СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

К ИСТОРИИ НАШИХ СНОШЕНИЙ С КРЫМОМ

(Посылка поручика Зубарева в Бахчисарай).

1747.

При разборе дел Астраханского губернского архива, мне удалось отыскать переписку под заглавием "Столп о Трухменцах" (нач. 1745 и оконч. 1747 года), где, кроме сведений о сношениях наших с Мангышлакскими Туркменами, о их желании быть Русскими подданными и о посылке к ним в 1745 г. с этою целию капитана Копыловского, имеются еще некоторые показания о сношениях Астрахани с Крымом.

Как известно, ханство Крымское с давних пор причиняло немало вреда России. За действиями и замыслами его владетелей предписывалось зорко следить не только ближайшему пограничному начальству, но даже отдаленной Астрахани. Хотя, после мирного трактата, заключенного с Турцией в 1739 году, Крымцы не делали явных вторжений в пределы Русского государства, но они имели большое влияние на подданных наших Черкес и Калмык, враждебно настраивая их против Русских. Особенно ненадежными подданными были Закубанские горцы и Кабардинцы. Постоянные их ссоры между собою, доносы друг на друга, выпрашивание подачек — все это доставляло нам немало хлопот. Близость Крыма и Ногайской орды к этим новым нашим владениям еще более усложняла дело; ибо Ногайцы, как и Крымцы, всегда неожиданно могли явиться в Кабарду, чтобы произвести там переворот и заставить выйти горцев из под власти ненавистных "Урусов", так как Турки все еще не могли примириться с мыслию, что мусульманские народы состоят под главенством христиан. Бояться же им упрека в нарушении мирного трактата было нечего: в случае неуспеха вся вина падала на вассала Порты, Крымского хана, и на Ногайцев, как людей безпокойных, не слушающих даже велений султана. В виду этого, так как Астрахань была ближайшим Русским поселением к Кавказу, от местного (Астраханского) начальства требовалось неукоснительно и внимательно следить за Кабардой и другими горскими народами и всячески выведывать о намерениях Крымского хана. Губернаторы Астраханские пользовались каждым благоприятным случаем посылать к хану "послов" и там разведывали о состоянии Крыма и его замыслах. [458]

В конце 1746 года у Мангышлакских Туркмен было выкуплено пять пленных Турок. Астраханский губернатор Брылкин с целию узнать о настроении Бахчисарайского и Константинопольского дворов (так как стало известно, что в Ногайских степях и на Кубани "происходят некоторые неустройства"), решил послать этих Турок к Крымскому хану Селим-Гирею, "как знак своего к нему расположения".

Исполнение этого поручения было возложено на поручика Астраханского гарнизона Терского полка Петра Зубарева. Ему дана была инструкция о том, как "принять Турок от Татарского судьи, адъютанта Григорьева, и ехать до Царицына на каюках", которые одновременно посылались до Саратова, "с командированною из Астраханского гарнизона ротою, к "соляным делам", как везти их в дальнейший путь и как сдать в Бахчисарае. Он был снабжен от губернатора надлежащим паспортом и письмом "к сиятельнейшему Крымскому хану, главнокомандующему и оберегателю Бахчисарайскому". С ним командировали толмача Федора Матвеева и выдали ему на всю поездку из казны 30 рубл., да вперед жалованье за Январьскую и Майскую трети, на переводчика 10 рубл. и на пропитание Турок до Царицына "провианта против солдатских дач, на полмесяца по одному четверику (итого 5 четверик.), да сверх того на харч каждому по рублю". Из Царицына пленные отправлены далее на подводах ¹ под конвоем до Донских станиц Царицынских казаков, а потом до крепости Св. Анны казаков Донских.

В конце Мая 1747 г. Зубарев выехал из Астрахани, а 8 Сентября возвратился назад, привезя с собою ответное письмо Селим-Гирея и вместе с тем представил губернатору путевой журнал, который он вел со дня выезда из крепости Св. Анны ² по день возвращения.

Журнал этот хотя в общем более похож на дневник-маршрут с показанием мест, речек и даже колодцев, чрез которые поручик проезжал, тем не менее в нем есть и личные любопытные и довольно своеобразные наблюдения автора, относящиеся главным образом к возложенному на него поручению, а также его переговоры с ханом и с его приближенными и сведения о замыслах Крыма, имеющим некоторый интерес для истории. Почему мы и решаемся привести здесь данные этого дневника в сокращении и в исправленном виде ³.

