СПИСОК.
СО СТАТЕЙНОГО СПИСКА ВЕЛИКАГО ГОСУДАРЯ ЕГО ЦАРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ПОСЛАННИКОВ: СТОЛЬНИКА И ПОЛКОВНИКА И НАМЕСТНИКА ПЕРЕЯСЛАВСКОГО ВАСИЛЬЯ МИХАЙЛОВА СЫНА ТЯПКИНА, ДЬЯКА НИКИТЫ ЗОТОВА
И Января в 14-й день приехал к нам пристав бей, велел нам ехать к Ханову В-ву, на Качю, и говорил: помянутая-де Великого Государя грамота отдастся нам в ту пору, как будем на дворе Ханова В-ва. А для чего она у толмача взята и Ханову В-ву поднесена и печать у ней отнята и отворена и вычтена, о том-де вам посланникам Ц-го В-ва сам государь, его Ханово В-во, скажет. И как мы с беем к Ханову двору приехали поблизку, и бей велел остановиться и подождать, пока он об нашем приезде Ханова В-ва доложит и грамоту Великого Государя нам вывезет и толмача Андрея нам приведет. И по недолгом времени приехал к нам от хана бей и толмача с грамотою Великого Государя привел и нам его отдал. И мы у толмача грамоту В-го Г-ря приняли расшитую и печать у ней отнята; подивились тому не по малу [180] и бею о том говорили, и он нам сказал те ж свои вышеописанные речи. А боярин Василий Борисович был приведен тут же прежде нашего приезду и поставлен был под бакчами с нами вместе, и ту растворенную Великого Государя грамоту без печати видел. И по полуденном богомольном Ханском времени приехал бей, боярину Василью Борисовичу и нам с грамотою Великого Государя велел ехать к Ханову В-ву. И мы, едучи на конях к Ханову двору и двором и в хоромы идучи, грамоту Великого Государя держал я Василий, за пазухою, для того, что без печати явно было ее вести посольским чином непристойно. А пришед к Ханову В-ву в палату, по обычаю поклонясь говорили: по указу Великого Государя нашего Его Ц-го В-ва прислан к нам в Крым толмач с любительною его Государскою к вашему Ханову В-ву [181] грамотою; а велено, государь, нам ту Ц-го В-ва грамоту у толмача принять и вашему Ханову В-ву поднести нам Царского Величества посланникам. И ту В-го Г-ря грамоту ближние вашего Ханова В-ва люди у толмача отняли силою и печать отняли и грамоту растворили и нам ее отдали без печати, и тем своим не обыклым в государских делах учинением, ближние люди вашего Ханова В-ва пресветлейшему престолу Великого Государя нашего Его Ц-го В-ва чести учинили умаление, и в нынешних настоящих перемирных договорах показали противность. И чтоб ваше Ханово В-во велел об отъеме В-го Государя грамоты и печати разыскать, и на такое ваше государское превысокое честное дело дерзающих людей велел учинить, пред нами послами Ц-го В-ва, оборонь, чтоб впредь, меж вами Государями такими необычными дерзостями умаления [182] Государской чести, и ссоры меж вами Государями не чинили. И Ханово Величество выслушав и говорил нам тихо, и милостиво усмехаючись: чтоб мы о вышеупомянутой отнятой у толмача и распечатанной В-го Государя грамоте не сомневались и во умалении чести Великого Государя Его Ц-го В-ва и в противности перемирных договоров никакого поразумения себе на ближних его Ханова В-ва людей не имели, для того ту-де В-го Г-ря грамоту у толмача велел взять и донести к себе сам Его Ханово В-во и печать-де у нее отнял и грамоту отворил и вычесть пред собою велел он же Ханово В-во для того, что-де та Его Ц-го В-ва грамота писана и послана от Великого Государя к его Ханову В-ву, а не к ним посланникам Ц-го В-ва, и ту-де Его Ц-го В-ва грамоту захотелось его Ханову В-ву видеть вскоре. А для-де посольского чину, чтоб нам ее его [183] Ханову В-ву поднести, велел-де его Ханово В-во отдать нам и чтоб мы посланники Его Ц-го В-ва ту грамоту В-го Г-ря его Ханову В-ву подали, а он ее изволит у нас принять сам, рукою своею. А иные-де Ц-го Г-ря грамоты, за печатями, которые с толмачом посланы к вам и тех-де у него Ц-го В-ва грамот и никаких инших писем имать у него не велел и со всем его приказал отдать вам в целости. И мы, выслушав Ханова В-ва слова, молвили ему: по воле твоей государской да будет! И грамоту Великого Государя подали, при боярине Василье Борисовиче, а от Великого Государя поклона и никакого посольства его Ханову В-ву мы не правили. И Ханово В-во приняв Великого Государя грамоту отдал ее Агмет-аге. Потом боярин Василей Борисович и мы объявили его Ханову В-ву присланные к нам В-го Государя грамоты об откупных деньгах [184] боярина Василья Борисовича и стольника князь Андрея Ромодановского и о посланниках Ханова В-ва Сефер-аге, что откупные деньги и Сефер-ага присланы в Белгород, и чтоб его Ханово В-во боярина Василья Борисовича Шереметева и стольника князь Андрея Ромодановского на откуп и переводчика Кутломамет Устокасимова и подьячего Дементья Елдина, за посланника своего Сефер-агу, на размену, велел отпустить на Тор или Дон. А как они на Тор или Дон привезены будут, и из Белгорода за боярина Василья Борисовича и за стольника князя Андрея Ромодановского откупные деньги и Сефер-ага из Белгорода присланы будут. И Хан выслушал и говорил: теперь во милостью Божьею учинился меж Государями мир, и боярин Василий Борисович и стольник князь Андрей Ромодановской на откуп, и переводчик и подьячий за Сефер-агу на размену [185] будут присланы в тот Ц-го В-ва город, под которым размена имеет быть. Потом мы докладывали Ханова В-ва: что живем в Крыме без дела многое время, и чтоб его Ханово В-во в отпуску нашем к Великому Государю Его Ц-му В-ву трудить нас и держать без дела не велел для того, что время то приходит, что войска Царского Величества рушиться имеют сего месяца, быть под Киев и на иные пограничные места и будучи на границах и под Киевым будут бояре и воеводы Его Ц-го В-ва промыслы чинить, и не ведая перемирных договоров учнут посылать ратных людей в подъезды и в войну под Крымские и Азовские и Ногайские и иные вашего Ханова В-ва края и улусы, и чтоб от тех войсковых Ц-го В-ва промыслов и подъездов сему перемирному меж вами Государями договору никакого нарушения не учинили, а [186] нам бы посланникам Ц-го В-ва в том от Ханова В-ва напрасно в подозренье не быть. И Ханово В-во говорил нам: хотя б-де от войск Его Ц-го В-ва ныне по вашему извещению, промысел ратной какой над его Ханова В-ва людьми и учинится и того-де на вас не спросим и мирному сему договору порухи от того никакой не будет. И чтоб мы замедленным своим житьем в Крыме не поскучили и подождали указу Салтана Турского, которого он Хан ожидает себе вскоре; не дождавшись о том перемирном деле указу от Салтанова Величества, отпустить ему Ханову В-ву нас не возможно. Да нам же его Ханово В-во говорил: чтоб мы писали от себя на Дон и в Запорожье, к Донскому и Запорожскому войскам, и о нынешнем мирном, постановлении им в письме объявили и их тем от воинских промыслов над Азовскими и [187] Крымскими и Турецкими народами задержали. А его-де Ханово В-во послал свои грамоты во все свои Крымские города и в Ногайские улусы с Крымским заказом, чтоб за нынешними перемирными договорами, в пограничные и в окраинные Великого Государя Его Ц-го В-ва города, отнюдь войною не ходили и для языков и ясырь безбашев, подъездов своих не посылали. И мы его Ханову В-ву в том отказали, а говорили: что нам не приведя вашего Ханова В-ва к шерти и не взяв у него шертные грамоты, писать о задержании воинских промыслов к Донским и Запорожским войскам невозможно. А когда то перемирное дело, за указом Салтанова В-ва, с вашим Хановым В-вом у нас посланников Ц-го В-ва в совершение придет и шерть ваше Ханово В-во и братья ваши Калга и Нурадын салтаны на Коране, за Салтана Турского и за себя [188] при нас учините и грамоту шертную, ваше Ханово В-во, за золотою своею Ханскою печатью нам изволишь отдать и нас посланников Ц-го В-ва велишь из Крыму к Великому Государю нашему к Его Ц-му В-ву, отпустить, тогда, за помощью Божьею, вступивши мы в пограничные Великого Государя Его Ц-го В-ва земли и города, в Запорожье и на Дон, о перемирных договорах ведомо учиним, и от воинских промыслов взаимно велим казакам Донским и Запорожским задержаться и жить в пограничье, с вашими Ханова В-ва и с Турецкими народами в покое и в дружбе и любви. И Ханово В-во нам молвил: когда такого письма от себя на Дон и в Запорожье до совершения перемирных договоров послать не хотите, и вы-де живучи не скучайте и подождите от Салтанова В-ва Турского тому доброму делу лучшего подтверждения и указу. И велел [189] нам ехать к себе на стан. И мы говорили: для ваших общих Государских таких добрых дел жить и дожидаться с радостью мы всегда готовы, и слыша от вашего Ханова В-ва в Государских делах способ, скучать не будем. И ударив челом его Ханову В-ву, поехали к себе в стан.
И Января в 28 день приехал к нам в село Мариино пристав наш бей разменной и говорил: Ханово-де В-во изволить быть сего числа в бахчу свою, зовомую Ашлама, поблизку вашего стану, села Мариина, для того, что-де от Салтана Турского гонец с указом поворотился. А какой-де от Салтана Турского указ, и то-де государь его Хан хочет вам объявить, и чтоб мы к приезду его Ханскому были готовы и ждали от него вести. И Января в 29 день приехал к нам тот же бей, велел нам с собою вместе. Ехать [190] к Ханову В-ву, в помянутую его бахчу. И мы взяв с собою гетманского писаря, к Ханову В-ву, с ним беем поехали. А приехав, вошли в палату, и Ханову В-ву челом ударили по прежнему обычаю. И Ханово В-во, спросив нас о здоровье, говорил нам: прислан-де к нему указ от Салтанова Величества Турского, велено ему, по нашим перемирным договорным статьям и по образцовой шертной грамоте мирное постановление за его Салтанова В-ва сторону и за все Крымские юрты, в совершение учинить и шертную грамоту дать за золотою печатью и отпустить вскоре. И вынув из-за пазухи Салтанскую указную грамоту, показал нам, а шертную образцовую грамоту, на татарском письме от нас поданную, держал в руках же своих и сказал нам: что он велит ее к отпуску нашему изготовить вскоре; и салтанскую помянутую присланную к нему [191] указную грамоту, для лучшей верности и свидетельства отдаст нам же, на отпуске, вместе со своею шертною грамотою. И велел нам к отпуску готовиться, и срок нам положил на 10 дней. И мы, выслушав, сказали: что к отпуску будем готовы. И докладывали его Ханова В-ва по грамоте Великого Государя, какова к нам прислана с толмачом с Андреем Щербининым об отпуске, на откуп боярина Василья Борисовича Шереметева, да стольника князя Андрея Ромодановского. И Ханово В-во нам сказал: что он изволит их отпустить с нами вместе, а пока-де-мест мы посланники Ц-го В-ва к отпуску изготовимся и в тех-де числах его Ханово В-во приказал к себе быть на съезде братьям своим Калге и Нурадыну салтанам и честным пяти родам Крымским и беям и карачеям и мурзам и агам и всяких чинов [192] Крымских юртов думным людям; чтоб им те договорные статьи и образцовая шертная грамота, для ведома, вычесть и о шертованье их перед нами и о прикладыванье к шертной грамоте рук, будет им его Ханово В-во говорить. А как-де они к его Ханову В-ву в думу съедутся и тогда-де его Ханово В-во нам посланникам укажет быть тут же. И велел нам ехать на стан.
