СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

СО СТАТЕЙНОГО СПИСКА ВЕЛИКАГО ГОСУДАРЯ ЕГО ЦАРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ПОСЛАННИКОВ: СТОЛЬНИКА И ПОЛКОВНИКА И НАМЕСТНИКА ПЕРЕЯСЛАВСКОГО ВАСИЛЬЯ МИХАЙЛОВА СЫНА ТЯПКИНА, ДЬЯКА НИКИТЫ ЗОТОВА. ПИСАН СО СЛОВ, ЧРЕЗ ОГОНЬ, В ЦАРЕВЕ-БОРИСОВЕ-ГОРОДКЕ, В НЫНЕШНЕМ В 1681 ГОДУ МАЯ В ДЕНЬ

(Городок Царев-Борисов находится теперь Харьковской губернии в Изюмском уезде. Построен Царем Борисом Годуновым в 1600 году.).

Июня в 3-й день, по указу Великого Государя, Посольского Приказу дьяк Борис Михаилов будучи для дел [2] Великого Государя у нас посланником в Борисове-городке, сей список по нашему прошенью приказал Посольского Приказу подьячим, которые списывали, отдать нам вместо черного списка, потому что черной список писан был на тетрадях и на столпцах худой бумаги, и за многим черненьем держать не годится. И по его Борисову приказу подьячие Микита Максимов с товарищами, сей список списав на другой список, отдали нам. А с новым списком отпустили мы их к Москве в Посольской Приказ.

Лета 1680 Августа в 15-й день Великий Государь Царь и Великий Князь Феодор Алексеевич Всея Великие и Малые и Белые России Самодержец велел стольнику и полковнику и наместнику Переясловскому Василию Михайловичу Тяпкину [3] да дьяку Никите Зотову быть на своей Царского Величества служба в Крым, Великие Орды, у Мурат-Гирея-Хана, да у калги Тактамыщ-гирея, да у нурадына Саадет-гирея салтанов, в посланниках.

А на поезде своем посланники у руки Великого Государя Его Царского Величества были Августа в 13 день. А отпуск с Москвы им посланникам учинился порознь. Дьяку Никите Зотову, указал Великий Государь ехать с Крымским гонцом Халил-агою с товарищами наперед, Августа в 18 день, Крымским путем: с Москвы на Тулу; с Тулы на Мценеск, на Орел и на Курск, и на Суджу и на Сумы. А в Сумах велено ему Никите стоять и дожидаться стольника Василия Тяпкина.

А Василию для отпуску Великого Государя посольских дел велено побыть, на время, на Москве. И Августа в 26 день [4] отпущен он Василей, с Москвы, Великого Государя Его Царского Величества с грамотою и с тайными посольскими делами Войска Запорожского обеих сторон Днепра к Гетману к Ивану Самойловичу, в Батурин. А для тех дел, был с ним Посольского Приказу подьячий Микифор Венюков. А быв у Гетмана, исполнив его Государские дела, ехати ему из Батурина в Сумы ж.

И дьяк Никита Зотов, с Крымским гонцом Халил-агою с товарищами, в Сумы приехал в нынешнем в 7189/1681 году Сентября в 10 день. А не дошед до Сум, за 10 верст встречали его Никиту, Царского Величества ратные люди Белогородцкого разряду Сумской полковник Герасим Кондратьев с сотниками и с есаулами и с атаманами и со всеми казаками Сумского полку; да полковника рейтарского Михайлова полку Гобта, майор Дмитрий [5] Моканаков с рейтарами, шквадроною своею. Да Гетмана Ивана Самойловича наказной полковник Дмитрий Чечель с Запорожскими казаками. А жил он Никита в Сумах дожидаючись Василия Тяпкина Сентября по 25 число. А при той его Никитиной бытности Крымских гонцов товарищ, татарин Мустафа, объявился зарезан до смерти, покунут на улице. И о том его смертном убийстве разыскивано, и Крымской гонец Халил-ага дал ему Никите татарское письмо. А в переводе, с того письма, написано: «Крымского Ханова Величества посланника Далил-ага слово то. В Сумин город как приехали, тому 22-го дни, и товарищ их Мустафа, будучи в Сумине слов их не послушал, рано и поздно, и в день ходил с ними не спрашиваясь, пил и бражничал, и убит у корчемной избы. А что-де он такою смертью умер и [6] Царского Величества посланником в той его поганой смерти никаких слов не будет. А перевел он Халил-ага то все, на свою голову». — И о том смертном убийстве к Великому Государю, я Никита, из Сум писал, и сыскное дело и перевод с татарского письма послал с отпискою вместе, в Посольской Приказ, Сентября в 26 день.

А стольник Василей Тяпкин ехал с Москвы на Тулу ж, и на Мценеск, и на Орел, да на Кромы и на Севск, в чрез Малороссийские города на Глухов, и на Королевец; а в Батурин приехал в нынешнем 7189/1681 году Сентября в 13 день. И от Великого Государя грамоту Гетману Ивану Самойловичу подал и о здоровье его, и всю генеральную старшину на тот час при нем будущую спрашивал, а службу их похвалял; и помянутые Его Царского Величества [7] тайные посольские дела ему, Гетману, объявил. А на чем он Гетман Иван Самойлович в тех государских делах в разговорах с ним Васильем постановил, и которого числа его Василья из Батурина в Сумы отпустил, и о том о всем, к Великому Государю к Его Царскому Величеству, Гетман Иван Самойлович в листу своем, и он Василей в отписке своей, писали, и договорным постановлениям, статьям, статейной список с помянутым гетманским листом и отпискою он Василей послал к Москве в Посольской Приказ с подьячим Микифором Венюковым.

А из Батурина пошел в Сумы Сентября в 23 день. Провожали его гетманские дети, Семен да Григорей Ивановичи, да генеральной есаул Леонтей Полуботок со многим товариществом своим, да сотник Батуринской со знаменем и [8] с сотнею своею. Всех было казаков оружейных на конях с 300 человек и больше; и проводя разлучились с ним, от Батурина в 7 верстах. Да по указу Царского Величества Гетман Иван Самойлович отпустил от себя с ним Васильем, в Крым, дал государских посольских дел канцеляриста своего, Прилуцкого полку писаря Семена Раковича.

Путь ему Василью от Батурина до Сум Малороссийскими городами: на Конотоп, на Смелую, на Белополье, Крыгатов. А тем вышеописанным путем, из городов, для повышенья чести имени Великого Государя Его Царского Величества встречали его Василья, сотники и есаулы и атаманы и казаки вооружась знаменами, а городские люди и мещане с хлебом и солью выходили за город и принимали с честью. А не доехав за 15 верст встретили его Василья, Царского Величества [9] ратные люди, Белогородцкого разряду Сумской полковник Гарасим Кондратьев с полком своим, да полковник рейтарского строю Михайлова полку Гобта, майор Дмитрей Маканаков с рейтарами, шквадроною своею, да Гетмана Ивана Самойловича региментов наказной полковник Дмитрей Чечель с Запорожскими казаками, и по тому ж его Василья приняли со всякою учтивостью. В Сумы пришел Сентября в 25 день. И случась с товарищем своим дьяком, с Никитою Зотовым и с Крымскими гонцами с Халил-агою с товарищами, стояли в Сумах два дня, для проведания от Сумских казаков Крымского пути, Муравским шляхом, где было бесстрашно и прямее до Крыму идти. И из Сум пошли Сентября в 28 день. А для сбереженья такого страшного пути, по указу Великого Государя взяли с собою провожатых: [10] Белогородцкого разряду полку боярина и воеводы князя Петра Ивановича Хованского ратных людей, полковника рейтарского строю Михайлова полку Гобта, майора Дмитрея Моканакова с рейтарами и с казаками 400 человек; да Гетмана Ивана Самойловича региментов, Войска Запорожского наказного полковника Дмитрея Чечеля, а с ним казаков сердюков 200 человек; всего рейтар и казаков 600 человек, и пустились в путь свой из Сум на Краснополье, отстоящее от Сум 15 верст. Провожал нас полковник Гарасим Кондратьев с полком своим 5 верст. В Краснополье пришли того ж числа.

