СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЛИВОНСКИЕ ПРАВДЫ

КОДЕКС ПРАВА ЛАТГАЛОВ (ЛП)

Появление первой записи права латгалов на немецком языке также, надо полагать, следует связать с обострением освободительной борьбы прибалтийских народов. В 1212 г. произошло совместное восстание ливов и латгалов против рыцарей и епископа. Единственный источник, сообщающий об этом восстании, — Хроника Генриха. Хронист пишет, что поводом к восстанию послужила распря из-за полей и бортей между рыцарями и латгалами из области Аутине ¹⁶¹. Причины же восстания были значительно глубже. По замечанию Генриха, ливы и латгалы, объединившись, «стремились с корнем вырвать из земли ливонской всех тевтонов и род христианский» ¹⁶². После поражения восстания был заключен новый договор завоевателей с ливами, в котором последние еще раз признали власть епископа и Ордена и обещали платить десятину ¹⁶³. Далее хронист сообщает, что идумеи и латгалы, которые «ходили на эту войну, или гонцов послали, или пошли, но вернулись с дороги, или хоть коней в поход оседлали, уплатили своим судьям деньги в возмещение» ¹⁶⁴.

Это известие дает возможность полагать, что с латгалами и идумеями (жителями соседней с Аутине области со смешанным ливско-латгальским [44] населением), выступившими вместе с восставшими, также были заключены договоры, в которых оговаривался размер контрибуции за участие в восстании. В них, как и в договоре с ливами, могли определяться размеры зернового налога в пользу церкви и прочие повинности. В договоре с латгалами, по-видимому, были и положения о взаимном возмещении ущерба аутинцами и рыцарями из Вендена ¹⁶⁵.

После переговоров в Аутине поехал судьей бывший псковский князь Владимир. В Идумее судьей назван брат епископа Теодерих, которого вскоре сменил все тот же Владимир ¹⁶⁶. Здесь и в приведенной выше цитате из Хроники — первые упоминания судей у идумеев и латгалов. Правда, из слов Генриха нельзя точно установить, были ли у этих народов судьи до восстания или посылка их оговаривалась в договорах 1212 г.

О строительстве церквей в Идумее, при которых постоянно жили священники, упоминается уже в 1206 — 1207 гг., т. е. одновременно с соседними ливскими областями, участвовавшими в восстании 1206 г. ¹⁶⁷ Вполне возможно, что немецкие фогты также начали судить идумеев одновременно с ливами, руководствуясь тем же кодексом древнейшего права ливов, так что Теодерих в 1212 г. был уже не первым судьей идумеев.

Аутине до 1209 г. была областью Ерсикского княжества и после разорения Ерсики передана князем Висвалдисом с двумя соседними областями «в дар деве Марии» вместе с правом собирать там подати ¹⁶⁸.

В древнейшем государственном образовании на территории Латвии — Ерсикском княжестве — естественно предположить существование своего письменного права, составленного не без влияния «Русской Правды». Это право действовало и в той части княжества (по немецким документам — «Леттии»), которая отошла в 1209 г. епископу, а в 1211 г. была поделена между ним и Орденом ¹⁶⁹. Со старейшинами «Леттии» завоеватели поддерживали до 1209 г. союзнические отношения, используя их дружины в войне с эстонцами ¹⁷⁰. Возможно, что и в первое время после официального перехода «Леттии» под власть епископа Альберт мог сохранять видимость полусоюзнических отношений с латгальской знатью. Во всяком случае, и в 1209 и 1210 гг. отряды латгальских нобилей Руссина и аутинского Варидота продолжали активно участвовать в походах против эстов вместе с венденскими рыцарями и, судя по Хронике, без особого нажима со стороны последнего. Лишь под 1211 г. Генрих сообщает, что для похода на Вильянди рижане собирали войско, «угрожая пеней» неявившимся [45] ливам и латгалам и «действуя страхом» ¹⁷¹. Не исключено, что сбор податей первоначально входил в обязанности местных старейшин ¹⁷². Они же вершили и суд среди своих соплеменников по праву бывшего Ерсикского княжества. Выступление знати «Леттии» вместе с восставшими в 1212 г. потребовало изменения существовавшего порядка и непосредственного введения в этих землях администрации завоевателей, так что посылка судей епископа в Аутине и соседние латгальские земли и право, по которому эти судьи должны были судить латгалов, могли быть установлены по договору 1212 г. или несколько позже. Таким образом, на основании договора 1212 г. был составлен кодекс права латгалов на немецком языке. Вряд ли надо сомневаться в том, что в основу этого кодекса легло право Ерсикского княжества.

В нашем распоряжении есть кодекс, названный А. Швабе и Я. Земзарисом правом латгалов ¹⁷³. Связывать этот кодекс с латгалами вполне правомерно. В нем сохранились статьи, более полно, чем в других кодексах, отражающие разносторонние интересы местной верхушки (статьи 6, 8 ЛП о случайно нанесенных ранах и рыцарских поединках, ст. 18 о ростовщиках, ст. 22 о складничестве). Это соответствует тому факту, что феодализация в Латгале к началу XIII в. зашла дальше, чем в других районах Латвии и Эстонии.

О существовании кодекса права латгалов упоминается и в договоре 1272 г. между Орденом и земгалами ¹⁷⁴. По договору, правом, действующим в Латгалии, следовало руководствоваться в Земгале. О том, что речь в договоре может идти именно об известном нам кодексе, свидетельствует сопоставление его с КП, по которому судили земгалов. Оба кодекса имеют значительное сходство в содержании и формулировках статей.

В заголовке кодекса права латгалов названы «старейшины ливонцев». Употребление обобщенного понятия «ливонцы» («Leyf-flenderenn») можно, как кажется, объяснить двояко: 1) при составлении кодекса права для латгалов в качестве образца использовалось уже записанное по-немецки право ливов, т. е. использовался опыт ливских старейшин наряду с латгальскими; 2) в [46] кодификации принимали участие не только латгальские старейшины, но и представители ливской верхушки, находившиеся при завоевателях в качестве советников в отношениях с местными народами (например, лив Каупо).

Упоминание же в заголовке ЛП не одного епископа, а «епископов» является, очевидно, позднейшим изменением, появившимся, возможно, уже в XVI в. под влиянием заголовка редакции P ЛЭП.

Кодекс права латгалов действовал с самого начала не только в Аутине, но скорее во всей «Леттии», а затем и в других латгальских землях (Талаве, областях Ерсикского княжества, захваченных позже «Леттии», и др.) по мере усиления над ними власти завоевателей и распространения там епископской и орденской администрации.

Большинство статей права латгалов содержит нормы донемецкого времени. Некоторые из них были видоизменены под влиянием права завоевателей. Например, статьи 10 — 11 о порядке наследования подвергались изменению в соответствии с установлением церковного католического порядка заключения брака. Нормой канонического права является и «шея» за насилие над женщиной (ст. 9). Введение разного наказания за кражу на сумму до 1 марки и свыше марки появилось в статьях 13 — 14 под влиянием положения, принятого в странах Балтийского бассейна в первой половине XIII в. ¹⁷⁵ Остальные нормы права, вошедшие в кодекс, были записаны немцами или в том виде, в каком были известны местному судопроизводству донемецкого времени, или с отличиями, не повлиявшими на смысл правоположений.

Ф. Г. Бунге и Л. Арбузову были известны два списка кодекса права латгалов, составленные в XVI в. (Кенигсбергский — К и Дрезденский — D). Эти списки имели лишь незначительные языковые и орфографические различия ¹⁷⁶. Кроме того, Бунге упоминал о копии со списка К, сделанной в начале XIX в. Е. Хеннингом, но сам он этой копией, видимо, не пользовался ¹⁷⁷. Нам удалось найти лишь копию Хеннинга. Она входит в рукописное собрание «Miscellanea historica et juridica e sanction Tabulario Ordinis Teutonici Regimontano sumtibus Ordinis Equestris Curlandiae transscripta» вместе с другими немецкими и латинскими документами периода [47] господства Ливонского ордена, найденными и переписанными Хеннингом в Кенигсбергском архиве ¹⁷⁸.

Текст кодекса права в списке К и копии с него написан на средненижненемецком языке с примесью верхненемецкого, причем копия Хеннинга содержит некоторые орфографические отличия в написании отдельных слов. Эти расхождения можно, скорее всего, объяснить погрешностями или Хеннинга, или Бунге (последнего — в меньшей степени) при переписывании текста кодекса в архиве. Список D, судя по приведенным Бунге и Арбузовым разночтениям, отличается от копии Бунге со списка К также лишь написанием некоторых слов, так что справедливо мнение Арбузова, будто оба списка делались в канцелярии рижского архиепископа, добавим — с одного протографа.

Кодекс в рукописи на статьи не разделен. При публикации Бунге разделил его по смыслу на 25 статей. Такое деление достаточно точно отражает структуру памятника. Мы придерживаемся традиционного деления кодекса, хотя по аналогии с правом ливов и правом куршей, земгалов и селов вполне правомерно было бы разделить на семь статей ст. 5 об увечье пальцев.

