ГАВЕРДОВСКИЙ Я. П.

ОБОЗРЕНИЕ КИРГИЗ-КАЙСАКСКОЙ СТЕПИ

(ЧАСТЬ 2-Я)

ИЛИ ОПИСАНИЕ СТРАНЫ И НАРОДА КИРГИЗ-КАЙСАКСКОГО

Отделение 2. ИСТОРИЧЕСКОЕ, ПОЛИТИЧЕСКОЕ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ НАРОДА КИРГИЗСКОГО

Глава 3. О РАЗДЕЛЕНИИ И КОЛИЧЕСТВЕ КИРГИЗСКОГО НАРОДА

Различные перемены, каковые существовали в ордах киргизских, совершенно расторгли их общую связь, так что теперь каждый род составляет несколько частей, совершенно между собою разделенных, и как бы новые роды восстановивших. Иные из них смешались с другими совсем поколениями, а некоторые, соделавшись от главных родов независимыми, кочуют в пространной степи под новым наименованием. Чтоб удобнее мог всякий видеть, до какой степени простирается сие раздробление, мы предложим здесь доставленное нам лучшими киргизскими старшинами сведение о числе родов, отделений и кибиток, о местах кочевания, именах почтенных в народе начальников (Многие дополнения к нижеследующим известиям получили мы от г-на директора Оренбургской таможни Величко.) и где производят торговлю. [406]

Большая орда

1

Тулатовский род имеет четыре отделения: тулатовское, янышское, зыкымское, чимарское, которые состоят из 40 000 кибиток, или семейств.

Управляет оным родом Адиль-султан под именем хана.

Главные кочевья их располагаются к китайской границе в окрестностях города Кулчжи и в Зюнгории, некоторые простираются к Кашкару и Кукану, имея летние свои кочевья около рек Талас, Ангерен, Чирчик и в горах Актау и Чингиз-Чаган. Торгуют на китайской границе и в городах Кукане и Кашкаре.

2

Сергамский имеет пять отделений: сергамское, сиыкем, албан-суанское, калынское и чины-чилынское. В них до 20 000 семей.

Начальником султан Ирали Букеев.

Кочуют летом от Туркестана вниз по течению реки Сыр до перевоза Акмечеть, где отделяется проток Куван от реки Сыр, и к северу от сих мест около озера Алакуль-Анаумаз. Зимою – при реках Сарасу и Караче. Торг производят в Бухарии и Ташкении.

3

Сары-узюн-чжалагарский имеет два отделения: сары-узюн, или зюн, и джалагарское, в коих до 7000 семей. Управляет Сары-батыр. Кочуют около Туркестана.

4

Канглы-чанктынский – два отделения: укой и канклы. Семей до 3000. Управляет Аджимамет-батыр. Кочевья их близ вершины реки Сыр и около гор в Ташкении.

Сии два рода подвластны Ташкении, где и торг свой производят.

А всего в 13 отделениях Большой орды 70 000 семей. [407]

Средняя орда

1

Найманский состоит из шести отделений, до 35 000 семей в себе заключающих. Управляет оным султан Канбаба, носящий на себя китайское звание ван и получает от тамошнего двора жалованье.

Кочевья около китайской границы против крепостей Кужан-Кайнан и города Чирчик. По реке Иртышу, начиная от ее источника из озера Зайсан, и в горах Тарбагатай. Торговлю производят по российской границе в крепостях Усть-Каменогорске, Бухтарме и Семиполатинске, и по китайской линии.

2

Главный аргынский род состоит из пяти отделений: чард, чжиде, тюртюулы, караулы, каракисяк. В них до 30 000 семей.

Начальники султаны Букей и Бупа и частные старшины, особенно почетнные в народе: Тлянча-бий, Чун-бий и Байдала-бий.

Кочевья: зимою – в горах Баянулы, Кызылтау, Далбатау, Укойкозлык, Чингизчаган, в вершинах реки Тургая и при горах Улутау; летние – при горах Эрейман и по речкам Нура и Чжидису.

Торгуют в Кашкарии, Ташкении и Бухарии, а иногда пригоняют скот свой и в крепость Святого Петра, что на реке Ишиме, откуда препровождают в азиатские провинции купеческие товары.

3

Тарактинский имеет два отделения, в коих до 4000 семей. Управляет Байгуза-батыр. Кочуют летом в вершинах речки Иселя и по реке Сарасу, зимою – в песках Ичкунгур и по реке Цуй. Торгуют в Бухарии и Ташкении.

4

Найман-кундравинский заключает в себе 12 отделений, в коих до 15 000 семей.

Главные в оном Кулян-бий, Талкан-батыр, Чжанбай-бий и султан Айчувак, сын Ишима, бывшего хана Меньшей орды.

Кочевья: летом – при реках Толагае, Коксу, Каратале и при горах Актуартау, зимою – удаляются к Туркестану и Ташкении, в которой и торг свой производят. [408]

5

Аргинский малый имеет два отделения: алтай, или алутай, и тараклы. В них до 9000 семей. Начальники Байкул-бий и Караменда. Кочуют летом и зимою по реке Иртышу. Торгуют в городе Семиполатинске.

6

Чжидеруу-шак-кирейской – три отделения, до 8000 семей. Управляют Дусумбек-бий, Умур и Баянбет. Кочевья: летние – по реке Исель и в окрестностях озера Жаилма, или Аккуль, зимние – при реке Иртыше. Торгуют в крепостях Семиполатинской, Ямышевской, форпосте Коряковском и других местах, по Иртышу лежащих.

7

Аргинский малый в двух отделениях: алтай-тараклы и кулчан, до 11 000 семей.

Главным правителем оных Средней орды хан Валий, или Уали, Аблаев и частные старейшины Кулбек, Байжигит, Акан-бий и Чавекиль-батыр.

Кочевья по рекам Ишиму, Иселю, в горах Кокчатау и Мукчатау и в урочищах Учькундак, Учьбульдык и Кылчакты. Оная часть киргизцев, как и две последующие за сим, торгуют в крепостях Омской, Святого Петра и в прочих российских пограничных местах, между сими крепостями лежащих.

8

Аргын-канчжагальский состоит из одного отделения, до 2000 семей. Начальник оного султан Каипханов. Кочуют при реках, впадающих с запада в Ишим и при урочище Бикчентей.

9

Кипчацкий – одно отделение, в нем до 1000 семей. Предводитель оного Тюлаган-батыр. Кочуют около рек Исель, Убаган и в урочищах Чжасын и Багар.

Все сии 9 частей, или родов, Средней киргизской орды состоят, кроме подчиненных китайцам, под управлением сибирского пограничного начальства. Они составляют между собою союз, или [409] как бы особою орду, отделяясь чрез сие от сообщества всех прочих киргизских родов.

10

Киргизский, или киряевский – два отделения, до 1000 семей. Начальники: старейшины Мунгача и Бикбулат Букбаев. Кочуют: летом – по рекам Ую и Тогузаку, зимою – при российской границе от Верхне-Уральского городка до крепости Степной и в степи противу оных.

11

Кипчацкий-карабалык – 4 отделения, до 3000 семей. Начальствуют старшины Маметек и Ишбулат.

12

Кипчацкий-танабуга – 6 отделений, до 2000 семей. Начальники: старейшины Чалпан, Казыбай и Тюляган.

13

Кипчацкий-кунделян – 4 отделения, до 2000 семей. Главные между ими Тайтемир и Кунакбай.

Сии три особые части кипчацкого рода кочуют летом по рекам Тоболу и Аяту, и по источникам сей последней от вершины до самого ее устья; зимою – близ линии, начиная от крепости Степной до города Троицка и против сих мест в степи. Всеми частями управляют султаны Чжегангир и Баба Каипхановы. Торг производят в городе Троицке.

14

Кирейский, или увак-гирейский, имеет 4 отделения и до 4000 семей.

Начальники: султан Истяк Рустанов и старшины Балык и Даин.

Кочуют летом по восточной стороне реки Убагана и по степи до реки Ишима; зимою, – начиная от устья реки Уй вверх по течению Тобола и на восток от оного близ границы до Пресногорьковской крепости. Торгуют в городе Троицке и по границе до Пресногорьковской крепости. [410]

15

Аргинского главного рода часть, называемая аржытым, имеет 12 уделов, в коих до 8000 семей.

Начальники: Барак-батыр, Саксенбай, Айтуар и титулярный советник Учжан Бараков.

Кочуют летом по рекам Тургаю, Тоболу и по впадающим в них источникам со степной стороны; зимою – по реке Убагану, к вершине оной и при урочище Каракиюккуп.

16

Аргинского рода часть, называемая чакчаки, или верхние чиктынцы, состоят из 5 отделений, в них до 6000 семей.

Главными: Муса-батыр, Минлибай и Чжарабас.

Кочуют: летом, – начиная от города Троицка по степной стороне до берегов реки Тобола и вверх по оной до устья реки Аята, зимою – при реках Тургае и Сарыбутаке до соединения ее с рекою Улкояком, а также при урочище Сарыкупе, в камышах около устья Улкояка и в окрестности озер Кызылкуль, Куржун, Тюбаккуль и Бишкуль и в песках Тузункуль.

Обе сии части киргизцев признают над собою главным султана Чжуму Худаймендина 115. Торгуют в городе Троицке, а зимою частью в Звериноголовске.

17

Кипчацкого рода часть, называемая муры-аягыр, имеет 4 отделения, в них до 3500 семей. Начальники: Исерган-бий, Казыбай, Киикбай-батыр и султан Усян Каипов. Кочевья: летние – к северу в урочищах Аманкарагай, Чжабелес и около озера Эбелея, зимние – при речках Улкояке и Тургае и частью при озере Аксакалбарбий, простираясь к полудню до средины песков Каракум.

18

Кипчацкого рода часть узун – 6 отделений, до 2000 семей. Их старшины Мянгдай-батыр и Дербиш. Кочевья: летние – по речкам, текущим в Улутургаю, Муюнле и Дямме, при вершинах реки Убагана и в урочищах Юдасу и Тирякле, зимние – от вершин речки Сарыбутак до Тургая и на восток от оной до течения речки Каиндаташ. [411]

Обе сии части кипчатского рода торг свой призводят в городе Троицке.

19

Баганали-найманский – одно отделение, до 900 семей. Начальник над оным Байназар-бий. Кочевья: летние – близ вершин Ишима, зимние – около реки Тургая и к югу при озере Аккуль до окончания реки Чжеланчик.

Сия и следующая за оным часть киргизцев торговлю производят большею частью в Бухарии и изредка в Троицке, они участвуют также в извозе и препровождении купеческих караванов.

20

Баганали-найманский – 12 отделений, до 6000 семей. Управляют старшины Трухменбай-бий, Тулак-батыр и султан Токтамыш Батырханов.

21

Балтали-найманский – 4 отделения, до 4000 семей. Начальствуют дети Утямыш-батыря.

Торговлю сей и следующие за ним части производят в Бухарии.

22

Аргинского рода часть, называемая тюбекли, состоит из двух отделений и до 2000 семей. Начальники Маман-бий, Чжабай-бий и султан Ксаарив Батырханов.