И Сентября в 29 день, поутру рано, отслушав в соборной церкви божественные литургии, пошли на Вольной-город, и пришли в Вольной, Октября в 1-й день, и для томных коней дневали и ночевали. И Октября во 2 день из Вольного [11] пошли в Богодухов, отстоящей от Вольного 15 верст, и пришли того ж числа. Тут слушав святые литургии и по обеде пошли в город Ольшанку, отстоящий от Богодухова 15 верст. А в Ольшанку пришли Октября в 3 день; там стояли для готовности хлебных запасов и конских кормов в степную дорогу, даже до Крымского первого пограничного города Перекопа 2 дня. И взяв с собою из Ольшанки вожжей, Харьковского полку казаков, пошли в степь к валу (Вал этот вместе с крепостями: Ливнами, Кромами, Воронежем, Белгородом, Осколом, Валуйками и Курском учреждены в ограждение набегов Крымских Татар, при Царе Борисе Годунове, в 1591 году.). И из Ольшанки вышли Октября в 5 день, и ночевав на степи, пришли на черту, в городок Малые-Валки зовомой Новой-Перекоп, Октября 6-го, поутру рано.

Городок Валки устроен крепко, [12] только стоит от Харьковского полковника в худой осторожности: заехали мы на стороже ребят малых, с палочками, человек с десять. А от жителей того городка слышали, что и прежде сего в 1680 году тот городок сожжен и пленным расхищеньем от Крымского Хана разорен, и в прочие в иные Украинские города, Белогородцкого разряду, приход Ханской учинился безвестен его полковниковым нерадением, для того, что сам живет беспрестанно дома; а по черте, в городках своего полку, крепких караулов не ставит, и подъездов для проведывания неприятельских людей не посылает. И за такою-де его оспалостью и нерадением множество тысяч православных христиан впали в басурманскую неволю. Того ж города жители говорили нам и жаловались со слезами: если-де впредьь от Харьковского полковника тому городу и валовой [13] черте, будет такое же худое береженое, и малолюдная сторожа, то они больше того тут жить не смеют, а хотят идти врознь, где кому Бог случай покажет. И мы того города жителем и караульщиком к тому полковнику от себя, Государским указом приказывали, чтоб он впредьь того городка и черты берег и караулил накрепко, не оплошно, потому что тот городок стоит на Муравском шляху, и Крымским людям теми местами исстари бывает на окраинные Царского Величества города приход, и то им сказали, что по сему нашему статейному списку полковника их нерадение Великому Государю Его Царскому Величеству будете известно.

И того ж числа, за помощью Божьею, по обеде, пустились за новой вал, в степь, Муравским шляхом, и отошед 15 верст ночевали под дубровою, на колодезях. [14] Октября в 7 день рано шли чрез дуброву прямо, влево покинув Муравской большой шлях вправо, для того, что по сказке майора Дмитрея Моканакова и вожжей, пройти было с обозом за великими переправами и грязями, и горами невозможно, и пришли на Муравской шлях по-прежнему, а тем шляхом пришли на ночь к реке Берестовенке, от нового валу 30 верст, где дров, и вод и конских кормов есть множество. Октября в 8 день от речки Берестовки, встав рано, шли степью меж великими и многими дубровами, до вершины речки Берестовы, от вышеупомянутой речки верст с 10; тут не много дали коням отдохнуть. Место ж то обретается для великих ратных людей конскими кормами и водами и дровами довольно. Потом пустились в степь, и шли скоро весь день даже до вершины реки Малыя-Орели, и пришли на стан, [15] на Орельские озера, за час до вечера, где потому ж не токмо для посольских проездов, хотя б и для великих походов ратных людей, конскими кормами и водами и рыбами и зверем и дровами довольно.

Октября в 9 день с помянутого стану шли весь день, не кормя коней, опасаясь неприятельских людей, и даже до вершины и до озер большие реки Орели, и ночевали над озером. А та река Орель идет частями под землею, и частями выныривает из земли озерами большими, даже до самого Днепра. И той ночи имели от воровских казаков и Крымских и Ногайских татар и от Калмыков великое опасение. Октября в 10 день поутру рано, от большие реки Орели шли день весь, не кормя ж коней для бескормных мест, потому что степь была выжжена; и пришли поздно ночевать на [16] вершину реки Терновки, где потому ж дров и конских кормов и воды и рыбы много. Октября в 11 день, встав рано, шли день весь, для выжженные степные бескормицы. Подле той же реки прямо, перенимаючись

с гребня на гребень даже до верховья и озер реки Малые-Самары, и пришли на Самару, на стан, поздно; где также были от помянутых разбойников зело остерегательны и опасны, и всю ночь без сна пребывали. Ведомо да будет впредьь ходящим тем путем, так послам, яко и ратям Царского Величества, дубровы и прочие дровяные угодья до того помянутого стану кончились. А от того стану даже до Крыму, по рекам и по речкам и по удолиям многие тальники и терники, где зверя и птиц и рыб множество есть, и по нужде без больших простоев великим ратям дровами проняться можно. А с помянутых станов, по которые [17] кончились большие леса в дубровы, можно запастись дровами, кроме терновников и тальников, и везти на возах, даже до самого, Крыму, не токмо посольским походом, хотя б и ратям Царского Величества лучилось идти, и они пройдут безо всяких дровяных нужд, потому, что от тех урочищ до Крыму переход недельной и зело прям и гладок, и водами и конскими кормами и рыбами, птицами, также и зверем, которыми благословил Господь Бог людям на пищу, есть всего довольно.

Октября в 12 день пришли на большую реку Самару, и верховьем ее переправились безо всяких трудностей со всем обозом, и на великих озерах той реки обедали, и не дошедши Конских-вод, темноты ради ночные ночевали на горелой степи, только коней овсом покормили и запасною в бочках водою напоили, и ночь всю безо сна пребывали, [18] остерегающиеся накрепко разбойнического нападения. Октября в 13 день пришли, на вершины реки Конских-вод, в Днепр впадающей, пред полуднем, и за реку переправились безо всяких трудностей. Кормили и стояли на тех водах небольшое время для того, что наехали тут стан и шлях свежих конных и пеших людей, и обозной от Запорожья к Тору, или к Дону, в восемь рядов. И спасаясь того, пошли вскоре степью прямо, Муравским же шляхом, которым Крымской Хан шел в войну, и из войны Великого Государя, из украинских городов из-под Богодухова и из иных, в прошлом 7188/1680 году. А вождь тем прямым Муравским шляхом, был наш Крымской гонец, Халил-ага с товарищами, для того, что они с Ханом в той войне сами были. На тех же Конских-водах видели мы капище басурманское, каменное строенье [19] старожитного населения, и от давних лет развалилось. А от Крымских гонцов слышали, что те жилища бывали в старину Крымских татар, при Мамае Хане.

