тесаков и обыкновенные хивинские сабли. В поход они идут пешком, для двух солдат при этом дается от казны по одному верблюду с продовольствием, выдаваемым также из казны.

Вообще все войско, предводительствуемое военачальниками, называемыми серкерде, под главным начальством самого хана, или мехтера, или кого назначит хан, идет в поход на свой счет, везя [310] продовольствие и самую воду по пустыням на своих верблюдах. По возвращении же из похода каждый воин получает от хана по 5 тиллей. Продовольствие это, разумеется, достает весьма на короткое время, и от этого именно все походы хивинского хана против владения Мары (Мару) были всегда безуспешны. Издержек при этом очень много, пользы никакой для хана нет, кроме того, только, что успеет потравить посеянные хлебом поля и огороды марских трухменцев; а 3 года тому поплатился хан целым отрядом, состоявшим из 2000 человек, во время похода на Мары, отправив оный вперед за два перехода для предварительных действий и раззорения полей с хлебом. В походах этих султан Иликей никогда не участвовал. Вообще походы хана на Мевр, или иначе Мары, продолжаются 50 или около 60 дней, потому что 20 дней идут в передний путь; в продолжение 10 или 15 дней, расположившись против г. Мары, войско травит поля трухменцев, захватывает из них где по одному, где по два человека беззащитных и, убив до 10 или 15 человек, убираются к себе в Хиву, не принимая решительно никаких мер к завладению самим городом. Между тем, как в первые, так и в последний в прошлом году походы хана против Мары трухмены не дремали: при каждом удобном случае захватывали и убивали хивинцев по сто, по двести человек в каждый поход. При этих походах хан брал всегда от 10 до 15 тысяч человек, в том числе было и его регулярное войско. Орудий при этом бывает не более двух или трех. Походы эти бывают трудны, потому что пространство ближе к Мары пустынное, безводное. Всех вообще орудий (в одном только г. Хиве, а в других городах их нет, кроме только крепости Ходжи-Ниязбая, в которой постоянно держат их два) можно насчитать до 50. Большая часть из них, оставшаяся после известного персидского завоевателя Надир-шаха, покорившего себе Хиву, лежит в земле без употребления, потому что все они очень велики, в дуло их может пролезть человек и суть, по словам Иликея и самих хивинцев, орудия осадные. По поводу сего Иликей рассказал следующее. По завоевании Хивы Надир-шах вздумал посмеяться над хивинцами в их слабости и испорченности нравов, вдруг восстал из могилы великий хивинский святой Палвана-ата, патрон Хивы, и призрак появился пред Надир-шахом и, схватив их означенные орудия, поверг их на землю, где лежат они и доныне. Надир-шах, раскаявшись в своем поступке и боясь дурных для себя последствий, на другой же [311] день со всем своим войском возвратился в Персию, и Хива была освобождена. Откуда ж взяты другие орудия, султан Иликей не знает. Вообще во время походов своих хивинский хан берет с собою не более четырех орудий, потому что и при нашествии несколько лет тому назад на Хиву бухарцев, когда хивинцам угрожала большая опасность, хан взял только четыре орудия. Орудия эти возятся на четырех колесах, но чтобы возили их на верблюдах, этого султан Иликей не видал.

Артиллериею хивинскою заведует персиянин Али Султан.

Со слов султана Иликея Касымова составил эти записки

младший переводчик Батыршин.

