-

СПИСОК С СТАТЕЙНОГО СПИСКА ВЕЛИКОГО ГОСУДАРЯ ЕГО ЦАРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ПОСЛАННИКОВ: СТОЛЬНИКА И ПОЛКОВНИКА И НАМЕСТНИКА ПЕРЕЯСЛАВСКОГО ВАСИЛЬЯ МИХАЙЛОВА СЫНА ТЯПКИНА, ДЬЯКА НИКИТЫ ЗОТОВА. ПИСАН С СЛОВ, ЧРЕЗ ОГОНЬ, В ЦАРЕВЕ-БОРИСОВЕ-ГОРОДКЕ ^1а, В НЫНЕШНЕМ ВО 1681 ГОДУ МАЯ В» «ДЕНЬ ¹.

Июня в 3 день, по указу Великого Государя, Посольского Приказу дьяк Борис Михаилов будучи для дел Великого Государя у нас посланников в Борисове-городке, сей список по нашему прошению приказал Посольского Приказу подьячим, которые списывали, отдать нам вместо черного списка, потому что черной список писан был на тетратех и на столицах худой бумаги, и за многим черненьем держать негодитца. И по его Борисову приказу подьячие Микита Максимов с товарищи, сей список списав на другой список отдали нам. А с новым списком отпусти ли мы их к Москве, в Посольской Приказ.

Лета (1680) Августа в 15-й день Великий Государь Царь и Великий Князь Феодор Алексеевич Всеа Великия и Малые и Белые России Самодержец велел стольнику и полковнику и наместнику Переясловскому Василью Михайловичу Тяпкину, да дьяку Никите Зотову быть на своей Царского Величества службе в Крыме, Великие Орды, у Мурат-Гирея-Хана, да у калги Тактамыш-гирея, да у нурадына Саадет-гирея салтанов, в посланниках.

А на поезде своем посланники у руки Великого Государя Его Царского Величества были Августа в 13 день. А отпуск с Москвы им посланником учинился порознь. Дьяку Никите Зотову, указал Великий Государь ехать с Крымским [569] гонцом Халил-агою с товарищи наперед, Августа в 18 день, Крымским путем: с Москвы на Тулу, с Тулы на Мценск, на Орел и на Курск, и на Суджу и на Сумы. А в Сумах велено ему Никите стоять в дожидатца стольника Василья Тяпкина.

А Василью для отпуску Великого Государя посольских дел велено побыть, на время, на Москве. И Августа в 26 день отпущен он Василей, с Москвы, Великого Государя Его Царского Величества з грамотою и с тайными посольскими делами Войска Запорожского обоих сторон Днепра к Гетману к Ивану Самойловичу, в Батурин. А для тех дел, был с ним Посольского Приказу подьячей Микифор Венюков. А быв у Гетмана, исполни его Государские дела, ехати ему из Батурина в Сумы-ж.

И дьяк Никита Зотов, с Крымским гонцом Халил-агою с товарищи, в Сумы приехал в нынешнем во 7189/1681 году Сентября в 10 день. А не дошед до Сум за 10 верст встречал его Никиту, Царского Величества ратные люди Белогородцкого розряду Сумской полковник Гарасим Кондратьев с сотники и с есаулы и с атаманы и со всеми козаки Сумского полку; да полковника рейтарского Михайлова полку Гобта, майор Дмитрей Моканаков с рейтары, шквадроною своею. Да Гетмана Ивана Самойловича наказной полковник Дмитрей Чечель з Запорожскими козаками. А жил он Никита в Сумах дожидаючись Василья Тяпкина Сентября по 25 число. А при той его Никитиной бытности Крымских гонцов товарищ, татарин Мустафа, объявился зарезан до смерти, покунут на улице. И о том его смертном убийств розыскивано, и Крымской гонец Халил-ага дал ему Никите татарское письмо. А в переводи, с того письма, написано: «Крымского Ханова Величества посланника Ха-лил-ага слово то. В Сумин город как приехали, тому 22-го дни, и товарищ их Мустафа, будучи в Сумине слов их не послушал, рано и поздно, и в день ходил с ними не спрашиваясь, пил и бражничал, и убит у корчемной избы. А что-де он такою смертью умер и Царского Величества посланником в той его поганой смерти никаких слов не будет. А перевел он Халил-ага то все, на свою голову». — И о том смертном убийстве к Великому Государю, я Никита, из Сум писал, и сыскное дело и перевод с татарского письма послал с отпискою вместе, в Посольской приказ, Сентября в 26 день.

А стольник Василей Тяпкин ехал с Москвы на Тулу-ж, и на Мценеск, и на Орел, да на Кромы и на Севск, и чрез Малороссийские городы на Глухов, и на Королевец; а в Батурин приехал [570] в нынешнем году Сентября в 7189/1681 году Сентября в 13 день. И от Великого Государя грамоту, Гетману Ивану Самойловичу подал и о здоровье его, и всю генеральную старшину на тот-час при нем будущую спрашивал, и службу их похвалял; и помянутые Его Царского Величества тайные посольские дела ему Гетману объявил. А на чем он Гетман Иван Самойлович в тех государских делах в разговорах с ним Васильем постановил, и которого числа его Василья из Батурина в Сумы отпустил, и о том о всем к Великому Государю к Его Царскому Величеству Гетман Иван Самойлович в листу своем, и он Василей в отписке своей, писали, и договорным постановлениям статьям, статейной список с помянутым гетманским листом и отпискою он Василей послал к Москве в Посольской Приказ с подьячим Микифором Венюковым.

А из Батурина пошел в Сумы Сентября в 23 день. Провожали его гетманские дети, Семен да Григорей Ивановичи, да генеральной есаул Леонтей Полуботок со многим товарышством своим, да сотник Батуринской с знаменем и с сотнею своею. Всех было казаков оружейных на конех с 300 человек и болши; и, проводя, разлучились с ним, от Батурина в 7 верстах. Да по указу Царского Величества Гетман Иван Самойлович отпустил от себя с ним Васильем, в Крым, для государских посольских дел канцеляриста своего, Прилуцкого полку писаря Семена Раковича.

Путь ему Василью от Батурина до Сум Малороссийскими городами: на Конотоп, на смелую, на Белополье, Крыгатов. А тем вышеописанным путем, из городов, для повышенья чести имени Великого Государя Его Царского Величества, встречали его Василья, сотники и есаулы и атаманы и казаки вооружась знамены, а городцкие люди и мещаня, с хлебом с солью выходили за город и принимали с честью. А не доехав за 15 верст встретили его Василья, Царского Величества ратные люди, Белогородцкого розряду Сумской полковник Гарасим Кондратьев с полком своим, да полковникаж рейтарского строю Михайлова полку Гобта, майор Дмитрей Маканаков с рейтары, шквадроною своею, да Гетмана Ивана Самойловича региментов наказной полковник Дмитрей Чечель с Запорожскими казаками, и по томуж его Василья приняли со всякою учтивостью. В Сумы пришёл Сентября в 25 день. И случась с товарищем своим дьяком, с Никитою Зотовым и с Крымскими гонцы с Халил-агою с товарищи, стояли в Сумах два дни, для проведения от Сумских казаков Крымского пути, Mypaвским шляхом, где было бесстрашно в прямее [571] до Крыму итить. И из Сум пошли Сентября в 28 день. А для береженья такова страшного пути, по указу Великого Государя взяли с собою провожатых: Белогородцкого розряду полку боярина и воеводы князя Петра Ивановича Хованского ратных люден, полковника рейтарского строю Михайлова полку Гобта, майора Дмитрея Моканакова с рейтары и с казаки 400 человек; да Гетмана Ивана Самойловича региментов, Войска Запорожского наказного полковника Дмитрея Чечеля, а с ним казаков сердюков 200 человек; всего рейтар и казаков 600 человек, и пустилися в путь свой из Сум на Краснополье, отстоящее от Сум 15 верст. Провожал нас полковник Герасим Кондратьев с полком своим 5 верст. В Краснополье пришли того ж числа.

И Сентября в 29 день, по утру рано, отслушав в соборной церкви божественные литоргии, пошли на Вольной-город, и пришли в Вольной, Октября в 1-й день, и для томных коней дневали и ночевали. И Октября во 2 день из Вольного пошли в Богодухов, отстоящей от Вольного 15 верст, и пришли того ж числа. Тут слушав святые литоргии и по обеде, пошли в город Ольшанку, отстоящий от Богодухова 15 верст. А в Ольшанку пришли Октября в 3 день; там стояли для готовности хлебных запасов и конских кормов в степную дорогу, даже до Крымского первого пограничного города Перекопа 2 дни. И взяв с собою из Ольшанки вожен, Харьковского полку казаков, пошли в степ, к валу ². И из Ольшанки вышли Октября в 5 день, и ночевав на степи, пришли на черту, в городок Малые-Валки зовомой Новой-Перекоп, Октября 6-го, по утру рано.