Выехав 2-го Июля из крепости Св. Анны и переправившись чрез реки Васильевку и Аксай на другую сторону, в урочище Казитерине Зубарев ночевал. На другой день он проехал речки Темеринку и Марис-Чюкеле, потом 4-го числа переправился чрез реки Миус в [459] Каменном броде и Некле и 5-го реки Самородку и Еланчик Первый. Прибыв 6-го Июля на р. Другой Еланчик, он ездил с письмами от коменданта крепости Св. Анны Качинского и Донского атамана Ефремова на устье р. Калмиуса к одному Запорожскому полковнику, который стоял тут со своим отрядом, и взял у него двух казаков "для конвоя до Турецкой границы", до которой было только два дневных перехода (реки Колец, вершина буерака Самарина и р. Камышеватая).

8-го числа Зубарев достиг р. Берды и отпустил от себя Запорожцев. Тут был "рубеж". За Бердой начинались уже Крымские степи, пока еще пустынные и безлюдные. Скотские табуны туземных жителей начали появляться только после двух дней пути (чрез реки Бердинку, Курсак и Кягиику) близь Молочных вод, куда поручик со своими пленниками прибыл 10 Июля. А за копанями ⁴ Азиз и Каракуй, в степи по обеим сторонам дороги до Перекопа, уже кочевали многие аулы Ногайских Татар, которыми заведывал Тинмамбет-мурза Нуралиев.

Отпустив 14-го числа с урочища Енче вперед обоз с командою, Зубарев, в сопровождении трех казаков и своего переводчика, отправился к этому мурзе с просьбой дать надежного проводника "для лучшего и безопасного проезда чрез Сиваш (то-есть Гнилой залив).

Нуралиев жил отдельно от аула, саженях в двухстах. У него была своя кибитка, лучше других убранная, и особый палаточный намет. Во время приезда Зубарева он сидел в кибитке с двумя знатными Татарами. "С обыкновенным респектом и учтивостию", поручик вошел в кибитку и, "поздравляя мурзу с благополучным пребыванием", чрез переводчика "представил ему следующее".

"По высочайшему ея императорского величества моей всемилостивейшей государыни указу отправлен я из Астрахани ея императорского величества от действительного камергера, кавалера и Астраханского губернатора Ивана Онуфриевича Брылкина к сиятельнейшему Крымскому хану в Бахчисарай, а к вам, приятелю моему, приехал для требования, чтобы вы, по находящейся между обеими империями дружбе, пожаловали мне, для провожания моего до Перекопа, знающего дорогу чрез Сиваш провожатого". Мурза: "За приезд ваш дружеский благодарствую, а по надобности вашей провожатый вам приготовлен будет".

Поручик, поблагодарив мурзу "с надлежащим почтением", вышел из кибитки, и не успел он доехать до обоза, как посланный провожатый Ногаец уже явился к нему.

В тот же день, во время отдыха, верстах в 20-ти от аула Нурадиева, близ дер. Янпы, приехали на стан к поручику Зубареву какие-то Татары, оказавшиеся впоследствии Очаковскими жителями. Увидя среди чужеземных людей своего Ногайца, они приступили к нему с расспросами.

— С какими людьми и куда ты едешь? [460]

Проводник: Едет это Российский офицер с нашими Турками в Бахчисарай, а я послан от мурзы проводить их чрез Сиваш.

Приезжие: В ауле ли находится мурза Тинмамбет? Слышно, что у него будет банкет. Готово ли войско, которое собиралось в поход, и как оно скоро пойдет?

Проводник: Банкет у нашего мурзы будет и ныне и завтра; войско уже собралось и выступить после банкета дня через два или три.

Получив такую приятную весть, Татары "не мешкав", направились в аул к Нурадиеву. После их отъезда поручик чрез переводчика "разведывал" от Ногайца "о каком содержании они разговаривали", и проводник, ничего не подозревая, рассказал все на чистоту.