Октября в 14 день пришли о полудни на реку Овечьих-вод, которая идет в Днепр плесами и озерами; тут обедав, обыскав у той реки узкое место и учинив переправу, наметав хворостом и камышом, и перевезлись с войском и обозом без всяких трудностей. И переправясь отошли от той переправы недалеко, в луга, и ночевали на тех же Овечьих-водах. Там же видели мы, по реке на угожих и на красных местах многие капищные и домовые каменные старые селища Крымских татар, которые от древних лет разрушились до основания, только башня каменная в целости. И о тех жилищах спрашивали мы [20] помянутых Крымских гонцов, которые нам поведали: что те места были юрт исстари Крымского Хана Мамая (Упоминаемые здесь разрушенные селения принадлежат к XIII веку, когда восточный торговый путь, чрез город Крым (что теперь Эски-Крым) а потом чрез Кафу и Тавань, шел на Киев.), а запустели и разорились и перенеслись за Перекоп, когда победил его Мамая Хана со всеми его басурманскими силами, на Куликове-поле, на реках на Дону и на Непрядве, блаженные памяти Великий Князь Дмитрий Иванович Московской. Ведомо же убо да будет, если по воле Всемогущего Бога, и по изволению Великого Государя нашего Его Царского Величества учиниться хождение на Крым, его государским ратям, и в том месте пристойно для облегчения запасов и преграды пути басурманского в Русь, град устроить земляной, и всякими крепостями укрепить и пехотою и всякими полковыми припасами [21] удоволить, и держать его мощно безо всяких трудностей потому, что тою рекою даже до самого устья реки Днепра плавной ход будет стругами свободной, и неприятельской путь одержан будет паче тысяч многих войск. По тому, что кроме того Муравского шляху способнейшего и прямого пути проходить Татарам в Русь некуда; для того, что выше тех помянутых всех речных вершин от Крыму к Тору и к Дону, путь безводной и дальний, а вниз реками к Днепру учинились разливы и озера многие, где отнюдь неприятелям невозможно пройти. Да не токмо на тех Овечьих-водах, но и на всех помянутых вершинах Конских и Самарских и Орельских вод можно города земляные крепкие поделать, и людьми служилыми конными и пешими осадить, и полковыми всякими запасы наполнить, и жить вечно, для того, что около тех. [22] рек, и на степях, дубровы великие, и леса и терники, и тальники, и камыши, и зверь в лесах, и рыбы в водах, и кормов конских всюду множество, и пашни можно завести великие. А рекою Днепром вниз, и теми реками из Днепра вверх под города со всякими служилыми запасами проходы плавные будут вольные, и неприятелей басурманских безопасные. Также и сухим путем, от самых Белогородцких черт, от Чугуева и от Валок проходы с запасами в те города будут свободные (Проект дьяка Никиты Зотова, чтобы Русским утвердиться здесь, выполнен в первый поход князя Василья Голицына в 1689. Тогда был заложен «Богородицкий городок» на р. Самаре, на урочище «сорок буераков», близко Ново-Московска. См. Собрание государственных грамот и договоров. IV, 605.).

Октября в 15-й день поутру рано шли степью, до обеда, и кормили лошадей на вершинах реки Молочных-вод в [23] Черное море впадающей. Оттуда с обеда до вечера шли берегом по правой стороне Молочных-вод. В тех местах съехались наша передовая сторожа с воровскими подъездчиками, и за ними гонялись, и те воры, увидев с нами многих людей, побежали наутек. И ночевали мы на берегу той реки под терниками на голодном и выжженном месте, кони стояли без корму потому, что овес запасной и сухари все потратили. Октября в 16 день поутру рано, на самом подъеме майор Дмитрей Моканаков взбунтовал рейтар своих и все казацкое войско, чтобы им далее того нас не провожать, и идти бы им назад, а нас покинуть. И мы их уговаривали показуючи им Государской указ, что им велено нас проводить и оставить нас в Крыму, в ближних местах, и он Дмитрей, указу Великого Государя, не послушал. И о том его [24] бунтовстве, и в котором месте нас оставил, к Великому Государю в Посольской Приказ писано. И того числа ночевали мы на верховье речки первых-Уклюк впадающей в реку Молочные-воды, на самом причинном воровском месте, где побиты прежние посланники стольник Борис Пазухин с товарищами. И встав рано в полночь, пошли в путь свой с Крымскими гонцами вместе, с одними своими людьми. И Октября в 17 день о полудни кормили лошадей на речке, на других Уклюках в Черное море впадающей, на самом же причинном и воровском месте, где выходят беспрестанно от Азовской степи и с Дону Калмыки и из Запорожья казаки, и из Крыма и из Ногай татары. Тут мало отдохнув, и вместо присталых лошадей наняв мы под свои телеги у Крымских гонцов лошадей, а усталых покинув на степи, [25] пошли с великим поспешанием во весь день, коней не кормя. И ночевали посреди степи, кроме Спасителя нашего Господа, никем же суть брегомы. Только мало что свернув с дороги стояли с великим страхом, оружие и коней в руках державши, немало отдохнув пустились с вечера в ночь, даже до уродища Черного-колодезя, где было уж самое разбойническое пристанище, от Перекопа только ходу за полтора дня.

На Черной-колодез пришли до дневного свету, часа за три, тут наехали Перекопских татар подъездчики, которые опасают в степи Крымские всякие стада, тогда они, послыша обозной звук, и чаяли идущих многолюдные рати, похоронились в камыш и в терник. И как наехался к ним близко, учали нас окликать: кто едет. Гонцы ж татарские, знаючи те разбойничьи места, вооружась [26] к бою скочили к ним, и отозвались своим языком, чтоб по нам не стрелять, для того, что они Крымские послы, а с ними идут послы ж Великого Государя Его Царского Величества. И съехався учали меж собою говорить те подъездчики, что они Перекопские татаровя, а не разбойники. И сказали, что от того места даже до Перекопа, по степи, везде их Крымские Татаровя стада пасут, и проезд к Перекопу нам будет безопасен. Тогда мы услышав их разговоры, радости исполнились, и воздавши Всемогущему избавителю нашему Богу и Пречистой его Богоматери, великое благодарение за еже препроводил нас таким страшным путем здравых, и не попустил на нас врагов мечом поядающих, которые дни и ночи по всему в том пути по сторонам нас стерегли, желаючи погубить нас, корысти ради своей разбойнической. [27] Подобает же ведать о сем впредьь ходящим посланникам и гонцам Царского Величества, хотя тот наш вышеописанной путь Муравского шляху прям и близок и кормами и водами и всякими угодьями способен, только без провожатых многих людей пройти до Крыму отнюдь не возможно для того, что в тех реках рыбаков, а в терниках и тальниках камышников и звериных промышленников, везде множество, и по степям Крымские и Азовские и Ногайские татаровя и Калмыки для разбойных добыч ходят в тех людных местах беспрестанно лето и зиму, а в проезде посольским людям, те вышеописанные люди, общие враги. И от того места до Перекопа ехали мы спокойно и не доехав до Перекопа за 20 верст ночевали на речке, подле морских заливов Гнилых-вод. А с того стану, Крымские гонцы, Халил-ага с товарищами, о приходе [28] нашем и о своем отпустил в Крым к Хану гонца своего татарина Акжейка с вестью, а мы с ним Акжейкой к боярину Василью Борисовичу Шереметеву о своем приезде, а к Ивану Суховину, против указу Великого Государя, о своем с ним повиданьи, прежде Ханских бытностей, послали письмо.

Октября 19 день поутру рано шли степью к Перекопу, рассматривая место и урочище, и положения жилищ басурманских; и не доехав до Перекопу версты за три, ехали к городу оставив объезжую дорогу, прямо чрез сухую долину подобно великому озеру, которая знатно, что в мочливое время бывает от морских гнилых вод водою наполнена, только знатно, что не глубока, вброд конному и пешему человеку идти можно. А от той долины до Перекопа путь гладок и крепостей никаких, и [29] препинательства ратному хождению никакого нет. В Перекопской вал вошли пред полуднем; шли в ворота, сквозь башню каменную мимо городка, и минув посады, стали близ города подле валу, в шатрах своих, устроясь обозом для того, что постоялых дворов нам не дали.