Можно предположить, что кодекс права латгалов первоначально был длиннее, чем в известных нам списках. Последняя, 25-я статья, оканчивается буквосочетанием «etc.» («и т. д.»). Возможно, составитель протографа списков К и D, переписывая уже не действовавший в его время документ, не счел нужным скопировать его целиком, или в его распоряжении была дефектная копия с испорченным концом, который переписчик не смог восстановить.

КОДЕКС ПРАВА КУРШЕЙ, ЗЕМГАЛОВ И СЕЛОВ (КП)

Кодекс права куршей, земгалов и селов был составлен для орденских владений к югу от Даугавы путем соединения кодексов, действовавших к тому времени в Курсе и Земгале.

В куршско-немецком договоре 1267 г. говорится, что курши «должны подлежать ливскому праву» ¹⁷⁹, В договоре 1272 г. Ордена с земгалами отмечено, что фогты в Земгале должны вершить суд «по праву и обычаю земли Летляндии и Эстляндии, требуя [соблюдения] обычных установлений» ¹⁸⁰. Таким образом, на основании договора 1267 г. в Курсе вводилось право ливов, приспособленное к местным условиям (в чем-то измененное и дополненное необходимыми правоположениями). В Земгале же было приспособлено право латгалов и право, действующее в орденских владениях в Эстонии, очевидно, близкое праву ливов.

После окончательного подчинения Земгале в 1290 г., в связи с развитием административной и судебной системы Орденского [48] государства в Южной Латвии право куршей и право земгалов было сведено в один кодекс, действие которого распространялось и в Селии, покоренной Орденом еще в 50-х годах XIII в. ¹⁸¹

Форма изложения значительной части правовых норм КП больше соответствует праву латгалов (ср. статьи 2, 3 КП о ране ножом и увечьях органов тела и статьи 3, 4 ЛП; статьи 4 — 8, 10 — 11 КП об увечье пальцев рук и ног и ст. 5 ЛП; ст. 13 о насилии над женщиной, ст. 14 о наказании за кражу, статьи 17 — 19) о наказании за нарушение права частной собственности и нападении в доме и статьи 9, 12 — 14, 19, 21, 24 ЛП).

Некоторые нормы КП имеют аналогии и с правом латгалов, и с правом ливов, хотя формулировка их иная: например, ст. 9 КП о ранении различным оружием и ст. 2 ЛП, статьи 10 — 14 редакции Т ЛЭП (статьи 11 — 15 редакций К и P ЛЭП), ст. 12 КП о синяках и ранах и ст. 7 ЛП, статьи 15 — 20 редакции Т ЛЭП (статьи 25, 26, 28 — 30 редакции К и статьи 24, 25, 27 — 29 редакции P ЛЭП). Норма ст. 25 КП о поломке межи между полями соответствует, хотя и не непосредственно, норме ст. 19 редакции P ЛЭП, причем в КП эта норма сохранилась в более архаичном виде. Поломка межи — «Schedinge» (ст. 25 КП), т. е. тына, ограды, отдельных деревьев, столбов, — могла быть случайной. При перепашке же межи — «Poener» (ст. 19 редакции P ЛЭП), т. е. межевой полосы, — элемент случайности значительно меньше. Надо полагать, что подобные нарушения участились в связи с утверждением ленного рыцарского землевладения в Ливонии, приведшем к сокращению земельного фонда в пользовании местного населения (с конца XIII — XIV в.). Вполне вероятно, что в древнейшем праве ливов статья о нарушении межи была примерно такой же, как в КП. Изменение же внесено в ЛЭП уже после составления КП.

Ст. 21 КП и ст. 40 ЛЭП в редакции Т (ст. 42 редакции К и ст. 38 редакции P ЛЭП) о краже в церкви, на мельнице и в помещении излагают одну правовую норму, появившуюся в местном праве под влиянием завоевателей и, скорее всего, самостоятельно в каждом из этих кодексов, не ранее рубежа XIII — XIV вв.

В КП вошли статьи наследственного права, но нормы их отличны от соответствующих норм права латгалов (ср. статьи 16, 27 КП и статьи 10 — 11, 17 ЛП), то же можно сказать и о норме процессуального права (ст. 20 КП и ст. 23 ЛП).

Взаимосвязь всех трех кодексов проявилась не только в сходстве правовых норм, зафиксированных в них и формулировках статей, но и в композиционном плане. В ЛП и КП группы статей последовательно объединяют нормы уголовного, наследственного права, установления, связанные с хозяйственной деятельностью, с охраной дома, положения процессуального права. Несовпадение только в расположении статей о наследовании имущества отца его женой и детьми (ср. статьи 10, 11 ЛП и ст. 27 КП). Кроме того, [49] переставлены местами ст. 24 ЛИ и 19 КН. Примерно так же сгруппированы статьи в праве ливов (по редакции Т ЛЭП).

Наряду с перечисленными в КП есть нормы, характерные только для этого кодекса и отражающие местные особенности хозяйственного развития (ст. 26 о поломке хмеля), процессуального (ст. 23 о судебном округе), уголовного права (ст. 22 о непредумышленном поджоге). Ст. 1 КП имеет в своей основе положение кровной мести за убийство, но под влиянием католической церкви норма ее получила принципиально иное звучание.

Интересна ст. 24 КП, не несущая определенной нормы права, но указывающая на то, что правоположения этого кодекса имели силу в Курсе, Земгале и Селии в то время, когда четко разграничивались две категории коренного сельского населения: «свободные» («fryen»), очевидно, немногочисленные потомки представителей местной знати, и крестьяне, зависимые от феодалов, т. е. с конца XIII в. вплоть до XVII в. ¹⁸²

Существенной отличительной чертой КП является использование в нем древней прибалтийской денежной единицы — озеринга. Следует добавить, что кроме норм статей 13, 21, 24, 26, введенных в период господства католической церкви и Ордена в Ливонии, и статей 1, 14, значительно видоизмененных под влиянием права завоевателей ¹⁸³, все остальные установления кодекса восходят к нормам донемецкого времени. Те статьи, которые были заимствованы из права ливов и права латгалов, очевидно, имели аналогии в нормах обычного права куршей, земгалов и селов. Поэтому облечение соответствующих норм в известную в праве ливов и латгалов форму на немецком языке практически не меняло их смысла.

Известны два списка кодекса. Один из них, составленный в на--чале XVII в., был, как уже отмечалось, найден и опубликован Ф. Г. Бунге, но этот список пропал вместе с архивом ученого. Другой список, составленный в начале XVIII в. В. Д. Шульттом, хранится в ЛГБ им. В. Лациса ¹⁸⁴. Ранее эта рукопись в научных работах не использовалась ¹⁸⁵. [50]

Оба известных списка уже в рукописи были разделены на 27 статей. Списки составлены на позднем средненижненемецком языке с примесью раннего новонемецкого.

Основное различие списков заключается в формулировках заголовка кодекса. В заголовке списка Шультта говорится о действии кодекса только в Курземе, в списке Бунге — в Курземе, Земгале и Селии. Кроме того, в заголовке списка Шультта при перечислении земель, где действует этот кодекс, на первое место поставлена Курземе, а в списке Бунге — Ливония. В статьях же смысловые различия отсутствуют. В списке Шультта лишь больше поздних языковых изменений в написании слов. Одинаково в обоих списках звучит ст. 24, соответствующая заголовку и заключению списка Бунге. Скорее всего, список Шультта составлялся с протографа, предназначенного уже после составления КП непосредственно для районов Курземе, причем заголовок этого списка мог восходить к тому кодексу, который был принят для куршей после подписания договора 1267 г.

ЗАПИСЬ ПРАВА ЭСТОНЦЕВ В XIII в.

Запись норм обычного права для эстонцев также следует отнести к XIII в., хотя целиком кодекс этого времени нам неизвестен.

Хронист Генрих упоминает немецких судей в Южной Эстонии [земли Саккала и Уганди (в Хронике — Угауния)] под 1223 г. ¹⁸⁶, под тем же годом говорится о датском судье в земле Ярвамаа (Гервен) — области Северной Эстонии, захваченной в 1219 г. датчанами ¹⁸⁷, т. е. можно сказать, что установление судопроизводства завоевателей произошло между 1214 (временем покорения Саккалы) — 1215 гг. (начало планомерного подчинения Эстонии) и 1223 г. ¹⁸⁸

Тексты договоров о подчинении земель материковой Эстонии не сохранились, но хронист Генрих неоднократно сообщает о заключении мира между завоевателями и эстонскими землями, по которому эстонцы давали обещание креститься, соблюдать крещение, христианские законы, платить оброк: 1214 г. — мир с Саккалой, 1215 г. — с Уганди, 1216 г. — с Ридалой (Роталия у Генриха — область в Западной Эстонии), 1217 г. — с Ярвамаа (Гервен) ¹⁸⁹. Такой же мир был заключен и после общеэстонского восстания 1217 г., в котором участвовали воины Саккалы, Ридалы, Харьюмаа [51] Гариен), Вирумаа (Вирония), Рявала (Ревельская область), Ярвамаа ¹⁹⁰.