Упоминаемое войско было собрано из Ногайских улусов с намерением идти в Большую и Малую Кабарды "для взятия с некоторых тамошних владельцев ясырю"; ибо уже лет 20-ть минуло, как Кабардинцы состояли "под владением Турецкого султана и с них надлежащая дань в Царьград всегда была собираема ясырем ⁵. За половину прошлого года владельцы эти отдали только половину дани, и больше, видимо, не хотели ничего давать. Вследствие этого, чтобы наказать их и взять следуемый с них ясырь, посылалось туда 5 тыс. Ногайцев, да с Кубани несколько тысяч Татар, под начальством "главного мурзы" вышепоказанного Нуралиева ("которого Крымцы славят у себя великим батырем"). Дня через три после "банкета", который устраивался Тинмамбетом в честь восьмилетнего сына Крымского хана, отданного ему на воспитание, войска выступали на Кубань. Посему проезжие Очаковские Татары и спешили поскорее попасть в аул Нуралиева, чтобы с одной стороны но упустить пиршества, а затем проститься и проводить своих родственников в дальний поход.

Следом за ними, при переезде чрез Сиваш, Русскому офицеру попались, ехавшие из Перекопа в двух колясках, четверо знатных Турок (оказавшиеся Янычарскими агами), которые также направлялись к мурзе "для совета об отправлении войска".

К вечеру того же 14-го Июля, поручик Зубарев достиг до "самой Перекопской линии". У крепостных ворот, "в которые въезжают", караульные Янычары его остановили. "Спрося обыкновенно", из какого он места и куда едет, один из них тотчас же отправился "внутрь линии к каймакану" (командиру крепости). Не позже, как через час Янычар возвратился и предложил поручику отправиться на отведенную квартиру в Греческой слободке (в сопровождении того же Янычара). Вскоре к нему явился от каймакана "толмач Армянской породы" поздравить его с приездом. Поблагодарив последнего "за приятность с учтивостью", поручик просил доложить коменданту о своем желании ему представиться. Через полчаса переводчик явился с ответом. Тогда [461] Зубарев, захватив с собой трех казаков и своего толмача, поехал в Перекоп. Но каймакан, как бы оказывая большую Русскому Офицеру учтивость, а в сущности, не желая допустить его в крепость, сам вышел к нему из городских ворот, с несколькими своими приближенными знатными Крымцами, и встретил его приблизительно саженях в 50-ти от крепостной стены. Поручик, конечно, с разу уразумел. для чего сделана такая пышная встреча, но не настаивал пробраться во внутрь Перекопа. Лишь, учиня с подлежащею учтивостию "поклон", он подошел к коменданту и подал ему свой паспорт.

— Почтенный господин каймакан, сказал он при этом, ведая вас, яко пограничной крепости коменданта, объявляю вам мой "паспорт", по которому я отправлен по высочайшему ее императорского величества указу к хану в Бахчисарай.

— По паспорту вашему, что вам в отправлении хану подвод принадлежит, отвечал каймакан, то число дано будет.

Поручик: Для отправления моего прошу пожаловать тринадцать лошадей и две арбы, а остающихся здесь лошадей, казаков моей команды, благоволите приказать принять, чтобы оные до моего приезда, где принадлежит, содержаны были; а для проезда безопасного (прошу) пожаловать мне конвой.

Каймакан: Лошадей, которые имеют быть вам в подводы, велю собрать чрез своего почтмейстера и вам пришлю. Оставших от вас лошадей надлежит отдать ему же, которому от меня приказано будет, чтобы оные отданы были для пастьбы в находящийся здесь ханский табун. А конвою брать вам много не советую, ибо ныне везде тихо, и в проезде обид никому не чинится. С вами будет (послано) трое сеймаков, которые и проводят вас до Бахчисарая.

После этого комендант Перекопской крепости тут же под открытым небом приказал подать кофе и "чрез своих знатных" угощал им поручика. Зубарев выпил только одну чашку, еще раз "повторил ему о скорейшем отправлении и, "отдав с учтивостию комплимент", поехал на свою квартиру. Более часа Турецкий вежливый каймакан продержал его на лоне природы, под палящим южным солнцем.

На другой день поручик сдал 28 казачьих лошадей присланному почтмейстеру. Вскоре к нему явился комендантский переводчик, в сопровождении туземных музыкантов. Последние были присланы от каймакана, "яко здешнего главнокомандующего", поздравить с приездом Русского офицера, по Турецкому обыкновению, "музыкой". Как ни жался поручик, а надо было дать им два рублевика, "с настоящим благодарением за приятность каймакана".