* * *

При разговорах султан Иликей Касымов неоднократно спрашивал меня, думает ли правительство завладеть Хивою. Я отвечал, что русский царь и его правительство крепкое, человеколюбивое, великодушное и справедливое, как и его величество сам государь, стараются со всеми соседями своими жить в дружбе, мире и согласии, помогают им в нужде, защищают их против врагов и прочее. При этом я подробно рассказал ему помощь, оказанную государем австрийскому императору против венгров в 1848 г. посылкою своего войска в числе 180 тысяч и на свой счет без всякого за то возмездия, а равно содействие его величества турецкому султану, когда Мехметалий египетский шел на султана войною и прочее ¹¹¹. Иликей был, сколько мог я заметить, откровенен со мною и при каждом удобном случае я с должною осторожностью старался знакомить его с нашими русскими обычаями, законами, обязанностями каждого верноподданного в отношении к государю и его правительству и, кажется, успел в этом настолько, сколько было можно по краткости времени пребывания его в моем доме. Я объяснил Иликею, что правительство наше очень терпеливо, никогда само без особой справедливой причины не начинает войны, стараясь все неприятные случаи и столкновения с соседями окончить миролюбивым образом, посредством переговоров и прибегает к войне только в крайности, и то с сожалением, чтоб понапрасну не проливать человеческую кровь, когда угрожает опасность или соседи не исполняют договоров и условий, или не уважают его законных требований, или же вообще оскорбляют его достоинство и прочее. Поэтому я сказал, что думаю и убежден в том, [312] правительство наше не намерено взять Хиву, эту бедную и малую страну, потому что Россия без того велика и могущественна, если только хивинцы сами не подадут повода к войне, и при этом правительство предварительно всевозможно стараться будет избежать ее, как это делает всегда; что в настоящее время мы живем с хивинцами мирно и имеем торговые сношения и прочее. Иликею страстно хочется, чтоб русские взяли Хиву и предлагает к тому всевозможное с своей стороны содействие. При этом я с должною осторожностью навел его на то, чтоб он рассказал мне свои мысли относительно возможности завладения Хивою. Рассказ его я записал и передаю оный здесь собственно для любопытства.

По словам Иликея, самое удобное время для похода в Хиву есть зима. Для этого нужно, чтоб войско с продовольствием было доставлено в Аральское укрепление весною, летом или к осени, смотря по тому, как это будет удобно.

Для похода летом есть одна дорога, неудобная для прохода регулярных войск. Дорога эта идет по следующим местам: сначала нужно идти из Аральского укрепления вверх по берегам Сырдарьи до разрушенной батырем Джанходжою крепости султана Джангазыя Джанкент пониже от урочища Майлибаш; отсюда войско дойдет до Кувандарьи в два дня, по течению Кувандарьи вверх нужно следовать 6 дней до Яман-Чиганака (плеса Кувандарьи), отсюда, оставив за собою реку, до Аиртау (колодцы) в два дня, запасшись здесь водою для людей, лошадей и верблюдов, следовать до колодцев Бильтам (только два колодца) в продолжение 4-х дней; здесь также нужно запасаться водою на 4 дня, чтоб дойти до колодцев Каска (10 колодцев), отсюда до колодцев Тумырастау в 4 дня, взяв с собою воду; от этих колодцев до впадающей в рукав Амударьи, называемый Даукара, реки Каракуль (плесы) в 4 дня, запасшись также водою; рукав Амударьи получил название от имени какого-то человека по имени Даукара; по означенной реке 3 дня до могилы этого человека, находящейся у самого рукава Даукара. По течению Даукары можно дойти до г. Хивы в 10 дней. Из описания этого пути видно, что он единственный по левобережью для прохода регулярного войска с продовольственными припасами и вообще обозом вовсе неудобен, потому что везде, кроме самой Кувандарьи, р. Каракуля и рукава Амударьи Даукара, воды очень недостаточно, и ею нужно запасаться на 4 и на 5 дней. Если рыть колодцы, для этого надобно [313] очень много труда, потому что воду можно достать только в большой глубине, а именно в 2, 3 и 4 древка копья. Кроме того, если идти летом, то надобно для этого гораздо более времени, а именно, чтоб достигнуть только Даукару 28 или 29 дней, а зимою пространство между Сырдарьею и Даукарой вместо 28 дней войско пройдет в 14, потому что, не заходя в крепость Джанкент, нужно тронуться прямо из Аральского укрепления. Зима по ту сторону Сырдарьи, как известно, тепла, снега неглубоки и держатся до половины и до конца февраля месяца. Когда есть снег, недостатка в воде быть не должно. Еще одно из удобств зимнего похода есть то, что Амударья покрывается льдом и переправа по льду чрез такую большую и широкую реку весьма удобна. Султан Иликей при бегстве своем переправился также по льду верхом. Кормов везде достаточно; там растут травы: иркек, чагыр, актык, юсан, селяу, мия, акбас, ибилек. Некоторые из этих трав летом бывают солонцеваты, но зимою они теряют свою горьковатость, и лошади и верблюды едят охотно. Кроме того, последний путь ближе к берегам Аральского моря, а первая летняя дорога отстоит на два дня конной езды от устья Кувандарьи и на два дня такой же езды ниже от крепости хивинского махрема Ходжа-Ниязбая. Дров также везде много. Там в изобилии растут смолистые кустарники саксаул во множестве, джантак, джингыл, баялиш и прочие. Следовательно, в корме и дровах недостатка не будет. Места же по Даукаре и в районе оного очень удобны для кочевания. Там располагаются киргизы 4-х тысяч кибиток всех родов Малой орды и каракалпаки в числе 200 кибиток. Они занимаются значительным хлебопашеством посредством поливки. У этих киргизов нет верблюдов, потому что верблюды, если долго, на протяжении месяца два и более, пробудут на одном месте, подвергаются болезни катма и издыхают. Во время временного же перехода по Даукаре верблюдам ничего не делается. От чего происходит болезнь катма, от того ли, что, быть может, между поименованными травами растут некоторые ядовитые растения или от свойства воды и климата, неизвестно. Верблюды заменены здесь быками. Иликей надеется на содействие этих киргизов войску, для которого можно будет купить у них в случае нужды и лошадей, и мясную продукцию. Иликей даже вызывается привлечь их сюда к нам, если будет на то позволение начальства, потому что они, как и каракалпаки, очень притеснены хивинцами. [314]