Все сии три рода, или части, киргизцев кочевье свое располагают совокупно летом – около вершин рек Тургая и Ишима, в горах Улутау, Кичиктау и в урочищах Мурункарагай, Аксайдак, или Асайкудук, и Каскан.

Тюбеклинцы же распространяются иногда в песках Каракум по восточной части оных при урочище Осьузяк; зимою располагаются в южной части песков Каракум, по течению речки Караузяк до реки Сыр, и по сей реке около кладбищ Карабадал, Атакармакчи, и за оными близ протока Кувана при урочищах Суксавель, или Суксеуль, до разделения реки Чжана от Кувана.

Всего в Средней орде полагают 99 отделений, а в них 169 400 семей. [412]

Меньшая орда

1

Отделившиеся от Меньшой орды в сообщество к Средней разные уделы, заключающие до 6000 семей. Ими начальствуют Будбай-бий и Вадрян-батыр. Кочевья их разделены, они располагаются по реке Цуй, или Чу, в песках Ареметей, в вершинах речки Иселя и около рек Сарысу и Сарыкингиру. Торгуют в Бухарии и Ташкении.

2

Чжидерууского рода часть, называемая чумичли-табынская, состоит из одного отделения, в коем до 1100 семей. Главою оного старшина Куянчачагай. Кочуют и производят торг соединенно с последнею частью Средней орды.

3

 

Байулинского рода часть, называемая алачин, имеет два отделения, до 1200 семей. Начальники: Кулжан-батыр и Уразбай-бий. Кочевья: летние – в песках Каракум по западной стороне урочища Юсьузак и около Билтюбяс; зимние – по реке Сыр в местах, называемых Аегыртау и Суккан, и при реке Куван, в урочищах Касобалы и Мужаклы. Торгуют в Бухарии.

4

Байулинского рода часть, называемая чжупбасцы, имеет 6 отделений, в них до 7200 семей. Управляют старшины: Кубек, Нурбай-бий, Аксакал, Байсакал и султан Сеитгали Нуралиев с 8 братьями.

Кочевья летние по северной стороне реки Сыр, в песках Каракум, по реке Тургаю и против города Троицка, около реки Тобола при урочище Учьаяты; зимние – по реке Сыр, в местах, именуемых Куркут-ата и Куват, по реке Куван и за оною в урочищах Тайкаткан, Сабын-юл, при реке Чжане, в окрестностях урочища Каки и у развалин Чжаныкала. Торгуют в Троицке и Бухарии и особенно славны по препровождению купеческих караванов. [413]

5

Чжидерууского рода часть, называемая табынцы, состоит из одного отделения, в коем до 300 семей. Главным оного старшина Аккуз-батыр. Кочуют и производят торговлю соединено с чжаббасцами.

6

 

Байулы-алтынский, имеет 4 отделения, в них до 5000 семей. Начальники: старшины Барка-батыр и Туганю-бий.

7

Байулы-тазларский – 2 отделения, до 800 семей. Начальник Ирняк-мурза.

8

Чжидеруу-телеу – 4 отделения, до 2800 семей. Начальники Байгюр-бий и Ирывбай.

Сии три рода, или части, кочевья свои располагают соединено: зимние – по левой стороне реки Сыр, начиная от урочища Тушарлика, за рекою Куван и проходя чрез брод Кияукичува, достигают до протоки Чжаны, а некоторые остаются при устье реки Иргиза, в урочище Тюгошкан; летом – к северу от реки Тургая по речке Карасай и вокруг озер Ургач-Кинделикуль. Торг производят частью в Бухарии, и частью в Троицке.

От рода чжидеруу-телеу происходит удел теля-тайляк, кочующий безвыходно около реки Сыр, на острове Арыкбалык, под управлением Нурлюбай-бия, Бурамбай-бия и проч. Они торгуют с хивинцами и в народных делах соединены с кишкеня-чиктынцами.

9

Чжидеруу-кираит – 12 отделений, до 4000 семей.

Управляют оными Манак-бий и Кушкулак-бий, или Коскулак.

Кочевье их зимнее за рекой Сыр, в окрестностях урочищ Бельтюбесе, около Кувана и за оным в местах Кызылчалы, Башыактюбя, до самой реки Чжаны; летние – в северной стороне песков Каракум, в урочище Бельтюбесе, и, перейдя Иргиз, распространяются даже до горы Карачетау. Торгуют в Бухарии и участвуют в препровождении купеческих караванов. [414]

Описанные выше последние 22 части Средней орды и 9 Меньшей составляют ныне как бы одну особую орду, признавая в советах первый голос султана Чжуму Худаймендина. Они больших раздоров между собою не имеют и по делам пограничным с Россиею сносятся всегда в городе Троицке.

10

Алимулы-карасакал – 4 отделения, до 1700 семей.

Старейшины Сююндук-бий и Айтуар.

Кочевья зимние по реке Сыр и к югу оной, начиная от урочища Кимясалган до реки Кувана, за сею рекою в местах Сулкундак и по реке Чжане, в окрестностях Томартюбя; летние – к северу реки Сыр в песках Каракум, около урочищ Тюгускан, Конуртюбя, Каржун, Тюбякуль, до самой речки Алдыкарасай. Торгуют в Бухарии и грабят российские караваны.

11

Алимулы-каракитинцы – 3 отделения, до 2500 семей.

Главные в оных Чилтик-бий и Кунгурбаш.

Кочевья: зимние – за рекой Сыр в местах Кургутата, по реке Кувану и с левой стороны оной в урочище Батман, не доходя несколько реки Чжаны; летние – в песках Каракум при урочищах Бильтюбясе и Ювантюбя и по реке Иргизу при Бугултяке.

Алимулы-чумякейского отделения главные части

12

1. Чумекей-елдар имеет 4 удела, до 6000 семей. Управляют Китябай-бий, Курян-батыр, Актляш-мурза и Ярмухаммет.

13

2. Чумекей-каратамор – 2 удела, в них до 2500 семей. Управляют Айтимбет и мурза Юсуф.

14

3. Чумекей-тукин – 2 удела, до 2500 семей. Управляет Самет-батыр. [415]

15

4. Чумекей-куит и аюс-сырым – 4 удела, до 5000 семей. Управляют Сердали-бий и Рак-бий.

16

5. Чумекей-куняк и сары-кашкеня – 4 удела, до 4000 кибиток. Управляет Чжулеук-бий, Байгунды и Кужак.

Над сими пятью чумекейскими частями признается главным султан Булякей Нуралиев.

Исключая елбяровской части, которая много раз препровождала купеческие караваны, все прочие, а особливо две последние, всегда грабили оные и торг свой производят в Бухарии.

Кочевья их зимою – по реке Сыр, в урочищах Таскичу и Байгузе и по реке Кувану, в местах Айтимбет и Ачжыркуль; летние – пройдя пески Каракум и урочища Тюгушкан, распространяются по реке Иргизу и по степи до горы Карачетау и речке Баксайты.

17

Алимулы-тюрткара – 12 отделений, называемые куламан, мазын и проч., состоят вообще из 11 000 семей.

Оными управляют тархан Каракубек-бий, Башкара, Караалтай, Сараалтай, Яныш, Актюбя, Тикмишюсь, Алтай и зять Каракубека султан Ширгазы.

Кочевья зимние по реке Сыр, в местах, называемых Майлыбаем и Кинтюс и, продолжаясь к полудню, располагаются также на реке Куван, в урочищах Уткаль, Акчиганак и около перевоза Табын, а на реке Чжане – у древней крепостцы Нуртай и при кладбище Сырлытам; летние – в песках Каракумах около урочища Калмас, по реке Иргизу, начиная от озер Кулакачибарбий до кладбища Баксайты, и по реке Улуиргизу до вершины оной.

Торг производят с хивинцами и частью с бухарцами, по степи с товаром разъезжающими, а упражняются наиболее в грабеже купеческих караванов.

18

Алимулы-кишкеня-чикты – состоят из 6 уделов: чжиеня, жолчора, асан-усень, курман и куттук, в коих до 8000 семей. [416]

Главные в сем роде Чжаназар-бий, Чжанзак, Хочжаберган, Утюгун и называвшийся самопроизвольно ханом султан Абулгазы.

Кочуют зимою по реке Сыр, близ устья оной в местах Каратун, или Каратюбе, Чжингат и Дынтау, по реке Кувану, при урочищах Сорарыка, Чалбир и Бисарал; летние – к северу от реки Сыр, около Аральского моря, в песках Каракум, при урочищах Чиганак, Кокдумбак, при озерах Большой Барсук и распространяются даже до вершины реки Эмбы.

Некоторые из них ныне к северу за реку Сыр не переходят и располагаются всегда при Чжингиттау, или Чжингизкала, Чжаксыкостам, Каратюбя и проч.

По совершенной бедности и недостатку в скоте соделались они главнейшими грабителями караванов, чем самым и получают себе пропитание, торгуя с хивинцами.

19

Алимулы-каракисяк – 4 отделения, до 3500 семей.

Начальники в оных старшины Айдарбек и Тукман.

Кочевание свое имеют смешанно между кичкеня-чиктынскими аулами, с которыми состоят в тесном союзе.

20

Алимулы-улькон, или билюкчура-чикты, имеет 4 удела: телеу, кабан, нагар и чурень-чикты, в коих до 8000 семей.

Главные: Мусульман-бий и Чунгай-бий.

Кочевья: зимние – по реке Эмбе, в песках Барсуккум и по западной стороне Аральского моря до города Конрата; летние – к северу от реки Эмбы, по реке Темиру и в вершинах рек Сагыза, Уила, Хобды и Илека. Торг производят частью в Оренбурге, а больше в Хиве.

21

Алимулинского рода, чумякейского отделения часть, называемая ак-китын, имеет 9 уделов, в коих до 2000 семей. Управляет оными старшина Тукбай-бий. [417]

22

Того же рода и отделения часть, именуемая учжарай. Она имеет 5 уделов и до 1500 семей.

Главные в оной старшины Барку-бий и Тика.

Кочевья их располагаются соединенно с улькон-чиктынцами, иногда же на зимнее время несколько из их аулов уходят в урочище Отравы, что близ Каспийского моря.

23

Чжидерууского рода, табынского отделения часть, называемая чумичли, состоит из 9 уделов, в коих до 4000 семей.

Ими управляет Барак-батыр.

Кочевье зимнее между Аральским и Каспийским морями, в урочищах Кульмавир, Шамматай, в песках Сыиг и при кладбищах Чуруккушчи; летом переходят они от сих мест к северу чрез пески и горы, называемые Чинга и Учканот до реки Эмбы. Торгуют летом частью в Оренбурге, а более – в Хиве.

Последние 14 частей Меньшей орды есть собственно та часть киргизцев, которая, как видно было в историческом известии, вступила в союз каракисяцкий. Они и ныне в главных до общества касающихся делах между собою имеют некоторый вид согласия и составляют как бы особую орду, отпадшую от повиновения избираемых Россиею ханов.

Байулинского рода главные отделения

24

1. Адаевское – состоит из 12 уделов, в коих до 10 000 семей.

Начальники Гумер-батыр, Курмантай-бий, Исяк и Пиряли-хан трухменский, который в прямом смысле составляет только правителя сей части и других небольших партий, от байулинского рода к нему присоединившихся.