Января в 31 день приехал к нам от Ханова В-ва пристав бей и сказал нам, что-де Калга и Нурадын салтаны и беи и карачеи и все помянутые чины к Хану съехались и засели в думе с его Хановым В-вом, в бахчах его Ханских, на Каче; а нам-де посланникам Ц-го В-ва велел его Ханово В-во по прежнему своему изволению быть к себе того ж часа, а боярину-де Василью Борисовичу велел его Ханово В-во быть тут же. И [193] мы, взяв с собою помянутого гетманского писаря Семена и переводчиков и подьячих, поехали с приставом к Ханову В-ву. И вошедши в палату, ударили челом ему и Калге и Нурадыну салтанам, по первому ж обычаю; а ближним людям поклонились рядовым поклоном, на обе стороны палаты. И Ханово Высочество и Калга и Нурадын боярина Василья Борисовича спрашивали о здоровье. А потом говорил нам Ханово В-во: статьи-де ваши о перемирных договорах с Великим Государем с Eго Ц-м В-вом и образцовую шертную грамоту, братья его Ханова
В-ва Калга и Нурадын и беи и карачеи и все думные чины слушали, и написанное ваше посольство в статьях и в грамоте выразумели и что-де в тех статьях и в грамоте о Крымских юртах и делах написано, та-де им Калге и Нурадыну и всем годно. И потому-де нашему [194] перемирному договору его Ханово В-во, и братья его Калга и Нурадын салтаны за Салтанову сторону Турского и за себя и за пять родов честных Крымских и за всех беев и карачеев и мурз и за все Крымские юрты и за Ногайские улусы и за Белогородцких и Азовских татар и за все их народы под державою его Ханова В-ва обретающихся, по своему мусульманскому закону шерть учинят и шертную грамоту его Ханова В-ва от себя, за золотою своею печатью, нам, Его Ц-го В-ва посланникам велит дать. И послов своих от себя его Ханово В-во и братья его Калга и Нурадын к Великому Государю Его Ц-му В-ву для подтвержденья тех перемирных договоров с любительными грамотами пошлют; и нас-де Его Ц-го В-ва посланников к Его Ц-му В-ву отпустят со своими послами вместе. А что в тех договорных статьях и в [195] образцовой шертной грамоте написано, чтоб для лучшей веры двадцатилетнего перемирного содержания и за Салтанову сторону Турского договоры родом честным Крымским самим, на Коране, шертовать и к шертной грамоте им руки свои приложить; и того-де у них в Крыме, исстари, николи не повелось, чтоб им шертовать и руки свои, прикладывать. Шертует-де за них и за Салтана Турского и за все Крымское государство исконно только один государь их, наше Ханово В-во и братья наши Калга и Нурадын салтаны. И грамота-де шертная всегда дается от единого лица нашего Ханова В-ва, за золотою нашею печатью, а не за их руками. И мы посланники Ц-го В-ва говорили: Великий Государь наш Его Ц-ое В-во изволил в тех перемирных статьях о шертованье и о прикладе рук написать, и нам посланникам Его Ц-го В-ва говорить [196] помянутым Крымским честным пяти родам не без причины, для того, которые бывали мирные договоры прежде сего, у отца его Государева и Великого Государя Его Ц-го В-ва с прежними Ханами Крымскими и с братьею их Калгою и Нурадыном салтанами, и те мирные постановленья только содержались до смерти их или до перемены с Крымских юртов; а по смерти Ханова В-ва или по перемене иных Ханов чрез тех пять родов непостоянство, мирные договоры всегда разрушаются и меж Государствами Ц-го В-ва и Крымских юртов чинится война и кроворазлитие великое и пленное похищение на обе стороны напрасно; как то разорванье и не давно сталось в прошлых годах, после замирения с отцом его Государевым Великим Государем Его Ц-м В-вом Адиль-Гирея-Хана война началась великая от тех пяти родов при Селим-Гирее-Хане. И [197] Великий Государь наш Его Ц-ое В-во не токмо того употребляет чтоб помянутые роды на нынешних перемирных чрез нас посланников Его Ц-го В-ва договорах шертовали и руки свои и печати к шертной грамоте приложили, но и самому вашему Ханову В-ву велел нам говорить и в образцовой шертной грамоте записать, чтоб ваше Ханово В-во и братья ваши Калга и Нурадын салтаны на Коране шертовали на том, что по долголетнем житии вашего Ханова В-ва и иным впредь будущим Ханам на Крымских юртах и братьям их Калгам и Нурадынам и наследникам вашим, то нынешнее перемирное постановление, на 20 лет, содержать во всякой крепости и непорушении. И Ханово В-во говорил нам: шертованье-де его Ханова В-ва и братьев его Калги и Нурадына за себя, будет сдержано безо всякого нарушения, а чтоб нам шертовать за [198] предбудущих по нас Ханов и братьев их Калги и Нурадинов и за наследников, и то-де дело не статочное. Почему-де нам, по смерти своей, правду сердец их и крепость веры в душах их ведать; о том-де вам и говорить сором. И выговорив, рассмеялся и молвил: на сем-де свете мало того обретается, где б государств наследники содержали правду предков своих. А ныне-де с Ц-м В-вом перемирные договоры по нашей Ханова В-ва и братьи нашей Калги и Нурадына смерти, или по перемене хотя б кто иные Ханы и Калги и Нурадыны и Крымские знатные роды захотели что нарушить и войну начать, и то-де дело не статочное потому, что крепко и постоянно то дело имеет быть впредь с стороны Салтанова В-ва Турского для того, что без изволения Салтанова В-ва Турского сего перемирного покою никто нарушить не возможет; а [199] покамест нашему Ханову В-ву и братье нашей Калге и Нурадыну салтанам благоволит Бог живым быть и на Крымских юртах государствовать и до тех мест те перемирные договоры будут сдержаны без нарушения, только бы-де с стороны Ц-го В-ва каких разрушающих причин не показалось, а по нас-де при новых Крымских государях то перемирное постановление имеет быть подтвержденым новыми шертными грамотами меж великими Государями чрез присланных послов.
А Калга и Нурадын салтаны говорили: на чем-де брат их Ханово В-во с Ц-м В-вом за Салтанову и за свою сторону и за них братью свою и за все Крымские юрты перемирные договоры постановит и в шертной грамоте напишет и шерть учинит, на том на всем они, по мусульманскому закону, шертею своею [200] утвердят и содержат без всякого нарушения. А Крымские честные пяти родов: Ширинские, Сулешевы, Аргинские, Мансуровы, Куликовы и с ними беи и карачеи и все ближние люди говорили нам: домогаетесь-де вы посланники Ц-го В-ва у нас того, чего в Крыму от века не повелось, чтоб им руки свои и печати прикладывать к грамоте Ханова В-ва, от чего бы имело быть государю их Ханову В-ву и Калге и Нурадыну салтанам чести их великое умаление, и зазор, и шерти их и к крепкому содержанию недоверство. И мы Ханову В-ву и братье его Калге и Нурадыну салтанам и пяти родам честным говорили: Великий Государь наш Его Ц-ое В-во того вышеупомянутого нашего предложения от вас употребляет ни для каких иных пожитков, или для умаления вашей государской чести, токмо для надежды лучшего уверения и впредь крепкого [201] содержания тех перемирных договоров, и учинить бы то вашему Ханову В-ву с братьею и написать в шертную грамоту не трудно. А когда уже пяти родом честным, к вашей Ханово В-во и братье вашей шертной грамоте за вышеупомянутыми их отговором, рук своих приложить им не возможно, и они б дали на себя особое верящее письмо, за руками их и за печатями своими. И Ханово В-во и Калга и Нурадын салтаны на те наши слова умолчали; а вышеупомянутые роды говорили нам: письма-де особого дать не возможно; разве-де против старых обычаев посылать им к Ц-му В-ву от себя особых послов с грамотами. И мы им говорили: то дело не статочное, что вам от себя к Великому Государю нашему к Его Ц-му В-ву особых послов с грамотами посылать для того, что вы Ханова В-ва подданные холопы, и говорить вам про то [202] стыдно и не пригоже; а послы посылаются от Государя к Государям, а вы холопы, такие ж что и мы, должны быть в повеленье и в послушанье своих Государей; и подобиться вам к Государям такими своими гордыми и не вежливыми словами не годится. И они нам говорили: у Великого Государя вашего то повелось ли, что к его Государским грамотам боярам и ближним людям руки прикладывать. И будет-де вы посланники дадите нам на себя письмо, что Ц-го В-ва бояре и ближние люди к его государской грамоте руки приложат, и мы-де к шертной Ханова В-ва грамоте руки свои приложит. И мы им говорили: что у Великого Государя нашего у Его Царского Величества такова обыкновения нет и не бывало и впредь быть не возможно потому, что милостью Божьею, он Великий Государь, на своем государском престоле [203] самодержествует един и творит и повелевает яко ж хочет. А бояре и ближние люди, все повинуются его Государской воле, и на чем он Великий Государь с окрестными Государями свое государское какое дело изволит постановить и укрепить, и грамоты свои государские за единою царственною своею печатью послать, на том всякое дело в крепости и состоится, а бояр и ближних людей рук у тех государских грамот не бывает никогда. А что вы Ханова В-ва, подданные холопы, самовольством своим упрямитесь и верящего письма на те перемирные договоры за руками и за печатями своими дать не хотите, и тем показуете по себе, в содержании тех перемирных договоров, недоверство. И они нам говорили: на чем-де государь их Ханово В-во с братьею своею, с Калгою и с Нурадыном салтанами, за Салтанову сторону Турского и за себя и за них пять [204] родов Крымских и за все Крымские юрты, как о том написано будет в шертной грамоте, шерть учинят на том-де на всем, и от них будет сдержано безо всякого нарушения. А как-де у Великого Государя вашего, ближние его люди к грамотам его государским рук не прикладывают и во всем повинуются его государскому изволению, также-де они подлежат воле своим государем и верят им во всем, и для умаления их государской чести рук они прикладывать не будут и письма не дадут. — И мы, видя тех помянутых родов упорство, что они не токмо за Салтанову сторону Турского, и сами за себя шертовать и рук своих к шертной грамоте прикладывать и особого письма дать не хотят, говорили Ханову В-ву и Калге и Нурадыну салтанам с большою докукою и с прошением, чтоб они показуючи истинное посредничество и [205] любовь к Великому Государю Его Ц-му В-ву, по перемирным нашим договорам учинили на Коране шерть и отдали нам свою Ханскую шертную грамоту, за золотою печатью, отпустил нас для подтверждения тех перемирных договоров к Салтанову В-ву Турскому и от себя б изволил к его Салтанову В-ву отписать, чтоб те перемирные договоры его Салтаново В-во велел с нами за свою сторону подтвердить, потому ж и шерть и куране, изволил при нас посланниках Ц-го В-ва учинить и шертную свою Салтанскую грамоту к Великому Государю нашему послать. И Ханово В-во говорил нам: то-де дело не статочное, что ему нас к Салтану Турскому отпустить, потому, что вся полная мочь от Салтанова В-ва вручена ему Хану, а для-де истинного его посредничества меж Салтаном Турским и Великим Государем, нашим Его Ц-м [206] В-вом и впредь для вечной дружбы и любви, по нашему прошению и докуке, пошлет от себя наскоро к Салтанову В-ву гонца своего, с грамотою и с договорными статьями, чтоб его Салтаново В-во на те перемирные договоры и статьи за свою Салтанскую сторону прислал к его Ханову В-ву свою салтанскую шертную грамоту, а пока-де мест тот гонец поворотится от Салтана с указом и мы б до тех мест пожили в Крыме. И изговоря речь свою, велел нам ехать на стан. И мы выслушав те его слова и видя в отпуску нашем к Салтану Турскому великую несклонность, положились на его Ханское изволение, и челом ударя Хану и Калге и Нурадыну, поехали к себе на стан; а боярин Василей Борисович поехал в Жидовской городок. А об отпуске своем, на откупе, побить челом Ханову В-ву времени он не изыскал [207] для того, что в палате было о посольских делах зело шумно. И дожидались мы против тех писем отповеди от Салтана многое время.