Город Перекоп, каменной, четвероуголен; въезд и выезд в одни ворота с Крымской стороны, а другие ворота засыпаны, а с Московской стороны стоит глухою стеною меж валу, а в тех стенах учинены многие ломовые жилища с чердаками. А камень и кирпич в стенах кладен и смазыван меж теснин и брусьев деревянных глиною и грязью, и твердости никакой не имеет. По стенам, и воротам только восемь башен; кругом всего города ров глубиною сажен трех, или малым чем меньше окладом и величиною с небольшой монастырь. От [30] того же города по обе стороны, до морских вод, учинен вал, а возле валу, с Московской стороны от степи, ров не глубок и раздолист, и на валу, во многих местах есть праверзины и людные проходы. Ратных людей и Турских и Крымских, по сказке христиан невольников, сот с восемь, и пушек по башням малое число. Посады около того города зело нужны, и дворишки и избенки тесные; большая половина стоит кибиток полстяных. Корму нам, наместник Перекопского бея, Ибраим-ага, прислал барана освежеванного, тридцати лепешек пшеничных, денежных вязань соломы ячной, ячмени четвериков с шесть. Людей с нами всех было 26 человек, лошадей у нас посланников и у гетманского писаря и у прочих всех посольских людей было 64 лошади, и тем людским кормом по нужде было вряд [31] всех однажды накормить, а лошадям столикому числу соломы и ячмени мало что досталось. И для своего степного беспокойства и бессонного томленья, также и для присталых лошадей хотели было отдохнуть в Перекопе, дня с два, да за великою скудостью конских кормов ночевали только одну ночь. Того ж числа, после обеда, упросились у градского наместника ехать в город измытись в гамоне, а наипаче ради того, чтоб нам видеть в городе внутренних крепостей. Вошед в город, видели кроме худых домишков и смазанных из навозу избушек, крепостей никаких нет, только, в одних воротах стоит одна пушечка полковая, небольшая. Ворота сбиты на иглы из тонких бревен, на одну внешнюю сторону обиты красною жестью, во многих местах облупились. А градоначальника, бея Перекопского, в то время в [32] городе не было, а был у Хана; принимал и отпускал нас наместник его, Ибраим-ага.

Октября в 20 день пошли из Перекопа в Крым, на своих усталых конях помалу, с великою нуждою, для того, что нам подвод не дали, и нанять не добыли. И отшед от Перекопа ночевали в 10 верстах в ханской деревне Тузлаке, на соляном озере, где по берегам видели соли великие стога, накладенные глыбами. Октября в 21 день, переехав 10 верст, обедали в мурзинской деревне Тинизола, а ночевали, отъехав от той деревни 5 верст в ханском селе Урман-ази. Октября в 22 день переехали верст в 20 и ночевали в селе Азетмале. Там нас встретил от бея разменного присланный татарин, посольского двора сторож, именем Джумалей, и от Хана и от бея сиросил нас о здоровье, и [33] сказал нам, что велено ему нас принять и проводить, не занимаючи Бахчисарая, на реку Алму, на посольской старой стан, от Бахчисарая в 10 верстах, для того, что Хан сам вышел из Бахчисарая, живет бегаючи от морового поветрия, на той же реке Алме, в деревне, недалеко от посольского стану. Октября в 21 день переехали 15 верст, и ночевали в селе зовомое Тулат. Октября в 25 день, с того стану перешли верст с 15, и пришли на Алму реку, на посольской стан. А на том стану заехали прежнего Царского Величества посланника Ивана Сухотина, да с ним переводчиков Кутлу-Мамета Тонкачева, да подьячих московских Луку Фролова, Ивана Никитина, Волуйского Дементья Елдина, толмачей Терентья Фролова, Василья Козлова. Того ж числа, мы Царского Величества посланники с Иваном Сухотиным виделись и о [34] надлежащих посольских делах с ним Иваном говорили. А строения на посольском дворе по Аталыкову мирному договору, учинено при посланнике Царского Величества, при Василье Елчине, четыре пунишки складены из дикого не тесаного камня, смазаны скаредным навозом, без потолков и без мосту и без лавок и без дверей, а для свету учинено по одному окошку. И воистину объявляем о том строенье, яко псам и свиньям в Московском государстве далеко покойнее и теплее, нежели там нам посланникам Царского Величества. А лошадям не только каких конюшен учинено и привязать их было не за что; и кормов нам и лошадям нашим ничего не давали, и купить с великою нуждою хлеба и ячмени и соломы на силу добывали и то самою высокою ценою. Октября в 26 день приехал к нам на посольской стан бей [35] разменный Аветша-мурза-Сулешев и объявил нам про себя, по указу Ханова Величества велено ему у нас быть в приставах, да ему же-де указал Ханово Величество звать нас к себе с грамотою Великого Государя и править посольство, и чтоб мы с ним ехали не мешкав, того ж числа. И мы в тот с день не поехали, для того, что было поздно.

И Октября в 27 день, убравшись по посольскому чину, и взяв с собою Великого Государя грамоту и легкие поминки поехали мы с ним беем к Ханову Beличеству в село, от нашего стану, верст с пять. И приехав, поставили нас на татарском дворишке, и велели тут побывать по указу. А пристав наш бей разменной пошел пеш к Ханову Величеству и к ближнему его человеку, и о приезде нашем возвестил. И пришед к нам от Хана, тот бей говорил, чтоб мы прежде шли к ближнему человеку [36] Ахмет-аге, и от думного Царского Величества дьяка Посольского Приказу отдали ему письмо. И мы ему бею говорили, что он звал нас с грамотою Великого Государя к Ханову Величеству, а не к ближнему его человеку, и прежде Ханова Величества, у ближнего его человека быть нам не пригоже, для того, что с нами есть грамота Великого Государя к Ханову Величеству. А от думного Царского Величества дьяка к Ханову человеку письма с нами никакого не послано, а хотя б и было, и то б письмо годилось отдать ему после, и чтоб Ханово Величество тем нас бесчестить и неволить не велел, а велел бы нас прежде взять пред себя, и Великого Государя любительную грамоту и поминки изволил принять, посольство наше выслушать. Тогда разменной бей выслушав той нашей отповеди, ходил и слова наши доносил Ханову Величеству и ближнему его [37] человеку. А потом пришел к нам сам — друг с аталыком, то есть с дядькою ханских детей, и говорили нам с великим шумом, чтоб мы конечно учинили по изволению Ханова Величества, буде с нами от посольского думного дьяка и письма нет; и мы б с грамотою Великого Государя прежде шли к ближнему его человеку, для того, что у них испокон так ведется, Царского Величества посланники прежде бывают у ближнего человека, так же б и мы учинили и думного Царского В-ва дьяка письма у себя не таили, а потом-де, будете у Ханова Величества. И мы о том бею говорили: если бы бей звал нас для повиданья прежде быть у ближнего человека, и мы б грамоту Великого Государя оставили у себя в стану, а сами б были у ближнего человека для разговоров государственных дел беспрекословно, а то он бей чинит неправду: звал нас [38] прямо ехать с грамотою Великого Государя к Ханову В-ву, а не к ближнему его человеку с грамотою Великого Государя, не быв у Ханова В-чва, по иным дворам волочиться нам не пригоже. И ведали б они о том подлинно, что они грозами и бесчестными словами и обыклою неволею и теснотами своими как они чинили над прежними Ц-го В-ва посланниками, нас тем не устрашат, и прежде Ханова В-ва, с грамотою Великого Государя, к ближним его людям ни к кому не пойдем, и мимо его Ханских рук никому из ближних его людей Великого Государя нашей грамоты не дадим.

Аталык и бей говорили: будет вы Ханова В-ва не послушаете, и с грамотою В-го Государя к ближнему его человеку не пойдете, и от думного Ц-го В-ва дьяка письмо ему не отдадите, и Ханово-де Величество велел у вас грамоту Великого [39] Государя отнять им силою, и вас велел сослать на посольский стан. А если-де у вас от думного посольского дьяка к Ханову ближнему человеку было письмо, и Ханово б-де Величество указал вам быть у ближнего своего человека с одним тем письмом, а не с грамотою В-го Государя и неволи б вам в том не было. И мы говорили: где головы наши будут, там и грамота Ц-го В-ва при нас, а когда уже увидите нас мертвых пред собою, тогда и грамоту Царского Величества возьмете. А думного Ц-го В-ва дьяка письма у нас никакого нет и с нами не послано, и гроз ваших и бесчестья и всякие тесноты не боимся, и прежде Хана к ближнему человеку с грамотою В-го Государя не пойдем. И ближние Ханские люди, разменной бей и аталык говорили и трудили нас шумом великим за то, что ближний Ханова Величества человек [40] писал не однажды к думному Царского Величества дьяку о государских великих и к миру надлежащих делах, и от думного-де Царского Величества дьяка письму у вас не быть нельзя, а вы-де то письмо таите и отдать его не хотите для своей гордости, чтоб вам у ближнего человека прежде Хана не быть; а после того, хотя то письмо и объявите, и ближний человек у вас того письма не примет, и за то-де Ханово Величество на вас зело кручинится и в бесчестье себе ставит великое.