Кочевья их располагаются в горах Мангистау, или, собственно, Мангишлак, и около Аральского моря в связи с прочими киргизскими родами. Торгуют в Хиве и по Нижнеуральской линии. [418]

25

2. Черкеское – имеет 8 уделов, в коих до 8000 семей. Их старшины Байчиркас, Кушутбек, начальник бывшей расправы Бекмаметь и главный – султан Каратай 116.

26

3. Берическое – имеет 7 уделов и до 5000 семей. Управляют оными старшины Исян-бий, Сатакай, Чжабал и Бегали-султан.

27

4. Танинское – имеет 6 уделов и до 5000 семей. Главные в оном Базарбай, Акберда и Исянгилды-бий.

28

5. Байбактинское – в 8 уделах, содержит до 6000 семей. Во оном старшины Адель-мурза и батыры Ирсали и Барган.

29

6. Алачинское – в 7 уделах, 5600 семей. Их начальники Муса, Алдыяр, Хубаяр и Икзали-султан.

30

7. Сыкларское – в 6 уделах, до 5000 семей. Старшины их Султанбек, Исенгали и Чурман-султан.

31

8. Маскарское – в 6 уделах, до 3000 семей. Главами оного старшина Кузак, Агизбай, Азибай и Аблай-султан.

Все сии отделения торг свой производят летом в городе Оренбурге и зимою – в городе Уральске и по всей Нижнеуральской линии.

32

9. Тазларское – в 6 уделах, имеет до 3000 семей под начальством старшин Сигизбая и Букана. [419]

33

10. Кызылкуртское – в 5 уделах, до 3000 семей под управлением Айтугана и Уразали.

Оба сии отделения препровождают в Оренбург хивинские караваны и торгуют в Оренбурге и Хиве.

34

11. Исентемирское – в 4 уделах, до 3000 семей под ведением Мимбай-батыря.

35

12. Япбаское – в 2 уделах, до 1000 семей под начальством Бабаса.

Сказанные байулинского рода 12 отделений, живут в довольно между собою союзе и, кроме первого, предпочитают главным над собою султана Каратая, сына Нурали-хана.

Кочевья их летние по степи между реками и Эмбою1(1 Так в тексте.) и при речках Кулдугайты, Булдурты, Учжанкаты, Чжусаль, Чубгарлау, Анкаты, Чипкаты до реки Хобды и Илека; зимние располагают всегда к югу до гор Мангышлакских, при устье Эмбы, в островах и заливах по берегу Каспийского моря и при самой реке Урале, начиная от Гурьева-городка до Сорочиковской крепости и далее.

36

Часть, отделившаяся от Средней орды увакского рода содержит 8 отделений, в коих до 2500 семей. Начальники оного Сапан и Иштякбай. Кочевья летние и зимние по реке Уилу и Куилу в камышах.

Чжидерууского, или семиродского, рода главные отделения

37

1. Главное табынское, собственно называемая тактулы-табын, состоит из 11 уделов, в коих до 6500 семей. Управляют оными Сагыр-батыр, Кучукбай, Чжабенбай и Илекбай. [420]

38

2. Кердаринское – из 5 уделов, до 3500 семей. Их старшины Чжабан и Битик-мурза.

39

3. Тамынское – из 6 уделов, до 2000 семей под руководством старшин Сыгыра, Улана и Тюкубая.

Кочевья сих трех отделений располагаются зимою при реке Урале, начиная от Уральского городка и распространяясь вверх по течению до Красногорской крепости и по реке Илеку; летом – в степи по речкам Канлыку, Тяратали, Донгузу, Айгузу, Юсали, Хобде и Илеку. Торг производят летом в Оренбурге и зимою – в крепостях по границе.

40

Алимулинского рода, чумекейского отделения часть, называемая каракиты, имеет 3 удела, до 2200 семей.

Оными управляют султан Турдали, сын Дусалин, и старшина Бурзак.

Кочевья зимние от Красногорской крепости вверх по реке Уралу до Верхнеозерной крепости и по реке Илеку, в окрестностях урочища Бистамак; летом – при вершинах реки Илека и в местах Маодактали, простираясь до вершин Ори. Торгуют в Оренбурге и по границе до крепости Орской.

41

Чжидеруу-чжигалбайулинцы имеют 12 отделений, в них до 7000 семей. Ими управляют Калюбай, Кутарбаш, Беккет, Алчинбай, Буранбай и Асау. Кочевье зимнее от Верхнеозерной крепости по реке Уралу, с левой ее стороны до города Верхнеуральска.

42

Чжидеруу-рамадан – в 2 уделах, до 300 семей. Они кочуют смешанно с другими аулами и подчиняются старшинам оных.

Сии последние 6 частей Меньшей орды главным над собою предпочитают избранного ныне на место Айчувак-хана Чжантюрю, которого власть далее сего не простирается.

Всего в 219 отделениях Меньшей орды считается до 169 500 семей, во всех же трех ордах до 408 900. [421]

Под названием семьи, или кибитки, разуметь должно здешнее общество, соединенное узами крови под отеческим правлением старшего из них. В таковом семействе бывает иногда до 20 и более душ одних мужчин. Следовательно, приняв среднее число, видеть всех киргизцев до трех миллионов.

Кочевые места каждая часть сего народа присваивает себе в непосредственную собственность. Занятие оных киргизцами иного отделения производит между ними часто великие несогласия. Сие право владения ведут они из давних времен: «На сем месте кочевали деды наши, – говорят киргизцы, – как мог тот аул разбить на оном свои кибитки». Таковые их обитания составляют вообще как бы особые полосы земли, тянувшиеся от севера к полудню, сообразно расположению зимних и летних местокочеваний.

Во время перекочевки аулов весною, в юге обитавших, к северу, а северных – к югу и осенью обратно, киргизцы строго наблюдают между собою порядок, служащий к сбережению паств для каждого времени года. Все части орды тянутся тогда обыкновенно в приличном расстоянии между собою и почти параллельно; аулы же одного рода или отделения следуют всегда друг за другом, переходя по временам задние вперед, а сии, оставаясь сзади, дабы выгодами привольных мест пользоваться могли все попеременно. Но сии правила не удерживают, однако же, киргизцев от частых между собою смешений, отчего совершенных пределов киргизским кочеваниям определить невозможно. Случается даже, что многие партии, совокупясь с другими народами, устремляются совсем за пределы своей степи, как, например, с туркоманами – в Персию, с каракалпаками и узбеками – в Бухарию, а с куканами и зюнгорцами – в Кашкарию и до индейских границ, чрез что они совершенно изменяются в виде и нравах.

Глава 4. ОБРАЗ ЖИЗНИ, НРАВСТВЕННОСТЬ, ЗАКОНЫ, ВЕРА И ПРОЧАЯ

Образ жизни

Народ киргиз-кайсацкий по образу жизни своей представляет пастухов, получающих все свое пропитание единственно от скотоводства. Разумножение табунов составляет главнейшую заботу [422] каждого киргизца. Сие заставляет его переходить с одного места на другое или, говоря правильнее, кочевать и жить почти без покрова среди открытого неба. Киргизцы напоминают нам первобытное состояние человечества, благословенного в глазах поэта.

В дневных записках наших мы уже показали, каким образом совершается кочевание киргизцев и что домашнее их великолепие состоит в одном войлочном шатре, называемом кибит, и в нескольких простых посудинах, служащих для приуготовления пищи.

Главнейшее благосостояние сего народа зависит единственно от количества скота. Оно разделяет круг их общества на богатых, посредственных и бедных. Имеющий великие стада столь же блаженствует в степи, сколько блаженствует между обществом образованным, располагающий миллионами; несмотря на то, что здесь одинакий у всех костюм, одинакие упражнения и равное всем просвещение почти всех киргизцев делает между собою равными, ибо даже и самые знатные из них не почитают себе в унижение стеречь свои табуны, гонять оные на водопой, из древесного пня выделывать посудины и чинить обветшалую обувь; женщины, не исключая жен ханских, поставляют себе еще за священный долг смотреть за скотом, мыть платье, и нередко наравне с невольниками, заниматься всеми домашними работами. Но при всем равенстве жизни не достает здесь равенства общественного. Класс бедных между киргизцами несравненно в большей степени чувствует тягость своего состояния, нежели в землях благоустроенных. Не имея средств доставлять себе пропитание рукоделием или работою, будучи угнетаемы сильными, оставаясь всегда в томлении от недостатка и неразлучны с одним местоположением, они как будто лишены свободы, отчего невольным образом влекутся к хищничеству, дабы, по крайней мере, сим средством сыскать себе пищу и покров.

Аулы, богатые многочисленными своими стадами, для отыскания свежих пастьб по всему пространству степи побуждаются, хотя не к дальним, но беспрерывным переходам и остаются на одном месте не долее одной недели, что доставляет киргизцам наилучшее удовольствие в жизни. И когда зашед в безводные или пустые степи, принуждены они бывают проходить сряду по несколько дней, не скучая сим нисколько. При таковых случаях, чтобы не изнурить свои табуны, для переходу употребляют обыкновенно половину суток, а другую отдыхают, оставаясь нередко [423] совсем без пойла. Беспокойства, сопряженные с сим движением, нимало их не тревожат.

В таковых скитаниях проводят киргизцы три времени года, т.е. весну, лето и осень, а зимою остаются сколько возможно долее, и всегда почти до весны, на одном месте. Зимние кочевья избирают заблаговременно, каждый аул имеет оные при известных урочищах и сохраняет как нечто наследственное и драгоценное. Одна часть киргизцев имеет таковые зимования, как и выше сказано, в южной части степи между песками и по рекам, кустами и камышом изобильным; а другая, приближаясь к северу, скрывается в густые леса, растущие около рек.

В сих переменах и движениях проходит вся жизнь сего народа. Годичные времена, располагающие оною, распределяют даже и киргизскими упражнениями, вливая в сердца их попеременно то мрачную меланхолию, то живые чувствования.

Едва солнце вступит в знак Стрельца, едва хладные утренники начнут убелять поля седым инеем, едва первый снежный пух опустится на оледенелую землю, киргизцы, извлекаясь из усыпительной беспечности, с унылым челом, подобно испуганным птицам, ищущим свои гнезда, спешат на свои зимние кочевья и, приготовляясь к принятию свирепого времени, заботятся о будущих своих нуждах. Богатые, раставляя кибитки в закрытых от бури местах, покрывают их двойными войлочными покрышами и заваливают при основании землею и песком; а бедные довольствуются ветхими лачугами, закрывая оные хворостом и связанными пуками камыша.

Нельзя довольно объяснить, какие трудности приносит с собою угрюмая зима для киргизцев. В войлочном шалаше, кое-как обвернувшись в свою одежду около курящегося посредине костра сырых дров, должны они проводить многие дни в бездействии. Нагие дети стекаются также к сему благодетельному веществу в надежде получить отраду от жестокого холода. Иные из них с полуоцепенелыми членами врываются в золу, еще не охладевшую, которая обыкновенно скопляется близ камина в нарочито для того ископанной яме. Невинные младенцы, прикрытые овчинами или окладенные охлопками шерсти, смешивают вопль свой с криком вокруг бегающего младого скота. Малое отверстие в верху кибитки, служащее входом дневному свету, всегда помрачено густым [424] дымом, стелющимся до самого даже подножия. Все сие представляет бедственную и жалостную картину. При наступлении ночи огонь обыкновенно погасается, отверстие вверху кибитки бывает закрываемо, и всякий под войлоками и овчинами ищет отрады в объятии сна.