Февраля во,2 день приехал к нам, в Мариино село, пристав наш бей, звал нас и велел нам с собою ехать к ближнему Ханова В-ва человеку к Агмет-аге для разговоров о государских посольских делах. И мы того часа поехали с ним беем к Агмет-аге; а вшедши к нему в палату, по надлежащему обычаю привитались и поздравясь сели подле его Агмет-аги, поблизку. А в ту пору сидели с ним агою ближние люди Ханова В-ва, бей Ширинской старой, да казнодаир большой, да Дедеш-ага, да, дефтердар большой, да пристав наш бей разменной, да язычей, сей есть писарь ближний. А в разговорах своих упоминались у нас, чтоб мы обещали Салтанову В-ву Турскому [208] и государю их Ханову В-ву и визирю Салтанову и 10 Хановым ближним людям, и за Ханское раденье и за их доброхотство, и помощь в нынешних посольских перемирных договорах, по Днепр реку, сверх обещательные, погодные казны то же число, что Иван Сухотин им сперва обещал деньгами и соболями. И мы им в том отказали и говорили с великими упорными словами, обличаючи их Ханскою грамотою писанною к Великому Государю Его Ц-му В-ву, чрез гонца их Халил-агу. Также и чрез Ханские слова, реченные нам, и их прежними разговорами, что хотя бы не токмо 100,000 золотых, как о том писано выше сего, но и миллионы Салтанову В-ву давали, и ему, по мусульманскому вашему закону, уступить межи далее Днепра, в его Салтанскую сторону не возможно. А что вы ближние люди Ханова В-ва, хвалитесь собою в том [209] последнем посольском нашем разговоре о Днепровой меже, раденьем и спомогательством, и мы посланники Ц-го В-ва ни мало вашего доброхотства в делах, кроме противности вашей, никакие прислуги ко пресветлейшему престолу Великого Государя нашего от вас не видали и не слыхали; и говорить вам о том не пристойно и стыдно. Да и Государю вашему Ханову В-ву, и по вышеупомянутым писанным в его Ханской грамоте, и из уст его нам реченным словам, упоминаться о такой казне не годиться, потому, что все нынешние перемирные договоры учинили мы с Салтановым В-вом и с вами ближними людьми по воле Салтана Турского и по письму и по словам его Ханова В-ва и по вашим разговорам; и такими непотребными и не правдивыми о государской казне на нас вымогательствами трудить, и обыклыми своими грубыми теснотами держать нас [210] напрасно в Крыме, вам непристойно. И будет впредь вы ближние люди, учнете нас в том трудити, и о чем не годится вам говорить, о том будете нам докучать, и мы впредь к вам ближним людям, кроме самого его Ханова В-ва особы, на разговор и ни в какой ответ не поедем. Да и по нынешнему объявлению Днепровой межи, в постановлении мира, не токмо что словами но и самою особою Ханова В-ва договоров чинить больше не будем, для таких ваших непристойных на нас вымогательств, и просим честность вашу о том, донесите Ханову В-ву, чтоб нас отпустил к Великому Государю Его Ц-му В-ву, того ради, что видим мы и сами в сердцах ваших намерение не о миру имеете, но больше пожитков своих, на нас посланниках Ц-го В-ва, вымогаете. И встав мы с места своего, осердясь на них и не поклоняясь [211] им пошли было от них вон; и они нас удержали, и словами тихими уговаривали, чтоб мы на них в том не гневались и говорили с ними покладно. И будет-де толикого числа, по первому обещанию Ивана Сухотина, казны Салтанову В-ву и Ханову В-ву, и визирю Салтанову и Хановым ближним людям не хотим посулить, и мы-де хотя тое Великого Государя Его Ц-го В-ва чрез Ивана Сухотина, обещательные за Тясминский рубеж Ханову В-ву 10,000 червонных золотых, да Салтану Турскому и визирю его на 5,000 рублей соболей, да их Хановым ближним людям 3,000 червонных золотых посулили. И мы им совершенно во всем том отказали, острыми словами, выкидаючи им на очи многие их в делах государских неправды и препирательства на больше было, нежели вспомогательных их радений. Да и то им [212] выговаривали с шумом не боясь их страхов: что они ближние люди, приняли у переводчиков присланное чрез нас им государское жалованье не вежливо и не благодарно, и не токмо вы били челом за его государскую милость, но и слова доброго не рекли. И мы, видя вашу такую злонравную гордость и неблагодарение также и в общих их государских делах ваши нерадения, не токмо такие великие Ц-го В-ва казны от нынешних договоров Днепровой межи вам сулить, но ни малые почести учинить вам не годится. И встав опять с места своего, пошли от них, не простясь, вон. И они сидя на местах своих промолчали и пустили нас, на стан к себе наш, свободно. И после того, о той помянутой казне, нам ближние Ханова В-ва люди присылаючи пристава нашего бея, упоминались многажды. И мы им наипаки совершенно отказали и грозили [213] им, хотели для того нарочно ехать и бить челом на них, в том вымогательстве, Ханову В-ву. Потом затихли и о большой казне больше не упоминались, только чрез того бея приказывали нам Агмет-ага да казнодар большой и велели говорить нам, в любовь, что мы их Агмет-агу и казнодара большого и его самого пристава нашего бея, по скончании перемирных договоров и по отпуске нашем из Крыму не припомнили и почесть учинили по нашему вышеописанному обещанию. Также-де бы и на Москве будучи Великому Государю Его Ц-му В-ву донесли, чтоб они в милости его Государской забвенны не были. А они-де Агмет-ага и казнодар большой и бей разменной должны ему Государю на общих государских делах служить со всяким добросердечным раденьем. И Мы им чрез бея приказывали, что мы от себя Агмет-аги и казнодару и ему бею [214] обещанное свое слово сдержим. А когда даст Бог нам видеть Великого Государя нашего Его Ц-го В-ва пресветлые очи, и что вперед от них увидим к совершению перемирных дел раденье и к Его Ц-му В-ву службу, о том известим.
И Марта в 1 день приехали к нам на стан разменной бей с ближним Ханским человеком и своим племянником, с Кеманом-мурзою-Сулешевым и объявили нам, что-де на те статьи Салтан Турской прислал к Ханову В-ву указ, а к Великому Государю к Его Ц-му В-ву свою Салтанскую подтвержденную грамоту и чтоб мы готовы были на отпуск вскоре, а к короткому-де письму нашему о меже, что мы дали и послано было к Салтанову В-ву, будучи на отпуске перед Хановым В-вом приложили б мы руки и печати свои. Да Ханово-де В-во велел вам объявить, что он посылает к [215] Великому Государю Его Ц-му В-ву в послах ближнего своего человека, а его беева племянника, Кемана-мурзу-Сулешева, и отпустить-де его с вами вместе. И мы выслушав, говорили бею и Кеману-мурзе, чтоб они прежде нашего отпуску показали и дали нам перевести, какову Ханово В-во дает Великому Государю нашему Его Ц-му В-ву шертную свою грамоту, и что написано в Салтановой присланной грамоте. И как они нам те грамоты показали и переводчики Кутломамет Устокасимов да Сулейман Тонкачеев перевели и руки свои к переводам приложили, и мы и с переводов выразумели, что написаны те грамоты пред образцовой шертною грамотою с убавкою, и приказали с ними к Ханову В-ву: что мы таких грамот не примем; и чтоб Ханово В-во велел свою шертную грамоту написать против нашей образцовой шертной грамоты, каковую мы [216] ему подали. И они нам отказали с большим гневом и упорными словами, а говорили: или-де вы государей наших учить приехали и свои упрямые обычаи и лишние слова писать, то-де не в честь возьмете, что вам изволит написать и дать Ханово В-во, потому, что-де всякой Государь, волен на своем государском престоле, и делает что хочет; а вы-де нас не учите и не указывайте! А будет-де вы заупрямитесь и таких грамот не примете, и те-де грамоты писаны будут к Великому Государю вашему к Его Ц-му В-ву с его Ханскими послами; а вас де, за упрямство ваше, велят держать в кандалах и зашлют в вечную неволю! И мы о том им выговаривали, с великим шумом, ссылаючись на Ханские первые слова, как он нам сперва обещал дать шертную свою грамоту, против нашей образцовой шертной грамоты, при всех своих ближних людях и при [217] них бее и Кемане. И они нам говорили: как належит делу быть, так Ханово В-во в грамоте своей шертной и написал, и чтоб мы готовы были к отпуску вскоре. И мы им говорили прежние свои слова упорно: что мы такие шертные грамоты, договоров крепки, и о том Великому Государю нашему, Его Ц-му В-ву, как Бог известит.