И мы им говорили: Ханова В-ва ближнего его человека Агмет-аги Царского Величества к думному дьяку письмо было ль, того не ведаем, и от думного Ц-го В-ва дьяка не слыхали, а знатно что от Ханского ближнего человека к нему письма не бывало, или будет и было, да гонцы Ханова В-ва такого письма думному дьяку [41] не отдали, а если б к нему думному дьяку от ближнего человека было писано, и он бы того письма не припомнил и доложив Великого Г-ря Его Ц-го В-ва к ближнему человеку Ханова В-ва с нами отписал не стыдясь, понеже он, по милости Государской, в тех порученных ему посольских делах имеет свободу и память добрую, и за то нас Ханову В-ву кручинится не за что, и чтоб ныне в надежду соседские дружбы и любви к Великому Государю нашему его Ханово В-во велел нас с грамотою Ц-го В-ва быть прежде у себя, и посольства нашего выслушал, и к нам Ц-го В-ва посланником показал милость и честь как тот святой государской обычай бывает в мирных государствах, понеже мы Ц-го В-ва посланники присланы с добрыми и мирными делами.

Потом те ж, Ханские ближние люди с нами много шумели и спорили. И [42] пришедши от нас, слова наши Ханову В-ву и ближнему его человеку донесли, и к нам пришедши говорили тихо и склонно, чтоб один из нас, товарищ, с грамотою Великого Государя остался тут на подворье, а другой бы шел с ними, и повидался прежде с ближним человеком для разговоров о государственных делах. Мы ж посоветовав меж собою, на волю их склонились опасаясь того, чтоб нас без дела и с бесчестьем не отослали прочь в какое утеснение, и грамоту Великого Государя я Василей отдал товарищу своему Никите, а сам с разменным беем, взяв с собою переводчика и подьячих, пришли к ближнему человеку в хоромы. И вошедши, с ним привитался; басурман же, надулся поганою своею гордостью, сидел на коврах облекшись на бархатные золотые подушки; и привитался сидя, и велел мне против себя сесть [43] поближе, на уготованном месте, и спросил меня прежде о здоровье и о путном нашем шествии, а я Василей ему ближнему человеку взаимно также поздравил. А образом и саном Агмет-ага человек природной и речью свободен и тихословен; портище на нем суконное цветом мурад зелено на соболях, турецким строем; глава его в белом завое. Стены в избе его обиты завесами болотными и бархатными, чрез полосу сшиты.

Первое его ближнего человека слово ко мне Василью было: для чего мы упрямо делаем и Ханова В-ва не слушаем, и прежде у него ближнего человека быть не хотим. А у них-де то исстари повелось, что прежде бытности у Хана посланники Царского В-ва бывают у них ближних людей или-де будто честью в вашу пору посланников здесь не бывало? И я Василей говорил: прежних, Царского В-ва [44] посланников лучше и хуже себя мы не ставим, а хотя у вас прежде сего так и было, как ты сказываешь, только мы сего вашего указу не приемлем; должны прежде исполнить всякие Великого Государя нашего Его Ц-го В-ва посольские нам врученные дела по его Государскому указу, а не по Ханскому изволенью и твоему желанью, и ни у которых Государей нигде того не повелось чтобы ближним людям мимо Государя грамоты у послов В-го Государя нашего, принимать; и тот у вас в Крыме обычай и поступок зело груб и государской дружбе и любви противен, а мне по благодати Бога, моего и по изволению Ц-го В-ва в послах быть у посторонних многих великих Государей не первое посольство, и те их государские посольств чины и поступки знаю. А что он ближней человек показует приклад о прежде бывших в Крыме Царского В-ва [45] посланниках, что они с грамотами В-го Г-ря прежде Ханова В-ва бывали у ближних людей и грамоты им отдавали, и я тому не дивлюсь, потому что у вас всегда посланникам Ц-го В-ва бывает великая неволя и теснота и бесчестье, для выможенья и от них вам великих корыстей и богатых даров, как мы теперь то и над собою видим, и такие от них были поступки по неволе вашей, а не своею охотою. А мы присланы к Ханову В-ву и к вам не дары раздавать, только добрые дела делать, которые надлежат меж великими государями к мирному постановлению. И ближней человек Агмет-ага слушал моих слов прилежно и ничего мне на те мои слова ответу не учинил, а говорил мне: писал я от себя к думному Ц-го В-ва дьяку Посольского Приказу с гонцами Ханова В-ва не одиножды, о общих государских делах которые належат к [46] мирному постановлению с радетельным моим предложением, чтоб меж великими Государями разлитие крови и пленное расхищение успокоить и мир учинить и против-де того его письма чрез вас посланников отповеди не токмо на письме и на словах ничего не слышу, о чем зело удивляюсь и разумею, что тот думной дьяк Хановым Величеством Государем, моим и мною гордиться; или своему Государю раденья своего и верной службы показать не хочет; или ж вы для своей гордости прежде Ханской бытности объявить мне письма его не хотите. И будет-де то письмо от него ко мне у вас есть, и вы за любовь теперь его мне отдайте, а если ж вы теперь его мне не отдадите, и впредь бы у вас того письма не видал. А как он того письма у меня спрашивал и в то время говорил зело запальчиво, острыми и гордыми словами которые трудно и писанию предать. И я [47] ему говорил прежние свои слова: чего было нам того таить, если бы то письмо с нами послано было, или против твоих писем словами что наказано, и мы б те слова тебе объявили и письмо отдали, и за то тебе на нас Ц-го В-ва посланников гневаться не за что. И по тем разговорам велел принести кавы (кофе), сам чашку выпил и меня почивал; и велел, идти от себя с беем на подворье и готовиться с грамотою В-го Государя к Хану, на посольство. Я ж ему говорил: чтоб он Великому Государю нашему послужил, а нам бы показал свою любовь, в то время когда будем пред Хановым В-м на посольстве и станем ему по чину честь и поклон отдавать, чтоб нас за шеи не брали и силою до земли не нагибали, и тем нас не бесчестили; мы и сами поклонимся по надлежащему чину. И Агмет-ага сказал: для доброго-де вашего [48] посольства нагибать силою вас не велит, буде вы сами до земли поклонитесь, также бы-де и Царское В-во изволил Крымским посланникам и гонцам в нагибанье поклонов повольность учинить.

За тем разошлись. И пришедши на подворье, оделись в доброе платье и устроясь по посольскому чину, сели на лошадей и поехали к Ханову Величеству вместе с приставом своим с разменным беем. Пред собою прежде велели ехать в ряд двум человекам, подьячему Леонтью Басманову, толмачу Григорью Порываеву. За ними в ряд двум человекам переводачикам Кутлу-Мамету Устокасимову, Ахмету Шакулову, за ними ж в ряде ехали перед нами с грамотою Великого Государя, по правую сторону, писарь Гетмана Ивана Самойловича Семен Ракович, по левую сторону, подьячий Лука Фролов с любительными Его В-го Государя поминками. А [49] за ними ехали в ряд же, мы посланники Ц-го В-ва; а позади нас люди наши ехали тем же порядком. А пристав бей разменной ехал пред всеми посольскими людьми впереди, и не доезжая до ворот Ханского двора, сажен за 30, всех нас остановили копычеи и семейни и велели слезть с коней и идти пешим. И мы о том с приставом и с копычеями спорывались много и хотели ехать до самых ворот, и они нас задержали и лошадей под нами остановили, и даже ехать не пустили. И мы сседчи с лошадей шли, до Ханского двора и двором, и в хоромы к Хану вошли в шапках, тем же посольским порядком, и вошедши стали посреди палаты, и увидев Ханово Величество шапки сняли и поклонились ему до земли, собою безо всякой неволи, за договором вышеупомянутым с ближним человеком. Хан сидел в правой стороне палаты, [50] в углу, на бархатном червчатом ковре, опершись о подушки золотые. Он особою своею строен и дороден, лица красного, взором светел и веселообразен, среднего веку, волосом черен с сединою, бороду красит. Платье на нем, портище суконное муром зеленое на соболях, с турецким строем, под исподом кафтан тафтяной алого цвета; шапка — сукно красное, с соболем — татарская. В палате по стенам обитья никакого не было, только над ним Ханом висел на гвозде саадак его и сабля и пинагор бархатной. Ближние люди стояли по обе стороны подле стен в ряд, в один человек. Платье на них турецкие, и татарским строем, в чалмах и шапках.