Музыканты ушли, переводчик остался и, между разговорами, поведал Зубареву, что "на сих днях получен от хана Селим-Гирея фирман (указ), которым повелевалось кочующие за линиею по степи к Российской границе аулы Ногайских Татар сбить на Кубань, потому, [462] будто бы, что от них чинятся проезжающим Великороссийским и Малороссийским купцам грабежи и убийства; на самом же деле оные-де чинятся ни от кого иного, как от казаков Запорожских: "не токмо к проезжающим, но и к нашим (то-есть Крымским) местам они воровски подъезжают и причиняют несносные обиды.

После ухода толмача, чтобы получше разузнать о замыслах Крымцев, Зубарев послал одного казака Доломановской станицы в Перекоп "под некоторым претекстом для секретного разведывания". Но последний, походив по лавкам местных купцов, будто бы "для приискания нужных товаров", узнал очень немного. Какой-то торговец Арнаут "в разговорах хвалился только, что нынче у них крепость Очаковская не в пример лучше укреплена и вооружена, такожде и Азовская крепость будет возобновлена лучше прежней".

В тот же день к Зубареву были присланы просимые подводы и сеймаки для конвоя. 16-го числа он выехал из Перекопа на деревню Кош-Кура-Адля, в д. Худжанбач, где "от хана определен мезир" (почтовый двор). Здесь, переменив данных ему 13 лошадей, Зубарев на следующий день отправился далее чрез д. Курулы, в гор. Козлев, в котором и ночевал на постоялом дворе.

Близ этого города чрез р. Салгиру построен из дикого камня мост. Город расположен около самого Черного моря, и в нем "изрядная пристань для Флота". В описываемое время в гавани стояло 14-ть "партикулярных судов Константинопольских купцов", которые сбывали "разные товары" в Бахчисарай, Кену, Карасу, Перекоп и другия местности Крыма.

18-го Июля поручик со своими пленниками прибыл, наконец, в столицу Крымского ханства. Видимо, о его приезде уже заранее было известно там, потому что "в первой же улице к городу" его встретили три ханских чауша, посланные повелителем Бахчисарайским для указания Русскому Офицеру квартиры, которая была отведена в Греческой слободе. Тут, "учиня обыкновенное с приездом поздравление", чауши объявили, что хан "с начала нынешнего дня выехал с птичною охотою на поля".

Часа через два с таким же поздравлением явился к Зубареву ханский переводчик Асан-ага, "природы Польской", по фамилии Мирович. В разговорах он жаловался на Запорожских казаков, что те "нестолько Великороссиянам, сколько Крымцам великие грабительства и притеснения чинят". Происходит-де это не иначе, как от попустительства Русских властей "по их нестерпимости, как нарушение заключенного трактата".

Между тем, от живших в Бахчисарае Греков поручик получил иные сведения о действиях самих Крымцев. Будучи 19-го числа не принять ханом, по случаю болезни последнего, он весь день оставался дома. Узнав об этом, его посетили дьякон Бахчисарайской церкви [463] св. Николая Георгий и несколько Греческих купцов, живших к Константинополе; люди эти подтвердили прежде слышанную Зубаревым весть о сборе Ногайских войск с посылкой их за Кубань "в Черкесы для взятия за нынешний (1747) год ясырю". Кроме того дьякон сообщил, что в Бахчисарае в качестве аманатов живут Черкесский "князек Кайбулат и при нем 10 человек биев". Находятся они на свободе, но за ними учрежден строгий надзор. Год же тому назад, ..по самой ханской жестокости", их содержали "под крепким караулом". "Тогда они, не хотя того ханского нападения к ним терпеть, за тот год и отдали мужским и женским полом ясыря малолетних 1300 душ, почему и освободились от того караула", Крымцы имели даже особливое намерение" с помощью Черкес, построить крепость на том месте, где был город "Копыл" (?), при устье реки Кубани: "разломать прежнюю, а новую увеличить и умножить артиллерию и припасами против крепости Азовской"; ибо хотя последняя была "велика" и сильно укреплена, но они на нее не надеялись в случае "нечаянной опасности от России", которой очень боялись. Так, например, когда в 1746 году прошел слух о посылке "Русской армии в немалом числе для разорения Крыма", то среди Турок и особенно между Крымцев ,,было великое смятение". Поэтому, пользуясь мирным временем, они и спешили возводить на границах новые крепости.