После подавления восстания старейшины всех названных областей просили завоевателей о мире, приняли таинства крещения и обещали ежегодно платить оброк ¹⁹¹. Описание заключения мира с эстонцами сходно с сообщениями Генриха о мире с ливами в 1206 и 1212 гг. Это позволяет предполагать, что и с эстонцами был заключен договор (вместе для всех или отдельно для каждой земли), котором не только признавалась зависимость местного населения, но и вводилось судопроизводство немецких фогтов и устанавливалось право, по которому следовало судить местных жителей. Посылка немецких судей как представителей орденской и епископской администрации в эстонские земли приобрела особую актуальность и в связи с тем, что с 1218 г. началось активное проникновение датчан в Северную Эстонию ¹⁹². Ливонская церковь и Орден торопились закрепить за собой как можно больше эстонских земель. Для этого же было проведено почти поголовное крещение эстонцев священниками, посланными рижским епископом ¹⁹³. Таким образом, не исключено, что к 20-м годам XIII в. немецкие фогты вершили суд почти по всей материковой Эстонии, а следовательно, были и кодексы (или кодекс) права, которыми они руководствовались.

Можно предположить, что на кодекс права, составленный для эстонцев, повлияли уже существовавшие к тому времени на немецком языке право ливов и .право латгалов, подобно тому как это было при кодификации права для народов Южной Латвии. О том, что кодекс права для Эстонии имел сходство с правом латгалов, следует из уже неоднократно упоминаемого договора 1272 г. с земгалами, которых надо было судить «по праву Летляндии и Эстляндии». Но поскольку уровень социального и политического развития материковой Эстонии в начале XIII в. был ниже, чем в Латгале и примерно одинаков с Либией, то кодифицированный для эстонцев правовой документ по записанным в нем нормам скорее больше походил на кодекс права ливов.

Иначе обстояло дело в островной части Эстонии. Для эстонцев Сааремаа первая запись права относится, видимо, к середине XIII в. и связана с подавлением здесь восстаний 1241 и 1255 гг., после которых, по данным источников, на острове появлялись фогты епископа ¹⁹⁴. Деятельность фогтов ограничивалась временем сбора чинша (по договору 1255 г. — временем от 29 сентября до последнего воскресенья перед Великим постом) ¹⁹⁵. Видимо, они разбирали не все дела, а только связанные с наиболее тяжелыми [52] преступлениями. В остальное время года судопроизводством занимались упоминаемые в § 3 договора 1241 г. «старейшины земли» («seniores terre») по «своему праву», т. е. хорошо известным им правовым нормам. Кстати, в договоре 1241 г. прямо говорится, что фогты пользуются в суде правом, сообщенным им старейшинами (qui de seniorum terre consilio iudicabit») ¹⁹⁶ Для того, чтобы фогты могли исполнять обязанности на острове, а также контролировать деятельность эстонских судей, нормы местного права были записаны на немецком языке.

В первый кодекс права для эстонцев Сааремаа вошли, видимо, положения, карающие за различные виды убийства и ранений, которые в измененном в соответствии с правом завоевателей виде были включены в главы 2, 4, 6 четвертой книги кодекса сааре-ляэнеского ленного права конца XIV — начала XV в. Вероятно, в первую запись вошли и установления частного права (главы 7, 9, а также гл. 8 в несколько поновленном виде).

Положения, связанные с хозяйством, охраной полей и угодий, в главах 7, 9 ЭП имеют значительное сходство с нормами, записанными в трех названных выше кодексах права для прибалтийских народов. Ст. 5 главы 7 ЭП включает положение, сходное с нормой ст. 25 КП и, возможно, с нормой аналогичной статьи в праве ливов, замененной позже статьей 19 редакции P ЛЭП. Штраф за поломку межевых знаков в ст. 5 главы 7 ЭП — 9 марок, в ст. 25 КП — - 6 озерингов, в редакции P ЛЭП — 6 марок. Поскольку штрафы за одинаковые преступления были, скорее всего, одинаковыми, можно предположить, что 9 марок ЭП должны соответствовать 6 озерингам КП и 6 маркам ЛЭП. Ст. 25 КП и ст. 19 редакции P ЛЭП в известном нам виде оформились не ранее конца 60-х годов XIII в. Марки же и озеринги начала и конца XIII в. соотносились, по подсчетам А. Швабе, как 3:2 (об этом см. подробнее в гл. III). Следовательно, положение ст. 5 главы 7 ЭП должно было быть записано в первой половине XIII в. Если верно высказанное выше предположение, что ст. 25 КП была записана по образцу статьи права ливов, вошедшей в кодекс уже в начале XIII в., то надо допустить, что и в праве эстонцев установление о нарушении межи было письменно оформлено по образцу права ливов в начале XIII в. Влияние права ливов в ЭП вполне объяснимо. Ведь о-в Сааремаа с 1227 г. составлял часть Сааре-Ляэнеского (Вик-Эзельского) епископства. В Ляэнемаа же, где находилась историческая область Ридала, скорее всего, применялся кодекс, составленный между 1214 и 1223 гг. для материковой Эстонии и заимствующий многие формулировки статей из древнейшего права ливов.

Очевидно, не без влияния первоначального варианта статьи о краже сена в древнейшем праве ливов и ст. 21 ЛП появилась и формулировка ст. 9 главы 9 ЭП о штрафе за кражу дров и травы, унесенных в руках или увезенных на телеге. [53]

Уточним, что нормы и ст. 5 главы 7 и ст. 9 главы 9 ЭП были знакомы донемецкому обычному праву Ридалы и, вероятно, Сааремаа. Мы говорим лишь о заимствовании формы на немецком языке, в которую эти нормы облечены. Нельзя, правда, точно сказать, были ли эти положения уже в первом праве эстонцев Сааремаа или они добавлены из права материковой части епископства при объединении правовых кодексов, применявшихся для жителей Сааремаа и Ляэнемаа, в один документ.

Полное сходство наблюдается между положением ст. 5 главы 7 ЭП о присоединении межевой полосы к полю и ст. 20 редакции P ЛЭП. Эта норма появилась, скорее всего, одновременно с заменой положения о «поломке» межи установлением о перепашке межевой полосы в ЛЭП. В право эстонцев оно попало под влиянием права ливов не ранее первой половины XIV в.

Такое же сходство между ст. 9 главы 7 ЭП и ст. 27 в списке ТМ редакции Т ЛЭП о необоснованном уводе скотины в залог. Однако в данном случае наиболее вероятно позднее (может быть, даже XVII в.) влияние ЭП на один из списков ЛЭП.

Таким образом, в течение XIII в. по мере подчинения народов Латвии и Эстонии власти Ордена и католической церкви и установления немецкого судопроизводства в прибалтийских землях происходило оформление на немецком языке кодексов права ливов, латышей и эстонцев, опирающихся на обычноправовые нормы, бытовавшие у местных народов в донемецкое время. Дальнейшие изменения в праве для коренного населения Ливонии относятся к первой половине XIV в.

КОДЕКС ВСЕОБЩЕГО КРЕСТЬЯНСКОГО ПРАВА ЛИВОНИИ (ЛЭП)

По мнению исследователей, о кодификации права для ливов и латышей в начале XIV в. свидетельствует упоминание хрониста Германа Вартберге о том, что магистр Ордена Реймар Хане (1324 — 1328 гг.) «возобновил [существовавшие] распоряжения и статуты для ливов и латышей» («Livonibus et Lettonibus quasdam ordinationes et statuta irmovavit» ) ¹⁹⁷.

Однако далее мнения исследователей расходятся. А. Швабе полагает, что с распоряжением Хане следует связать появление кодекса ливско-эстонского права в дошедшем до нас виде ¹⁹⁸. Л. Арбузов считает, что нельзя определенно сказать, подтвердил ли магистр для ливов их древнее право, а для латгалов орденской территории ратифицировал кодекс, происходящий из архиепископской канцелярии, или для тех и других было официально [54] признано какое-то общее собрание правовых положений. Этим собранием мог быть как кодекс права для архиепископства, так и кодекс права ливов в известном нам виде (т. е. ЛЭП. — E. H.). Но в том и в другом случае — это первая письменная запись правовых норм, сведенных вместе. Деятельность магистра распространялась только на земли, подчиненные Ордену. Но поскольку Орден и архиепископ совместно регулировали правовую жизнь покоренных народов, причем в большей степени — один Орден, постольку и правоположения, установленные для орденских земель, получали силу и в Рижском архиепископстве ¹⁹⁹. Тем не менее из работы Арбузова остается неясным, каким образом можно связать кодификацию права магистром Хане и известные ему редакции кодекса права ливов, действовавшие, как он предполагая, на землях Харьюмаа и Вирумаа, подчиненных Дании до середины XIV в. Кроме того, на основании сообщения Вартберге можно говорить не о кодификации права, а скорее о подтверждении уже существовавших записанных правовых кодексов.