И Марта в 4 день взяли нас пред Ханово В-во к отпуску, близ Бахчисарая на поле, где были разбиты шатры Ханские. А не допустив до шатров неподалеку, приехал к нам от Ханова В-ва помянутой Кеман-мурза, да с ним Ханской язычей, сие есть писарь, именем Абдул-ага, говорили нам: Ханово-де В-во велел вам говорить: желаючи-де его Ханово В-во с Великим Государем дружбы и любви, изволил оставить древние обычаи палаты своей, — как-де прежние послы предков [218] Царского Величества и его Государские прохаживали пред лицом их Ханова В-ва, и тех послов приставы, по два человека, взяв за шею, наклоняли их главами даже до самой земли, а ныне Ханово В-во любя Великого Государя вашего Его Ц-ое В-во, а вас посланников жалуя, на первой и на иных на всех ваших, пред лицом
его Ханова В-ва бытностях, такого бесчестного принуждения чинить вам не велел, и кланялись его Ханову В-ву, по воли своей. Также ныне, на отпуске будете кланяться его Ханову В-ву по воле своей. Также ныне, на отпуска будете кланяться его Ханову В-ву без всякого принуждения, по своей воле. А как-де вы будете у Великого Государя Его Ц-го В-ва, и вам бы-де о том ему Великому Государю без указу Великого Государя Его Ц-го В-ва принять не смеем, и чтоб Ханово В-во тем нас поневолить не велел, а [219] повелел бы нам о том писать и послать от себя гонца к Великому Государю Его Ц-му В-ву о приеме той Ханова В-ва шертной грамоты, что он Великий Государь нам укажет; а до тех мест, побудем мы в Крыме; и чтоб они те слова наши донесли Ханову В-ву и нам учинили отповедь. И того дни, помянутой бей пристав приезжал в стан и сказал: те-де ваши все упорные слова, и о гонце к Великому Государю, прошенье ваше доносил, и Ханово-де В-во велел вам в том вовсе отказать, для того, что по указу Салтанава В-ва Турского, велено нас посланников Ц-го В-ва отпустить ему Хану самому к Великому Государю, с шертными грамотами тотчас; и для нашего отпуску прислан от Салтанова В-ва нарочно чауш, которому велено нашего отпуску и выезду из Крыму дожидаться, и дождавшись, ехать ему наскоро к Салтанову [220] В-ву с вестью. И чтоб мы всячески упорность свою отложили и грамоты шертные приняли и в путь свой были готовы. И мы, видя их самую несклонность, приказали к его Ханову В-ву с беем: что к отпуску мы готовы и шертные грамоты примем, по неволе; а будут ли те шертные грамоты Великому Государе нашему Его Ц-му В-ву годны, и к содержанию перемирных тит, чтоб по его государской милости и Ханова В-ва и Калги и Нурадына салтанов послы пред его государским лицом, на приезде и на отпуске кланялись по своей воле, любительные их грамоты он Великий Государь у послов их изволил принимать, и на отпуске свои государские грамоты отдавать им, своею Государскою рукою, также как и его Ханово В-во и Калга и Нурадын салтаны Его Ц-го В-ва у послов грамоты на приезде принимают и на отпуске отдают своими руками. И [221] мы им сказали: как по воле Великого Бога, будем пред лицом Царского Величества, то все ему Великому Государю известим. Потом велели нам идти к Ханову В-ву. И вшед в шатер, поклонились его Ханову В-ву, по воле своей, как нам обвещено. И Ханово В-во спросил нас о здоровье, и споболезнуючи о упадке умерших людей наших, говорил нам: чтоб мы б том не оскорблялись; то-де учинилось по воле Божией! И мы ему, за те его милостивые слова благодарственно челом ударили. A потом ближнему своему человеку Агмет-аге велел к себе поступить ближе с шертной своею Ханскою и с Салтановою грамотами, а в своих Ханских руках держал книгу Коран, и по своему мусульманскому закону на Коране шертовал; а целуючи Коран, говорил нам: что во всем он Хан и Салтаново В-во Турской, по договорам нашим [222] по шертной своей и Салтанова В-ва грамотам, мирное постановление содержать непорочно, на 20 лет. А изговоря велел к шертной своей грамоте печать свою золотую, тому ж ближнему своему человеку, привесить при нас; и положа ее в золотой мешочек, а Салтанскую, с латинским переводом, в атласный мешочек, велел ему те грамоты перед собою поблизку отдать нам в руки. А нам его Ханово В-во изволил говорить: чтоб мы посланники Ц-го В-ва о приеме тех грамот не из его Ханских рук не оскорблялись и не спорывались для того, что самому его Ханову В-ву из своих рук, для страху морового поветрия отдать не годится; а не для какой гордости и нелюбви. А когда-де было от морового поветрия бесстрашно, и тогда-де его Ханово В-во не токмо государские грамоты и письма ваши посольские принимал у вас своими руками, [223] и договоры посольские с вами чинил своею особою, чего при прежних Крымских Ханах от века не бывало. И то-де все делал его Ханово В-во в надежду крепкой соседской дружбы и любви с Царским Величеством; и мы, знаючи те его Ханские в приеме государских грамот и наших посольских писем, склонности, не спорили и учинили по воле его, и те грамоты перед его Ханским лицом приняли из рук, у ближнего его человека Агмет-аги. Потом ближней его человек Агмет-ага поднес нам письмо наше о меже меж Государств Ц-го В-ва и Салтана Турского, которое у нас взято было, на белорусском письме, писанное писаревою Семеновою рукою Раковича. А Ханово В-во говорил нам: чтоб мы к тому письму руки и печати свои приложили. И мы приняв то письмо, и справив со своим письмом каково у нас осталось, руки и печати свои [224] приложили и отдали тому ж его ближнему человеку. Потом перед Ханово В-во принесли кафтаны золотые. Первый кафтан положили на пристава нашего бея разменного, и бей, надев кафтан и сняв шапку, подступив к Ханову В-ву, поцеловал его в правую руку. А после бея надели такие ж кафтаны на нас и на гетманского писаря Семена и на переводчиков на Кутломамета и на Сулеймана. И мы за те кафтаны Ханову В-ву били челом и поднесли его Ханову В-ву обещательные дары, о которых написано выше сего. И Ханово В-во велел у нас те дары принять благодарно. А нас пожаловал своим Ханским жалованьем, мне Василью — коня, а мне Никите — объярь. А пожаловав нас дарами, говорил нам: чтоб мы будучи на Москве, не припомнили известить Великого Государя, его Ханова В-ва слова о том: прежде сего посылал его Ханово [225] В-во к Великому Государю гонцов своих Садык-агу с товарищами о добром деле, и как-де те гонцы были отпущены с Москвы, и тех-де гонцов и их людей в степи побили до смерти и животы пограбили Запорожские казаки; и то-де его Ханову В-ву известно, что у Ц-го В-ва про те смертные убийства разыскано и ворам казнь учинена. И чтоб-де за тех побитых людей указал Ц-ое В-во на Запорожских казаках доправить ту цену, как о том написано было прежде сего к Великому Государю в его Хановом листе, с гонцом его с Халил-агою и отдать и деньги и грабленые животы в то время, как под городом Переволочным размена будет. И мы его Ханову В-ву ответ учинили, как о том написано нами в большом наказе и говорили с отказом: что доносить, нам о том Великому Государю не о чем, для того, что им та гибель [226] учинилась самими от себя, и Ц-го В-ва посланники погибли с ними ж вместе от их же обнадеживания бесстрашного пути. И Ханово B-во говорил нам: вас-де я в том трудить больше не буду, а отпишу о том к Ц-му В-ву с послом своим с Кеманом-мурзою-Сулешевым. Да Ханово ж В-во, у отпуску, приказывал нам к Великому Государю Его Ц-му В-ву писать прежде своего приезду к Москве, чтоб В-кий Г-рь в надежду братской дружбы изволил послать к Салтану Турскому для подтверждения нынешних перемирных договоров, послов своих государевых, с любительными поминками вскоре, чтоб те помянутые договоры не мешкая подкрепить и шертную грамоту, у Салтана Турского, особую взять. А которые статьи против вашей образцовой шертной грамоты в его Ханскую грамоту не внесены, и то-де будет написано и подтверждено в Салтановой [227] грамоте Турского. И он-де Хан о том, к Салтану Турскому писал и впредь будет писать же. Нам же Ханово В-во приказывал: чтоб со стороны Великого Государя Его Ц-го В-ва во всех окраинных городах и границах, ни от каких народов, наипаче с Дону и от Запорожья никаких воинских задоров водяным и сухим путем не было, и о том бы Великого Государя Его Ц-го В-ва повелительные грамоты во все города были посланы вскоре, а мы б-де Его Ц-го В-ва посланники ехали ныне из Крыму с его Ханскими послами на Запорожье и чрез Малороссийские города для того, чтоб те народы, мирное постановление от нас ведали и заторов никаких с Турскими и с Крымскими людьми не чинили. И мы по его Ханскому изволению, приказ его исполнить обещались и докладывали: его Ханова В-ва в шертной его грамоте [228] написано, быть разменному месту под Переволочным, а в котором месяце и числе размене быть, того в ней не написано; также и об отпуске с нами боярина Василья Борисовича Шереметева да стольника князя Андрея Ромодановского. И Ханово В-во нам сказал: о разменном-де сроке и о иных многих делах наказана от его Ханова В-ва полномочному его послу Кеману-мурзе-Сулешеву; а боярина-де Василия Борисовича Шереметева да стольника князя Андрея Ромодановского отпустить велит на разменное место для того, что-де им дожидаться того отпуску не многое время. А потом Ханово В-во говорил нам светлым и радостным лицом: как-де за помощью Божьею, достигнете царствующего града Москвы и сподобитесь видеть Великого Государя своего Его Ц-го В-ва пресветлое лицо, тогда-де от нашего Ханова В-ва ему Великому Государю [229] поклонитесь, и посредство наше меж Его Ц-м В-ом и Салтаном Турским и радение в мирных договорах и откровенную пред вами дружбу и любовь нашу Его Царскому Величеству донесите. А вам счастливый путь, устрой Боже, и благое путешествие! И мы Ханову Величеству поклонились до земли, и за его к себе жалование благодарственно били челом. А как из шатра пошли и нас по его Ханова В-ва указу провожали до лошадей беи и карачеи и мурзы, и с нами прощались любовно. Также у шатра и около шатра было множество христианских и басурманских народов, и слыша о том благополучном, при Божьей помощи, мирном утверждении, зело благодаря Бога, радовались и с нами прощались с любовью и радостными словами и провожали далеко, сприветствующи нам счастливый путь и доброго здоровья.
Того ж числа, по нашему прошению, [230] позволил нам Ханово В-во ехать в село Мариино, к церкви Пречистые Богородицы, чудотворные ее Иконы помолиться 1. Там же пред чудотворным ее образом, за Государское здоровье совершив моленное пение и целовав святую Икону и воздав благодарение Господу Богу и Пречистой его [231] Богоматери и взяв у священников благословенье, поехали на стан свой, на Алму реку.