Посольство мы у Царского Величества посланники, правили чином надлежащим, сим вышеупомянутым образом. Первую речь говорил я Василей: «Божьею [51] милостью, Великий Государь, Царь и Великий Князь Феодор Алексеевич Всея Великие и Малые и Белые России Самодержец и многих государств и земель Восточных и Западных и Северных отчич и дедич и наследник и Государь и обладатель Великие Орды вам Мурат-Гирееву Ханову Величеству велел поклониться и здоровье ваше видеть». А изговоря ту речь поклонились. И Хан, выслушав речь, спрашивал Великого Государя о здоровье, сидя в шапке, а молвил: Великого Государя Вашего Его Царское Величество как Бог милует? Вторую речь говорил я Никита: «Как мы поехали от Великого Государя Царя и Великого Князя Феодора Алексеевича всея Великие и Малые и Белые России Самодержца, и Божьею милостью Великий Государь Царь и В. К. Феодор Алексеевич всея Великие и Малые и Белые России Самодержец и многих государств и земель Восточных и [52] Западных и Северных отчич и дедич и наследник и Государь обладатель на своих великих и преславных государствах Российского царствия в добром здоровье». Третью речь говорил я Василей: «Великий, Государь Ц. и В. К. Феодор Алексеевич всея Великие и Малые и Белые России Самодержец, Восточных Западных и Северных отчич и дедич и наследник и Государь и обладатель Его Царское Величество прислал к вам Мурату-Гирееву Ханову Величеству своего Царского Величества любительную грамоту». И подал Великого Государя грамоту Хану, в тафте. А хан, приняв тоя Вел-го Г-ря грамоту отдал ближнему человеку Агмет-аге. Четвертую речь говорил я Никита: «Великий Государь Ц. и В. К. Феодор Алексеевич всея Великие и Малые и Белые России Самодержец и многих государств и земель Вост. и Запад. и Северных отчич и [53] дедич и наследник и Государь и обладатель Его Ц-кое В-во прислал к вам Мурат Гирееву Ханову Величеству свои Царского Величества любительные поминки». А изговоря речь, являл поминки по росписи, без цены и без ярлыков, 40 соболей, вместо лисицы черной царя соболей, да две пары соболей. Подносил те поминки Ханову Величеству я Василей Тяпкин. А при Хане, близко будучи, принимал те поминки у меня из рук ближний его Ханова человек, большой казнодар. Пятую речь и посольское дело объявлял я Василей: «Великий Г-рь Царь и В. К. Феодор Алексеевич всея В. и М. и Б. России Самодержец, и многих царств и земель Вост. и Зап. и Сев. отчич и дедич и наследник и Государь и обладатель вам Мурат-Гирееву Ханову Величеству велел говорить. В прошлом в 1678 году по обсылкам с Салтановым Величеством [54] Турским, и по присылке вашего Ханова Величества гонцов с листами, были посланы к Вашему Ханову В-ву Великого Государя нашего Е. Ц-го В-ва посланника Иван Сухотин с товарищами, для его государских дел. И в прошлом, 7186/1678 году к Великому Государю, к Е. Ц-му В-ву писал ваше Ханово Величество в листу своем, с гонцами своими, Халил-агою с товарищами, что его Ц-го В-ва от посланников к делам государства Е. Ц-го В-ва полезных слов не было, только в руках их был чертеж. И Великий Государь Е. Ц-ое В-во уведав и с того Вашего Ханова Величества листа, и что посланника прежнего, товарищ дьяк Василий Михайлов без указу Его Ц-го В-ва приехал к Москве, указал послать нас, своего Царского В-ва посланников для договору, который надлежит ко оному постановлению, соседственные дружбы с вашим Хановым Величеством, а с [55] Салтановым Величеством Турским ко укреплению исконных братских дружбы и любви. И что б ваше Х-во В-во велел ближним своим людям тех дел у нас выслушать и договор учинить, чтоб В. Ханово В-во с Великим Государем с Е. Ц. В. имел соседственную дружбу и любовь по-прежнему; а плен, и войну на обе стороны оставить, и невольникам размена учинить». А как мы посланники Ц-го В-ва то свое посольство правили, и в то время в палате молчание и тихость были великие, и Хан посольства нашего слушал внятно и прилежно. Потом принесли пред Ханом кафтаны золотые. Первой кафтан надели на пристава нашего, на разменного бея, и бей надев на себя кафтан, сняв с себя шапку и приступил к Ханову В-ву, наклоняясь, поцеловал в правую его полу. А после надели кафтаны на нас, да на переводчика и велели ехать на подворье и [56] и быть до указу. А как к Хану на двор и в хоромы шли и отправив посольство назад со двора пошли, и в ту пору встречали и провожали нас многие князья и мурзы, знатные и честные люди.

И по малом времени бей, пристав к нам пришел на подворье и говорил мне Никите, чтоб я для общих, государских дел виделся с ближним человеком Агмет-агою. И посоветовав мы о том меж собою, пошел я Никита с беем и с переводчиком и с подьячими в дом, к ближнему человеку, и вшедши к нему в хоромы, с ним привитался; и велел мне сесть на пред уготованном месте против себя близко, и спрашивал меня о здоровье; я ему ж потому ж взаимно поздравил. Потом дал мне Великого Государя грамоту, каковую мы поднесли Ханову Величеству, и говорил мне, чтоб ту Великого Государя грамоту для выразумения [57] им вычесть вслух, потому что с ним сидели разменной бей и иные Ханские ближние люди. И я Никита у него Агмет-аги приняв Великого Государя грамоту чел вслух; а переводчик Ахмет-Шакулов с моих слов переводил. А выслушав ту В-го Г-ря грамоту взял у меня к себе он Агмет-ага, и сказал, чтоб нам в ответе быть к нему по обвещению, иным временем. Он Агмет-ага упоминался и говорил мне Никите, с злобою великою, что к нему Царского Величества посольского думного дьяка письма нет, или-де есть и да вы его таите, не хотите сами отдать для гордости; а будет-де после с кем пришлете мимо себя, и я-де того письма не приму. И я Никита ему говорил: если б такое письмо у нас было, и мы б ему поднесли с честью сами, а таить нам не для чего, и пожитку в той неотдаче государственным делом [58] кроме твоей злобы нет; а гордости нашей в том пред тобою никакой не бывало, и впредь не увидишь. А по указу В-го Г-ря посланы мы к Ханову В-ву не гордости своей, показывать и не прихотей своих исполнять, токмо для великих государских общих дел, которые надлежат к мирному постановлению и к соседской дружбе и любви. И Агмет-ага говорил: то-де дело зело доброе, дай Боже благовременно началось и благополучно совершилось, а Ханово-де Величество и мы, всем Крымом, такого доброго мирного дела желаем. И отпустил меня с любовью; а с подворья приказал бею с нами ехать на посольский двор.