По мнению Иликея, можно будет найти важную помощь в Хиве от персиян пленников, которые составляют всю третью часть населения ханства. Они могут быть очень полезны и окажут всякое содействие, если обещана будет им свобода.

На каракалпаков и трухменцев в особенности Иликей не рассчитывает, но думает, однако ж, что каракалпаки, угнетенные хивинцами склонятся на нашу сторону.

Хлеба можно найти достаточное количество в самой Хиве, потому что земледелие составляет главный промысел народов, там обитающих.

На участие в нашу пользу киргизов хивинского ведомства можно также иметь надежду, потому что они недовольны хивинцами, которые их притесняют.

Иликей вызывается собрать для похода от Аральского укрепления в Хиву между чумекеевцами, дюрткаринцами, аксакалами и другими 2000 и более верблюдов, если на то будет воля начальства. Для этого нужно, чтоб с этих киргизов летом не были наняты верблюды, а взяты таковые у других киргизов.

По словам Иликея, летом и зимою киргизы располагаются только близ крепости Ходжаниязбая на Кувандарье в числе от 600 до 1000 кибиток, но в других местах между Сыр и Кувандарьями киргизы летом не кочуют, потому что мало воды и колодцы очень глубоки. Зимою их располагается довольное число.

По мнению султана Иликея, регулярного войска достаточно будет от 2500 до 3000 человек, нужно только побольше взять орудий. Если ему, Иликею, позволено будет, он надеется набрать 1000 и более киргизов между чумекеевцами и киргизами других родов, и с ними вместе на собственный их кошт отправиться с войском, которому они будут очень полезны.

Если начальству угодно будет устроить по описанному пути где-нибудь укрепление, то лучшего места Иликей нигде не находит, кроме как на Даукаре.

Иликей рассчитывает также на помощь, хотя незначительную, киргизов чумичли-табынского рода, на зиму удаляющихся чрез Устюрт в Хиву, а летом прикочевывающих в наши степи.

Хивинцы могут выйти к нам навстречу на Даукаре и около Хивы. Два-три хороших отпора будут достаточны, чтоб навести страх всему народу, и войско хивинское будет стараться наносить нам вред тогда только, когда пошлют в малом числе людей [315] достать продовольствие или что другое, но в открытый бои вступить не посмеют.