За такое сообщение поручик "с благодарностью" подарил дьякона рублевиком.

На следующий день, 20-го Июля, в 1 час дня, чрез присланного ханского пристава Ардо-баши, Зубареву была назначена аудиенция. Взяв с собою письма, пленных, толмача и конвой из трех казаков, он отправился в Бахчисарайский диван. Пристав шел впереди и указывал ему дорогу.

За несколько шагов до ханского дворца, навстречу ему вышел переводчик Асан-ага, который потом также шел впереди. В самых же воротах двора его встретили полковник сеймаков и ханский адъютант, которые, подобно переводчику, поздравив его с прибытием, шли перед ним до самого дивана. Дойдя до той "палаты", в которой заседал хан, вышепоказанные ханские чиновники стали по обеим сторонам дверей и мимо себя пропустили поручика с его переводчиком в комнату. Селим-Гирей был окружен своими приближенными, знатными Турками, до 50-ти человек "стоящими и сидящими персонами". По правую руку на особом месте сидел его племянник Сафа-Гирей, а по левую — Бахчисарайский визирь. Войдя в "палату" - и "отдав с надлежащею учтивостью поклон хану", поручик приветствовал Селим-Гирея: "Ея Императорского Величества, моей всемилостивейшей Государыни действительный камергер, кавалер и Астраханский губернатор И. О. Брылкин вашему сиятельству объявляет чрез меня свой приятельский поклон". [464]

Хан, выслушав, чрез переводчика своего, "приятно благодарил".

Тогда поручик продолжал: "По высочайшему указу отправлен я к вашему ханскому сиятельству от Астраханского губернатора с письмом, и при мне Порты Оттоманской пять пленных Турок, приведенных в Астрахань с Мангышлака", при чем поднес хану письмо, которое от него принял стоявший по левую руку ханский секретарь.

Селим-Гирей "паки" выразил свою благодарность Астраханскому губернатору и тотчас же приказал подать поручику стул, на котором последний сидел до конца аудиенции, продолжавшейся около часа.

Потом хан спрашивал его, когда он выехал из Астрахани? Поручик ответил: "24-го Мая".

После этого Селим-Гирей приказал принять от Зубарева Турок. Поручик при этом просил хана "о получении тех пленных уведомить Астраханского губернатора, а также коменданта крепости Св. Анны и Донского войскового атамана".

Хан. Как только рассмотрю поданное вами письмо, то не замедлю дать вам известие.

Аудиенция кончилась. Зубарев "со всякою учтивостью" откланялся и, в сопровождении тех же чиновников, вышел из дивана. Пристав ханский провожал его до самой квартиры.

Вскоре к нему пришел священник Николаевской Греческой церкви, чтобы, по обыкновению Турецкому, поздравить его с "благополучным бытием у хана".

Он тоже рассказал кое-что о Крымских и Турецких делах. Пришлось дать рублевик и ему ⁶.

На следующий день хан опять уехал на соколиную охоту, почему прощальная аудиенция поручику дана была только 22-го числа, также в 1 час дня, как и прежде. С той же церемонией и с теми же встречами он явился в диван хана. Следом за ним "ханскими людьми" был внесен стул, на котором поручик сидел все время аудиенции. Потом подали конфекты и кофе для угощения посла, и только после этой церемонии Зубарев стал говорить хану: "Я до Порты Оттоманской подданных представил благополучно, напротив же того, прошу, если со стороны Российской [465] подданные люди в Крыму, Кубани или в кочующих ордах пленом, или другою какою причиною попались, иди впредь попадутся, равномерное благодеяние учинить и со стороны Порты, дабы также высылаемы (были) к границам Российской империи главным командирам, чрез что не иное воспоследует, как верное и твердое содержание заключенного между обеими империями высочайшего трактата и пребудет истинная соседственная ненарушимая дружба".

Хан: В 5 пункте мирного трактата положено: если подданные Российской империи или Порты Оттоманской случатся во время кампании в плену и по другим причинам, таковых высылать к пограничным командирам; почему от меня многажды и по нескольку человек, как в Киев к тамошнему губернатору, так и в Черкаск к атаману Даниле Ефремову со всяким удовольствием высылаемы и провожаемы были, да и впредь таковое старание от Порты Оттоманской по соседственной дружбе не оставится, о чем к его превосходительству Астраханскому губернатору от меня писано ⁷.