А потом у Калги, Тактамыш-гирея и у Нурадына Саадет-гирея салтанов были мы в разных числах, и от Великого Государя поклон правили и грамоты подали и про Его Царского величества здоровье [59] им сказывали и поминки являли и речь о посольских делах говорили по наказу, против того ж как, и Ханову Величеству, и Калга, и Нурадым салтаны Великого Государя грамоты у нас приняли и про здоровье Его В-ва спрашивали, и поминки приняли и посольства нашего выслушали и золотые кафтаны на нас велели положить тем же чином как и Ханово Величество. Поминков поднесли Калге и Нурадыну салтанам, вместо черных лисиц, по паре соболей, да особо по две пары соболей. Калга Токтамыш-гирей-салтан дебелой, росту и веку среднего, лицом и взором светел, в словесах благоуветлив; борода руса средняя. Одежда на нем кафтан соболей под красным сукном, шапка суконным татарским строем; сидит на бархатном ковре, опершись на бархатные золотые подушки. В палате его стенам обитья золотые; ближние его [60] люди при нем стоят по обе стороны палаты. Нурадын Саадет-гирей-салтан молод, лет в 30, лицом добр, одними глазом крив, ростом невысок; разумен и в разговорах ласков. Платье и шапка на нем соболье, татарским строем; сидит на бархатном ковре, опершись на золотые подушки. Стены в палате его обиты завесами золотыми; ближние его люди при нем стоят по обе стороны палаты. А принимали и встречали и провожали и отпускали нас ближние их люди с такою честью; что и у Ханова Величества. Великого Государя жалованья Ханова Величества и калги и нурадына салтанов ближним их людям соболи отосланы по росписи, каковы под наказом, с переводчиком с Ахмет-Шакуловым, да с подьячим с Леонтьем Басмановым, все сполна.

Октября 28 д. на посольском стану [61]говорили мы Ивану Сухотину, чтоб по указу В-го Г-ря и по грамоте, отдал нам Статейный свой список, для того, что нам назначено в ответе быть вскоре. И он Иван нам сказал: что есть у него Статейной список написан в черне, а набело переписать не успел потому, что он и подьячие во все лето лежали больны. И мы ему говорили, чтоб он готовностью того списка не умедлил, а для скорости бытья нашего в ответе объявил бы нам словесно, какие у него договоры в ответах с ближними Хановыми людьми были и если что с тех договоров в крепком постановлении, И он Иван нам сказал, что у него в ответе с Хановыми ближними людьми о государских мирных делах договоры по наказу были, и о том он к Великому Государю к Его Ц-му В-ву с Леонтьем Григорьевым, а после Леонтия, с толмачом, с Иваном Свиридовым [62] писал, а в совершенное постановление те его Ивановы договоры не приведены для того, что о разграничении земель между государств учинился спор. Да и боярину Василью Борисовичу Шереметеву про те договоры ведомо, поэтому, что он по указу В-го Г-ря то посольское дело ведал и при тех его Ивановых договорах был сам и к Великому Государю он боярин Василий Борисович писал от себя, а в отписке-де его, о его Ивановых договорах написано с его отпискою сходно. И мы у него Ивана о том выслушав говорили разменному бею, чтоб нам Ханово В-во поволил увидеться с боярином Васильем Борисовичем Шереметевым для того, что есть к нему от Великого Государя милостивая грамота; да и нам бы, по должности своей христианской, его посетить в челом ударить.

И Октября в 30 день приехал к [63] нам на посольский двор разменной бей и говорил: что по указу Ханова В-ва велено нам быть в ответе у ближних людей, а прежде велел нам посланникам Царского Величества заехать в Жидовской городок, зовомой Кала, и видеться с боярином Васильем Борисовичем и от него ехать в ответ, к ближним людям. Да он же бей нам говорил: велели-де ему нас посланников спросить ближние люди, можно ль при ответе нашем быть тут же и боярину Василью Борисовичу. И мы ему сказали: что то дело доброе, и боярину Василью Борисовичу рады. И севши на лошади поехали с ним беем к боярину к Василью Борисовичу. А приехав к боярину Василью Борисовичу Великого Государя милостивую грамоту и его Царское жалованье — 100 червонных золотых, да 40 соболей ценою в 50 рублей, ему боярину, также и стольнику князю Андрею [64] Ромодановскому его ж Государева жалованья 50 золотых червонных да 40 соболей ценою в 25 рублей поднесли. И боярин, Василей Борисович Великого Государя милостивую грамоту выслушав, также и его Государево жалованье, золотые и соболи приняв, они боярин Василей Борисович и стольник князь Андрей на его Государской милости и благодарственно, с радостными слезами, били челом. А что-де ему боярину Василью Борисовичу пред прежними годами Государское жалованье прислано с убавкою и о том зело опечалился и плакал горько, разумеваючи на себя никакой гнев Государской. И после того изволил с нами говорить в тайне, без басурманов, о крымских посольских делах, и спрашивал нас: те дела, с которыми мы присланы, ему боярину Василью Борисовичу ведать, указано ль? И мы ему объявили, что такового Великого Г-ря [65] указу, чтоб ему, те дела ведать, с нами к нему не прислано. И он боярин Василей Борисович за то благодарил Бога и Государскую милость, что он от того дела учинен свободен; а прежде сего от посольства Ивана Сухотина в Государских делах, которые он боярин ведал, имел от басурманов и великое подозрение, и убытки, и невольные трудности. Потом мы ему извещали о посольских договорах, что слышали от Ивана Сухотина, и его докладывали те посольские договоры с Хановыми ближними людьми постановленными, и ему боярину известно ль? и при тех договорах он боярин Василей Борисович был ли? И боярин Василей Борисович нам объявил, что Иван Сухотин, про те договоры сказал нам правду, потому у что все те его Ивановы договоры, по наказу, в ответах были при нем боярине Василье Борисовиче. И к Великому Государю [66] он о том постановлении писал же во всем сходно с его Ивановою отпискою. А в совершение-де те договоры не приведены для того, что меж государств учинился спор о разграничении земель; да и ближние-де Хановы люди за чем те договоры в совершение не приведены, во ответе нам объявят. И переговоры о тех делах боярин Василей Борисович с беем и с нами вместе, поехали в ответ к ближним людям, в то же село, где мы на приезде были у Ханова Величества.

И приехав в село, поставили нас всех на переднем татарском дворишке, до указу. Потом бей разменной, приставь наш, быв у ближнего человека Агмет-аги пришел к нам. И боярину Василью Борисовичу и нам посланникам Царского Величества говорил Хановым повеленьем, чтоб мы шли в ответ для посольских дел к ближним [67] людям. И боярин Василий Борисович, и мы, и переводчики, и подьячие, и толмачи с нами шли в ответную палату пеши, для того, что было переходу нам не далеко. И вшедши в палату, с ближними Хановыми людьми, с Агмет-агою с товарищами привитались, и спрося боярина и нас о здоровье, велели нам сесть. Боярин Василей Борисович и мы посланники Царского Величества взаимно их поздравя сели, на уготованных низких скамейках укрытых коврами, против их, поблизости. А сами ближние люди сидели, опершись о бархатные подушки. И против боярина Василья Борисовича и нас не встал из них ни один, только встречали нас на дворе и в сенях многие мурзы и аги и знатные люди. А в ответной палате стены обиты завесами золотыми и бархатными чрез полосу сшиты; пол весь услан коврами и попонами цветными. Потом не [68] надлежащим персонам велели из палаты уступить вон, остались только ближние люди Агмет-ага, Дедеш-ага, Дефтердар-ага, бей разменной, Кеман-мурза-Сулешев, да язычий, се есть писарь большой Агмет-аги, которой сидел одаль от них.