Хивинский хан может набрать войска: много — 20 тысяч человек - и такою большою массою действовать они не могут. Орудий он возьмет всего 4, много — 6, остальные же вовсе не способны, и лежит большая часть их в земле, и чрезмерно они велики.

Вообще, Иликей говорит, что Хивою завладеть не очень трудное дело, как вообще полагают. Описанные выше удобства пути, кажется, достаточно ручаются за успех. По мнению Иликея, другой способной для похода дороги, кроме рассказанного им пути, нет. Впрочем, он не знает, какова дорога в Хиву чрез Устюрт, он там не бывал. Удобно ли будет на судах по морю, Иликей также не знает, потому что устья Амударьи ему неизвестны, судоходны они или нет.

Вообще, султан этот одарен, как кажется, природным умом, разумеется, еще необработанным; решительным энергическим характером. Каждый раз, когда о чем начинал говорить, он воодушевлялся, глаза разгорались огнем и говорил он всегда кратко, но сильно. Кокандцы и хивинцы, по собственному его показанию, не раз испытали на себе опыты его мужества и смелости; султан-правитель Араслан Джантюрин и почетные ордынцы, бывшие здесь и видевшие султана Иликея, прежде думали, что он просто степной дикарь, не видавший никогда русских и нашу линию, но убедились, что он человек совсем другого десятка, и подтвердили справедливость сказанного о нем выше. Иликей, вознамерившись бежать из Хивы, горько сожалел о матери, своем семействе и оставленных при них родственниках и людях всего в числе 85 душ, но не век же было ему томиться в темнице. К тому же мать сама позволила ему и убеждала бежать, говоря, что с нею и с малолетними его детьми хивинцы ничего не сделают, что пора уже Иликею образумиться, зная уже на опыте, как поступили с ним хивинцы; что все близкие его родственники, как, например, султаны-правители Западной и Средней частей Малой орды, управляющий джагалбайлинским родом султан Мирхайдар Темиров (его дядя) и другие служат русскому царю, пользуются всеми его милостями и прочим, и что ему тоже, если раскается в своих поступках и будет служить с усердием, будет оказано всякое покровительство. Таким образом, мать подстрекнула честолюбие своего сына, и он вследствие того появился здесь у нас. Неизвестно только, чем [316] именно окажется на деле впоследствии Иликей и как оправдает утвердившееся об нем пока здесь мнение!

Летом прошлого года в Хиве распространилась молва, что генерал Перовский приехал в Оренбург собственно для взятия Хивы. Молва эта очень встревожила хивинцев, и до сих пор они того мнения, что русские не замедлят предпринять против них поход. Поэтому султан Иликей говорит, что хивинский посланец (об нем Иликей ничего в Хиве не слыхал), который, как говорили, должен прибыть сюда дней чрез 25, едет, вероятно, собственно для подтверждения и утверждения на прочих основаниях заключенного прежде мира, чтоб русские в самом деле не исполнили своего намерения относительно Хивы. Поводом к отправлению из Хивы посланца было, по словам Иликея, вероятно, и бегство его, Иликея, оттуда. Хан убежден в взведенной на Иликея клевете, что будто он хотел еще прежде заключения его в Хиве соединиться с русскими и султанами-правителями Средней и Западной частей, чтоб общими силами завладеть Хивою и что теперь, выбежавши оттуда, он, Иликей, непременно предложит к тому свои услуги.

На участие кокандцев в нашем предприятии, если б оно состоялось, рассчитывать нельзя. По словам Иликея, они хуже еще хивинцев, потому что притесняют и немилосердно грабят киргизов. Можно заставить их принять участие не иначе, как нужно сначала покорить их самих, да и тогда они едва ли будут полезны.