Еще унылость зимы не совсем угнетает душу и сердце киргизцев в то время, когда в продолжении оной густые, сильным ветром и снежными вихрями несущиеся облака уступят ясности неба, и когда морозы сделаются не столь жестоки, тогда они, по крайней мере, могут заниматься любимыми их упражнениями: осматриванием табунов и ловлею зверей с собаками и беркутами. Но бунтующие бураны заставляют иногда их, особливо располагающихся на севере, по нескольку дней быть безвыходно в своих кибитках. Случается, что кибитки сии, будучи совершенно занесены снегом, выказывают из-под него токмо курящиеся верхушки, и чтоб выйти из дверей, должно бывает прорывать сквозь сугроб тропинку.

«Горестно проводим мы время зимою, – говорили нам киргизцы, – лук и стрелы, завязанные в сайдаке, висят без всякого употребления. Иногда со всею живостью за оные принимаемся, готовимся бежать на ловитву, но унылый звон тетивы, распространяя предчувствия неудачи, останавливает наше предприятие. Разбредшиеся по степи табуны не возрождают также померкшего удовольствия. Бодрые кони, опустя долу выю свою, смиренно ищут подснежной пищи. Резвые овцы, в тесных грудах приклоня головы свои друг к другу, со страхом внимают шуму вихрей. Тихие верблюды лежат занесенные снегом. Если случится, что некоторые из наших соотечественников, быв влечены крайнею нуждою, ездят к ближним пограничным селениям для мены скота, то на короткое только время и с крайнею нуждою. Словом, во все сии мрачные дни, сидя в кругу семейства в безмолвной задумчивости, слушаем мы заунывный свист ветра; переменчивый гул его отдается в глубине леса и распространяет грусть в сердце. Пища наша зимою не есть та свежая, приятная, питательная пища, которую получаем летом от тучных стад своих, но бедная, заблаговременно осенью приуготовленная».

Народ сей с удивительным терпением переносит жестокость зимы. Не говоря о взрослых людях, самые дети в летней одежде, [425] а нередко нагие и босые, играют довольно долго в снегу. Еще того страннее бывает, если проезжий для какого-нибудь переговора вызывает из кибитки хозяина, тогда все дети выбегают почти полунагие за ним вслед и, несмотря на стужу, дожидаются конца разговора. Иногда, дабы согреть озябшие члены, они попеременно приподнимают то ту, то другую ногу, хватают руками уши, закрывают лицо, и многие другие довольно смешные делают телодвижения.

Благоденствие киргизцев воскресает с оживлением природы. Верно, нигде приход весны не встречается с такою радостью как здесь. Едва с первым дыханием Зефира растопятся глубокие снега, и заледенелая зелень оживится солнечными лучами, как все уже из мрачных хижин выходят под открытый свод неба, наслаждаются приятностью времени и восторги свои приносят в жертву величественному светилу – виновнику их счастья. Даже истомленный скот стекается в средину человеков, столь долго в обществе не бывших, и своею живостью, кажется, старается разделить с ними удовольствие. С прерванием веяния грозного Аквилона оканчивается уныние и, можно сказать, все бедствия киргизцев.

Постепенно, по мере возвращения весны, повсюду и во всех кочевьях начинаются движения. Все направляют ход в новые равнины, где изникающая свежая зелень, развеселяя замерзшие чувствования номадов, табунам их дает изобильное пастбище. Резвость и живость снова появляется; в короткое время истощалый скот делается тучным, и долговременный голод людей вознаграждается обильными и вкусными яствами. Густое молоко, крепкий кумыз, тучные агнцы и молодые лошади составляют тогда роскошную их яству. Киргизец в сию минуту забывает прошедшее и даже не верит, что есть скорбь, подобно юным детям. По мере оживления природы по количеству приобретаемых удовольствий, и перекочевки становятся веселее и торжественнее. Они повсюду сопровождаются громкими песнями, и украшенные всеми лучшими произведениями. Повсюду аулы текут из страны в страну, дабы на новых местах приобресть новые приятности.

Киргизцы летом в сильные жары дня, по причине палящего зноя и множества овода, скрываясь в тени среди закрытых кибиток, покоятся по большей части сном, но в замену сего прохладные вечера и почти все лунные ночи проводят в домашних [426] упражнениях или в дружеских беседах, слушая заунывный гул любимого их инструмента – чжабызги.

Когда же солнце начнет уклонять ход свой за предел летнего поворота, тогда появляется новое удовольствие. Жар бывает не так уже мучителен, ничто никого не беспокоит, скот сыт, чрез мену и снятие собственных пажитей хлеба довольно, так что время сие почитают они за лучшее для увеселений, не достает только кумызу. Тогда-то ловитва соделывается всеобщим приятнейшим занятием, и общие народные празднества: конские ристания, борьба, стреляние в цель из лука сугубо дополняют их счастье, которое с некоторым постепенным изменением продолжается даже далее половины октября.

Осень производит невероятный переворот в духе народа, согласующегося почти всегда с действиями природы. Тогда веселье умолкает, показывается какая-то угрюмая задумчивость и буйность, все от мала до велика спешат приготовлять запас для зимнего пропитания, войлоки для закрывания кибиток и овчины для теплой одежды. Рассеянные до сего аулы по мелким частям начинают соединяться, как будто в надежде, что сообщество заменит им то, чего лишает природа.

Темные ночи, на место прежних увеселений, употребляются в сие время на хищничество. В сие время обыкновенно совершаются главные их баранты. Тогда и купец страшится посылать в степь верблюдов, обремененных товаром. Чувство о приближении зимы бывает здесь чувством мрачного уныния.

Вот слабый вид течения жизни кочевого народа. Человеку, познавшему цену постоянных обществ, невозможно привыкнуть к оной! Но, к счастью невежества, киргизцы, гнушаясь всего, что составляет принуждение и единообразность, то же самое думают и в рассуждении жизни нашей.

Нравственность

Человек получает все впечатления от физического влияния и образа жизни, а потому неудивительно, что киргизцы вообще угрюмы, беспечны и склонны к праздности, которую почитают даром неба. Всегдашнее сообщество их с дикою природою положило на них печать меланхолии и привычку к уединению. Она влечет [427] их часто к некоторому роду отлучения от самих себя. Случается иногда, что киргизец, удалясь от среды людей в безмолвную степь, садится на землю и, погружаясь в глубокую задумчивость, не видит, не слышит, что около него происходит.

Нрав они имеют непостоянный, к дружбе склонны, но для личной пользы скоро ей изменяют. К услугам признательны, а к благодеяниям благодарны, память благотворителя сохраняют в потомстве; в гневе скоры и мстительны, слепо ко всему доверчивы, особливо, если что действует на воображение, почему большая их часть легкомысленны и вообще суеверны, подобно как и все дети природы. Храбрости чрезмерной не имеют. Терпеливы в перенесении великих трудностей, иногда великие истязания и самые раны переносят не обнаруживая знаков страдания. Голод и жажда беспокоит их мало, при недостатке довольны бывают небольшим куском курта, разведенного в воде, но алчны, когда есть к тому случай; к несчастьям своих соотчичей довольно сострадательны, а женский пол обнаруживает сие и пред невольниками, но бедным помогают мало и в ожесточении вообще неукротимы. В обещаниях не верны. Вообще склонны к сластолюбию и привязаны к наружному блеску. Пред сильными себе низки, а пред слабыми горды и неумолимы. В делах народных честолюбивы; при сем стараются отличиться для того, дабы оставить по себе хорошую память.

Впрочем, по сердцу добры, к изящному чувствительны – сильное изречение, трогательное происшествие и прекрасная картина природы часто извлекают у них слезы, но, к сожалению, душевные сии качества и другие добродетели извращением и предрассудками преобразованы в злейшие пороки. Дар разумения или способностью к умствованию одарены почти все киргизцы. Все их рассуждения, ежели взять прямую сущность оных, довольно здравы, но страсть к многоглаголению, соединяясь с необразованным рассудком и превратным понятием о вещах, соделывает вообще как знатных, так и простолюдинов в умоположениях сбивчивыми, а нередко и совсем бестолковыми.

Детское почтение к старцам потеряло всю силу с того времени, когда расстроилась доверенность к управляющим коленами; самая любовь и привязанность к родителям основывается ныне более на опасности, чтоб не потерять участок в имении и не лишиться подпоры при междоусобных распрях. Сие только одно привязывает [428] теперь сынов к отцовскому дому и заставляет их рачить благосостояние оного.

После свадьбы сыновья получают в полное свое распоряжение участок скота и совершенно освобождаются от неограниченной зависимости, тогда отдается на их волю, остаться ли для общей защиты в одном ауле с отцом или, привлекши к себе сообщников, отделиться кочевать в другие места. К таковому разделению побуждаются они иногда необходимостью, а особливо, кто имеет у себя великие табуны.

Кровные союзы почитались доселе неразрывными. Ни дальнее родство, ни раздробительность поколений, ни внутреннее несогласие, ничто не испровергало сего священного чувствования. Для дел общественных и для сопротивления неприятельским партиям все аулы стремились принять участие соединенно с коренным своим поколением, и чрез то роды удерживались между собою как бы в равновесии. Но ныне, к сожалению, сии братские согласия не всегда бывают постоянны. Хотя редко, но случаются примеры, что даже дети, увидев на противной стороне личные свои выгоды, не дорожат родительским благосостоянием.

А от сего и произошло, что все связи народные и общественные основаны у киргизцев единственно на личной безопасности. Сии причины, соединив несколько семей, составили аул, или улус, руководствуемый старейшим и почтеннейшим из среды их. Несколько таковых улусов, сближенных родством и управляемых особым бием, составляют удел (тюбя). Несколько уделов составляют отделение (аймак), которые иногда имеют взаимные вражды и многих начальников. Отделения сии составляют уже род (руу), а иногда роды и отделения, соединясь смешанно, составляют как бы особые части орды. На сем разделении народа основана и 3-я глава сей книги.

Народ вообще разделяется на два класса: на дворян, происходящих от ак-суяк, или тюря-суяк, т.е. белых костей, и на чернь, происходящей от кара-суяк – черных костей. Первое сословие составляло издревле ханские потомства, т.е. солтанов, старшин, хочжей и тарханов, и из них избирались родоправители. Они прежде были богатейшие в орде, пользовалися отличительными правами, но ныне происходящие от черных костей столько же усилились; [429] они часто приобретают себе титул биев и батырей, входят в родство с солтанами и начальствуют многими аулами (Хотя достоинство биев и батырей приобретается из без особенного к тому предуготовления, а иногда сначала как будто бы шутя предается первое говорунам, а другое – удальцам, но, наконец, мало помалу с сим названием присвояют они себе и власть соответственно состоянию своему и изворотливости.).

Богатство, число подвластного народа и перевес в делах народных зависит здесь иногда от многочисленности семейств, или улусов, составляющих как бы собственность родоначальников. Киргизцы бедные, с малыми семействами, вступают обыкновенно в аул под покровительство богатого старейшины и для снискания себе безопасности должны угождать своим покровителям, перенося иногда насилия; но если отягощение превзойдет меру, тогда принимают они сторону противных партий и в отмщение, прикрываясь видом баранты, нападают на табуны прежних своих начальников.