Нам кажется, что сообщение Вартберге не дает возможности непосредственно связывать указ Хане с составлением дошедшего до нас кодекса права ливов (ливско-эстонского права). Не совсем понятны причины, побудившие магистра, правившего всего четыре года, заняться подтверждением прав для местных жителей Ливонии в период острой борьбы между Орденом и Рижским архиепископством ²⁰⁰. Наиболее вероятным является предположение, что магистр хотел тем самым найти в ливах и латгалах союзников в борьбе с архиепископством. Если это так, то, следовательно, между 1324 и 1328 гг. были подтверждены право ливов и право латгалов со всеми установлениями, которые вошли в первые кодексы права этих народов. Вполне допустимо предположение, что право латгалов в сохранившемся виде восходит как раз ко времени Хане, причем положения о поединке (ст. 8 ЛП), о торговом компаньонстве (ст. 18) и ростовщичестве (ст. 22) латгалов уже тогда, очевидно, не употреблялись в судопроизводстве в связи с сокращением числа латгальской знати, ограничениями права свободной торговли и ведения ростовщических операций для местного населения, установленными завоевателями.

Кодекс права ливов был подтвержден, скорее всего, в том объеме, в каком он сложился в первой половине XIII в., т. е. в объеме статей 1 — 33 редакции Т ЛЭП, причем без имеющихся в них поновлений, отражающих рост ленного землевладения и усиление зависимости ливов от немецких феодалов.

Однако эти кодексы в начале XIV в. уже не отражали истинного социального и политического положения коренных жителей в Ливонии и их отношений с землевладельцами. Такие кодексы, являвшиеся опять-таки вынужденной мерой, не могли удовлетворить в первую очередь помещиков, под непосредственный [55] контроль которых все больше попадало крестьянское судопроизводство. Уже в 1315 г. по Вальдемар-Эрикскому ленному праву дворяне Харьюмаа и Вирумаа получали одновременно с леном полное право пользоваться десятиной и чиншем, а также распоряжаться жизнью и смертью крестьян в пределах лена (гл. 2 Вальдемар-Эрикского ленного права) ²⁰¹. Такое же положение есть в «Древнейшем рыцарском праве составленном в первой половине XIV в. и применявшемся главным образом на территории архиепископства ²⁰². Из ваковой книги Таллинского епископства 30-х годов XIV в. видно, что во владениях епископа в западных районах Вирумаа в качестве наказания крестьян применялись порка и смертная казнь ²⁰³. Очевидно, растущие права помещиков по своему усмотрению распоряжаться жизнью крестьян получили отражение и в практике местного судопроизводства. Отсутствие в кодексах права статей, четко фиксирующих преступления и провинности, требующие наиболее тяжелых мер наказания, способствовало росту произвола феодалов.

Фиксация соответствующих норм в местном праве, а также внесение в кодекс других изменений и дополнений на основании прецедентов, часто встречавшихся в судебной практике с развитием феодального мызного хозяйства, связаны, скорее всего, с мероприятиями, проводимыми Орденом (в первую очередь), рижским архиепископом и ливонскими епископами после подавления восстания Юрьевой ночи 1343 — 1345 гг.

Какие-либо акты, прямо свидетельствующие о создании нового кодекса права для местных жителей, нам неизвестны. Однако такое предположение кажется вполне реальным. Причина восстания — рост феодальной эксплуатации и произвола помещиков. Движение эстонцев, поддержанное ливами и земгалами, напугало ливонских феодалов и вынудило на значительное время притормозить увеличение крестьянских повинностей, чтобы предотвратить новые восстания ²⁰⁴. Для успокоения крестьян необходимо было упорядочить местное судопроизводство, т. е. в первую очередь точно определить, за какие преступления полагалась высшая мера наказания — «шея», колесование, за какие — порка.

Комплекс статей о смертной казни за кражу десятины (ст. 17 редакции К и редакции Р, ст. 34 редакции Т ЛЭП), о колесовании за намеренное убийство (ст. 31 редакции К, ст. 30 редакции Р, ст. 36 редакции Т ЛЭП), за грабеж на дороге, в церкви и в помещении (статьи 41, 42 редакции К, статьи 37, 38 редакции Р, статьи 39, 40 редакции Т ЛЭП), порка за нарушение приказа господина (ст. 34 редакции К, ст. 32 редакции Р), за клевету (ст. 35 редакции К, ст. 33 редакции Р ЛЭП) сохранился только в кодексе права, включившем в себя право ливов — ЛЭП. В этом [56] же кодексе есть изменения и дополнений в положениях, связанных с хозяйственной деятельностью местного населения в условиях расширения феодального землевладения (статьи 19 — 20, 21 — 24, 39, 40 редакции К, статьи 19 — 23, 36 редакции Р, статьи 21 — 25, 29 — 32 редакции Т ЛЭП), а также дополнения в области процессуального права (статьи 22, 42, 43 редакции Т, статьи 37, 38, 43 редакции К, статьи 39, 41, 42 редакции P ЛЭП).

Выбор для редактирования в середине XIV в. именно права ливов объясняется следующими обстоятельствами. В восстании 1343 — 1345 гг. участвовали эстонцы и ливы. Кодекс права эстонцев, согласно высказанному выше предположению, по форме и содержанию был очень близок праву ливов. Хотя Северная Эстония с 1219 г. находилась под властью Дании, ленниками в этих землях были в основном немецкие феодалы. Если верно заключение, что уже до 1219 г. в Харьюмаа, Вирумаа и Рявале действовал кодекс права эстонцев, составленный на немецком языке, то этот кодекс, очевидно, использовался там и в период датского господства. Далее, кодекс права ливов — первый кодекс, записанный в Ливонии на немецком языке. Таким образом, создание нового кодекса для местных жителей на основе права ливов не только не шло вразрез с судебной практикой в Эстонии, но и внешне как бы продолжало древнюю правовую традицию в Ливонии.

Инициатором урегулирования судопроизводства должен был выступить Орден, поскольку крестьянское движение в 1343 — 1345 гг. охватило в основном те земли, которые или уже были до восстания под: властью Ордена (ливы, эстонцы орденских владений на Сааремаа и Муху), или перешли к Ордену от Дании после поражения восстания.

Благодаря тому, что к середине XIV в. с ростом феодальной зависимости местного населения уже практически исчезли социальные, политические и экономические различия между коренными народами Ливонии, новый кодекс применялся, по-видимому, на всей территории Орденского государства, т. е. у эстонцев, ливов, латгалов, куршей, земгалов и селов. А так как потребность в таком кодексе была не только на орденских, но и на церковных землях Ливонии, кодекс был принят в Рижском архиепископстве и в Ливонских епископствах, населенных теми же народами.

Думается, что кодексы права латгалов и права куршей, земгалов и селов в середине XIV в. не редактировались и позже в судопроизводстве не применялись (за исключением статей 21, 24, 26 КП).

Статьи КП, связанные с усилением феодальной зависимости куршей, земгалов и селов, появились в кодексе, скорее всего, при его составлении на рубеже XIII — XIV вв. В ЛП подобные положения отсутствуют. Правда, они могли быть в несохранившемся конце кодекса. Все же более вероятным кажется то, что ЛП после середины XIV в. уже не действовало. Известные списки ЛП, очевидно, восходят к одному протографу не позже первой [57] половины — середины XVI в. Приписка «etc.» после ст. 25 может означать, что составитель этого протографа, переписывая уже не употреблявшийся в его время кодекс, не стал копировать текст целиком. Малочисленность списков ЛП, как и КП, также косвенно свидетельствует о незначительном интересе к этим кодексам в XVI в. и позже как к давно утратившим практическое значение правовым документам.

Таким образом, представляется достаточно реальным предположение, что ЛЭП в редакции XIV в. — это всеобщее крестьянское право Ливонии (о кодексе для крестьян Сааремаа и Ляэнемаа, дополнявшемся и действовавшем также после середины XIV в., см. далее).

В литературе этот дошедший до нас кодекс называется или крестьянским правом ливов ( «Liwische Bauerrecht» — в немецко-прибалтийской историографии), или «ливско-эстонским правом» (А. Швабе, В. Калнынь, Я. Земзарис). Однако, учитывая сказанное выше, было бы, на наш взгляд, правильнее назвать его «всеобщим местным (или крестьянским) правом Ливонии» или «правом для крестьян Лифляндии и Эстляндии» (для второй половины XVI-начала XVII в.).

Кодекс действовал вплоть до середины XVII в. Правда, некоторые статьи ЛЭП имели уже в XVI в. ограниченное применение (например, положения о ранении мечом, копьем, боевым топором).