И умолчав немного вопросили нас, Его Царского Величества посланников, о нашем посольстве и чтоб мы объявили самую правду не пространными беседами и разговорами, без всяких околичностей, и лишних слов, которые больше в делах чинят трудности и препинание, нежели что дел в постановление приводят. И мы им соответствовали, что за нами лишних и пространных слов нет и не будет, а что нам от Великого Государя нашего Его Царского Величества наказано, то им объявим и взаимно желаем, чтоб они у нас со вниманием и с тихостью выслушали. И они, ближние люди, нам молвили: [69] говорите-де, а они-де рады со вниманием слушать. И мы Царского Величества посланники им говорили сверх нашего посольского объявления, пред Хановым Величеством, которое они ближние люди, будучи при Ханове Величестве от нас слышали. В прошлом в 188/1680 году прежние посланники Иван Сухотин с товарищами, будучи в Крыму меж собою ссорились, и дьяк Василий Михайлов, из Крыму уехал, а к Великому Государю Его Царскому Величеству, государь ваш Ханово Величество в листу своем писал, что от помянутых от посланников, к делам Государства Московского полезных слов не было, только в руках своих держали некий чертеж, и чтоб Великий Государь наш Е. Ц-ое В-во для тех посольских мирных договоров и о постановлении меж государств разграничения земель с Салтановым Величеством Турским изволил [70] к государю их Хану прислать иных послов. А Ханово Величество с Салтановым Величеством, о добре переговори будет меж великими государи посредником и мир учинить. И Великий Государь наш Е. Ц-ое В-во выразумев из листа Ханова Величества к нему Великому Государю писанное, указал ехать к государю вашему для мирных договоров и для постановления о разграничении меж государств земель, нам своим Государевым посланникам, и при сем нашем ответе, прежде объявления нашего в делах, хотим от вас ведать: — послы Салтанова Величества Турского в Крыме у, государя Вашего Ханова Величества есть ли, и при наших договорах с вами ближними Хановыми людьми за Салтанову сторону говорить с нами будут ли? И Агмет-ага, и прочие с ним ближние люди сказали нам: послов-де Салтановых у [71] Ханова Величества нет, а повеление и полная мочь о тех делах дана от Салтана Турского государю их Хану Крымскому; и они ближние люди имеют от своего государя указ говорить с нами о всем, как за Салтана Турского сторону, так и за свои Крымские юрты, и чтоб мы Царского Величества посланники с ними ближними Ханскими людьми, за Салтана Турского сторону в мирные договоры вступили надежно. И мы у них выслушав той отповеди, еще их вопросили: с прежними Царского Величества посланниками, с Иваном Сухотиным с товарищами, о мирном постановлении по наказу данному им от В-го Г-ря нашего договоры у вас бывали ли; и в доконченном постановлении учинены ли, и что учинено? И Агмет-ага с товарищами своими нам сказали: у прежних-де посланников договоры о государских делах они слышали, а в [72] постановление приведены будут тогда, как его Царского Величества посланники о разграничении между государств Царского Величества и Салтанова Величества земель им межу прямую объявим, потому, что-де они ближние люди у прежних послов не слыхали, а государь их писал к Великому Государю Е. Ц-му В-ву: — будет Его Царское Величество изволит учинить рубеж по Днепр реку, тогда бы и послов своих к Ханову Величеству послал; а буде не изволит Его Ц-ое В-во рубежу быть по Днепр, то бы и послов своих не посылал, только бы ханских гонцов, Халил-агу с товарищами велел отпустить, и чтоб мы посланники Ц-го В-ва о разграничении земель указ Великого Государя им объявили. И мы им ближним людям говорили: хотя в листу Ханова В-ва так и написано, как они ближние люди нам объявляют, только Иван Сухотин [73] к Великому Государю писал, что у него учинился договор по воле Великого Государя Е. Ц-го В-ва, а дьяк Василей на Москве сказал, что о рубеже говорились стороны Ханова В-ва по Рось и по Тясмин и по Ингул, и по той Ивановой отписке и по Васильеве сказке обнадежена стала межа, не по Днепр реку. И ближние люди нам говорили: слышали они от Ивана Сухотина и от дьяка Василья о разграничении земель меж государств во объявленье по Рось и по Тясмин и по Ингул во многих разговорах, только-де в договор о меже на те урочища они, ближние люди, с нами Иваном и с Васильем не вступали, и слушать того не хотели, потому что Салтанову В-ву Турскому и государю их Ханову В-ву по те урочища межи иной кроме Днепра не чинивать. И будет-де вы посланники Царского Величества учнете о той меже говорить, о чем [74] Иван и Василей объявляли, и мы-де у вас того слушать и в ответы вас иметь не будем, для того, что кроме Днепровой межи, с их сторону уступки не будет. А будет-де вам о Днепровой меже договор чинить наказано, и мы-де с вами во все государственные дела, о чем с нами будете во ответах говорить, вступать готовы. И мы им в той Днепровой меже отказали, а говорили им, что посольская наша присылка обнадежена межою по отписке к Великому государю Ивана Сухотина, и по сказке дьяка Василья Михайлова как они от них Ханова В-ва ближних людей слышали, и были обнадежены. А увидався с Иваном будем с вами говорить после, в ином ответе. И они на нас осердились и с великим невежливым шумом велели нам ехать на посольской стан. А приехав на стан, по указу Великого Государя о договорных [75] статьях, как нам в наказе написано, справлялись с наказом и с статейными списками Ивана Сухотина и дьяка Василья Михайлова и с своим большим наказом; а о объявлении межи по большому наказу положили мы совет с писарем Гетманским, с Семеном Раковичем, что нам ту межу объявить в другом ответе.

И Ноября в 3 день по присылке от Ханова В-ва были у ближних его людей у Агмет-аги с товарищами, в том же селе, в ответе. И ближние люди в первом слове говорили нам, чтобы мы им объявили о меже последнее намерение. И мы им в Днепровой меже отказали по прежнему, что то дело нестаточное и указу на тo Великого Государя о Днепровой меже нет и впредь не будет. А есть вам Великого Государя Е. Ц-го В-ва о меже перед прежним Царского Величества посланников объявлением новый указ, который [76] меж государств имеет быть в разграничении земель на обе стороны с добрым пожитком и безобидно. И чтоб они ближние люди того Великого Государя нашего Е. Ц-го В-ва указу изволения о меже выслушали у нас прилежно, с добрым радением, а не с шумом, а выслушав донесли бы то наше объявление Ханову Величеству. И они нам велели говорить, а сами обещали выслушать прилежно. И мы Царского Величества посланники говорили им и межу объявили, по большому наказу, таковому. Между государств Царского Величества и Салтанова Величества Турского быть разграничению земель и меж, — взявшись от местечка Василькова, издавна до Киева належащего, до дороги Хвастовской, полем. А на том поле до дороги Хвастовской покопать копцы, а дорогою Хвастовскою мимо местечек Ракитною и Ольшанку к местечку Синице, до реки Роси, привести по берегу Роси, тут же близко имеет вестись до реки Ирденя, а по берегу Ирденя до реки Тясмины, а по берегу [77] Тясмины привести ниже Чигирина в миле, где речка Чюта впадает, взявшись из-под леса Чюта названого, в Тясмину, опять имеет быть от Тясмина проважена поперек, по-над речкою Чютою и по под лесом Чютою с того боку от Чигирина до верху речки малого-Ингулца, а по-над Ингулцом сим боком от Днепра имеется проводить мимо Сечи, против речки Носаковки в Днепр впадающей, а против Носаковки пришедши опять от Ингульца-малого до верха Носаковки поделать полем копцы, а Носаковкою придти до самого Днепра. А от того разграничения до Богу реки, нигде Салтанову В-ву Турскому также и Ханову В-ву на Казацких прежних жилищах, от Бога реки до вышеупомянутых рек и речек, [78] также и вновь нигде городов, и мест и местечек не ставить и не заводить, и старых не починивать и людьми своими не населять, и юртами не кочевать; и поволить никому не велеть и Великого Государя Е. Ц-го В-ва со стороны никого не призывать и не принимать, и поволить никому не велеть же. А которые города или села или иные какие ни есть зовомые места Казацкого поселения обретаются ныне меж Богом, и с тем вышеупомянутым разграничением и с тех мест жителей выслать и дать им волю, куда они походят туда и пойдут, а самые те места разорить, чтоб впредь от того у В-го Г-ря у Е. Ц-го В-ва с Салтановым В-м Турским и с Его Хановым В-м какая ссора и недружба не учинилась, а было б сохранно во всякой твердости, без нарушения, и войны ни за что не начинать.