Торговля, познакомившая киргизцев с блестящими изделиями, нечувствительно менее нежели в 50 лет поселила между ними приличную их нравам роскошь и тем еще более развратила пастушеские нравы, соделав оные до невероятной степени наклонными к корыстолюбию. Чтоб получить малозначущий какой-нибудь лоскуток, все без исключения, простые и знатные, не почтут себе в порок сделать все возможнейшие наглости, а если опасность не удержит, то употребят для того и самые злодеяния. А от того обращение народное соделалось своевольно и грубо, и непослушание к старшим простерлось даже до дерзости.

Гостеприимство, можно сказать, осталось одно из всех нравственных добродетелей, господствующими между кочевыми народами. Его наблюдают здесь со своими соотечественниками все без изъятия. Неприятель, в день самой брани, прибыв к кибитке своего врага под видом гостя, найдет у него пристанище. Месть падет на главу того семейства от всего сообщества, который не успокоил странника, искавшего себе покрова. Если бы случилось, что хозяин имеет на гостя иск, то и тогда не прежде оный требует как дав ему время отдалиться от жилища или по 3-дневном угощеньи. [430]

Народоправление и внутреннее состояние орды

Хотя Меньшая и Средняя киргиз-кайсакские орды находятся в зависимости Российской империи, а Большая – у китайцев и хана ташкенского, но вообще по внутренним делам они управляются по собственным их законам без всякого посредства. Податей, кроме подданных ташкенскому владельцу, все прочие никому не платят и никаких повинностей, сопряженных с обязанностью подданных, не знают; даже и самое уверение их в подданстве не имеет никакого основания. Они обнаруживают сие повсюду, где видят нужду, опасность или принуждение. Почему, по мере сих причин, приближаясь к границам России, называют себя подданными российскими, в бытность около Бухарии – подчиненными хану бухарскому и т.д.; не чувствуя, впрочем, ни цены, ни значения сих слов, ибо среди степи при малейшей уверенности, что трудно совершить над ними поиски, предаются совершенной свободе, испровергают всякую зависимость и готовы на все отважиться. Обстоятельства сии подали повод, что все соседи степи, буде удастся им поймать виновных киргизцев, сами собою сажают их в тюрьму и, не сносясь с Россиею или другими землями, судят и наказывают по своим законам.

Собственное правление в киргизских ордах можно было бы причислить к феодальному, если бы не затмевалось оно ныне правом сильного.

Законы, на основании коих киргизцы судят тяжбы и преступления, признаются по большей части изданные Тявкою-ханом, но они также представляют ныне слабую тень закона, и потому прямые уставы сего народа суть собственные их чувства.

Народные судьи называются бии, под которым словом разуметь должно людей красноречивых, богатых и оборотливых; приговоры их тем более имеют преимущества, чем сильнее подвластная им партия; а как истолкование правосудия состоит в произволении, то и совершение оного зависит от руки сильного.

Когда обиженный предстанет к бию с просьбою, тут уже влекут и ответчика, и таким образом разбирая происшествия на словах, оканчивают дело в полчаса; но ежели последний другого совсем рода, тогда бий посылает истца с детьми к старейшине оного рода требовать удовлетворения и в случае неисполнения [431] велит барантовать, т.е. следующий иск отнять силою. А потом судья и истец отнятое разделяют поровну; а если невозможно будет совершить сие явным образом, тогда производят хищничество, нападая тайно на табуны или, дождавшись в скрытых местах выезда самого обвиняемого, снимают с него оружие, одежду и уводят лошадь. Сей род похищения нередко основывается на личных и несправедливых претензиях, а потому и подает право к отмщению, которое таким образом, переходя из рода в род, сделало между киргизцами повсеместное хищение за обиды дедов и прадедов; и вместо того, что прежде баранты совершались с воли родоначальников под управлением почтенных людей и производимы были только за великие претензии, т.е. за воровство 100 и более лошадей, ныне один баран, обидное слово – все производит баранту.

После таковых поступков неудивительно, что народ киргизский воровство не считает пороком. Человек, успевающий в сем ремесле, признается за человека искусного и нередко получает титул наездника (батыр). Бедные, соединясь с ним, составляют особое общество, которое иногда делается довольно знаменито. Они в сотовариществе с другими под видом баранты часто угоняют скот от аулов богатых, иногда делают для грабежа набеги в соседние земли, а более всего нападают на купеческие караваны под видом собрания пошлины за пропуск чрез свои жилища, останавливая их таким образом на каждом ночлеге. Получаемая подобным образом добыча составляет единственное пропитание многих киргизцев, которые по прибытии в свои жилища большую часть пригнанного скота, дабы не отняли у них его обратно другие партии, убивают для своего насыщения и все прочее отправляют на мену для получения зимнего съестного запасу и вещей для уборов; а после сего снова готовятся на оный же промысел. Киргизцы также во время проезда по степи не избегают сих опасностей. Иногда даже бии, встретясь нечаянно с шайкою воров, лишаются всего, что с собою имеют, и должны нагие брести до ближнего аула. Словом, ни один здешний обитатель с самыми добрыми расположениями души не может остаться спокоен, чрез что почти невольным образом делается хищником. [432]

Между киргизцами редко слышно смертоубийство, ибо мщение за кровь непримиримо в роды родов1(1 Так в тексте.), так что иногда стоит жизни и имения целых аулов. Во всякое время и во всяком месте, где бы не случилось встретить истцу киргизца того отделения, из которого был убийца, хотя бы сей и не был к тому причастен, но ежели не сделано по их обычаю примирения для заплаты мзды крови, то истец имеет право тотчас его умертвить.

В проезд наш в степи случилось следующее происшествие, которого мы почти были свидетели: чумекейского отделения наездник, скрытно прокравшись к чиктынцам, напал на один аул в намерении отогнать скот, но неожидаемое сопротивление произвело драку, окончившеюся смертоубийством. Брат убитого протестовал всему своему отделению и требовал мести. Виновный предлагал кун, т.е. мзду крови, и между тем во время сих переговоров он умер от ран, в сем же деле от другого киргизца полученных. Но, несмотря на сие, ненависть и после смерти его не прекратилась. Истец возбудил своих биев собрать толпу народа и идти вооруженною рукою на весь удел виновного. Начальники сего последнего выехали сами с оружием и после некоторых сношений согласились обоюдно сделать совет и примирить виновных с тенью убитого. Условие положено, избранные депутаты выехали от обеих воюющих сторон на средину поля, оба ратных строя разделяющего, и, слезши с лошадей, сели в круг. Они для лучшего средства к примирению, взяли с собою одни брата убитого, а другие – трех сынов убийцы. После обыкновенного приветствия и по краткой молитвы: «Да всевышний Бог пошлет им духа спасителя, могущего прервать восставший раздор», начались переговоры. Но при сем случае как скоро брат-мститель узнал в числе присутстующих детей ему ненавистных, то с поспешностью встал со своего места и мгновенно вонзил старшему из них в грудь кинжал. Вражда умолкла! Бии, принеся слова благодарения Богу и заключив друг друга в объятия, миролюбиво разъехались в свои жилища. Редко, однако ж, ныне совершаются таковые жертвы, корысть берет в сем случае преимущество, и кун кончит распрю.

В таковом положении мы видели народ киргизский. Бедность и грабежи час от часу между оным увеличиваются, караваны [433] купеческие погибают среди его, граница российская и прочие порубежные страны находятся во всегдашней опасности от набегов. Уже дошло до того, что некоторые из них просят милостыню то в российских селениях и, так сказать, из куска хлеба живут в работниках; но многие из беднейших скитаются еще по степи, дабы похитить что-нибудь утолить голод. Если волнения сии продолжатся далее, народ сей весь вконец разорится, и если погибель сия доведет их до отчаяния, то по необузданности и непреоборимой любви к праздности ничего более ожидать нельзя, как опасных последствий. Нужно только, чтоб между ними явился человек с твердою решительностью, тогда может произойти таковое же для соседних им народов опустошение, каковое было прежде при Чингиз-хане, Тамерлане и других кочевых завоевателях, которые соделались страшны, иногда от подобных же сему обстоятельств.

О воинском состоянии, образе ведения войны и проч.

Ремесло военное признается киргизцами благородным, а от сего и весь вообще народ оным занимается. Кто в силах управлять оружием, всегда должен носить при себе меч или, по крайней мере, нож, и по первом позыве родоначальников являться к ополчению. Испытанная храбрость и предприимчивость дает право быть предводителем, а общий глас народа определяет их жребий.

Прежде, когда в ордах господствовал порядок, каждый род на случай войны имел особенного цвета знамя или кусок бумажной материи, навязанный на пику. В отделениях, или аймаках, и тюбях были также распределены значки, цветом соответствующие родовому знамени. Они во время битвы служили вместо кормила для ратоборствующих. Толпы следовали всегда около своих знамен; где они видимы были, там более теснились воины и производили жестокую сечу. Как скоро воинство теряло их из глаз, то рассеивалось в беспорядке, считая себя побежденным. Нередко отважная храбрость и искусство от управлявших таковыми знаменами давала случай выигрывать сражение над сильными неприятелями.

Как скоро старейшина или султан, управлявший родом, выставлял у своей хижины знамя, тогда все могущие управлять оружием, как бы возбужденные от сна, хватались за оное. Гонцы бегали из аула в аул, рассеивая весть брани, всюду раздавались крики [434] наступающей войны; всюду в союзных аймаках поднимались также знамена, призывающие ратников, которые, облекшись в твердую сбрую, на добрых конях летели к сонму сотоварищей, совокупленных под сими развевающими знаками кровопролития.

Стекшись в единое место, все разделялись по партиям, и каждая, составивши свой круг, выбирала из среды своей храброго и отважного начальника. Наконец, избранные сии особы назначили из своего общества двух родовых предводителей, известных опытностью и мужеством. Один из оных должен был представлять главу воинства, или, лучше сказать, правителя совета, без которого никаких предприятий производить не позволялось, другому же поручалось хранение родового знамени.

Если для военного предприятия шли несколько родов, то частные военачальники избирали четырех военных полководцев, из коих двое хранили главное знамя всей орды, а другие управляли советом.

Чтоб разнообразие и беспорядок строя не могли подать случай к смешению, и чтобы во время битвы не признать неприятеля за своего союзника или товарища, роды имели особливые слова, или, как бы, пароль, по которым рассеянные собирались, и каждый узнавал свою толпу; пароли сии означали или название мест, или относились к чести какого-либо славного рода, употребление оных еще и поныне хранится между киргизцами. Мы узнали, что тюрткаринцы в сражении обыкновенно кричат Аярытау, чиктынцы – Бактубай, чумякейцы – Дюит! Дюит! и проч.

В нынешнее время из описанного порядка осталось слабое только подражание, хотя значки еще употребляются, но не в каждом роде и отделении; а всякая толпа, собравшаяся для хищничества, имеет оное при себе, несмотря на число и не наблюдая родового цвета. По сим значкам отличается теперь только то, что воины, имеющие оное при себе, идут для кровопролития, ибо на грабеж, баранту, и в прочие случаи знамен не берут.