Городок Валки устроен крепко, только стоит от Харьковского полковника в худой осторожности: заехали мы на стороже робят малых, с палочками, человек з десять. А от жителей того городка слышали, что и прежде сего во РПН (1680) году, тот городок сожжён и пленным расхищеньем от Крымского Хана разорен, и в прочие в иные Украинские городы, Белогородцкого розряду, приход Ханской учинился безвестен его полковниковым нерадением, для того, что сам живет беспрестанно дома; а по черте, в городках своего полку, крепких караулов не ставит, и подъездов для проведывания неприятельских людей не посылает. И за такою-де его оспалостью и нерадением множество тысяч православиях христиан впали в бусурманскую неволю. Тогож города жители говорили нам и жаловались со слезами: если-де впред от [572] Харьковского полковника тому городу и валовой черте, будет такое же худое береженье и малолюдная сторожа, и они больши того тут жить не смеют, а хотят итить в рознь, где кому Бог случай покажет. И мы того города жителем и караульщиком к тому полковнику от себя, Государским указом приказывали, чтоб он впред того городка и черты берег и караулил накрепко, не оплошно, потому что тот город о к стоить на Муравском-шляху, и Крымским людем теми местами исстари бывает на украинные Царского Величества городы приход, и то им сказали, что по сему нашему статейному списку полковника их нерадение Великому Государю Его Царскому Величеству будет известно.

И того ж числа, за помощью Божиею, по обеде, пустились за новой вал, в степь, Муравским-шляхом, и отшед 15 верст ночевали под дубровою, на колодезях. Октября в 7 день рано шли чрез дуброву прямо, в лево покинув Муравской большой шлях в праве, для того, что по сказке майора Дмитрея Моканакова и вожей, пройтить было с обозом за великими переправы и грязьми, и горами невозможно, и пришли на Муравской-шлях по прежнему, а тем шляхом пришли на ночь к реке Берестовенке, от нового валу 30 верст, где дров, и вод и конских кормов есть множество. Октября в 8 день от речки Берестовки, вставь рано, шли степью меж великими и многими дубровами, до вершины речки Берестовы, от вышеупомянутые речки верст с 10; тут не много дала конем отдохнуть. Место ж то обретается для великих ратных людей конскими кормами и водами и дровами довольно. Потом пустилися в степь, и шли скоро весь день даже до вершины реки Малые-Орели, и пришли на стань, на Орельские озера, за час до вечера, где потому ж не токмо для посольских проездов, хотя б и для великих походов ратных людей, конскими кормами и водами и рыбами о зверем и дровами довольно.

Октября в 9 день с помянутого стану шли весь день не кормя коней, опасаясь неприятельских людей, и даже до вершины и до озер большие реки Орели, и ночевали над озером. А та река Орель идет частми под землею, и частми вынуряетца из земли озерами болшими, даже до самого Днепра. И той ночи имели от воровских казаков и Крымских и Нагайских татар и от Калмыков великое опасение. Октября в 10 день по утру рано, от большие реки Орели шли день весь, не кормя ж коней для бескормных мест, потому что степь была выжжена; и пришли поздно почевать на вершину реки Терновки, где потому ж дров и конских кормов и воды и рыбы много. [573] Октября в 11 день, встав рано, шли день весь, для выжженные степные бескормицы. Подле тойже реки прямо, перенимаючись с гребня на гребень даже до верховья и озер реки Малые-Самары, и пришли на Самару, на стан, поздно; где также были от помянутых разбойников зело остерегательны и опасны, и всю ночь без сна пребывали Ведомо да будет впредь ходящим тем путем, так послом, яко и ратем Царского Величества, дубровы и прочие дровяные угодья до того помянутого стану кончились. А от того стану даже до Крыму, по рекам и по речкам и по удолиям многие талники и терники, где зверя и птиц и рыб множество есть, и по нужде без больших простоев великим ратем дровами пропятца мочно. А с помянутых станов, по которые кончились большие лиса и дубровы, мочно запастись дровами, кроме терновников и тальников, и везти на возах, даже до самого Крыму, не токмо посольским походом, хотя б и ратем Царского Величества лучилось итить, и они пройдут безовсякие дровяные нужды, потому, что от тех урочищ до Крыму переход недальний и зело прям и гладок, и водами и конскими кормами и рыбами, птицами, также и зверем, которыми благословил Господь Бог людем на пищу, есть всего довольно.

Октября в 12 день пришли на большую реку Самару, и верховьям ее переправливались безовсякие трудности со всем обозом, и на великих озерах той реки обедали, и не дошедши Конских-вод, темноты ради ночные ночевали на горелой степи, только копей овсом покормили и запасною в бочках водою напоили, и ночь всю безо сна пребывали, остерегающеся накрепко разбойнического нападения. Октября в 13 день пришли на вершины реки Конских-вод, в Днепр впадающей, пред полуднем, и за реку переправились безо всякие трудности, Кормили и стояли на тех водах небольшое время для того, что наехали тут стан и шлях свежей конных и пеших людей, и обозной от Запорожья к Тору, или к Дону, в восемь рядов. И опасаясь того, пошли вскоре степью прямо, Муравским же шляхом, которым Крымской Хан шёл в войну, и из войны Великого Государя, из украинских городов из под Богодухова и из иных, в прошлом 7188/1680 году. А вождь тем прямым Муравским шляхом, был наш Крымской гонец, Халил-ага с товарищи, для того, что они с Ханом в той войн сами были. На тех же Конских-водах видели мы капище бусурманское, каменное строение старожитного поселения, и от давних лет развалилось. А от Крымских гонцов слышали, что те жилища бывали в старину Крымских татар, при Мамае Хане. [574]

Октября в 14 день пришли о полудни на реку Овечьих-вод, которая идет в Днепр плесами и озерами; тут обедав, обыскав у той реки узкое место и учинив переправу наметав хворостом и камышом, и перевезлись с войском и обозом без всякие трудности. И переправясь отошли от той переправы недалеко, в луга, и ночевали на тех яге Овечьих- водах. Там-же видели мы, по реке на угожих и на красных местах многие капищные и домовые каменные старые селища Крымских татар, которые от древних лет разрушились до основания, только башня каменная в целости. И о тех жилищах спрашивали мы помянутых Крымских гонцов, которые нам поведали: что те места были юрт исстари Крымского Хана Мамая ³, а запустели и разорились и пренеслися за Перекоп, когда победил его Мамая Хана со всеми его бусурманскими силами, на Куликове-поле, на реках на Дону и на Непрявде, блаженные памяти Великий Князь Дмитрий Иванович Московской. Ведомо же убо да будет, естли по воли Всемогущего Бога, и по изволению Великого Государя нашего Его Царского Величества учинитца хождение на Крым, его государским ратем и в том месте пристойно для облегчения запасов и преграды пути бусурманского в Русь, град устроить земляной, и всякими крепостями укрепить, и пехотою и всякими полковыми припасы удоволить, и держать его мощно безо всякие трудности потому, что тою рекою даже до самого устья реки Днепра плавной ход будет стругами свободной, и неприятельской путь одержан будет паче тысяч многих войск. По тому, что кроме того Муравского-шляху способнейшего и прямого пути проходить Татаром в Русь некуды; для того, что выше тех помянутых всех речных вершин от Крыму к Тору и к Дону, путь безводной и дальной, а вниз реками к Днепру учинилися разливы и озера многие, где отнюдь неприятелем невозможно пройти. Да не токмо на тех Овечьих-водах, но и на всех помянутых вершинах Конских и Самарских и Орельских вод мочно городы земляные крепкие поделать, и людьми служилыми конными и пешими осадить, и полковыми всякими запасы наполнить, я жить вечно, для того, что около тех рек, и на степях, дубровы великие, и леса и терники и талники и камыши, я зверь в лесах, и рыбы в водах, и кормов конских всюду множество, и пашни можно завести великие. А рекою Днепром вниз, и теми реками из Днепра в верх под городы со всякими служилыми запасы проходы плавные [575] будут вольные, и неприятелей бусурманских безопасные. Также и сухим путем, от самые Белогородцкие черты, от Чугуева и от Валок проход з запасы, в те города, будут свободные ⁴.

Октября в 15-й день по утру рано шли степью, до обеда, и кормили лошадей на вершинах реки Молочных-вод в Черное море впадающей. Оттуда с обеда до вечера шли берегом по правой сторон Молочных-вод. В тех местах съехались наша передовая сторожа с воровскими подъезщики, и за ними гонялись, и те воры увидев с нами многих людей побежали на утек. И ночевали мы на берегу той реки под терниками на голодном и выжженном месте, кони стояли без корму потому, что овес запасной н сухари все потравили. Октября в 16 день по утру рано, на самом подъёме майор Дмитрей Моканаков взбунтовал рейтар своих и все казацкое войско, чтобы им дале того нас не провожать, и итить бы им назад, а нас покинуть. И мы их уговаривали показуючи им Государской указ, что им велено нас проводить и оставить нас в Крыму, в ближних местах, и он Дмитрей указу Великого Государя не послушал. И о том его бунтовстве, и в котором месте нас оставил, к Великому Государю в Посольской Приказ писано. И того числа ночевали мы на верховье речки первых-Уклюк впадающей в реку Молочные воды, на самом причинном воровском месте, где побиты прежние посланники стольник Борис Пазухин с товарыщи. И встав рано в полночь, пошли в путь свой с Крымскими гонцы вместе, с одними своими людьми. И Октября в 17 день о полудни кормили лошадей на речке, на других Уклюках в Черное море впадающей, на самом же причинном и воровском месте, где выходят беспрестанно от Азовской степи и з Дону Калмыки и из Запорожья казаки, и из Крыма и из Ногай татаровя. Тут мало отдохнув, и вместо присталых лошадей наняв мы под свои телеги у Крымских гонцов лошади, а усталых покинув на степи, пошли с великим поспешением во весь день, коней не кормя, И ночевали посреди степи, кроме Спасителя нашего Господа, ни кем же суть брегомы. Толко мало-что свернув з дороги стояли с великим страхом, оружие и кони в руках держащи, и мало отдохнув пустилися с вечера, в ночь, даже до урочища Черного-колодезя, где было уж самое разбойническое пристанище, от Перекопа толко ходу за полтора дни. [576]