На основании приведенного выше предположения о создании ЛЭП в середине XIV в. принятое в историографии мнение о составлении кодекса ЛЭП главным образом для земель Харьюмаа и Вирумаа не кажется нам верным. То обстоятельство, что кодекс всеобщего крестьянского права Ливонии гораздо чаще встречается вместе с документами, относящимися к территории Харьюмаа и Вирумаа, можно объяснить тем, что раньше, чем в Лифляндии, консолидировавшееся в землевладельческое сословие и более сплоченное эстляндское рыцарство вообще оставило больше рукописных собраний жалованных грамот и привилегий, нежели рыцарство других территорий Латвии и Эстонии. Часть документов, определяющих права и привилегии североэстляндского рыцарства, представляла интерес и для помещиков других земель Эстляндии и Лифляндии, как орденских, так и церковных (Рижского архиепископства и других ливонских епископств), и попала в манускрипты, составляемые по их приказаниям наряду с непосредственно касающимися их документами.

Всего по публикациям и архивам известно 29 списков ЛЭП, из них 14 упоминаются в публикации Л. Арбузова, один — был найден прибалтийско-немецким историком К. Э. Напиерским и подробно описан К. Ю. Паукером ²⁰⁵, еще один — упомянут К. Ширреном в перечне документов по истории Ливонии из архивов Швеции и поныне хранится в архиве библиотеки Упсальского [58] университета ²⁰⁶, близкий списку Ширрена список был опубликован Л. Лесментом, остальные 12 списков ЛЭП, хранящиеся в архивах Риги, Таллина и Тарту, ранее в научных исследованиях не использовались.

Хотя все списки ЛЭП восходят к одному архетипному тексту середины XIV в. (кроме, возможно, списков редакции Т), в них есть значительные различия, связанные с изменениями, вносимыми в разных районах и отдельных крупных имениях Ливонии. По различиям списки ЛЭП можно разделить на 3 редакции: по определенному порядку расположения статей, количеству статей, их содержанию и формулировкам. Чтобы избежать путаницы и для удобства изложения материала, мы придерживаемся той же последовательности редакций, что и Арбузов, хотя проведенное ниже исследование позволяет предполагать, что редакция, помещенная второй, несколько старше первой. Две редакции выделил Л. Арбузов, третья редакция выделяется на основании найденных нами списков.

Редакция К

Древнейший из сохранившихся до нас списков ЛЭП — список из сборника документов эстляндского рыцарства «Красная книга» 1546 г. Появление в 1546 г. сборника привилегий для рыцарства Эстляндии можно объяснить событиями первой половины XVI в. в Ливонии. Этот период ознаменовался борьбой между прусскими помещиками, выступавшими за присоединение Ливонии к Пруссии, и ливонскими феодалами, стремившимися сохранить экономическую и политическую самостоятельность ²⁰⁷. Итогом этой борьбы и проявлением всеобщего недовольства ливонского рыцарства явилось решение ландтага в Вольмаре в 1546 г., по которому за Ливонией сохранялись все ее прежние права и привилегии ²⁰⁸. Составление сборника «Красная книга» произошло, скорее всего, именно под влиянием решения ландтага и на основании постановления, принятого северо-эстляндским рыцарством. Последнее отразилось в заголовке «Красной книги», в котором сказано, что Лоренц Ферсен записал права земли Харии и Вирлянда с согласия и по решению членов совета рыцарства Эстляндии ²⁰⁹. [59]

«Красная книга» 1546 г. послужила эталоном для составления, начиная со второй половины XVI в., аналогичных сборников прав и привилегий, полученных эстляндским и лифляндским рыцарством в XIII — XVIII вв. Наряду с более поздними документами (после 1546 г.) в такие манускрипты входили и документы XIII — XVI вв., не включенные в «Красную книгу». Интерес к таким сборникам усиливался в моменты важных политических изменений, грозивших незыблемости прав остзейского дворянства, перехода власти в Прибалтике к Польше, Швеции, России. При составлении подобных рукописных сборников пользовались чаще всего, видимо, не самой «Красной книгой», а копиями, которые снимались в разное время с включенных в нее документов. Списки всеобщего крестьянского права Ливонии в этих манускриптах отличаются от списка из «Красной книги» (список rВ) главным образом написанием слов, иногда измененной формой статей. Смысловые расхождения в них незначительные. Все эти списки объединены нами в одну редакцию — К, применявшуюся, по крайней мере с первой половины XVI в., на территории, подвластной Ливонскому Ордену ²¹⁰.

Актом, с которым вполне можно связать подтверждение всеобщего крестьянского права для орденских земель и появление редакции К ЛЭП, был указ магистра Плеттенберга 1525 г. В этом документе магистр подтверждал всем своим «подданным и всему Ордену в Ливонии» данные исстари права и привилегии ²¹¹. Сам же акт 1525 г. последовал за отказом магистра провести вслед за Тевтонским Орденом в Пруссии секуляризацию орденских земель в Ливонии и представлял своеобразное провозглашение нерушимости прав и привилегий ливонского дворянства.

Наряду с другими древними документами мог быть подтвержден и кодекс ЛЭП, использовавшийся в судах для населения, находящегося в крепостной зависимости и являвшегося объектом права собственности лифляндских и эстляндских помещиков.

Если считать (а это вполне возможно), что указ Плеттенберга сопровождался составлением, сборника, включавшего тексты прав и привилегий, то в него мог войти и текст ЛЭП. Не исключено также, что кодекс при эхом подвергся некоторому редактированию, не повлиявшему на содержание статей кодекса.

Конечно, подтверждение ЛЭП, приведшее к возникновению редакции К, могло произойти и ранее, между серединой XIV в. и началом XVI в., хотя даже столь косвенных, как акт 1525 г., указаний на это у нас нет, так что очень условно можно связать редакцию К с событиями 1525 г.

К редакции К (у Л. Арбузова — 1-я редакция) относятся 14 списков, из них 6 учтены в работе Арбузова и один — Лесментом.

Сборник «Красная книга» 1546 г. нам найти не удалось, но [60] известна копия с него — «Privilegia des Herzogthums Estlandt (Abschrift von «Roten Buch» 17 — 18 Jh)», происходящая из бывшей коллекции имения Кукерс баронов Толлей, которая дает представление о составе «Красной книги» ²¹². Вопреки названию этот манускрипт, видимо, не является непосредственной копией с «Красной книги». Все документы, в том числе и список ЛЭП, переведены на ранний новонемецкий язык. В начале сборника помещен перевод предисловия к «Красной книге», почти дословно повторяющий перевод, сделанный в конце XVII в. М. Бранди-сом ²¹³. Не исключено, что им же были переведены со средненижнемецкого языка все документы «Красной книги», тем более что, судя по протоколу собрания эстляндского рыцарства 1597 г., сохранившемуся в архиве Брандиса, он участвовал в ревизии привилегий дворянства, чтобы привести их в систему для удобства [61] практического пользования ²¹⁴. Возможно, что в тех же целях делался и перевод «Красной книги» на ставший уже к тому времени официальным ранний новонемецкий язык. Брандис же, скорее всего, добавил в «Красную книгу» и документы второй половины XVI в.

Переводом Брандиса «Красной книги» пользовался составитель рассматриваемой рукописи ²¹⁵. Список ЛЭП в этой рукописи (список RT) имеет, правда, некоторые смысловые отличия от списка гВ. Так, в нем отсутствует статья о наказании еретиков, что можно объяснить изъятием ее из кодекса в период господства протестантской Швеции (возможно, самим Брандисом). Кроме того, в списке RT формулировка статей о штрафах за ранение различными видами оружия более короткая, чем в гВ, хотя смысл положений при этом сохранен. Статьи в списке RT выделены, но не пронумерованы. Можно полагать, что то же было и в списке гВ.

К раннему протографу (по мнению Л. Лесмента, даже более раннему, чем список гВ) ²¹⁶ восходят три списка ЛЭП из архивов Швеции. Один из них — список К. Ширрена (список U), входил в манускрипт «Lieffl. Privill. 1546», содержащий, по сообщению Ширрена, только привилегии эстляндскому рыцарству ²¹⁷. Документы — те же, что в «Красной книге», доведенной до 1617 г., т. е. в сборник вошли привилегии, полученные эстляндским рыцарством с XIII в. по 1617 г., кончая подтверждением прав рыцарей Эстляндии, сделанным Густавом Адольфом 24 ноября 1617 г.

Второй список был опубликован Л. Лесментом (список L). Он также находился в «Красной книге», продолженной до 1617 г., причем сам список составлялся с копии из манускрипта «Die Est. Priv. 1546», имевшего номер 413 ²¹⁸.

Третий список был найден Я. Земзарисом в архиве Стокгольмской королевской библиотеки (список Z). Перед текстом стояла пометка «Die Liflaendische Privilegien 1546, Upsala № 413» ²¹⁹. Таким образом, списки Z и L составлялись с одного протографа. К тому же протографу восходит и список U. Текстологические различия в списках минимальные. Есть несовпадения в написании [62] некоторых слов. В списке U таких несовпадений больше, чем в списках Z и L. Кроме того, в нем объединены в одну статью статьи 39 и 40. Тем не менее все эти различия можно, скорее всего, объяснить погрешностями при копировании одного и того же текста.