По всеобщему раздору, существующему между сим народом и по рассеянностью его в кочевании, не может оный ныне собираться на брань единодушно. Обстоятельства, касающиеся до одного отделения, не возбуждают в другом соревнования участвовать в несчастии и разделять последствия, несмотря, что закон общественный строжайше требовал сие от каждого сей жертвы, которая [435] доселе удерживала равновесие в родах и спокойствие в жизни. По таковым причинам в Меньшей орде союзных ратоборцев не более теперь может собраться 50 000, а в Средней – до 30 000; но если бы вся орда без изъятия могла приняться за оружие, то в Меньшей явилась бы оных до 250 000, а в Средней – до 300 000 способных и здоровых воинов.

Оружие киргиз-кайсаков составляют пики, которыми управляют проворно, а также сабли и луки со стрелами, но сими последними действуют не столь искусно, как уральские башкирцы. При отправлении на войну каждый всадник не более имеет с собою 20 стрел, почему всякий старается сберегать оные, напрягая все искусство, чтобы пущенная стрела не напрасно была потеряна.

В дневных наших записках при описании одежды показаны были киргизские рыцарские панцири, делающиеся из железной сетки. Но мы не говорили, что часто таковою же сеткою покрывают они лошадей своих, и что конусообразные их шапки много способствуют к сохранению головы от сабельных ударов.

Ружей употребляют здесь мало, но и сие малое число по большей части замков не имеют, а запаляются фитилями. Фитили сии обыкновенно делаются наподобие веревочки из таловых лык или мочал; во время дождливой погоды употребление оных бывает весьма неудобно, ибо почти для каждого выстрела должно бывает вырубать огонь и снова зажигать фитиль; с руки, а особливо сидя на лошади, стрелять из ружей киргизцы совсем не умеют, а чтоб дать верный удар, им должно лечь на землю и поставить ружье на устроенные близ дула развилины, так называемые рожки. Бедность в снарядах и трудность доставать оные делает второй недостаток при огнестрельном их оружии; иногда за неимением свинцовых пуль употребляют кремнистые голыши, чугунные осколки от казанов и проч., и если пуля мала противу калибра ружья, то завертывают ее в ветошку. Нас уверяли, что свинец добывают некоторые киргизцы из свинцового блеску, отыскиваемого в степных горах, но за вернейшее почесть можно, что они выменивают его в Хиве, Ташкении, Бухарии и чрез трухменцов в Персии, откуда получают также длинные винтовки и другое оружие.

Порох навсегда бывает у них зернистый, а наиболее мякотью или небольшими комьями. Составные его части между собою смешаны дурно и без всякой пропорции. Киргизцы частью делают его [436] сами, доставая серу в горах, а селитру у развалин, где находят ее иногда кристаллизованною, но наиболее все сии припасы покупают в азиатских владениях. Вообще же сказать можно, что они в нем весьма великий имеют недостаток.

Киргизцы с юных лет приучаются управлять оружием. Едва юноша начнет помышлять о забавах уже не младенческих, дают ему натягивать тетиву крепкого лука, бросать в цель камни и дротики, бороться и усмирять диких коней, а потом звериная охота усовершает еще более сии их качества, вместе с проворством и крепким сложением.

Воинское искусство оказывается здесь не в порядке строя и единообразном употреблении оружия, а походит более на удальство, свойственное всем кочевым народам, возрастающим и всю жизнь свою провождавшим на конях и в ристании. Всякий воин у них действует сам собою, и собственная предприимчивость доставляет ему большие или меньшие выгоды. В самом деле, они опровергают сомнения о способности нумидов 117, без узды управлявших дикими конями, схватясь за гриву, беззаботно перебирающихся чрез горы и быстрые реки. Они оправдывают и повесть о парфянах, соделывавшихся из бегущих, при малейшем беспорядке гнавшегося неприятеля, наступающими, а из рассеянных – в краткое время собравшимися и снова битву возобновляющими. Величайшее несчастье для сих бедных ратников, если какой-либо неблагоприятный случай заставит их спешиться: храбрость и все воинские добродетели тогда их оставляют и овладевает обыкновенная трусость; словом, они полагают, что воину лишиться коня, то же значит, что быть ничто.

Чтоб при необходимых случаях в мгновение известить о чем-нибудь другие партии, имеют к тому различные сигналы, или, так называемые, маяки: днем дают знать чрез повороты и кружение на коне, то вправо, то влево, а ночью – зажженными огнями и сверкающими от огнив искрами.

Когда должны бывают театр войны иметь в местах отдаленных, чуждых, то каждый воин запасается двумя или более лошадьми, из коих одну приуготовляют для дня битвы, а на прочих едет сам и везет умеренный запас. Очень редко случается, чтоб две сопротивные ополчения действовали воинственным порядком, т.е. наступательно и оборонительно. [437]

Ибо делать нечаянные набеги и производить в неприятельских жилищах опустошения без правил и дисциплины есть единственный их образ ведения войны. Бывает иногда, что одна битва, один удачный набег решит все пламя войны. Впрочем, должно сказать, что при невозможности избежать сражения, прежде нежели во оное вступят, употребляют друг противу друга хитрости, дабы развлечь внимание неприятеля. Иногда в ночное время зажигают в противной стороне своего стана огни; иногда, поставя засаду и притворно напав, завлекают его в желаемое место; а иногда разделившись на многие мелкие партии, беспрерывными во всех пунктах криками подают противнику мысль о великом их количестве и, тем приводя в робость, обращают в бегство. Затруднительные предприятия решают всегда авгуры, баксы, и назначают самое время битвы; тогда-то со всею лютостью, не наблюдая никакого порядка, устремляются они друг на друга, произнося ужасный крик, пуская стрелы и бросая камни. Столкнувшись, таким образом, вступают в ручной бой, кому как заблагорассудится, или один на один, или толпами. Первый удар бывает всегда необыкновенно силен и даже опасен для регулярного строя, но сей энтузиазм охладевает от первого отражения, набеги становятся слабее, слабее, и 100 человек пехоты с огнестрельным оружием с удобностью могут удержать 1000 всадников.

Сколь ни велика страсть к войне, но спасение жизни много умеряет ее стремление, так что ныне киргизцы кажутся более наклонными к грабежам, нежели к ратным подвигам. Небольшие партии, тайно врываясь в соседние азиатские земли и в российские пределы, захватывают первую попавшуюся глазам их жертву и, как алчные вепри, растерзав оную между собою, тотчас спешат в отчизну. Они не страшатся преследования, и напрасно было бы вдаль отправлять оное, ибо при малейшем о сем помысле разбегаются по разным местам и в пространных степях находят верное от поисков убежище, а преследователи, не подвергаясь опасности, не могут раздробиться на мелкие команды.

Права войны у всех кочующих народов не ограничены – все, что ни попадается в их руки, составляет неотъемлемую часть каждого; не только пленные воины порабощаются и влекутся на продажу, но когда вторгаются во внутренние жилища, забирают весь скарб и налагают оковы невольничества на жен и детей. Киргизцы, [438] во время тишины будучи столь же хищны, как и во время войны, всегда изыскивают средства к распространению своих набегов и грабежей, соделавшихся ныне как бы некоторым родом их промышленности. Плодоносные поля, сенные покосы, рыбная ловля, словом, все места, даже самые проезды в порубежных им странах, от того не безопасны. К предохранению от сих хищничеств границы российской, в летнее время учреждаются по ней отъезжие караулы, пикеты и форпосты, которые днем и ночью по нескольку раз по самой черте пограничной производят разъезды и с немалым рачением разыскивают следы. Для повсеместного известия о переходе киргизцев внутрь российской границы зажигают поставленные на возвышениях маяки, и тогда всякий поселянин удаляется с работы и спасается в крепостях или редутах. На зиму, когда свобода кочевого народа сего порабощается суровостью времени и дух к хищению погасает, тогда и посты на границе уменьшаются, оставляя только команды в одних определенных пунктах, из коих объезды производятся уже по два раза в сутки.

При всех таковых предосторожностях трудно бывает иногда предупреждать грабежи киргизцев.

Никогда или очень редко толпа, собравшаяся для прохода в российские пределы, прорывается целым сообществом или чрез одно место; они рассеиваются всегда верст на 50, и в назначенную ночь по два и по три человека, прокрадываются мимо стражи, устремляясь к ближним селениям, где, обретя добычу, тотчас возвращаются обратно. Иногда пройдя, таким образом, за пограничную черту, сокрываются они по нескольку дней в лесах и горах. Для сего посвящают обыкновенно темные ночи, дабы в оное удобнее видеть условленные сигналы, по которым им должно собираться воедино. Они производят их в некотором отдалении от места сборища, ежечасно переменяемого; призываемые товарищи направляются также не прямо на видимый блеск сигнала, а заключая по склонению оного или вправо, или влево. Совокупясь вместе, немедленно нападают на селения или табуны скота и, захватя добычу, мгновенно удаляются в степь. Во время своего возврата никогда не идут прежним трактом, а, разделясь на несколько частей, устремляются чрез новые пункты.

Регулярная пехота имеет немалые выгоды для сопротивления киргизскому нападению: сомкнутый фрунт все их покушения [439] соделает недействительными; но рассыпанные стрельцы, не быв подкрепленными кавалериею, соделаются несомненно жертвою наездников. Конница тяжелая сама собою, без вспомоществования инфантерии, не всегда может быть полезна, также и пехота, без конницы, кроме собственной защиты не сделает ничего знаменитого. Для совершенной победы, к малой части пехоты и тяжелой кавалерии нужно всегда достаточное число конницы легкой, а особливо той, которая в военных оборотах имеет равные способности с сим народом, как, например, казаки и тептяри. Опыты подтверждают, что 4000 легкой, хотя бы и нерегулярной кавалерии, подкрепленные двумя батальонами инфантерии и тремя или четырьмя эскадронами драгун, свободно разогнать могут до 30 000 отважнейших степных ратников, а еще более, когда к оным прибавится несколько орудий полевой артиллерии, действие коей приводит всю рать в чрезвычайную робость.

Вероисповедывание

Народы Киргизкой степи погруженными в идолопоклонство, а частью и в совершенное безверие скитались до IX столетия, в котором рачительные последователи Магомеда, а особливо священнослужители, называемые муллы и хочжи, посетители Гроба Пророкова, из набожности странствуя по степям в первый раз начали рассеивать новое сие учение. Оно вначале мало имело последователей, но лицемерное смирение сих святош, беспрерывное бдение на молитве и налагаемые к изнурению себя обеты много способствовали к поколебанию вольномыслия кочевых обитателей, а потому в исходе XI столетия, при возвышении Золотой Орды, все жители, по западной стороне степи обитавшие, последуя примеру ханов своих соделались мусульманами. Восточные долго оставались частью в поклонении бурханам, подобно тому, каковое в Китае и Тибете приносили истукану Фое1(1 Имеется в виду статуя Будды.), а частью придерживались единобожия, которое представляли себе в солнце или других для их понятия сверхъестественных вещах. Уже тогда поселяне приняли сию веру, когда вся Малая Бухария ее исповедывала, [440] северные же заразились по перенесении ею от Золотой Орды в Сибирь; совершенно утвердили оную в степи поселившиеся толпы мухамедан среди здешних народов, о чем сказано было и в истории.