Султаны Джангазый и Гумергазый, соскучившись бездействием и своим сомнительным положением в Хиве, в случае прощения их могут быть нам, по словам Иликея, полезными (Султаны Джангазый и Гумергазый суть сыновья служившего в нашей армии подполковником, или премьер-майором, султана Ширгазыя, сына султана Каипа, бывшего последним хивинским ханом из киргизских султанов. Они происходят совсем из другого рода султанов, а не от Абуль- хаир-хана и, следовательно, не состоят в родстве с нашими султанами, как Букеевской, так и Малой орды, происходящими от Абульхаир-хана, кроме того, что Гумергазый женат на родной сестре правителя Западной части султана Мухаммедгалия Тяукина. Джангазыю теперь лет под 50, а Гумергазый несколькими годами его моложе. По отставке своей султан Ширгазый с семейством своим перешел для кочевания на Сырдарью. Чем занимались означенные его сыновья в своей молодости, неизвестно, только в русской службе они не состояли и кочевали постоянно по Сырдарье. Джангазый стал известен несколько прежде 1847 г. [317] преданностью Хиве, а в 1847 г. управлял он на левом берегу р. Сыра хивинскою крепостью Джанакалою, в 30 верстах выше от Раима; назывался ханом над киргизами, кочующими по сю и по ту сторону Сырдарьи и собирал в пользу хивинского хана зекят как с хлебопашцев, так и других киргизов. С караванов же зекята не брал, потому что этим занимался Ходжа-Ниязбай на Куване. Наконец, в августе месяце 1847 г. Джангазый принимал деятельное участие в ограблении хивинцами киргизов, кочевавших по сю сторону Сырдарьи. В какой мере было это участие, как действовал против хищников бывший начальником Раимского (ныне Аральского укрепления) подполковник Ерофеев, как разрушили крепость Джанакалу и что после того происходило, можно видеть из предложения г. бывшего оренбургского военного губернатора генерала Обручева на имя Оренбургской пограничной комиссии от 8 октября 1847 г. за № 1790, подробности которого извлечены из рапорта подполковника Ерофеева к его высокопревосходительству.

Сведения о султанах Джангазые и Гумергазые взяты частью из дел Оренбургской пограничной комиссии, частью — из рассказов очевидца хорунжего Башкирского войска Карамышева, 4 года находившегося переводчиком в Аральском укреплении, участвовавшего при разрушении крепости султана Джангазыя Джанакалы и которому обстоятельства, относящиеся до этих двух султанов, хорошо известны (им даже была составлена об них записка, которая, к сожалению, потеряна), а также частью из разговора с заседающим в Пограничной комиссии от киргизского народа султаном Тляукабылом Абултаевым, кочевавшим лет 15 тому назад у берегов Сырдарьи и знающим происхождение упомянутых выше [318] султанов. Не лишнее будет, если расскажем здесь некоторые подробности и о султане Каиталие Ишимове. Ему от роду ныне около 60 лет. Отец его султан Ишим был один из 30 сыновей Нурали-хана, сына Абульхаир-хана. Следовательно, Каипгалий двоюродный брат покойного хана Джангера, потому что Букей-хан был также сын Нурали-хана. Почему Каипгалий близкий родственник всем султанам как Букеевской орды, так и Западной частей Малой орды.

Известно, что вследствие произведенного Каипгалием бунта во Внутренней орде, он в 1828 г. или около этого был задержан генералом Генсом. Из Оренбургского тюремного замка он впоследствии бежал и в продолжение 6 или 7 лет скрывался в Западной части между киргизами исыкова и китинского родов. Наконец, видя, что дальнейшее пребывание его здесь может его погубить, потому что было предписано задержать его, он с семейством предался Хиве. В 1838 г. он вместе с известным мятежником Исетаем Таймановым появился в Западной части. Набрав, как говорили, около 5 тысяч киргизов, они нарушили спокойствие наших киргизов, и вследствие того был выслан против них под начальством полковника (ныне генерал-майора) Геке военный отряд, который, настигнув Каипгалиева сообщника Исетая, разбил его в том году на р. Акбулаке вместе со скопищем, состоявшим из 800 человек; причем сам Исетай убит. После этого Каипгалию ничего не оставалось, как только бежать обратно в Хиву, что им и сделано; скопище разбежалось и спокойствие было восстановлено. В продолжение последующих затем годов Каипгалий по приказанию хивинского хана появлялся несколько раз в дальних пределах нашей степи для окончания взаимных их распрей, наконец и это оставил. Вообще человек этот, как говорят, непостоянного и беспокойного характера, любит расстраивать людей, кляузничать и прочее. Несколько лет тому [назад] один из сыновей его поссорился с ним и с семейством и скотом переехал из Хивы в Западную часть и кочует ныне в степи против Каришинского форпоста или Сахарной крепости ¹¹².