Сразу за статьями кодекса права в списках следует дополнение о том, что данный документ является копией со списка, находившегося в стокгольмской королевской канцелярии вместе с другими правами и привилегиями. На этом основании Земзарис справедливо предполагает, что протограф списков (он учитывает только списки Z и L) входил в сборник древних привилегий, присланный в королевскую канцелярию эстляндским рыцарством после присоединения Эстляндии к Швеции. Название «Liflandische» вместо «Estlandische» могло появиться в связи с тем, что в XVII в. Швеции была подчинена большая часть бывшей Ливонии и иногда под Лифляндией в широком смысле понимали все шведские владения в Прибалтике. ²²⁰.

Рассматриваемые списки, как и список из «Красной книги», составлены на позднем средненижнемецком языке, но имеют по сравнению с ним некоторые орфографические отличия. В них изменена формулировка ряда статей, а также отсутствует статья о наказании еретиков. В последнем списки U, Z, L сходны со списком RT. Эту особенность списков, как кажется, можно объяснить составлением их в протестантской Швеции. Тем же обстоятельством могло быть вызвано добавление в ст. 33 (ст. 34 по списку гВ) «королевского величества и наместника короля» («der Konigl. Mtt Ihren befehlighaber») ²²¹.

Наибольшее сходство со списком гВ имеет список, составленный не ранее третьей четверти XVIII в., из сборника привилегий эстляндского рыцарства «Estoniae Nobilitatis Corpus Privilegiorum», или «Коричневая книга» (список В) ²²². Список помещен в [63] рукописи перед документами, относящимися к началу шведского правления в Прибалтике во второй половине XVI в. Текст написан на позднем средненижненемецком языке с большой примесью раннего новонемецкого. Статьи выделены, но не пронумерованы. Л. Арбузов полагал, что список В является непосредственной копией со списка гВ ²²³. Однако скорее его протографом был какой-то список, близкий гВ, но содержащий особенности, встречающиеся в других рассмотренных ниже списках.

Остальные списки редакции К, найденные нами в архивах, написаны на значительно более позднем языке и составлялись с протографов конца XVI — XVII в.

Список I входит в манускрипт «Estlaendisches Historisch-juridisches Repertorium» из коллекции Э. Иверсена из бывшей библиотеки барона Ю. И. Ризенкампфа ²²⁴. Сборник составлен, видимо, вскоре после 1712 г., в связи с переходом Эстляндии и Лифляндии под власть России.

Список I помещен среди документов историко-юридического реперториума на букву В («Bauer-Recht»). Заголовок, подобный заголовку в списке гВ, приводится к конце кодекса в несколько измененном виде и в переводе на новонемецкий язык. Текст кодекса написан на новонемецком языке с примесью средненижненемецкого, статьи не выделены. Формулировка статей о штрафе за ранение различными видами оружия в списке I сокращенная, как и в списке RT. В написании многих слов и выражений список I сходен со списком В. Но в списке I значительно больше новонемецких изменений.

Список R входит в состав рукописного сборника «Des Fuerstentums Estland Ritter und Landrecht, und verschiedene Urkunden aus schwedischer Zeit» из бывшей частной коллекции баронов фон Россилон ²²⁵. Рукопись составлена, видимо, в начале XVIII в., вскоре после утверждения российского господства в Эстляндии и в связи с этим событием.

Перед списком R в сборнике помещены те же положения о праве владения и наследования леном, что и перед списком RT, [64] взятые, очевидно, вместе с крестьянским правом из какой-то копии с «Красной книги». Документы 1587 и 1595 гг., явно добавленные в рукопись RT Брандисом, в сборнике R отсутствуют.

Текст списка R написан на позднем средненижненемецком языке с небольшой примесью раннего новонемецкого. Заголовок короткий: «Folgett datt Burrecht». Статьи выделены, но не пронумерованы. На полях рядом с текстом права имеется полустертая надпись о том, что этот кодекс возник между 1251 и 1293 гг. Надпись сделана, видимо, позже составления списка. Судя по чернилам и почерку, она принадлежит тому же лицу, который исправил букву v на f в слове «vinger» в статьях 6 — 8 списка R и размеры штрафов за отрубленные большой палец (ст. 4) и мизинец (ст. 8) по аналогии с ЛП или прибалтийским рыцарским правом — соответственно с 5 на 6 и с 3 на 2 марки. Перед группой статей о ранениях различных частей тела заголовок: «Von Vorwundunge» («О ранениях»).

Две статьи о штрафах за ранение различными видами оружия имеют сокращенную формулировку, аналогичную формулировке этих статей в списках RT и I. Сразу за текстом кодекса находится приписка о размере гака, обычного для Лифляндии. По этой приписке гак равняется 60 кв. лыкам («Linien»), в 1 лыке — 60 шнуров («Bast»), в 1 шнуре — 60 саженей («Fanden»). Шнуром длиной в 60 саженей пользовались польские комиссары и землемеры при обмере земель в имениях бывшего дерптского епископства, проведенном по приказу Стефана Батория в 1583 г. ²²⁶ Подобная запись о размере гака встречалась в документах И. Г. Арндту, а затем К. Ширрену и трижды Г. Боссе ²²⁷. В этой записи содержится, однако, ошибка, на которую обратил внимание уже Арндт, указав на необычно большие размеры гака при таком соотношении единиц измерения. Обычно лыками и шнурами пользовались как равнозначными величинами. По мнению Арндта, в первоначальном варианте записи должно было быть следующее: шнур равен 60 саженям, 60 саженей — 1 лыку, 60 лыков в длину и ширину — 1 гаку. При этом шнур и лык равны ²²⁸. Заключение Арндта не вызывает возражения. Шнурами, содержащими определенное количество саженей, пользовались в Ливонии при обмере земель и в более раннее время ²²⁹. Несмотря на ошибку приписка о размере гака [65] после текста права в списке R свидетельствует о том, что его протограф составлялся после 80-х годов XVI в, в Южной Эстонии, находящейся под властью Польши, или под влиянием списка конца 80-х годов, происходящего из Южной Эстонии.

В отличие от гВ и других списков редакции К, в списке R за расчистку чужого лесного участка, предназначенного под пашню, перепашку чужого удобренного поля и увод из хлева взятой в залог за потраву скотины полагался штраф в 11 марок, а не 9. Появление цифры 11 в тексте можно объяснить ошибкой переписчика.

Список СА входит в сборник «Alte Livlaendische Rechte und Privilegia»), называемый также «Кодекс Александров» ²³⁰. Датировка рукописи Л. Арбузовым первой половиной XVII в. не вызывает возражений ²³¹.

Текст ЛЭП в сборнике написан на раннем новонемецком языке, статьи выделены, но не пронумерованы. Заголовок «Straffoder Pauer-Recht in Liefland gewoenlich» имеет сходство с заголовком в списке из рукописи фон Химмелыпъерна, упоминаемой Л. Арбузовым ²³². Главная особенность списка СА заключается в том, что здесь есть статья, назначающая штраф за непреднамеренное убийство крестьянина — 40 марок, а за убийство немца или любого свободного, не причисленных к дворянству, — 80 марок. Ни в одном другом из известных списков кодекса такого дополнения нет. Когда именно оно появилось в тексте права, неясно. Но вряд ли ст. 9 могла приобрести подобное содержание раньше конца XIV — XV в., т. е. раньше того времени, когда началось дальнейшее усиление феодальной и крепостнической зависимости крестьянства.

Ряд особенностей списка СА сближает его со списками редакции Р. Так, в списке СА отсутствует статья о краже господской десятины. Вместо нее — статья о «краже» господской границы. Точно так же звучит эта статья в списке фон Химмелыньерна и в списке из рукописного сборника конца XVII в. из Таллинского городского архива, также учтенном Арбузовым ²³³. Статья о «краже» господской границы есть и в списках редакции Р, правда, в них есть и положение о краже десятины. Общее в списке СА с [66] редакцией Р и в том, что статьи о наказании еретиков и колдунов объединены в них в одну.

Перед текстом в списке СА помещен перевод размеров штрафов, выраженный в марках, в лоты серебра. В 1 марке по списку — 2 лота серебра. Такое содержание серебра в марке было после реформы 1422 г. ²³⁴, т. е. эта приписка могла быть добавлена к тексту ЛЭП вскоре после 1422 г. и находилась при каком-то списке кодекса еще до появления редакций К и Р. Такая же приписка, по замечанию Л. Арбузова, была после «Рижского списка» редакции Р. Следовательно, можно говорить о взаимовлиянии протографа списка СА и одного из списков редакции Р.

Мы рассмотрели известные нам целиком списки ЛЭП. Добавим, что количество статей в списках варьируется от 44 (RT, U, L, Z, СА) до 45 (гВ, В, I, R) статей. Такое же количество статей, судя по предыдущим публикациям, и в других списках редакции К, известных К. Паукеру и Л. Арбузову. Лишь в списке, найденном Паукером ²³⁵ (нам он целиком неизвестен), есть 46-я статья, заимствованная, очевидно, из гл. 12 ЭП.