На Черной-колодезь пришли до дневного свету, часа за три, тут наехали Перекопских татар подъездщиков, которые опасают в степи Крымские всякие стада, тогда они послыша обозной звук и чаяли идущих многолюдные рати, похоронилися в камыш и в терник. И как наехался к ним близко, учали нас окликать: кто едет. Гонцы же татарские знаючи те разбойничьи места вооружась к бою скочила к ним, и отозвалися своим языком, чтоб по них не стреляти, для того, что они Крымские послы, а с ними идут послы ж Великого Государя Его Царского Величества. И съехався учали меж собою говорит те подъездщики, что они Перекопские татаровя, а не разбойники. И сказали что от того места даже до Перекопа, по степи, везде их Крымские татаровя стада пасут, и проезд к Перекопу нам будет безопасен. Тогда мы, услышав их разговоры, радости исполниися, и воздавше Всемогущему избавителю нашему Богу, и Пречистей его Богоматери велие благодарение за еже препроводил нас таким страшным путем здравых, и не попустил на нас врагов мечем поядающих, которые дни и ночи по всюду в том пути по сторонам нас стерегли, желаючи погубить нас, корысти ради своея разбойническия. Подобает же ведатии о сем впред ходящим посланником и гонцом Царского Величества, хотя тот наш вышеописанный путь Муравского шляху прям и близок и кормами и водами и всякими угодьи способен, только без провожатых многих людей пройтить до Крыму отнюдь не возможно для того, что в тех реках рыбаков, а в терниках и талышках камышников и звериных промышленников, везде множество, и по степям Крымские и Азовские и Ногайские татаровя н Калмыки для разбойные добычи ходят в тех людных местах беспрестанно лето и зиму, а в проезде посольским людем, те вышеописанные люди общие враги. И от того места до Перекопа ехали мы спокойно и не доехав до Перекопа за 20 верст ночевали на речке, подле морские заливы Гнилых-вод. А с того стану, Крымские гонцы, Халил-ага с товарищи, о приходя нашем и о своем отпустил в Крым к Хану гонца своего татарина Анжелика с вестью, а мы с ним Акжейком к боярину Василью Борисовичу Шереметеву о своем приезде, а к Ивану Сухотину, против указу Великого Государя, о своем с ним повиданье, прежде Ханские бытности, послали письмо.

Октября 19 день поутру рано шля степью к Перекопу, рассматривая место и урочище, и положении жилищ бусурманских; и не доехав до Перекопу версты за три, Ехали к городу оставя объезжую дорогу, прямо чрез сухую долину [577] подобию великому озеру, которая знатно, что в мочливое время бывает от морских гнилых вод водою наполнена, толко знатно, что не глубока, в брод конному и пешему человеку итить точно. А от той долины до Перекопа путь гладок и крепостей ни каких, и препинательства ратному хождению ни каково нет. В Перекопской вал вошли пред полуднем; шли в ворота, сквозь башню каменную мимо городка, и минув посады, стали близь города подле валу, в шатрах своих, устроясь обозом, для того, что постоялых дворов нам не дали.

Город Перекоп, каменной, четверо уголен; въезд и выезд в одни ворота с Крымской стороны, а другие ворота засыпаны, а с Московской стороны стоить глухого стеною меж валу, а в тех стенах учинены многие домовые жилища с чердаки. А камень и кирпич в стенах кладен и смазыван меж тесниц и брусьев деревянных глиною и грязью, и твердости никакой не имеет. По стенам, и воротам только восемь башен; кругом всего города ров глубиною сажен трех, или малым чем меньше окладом и величиною с небольшой монастырь. От того же города по обе стороны, до морских вод, учинен вал, а возле валу, с Московской стороны, от степи, ров не глубок и раздолист, и на валу, во многих местах есть праверзины и людные проходы. Ратных людей и Турских и Крымских, по сказке христиан невольников, сот с восемь, и пушек по башням малое число. Посады около того города зело нужны, и дворишка и избенка тесные; большая половина стоит кибиток полстяных. Корму нам, наместник Перекопского бея, Ибраим-ага, прислал барана освежевана, тридцать лепешек пшеничных, денежных вязан соломы ячной, ячмени четвериков с шесть. Людей с нами всех было 26 человек, лошадей у нас посланников и у гетманского писаря и у прочих всех посольских людей было 64 лошади, и тем людским кормом по нужде было вряд всех однажды накормить, а лошадям толикому числу соломы и ячмени мало что досталось, И для своего степного беспокойства и бессонного томленья, также и для присталых лошадей хотели было отдохнуть в Перекопе, дни з два, да за великою скудостью конских кормов, ночевали только одну ночь. Тогож числа, после обеда, упросились у градского наместника ехать в город измытися в гамоне, а наипаче, ради того, чтоб нам видеть в городе внутренних крепостей. И вшед в город видели кроме худых домишков и смазанных из навозу избушек, крепостей никаких нет, только в одних воротех стоит одна пушечка полковая, небольшая. Ворота сбиты на иглы [578] из тонких бревен, на одну внешнюю сторону обиты красною жестью, во многих местах облупились. А градоначальника, бея Перекопского, в то время в город не было, а был у Хама; принимал и отпускал нас наместник его, Ибраим-ага.

Октября в 20 день пошла из Перекопа в Крым, на своих усталых конях по малу, с великою нуждою, для того, что нам подвод не дали, и нанять не добыли. И отшед от Перекопа ночевали в 10 верстах в ханской деревне Тузлаке, на соляном озере, где по берегам видели соли великие стоги, накладены глыбами. Октября в 21 день переехав 10 верст обедали в мурзинской деревне Тинизола, а ночевали отъехав от той деревни 5 верст в ханском сел Урман-ази. Октября в 22 день переехали верст з 20, и ночевали в селе Азетмале. Там нас встретил от бея разменного присланной татарин, посольского двора сторож, именем Джумалей, и от Хана и от бея спросил нас о здоровье, и сказал нам, что велено ему нас принять в проводить, не занимаючи Бахчисарая, на реку Алму, на посольской старой стан, от Бахчисарае в 10 верстах, для того, что и Хан сам вышел из Бахчисарая, живет бегаюча от морового поветрия, на той же реке Алме, в деревне, не далеко от посольского стану. Октября в 21 день переехали 15 верст, и ночевали в селе зовомое Тулат. Октября в 25 день, с того стану перешли верст с 15, и пришли на Алму реку, на посольской стан. А на том стану заехали прежнего Царского Величества посланника Ивана Сухотина, да с ним переводчиков Кутлу-Мамета Тонкачева, да подьячих московских Луку Фролова, Ивана Никитина, Волуйского Дементья Елдина, толмачей Терентья Фролова, Василья Козлова. Тогож числа, мы Царского Величества посланника с Иваном Сухотиным виделись и о надлежащих посольских делах с ним Иваном говорили. А строения на посольском двор по Аталыкову мирному договору учинено при посланнике Царского Величества, при Василье Елчине, четыре пунишки складены из дикого нетёсаного камени, смазаны скаредным навозом, без потолков и без мосту и без лавок и без дверей, а для свету учинено по одному окошку. И воистину объявляем о том строенье, яко псом и свиниям в Московском государстве далеко покойнее и теплее, нежели там нам посланником Царского Величества. А лошадям не только каких конюшен учинено и привязать их было не за что; и кормов нам и лошадям нашим ничего не давали, и купить с великою нуждою хлеба и ячмени и соломы на силу добывали, и то самою высокою ценою. Октября в 26 день [579] приехал к нам на посольской стан бей розменной Аветша-мурза-Сулешев и объявил нам про себя, по указу Ханова Величества велено ему у нас быть в приставех, да ему же-де указал Ханово Величество звать нас к себе з грамотою Великого Государя и править посольство, и чтоб мы с ним ехали не мешкав, того ж числа. И мы в тот день не поехали, для того, что было поздно.