Объяснение составил частью из дел
Оренбургской пограничной комиссии, частью
из рассказов очевидца хорунжего Карамышева и частью
из разговора с султаном Тляукабылом Абултаевым
младший переводчик Батыршин).

Со слов султана Иликея Касымова составил младший переводчик Батыршин.

ЦГА РК. Ф. И-4. Оп. 1. Д. 416а. Л. 110-135. Подлинник.

Комментарии

107. Батыршин Искандер Алюкович (род. 1820) — младший переводчик Оренбургской пограничной комиссии. Происходил из дворян Оренбургской губернии. Обучался в Оренбургском Неплюевском военном училище, откуда определен в 1837 г. на службу в качестве толмача в Оренбургскую пограничную комиссию. В 1838 г. за участие в военной экспедиции под командованием подполковника К. К. Геке против «мятежного» Исатая Тайманова пожалован в коллежские регистраторы. В 1841 г. был назначен учителем татарского языка в Оренбургское Неплюевское военное училище. В 1846 и 1847 г. сопровождал в качестве переводчика оренбургского военного губернатора во время его поездок по Казахской степи. В 1846 г. произведен в коллежские секретари, с 1847 г. — титулярный советник. В 1850 г. произведен в коллежские асессоры и переведен в Оренбургскую пограничную комиссию младшим переводчиком (Формулярный список Искандера Батыршина за 1853 г. — ЦГА РК. Ф. И-4. Оп. 1. Д. 2729. Л. 1-7).

108. Якуб-бек (1820-1877) — в начале 50-х гг. XIX в. комендант кокандской крепости Акмечеть. В связи с уйгурскодунганским восстанием в Восточном Туркестане, фактический правитель Кокандского ханства мулла Алимкул в 1865 г. назначил Якуб-бека командиром вооруженного отряда, сопровождавшего претендента на кашгарский трон Бузрук-ходжу. По прибытии в Кашгар Бузрук-ходжа был объявлен правителем Кашгарского ханства, а Якуб-бек — главнокомандующим войсками. В 1867 г. Якуб-бек, отстранив от власти Бузрук-ходжу, объявил себя правителем государства Йеттышар и принял титул «Бадаулет» (Счастливейший»). Якуб умер 30 мая 1877 г., по одним данным — отравленный своим приближенным, и в конце того же года созданное им государство пало под ударами маньчжуро-китайских войск (Веселовский Н. И. Бадаулет Якуб-Бек, аталык Кашгарский // Записки Восточного отделения Русского археологического общества. 1897-1899. Т. И. СПб., 1899. С. 86-103; Петров В. И. Мятежное «сердце» Азии: Синьцзян: краткая история народных движений и воспоминания. М., 2003. С. 169-174, 186-203).