И Марта в 7 день приехал к нам на стан пристав наш бей разменной, велел нам ехать на отпуск к Калге и Нурадыну салтанам. И того ж числа, с ним беем приехав в село Акмечеть (Акмечеть, ныне город Симферополь.), были на отпуску у Калги Токтамыш-Гирея-салтана, в саду, в шатре. А у Нурадына Саадет-Гирея-салтана в селе Булганаке (Деревня Булганак находится в Симферопольском уезде, при речке сего имени.), [232] в хоромах. Вшед пред них, кланялись им таким же подобием как и Ханову В-ву, без всякого принуждения. А они, Калга и Нурадын салтаны, спрашивали нас о здоровье и на Коране, при нас, по мусульманскому своему закону шертовали и целуючи Коран говорили те ж речи что и Ханово В-во; как о том писано выше сего. А потом велели на нас кафтаны положить такие ж, что у Ханова В-ва, и мы надев кафтаны, им челом ударили, по обычаю. А отпускаючи нас приказывали нам: Великому Государю нашему Его Ц-му В-ву от себя челобитье и велели поклониться, и о послах своих говорили, чтоб Великий Государь велел послом их свои Государские очи видеть и грамоты их салтанские, у послов их, изволил милостиво принять сам, так как и они салтаны у нас его Государские грамоты принимали сами. И мы им Калге и Нурадыну [233] салтанам говорили: когда за помощью Божьею, достигнем царствующего великого града Москвы и сподобимся видеть пресветлое лицо Великого Государя нашего Его Ц-го В-ва, любительное их салтанское желание, ему Великому Государю, донесем. А потом они Калга и Нурадын говорили нам: чтоб мы за помощью Божьею, здравы ехали в путь свой. И мы ударя челом, поехали к себе, на стан. А у тех Ханских и салтанских отпусках, прежний посланник Иван Сухотин был с нами вместе. А что в большом нашем наказе, на прежних посланников, на него Ивана Сухотина с товарищами написано: — будучи они в Крыму, делали многие государств дела не так, как им было в его Государеве указе написано, и учинили с Хановыми ближними людьми разговоры и ответы не по посольскому обычаю и не остерегательно; да они ж учинили между [234] собою ссору и брань, и тою своею ссорою, сверх своих неразумных разговоров и ответов, и пущее зло государским делам учинили, тем, что мимо его Государева указу, в разные времена отдали Хановым ближним людям, городам и землям и рекам и иным знатным урочищам той стороны Днепра чертежи, и тем у Великого Государя, у Его Ц-го В-ва с Салтановым В-вом Турским учинили ссору. Да и с грамоты Великого Государя Его Ц-го В-ва писанной к Салтанову В-ву Турскому, дали список Хановым же ближним людям, который было им довелось до времени сохранять в великой тайности, и в том между себя друг на друга доводили. Иван писал к Великому Государю в отписке своей, называл дьяка Василья Михайлова вором, а Василий на Ивана доводил, что он Иван делал не по Государеву указу, и тою своею глупостью и [235] неостерегательством, в государственных великих и в земских делах учинили великую поруху. Да к Великому Государю к Его Ц-му В-ву и Хан в листу своем писал, что от них посланников к делам его государским полезных слов не было, только в руках своих держали чертеж, и за то их воровство, указу им не учинено, потому, что Иван Сухотин оставлен в Крыму, а Василей своровал, без указу Великого Государя Его Ц-го В-ва и с Крыма сбежал и приехал к Москв, а Ивана Сухотина оставил в Крыму, и очной ставки в том воровстве дать не с кем. И на те вышеописанные на них неисправы, Ханово В-во и Калга и Нурадын салтаны и ближние их люди, нам Ц-го В-ва посланникам о воровстве и бесчинстве и об отдаче чертежа и списков с Салтанских грамот не сказывали, а выговаривали нам, что в посольском [236] деле годных слов не было, и которые к миру надлежащие статьи, в ответах своих они Иван и Василий объявили, и те статьи в совершенное постановление не приведены, за тем, что они не ту межу объявляли, о которой меже Ханово В-во к вашему Государю писал.
Нам же в наказе написано: велено проведать, сколько у Хана жен и детей и иных чинов всяких людей, на которые чины давано Великого Государя жалованье. И кто у Хана у Калга и у Нурадына в ближних людях и во всяких чинах. И мы о том проведывали у многих будущих людей, которые нам сказывали в одно слово: у Ханова Величества жена одна, да три подложницы; детей 4 сына; 1, Ак-гирей-салтан, 2, Сум-гирей-салтан, Токтамыш-гирей-салтан, 4, Селамет-гирей-салтдн. А про дочерей доведаться не могли. Ближние люди: правитель всего [237] Государства — Агмет-ага; большой казнодар Садык-ага; дефтердар-ага; диванской кетип — Мустафа-ага; меньшой казнодар — Кабин-ага; бей разменной — Авелша Маметшин сын Сулешов. У Калги, ближний человек один.
Ханские ближние люди приказывали к нам с приставом нашим, беем, не одиножды, чтоб к шертной Ханове грамоте прислали мы на печать 30 золотых червонных, потому что-де прежде сего на печать золотые давали Ц-го В-ва посланники. А в наказе нам написано, чтоб в том служба своя и раденье показать, и ту статью отставить, а за то дать тому, кому то дело належит, за работу хотя вдвое против того, только б та статья впредь была отставлена. И мы ему бею в том отказали с подивлением на них великим и говорили ему: стыдно вам ближним людям о том упоминаться, и государю своему чинить бесславие! Или [238] у его Ханова В-ва столько золота нет, в чем печать сделать? и в том устояли и золота и подарков не дали. А печать золотую учинили они ближние люди в своем золоте. И ту статью мы, у них ближних людей уговорили, чтоб и впредь такой дачи Ц-го В-ва от посланников не бывать. Нам же, будучи в Крыму, велено проведывать подлинно: от Польского Короля и от панов-рады, также и от Салтана Турского и от Волоского воеводы и Мултянского владетеля, к Хану присылка была ль, по каким делам? И мы о тех помянутых присылках тайным обычаем проведывали всячески; а слышали, что к Польскому Королю и к сенаторами от Хана посланы, до нашего приезду, погодные казны, и с тою-де казною татарин в Крым поворотился. Да от Волоского и Мултянского Господарей и от Юрашка Хмелницкого привозили годовые ж подати, [239] ефимками и золотыми и сукнами и атласами и иными вещами; а дел и вестей никаких от них не отозвалось. Нам же, по грамоте Великого Государя, будучи в Крыму велено, Его Великого Государя грамоты и всякие письма, что остались после подьячего Гаврила Михайлова, взять к себе и привезти к Москве, в Посольской Приказ. И мы о тех помянутых письмах переводчика Кутлумамета Устокасимова спрашивали, и будет те письма у него, и он бы нам отдал с распискою. И Кутлумамет сказал: те-де письма, после Гаврила Михайлова, лежат у него, а отдаст-де их он Кутломамет сам, в Посольском Приказе, как будет на Москве.
А для великого Государя посольских дел посланы были с нами в Крым: переводчик Ахмет Шакулов, толмач Григорей Порываев; и они в Крыме умерли. С нами ж, с Посольского Приказу, [240] наряжены были подьячие 2 человека; Разрядного — Иван Неверов, Поместного Приказу — Гавриил Малыгин. И те подьячие с нами не поехали; а за чем они остались, того не ведомо. А был с нами только один подьячий Леонтей Басманов, который догнал нас в дороге. Да для сбереженья Великого Государя посольских дел и его Государевой раздаточной казны 6 человек Стрельцов, моего Васильева приказу денщики; и в том числе умерло в Крыму 3 человека: Бориска Иванов, Петрушка Савельев, Алешка Иванов; а живых в остатке: Пашка Федоров, Самошко Бухар, Микитка Бабарыка. Да по указу ж Великого Государя Его Ц-го В-ва Войска Запорожского Гетман Иван Самойлович посылал с нами, для тех же посольских дел, от себя, канцеляриста своего, Прилуцкого полку писаря Семена Степанова сына Раковича, да с ним 7 человек [241] казаков, Тимофея Федорова с товарищами.
А как мы были в Крыме ж, и Декабря Против 7 числа, с 1 часа ночи, явилась звезда на небе между полуденною и западною странами, простирая лучи свои к востоку странным видением; и светила того вечера до 7 часа ночи, и бысть тако по все вечера, Января до 17 числа. А от басурманов о том Знамении слышали мы, что значит та звезда. 1-е между некоторыми великими Государями, покой на земле; 2-е лето благоплодное; 3-е во всех басурманских Землях упадок большой в людях от различных морских ветров и гнилых вод. Февраля 19, пред полуднем слышали мы от восточной страны, из облака, стрельбу трижды, подобно пушечной великой стрельбе. А басурманы нам сказывали, что такая стрельба бывает у них лет в 10 и в 15, и в такие-де [242] знамения бывает на их народы различные упадки.
И Марта в 9 день Крестопоклонные недели, в среду, поутру рано помолившись Господу Богу и поклонившись оружию его непобедимому на врага, Святому и Живоносному Кресту, пустились со стану своего, с Алмы реки, в путь свой. Провожал нас пристав наш, бей разменной Авелша-мурза-Сулешев, да Посольского Приказу переводчик Кутломамет Устокасимов, который живет в Крыме 25 лет; и проводя версты с 3, простились с нами любезно. А для подорожного корму и сбережения, по указу Ханова В-ва послан был с нами до Перекопу, Посольского стану сторож, татарин Жумалей. И до Перекопу ехали тихо, дожидаючись Ханова Величества и Калги и Нурадына салтанов послов их. И Марта в 15 день, не доехав до Перекопа верст за 10, доехали нас помянутые послы [243] Ханова В-ва, Кеман-мурза-Сулешов, Калги салтана Халил-ага, Нурадына-салтана Умер-ага; людей с ними всех 29 человек. И пришли с нами в Перекоп, по полудни того ж числа. И Марта в 16 день, по указу Ханова Величества, посол его Кеман-мурза-Сулешев, в Перекопе, у бея взял с собою провожатых 150 человек, и пошли с нами степью. Того ж числа ночевали на степи, на урочище, при водах Черной долины.
Марта 17 пришли о полудни на Днепр, к Турецким каменным городкам старого строенья: Шан-кермень, да Казы-кермень, да нового строенья, после Чигиринской битвы с Турками, на одном острову, отнимаючи Запорожских казаков путь к морю, один городок на Конской косе, близ старого городка Шан-кермени, стрельбищах в трех, а другой, близ старого городка Казы-кермени, против его [244] через Днепр. Устроены те Городки крепко, а в них по 5 башен; въезды и выезды одни, самым разумным инженерским строением; бойницы по стенам и по башням учинены пушечные, и мелкого ружья подошвенные, под самой под и средние и верхние, и около их рвы и против ворот подъемные мосты на железных цепях. А в больших подошвенных и средних и верхних бойницах поставлены везде пушки; и для нашего приходу из тех городков была пушечная стрельба. Пехота в них посажена Турецкая, с женами и детьми, на вечное житье, и сторожа в тех городках дневная и ночная, зело крепкая. Того ж числа, переехав Конскую косу, ночевали мы на Днепровском острову между теми новыми городками, зовомыми один — Туганом, то есть ястребом, а другой — Хон-бурун, т.е. счастливый. [245]
Марта в 18 день, под помянутым новым городком Туганом и под старым городком Казы-керменем перевезлись за Днепр, на Киевскую сторону. А у старого городка Казы-кермени со степи, от Киевской стороны, принято к тому городку нового каменного строения, округлостью больше старого городка, всякими крепостями устроен и пушечною и мелкою стрельбою много вооружен. И пехота в нем потому же положена на вечное житье, с женами и с детьми. Тут бей Казы-керменской, которой по указу Салтана Турского учинен над всеми помянутыми городками губернатором, именем Ян Муравский, родом Литовский татарин, которые татаровя в Польше зовутся Липками (Липские или Липканские Татары кочевали между рр. Прутом и Днестром, в нынешнем Хотинском уезде. См. Carte de la Pologne, par Rizzi Zannoni. 1772. Tab. 23.), принял нас с великою любовью и обослал нас [246] свежими, живыми осетрами и довольным нашим и конским кормом, и провожал нас он от Казы-керменя до стану, верст с 5, и простясь с нами, оставил у нас в провожатых брата своего родного Михайлу Муравского, да с ним татар Казы-керменских человек с 200, оружейных и на добрых конях; а велел нас проводить до Запорожских краев, до самой Сечи. И мы тому вышеупомянутому бею, и брату его, видя их к себе любовь, и в перевозе чрез Днепр скорую и многую помощь и сбереженье и учтивость, взаимно учинили им почесть и подарили их соболями, и говорили им: чтоб они меж Великими Государями, будучи на границе, осторожностью своею имели доброхотное и верное служение и до ссоры б обоих Государств народов, разумом и добрым своим расположением не допускали, и в малых меж народами заходящих ссорах, [247] которые они могут сами чрез свой разум успокоить, к Салтану Турскому и к Хану Крымскому не писали, а описывались бы в тех ссорах прежде, для разыскания и успокоения Царского Величества, войска Запорожского к Гетману к Ивану Самойловичу, также и в Сечу, к Кошевому атаману к Ивану Стягайлу, и тем бы показали к Великому Государю к Его Ц-му В-ву службу свою. И они во всем том по своей мусульманской вере обещались в правде всякого добра сприятствовать и мирное постановление меж Великими Государями хранить в целости.