Киргизцы последуют учению суннитского толка, но весьма слабо и нерачительно исполняют правила, оным предписанные. Они избрали из него только те места, которые соответствовали их закоснелым мнениям и нравились по своей приятности, и соединили оные со старыми господствующими у них обрядами, не заботясь более таким или другим порядком должно брать прямое значение веры. Словом, вера магометанская не производит в них ни споров в разномыслии, ни общего энтузиазма, как в других народах, исповедающих сию веру. Она со временем совсем могла бы здесь уничтожиться, если бы муллы, под видом снискания святости, так сказать, с Алкораном на главе и с корыстью в сердце, не приходили в степь из Бухарии, Хивы и Ташкении и не старались ее поддерживать своими увещаниями, учением молитв, распеванием стихов и приноравливанием оной к склонностям народа.

Примером малой привязанности киргизцев к своей вере, а вместе и ко всякому роду учения служат постановленные на российской границе школы, кои доселе не приносят никакого видимого успеха; ежели малое число охотников являются в оные из орды, то совсем не для просвещения, а дабы без дальних затруднений на несколько времени иметь пропитание, для которого положено выдать им из казны кормовые деньги. Самые муллы, посылаемые в степь по делам народным, не смеют настоятельно им показать важность сего полезного и благотворительного учреждения, ибо, когда сии наскучат своим нравоучением, то плети и презрение соделаются неминуемою за сие наградою; искусные духовные особы для приведения между сим народом чего-либо полезного в действие, по большей части пользуются либо суеверными их предрассудками, либо принимают хитрую набожность.

Главные догматы веры, которые чтят киргизцы, состоят в следующем.

1. Чтоб делать омовение. Его производят очень изредка, иногда вместо воды обтираются пылью, песком или даже сухими ладонями с приличным благочинием поглаживают голову, лицо и бороду. [441]

2. Совершать богомоление. Очень немного заметили мы исполнявших сию строгую магометан обязанность. Некоторые, оставя предписанные правила, оканчивали оное одним коленопреклонением и земным поклоном, а другие производили по одному разу в сутки, а не по пяти, как велено; холостых и молодых людей никогда не видывали молящимися, весьма малая только часть из киргизцев погружены в суесвятство, и то из единого желания, дабы привлечь уважение. Они стоят иногда на молитве по целому часу, и даже вставая ночью читают стихи вслух или лежа воздыхают, поминая имя Божие. Сие наиболее делают приходящие в степь духовные особы и разъезжающие по аулам хивинские торгаши.

3. Пользоваться многоженством, что доведено здесь, а особливо между богатыми, до чрезвычайности.

4. Не питаться свиным мясом. Исполнение сего введено у киргизцев в большее употребление.

5. Для спасения от опасности и для получения корысти употреблять хитрость. Кажется, нет надобности говорить, что сие определение веры с точностью выполняется.

6. Все религии, кроме мусульманской, считать неверными (кафер) и противу тех, кои исповедуют оные, употреблять оружие. После таковой заповеди можно ли удивляться, что грабить, увлекать в неволю, а иногда и мучить иноверцев почитают киргизцы за некоторый род угождения Богу. Они производят сие не для того, чтоб желали чрез оное обратить их в свою веру, как предписывает Алкоран, но потому только, что они не мусульмане.

Впрочем, все другие уставы сей веры отметают без всякого претыкания, а особливо те, которые противятся любимым их предрассудкам, например, воздаванию почестей усопшим; мнению, что духи участвуют в делах людей и могут быть призываемы; уверенностью, что ворожбою и колдовством можно отвратить бедствия и, наконец, что есть симпатические средства, противостоящие злу; а потому суеверие, смешанное с магометанством и основанное на старых идолопоклоннических мечтах, составляет у них также как бы собственный отличный догмат веры.

Основываясь на сем, киргизцы имеют у себя особенный как будто класс жрецов, которые чрез чародейство сносятся с духами добра и зла и помощью оных удовлетворяют желанию. В 1-й части мы заметили уже сие заблуждение, представя некоторые примеры [442] ворожбы. Здесь в дополнение остается сказать, что киргизские волхвы, называемые баксы, разделяются на многие классы по средству или манеру, употребляемому ими при волховании. Главные баксы суть те, кои имеют прямое сношение с духами и производят колдовство всех родов, они в большем почтении между народом. Другие – только ворожецы, гадающие разными образами, а третьи – просто вещуны, предусматривающие по предчувствию. Сии иногда во время работы, или в дороге, или даже и среди пиршества вдруг приходят в некоторый род исступления, остаются во оном недвижимы по нескольку минут, а потом, придя в себя, рассказывают грезившиеся им чудеса и таинства. Таковые и различные другие прорицатели, как и различие их классов, частью описано у г-на Палласа в 1-й части его «Путешествия» и у г-на капитана Рычкова.

Магометанские муллы, кочевья киргизцев посещающие, приноравливаясь к народному заблуждению, также гадают по Алкорну. Они сверх сего внушили им, что некоторые таинственные стихи, молитвы и почерки характерические, будучи написаны на особом листе и содержимы при себе, имеют магическую силу, укрепляют здравие, удерживают от падежа скот и сохраняют домашнее благоденствие, а других чудотворное влияние относится даже до того, что делает в войне неустрашимыми и оружие врагов безвредным. Киргизцы, прельстясь сими лестными надеждами, с радостью покупают у духовных таковые лоскутки намаранной кое-как бумаги; и оба пола, сохраняя их как неоцененное сокровище, во всякое время носят при себе зашитыми в разноцветных мешочках и прикрепленными на поверхности одежды посреди спины, на плечах или под оную на груди и в нижней шапочке калякушм.

О словесности

Язык, которым говорят киргизцы, равно употребляемый и всеми татарами, есть древний турецкий или монгольский, но от долговременности и различного обращения с иноплеменными народами совсем удалившийся от первобытного своего знаменования. Можно сказать, что киргизцы даже с татарами во многом теперь различествуют, как в рассуждении составления речений, так и в некоторых словах, вошедших в употребление к киргизцам от калмыков, зюнгорцев и природных бухарцев. [443]

Главное несходство, каковое тотчас приметить можно в гармонии разговора киргизцев и татар, состоит в том, что первые вместо ш производят с, например: шур или шор (горькая соль), выговаривают сор, шулай (так) – солай и проч. Вместо иа или яие, ии, ио, иу или ю, произносят чжа, чже, чжи, чжо, чжу, например: ЯикЧжаик (Урал), иел (ветер) – чжель, иокчжок, или чжог (нет); вместо ч произносят ц, например, пачапаця (царь), акчаакця (деньги) и проч. Вместо к произносят г, например, карагара (смотри), не каласинне галасин (что делаешь) и проч.; и вместо и произносят иногда ы, например, итыкытык (сапоги) и проч. В некоторых случаях звук буквы у выражается как французское u и oe.

Существительные и собственные имена множественного числа не имеют, например: бир кап (один мешок), дюрт кап (четыре мешка) и бир кисы (один человек), коп кисы (много людей).

Местоимения, как единственное – мень (я), синь (ты), ол (он), так и множественное биз, или миз (мы), сис (вы), ол (они) употребляют; впрочем, кроме сих возвратительных и указательных не имеется.

Первое и второе лицо, вместо единственного числа, часто употребляет множественное, например, вместо чжатамен (лежу), говорят чжатамиз (мы лежим).

Второе же лицо употребляется для учтивости, например, не айтасин (что говоришь), произносят не айтасис (что говорите).

В падежах родительный сходствует с винительным, например, ханнум баласе (ханское дитя); ханнум чакрчь (хана попроси), а дательный – с творительным, например, ханга бер (хану отдай); хана бар (за ханом ступай).

Предлоги, сколько мы могли заметить из разговоров сего народа, совсем или очень редко употребляются.

О спряжении глаголов

Изъявительное

Настоящее

Айта или айтай – говорить.

Айтамен – я говорю, или я хочу говорить. [444]

Айтасин – ты говоришь, хочешь говорить.

Айтаде – он говорит, хочет говорить.

Айтамис – мы говорим, или хочем говорить.

Айтасис – вы говорите, или хотите говорить.

Айтаде – они говорят, или хотят говорить.

Айтмаймен – я не говорю, или не хочу говорить.

Айтмейсин – не хочешь говорить.

Айтмейде, или айтмас – не хочет говорить, или не говорит.

Айтмеймис – не хочем говорить.

Айтмейсис – не говорите, или не хотите говорить.

Айтмейде, или айтмас – не хотят говорить, или не говорят.

Прошедшее

Мин айттым – я говорил, или сказал.

Син айттым – ты говорил, или сказал.

Айтты – он говорил, сказал.

Биз айтым, или айттык – мы говорили.

Сиз айтым – вы говорили.

Айтты – говорили они.

Минь айткан чжок – я не говорил.

Синь айткан чжок – ты не говорил.

Айты чжок – он не говорил.

Биз айткан чжок – мы не говорили.

Сиз айткан чжок – вы не говорили.

Айткан чжок – они не говорили.

Будущее

Айтармен – я буду говорить.

Айтарсин – ты будешь говорить.

Айтар – он будет говорить.

Айтармис – мы будем говорить.

Айтарсис – вы будете говорить.

Айтара – они будут говорить.

Айтмермен – не буду говорить.

Айтмерсин – не будешь говорить. [445]

Айтармас (Иногда при всех линиях употребляют общее отрицательное выражение сие: айтармас.) – не будет говорить.

Айтмермис – не будем говорить.

Айтмерсис – не будете говорить.

Айтармас – не будут говорить.

Повелительное

Айт – говори, айтма – не говори, а поучтивее айтчь (пожалуй говори) или айтсень, или айтсенчь, сие последнее произносят при некотором негодовании или для подтверждения прежнего повеления.

Неопределенное

Айтарга – говорить; но редко употребляется.

Причастия

Настоящее

Айтеп – говоря или говорящий.

Прошедшее

Айтеп, или айткан – говоривший.

Таким образом, если не все, то, по крайней мере, весьма многие глаголы спрягаются.

Причастие настоящее весьма часто в речи употребляется и составляет некоторым образом отличительное свойство сего языка, например, айтеп чжатыр (он говорит, или продолжается речь), а дословно: говоря или говорящий лежит, т.е. как будто в разговорах лежит. Чжалпыр чжауп чжатыр (дождь идет), а дословно: дождь бияй1(1 Так в тексте.), или дождь на бою лежит. Ут чжауп бер (выруби огонь), а дословно: огнь вырубляй дай; су алеп кель (воды принеси), а дословно: воду взимаем принеси; береп чжуверь (принеси), а дословно: даяй отпусти и проч. [446]

Иногда сии причастия в продолжении какого-нибудь рассказывания сначала только изредка, а потом чаще и чаще повторяются, и как птичий напев с визгом оканчиваются.

Иногда для важности собственного лица при начале речи прибавляются ай, или ой, а при конце почти каждого почти слова ау или оу, например: ой чиркан ау, мордар ау, кан чжуар оу, т.е. проклятый нечистый дух, прольется кровавый дождь и проч.