109. Мухаммедгали Тяукин (1813-1894) — султан Младшего жуза, сын надворного советника султана Тяуке Айчувакова и правнук Абулхаир-хана. В 1831 г. Мухаммедгали в числе пяти юношей-казахов закончил азиатское отделение Неплюевского военного училища в г. Оренбурге и 25 ноября того же года прикомандирован к правителю Западной части оренбургских казахов султану Баймухаммеду Айчувакову. За поимку в степи дезертиров 8 февраля 1836 г. награжден чином зауряд-сотника. За успешный сбор кибиточного сбора 2 июня 1837 г. произведен в хорунжие. За преследование мятежного старшины Исатая Тайманова 25 января 1839 г. награжден золотою медалью на анненской ленте для ношения на шее. За участие в Хивинской экспедиции 28 октября 1840 г. награжден чином сотника. За сопровождение в Бухару русской миссии 31 августа 1842 г. награжден золотою медалью на анненской ленте для ношения на шее. За нахождение в военном отряде, преследовавшем мятежного султана Кенесары Касымова 11 апреля 1844 г. произведен в есаулы. 17 января 1845 г. назначен помощником правителя Западной части оренбургских казахов. Во время нахождения в С.-Петербурге в свите султана Баймухаммеда Айчувакова в марте 1847 г. был представлен императору Николаю I и награжден чином войскового старшины. После смерти султана Баймухаммеда Айчувакова был определен на должность правителя Западной части оренбургских казахов (с 12 апреля 1847 г.). В 1853 г. произведен в подполковники. При представлении императору Александру II 13 августа 1860 г. награжден чином полковника. По распоряжению оренбургского генерал-губернатора от 28 октября 1865 г. отозван от должности с оставлением по делам в Оренбурге. 21 марта 1866 г. по болезни уволен в отставку. С июля 1866 г. находился под следствием по обвинению в злоупотреблениях, допущенных во время управления Западной частью оренбургских казахов. В связи с отсутствием имеющих юридическую силу доказательств следствие, с разрешения министра внутренних дел, было прекращено в июне 1869. В ноябре того же года Мухаммедгали по распоряжению оренбургского военного губернатора выслан на жительство под надзор полиции в Архангельскую губернию. В 1970 г. Мухаммедгали, по распоряжению министра внутренних дел, был перемещен под надзор полиции из Архангельской в Екатеринославскую губернию. Мухаммедгали Тяукин поддерживал тесные связи с Русским географическим обществом, Казанским музеем древностей и этнографии и был корреспондентом Вольного экономического общества. Он собирал для них казахские этнографические предметы, давал справки и писал статьи, в которых подробно описывал: занятия казахов, домашние промыслы и ремесла, устройство жилища и его внутреннее убранство (Масанов Э. А. Очерк истории этнографического изучения казахского народа в СССР. Алма-Ата, 1966. С. 171; Комментарии к родословной династии Абулхаир-хана // Международный фонд Абулхаир-хана: становление и первые результаты. Алматы, 2003; ЦГА РК. Ф. И-4. Oп. 1. Д. 1617. Л. 21-24; Ф. И-25. Оп. 2. Д. 847. Л. 2-4).

110. О хивинском хане Ильтузере (Эльтезере) и его предшественниках см.: комментарии 94 и 95.

111. Речь идет о Мухаммеде Али (1769-1849), родоначальнике династии, правившей Египтом в 1805-1952 гг. Мухаммед Али считается основателем современного Египта: создал регулярную армию; реорганизовал административный аппарат; предпринимал меры, направленные на развитие сельского хозяйства, фабричной промышленности. Одновременно с реформами Мухаммед Али провел целый ряд успешных военных кампаний. Египетская армия завоевала Аравию и вторглась в Судан. В войне с Оттоманской империей Мухаммед Али захватил Сирию и Палестину. В 1833 г. египетские войска приблизились к Константинополю на расстояние в несколько дневных переходов, но не пошли на штурм из-за вмешательства России. Войны с турками завершились подписанием соглашения, по условиям которого султан признавал право Мухаммеда Али передать власть над Египтом своим наследникам.

112. Оренбургская пограничная комиссия в своем представлении от 12 августа 1844 г. на имя оренбургского военного губернатора В. А. Обручева доносила, «что Каипгали Ишимов находится близ Хивы и женился на другой жене; детей же, оставшихся от первой жены, по причине недостаточной жизни и голода, лишил всякого пропитания, почему Куджамжар и прикочевал к линии, в надежде иметь прибежище у близких родственников (ныне ему 23 года). При нем находится 2 кибитки с семейством умершего брата Бекджана» (ГАОрО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5478. А. 14-15 об.).

Текст воспроизведен по изданию: Путевые дневники и служебные записки о поездках по южным степям. XVIII-XIX века // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том VI. Алматы. Дайк-пресс. 2007

© текст - Ерофеева И. В., Жанаев Б. Т. 2007
© сетевая версия - Thietmar. 2015
© OCR - Станкевич К. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дайк-пресс. 2007