И Октября в 27 день, убравшися по посольскому чину, и взяв с собою Великого Государя грамоту и легкие поминки поехали мы с ним беем к Ханову Величеству в село, от нашего стану, верст с пять. И приехав поставили нас на татарском дворишки, и велели тут побывать до указу. А пристав наш бей розменной пошел пеш к Ханову Величеству и к ближнему его человеку, и о приезде нашем возвестиле. И пришед к нам от Хана, тот бей говорил, чтоб мы прежде шли к ближнему человеку Ахмет-аге, и от думного Царского Величества дьяка Посольского Приказу отдали ему письмо. И мы ему бею говорили, что он звал нас з грамотою Великого Государя к Ханову Величеству а не к ближнему ево человеку, и прежде Ханова Величества, у ближнего его человека быти нам не пригоже, для того, что с нами есть грамота Великого Государя к Ханову Величеству А от думного Царского Величества дьяка к Ханову человеку письма с нами никакова не послано, а хотя б и было, и тоб письмо годилось отдать ему после, и чтоб Ханово Величество тем нас безчестить и неволить не велел, а велел бы нас прежде взять пред себя, и Великого Государя любительную грамоту и поминки изволил принять, посольство наше выслушать. Тогда розменной бей выслушав той нашей отповеди, ходил и слова наши доносил Ханову Величеству и ближнему его человеку. А потом пришел к нам сам друг с аталыком, то есть з дятькою ханских детей, и говорили нам с великим шумом чтоб мы конечно учинили по изволению Ханова Величества, буде с нами от посольского думного дьяка и письма нет, и мы-б з грамотою Великого Государя прежде шли к ближнему ево человеку, для того, что у них испокон так ведетца, Царского Величества посланники прежде бывают у ближнего человека, также б и мы учинили и думного Царского В-ва дьяка письма у себя не таили, а потом-де будете у Ханова Величества. И мы о том бею говорили: если бы бей звал нас для повиданья прежде быть у ближнего человека, и мы б грамоту Великого Государя оставили у себя в стану, а сами б были у ближнего человека для розговоров государственных дел беспрекословно, а то он бей чинит не правду: звал нас прямо ехать з грамотою Великого Государя к Ханову В-ву а не к ближнему ево [580] человеку з грамотою Великого Государя не быв у Ханова В-ва по иным дворам волочитца нам не пригоже. И ведали б они о том подлинно, что они грозами и безчестными словами и обыклою неволею и теснотами своими как они чинили над прежними Ц-го В-ва посланники, нас тем не устрашатъ, и прежде Ханова В-ва, з грамотою Великого Государя, к ближним ево людем ни к кому не пойдем, и мимо ево Ханских рук ни кому из ближних ево людей Великого Государя нашей грамоты не дадим.

Аталык и бей говорили: будет вы Ханова В-ва не послушаете, и з грамотою В-го Государя к ближнему ево человеку не пойдете, и от думного Ц-го В-ва дьяка письмо ему не отдадите, и Ханово-де Величество велел у вас грамоту Великого Государя отнять им силою, и вас велел сослать на посольский стан. А если-де у вас от думного посольского диака к Ханову ближнему человеку было письмо, и Хановоб-де Величество указал вам быть у ближнего своего человека с одним тем письмом, а не з грамотою В-го Государя и неволи б вам в том не было. И мы говорили: где головы наши будут, там и грамота Ц-го В-ва при нас, а когда уже увидите нас мёртвых пред собою, тогда и грамоту Царского Величества возьмёте. А думного Ц-го В-ва диака письма у нас никаково нет и с нами не послано, и гроз ваших и безчестья и всякие тесноты не боимся, и прежде Хана к ближнему человеку з грамотою В-го Государя не пойдём. И ближние Ханские люди, розменной бей и аталык говорили и трудили нас шумом великим за то, что ближней, Ханова Величества, человек писал не однажды к думному Царского Величества дьяку о государских великих и к миру надлежащих делех, и от думного де Царского Величества дьяка письму у вас не быть нельзя, а вы де то письмо таите и отдать ево не хочете для своей гордости, чтоб вам у ближнего человека прежде Хана не быть; а после того, хотя то письмо и объявите, и ближней человек у вас того письма не примет, и за то-де Ханово Величество на вас зело кручинитца и в бесчестье себе ставит великое.

И мы им говорили: Ханова В-ва ближнего ево человека Агмет-аги Царского Величества к думному диаку письмо было ль того не ведаем, и от думного Ц-го В-ва дьяка не слыхали, а знатно что от Ханского ближнего человека к нему письма небывало, или будет и было, да гонцы Ханова В-ва такова писма думному дьяку не отдали, а если б к нему думному дьяку от ближнего человека было писано, и он бы того писма не препомнил и доложа Великого Г-ря Его Ц-го В-ва к ближнему человеку Ханова В-ва с нами отписал [581] не стыдясь, понеже он, по милости Государской, в тех порученных ему посольских делех имеет свободу и память добрую. И за то нас Ханову В-ву кручинитца не за что, и чтоб ныне в надежду сосецкие дружбы и любви к Великому Государю нашему ево Ханово В-во велел нас с грамотою Ц-го В-ва быть прежде у себя, и посольства нашего выслушал, и к нам Ц-го В-ва посланником показал милость и честь, как тот святой государской обычай бывает в мирных государствах, понеже мы Ц-го В-ва посланники присланы з добрыми и мирными делами.

По том теж, Ханские ближние люди с нами много шумели и спорывались. И пошедчи от нас слова наши Ханову В-ву и ближнему ево человеку донесли, и к нам пришедши говорили тихо и склонно, чтоб один из нас, товарищ, с грамотою Великого Государя остался тут на подворье, а другой-бы шол с ними, и повидался прежде з ближним человеком для розговоров о государственных делех. Мы-ж посоветовав меж собою, на волю их склонились опасаясь того, чтоб нас без дела и з бесчестьем не отослали прочь в какое утеснение, и грамоту Великого Государя я Василей отдал товарищу своему Никите, а сам с розменным беем взяв с собою переводчика и подьячих пришли к ближнему человеку в хоромы. И вшедчи с ним привитался; бусурман же, надувся поганою своею гордостью, сидел на коврах облегшись на бархатные золотные подушки; и привитался сидя, и велел мне против себя сесть по блиску, на уготованном месте, и спросил меня прежде о здоровье и о путном нашем шествии, а я Василей ему ближнему человеку взаимно также поздравил. А образом и саном Агмет-ага человек природной и речью свободен и тихословен; портище на нем суконное цветом мурад зелено, на соболях, турецким строем; глава его в белом завое. Стены в избе ево обиты завесы золотными и бархатными, чрез полосу сшиваны.

Первое ево ближнего человека слово ко мне Василью было: для чего мы упрямо делаем и Ханова В-ва не слушаем, и прежде у него ближнего человека быти не хочем. А у них де то исстари повелось что прежде бытности у Хана посланники Царского В-ва бывают у них ближних людей, или де будто честью в вашу пору посланников здесь не бывало? И я Василей говорил: прежних Царского В-ва посланников лутче и хуже себя мы не ставим, а хотя у вас прежде сего так и было, как ты сказывает, толко мы сего вашего указу не приемлем; должны прежде исполнить всякие Великого Государя нашего Его Ц-го В-ва посольские нам врученные дела по его Государскому указу, а не по Ханскому изволенью и твоему же [582] же ланью, и ни у которых Государей нигде того не повелось чтобы ближним людем мимо Государя грамоты у послов В-го Государя нашего принимать; и тот у вас в Крыме обычай и поступок зело груб и государской дружбе и любви противен, а мне по благодати Бога моего и по изволению Ц-го В-ва в послех быть у посторонних многих великих Государей не первое посольство, и те их государские посольские чины и поступки знаю. А что он ближней человек показует приклад о прежде бывших в Крыме Царского В-ва посланниках, что они з грамотами В-го Г-ря прежде Ханова В-ва бывали у ближних людей и грамоты им отдавали, и я тому не дивлюсь, потому что у вас всегда посланником Ц-го В-ва бывает великая неволя и теснота и бесчестье, для выможенья от них вам великие корысти и богатых даров, как мы теперво то и над собою видим, и такие от них были поступки по неволе вашей, а не своею охотою. А мы присланы к Ханову В-ву и к вам не дары роздавать, толко добрые дела делать, которые надлежат меж великими государи к мирному постановлению. И ближней человек Агмет-ага слушал моих слов прилежно и ничего мне на те мои слова ответу не учинил; а говорил мне: писал я от себя к думному Ц-го В-ва дьяку Посольского Приказу з гонцами Ханова В-ва не одиножды, о обчих государских делех которые належат к мирному постановлению с радетельным моим предложением, чтоб меж великими Государи разлитие крови и пленное расхищение успокоить и мир учинить и против-де того ево письма чрез вас посланников отповеди не токмо на письме и на словах ничего не слышу, о чем зело удивляюсь и разумею, что тот думной дьяк Хановым Величеством государем моим и мною гордитца; или своему Государю раденья своего и верные службы показать не хочет; или-ж вы для своей гордости прежде Ханской бытности объявить мне письма ево не хочете. И будет-де то письмо от него ко мне у вас есть, и вы за любовь теперь ево мне отдайте, а естли ж вы теперь ево мне не отдадите, и впред бы у вас того писма не видал. А как он того письма у меня спрашивал и в то время говорил зело запалчиво, острыми и гордыми словами которые трудно и писанию предать. И я ему говорил прежние свои слова: чего было нам того таить, естли бы то письмо с нами послано было, или против твоих писем словами что наказано, и мы б те слова тебе объявили и письмо отдали, и за то тебе на нас Ц-го В-ва посланников гневатца не зачто. И по тех разговорех велел принесть кзвы (кофе), сам чашку выпил и меня подчивал; и велел идти от себя з беем на подворье и готовитца з грамотою В-го Государя к [583] Хану, на посольство. Яж ему говорил: чтоб он Великому Государю нашему послужил, а нам бы показал свою любовь, в то время когда будем пред Хановым В-м на посольстве и станем ему по чину честь и поклон отдавать, чтоб нас за шеи не брали и силою до земли не нагибали, и тем нас не бесчестили; мы и сами поклонимся по надлежащему чину. И Агмет-ага сказал : для доброго-де вашего посольства нагибать силою вас не велит, буде вы сами до земли поклонитесь, также бы де и Царское В-во изволил крымскым посланником и гонщом в нагибанье поклонов повольность учинить.