В согласительном прибавляются се или са и боса (если бы), например, берьсе берь – если хочешь дай; берьсе боса бердым – если бы хотел дать, дал бы; барса бар – ежели хочешь идти, ступай.

Сверх сего встречаются названия и имена, которые перевести в точное знаменование одним изречением почти невозможно. Сие наиболее бывает в хозяйственных и к жизни относящихся предметах.

Когда люди находятся в младенческом состоянии, тогда воображение и страсти, будучи в сильнейшем движении, управляют всеми их действиями. Человек, живущий в рассеянии, имея весьма слабые познания о вещах отвлеченных, на каждом шагу встречает предметы новые и странные, действующие на его душу и приводящие ее в восторг. При таковом расположении души, воображение бывает пламенно и способность изъяснять чувствования делается несравненно живее. Киргизцы одарены сим в полной мере. Хотя по причине ограниченной промышленности и пренебрежения гражданских постановлений в изворотах и гибкости языка многие имеют они недостатки и бедность, но объясняют мысли довольно велеречиво. Разговоры их наполнены всегда уподоблениями, фигурами и метафорами весьма смелыми и часто выразительными.

Многие старейшины, как бы чрез навык, соделались столь искусными в сем роде ораторства, что всякий в удовольствие себе полагает слышать их разглагольствующими. Красноречие их наиболее открывается в общественных советах, в ходатайствах по делам своим на границе и в сказках о подвигах древних героев. В сем последнем напрягают они наивозможнейшее искусство.

Повествования о происшествиях всегда бывают у них плодовиты. Они не пропускают ни малейшей черты, ни же посторонних предметов, ко оным относящихся; например, если киргизец начнет описывать вид знаменитого ратника, то не только изобразит черты его лица, одежду, лошадь, сбрую, но даже как смотрел, какое имел телодвижение и что думал, увеличивая все сие отвлеченными сравнениями и сильными фразами или, если должно говорить [447] о действиях физических, о ржании коня и других звуках, то для сильнейшей выразительности, среди речи подражают оным звукам тоном голоса. Восторг, а иногда и уверенность в недостатке слова, доводит их до того, что в местах восхитительных, где хотят наиболее тронуть сердца, поют. А потому язык здешний близок с чувством, что, кажется, без противоречия должно будет согласиться, что первое ощущение развивающееся между младенчествующими народами есть поэзия, что она вначале была у людей врожденным даром каждого, и уже впоследствии, когда круг общежития расширил другие упражнения, соделалась наукою.

Поистине поэзия не только доставляет сим народам утешение и пользу чрез приятные впечатления, но и нужна для предания в потомство народной истории, без сего совсем бы погибшей.

В дневных записках наших довольно говорено было о киргизских песнетворцах; почему заметим только вообще, что стихотворение их имеет четыре отличия.

Первое составляет похвалы героям и изображения знаменитых происшествий, или как бы поэмы героические; другое – песни в похвалу образа жизни, или какого-нибудь постороннего предмета; третье – изъясняет любовь и другие страстные чувствования; а четвертое – плач по умершим и пение надгробное.

Все сии стихосложения в мере и гармонии между собою различны, хотя и кажутся вначале единообразны. Напев их вообще заунывен, сперва тянут одну ноту, потом безостановочно в один дух пропевают стих и оканчивают его также, как и начало, продолжительным финалом. Веселых плясовых песен и, вообще, плясок здесь мы не видали.

Все киргизцы, начиная от детей до старца, имеют природную склонность сочинять песни без приготовления. Можно даже по желанию задавать им сюжет к пению, они, не останавливаясь, тотчас начнут свою гармонию, и если потребно, целый час будут мучить, с единообразием описывая предмет, иногда с повторениями скучными и малозначущими. На границе ввелось даже в пословицу, что киргизец по горам едет – о горах поет, по лесам – о лесе и т.д.

Жаль, что все сии произведения человеческого воображения должны время от времени терять красоту свою и погибать в безвестности, ибо киргизцы не пользуются тем драгоценнейшим изобретением, чтоб мысли свои изображать письменами и чрез чтение приобретать мысли других. Шесть, много, десять человек во всей орде найдется знающих грамоте, но и сие познание весьма несовершенно. Старейшины и [448] солтаны для переписки по делам с пограничным начальством содержат при себе татарских мулл, заступающих место, как бы секретарей. А по неимению оных, приезжающие от сих родоначальников киргизцы в доказательство, что они имеют точно доверение объяснить желание тех, от кого отправлены, представляют полученную от них печать или тамгу, или какой-нибудь другой знак.

Нечто о науках

Некоторые может быть подумают, что народ сей, имея более 70 лет зависимость и сношение с Россией, мог бы, хотя частью, просветить понятия свои науками. Опыт, однако же, представляет сему противное. Кроме слабых занятий в маловажных рукоделиях, во всем прочем остаются они невеждами в высшей степени. Мы говорили уже, что учрежденные на границе российской, школы, напрасно призывали их под сень свою, они отвергнули сие. Напрасно многие из магометанских духовных, нарочито, под разными предлогами, посылались жить среди орды для распространения семян просвещения, они не внимали гласу оных. Чреда к развитию талантов еще не приспела для сей страны.

Здесь чуждаются просвещения не столько для того, чтоб оно казалось трудно или чтоб не доставало врожденных дарований, но более потому, что оно не приносит им ни в чем явного приращения, а потому только те науки, ежели можно их так назвать, занимают наиболее киргизцев, которые им близки к природной наклонности или нужны к удовлетворению суеверия. Сюда принадлежат ворожба и звездочетство.

Первая объяснена частью в наших дневных записках, и частью при описании вероисповедывания, а о другой – для дополнения прежних оттрывков, заметим здесь еще следующее.

Началу сей науки виною была, конечно, необходимость, ибо чтобы во время странствования чрез обширные степи иметь надежное руководство, киргизцы невольным образом принуждены были взирать на светилы, над их главами блестящие; а с другой стороны, всегда чистый и повсюду украшенный звездами величественный небесный свод, под покровом которого они беспрестанно живут, привлекал их внимание, удивление и любопытство. Сие, конечно, родило первую мысль к познанию неба; примеченные [449] на оном изменения усугубили поиски, и воображение, сопутствуемое суеверием, произвело мечты и самое заблуждение; некоторые, последуя слепо своему влечению, признали звезды за убежище или храмы духов, которые действуют на счастье и несчастье жизни, а чрез то родилась звездная наука фалча, отвлеченная и вместе ничего не значущая; время не уничтожило оную, но испортило и переиначило только те понятия, которые прежде о ней имели. Она не истребится и после, ибо малолетние дети, внимая каждый час открытому пред глазами их позорищу, невольно влекутся разведывать о сих бесчисленных светящих точках и о явлениях, ими производимых.

Звездам здесь даны различные названия, судя по положению и по обстоятельствам, от того зависящим, например: Полярная звезда, по совершению малого круга и по едва приметной перемене ее места, не без причины называется киргизцами Темир казык, т.е. железный кол. Она, указывая кочующим народам путь в необозримых степях, по справедливости занимает первое место в их астрономии.

Большая медведица называется Чжыты ган, т.е. семь звезд; по ней киргизцы узнают долготу или время ночи, некоторым образом – самые времена года.

Плеяды, от половины марта до половины мая делающиеся в степи неприметными в солнечных лучах, а, по их мнению, скрывающимися в недра земли, дабы действовать на корни растений, побуждая оные испускать тучный злак, служащий в пищу баранам, именуются аркар, т.е. дикий баран, или, как иные называют, илек жюлдус, т.е. илековая звезда, для того, что в сие время должно приближиться на летнее кочевье к реке Илеку, протекающей в северной части степи.

Небесные короли, находящиеся в созвездии Ориона, по сходству называются Клента жюлдус (коромысла) или тиризы (весы).

Венера, вечерняя звезда, означающая в летнее время пригон, а утром в зимнее время – выгон скотины в поле, называется Чжюлта жюлдус, т.е. пастушья звезда.

Она же или какая-нибудь другая явственная планета, при рождении луны случающаяся, называется ай жулдус (месячная звезда).

Первой величины звезды вообще носят имя акты жулдус (ясных звезд). [450]

Млечный путь, по положению которого сообразуется некоторым образом осенний и весенний полет птиц, когда известные птицы в осеннее время отлетают в южные страны, а в весеннее – в северные, называется здесь чжол кус (птичья дорога) и проч.

Понятие о положении звезд киргизцы раскрыли сами, а частью приобрели от мулл, приходящих сюда из равнин аравийских; иные столь привыкли к наблюдениям, что безошибочно назначают день рождения луны, узнают по высоте солнца время дня, по некоторым признакам рассуждают о времени восхождения и появления звезд, а по состоянию атмосферы предсказывают ветер, дождь, гром и проч.


Комментарии

115. Жума (Чжума) Худаймендин (ум. после 1831) – сын султана Кодай-Менде, внук хана Батыра. Управлял родом шакшак племени аргын с конца XVIII в. Был избран позднее подвластными казахами по их собственному желанию в ханы. Имел большое политическое влияние на севере Казахстана. После отмены института ханской власти занимал в 1824-1830 гг. должность султана-правителя Восточной части оренбургских казахов (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 90, 134).

116. Каратай (ок. 1746/1747 – 3 июня 1826) – третий сын хана Нуралы. Официально не признанный российским правительством хан большой группы родоплеменных подразделений казахов поколений байулы и жетыру Младшего жуза (1806-1823). С молодых лет являлся чрезвычайно энергичным и честолюбивым правителем. Обладая незаурядным умом, личной храбростью и организаторским талантом, в течение почти трех десятилетий настойчиво стремился к обретению титула хана Младшего жуза.

При жизни хана Нуралы управлял поколением байулы. После убийства хана Есима вокруг Каратая объединилась группа чингизидов династии Абулхаира. Они требовали от оренбургской администрации в ряде петиций утверждения Каратая в звании хана Младшего жуза. Однако в Оренбурге сделали ставку на Айчувака. Каратай не примирился с этим и начал с 1797 г. вести активную борьбу за титул хана Младшего жуза. В 1806 г. он был избран в ханы на курултае старшин 38 разных подродов поколений байулы и жетыру на р. Хобде. В 1810-1812 гг. находился в Хиве. В последующие годы продолжал вести борьбу за легитимацию приобретенного ханского титула со стороны царского правительства. После ликвидации ханской власти в Младшем жузе в 1824-1826 гг. занимал должность султана-правителя Западной части оренбургских казахов (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 132-133).

117. Нумидийцы (нумиды) – в древности кочевое население Нумидии, области в Северной Африке, занимавшей восточную часть современного Алжира. Нумидийцы славились в Средиземноморье как искусные наездники, управлявшие лошадью только с помощью палочки и ошейника из довольно широкой ленты, без применения уздечки и удил (Ковалевская В. Б. Конь и всадник (пути и судьбы). М., 1977. С. 13).

Текст воспроизведен по изданию: Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 1-я), или Дневные записки в степи Киргиз-кайсакской 1803 и 1804 годов // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том V. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. Алматы. Дайк-пресс. 2007

© текст - Ерофеева И. В., Жанеев Б. Т., Самигулина И. М. 2007
© сетевая версия - Thietmar. 2013
© OCR - Клинков Е. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дайк-пресс. 2007