Редакция P

Редакция P — 2-я редакция, выделенная Л. Арбузовым ²³⁶. Различия между редакциями К и P заключаются в следующем. В редакции P несколько иной порядок расположения статей в конце кодекса (ср. статьи 35 — 42 редакции P и соответственно статьи 44, 39 — 43, 45, 37, 38 редакции К). Многие статьи в редакции P имеют более полную и, как кажется, более позднюю формулировку, чем в редакции К, хотя общий смысл установлений не меняется (ср. статьи 1, 12 — 15, 27, 39, 40 редакции P и статьи 1, 12 — 15, 28, 43, 45 в редакции К). Ряд статей в редакции P отличается по содержанию (ср. статьи 9, 16, 17, 19, 37, 38 редакции P и статьи 9, 16, 17, 19, 41, 42 редакции К).

В ст. 9 редакции P говорится о выплате выкупа за убийство, если виновный придет к соглашению с родственниками убитого. В редакции К формулировка ст. 9 короткая: «За убийство — 40 марок». Судя по форме, статья в таком виде была и в праве ливов. Формулировка же ст. 9 в редакции P имеет аналогии в ст. 8 ЛП, где в случае убийства на поединке убийца договаривается о выкупе с родственниками убитого без участия судьи, и в ст. 2 главы 2 ЭП, по которой виновный, не сумевший договориться с родственниками убитого в сеньориальном суде, обращается с выкупом и просьбой решить дело миром к верховному судье. Учитывая то, что архетип редакции P восходит ко времени не ранее середины XIV в., т. е. ко времени, когда решение дел подобного рода в суде было обязательным, можно скорее предполагать, что [67] смысл в ст. 9 редакции Р такой же, как в ЭП. Изменение же первоначальной короткой формулировки статьи могло произойти под воздействием ЭП или прибалтийского рыцарского права (ст. 1 главы 134 СРП) ²³⁷, положение которого повлияло и на установление ЭП, в конце XIV — начале XVI в.

В ст. 7 редакции Р безымянный палец назван «четвертым», а не «третьим». Счет, при котором безымянный палец называется третьим, более древний. Он восходит к тому времени, когда существовало четкое разграничение между большим и остальными пальцами ^237а. Видимо, в древнейшем праве ливов ст. 7 выглядела так же, как в редакции К (и в редакции Т) ЛЭП.

В ст. 16 о насилии над женщиной, ст. 37 о грабеже на дороге полагается штраф в 40 марок, а не «шея», как в соответствующих статьях редакции К. В ст. 17 о краже десятины, ст. 38 о грабеже в церкви и в помещении смертная казнь может заменяться выкупом в 40 марок. Это, как кажется, поновление, отсутствующее в архетипе ЛЭП середины XIV в. (ср. со сходной по содержанию ст. 21 КП, где за кражу на мельнице и в церкви полагается «колесо»).

В ст. 19 редакции Р речь идет о перепашке межевой полосы и удобренного поля, в ст. 19 редакции К — только о перепашке удобренного поля. Как уже говорилось, положение о перепашке межи, вероятно, заменило статью о поломке межевых знаков. Такое положение (в виде отдельной статьи или вместе с положением о перепашке удобренного поля) было первоначально, видимо, и в редакции К. Без него непонятна следующая, 20-я статья о присоединении межи к полю, которая есть и в редакции К и в редакции Р. В редакции Р добавлена ст. 21 о «краже» господской границы, т. е. краже межевых камней, столбов и т. п.

В тексте редакции Р есть еще некоторые особенности, встречающиеся лишь в отдельных списках редакции К. Например, в ст. 26 редакции Р и в списках L и Z редакции К, а также еще в двух списках редакции К ²³⁸ штраф за укус каждым зубом 4 марки, а в остальных списках редакции К — 3 марки. В ст. 32 редакции Р и в трех списках редакции К, упоминаемых Л. Арбузовым ²³⁹, за нарушение приказа господина полагается порка или «шея», тогда как в остальных списках редакции К — только порка. Названные совпадения, скорее всего, объясняются влиянием списков редакции Р на списки редакции К. Возможно также, что [68] они могли отвечать и каким-то местным особенностям в правовых установлениях тех районов, где действовала редакция P и были составлены указанные списки редакции К.

В редакции P объединены в одну некоторые статьи, существующие раздельно в редакции К: ст. 22 редакции P и статьи 21, 22 редакции К; ст. 23 редакции P и статьи 23, 24 редакции К (об уводе скотины, взятой в залог) ; ст. 31 редакции P и статьи 32, 33 редакции К (о сожжении еретиков и колдунов) ; ст. 36 редакции P и статьи 39, 40 редакции К (о краже сена у господы). Текстологическое сравнение этих статей дает возможность предполагать, что в редакции К они имеют более архаичную форму и, очевидно, больше соответствуют архетипной форме этих статей.

Значительные отличия и в заголовках редакции К и Р. В заголовке редакции P стоит не «bur-», a «burgrecht», что на первый взгляд должно соответствовать понятию «городское право». На этом основании К. Ю. Паукер считал, что в заголовке редакции P ошибка переписчиков кодекса в XVI — XVIII вв., которым слово «bur» было уже непонятно ²⁴⁰. Однако в документах конца XIV — XVI в. термин «burgrecht», «Burgerrecht» встречается и в значении «особое право», «право жителей», «гражданское право», причем такое значение для этих терминов считается первичным, а значение «городское право» — вторичным ²⁴¹. Таким образом, «burgrecht» в редакции P равнозначно «vornemlichen Recht» в ЛП и «burrecht» в ЛЭП редакции К, но восходит к более позднему времени, чем два последних термина.

Отметим также, что в заголовке редакции P в отличие от редакции К не упоминается об участии в кодификации права Ордена. В нем говорится о праве, принятом старейшинами ливов и подтвержденном епископами Ливонии.

Добавим, что все списки редакции P составлены на раннем новонемецком языке. Кроме того, в списках этой редакции штрафы взимаются в марках в «монетах епископства» («stifftischer muntze»).

Упоминание в списках редакции P епископских монет позволяет связать ее с владениями высших духовных правителей Ливонии. На то же указывает и заголовок редакции Р, где из правителей Ливонии названы только «епископы», а Орден не упоминается. Интересно поэтому сопоставить списки редакции P с отрывком списка кодекса права для крестьян Тартуского (Дерптского) епископства (список D), написанного также на раннем новонемецком языке. Список D входил в сборник правовых документов конца XVI в. и имел заголовок, указывающий на применение его положений в Тартуском епископстве ²⁴². В списке D, как и [69] списках редакции P, упоминаются епископские монеты. Между этими списками есть существенные различия. Так, все статьи в списке D имеют заголовки, передающие суть правоположений. В ст. 15 D вместо смертной казни за насилие над женщиной назначался денежный штраф. В ст. 16 о краже десятины, в отличие от списков редакции Р, взимался только денежный штраф, но в этой статье есть приписка, упоминающая единицу измерения зерна — «кюльмет», характерную для Тартуского епископства. В ст. 5 за увечье мизинца — штраф 2 марки, а во всех других списках ЛЭП — 3 марки. Вместе с тем различия в тексте остальных статей в списке D и редакции Р минимальные. Хотя нам известно только 20 статей списка D, сравнение текстов позволяет предположить, что в основе права Тартуского епископства лежит редакция Р, причем, судя по некоторым средненижненемецким словам и написанию слов в списке D (например, «sune» в ст. 3, а не новонемецкое «Soehnung» в списках редакции P; «negst» в ст. 5, а не «nechst»; характерное для нижненемецкого обозначение щелевого звука «g» через «gh» в статьях 3, 9 D) ²⁴³, можно заключить, что архетип редакции Р был составлен на средненижненемецком языке или с большой примесью нижненемецкого.

Таким образом, текстологическое сравнение списков редакций Р и К, а также редакции Р и кодекса для Тартуского епископства позволяет предположить, что редакция Р была составлена для территорий ливонских духовных государств (в том числе и Рижского архиепископства) не позже первой половины — середины XVI в. Список D представляет собой вариант (или извод) редакции Р, предназначенный для Тартуского епископства.

Редакция Р имеет общий архетип с редакцией К. Таким архетипом мог быть кодекс, составленный в середине XIV в. Составление же самой редакции Р, официально предназначенной одновременно для нескольких ливонских епископств, можно, как кажется, связать с деятельностью в Ливонии Иоганна Бланкенфельда, епископа ревельского, дерптского, а затем архиепископа рижского, фигуры весьма заметной в истории Ливонии первой четверти XVI в. ²⁴⁴ Став главой крупнейшего государства в Ливонии, Бланкенфельд специальным документом подтвердил древние права и привилегии своим вассалам и постановил решать дела в судах всех своих подданных «по старому обычаю» («па older gewanheit») ²⁴⁵. He исключено, что на появление этого документа также повлияла секуляризация земель в Пруссии и необходимость в связи с этим подтвердить незыблемость владений [70] католической церкви (в лице рижского архиепископа и ливонских епископов) и ее вассалов в Ливонии.