Поручик "с подлежащим респектом" хана благодарил.

Хан. На письмо его превосходительства Астраханского губернатора, также на письма коменданта крепости Св. Анны и атамана Ефремова с вами посылаю ответы, которые прошу, при объявлении от меня дружеского и верного поклона, вручить.

Тотчас же секретарем ханским поручику были "поднесены" три письма. Тогда Зубарев просил о своем "отправлении в безопасном конвое до границы Российской".

Хан: От Бахчисарая до Перекопа с вами поедет пристав Ардо-баши, а об отправлении вашем из Перекона до границы с ним посылается к тамошнему каймакану фирман.

Аудиенция продолжалась два часа. Поручик встал и, поблагодарив "хана с пристойной учтивостию и респектом за содержание приятельское" ⁸, вышел из дивана.

На дворе два ханских человека подвели ему коня, заседланного простым Черкесским седлом "без оправы и узды, лишь с медным небольшим набором". То хан "презентовал" Русского Офицера. Поручик просил переводчика Асана передать его сиятельству благодарность, а служителей пригласил к себе и подарил им пять рублевиков. [466]

Спустя часа два, тот же Асан пришел к Зубареву на квартиру,, чтобы по поручению ханскому разведать "о наместнике ханства Калмыцкого Дондук-паше, в каких местах он со всеми его улусы ныне кочует?" Но поручик, смекнув, что эти расспросы неспроста, отозвался незнанием, потому-де, что сам в Астрахани пробыл недолго. Тогда Асан, чтобы, устранить всякие подозрения, сообщил Зубареву: "оные Калмыки, как нынешний, так и прошлый год единодушно проискивают; одним словом сказать, некоторые от наместника приезжали и просили, чтобы они были приняты на Кубань и присовокуплены в протекцию нашу ⁹, о чем Кубанский сераскир писал хану. Однако, хан, ведая, что они состоят под протекцией Российской, всегда им в том отказывал" ¹⁰. Да и то рассудить можно: чрез такие прииски не иное что воспоследует, как "нарушение между обеими империями вечного мира", в заключение, уже от себя, добавил Асан.

После того он приказал "своим людям" принести ружье и, вынув из "нагалища", показал поручику:

— Сие ружье, сказал он, ханское сиятельство посылает, в знак дружбы, к Астраханскому губернатору в презент.

Ружье было Турецкой работы, ствол насечен золотом и на ложе положены бляхи серебряные.

В заключение всего, поручика "четверть часа", по Турецкому обыкновению, опять поздравляли присланные ханом музыканты, и он даль им 3 рубля.

На другой день, провожаемый приставом Ардо-баши, Зубарев выехал из Бахчисарая в Козлев. Верстах в 10-ти за д. Худжембаг ему повстречался, в коляске, мурза Тинмамбет с ханским сыном, в сопровождении конвоя из 40 Татар. Он ехал в Бахчисарай, чтобы отдать хану его сына, а потом возвращался к войску, которое тогда выступало на Кубань.

Войско это — аулы Ногайцев, кочевавшие раньше при путешествии поручика в передний путь за Перекопской линией ближе к Русской границе, теперь в числе 16 тыс. кибиток, со всем скотом и лошадьми, перешла по другую сторону Перекопа к Бахчисараю.

При прохождении войска этого, 18-го Июля, чрез Перекоп, впереди его, с ханским сыном, ехал мурза Тинмамбет. При войске было 2 больших и 10 малых знамен, все одинакового желтого цвета, только на первых (двух) "по трем сторонам были пущены большие белые клинья". "Как только Ногайцы стали подходить к Перекопу (за версту) из двух крепостных пушек дан был сигналь для предосторожности обывателей". Два дня они простояли в крепости и 20 го Июля выступили далее. [467]

Около Перекопа поручик встретил еще "множество Малороссиян на волах, превеликие обозы и великия фуры, что пар до 15 и более запряжено, для взятия соли, а иные с солью с находящегося близ Перекопа озера". По уверению пристава ханского, Малороссы приезжали за солью "изо всюду" и платили за нее в Перекопе по 4 рубля с воза.