За тем разошлись. И пришедчи на подворье, оделись в доброе платье и устроясь по посольскому чину, сили на лошади и поехали к Ханову Величеству вместе с приставом своим с розменным беем. Пред собою прежде велели ехать в ряд двум человеком, подьячему Леонтью Басманову, толмачю Григорью Порываеву. За ними в ряд двум человеком переводчиком, Кутлу-Мамету Устокасимову, Ахмету Шакулову, за ними ж в ряд ехали перед нами з грамотою Великого Государя, по правую сторону, писарь Гетмана Ивана Самойловича Семен Ракович, по левую сторону, подьячей Лука Фролов с люби- тельными Его В-го Государя поминки. А за ними ехали в ряд же, мы посланники Ц-го В-ва; а позади нас люди наши ехали тем же порядком. А приставь бей розменной ехал пред всеми посольскими людми на преди, и не доезжая до ворот Ханского двора, сажен за 30, всех нас остановили конычеи и семейни и велели ссесть с коней и итить пешим. И мы о том с приставом и с копычеями спорывались много и хотели ехать до самых ворот, и они нас задержали и лошадей под нами остановили, и дале ехать не пустили. И мы сседчи с лошадей шли до Ханского двора, и двором, и в хоромы к Хану вошли в шапках, тем же посолъским порядком, и вшедчи стали посреди палаты, и увидев Ханово Величество шапки сняли и поклонились ему до земли, собою безо всякие неволи, за договором вышеупомянутым з ближним человеком. Xан сидел в правой стороне палаты, в углу, на бархатном червчатом ковре опершися о подушки золотные. Он особою своею строен и дороден, лица красного, взором светел и веселообразен, среднего веку, волосом черен с сединою, бороду красить. Платье ва нем, портище суконное муром зеленое на соболях, турецким строем, под исподом кафтан тафтяной алой цвет; шапка — сукно красное с соболем — татарская. В полате по стенам обитья никакова небыло, толко над ним Ханом висел на гвозди саадак ево и сабля и пиногор бархатной. Ближние люди стояли по обе стороны подле стен [584] в ряд, в один человек. Платье на них турецким и татарским строем, в челмах и шапках.

Посольство мы, Царского Величества посланники, правили чином надлежащим, сим нижепомянутым образом. Первую речь говорил я Василей: «Божиею милостию, Великий Государь, Царь и Великий Князь Феодор Алексеевич Всея Великия и Малые и Белые России Самодержец и многих государств и земель Восточных и Западных и Северных отчичь и дедичь и наследник и Государь и облаадатель, Великие Орды вам Мурат-Гирееву Ханову Величеству велел поклонитися и здоровье ваше видеть». А изговоря ту речь поклонилися. И Хан, выслушав речь, спрашивал Великого Государя о здоровье, сидя в шапке, а молвил: Великого Государя Вашего Его Царское Величество как Бог милует? Вторую речь говорил я Никита: «Как мы поехали от Великого Государя Царя и Великого Князя Феодора Алексеевича всея Великия и Малые и Белые России Самодержца, и Божиею милостию Великий Государь Царь и В. К. Феодор Алексеевич всея Великия и Малые и Белые России Самодержец и многих государств и земель Восточных и Западных и Северных отчичь и дедичь и наследник и Государь облаадатель на своих великих и преславных государствах Российского царствия в добром здоровье». Третью речь говорил я Василей: «Великий Государь Ц. и В. К. Феодор Алексевич всея Великия и Малые и Белые России Самодержец, Восточных Западных и Северных отчичь и дедичь и наследник и Государь и облаадатель Его Царское Величество прислал к вам Мурату-Гирееву Ханову Величеству своего Царского Величества любительную грамоту». И подал Великого Государя грамоту Хану, в тафте. А хан приияв тоя Вел-го Г-ря грамоту отдал ближнему человеку Агмет-аге. Четвертую речь говорил я Никита: «Великий Государь Ц. и В. К. Феодор Алексеевич всея Великия и Малые и Белые России Самодержец и многих государств и земель Вост. и Запад, и Северных отчичь и дедичь и наследник и Государь и облаадатель Его Ц-кое В-во прислал к вам Мурат Гирееву Ханову Величеству свои Царского Величества любительные поминки». А изговоря речь, являл поминки по росписи, без цены и без ярлыков, 40 соболей, вместо лисицы черной пара соболей, да две пары соболей. Подносил те поминки Ханову Величеству я Василей Тяпкин. А при Хане, близко будучи, принимал те поминки у меня из рук ближней ево Ханова человек, болшой казнодар. Пятую речь и посольское дело объявлял я Василей: «Великий Г-рь Царь и В. К. Феодор Алексеевич всея В. и М. и Б. России Самодержец, и многих царств и земель Вост. и Зап. и Сев. отчичь и дедичь и наследник [585] и Государь и облаадатель вам Мурат-Гирееву Ханову Величеству велел говорить. В прошлом во РПЗ (1678) году по обсылкам с Салтановым Величеством Турским, и по присылке вашего Ханова Величества гонцов с листами, были посланы к Вашему Ханову В-ву Великого Государя нашего Е. Ц-го В-ва посланники Иван Сухотин с товарищи, для его государских дел. И в прошлом 7186/1678 году к Великому Государю, к Е. Ц-му В-ву писал ваше Ханово Величество в листу своем, с гонцы своими с Халил-агою с товарищи, что его Ц-го В-ва от посланников к делам государства Е. Ц-го В-ва полезных слов не было, толко в руках их был чертеж. И Великий Государь Е. Ц-ое В-во уведав ис того Вашего Ханова Величества листа, и что посланника прежнего, товарищ дьяк Василий Михайлов без указу Его Ц-го В-ва приехал к Москве, указал послать нас своего Царского В-ва посланников для договору, который надлежит ко оному постановлению соседственные дружбы с вашим Хановым Величеством, а с Салтановым Величеством Турским ко укреплению исконные брацкия дружбы и любви. И чтоб ваше Х-во В-во велел ближним своим людем тех дел у нас выслушать и договор учинит, чтоб В. Ханово В-во с Великим Государем с Е. Ц. В. имел соседственную дружбу и любовь по-прежнему; а плен и войну на обе стороны оставить, и невольником размена учинить». А как мы посланники Ц-го В-ва то свое посольство правили, и в то время в палате молчание и тихость были велия, и Хан посольства нашего слушал Внятно и прилежно. По том принесли пред Хана кафтаны золотные. Первой кафтан надели на пристава нашего, на розменного бея, и бей надев на себя кафтан, сняв с себя шапку и приступил к Ханову В-ву наклоняся поцеловал в правую его полу. А после надели кафтаны на нас, да на переводчика и велели ехать на подворье и быть до указу. А как к Xану на двор и в харомы шли и отправя посольство назад з двора пошли, и в ту пору встречали и провожали нас многие князи и мурзы, знатные и честные люди.

И по малом времени бей, пристав к нам пришел на подворье и говорил мне Никите, чтоб я для общих государских дел виделся с ближним человеком Агмет-агою. И посоветовав мы о том меж собою, пошел я Никита с беем и с переводчиком и с подьячими в дом, к ближнему человеку, и вшедши к нему в хоромы, с ним привитался; и велел мне сесть на предуготованном месте против себя близко, и спрашивал меня о здоровье, я ему ж потому ж взаимно поздравил. Потом дал мне Великого Государя грамоту, каковую мы поднесли Ханову Величеству, и говорил мне чтоб ту [586] Великого Государя грамоту для выразумения им вычесть в слух, потому что с ним сидели розменной бей и иные Ханские ближние люди. И я Никита у него Агмет-аги приняв Великого Государя грамоту чел в слух; а переводчик Ахмет-Шакулов с моих слов переводил. А выслушав тое В-го Г-ря грамоту взял у меня к себе он Агмет-ага, и сказал, чтоб нам в ответе быть к нему по обвещению, иным временем. Он Агмет-ага упоминался и говорил мне Никите, з злобою великою, что к нему Царского Величества посольского думного дьяка письма нет, или-де есть, да вы его таите, не хочите сами отдать для гордости; а будет де после с кем пришлете мимо себя, и я-де того письма не приму. И я Никита ему говорил: естли б такое письмо у нас было, и мы б ему поднесли с честию сами, а таить нам, не для чего, и пожитку в той неотдаче государственным делом кроме твоей злобы нет; а гордости нашей в том пред тобою никакой не бывало, и впред не увидиш. А по указу В-го Г-ря посланы мы к Ханову В-ву не гордости своей показывать и не прихотей своих исполнять, токмо для великих государских общих дел, которые надлежат к мирному постановлению и к соеедской дружбе и любви. И Агмет-ага говорил: то-де дело зело доброе, дай Боже благовременно началось и благополучно совершилось, а Ханово-де Величество и мы, всем Крымом, такова доброго мирного дела желаем. И отпустил меня с любовию; а с подворья приказал бею с нами ехать на посольский двор.