Марта в 21 день пришли мы к Запорожью, не дошед до Сечи верст с 10, на Базавлук реку. Тут нас Запорожские казаки приняли с радостью и перевезли нас в липах, на свою сторону, а беева брата с провожатыми, Казы-карменскими татарами, отпустили мы с берегу Базавлука [248] реки назад, в Казы-кермень. А мы с Базавлука реки пошли к Сече, и не дошед верст за 5, ночевали на степи, милостью Божьею от всякого неприятеля безопасно; с нами ж на том месте ночевал Запорожской войсковой есаул с казаками, в небольшом числе людей, который нас по приказу Кошевого атамана Ивана Стягайла встретил и принял на Базавлуке реке.
Марта в 22-й день, пред обедом, пришли мы в Сечу, и стали мы под городом, в лугах, и обослався с Кошевым атаманом, поехали в город Сечу, к церкви Божьей помолиться. И как были близ городовых ворот, тут нас встретил Кошевой атаман Иван Стягайла с казаками и приняв нас с радостью и любовью и честью, пошел с нами в город к церкви Божьей. А пришед в церковь Покрова Пресвятые Богородицы, [249] помолились, и за Государское многолетнее здравие было соборное молебное пение. И по молебном пении Кошевой атаман взял нас к себе в курень обедать, и при обеде спрашивал нас о мирном постановлении. И мы ему по достоинству, что належало, объявили и говорили ему, чтоб он Великому Государю Его Ц-му В-ву служил верно и войску будущему при нем в Запорогах, приказал накрепко, чтоб с сего нашего приезду и по отъезде нашем из Сечи, с Турскими и Крымскими пограничными татарами пребывали в мире и тишине и задоров и зацепок воинских никаких не чинили. И он атаман говорил нам, что он сам своею особою и со всем войском имеющем на Запорожье под своею властью, Великому Государю Его Ц-му В-ву служит верно, и впредь служить будет верно ж, и постоянно и во всем повиноваться [250] будет указу Его Царского Величества и повелению Гетмана войска Запорожского Ивана Самойловича. И слыша от нас меж Государств о перемирном постановлении в войску Запорожском пребывающем в Сече и на всем Запорожье учинит заказ накрепко, чтоб с Турскими и Крымскими людьми пребывали в мире, и от сего числа задоров и зацепок воинских не чинили. А о том мирном постановлении он атаман и все войско, благодаря Господа Бога, зело радуются. И по обеде и по разговоре своем, отпустил нас на стан с честью. Марта в 23 день, видевшись с атаманом и со всею его старшиною и простившись с ними, пошли мы от Сечи в путь свой степью, к Днепру под Переволочной город; а к Днепру пришли на перевоз, Марта в 26 день, и за Днепр, на Московскую сторону перевезлись того ж числа, и ночевали под Переволочным. А [251] от Переволочного до Батурина шли мы Малороссийскими городами, берегом, по Пселу реке, на Соколку, на Кобыляк, на Белики, на два меньшие и большие Санжары, на Полтаву, на Опошню, на Зинков. А прошед Зинков, перевезлись за Псел реку. А на перевозе Псела реки, встретил нас войска Запорожского Гетмана, Ивана Самойловича племянник родной, Гадяцкой полковник Михайло Васильев с полком своим, со многими знаменами, конными и пешими людьми и с трубами и с литаврами и с барабанами, да особо для нас была за ними карета, да два аргамака нарядных. И приняв нас с великою честью и славою, паче всех полковником, от дяди своего от Гетмана Ивана Самойловича и от себя нас поздравил с любовью, а говорил нам от Гетманского лица с прошением, чтоб мы заехали к нему Гетману, в Батурин, и Великого [252] Государя посольское дело о мирных договорах ему объявили, для того, по указу-де Великого Государя о тех перемирных договорах належит прежде всех ведать ему Гетману Ивану Самойловичу, для всякого на границах будущего престерегательства. А к себе в дом звал нас, и Крымских послов, хлеба есть. И мы говорили ему полковнику: хотя у нас Великого Государя указу о заезде в Батурин к Гетману Ивану Самойловичу и нет, однако ж мы, по его полковничьим словам, прошенья Гетмана Ивана Самойловича ослушаться не смеем, и в Батурин к нему заедем, и что належит, по достоинству чести его Гетманской и с тех Великого Государя посольских дел о перемирном постановлении ведать, то ему объявим. А за его полковничью к нам любовь и встреченную учтивость, взаимно ему поздравляли и кланялись. Потом звал нас, чтоб [253] с ним вместе ехали вскоре, а буде не захотим вскоре ехать, и мы бы сели на его простые нарядные лошади. И мы, поблагодарив его за его любовь, ехали с ним в город Гадяч, на его лошадях. А как в город приехали, и у городовых ворот встретил нас Гадяцкой соборной церкви протопоп с крестами и со святою водою, со всем духовным чином, и мы целовав святой животворящий крест и приняв от протопопа благословение, поехали прежде на подворья свои, на которые сам он полковник нас препроводил и поставил, и распустив войско, поехал к себе в дом. А потом, по присылке его полковничье, были у него вместе с Крымскими послами на обеде. Потчевал нас с великим удовольством и учтивостью, и за здоровье Великого Государя Его Ц-го В-ва прежде, и после за Салтана Турского и Хана Крымского пил, [254] и велел стрелять изо многих пушек. А нас одарил: меня Василья — саблею, оправлена серебром золоченым; меня Никиту — чернильницею серебряною Турского дела; а Крымским послам прислал дары на подворье. А как пошли из Гадяча, и он полковник потому ж нас полком своим проводил с честью. А из Гадяча шли на Ромну, на Смелую, на Корибутов. А в тех вышеупомянутых всех Малороссийских городах, на которые мы от Днепра шли, потому встречали нас духовные чины со крестами и со святою водою, а полковники и сотники и есаулы со многолюдным воинством казацким, вооружась на конях, со знаменами и с трубами и литаврами, и сердюцкая пехота со знаменьем и с барабанами, а мещане с хлебом и солью и с питьем; и принимали нас везде с радостью, любовью и слезами, благодаря Всемогущего Господа Бога о мирном [255] постановлении; и по святым Божиим церквам, за Государское здравие, повсюду пели молебны, и нас кормили и поили с великою учтивостью и с любовью, со всяким удовольством, и от города до города давали нам и Крымским послам кормы довольные и подводы, и провожали нас со знаменами и с трубами и литаврами. А как в Корибутов пришли, и тут нас встретил от Гетмана Ивана Самойловича, надворной его войсковой товарищ Михайло Вуехеевич и привитався с нами от Гетмана Ивана Самойловича, нас поздравил и звал нас, чтобы мы ехали к нему в Батурин; а он-де Гетман Иван Самойлович ожидает нас к себе с охотою, и из Батурина приказал нас встречать детям своим гетманским — Семену и Григорию Ивановичам, со всею генеральною старшиною войска Запорожского; и чтоб мы шли к Батурину не мешкав. И мы [256] поздравив его Михаила взаимно, поехали с ним вместе к Батурину.