Можно полагать, что в это время наряду с подтверждением прав вассалов был подтвержден и кодекс права для крестьян архиепископских и епископских земель. За основу для подтверждения был взят один из списков ЛЭЛ, действовавших на территории Рижского архиепископства (возможно, находившийся в архиепископской канцелярии). При этом подвергся редактированию и текст кодекса. Видимо, тогда был изменен заголовок кодекса и добавлены марки в «монетах епископства».

Связывать добавление «монет епископства» с именем Бланкенфельда позволяет следующее обстоятельство. До Бланкенфельда в течение 40 лет (с 1484 по 1524 г.) архиепископы чеканили монеты совместно с магистром Ордена. Бланкенфельд же отказался от этой практики. Став в 1524 г. архиепископом Риги и главой крупнейшего государства в Ливонии, он .ввел в употребление на всех подвластных ему территориях монеты, которые от его имени начали чеканить в 1518 г. в Тартуском епископстве ²⁴⁶. Таким образом, указание на штрафы в «монетах епископства» в кодексе права, с одной стороны, подчеркивало самостоятельную чеканку монет правителем тех земель, где действовала эта редакция ЛЭП, а с другой — соответствовало тому, что во владениях Бланкенфельда ходили монеты, чеканенные в епископстве (Тартуском), а не в самом архиепископстве.

Наше предположение о том, что редакция P ЛЭП была составлена в 1524 г. для государства Иоганна Бланкенфельда, получило бы дополнительное подтверждение, если бы был найден полный список кодекса права крестьян Тартуского епископства. Тем не менее нам кажется, что и в свете приведенных доказательств высказанное выше предположение вполне допустимо.

До настоящего времени целиком были опубликованы тексты двух списков редакции Р: список А (Арндта) и так называемый «Рижский список» из сборника лифляндских привилегий XVIII в., найденный и использованный Л. Арбузовым, — список RH ²⁴⁷. Кроме них, были известны еще два списка: список, найденный К. Э. Напиерским и упомянутый К. Ю . Паукером ²⁴⁸, и список из манускрипта XVII в. «Jus. prov. Livon. Privileg. Esthon». ²⁴⁹ Арбузов поместил в своей публикации и отрывок из списка ЛЭП на эстонском языке XVII в., найденный В. Рейманом ²⁵⁰. Списки, [71] упоминаемые Арбузовым, нам найти не удалось. Однако нам известны еще пять списков этой редакции, ранее не использовавшиеся.

Список V. Наиболее древний список, который известен нам целиком, — список из манускрипта, составленного в середине XVII в., очевидно, рижским ратманом Иоганном Витте ²⁵¹. На корешке обложки рукописи название: «Ritterrecht der Livlandisches». В рукопись входят документы XIII — XVII вв., связанные с лифляндским и эстляндским рыцарством и г. Ригой. Текст ЛЭП находится среди документов первой половины XVI в. ²⁵² Датировать составление -списка можно 1647 — 1657 гг. (между датой последнего документа в манускрипте и датой смерти Витте.

После текста ЛЭП в рукописи идет приписка о том, что эта копия была сделана со списка из шведской королевской канцелярии, находящегося вместе с копиями древних привилегий, свобод и распоряжений, т. е. точно такая же приписка, что и после списков L и Z редакции К. Поэтому вполне допустимо, что составитель протографа списка V заимствовал эту приписку после текста из протографа списков L и Z (или наоборот). Можно также сказать, что список V или его протограф был сделан в Швеции в королевской канцелярии.

Все другие списки редакции Р, известные нам по архивным материалам и публикациям, составлялись с протографа, имеющего некоторые отличия от списка V и, очевидно, от архетипного текста редакции Р. Во всех этих списках отсутствует статья о штрафе за увечье указательного пальца (видимо, пропущенная составителем протографа). В статьях о штрафе за ранение мечом и за кровавую рану под одеждой размеры штрафов в списке V отличаются от штрафов в других списках редакции Р. За кражу десятины в списке V взимался штраф в 40 марок (такой же, как в списке D), а в других списках редакции — 20 марок. Есть также и более мелкие расхождения, не влияющие на смысл статей. Причем, [72] если названные отличия в списках V и D по сравнению с остальными этой редакции можно объяснить изменениями (ошибочными или намеренными) в протографе последних, то некоторые другие разночтения между ними и списком V, видимо, появились в результате ошибки составителя списка V при копировании более раннего текста. Так, например, в ст. 31 V у существительного мужского рода единственного числа в аккузативе вопреки правилам грамматики — окончание «n» («einen Ketzern und Zauberern»), тогда как в других списках существительные стоят в правильной форме.

Нами найдено четыре списка редакции Р, ранее не использовавшиеся в научных исследованиях, восходящие к позднему протографу.

Наибольшее сходство со списком V сохранил список из рукописного сборника документов «Entwurft einiger Historisch Nachricht ueber die Lieflaendische Priwilegia» (список Sb). Рукопись входила в коллекцию П. Шивельбайна и была составлена не ранее третьей четверти XVIII в. ²⁵³ Судя по составу манускрипта, его автор интересовался не только лифляндскими документами. Однако порядок расположения источников в сборнике указывает на то, что переписчик связывал кодекс крестьянского права с территорией Рижского архиепископства.

Текст права написан на раннем новонемецком языке, каждая статья, как и в списке V, начинается словом «item», но список Sb уже не содержит названных особенностей, присущих списку V, которые можно считать архетипными для редакции Р.

Остальные известные нам списки редакции P по текстологическим особенностям можно разделить на две группы. К первой относятся три списка, сходных со списком RH, отличающиеся от него только написанием отдельных слов. Один из них (список F) входит в рукописный сборник правовых документов, составленный в первой половине XVIII в. ²⁵⁴ Поскольку в манускрипт включены правовые документы, действовавшие в Лифляндии и Эстляндии в XVII в., можно предположить, что, по мнению составителя [73] сборника, установления крестьянского права также еще не утратили в то время правовой силы. Список F на статьи не разделен.

Другой список находится в рукописи первой половины XIX в., составленной, видимо, Э. Сиверсом, одним из авторов «Исторических сведений об основании и ходе местного законодательства губерний остзейских», изданных в 1845 г. (список S) ²⁵⁵. Список S, как и список F, на статьи не разделен. Выделены только положения об увечье органов тела и пальцев. Некоторые слова в списке S написаны сокращенно. На полях рядом с текстом кодекса отмечено, что похожий на этот текст был опубликован Паукером, но, кто делал эту пометку (Сивере или кто-то после него), по почерку определить трудно.

В рукопись Сиверса вошли три документа из предыдущего сборника. Учитывая это, а также сходство между списками F и S в написании слов и то, что оба манускрипта хранятся в одном архиве, можно предположить, что Сивере копировал документы с рукописи F.

Довольно легко восстановить полностью список редакции Р, найденный Напиерским и опубликованный Паукером (список RN). Паукер приводит разночтения списка в сравнении со списком Арндта. По написанию слов и формулировке статей список RN относится к той же группе, что и списки RH, F и S. Как отмечал Напиерский, в рукопись, кроме списка ЛЭП, вошли «Переработанное рыцарское право», «Древнейшее рыцарское право» и Вальдемар-Эрикекое рыцарское право, составленное для Северной Эстляндии в начале XIV в. Рукопись хранилась в архиве лифляндского рыцарства в Риге ²⁵⁶. Время составления сборника неизвестно.

К той же группе списков, судя по замечаниям Л. Арбузова, относится список из сборника «Jus. prov. Livon. Privileg. Esthon.» первой половины XVII в. с Приложениями конца XVII в. ЛЭП находится среди документов Приложения. За текстом ЛЭП в этом списке следует такая же приписка о количестве лотов серебра в 1 марке, как после списка RH и перед текстом в списке СА редакции К. Текст же целиком по основным разночтениям только к шести статьям восстановить не представляется возможным ²⁵⁷.

Ко второй группе относятся список А и очень близкий к нему по формулировкам статей и орфографическим особенностям текста список из манускрипта «Materialien zur Geschichte Livlands», [74] составленного Г. И. Ливеном ²⁵⁸ между 1791 и 1815 гг. ²⁵⁹ Список ЛЭП из этого сборника (список RL) отличается от списка А только написанием отдельных слов. Кроме того, в списке нет последней статьи. Как следует из пометок составителя рукописи, некоторые документы, включенные в нее, были скопированы с печатавшихся ранее текстов. Не исключено, что текст ЛЭП Ливен также переписал с публикации Арндта, однако не очень точно и не дописав одну статью. Статьи о размерах штрафов за ранение различными видами оружия в списках А и RL имеют сокращенную формулировку, такую же, как в списках RT и I редакции К. В ст. 24 в этих списках за увод чужой скотины с поля полагается штраф в 18 марок, в отличие от 1 марки в других списках, что, очевидно, является результатом ошибки составителя протографа списков RL и А. Конец заголовка кодекса в списках RL и А несколько отличается от заголовка других списков редакции P В статьях 27 и 28 ошибочно переставлены местами слова «bluth-wunde» и «blaw wunde», а в ст. 36 выпущены слова «fuer jechlich fuder», что также следует объяснить недосмотром при составлении копии-протографа этих списков.