А потом у Калги, Тактамыга-гирея и у Нурадына Саадет-гирея салтанов были мы в разных числех, и от Великого Государя поклон правили и грамоты подали и про Его Царского Величества здоровье им сказывали и поминки являли и речь о посольских делех говорили по наказу, против тогож как и Ханову Величеству, и Калга и Нурадым салтаны Великого Государя грамоты у нас приняли и про здоровье Его В-ва спрашивали, и поминки приняли и посольства нашего выслушали и золотные кафтаны на нас велели положить тем же чином как и Ханово Величество. Поминков поднесли Калге и Нурадыну салтаном, вместо черных лисиц, по паре соболей, да особно по две пары соболей. Калга Токтамыш-гирей-салтан дебелой, росту и веку среднего, лицем и взором светел, в словесех благоуветлив; борода руса средняя. Одежда на нем кафтан соболей под красным сукном, шапка суконным татарским сгроем ; сидит на бархатном ковре опершися на бархатные золотные подушки. В палате по стеиам обитье золотные; ближние ево люди при нем стоят по обе стороны палаты. Нурадын Саадет-гирей-салтан [587] молод, лет в 30, лицом добр, одним глазом крив, ростом повысок; разумен и в разговорах ласков. Платье и шапка на нем соболье, татарским строем; сидит на бархатном ковре опершися на золотные подушки. Стены в палате ево обиты завесами золотными; ближние ево люди при нем стоят по обе стороны палаты. А принимали и встречали и провожали и отпускали нас ближние их люди с такою честью, что и у Ханова Величества. Великого Государя жалованья Ханова Величества и калги и нурадына салтанов ближним их людем соболи остосланы по росписи, какова под наказом, с переводчиком с Ахмет-Щакуловым, да с подъячим с Леонтьем Басмановым, все сполна.

Октября 28 д. на посольском стану говорили мы Ивану Сухотину, чтоб по указу В-го Г-ря и по грамоте, отдал нам Статейный свой список, для того, что нам назначено в ответе быть вскоре. И он Иван нам сказал: что есть у него Статейной список написан в черне, а на бело переписать не успел потому, что он и подьячие во все лето лежали болны. И мы ему говорили, чтоб оп готовостью того описка не умедлил, а для скорости бытья нашего в ответе объявил бы нам словесно, какие у него договоры в ответех с ближними Хановыми людми были и естли что с тех договоров в крепком постановлении. И он Иван нам сказал: что у него в ответе с Хановыми ближними людми о государских мирных делех договоры по наказу были, и о том он к Великому Государю к Его Ц-му В-ву с Леонтьем Григорьевым, а после Леонтия, с толмачем, с Иваном Свиридовым писал, а в совершенное постановление те ево Ивановы договоры не приведены для того, что о разграничении земель между государств учинился спор. Да и боярину Василью Борисовичу Шереметеву про те договоры ведомо, по тому, что он по указу В-го Г-ря то посольское дело ведал и при тех ево Ивановых договорех был сам и к Великому Государю он боярин Василий Борисович писал от себя, а в отписке-де ево, о ево Ивановых договорех написано с его отпискою сходно. И мы у него Ивана о том выслушав говорили розменному бею, чтоб нам Ханово В-во поволил видетда с боярином Васильем Борисовичем Шереметевым для того, что есть к нему от Великого Государя милостивая грамота; да и нам бы, по должности своей христянской, ево посетить и челом ударить.

И Октября в 30 день приехал к нам на посольский двор розменной бей и говорил: что по указу Ханова В-ва велено нам быть во ответе у ближних людей, а прежде велел нам посланником Царского Величества заехать в Жидовской [588] городок, зовомой Кала, и видется с боярином Васильем Борисовичем и от него ехать в ответ, к ближним людем. Да он же бей нам говорил: велели-де ему нас посланников спросить ближние люди, мочноль при ответе нашем быть тутож и боярину Василью Борисовичу. И мы ему сказали: что то дело доброе, и боярину Василью Борисовичу ради. И седчи на лошади поехали с ним беем к боярину к Василью Борисовичу. А приехав к боярину Василью Борисовичу Великого Государя милостивую грамоту и ево Царское жалованье 100 червонных золотых, да 40 соболей деною в 50 рублев, ему боярину, также и стольнику князь Андрею Ромодановскому евож Государева жалованья 50 золотых червонных да 40 соболей ценою в 25 рублев поднесли. И боярин Василей Борисович Великого Государя милостивую грамоту выслушав, также и ево Государево жалованье, золотые и соболи приняв, они боярин Василей Борисович и стольник князь Андрей на его Государской милости благодарственно, с радостными слезами, били челом. А что де ему боярину Василью Борисовичу пред прежними годами Государское жалованье прислано с убавкою и о том зело опечалился и плакал горько, разумеваючи на себя некакой гнев Государской. И после того изволил с нами говорить в тайне, без бусурманов, о крымских посольских делех, и спрашивал нас: те дела, с которыми мы присланы, ему боярину Ванилью Борисовичу ведать, указаноль? И мы ему объявили, что такова Великого Г-ря указу, чтоб ему те дела ведать с нами, к нему не прислано. И он боярин Василей Борисович за то благодарил Бога и Государскую милость, что он от того дела учинен свободен; а прежде сего от посольства Ивана Сухотина в Государских делех, которые он боярин ведал, имел от бусурманов великое подозрение и убытки и не вольные трудности. По том мы ему извещали о посольских договорах, что слышали от Ивана Сухотина, и ево докладывали те посольские договоры с Хановыми ближними людми постановленными, и ему боярину известноль? и при тех договорех он боярин Василей Борисович был ли? И боярин Василей Борисович нам объявил, что Иван Сухотин про те договоры сказал нам правду, потому, что все те ево Ивановы договоры, по наказу, в ответех были при нем боярин Василье Борисович. И к Великому Государю он, о том постановлении, писал же во всем сходно с его Ивановою отпискою. А в совершение-де те договоры не приведены для того, что меж государств учинился спор о разграничены земель; да и ближние-де Хановы люди за чем те договоры в совершение не приведены, во ответе нам объявят. И переговоря о тех делах [589] боярин Василей Борисович з беем и с нами вместе, поехали в ответ к ближним людем, в тоже село, где мы на приезде были у Ханова Величества.