С 24 по 26 Июля Зубарев пробыл в Перекопе "на квартире в Армянской слободе" и отпустил отсюда пристава Ардо-баши восвояси "с благодарностью", дав ему 5 рублей ¹¹.

Дальнейший путь Русского офицера прошел без приключений и наблюдений. Между копаней Каракуй до реки Берды с 27 по 31 Июля, только изредка попадались пасущиеся табуны Крымских жителей, но ни одной кочевой кибитки при них и в степи, "и никакого войска".

На р. Берде к Зубареву явился какой-то человек верхом в Татарском платье и назвался Русским, взятым в плен еще с детства, с отцом и с матерью, во время войны Бахты-Гирея. Поручик взял его с собой и 7-го Августа сдал в крепость Св. Анны коменданту.

Через месяц после того (8-го Сентября) Зубарев добрался наконец до Астрахани, издержав на свою поездку, кроме асигнованных ему 30 р., еще 25 р. 14 коп., из "собственных", которые потом ему были возвращены из казны.

П. Юдин.

Комментарии

1. Две подводы самому Зубареву, одна под толмача и одна под Турок. Здесь же им выданы прогонные деньги.

2. "Которая по реке Дону неподалеку Азова обретается"

3. О поездке этой поручика Зубарева хотя писал В. В. Александров (см. "Отчет Петровского Общества". Астрах. 1897 г., стр. 77-80), но в слишком сокращенном виде, и при том автор допустил некоторые ошибки в числах.

4. Так назывались колодцы.

5. То-есть натурою, людьми; ясырь — арабское слово, собственно означает пленник. В старину называли ясырем невольников.

6. Священник подтвердил о сборе Ногайцев для похода на Кубань, при чем добавил, что "прошлого года войска Крымские в поход не ходили"; только Селим-Гирей с 300 Татарами ездил в Стамбул к султану. — В том же (1746) году взятые в ясырь от "Черкес" 1300 малолетних мужского и женского пола, по ханскому повелению, сначала были розданы в Бахчисарае "на пропитание Грекам, Армянам и Татарам", а потом месяца через два по фирману султанскому их на судах отправили в Стамбул ко двору.

В тот же день казак Доломановской станицы узнал на базаре от знакомого Некрасовца, что "на том месте, где они (Некрасовцы) живут", вместо местечка Копола, будет строиться крепость. Месяца четыре назад туда было привезено леса до 300 бревен, а для вооружения ее несколько пушек и мортир доставлено морем из Трапезонда в Козлев и сложено там "до указу".

7. В письме к И. О. Брылкину действительно хан писал тоже самое. Письмо это написано "1160 года, месяца Редшеба 27 числа (1747 г., Июля 21) из Бахчисарая". На подлинном письме печать чернильная имени Каплан-Гирея, ханова сына, Селим-Гирея-хана.

8. Как пишет Зубарев в реестре издержек своих, "в бытность в Бахчисарае, по приказу ханскому, довольствовали его с командою первые три дня, по их обычаю, Христиане (Греки и Армяне) и Жиды "давали на каждый день по полубарана, сверх того, калачи пшеничные, лук, чеснок, пшено сорочинское, масло коровье, уксус, да вина белого и красного по пяти от каждого. А после трех дней, по тому же числу довольствование от казны ханской".

9. Т. е. Крыма.

10. По этим данным явствует, что Калмыки, за долго еще до своего бегства (в 1771 г.) в Китай, намеревались отложиться от Pocсии.

11. Далее до Русской границы его провожал присланный от Перекопского каймакана переводчик Ага-Амон, которому поручик подарил 3 рубл. Помимо того, в "реестре издержкам" у него показаны следующие подарки: 1) По вступлении в Турецкие границы посланному от Тинмамбет мурзы до Перекопа провожатому дан 1 руб., 2) в Перекопе почтмейстеру, "при отдаче ему лошадей команды", 4 руб., 3) в Бахчисарае 3-м чаушам за указание квартиры — 3 руб., шести сеймакам — 6 руб.; ханскому толмачу Асан-аге Персидский кушак с серебром в 10 рубл. и, наконец, па почтовых Турецких дворах "подводчикам", по их просьбе, как у них то в обыкновении — 10 рублей)