Апреля в 12 день, не дошед Батурина за 5 верст, встретили нас Гетмана Ивана Самойловича дети, Семен да Григорей Ивановичи, а с ними генеральный есаул Леонтей Полуботок и со всею генерального старшиною и со многими полковниками и сотниками и есаулами, под значком гетманским и с знаменами и с трубами и с литаврами. Съехавшись с нами, привитались и поцеловались они и мы, по их прошению, не сседаючи с коней; и от отца своего и от себя нас поздравили и звали нас к отцу своему хлеба есть. И мы им взаимно поздравя, ехали с ними до Батурина вместе. А въехав в город, поехали они гетманичи к отцу своему Ивану Самойловичу в замок, а нас поставили на указных дворах. И после того прислал Гетман Иван Самойлович к нам [257] на подворье генерального есаула Леонтья Полуботка с каретою, велел нас к себе звать, хлеба есть. И мы, убравшись в лучшее платье, сели с ним Леонтьем в гетманскую карету. А как в замок приехали, к хоромному крыльцу, и у кареты встречали нас помянутые гетманские дети и генеральные: судья и писарь и вся старшина и полковники. А в сенях встретил нас сам Гетман Иван Самойлович и привитався целовал нас, обнявся с нами отечески, с великою любовью и радостными слезами. А вшед в хоромы посадил нас с собою за стол, и спрашивал о нашем здоровье и поведении Крымского посольства и соболезнуя нам о Крымских наших великих теснотах и нуждах, о которых ему прежде нашего свидания известил писарь его, будущий с нами, Семен Ракович, и за любовь нашу к нему писарю и в [258] государских делах за совет и те поступки, зело нам благодарил. Наипаче ж всего нам благодарствовал и кланялся за то, что мы прошенья его гетманского не ослушались, к нему заехали, и тем своим заездом, честь его Гетманскую в Малороссийских народах, прославили. Потом вопросил нас о мирном меж Великим Государем Его Ц-м В-м и Салтаном Турским и Ханом Крымским постановлении. И мы ему Гетману Ивану Самойловичу, о чем надлежало ведать, известили словесно. И Гетман Иван Самойлович, со всею в тот час будущею при нем генеральною старшиною, воздав хвалу Господу Богу и благодаря Великого Государя Его Ц-го В-ва превысокую милость о тех перемирных договорах, возрадовались зело, и за труды наши нам по премного благодарствовали. Потом, советуя с нами, послал к себе звать обедать Крымских послов, [259] Кемана-мурзу-Сулешева с товарищами и со всеми их татарами. А как послы пришли, и он их посадил с нами за одним столом, Кемана-мурзу между нами Васильем и Никитою, а Калги и Дурадына послов посадил ниже нас. Потом засели в скамье подле Гетмана, Ц-го В-ва стольник и полковник Максим Лупандин и вся генеральная старшина и прочие полковники в лавке и в скамье; а татар посольских велел посадить одних, за особым столом. И было пиршество великое и зело радостное. А наряд пушечной, перед замком весь к стрельбе быль изготовлен, а в замку перед хоромами войсковая музыка, трубы и литавры были готовы ж. И как пришло время за столом пить прежде за здоровье Великого Государя Его Царского Величества, а после за здоровье Салтана Турского и Хана Крымского, Гетман Иван Самойлович встав с нами и со всеми [260] предстоящими пили, и из пушек была стрельба великая, за каждого Государя порознь; а музыка войсковая играла во весь стол. И после обеда, по довольном учреждении, отпустил нас Гетман Иван Самойлович в той же своей карете и проводил нас из сеней на крыльцо, а старшина до кареты, а генеральной есаул Леонтей Полуботрк до дворов наших. А назавтра, по присылке Гетмана Ивана Самойловича ели у него ж, и назначен нам отпуск утрешнего дня; а к Великому Государю о бытности нашей в Батурине, пошлет он лист свой. И Апреля в 14 день поутру рано, обославившись, приехали мы в замок к Гетману Ивану Самойловичу, за его жалованье челом ударить и проститься. И он Гетман Иван Самойлович потому ж нас встретил, и с любовью принял и дав нам лист свой к Великому Государю Его Ц-му [261] В-ву об отпуску упоминался нам, чтоб донести Великому Государю Его Ц-му В-ву, против прежнего его прошения о Малороссийских народах, прежде живущих в Заднепровских городах и уездах и ныне живут в Малороссийских же городах и уездах на сей стороне Днепра не имеющих у себя не токмо домашних или пашенных заводов и иных никаких хлебопитательных промыслов, только-де их кормит и во всем нужды их призирает он Гетман, из своей Гетманской шкатулы. И чтоб Великий Государь Его Ц-ое В-во пожаловал их, изволил на них своим Государским милосердием призреть и велел их поселить в Сумских и Краснопольских и иных Слободских угодьях, на степных реках и дубровах. И всех тех Малороссийских людей, которые обретаются под Белгородским разрядом, вместо Заднепровских [262] пустых сторон, которые ныне по перемирным договорами учинилась за Салтаном Турским, пожаловал бы Великий Государь Его Царское В-во его Гетмана, за многие его верные и беспрестанные службы и за унятие чести его обоих сторон Днепра, которая честь от всего ныне отошла в сторону Салтана Турского, указал быть тем всем народам быть во единстве, под его Гетманскою властью и булавою, и учинить бы то об них не замолчав, до тех мест, пока не пойдут те народы самовольством своим, по прежнему селиться за Днепр. И о том Василей к Великому Государю к Его Ц-му В-у писал прежде сего как едучи в Крым был у него Гетмана и те его разговоры, в статейном моем списке, послал из Батурина Посольского Приказу с подьячим Никифором Венюковым. А потом отпустил нас, и простясь с нами, поцеловал нас отечески с [263] благодарением многим. Выехав из замка от Гетмана Ивана Самойловича, заехали мы проститься на двор к стольнику и полковнику Максиму Лупандину. И в ту пору вскоре к нему Максиму в дом прислал к нам Гетман Иван Самойлович ближнего своего человека, Мазепу, от себя с дарами: мне Василью — саблю булатную, в оправе серебряной золоченой; мне Никите — саблю булатную, в оправе серебряной с поясами шелковыми, без оправы. И мы приняв те дары, за его Гетманское жалование били челом, и простясь с Максимом поехали из Батурина того ж числа. А до перевозу до Семи реки, по приказу Гетмана Ивана Самойловича провожал нас генеральной есаул Леонтей Полуботок, а от Семи реки до Королевца провожал нас с знаменем и с сотнею, Батуринской сотник Фома Андреев.
А из Королевца шли мы на Глухов, [264] а из Глухова вышед, ночевали, того ж Глуховского уезду, в селе Есмани. Тут нас встретил посланной к нам с Москвы, Посольского Приказу подьячий Микита Максимов и подал нам Великого Государя две грамоты Апреля в 17 день. А в тех Великого Государя грамотах написано: велено нам отписать Великого Государя в посольских делах в Крыму, что у нас учинилось, и Турские или Крымские послы с нами идут и кто именно и какого чину люди; и много ль с ними людей, и послы ль или посланники, и которого числа в Севеск или в Белгород те послы будут. А отпустив подьячего, мне Василью, со всеми делами ехать наскоро к Москве, а мне Никите, быть у тех послов, и в дороге с ними идти неспешно; а вести их из Севска лесною дорогою, на Брянск, на Боровск, на Можайск, а из Можайска под Москву. [265] А без указу, под Москву, в ближние места не подходить, и со всякого стану, для ведома писать с нарочными посыльщиками, в Посольской Приказ. И по тем Великого Государя грамотам о его государских посольских делах, что у нас в Крыму учинилось, и о Крымских послах о Кемане-мурзе с товарищами, и о моровом в Крыме будущем поветрие, также и о бытности нашей у Гетмана Ивана Самойловича, и кому именем у Крымских послов из Севска, по приказу боярина и воеводы князь Василья Васильевича Голицына велено быть в приставах, и скольким человекам провожатых, и для чего у тех Крымских послов мне Никите по его ж боярскому приказу быть не велено, а велено нам ехать к Москве вместе; и о том о всем к Великому Государю боярин и воевода князь В. В. Голицын и мы писали, Посольского [266] Приказу с подьячим с Никитою Максимовым, да стольника и полковника Максимова приказу Лупандина стрельцом с Корнюшкою Туревым, Апреля в 18 день, да в 20 числах.
Апреля в 25 день, Великого Государя в грамоте, какова ко мне Василью прислана Посольского Приказу с подьячим с Прокофьем Возницыным, написано: велено мне Василью о всем ему Прокофью, что у нас в Крыму Великого Государя в делах учинено, сказать подлинно, и Салтана Турского и Крымского Хана шертные грамоты перевести чрез огонь. (В охранение от внесения чумной заразы во внутрь России, в Цареве Борисове была учреждена сберегательная застава, где проезжие останавливались и окуривали имущество, а посланники свои бумаги старые сжигали, а новописанные, чрез окурку, передавали на другую сторону.) не сходясь с ним Прокофьем; а учиня о всем, ехать мне со всеми людьми, [267] которым при мне быть указано, в Тульскую или в Веневскую свою деревню. И по тому Великого Государя указу, мы Василей и Никита о всем учинили, и с его Великого Государя делами подьячего Прокофья Возницына отпустили Апреля в 27 числе. А из грамот Салтана Турского и Хана Крымского, по переводу Посольского Приказу переводчиков Константина Христофорова да Дмитрея Асанова, переводы, с ним Прокофьем посланы таковы.
Перевод с Хановой шертной грамоты, какову дал Мурат-Гирей-Хан посланникам стольнику Василью Тяпкину, да дьяку Никите Зотову.
В начале написано золотом: Бог правый. Ниже того написано золотом, с красками с лазоревою и красною узор великий словами, а в нем: слово наше Мурат-Гирея-Ханово. Потом: Божьею милостью Великие Орды, Великого Юрта [268] Крымского престола, Кипчацкие степи многих Татаров и бессчетных Нагаев правой и левой страны несчетных тем Татов и Тевкесов и междугорских Черкесов Государь, высокоименитый Хан, благодатный, славнейший, сильнейший и дерзновеннейший, Мы Великий Мурат-Гирей-Хан, сей во благодати в настоящих временах от нашего Величества. Великие и Малые и Белые России Государю Царю, между Востока и Запада многих Христианских народов Самодержцу и Повелителю, брату нашему, Великому Князю, Феодору Алексеевичу, Вашему Величеству с любовью много, много поздравление посылаем и со сладостью о здравии вашем спрашиваем, во здравии ли пребываете. После поздравления ж ведомо чиним, что нашего Ханова Величества писание вины се есть. Послы ваши, стольник и полковник и наместник Переславской Василей Михайлович Тяпкин, да дьяк [269] Микита Мойсеев сын Зотов посланы о мирном постановлении в тишины между двух государств, дабы народ живущих тех двух государств жили в тишине, в покое безмятежно, и что они послы ваши о том миру говорили. И те их слова все нам учинились годны, и приняли есмы, и против тех слов их, что миру быть между двух государств, с сию за золотовислою печатью, шертную грамоту нашу послами есмы, в, которой грамоте о миру говоренные и обещанные речи поминаем. От пророка нашего, обоих светов солнца, всех пророков последнейшего, и во втором пришествии милостивейшего посредника и заступника и любезнейшего Божия посланного, Магомета Мустафы, переселения его лета 1091 года Января 3 дня, до двадцати лет дружбе и мирному постановлению тверду быти. Границе быть реке Днепру, договорились; [270] а по сию сторону Днепра, всеславного, святого Мекки и святого светлосияющего Медынского, Беломорского и Черноморского Государя, славнейшего и страшного Победителя, Салтанова Величества, быть под властью. А Киев, исстари с принадлежащими к нему городками разоренными, Васильков, Триполье и Стайки, и от Киева до Запорожья и за пороги, вашим же на Днепре, по обоих сторон городов и городков не делать; да за прошлые на три года, казну наша без убавки к нам прислать; и впредь от нынешнего 1091 года казну нашу, против росписей на разменном месте, отдавать. Да братьям нашим Калге-салтану и Нурадын-салтану и детям нашим, салтанам и дочерям и женам и скопцам и карачеям и ближним людям и детям нашим и внутренним отрочатам нашим, всем, которым прежде сего что бывало, посылать, как в [271] росписи написано, все те присылки и впредь посылать же без убавки. И как то все прислано будет, мы недругу вашему недруги будем, а другу вашему други будем, и в твердом соединении с вами будем, и братья наши Калга и Нурадын салтаны и дети наши и племянники и внучата и род наш и все Крымского юрта нашего люди, Ногайские мурзы, Белогородские татары, Темрюцкие Черкесы и все под властью нашею сущие мурзы и весь народ наш. Тако ж-де и счастливейший, дерзновеннейший, страшнейший Салтаново Величество, на государство ваше и на окраинные города ваши, против сей шертной грамоты нашей, на земли и на города ваши и на села войною не ходить, и никаким образом лиха не мыслить и не чинить; а буде вышеупомянутые подвластные наши люди, кто ни есть, войною на города и на земли ваши пойдет воевать, и мы [272] таких людей будем крепко стеречь и разыскивать, и поймав, смертью будем казнить у и взятое все назад отдать. A Baсилья Борисовича Шереметева и стольника Андрея, наше Величество на окуп послал на разменное место, а размене быть близко города Переволочни и впредь будущих годах казну нашу (См. о России, в царствование Алексея Михайловича, современное сочинение Григорья Котошихина. С.-Петербург, 1840, стр. 46,37.) привозить и отдавать на том мест, где размена будет. А послов наших посылать против прежнего, и Калгиных и Нурадыновых послов 5 человек, а людей с ними 20 человек; а гонцов посылать по 3 человека, а людей с ними 12 человек, а больше того не посылать ни одного человека (О приеме в Москве Крымских послов, см. у Котошихина, стр. 54,17.). А буде торговые люди наши с товаром, во благодатной Великой Юрт Крымской и [273] к золотому престолу нашему приедут, и нам никакого насильства и убытка не учинить и ничего у них восхищением не взять, и обиды и бесчестья никакого и не учинить; а как они приедут в той благодатной Юрт наш и к золотому престолу безденежно у них ничего не имать; и Крымского Юрта братьям нашим Калге и Нурадыну салтанам, и детям нашим. И Крымским пяти родам честным, и карачеям и беем и мурзам и Белогородцким татарам и Темрюцким черкесам и бессчетным татарам и несметным Ногаям, и всем под властью нашею сущим народам, на города и на государство и на земли ваши войною не ходить, и никакого худа не чинить; так же от вас какой худобы не было б; а под нашим повелением сущие от людей, в том, что худобы не быть и на ваши города и на земли войною не ходить и [274] убытков не чинить. А буде непослушанием кто войною пойдет и худобу и убыток учинит, и тех стеречь накрепко, и поймав казнить смертью. В том, по мусульманскому нашему закону, на Коране, заклинались есмы; в том же и шертную грамоту за золотовислою печатью писав дали есмы. Писана в золотопрестольном месте нашем в Бахчисарае в 1091 году Января в 3-й день. Внизу печать чернилами, а в ней написано: раб Божий Мурат-Гирей-Хан: у той же грамоты привешена на шнурке печать золотая, а на ней вылито на одной сторона: Бог един есть Бог, а Магомет посланник Божий! На другой стороне вырезано: Салтан Салтанов сын, Салтан храбрый Мурат-Гирей-Хан, Мубарек-Гирей Салтанов сын, Мубарек-Гирей-Салтан, Селамет-Гирей-Ханов сын. — На ярлыке написано: от нашего Ханова [275] Величества, к брату нашему Великому Государю, Князю Феодору Алексеевичу к Eго Величеству, посланная шертная грамота.