И приехав в село, поставили нас всех на переднем татарском дворишке, до указу. По том бей розменной, пристав наш, быв у ближнего человека Агмет-аги пришол к нам. И боярину Василию Борисовичу и нам посланником Царского Величества говорил Хановым повеленьем, чтоб мы шли в ответ для посольских дел к ближним людей. И боярин Василий Борисович, и мы, и переводчики, и подьячие, и толмачи с нами шли в ответную палату пешн, для того, что было переходу нам не далеко. И вшедчи в палату, з ближними Хановыми людми, с Агмет-агою с товарыщи привитались, и спрося боярина и нас о здоровье, велели нам сесть. Боярин Василей Борисовичи и мы посланники Царского Величества взаимно их поздравя сели, на уготованных ниских скамейках окрытых коврами, против их, по блиску. А сами ближние люди сидели опершися о бархатные подушки. И против боярина Василья Борисовича и нас не встал из них ни один, толко встречали нас на дворе и в сенех многие мурзы и аги и знатные люди. А в ответной палате стены обиты завесами золотными и бархотными чрез полосу сшиваны; пол весь услан коврами и попонами цветными. Потом не належащим персонам велели ис полаты уступить вон, остались толко ближних людей Агмет-ага, Дедеш-ага, Дефтердарь-ага, бей розменной, Кеман-мурза-Сулешев, да езычей, се-есть писарь большой Агмет-аги, которой сидел одаль от них И умовчав немного вопросили нас Его Царского Величества посланников о нашем посольстве, и чтоб мы объявили самую правду не пространными беседами и розговоры, без всяких околичностей, и лишних слов, которые болше в делех чинят трудности и препинание, нежели что дел в постановление приводят. И мы им соответствовали, что за нами лишних и пространных слов нет и не будет, а что нам от Великого Государя нашего Его Царского Величества наказано, то им объявим и взаимно желаем, чтоб они у нас со вниманием и с тихостью выслушали. И они, ближние люди, нам молвили: говорите-де, а они де ради со вниманием слушать. И мы Царского Величества посланники им говорили сверх нашего посольского объявления, пред Хановым Величеством, которое они ближние люди будучи при Ханове Величестве от нас слышали. В прошлом во 188/1680 году прежние посланники Иван Сухотин с товарыщи будучи в Крыму меж собою ссорились, и дяк Василий Михайлов, из Крыму уехал, а к Великому Государю Его [590] Царскому Величеству, государь ваш Ханово Величество в листу своем писал, что от помянутых от посланников, к делам Государства Московского полезных слов не было, толко в руках своих держали некакой чертеж, и чтоб Великий Государь наш Е. Ц-ое В-во для тех посольских мирных договоров и о постановлены меж государств розграничения земель с Салтановым Величеством Турским изволил к государю их Хану прислать иных послов. А Ханово Величество с Салтановым Величеством, о добре переговоря будет меж великими государи посредником и мир учинит. И Великий Государь наш Е. Ц-ое В-во выразумев из листа Ханова Величества к нему Великому Государю писанное, указал ехать к государю вашему для мирных договоров и для постановлены о розграничении меж государств земель, нам своим Государевым посланником, и при сем нашем ответе, прежде объявления нашего в делех, хощем от вас ведать: — послы Салтанова Величества Турского в Крыме у государя Вашего Ханова Величества есть ли, и при наших договорех с вами ближними Хановыми людми за Салтанову сторону говорить с нами будут ли? И Агмет-ага и протчие с ним ближние люди сказали нам: послов-де Салтаиовых у Xанова Величества нет, а повеление и полная мочь о тех делех дана от Салтана Турского государю их Хану Крымскому; и они ближние люди имеют от своего государя указ говорити с нами о всем, как за Салтана Турского сторону, так и за свои Крымские юрты, и чтоб мы Царского Величества посланники с ними ближними Ханскими людми, за Салтана Турского сторону в мирные договоры вступили надежно. И мы у них выслуша в той отповеди, еще их вопросили: с прежними Царского Величества посланники, с Иваном Сухотиным с товарыщи, о мирном постановлены по наказу данному им от В-го Г-ря нашего договоры у вас бывали-ли, и в докончанном постановлены учинены-ли, и что учинено? И Агмет-ага с товарыщи своими нам сказали: у прежних-де посланников договоры о государских делех они слышали, а в постановление приведены будут тогда, как в его Царского Величества посланники о розграничении меж государств Царского Величества и Салтанова Величества земель им межу прямую объявим, потому, что-де они ближние люди у прежних послов не слыхали; а государь их писал к Великому Государю Е. Ц-му В-ву: — будет Его Царское Величество изволит учинить рубеж по Днепр реку, тогда бы и послов своих к Ханову Величеству послал; а будет не изволит Его Ц-ое В-во рубежу быти по Днепр, то бы и послов своих не посылал, толко бы ханских гонцов [591] Халил-агу с товарищи велел отпустить, и чтоб мы посланники Ц-го В-ва о розграничении земель указ Великого Государя им объявили. И мы им ближним людем говорили: хотя в листу Ханова В-ва так и написано, как они ближние люди нам объявляют, толко Иван Сухотин к Великому Государю писал, что у него учинился договор по воле Великого Государя Е. Ц-го В-ва, а диак Василей на Москве сказал, что о рубеже говорили с стороны Ханова В-ва по Рось и по Тясмин и по Ингул, и по той Ивановой отписке и по Васильеве скаске обнадежена стала межа не по Днепр реку. И ближние люди нам говорили: слышали они от Ивана Сухотина и от диака Василья о розграничении земель меж государств во обявленье по Рось и по Тясмин и по Ингул во многих розговорех, толко-де в договоре о меже на те урочищи они, ближние люди, с нами Иваном и с Васильем не вступали, и слушать того не хотели, по тому, что Салтанову В-ву Турскому и государю их Ханову В-ву по те урочища межи иной кроме Днепра не чинивать. И будет-де вы посланники Царского Величества учнете о той меже говорить, о чем Иван и Василей объявляли, и мы-де у вас того слушать и в ответы вас имать не будем, для того, что кроме Днепровой межи, с их сторону уступки не будет. А будет де вам о Днепровой меже договор чинить наказано, и мы-де с вами во все государственные дела, о чем с нами будете во ответех говорить, вступать готовы. И мы им в той Днепровой меже отказали, а говорили им, что посольская наша присылка обнадежена межею по отписке к Великому государю Ивана Сухотина, и по скаске диака Василья Михайлова как они от них Ханова В-ва ближних людей слышали, и были обнадежены. А увидався с Иваном будем с вами говорить после, в ином ответе. И они на нас осердились и с великим не вежливым шумом велели нам ехать на посольской стан. А приехав па стан, по указу Великого Государя о договорных статьях, как нам в наказе написано, справливались с наказом® и з статейными списки Ивана Сухотина и дяка Василья Михайлова и з евоим болшим наказом; а об объявлении межи по большому наказу положили мы совет, с писарем Гетманским, с Семеном Раковичем, что нам ту межу объявить в другом ответе.

И Ноября в 3 день по присылке от Ханова В-ва были у ближних ево людей у Агмет-аги с товарыщи, в том же селе, в ответе. И ближние люди в первом слове говорили нам: чтобы мы им объявили о меже последнее намерение. И мы им в Днепровой меже отказали по прежнему, что то дело нестаточное и указу на то Великого Государя о Днепровой меже [592] нет и впред не будет. А есть нам Великого Государя Е. Ц-го В-ва о меж перед прежним Царского Величества посланников объявлением новой указ, которой меж государств имеет быти в розграничении земель на об стороны з добрым пожитком и безобидно. И чтоб они ближние люди того Великого Государя нашего Е. Ц-го В-ва указу изволения о меж вы слушали у нас прилежно, з добрым радением а не с шумом, а выслушав донесли бы то наше объявление Ханову Величеству. И они нам велели говорить, а сами обещали выслушать прилежно. И мы Царского Величества посланники говорили им и межу объявили, по большому наказу, такову. Междо государств Царского Величества и Салтанова Величества Турского быти розграничению земель и меж, — взявшися от местечка Василькова, издавна до Киева належащего, до дороги Хвастовской, полем. А на том поле до дороги Хвастовской покопать концы, а дорогою Хвастовского мимо местечки Ракитною и Олшанку к местечку Синице, до реки Роси, привести по берегу Роси, тутже блиско имеет вестися до реки Ирденя, а по берегу Ирденя до реки Тясмины, а по берегу Тясмины приведчи ниже Чигирипа в миле, где речка Чюта впадает, взявшися из под леса Чюта названого, в Тясмину, опять имеет быти от Тясмина проважена поперег, по-над речкою Чютою и по под лесом Чютою с того боку от Чигирина до верху речки малого-Ингулца, а по-над Ингулцом сим боком от Днепра имеетца провадити мимо Сечи, против речки Носаковки в Днепр впадающей, а против Носаковки пришедчи опять от Ингульца-малого до верха Носаковки но — делать полем копцы, а Носаковкою придти до самого Днепра. А от того розграничения до Богу реки, нигде Салтанову В-ву Турскому також и Ханову В-ву на Казацких прежних жилищах, от Бога реки до вышепомянутых рек и речек, також и вновь нигде городов и мест и местечек не ставить и не заводить, и старых не починивать и людми своими не населять, и юртами не кочевать; и поволит ни кому не велеть и Великого Государя Е. Ц-го В-ва с стороны никого не призывать и не принимать, и поволит ни кому не велеть же. А которые городы или села или иные какие пи есть зовомые места Казацкого поселения обретаютца ныне меж Богом, и с тем вышепомянутым розграничением и с тех мест жителей выслать и дать им волю, куды они походят туды и пойдут, а самые те места разорить, чтоб впред от того у В-го Г-ря у Е. Ц-го В-ва с Салтановым В-м Турским и с Его Хановым В-м какая ссора и недружба не учинилась, а былоб сохранно во всякой твердости, без нарушения, и войны ни за что не вечинать. [593] И Агмет-Ага, и все с ним будущие ханские ближние люди, выслушав того нашего объявления разсмеялися и с подивлением нам говорили: будет де толко за вами дела есть, что вы теперво нам объявляете, и такову межу показуете, то не пошто — де было вам сюды и ездить, потому, что еще в той меже отказано прежним помянутым посланником, и с тою ведомостью отпущен к Царскому Величеству Леонтей Григорьев и дьяк Василей Михайлов и гонец государя их Хана; а приказано де им Леонтью и Василью от Ханова В-ва известить Великому Государю, также и з гонцом их в Ханском листу писано, — если по Днепр изволит Великий Государь межу учинить, на том и мир станетца; и с стороны-де Ханова В-ва по Рось и по Тясмин и по Ингул уступки не бывало и впред не будет. А Царскому де Величеству пристойнее было верить написанному делу в Ханове листе, а не Ивановой отписке Сухотина и Васильеве скаске Михайлова, для того, что-де за их меж собою развратом слушать было у них нечего и договоров было с нами чинить не мочно. И мы им ближним людем говорили: что Иван Сухотин с товарыщи, о розграничении таковых урочищ, каковы мы посланники в сторону Салтанова Величества ныне поступаем не объявляли, и в отписке Ивановой к Великому Государю о том не писано, изволил то ныне учинить Великий Государь Его Ц-ое В-во для успокоения обоих государств народов и упятия кровей, и свободы пленных в обоих сторонах с великою с своей Ц-го В-ва стороны уступкою многих пространных угожих земель и рек. А мочно им ближним людем то разуметь, что Салтанову Величеству имея пространные государства своего городы и земли для чего за такие пустые и малые и не прибыльные земли, которые за тем розграничением имеют остатца в стороне Царского Величества, исконную дружбу розрушат, и крови на обе стороны, что Богу не приятно, проливати, и пленным свободу не давати. И если за такою великою уступкою дойдет до войны и кроворазлития и то от Бога на ком взыщетца, что многими и пространными землями не удоволясь за малое место земли к миру не приступать н войну начинать, и будет тому мстителем Бог, кто обоим народам не пожелает добра и кровей унятия и пленным свобождение, для того, что по нынешнему нашему вышепомянутому предложению, малая часть земли останетца в стороне Великого Государя Е. Ц-го В-ва. И приводили мы их, ближних людей, к тому склонению всякими приятными разговоры сколко было возможно, и Государевым жалованьем обнадеживали, а иным и давали; только отнюдь по тому нашему наговору и обещанию склонение к миру [594] по нашему предложению, не показали. А после того подумали они ближние люди меж собою и переговорили тихо и учали нам говорить: что они по словесному нашему пространному объявлению, межи о розграничении меж государств выразуметь не могут и урочищ таковых не знают, и чтоб мы им, тем урочищам дали писмо, также чертеж учинили и подписали татарским писмом; а как-де они по тому нашему писму и по чертежу о меже и о урочища выразумеют и о том-де они доложат Ханову Величеству; а какое-де будет Ханова В-ва о том изволение, тогда они ближние люди, учинят нам известно и велят быть в ответ. И мы те их слова выслушали и уразумели в том деле трудность великую и меж собою посоветовали, хотя нам о том чертежа из Посольского Приказу и не дано толко без такова писма и чертежа обойтитца и к склонению их приводить было невозможно, обещали им прежде письмо выписав о меже из наказу дать, а если по письму не могут тех пограничных урочищ выразуметь, тогда и чертеж дадим. Потом отпустили нас на посольский стан.