Перевод с Турского письма, с визирева листа, какая дана посланником стольнику Василью Тяпкину да дьяку Никите Зотову в Крыму Мурат-Гирей-Хан. — Наверху написано золотом, узор словами: Мустафа-паша. Подле его печать чернилами, а в ней: раб Божий Мустафа. Подле печати золотом же подлинно: Вина сего писания и выбранные словеса и строки писаны для верности, се есть. Настоящего нынешнего время Государь и во царе ж избранный сын Мекийский к светосияющий Мединский и святого Иерусалима, Беломорский и Черноморский, Восточный и Западный, и тамошних градов и земель и всех семи стран Государь, и над царями царь, сын высокопрестольнейший, благополучнейший, светлейший и сильнейший, [276] хвальнейший и страшнейший государь наш, Салтан Салтанов сын, царь царев сын, Салтан Магомет-Хан, Салтан Ибрагим Ханов сын, его же да сохранит Бог в величестве и в дерзновении на многие и бесконечные лета! К его преславному порогу, величайший и высочайший, мудро разумнейший, Джингиз-Хановой породы пречестнейший и прехвальнейший брат наш Мурат-Гирей, Ханово Величество, послал человека своего, яко наместника страны Салтанова Величества, извещая, что благосчатливейший Государь христианского народа и страшнейший в государях и правитель многих государств и земель христианских Московский Царь, Русского народа обладатель Феодор Алексеевич, его же да сохранит. Бог во благополучии ныне и во веки! желая некоторой ссоры и войны, что между их великих государей были, и в тишину возвратить, дабы люди [277] Божии жили в покое и в тишине, послав своих Царского Величества добрых и честных послов Василья Михайловича Тяпкина, стольника и полковника и Переславского наместника, да дьяка Никиту Моисеевича сына Зотова. И те послы быв в Крыму, с Ханом о дружбе и о миру говорили, как им приказано со стороны Государя своего; и в том договоре послы дали запись, и Хан о той записи Салтанову Величеству известил, и чтоб и со стороны Салтанова Величества запись к ним прислать, о том писал. И мы то дело и запись Салтанову Величеству доносивши, что в той записи написано о миру постановление и о всех делах приняли есть; и для укрепления и твердого постановления тех всех дел, по наместническому обычаю нашему, против той их записи, сие письмо печатью своею и с золотым узлом, вместо записи, дали есмы, [278] в которой объявляем. От пророка нашего, обоих светов солнца, последнейшего всех пророков, посредника и заступника во втором пришествии, любезнейшего посланника Божия Магомета Мустафы, в лето 1091 года Января в 3 день мир учинен на двадцать лет. Между обоих государств границе быть Днепру; и по сию сторону Днепра быть величайшего и дерзновеннейшего и страшнейшего государя нашего Салтанова Величества под властью. А Киев город и с принадлежащими его исстари пределами и городками, разоренные городки Васильков, Триполье, Стайки, Киевская старая граница, под Его Царскою державою быть; и от Киева до Запорожья, по обе стороны Днепра городов и городков не делать. Аще же Бог изволит для сего доброго мирного постановления, величайший, пресильнейший государь наш, над царями царь, в настоящих [279] временах преславнейший, как Московского Государя избранный посол с грамотою приедет, тогда против сей записи отдастся ему шертная грамота. Писана месяца Могарема 22 день, 1092 году, во Андреанополе. — На ярлыке написано: от высокоместной стороны запись, которая имеет отдаться на Москве; да перевод на латинском языке тут же.
Мая в 25 день, за вышеописанную нашу в сем статейном списке, посольскую службу, что за помощью Всевышнего Бога и за святою молитвою и счастьем Великого Государя Его Ц-го В-ва, нарушенное с прежними посланниками дело, будучи мы в Крыме, в десяти ответах с самим Мурат-Гиреевым Хановым Величеством, исправили и учинили меж Великими Государями, Царским Величеством и Салтаном Typским и Ханом Крымским мир на 20 лет, без всяких обещательных и [280] запросных убытков, что указано было дать на 55,000 тысяч, прислана к нам Великого Государя Его Царского Величества милостивая грамота, а в ней пишет. — От Царя и Великого Князя Феодора Алексеевича всея Великие и Малые и Белые России Самодержца посланникам нашим стольнику и полковнику и наместнику Переславскому Василью Михайловичу Тяпкину да дьяку Миките Зотову. Писали вы к нам Великому Государю, что по нашему Великого Государя указу, будучи вы в Крыму, учинили с Мурат-Гиреем-Ханом о миру договор, и о том нам Великому Государю по отпискам вашим и по переводам к шертной грамоте известно; и мы Великий Государь, за ту вашу службу жалуем, милостиво похваляем. И как сия наша Великого Государя грамота придет, и вы б, по прежним нашим В-го Г-ря грамотам, с Крымскими послами в [281] Царев-Борисов шли без всякого молчания, потому, что тот путь к Борисову-городку к продолжению не належит; а к Москве были с ними на указное Мая 20 число нынешнего 189 году. Писан на Москве, лета 1681, Мая в 23 день. — И мы приняв Его Государскую милостивую грамоту, воздали Господу Богу Всемогущему, с радостными слезами великое благодарение, и отпев за его Государское здравие молебен, писали к нему Великому Государю Его Ц-му В-ву и за его Государскую неизреченную к нам, холопам его, милость, били челом. А что в той Великого Государя грамоте написано: велено нам с Крымскими послами быть к Москве, на указное Мая 20 число; а писана та В-го Г-ря грамота на Москве, Мая в 23-й день, и мы разумеваючи в том числе, справчего подьячего Максима Бурцова неосторожность и простоту, за прежним [282] Великого Государя указом, в Мае месяце ехать не смели, потому, что прежний Великого Государя указ велено нам быть к Москве Июня в 20 день, а не в Мае месяце.
И Июня в 3 день, по указу Великого Государя Его Ц-го В-ва приезжал к нам в Царев-Борисов городок Посольского Приказу дьяк Борис Михайлов, объявил нам Великого Государя Его Ц-го В-ва милость и обнадеживал нас за нашу службу Его Государским взыскательным жалованьем, и чтоб в задержанье своем для опасения морового поветрия не оскорблялись. И мы, за превысокую и неизреченную Великого Государя Его Ц-го В-ва милость, били челом; а потом говорил с нами о государских делах, о которых ему было наказано, и с Крымскими послами с Кеманом-мурзою-Сулешевым с товарищами, он Борис виделся. И о чем [283] ему было к помянутым послом наказано, то и говорил; и о всем том он Борис учиня по указу В-го Г-ря, поехал из Борисова к Москве, Июня в 4 день. А которые Великого Государя Его Царского Величества грамоты присланы к нам с подьячими и с толмачами, в разных числах, и тех его Государских грамот в сей статейной список не внесено для того, что против всех его Государских грамот, от нас посланников, в Посольской приказ писано.
А сей список закрепил я Никита, с общего совета большого своего товарища стольника Василья Тяпкина (Собственноручная подпись Никиты Мойсеевича Зотова.).
И в 190/1682 году Декабря в 25 день, посланники были Великого Государя, у руки. [284] А Декабря в 27 день, по указу Великого Государя подлинной статейной список, каков против сего списка в Посольском Приказе велено дьяку Никите Зотову закрепить, и дьяк Никита Зотов, тот статейной список закрепил того ж числа. И Великого Государя казне (Государевой казны, т.е. соболей, для подарков, было отпущено ценою на 2,300 рублей; сверх того Тяпкин и Зотов из собственных издержек израсходовали на 230 рублей. Всего же подарков: Хану, Калге, Нурадыну и прочим Крымским должностным лицам, употреблявшимся при договорах о границе, роздано на 2,530 тогдашних рублей серебром; в том числе Хану поднесено соболей на 1606 рублей.) расходные книги, в Посольском Приказе поданы, а в приеме тех книг расписался на списку, Посольского Приказу подьячий Козма Нефимонов.
Комментарии
1. Священник Андрей Лызлов, автор «Истории Скифийской», в 1698 году, о чудотворной иконе писал следующее. «Есть еще во оных каменных горах, близко Бакшисарая, чудесный Образ Пресвятые Девы Богородицы, о ее же явлении сице поведают. Бысть некогда во оных каменных горах змий великий, людей и скоты пожирающий, и того ради, люди от места того отбежавши, пусто оставиша. Но яко тамо во оно время жили еще Греки и Генуэнсы, молишася Пресвятой Богородице, дабы их от оного змия освободила: и тако, единого времени, в ночи, узреша в горе той свечу горящу, идеже не могущи крутые ради и острые горы взыти, вытесавши степени из камня и приидоша тамо, идеже свеча горяше, и обретоша Образ Пресвятые Богородицы, и свечу пред ним горящу; тамо же, близко того Образа и змия оного обретоша мертва, расседшася. И тако радостни бывше, воздаша велие благодарение Богоматери, избавившей их от такова зла змия оного: его же, иссекши в части, сожгли огнем. И от того времени, жители тамошние часто начали ходити тамо молитися Пресвятой Богородице, паче же Генуэнсы иже в Кафе жили: не точию же сии, но и Татарове велию почесть тому Образу воздают. Некогда Хан Крымский, именем Ачи-Гирей, воююще против супостат своих, просил помощи от Пресвятой Богородицы, обещающе знаменитое приношение и честь Образу ее воздати. И творяше тако. Егда бо откуда с корыстью и победою возвращашеся, тогда, избрав коня или двух елико наилучших, продаваше и вакупивши воску, и свечу соделавши, и поставляше тамо чрез целый год, еже и наследники его, Крымские Ханы, многажды творяху.» — Изд. 2-е, том II, стр. 4, 5.
Текст воспроизведен по изданию: Статейный список стольника Василия Тяпкина и дьяка Никиты Зотова, посольства в Крым в 1680 году для заключения Бахчисарайского договора. Одесса. 1850
© текст - Мурзакевич Н. 1850© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Бакулина М. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001