И Ноября в 5 день на посольском стану приказали мы из большого своего наказу, то пограничное розграничение написать переводчиком, татарским писмом, и иаписав отослали то письмо к ближнему человеку Агмет-аге тогож числа, с переводчиком Ахметом Шакуловым. А о чертеже призвали к себе в совет посланного от Гетмана Ивана Самойловича, Прилуцкого полку цисаря Семена Раковича и казаков с ним будучих, Тимофея Федорова с товарыщи, которые в Запорожье по Днепру живали и те степные речки и урочища и городы и местечка взявшися от местечка Василькова, издавна до Киева надлежащего, до дороги Хвастовской, и тою дорогою мимо местечек Ракитные и Ольшанки и до местечка Синицы и до Роси реки и до Ирденя и Тясмины И где ниже Чигирина речка Чюта впадает, и до речки малого Ингулца даже до речки Носаковки в Днепр впадающей, все места и речки и урочищи знают, и говорили им: могут-ли они те урочища, памятью своею, на чертеже написать подлинно; а для подлинного выразумения и примеру, мы посланники Е. Ц. В-ва, показали им печатной чертеж, немецкого тиснения, всего Московского государства и всея Малороссийския страны обоих сторон Днепра, даж до Крыму и до самого Нонтинского моря, вся грады и места и реки и урочищи и степи и леса изящно изображены, которые подписаны по латине и по польски. И писарь Семен Раковичь с казаками своими сказали нам: что мочно применяючись к тому печатному чертежу те урочища, об-явленный межи, им памятью и знаемостью своею написать, понеж тот печатной, [595] чертеж с их знаемостью и с памятью о тех урочищах зело сходен. И за тем нашим общим советом, писарь Семен Раковичь чертёж учинил и написал ево своею рукою, слово в слово, как те грады и река Днепр и иные реки и речки и степные урочища и леса в своих положениях обретаюттся, так он над ними и подписал. А над теми его подписками велели мы подписать татарским переводчиком.

Ноября в 7 день, в вечеру, приехал к нам от ближнего человека Агмет-аги Аллеидек его которой был от Хана в гонцах на Москве с Халил-агою и сказал нам, чтоб мы утре рано ехали в ответ к ближним людем. И Ноября в 8 день, по утру рано, с приставом своим с розменным беем и с присланным по нас Халил- агою, приехали мы в греческое село зовомое Мингуш, от нашего стану в 20 верстах, и были у ближних людей Агмет-аги с товарыщи в ответе. В первых словах поздравя нам и посадя на уготованных местех, спросили у нас помянутого чертежа, а по писму де вашему о меже хотя и татарски написано выразуметь совершенно не можем. Тогда мы ему говорили: хотя нам от Великого Государя нашего такова указу и нет, что нам вам чертеж дать, однако же мы видя в том деле чрез недоумение ваше великую трудность, покамест вам те урочища на чертеже для лутшего выразумения, и развернув чертеж показали. И ближней человек Агмет-ага по тому чертежу подписи все прочел и выразумел и похвалил, что тот чертеж написан разумно, правдою, и спросил у нас того чертежа, чтобы мы ему отдали показать Ханову Величеству и иным ближним многим людем, которые те урочища знают. И мы ему говорили по вышереченным своим словам: такова великого Государя указу, что нам чертеж давать, нет, да и для того вам чертежа дать не возможно опасаясь от вас такова озлобления как вы приняв у прежних Ц-го В-ва посланников у Ивана Сухотина с товарыщи чертеж их обругали, и к Великому Государю нашему в грамоте написали великое поречение, что будто от них о государских делех годных слов ни каких не слыхали, толко в руках держали незнаемо какой чертеж. А Агмет-ага говорил нам с прилежным прошением и по своей вере обещался клятвенно, чтоб мы в том никаково поречения и лживых на себя слов и писма не опасались, и тогож чертежа Ханову Величеству чрез ево Агметовы руки донести и посмотреть дали, а Ханово до В-во высмотря тот чертеж и выразумев в нем дело, по тому укажет с вами и договоры чинить, а тот чертеж он Агмет-ага отдаст нам сам своими руками. А естли-де вы за своим [596] упрямством того чертежа не дадите, и посольство-де ваше будет слепотою покрыто и выразуметь о меже без чертежа не мочно потому, что не выразумевши межи ис чертежа, словом и писму вашему верить нечему и наизуст таких дел не делают. И мы посоветовав меж собою и положась на помощь Господа Бога, тот чертеж ближнему человеку Агмет-аге отдали. И Агмет-ага приняв у нас чертеж говорил нам: если-де государь их Хан, по указу Салтанова В-ва Турского и сам за свою сторону по сему вашему объявлению изволил учинить межу и розграничение земель, и Великий Государь ваш Его Ц-ос В-во за такое Хана их дружелюбие и доброе посредство изволит-ли обещать какие любителные в дарех поминки, и им ближним людем жалование, также и Салтану Турскому и везирю. И мы ему сказали: естли государь ваш Ханово В-во за Салтанову сторону Турского и за свой юрт по той нашей объявленной меже к мирным договорам склонитца и межу постановит и в шертную грамоту напишет и Великий Государь наш Е. Ц-ое В-во Салтанову В-ву Турскому и государю вашему Хану, любительные поминки в дарех, и везиру Салтанову п вам Ханским ближним людем свое государское жалованье пришлет. А коликое число будет, и то объявим в то время, как государь ваш Хан к той помянутой меже склонитца и мирной договор во всем с нами учинит; а не видя вашего склонения, обещать вам ничего не можно. И ближней человек нам говорил: что прежние Ц-го В-ва посланники Иван Сухотин с товарыщи обещали Салтанову везирю ево, и государю их Хану от той межи, которую вы объявляете на 45,000 рублев, да им ханским ближним людем 5,000 червонных золотых. На те ево слова мы ему сказали: про такое обещание Ивана Сухотина мы не слыхали и к Великому Государю к Его Ц-му В-ву он Иван не писывал и в статейном ево списку, которой нам дал за рукою своею , того не написано. И Агмет-ага сказал: Ивану-де Сухотину с товарыщи в том обещании казны заперетца не возможно, потому, что их обещание было при боярине Василье Борисовиче Шереметеве, и будет де вы в том нам не верите, и государь их Хан велит ево Ивана поставить пред Вами, и в том обещании допросить ево при боярине Василье Борисовиче и при вас, в лицо. И мы ему Агмет-аге говорили: как вы хочете себе, и с Иваном так чините; а мы по указу Вели-кого Государя имеем о том особной указ, а до Иванова такова обещания нам и дела нет, потому, в ханове грамоте к Великому Государю, посольство его опорочено, и за таким пороком про ево Иваново посольство и поминать было нам недлячего. По том нам велели ехать к [597] себе на подворье и ночевать в том селе, для того, что назначил нам быть пред государем их Ханом, по утру.

Комментарии

1. Печатаемый здесь Статейный список, получен из библиотеки Г. Президента Общества, Князя Михаила Семеновича Воронцова, богатой многими драгоценными историческими документами.

Статейный Список есть произведение пера знаменитого дьяка Никиты Моисеевича Зотова — наставника Петра Великого, и потом его поверенного в разных государственных делах, в качестве дипломата с титлом графским. Кроме дипломатического интереса, заключающегося в договоре о границах, постановленных между Россией и Ханством Крымским, Статейный список содержит сверх сего многие любопытные подробности: о дороге, которою ходили в Крым, о трудностях на ней встречаемых, о городах и крепостях Татарских и наконец о притеснениях, которые делали хищные Крымцы христианским посольствам.

1а. Городок Царев-Борисов находится теперь Харьковской губернии в Изюмском уезде. Построен Царем Борисом Годуновым в 1600 году.

2. Вал этот вместе с крепостями: Лионами, Кронами, Воронежем, Белгородом, Осколом, Валуйками и Курском учреждены в ограждение набегов Крымских Татар, при Царе Борисе Годунове, в 1391 году.

3. Упоминаемые здесь разрушенные селения принадлежат к XIII веку, когда восточный торговый путь, чрез город Крым (что теперь Эски-Крым), а потом чрез Кафу и Тавань, шёл на Киев.

4. Проект дьяка Никиты Зотова, чтобы Русским утвердиться здесь, выполнен в первый поход князя Василья Голицына в 1689. Тогда был заложен «Богородицкий городок» на р. Самаре, на урочище «сорок боераков», близко Ново-Московска. См. Собрание государственных грамот и договоров. IV, 605.

Текст воспроизведен по изданию: Список с статейного списка великого государя его царского величества посланников: стольника и полковника и наместника Переяславского Василья Михайлова сына Тяпкина, дьяка Никиты Зотова // Записки Одесского общества истории и древностей, Том II. 1848