Из истории московско-крымских отношений в первой половине XVII века.
(Посольство Тим. Анисимова и подьячего Кал. Акинфиева).
Содержание громадного крымского юрта, занимавшего степи от Дона до устьев Дуная, стоило несравненно больше, чем давал маленький Крымский полуостров и разведение стад в степях 1. Мирные занятия не могли удовлетворить потребностей населения и оно должно было искать иных способов для добывания средств к существованию.
Таким способом был грабеж соседей. Степи, отграничивавшие Крым от соседних государств, прекрасно способствовали разбойничьей деятельности крымцев. Проходя, часто никем не замеченные, по степям нынешней Южной России, татары ужасной и внезапной грозой обрушивались на окраины Москвы и Польши. Они жгли села, грабили скот и имущество, захватывали в плен жителей, главным образом женщин и детей, и обремененные добычею, возвращались домой 2. «Татары не признают иного занятия кроме войны, т. е. внезапных набегов, сопровождаемых убийствами и грабежами» — пишет современник — Блез де Виженер 3. [4]
Разбойничья добыча, являвшаяся результатом этих набегов, и была главным средством к существованию у крымских татар. Действительно, торговля рабами из московских и литовских областей приносила татарам огромный доход и содержала весь Крым.
Михаил Литвин передает, что рабов у крымцев гораздо больше, чем стад, и что торговля невольниками, продаваемыми часто по очень высокой расценке, сильно развита в Крыму. «Все их гавани, пишет названный современник, славятся этим товаром, который у них всегда находится и для себя, и для продажи, и для залога, и для подарков»... В обмен на рабов татары получали из Азии оружие, одежды, лошадей и т. п. 4.
Воевода Претвич в своих записках также указывает, что татарские нападения стали хроническим явлением потому, что были источником пропитания для населения, источником прибыли для местных капиталистов, источником доходов для администрации и правительства 5.
Гильом Боплан в «Описании Украины» говорит о крымцах: «народ этот живет грабежем» 6.
В. Д. Смирнов в своем исследовании о крымском ханстве признает, что «источником обогащения крымцев были прежде всего, конечно, грабительские набеги на соседние страны гяуров 7».
Автор другого исследования о крымцах — г. Ф. Хартахай видит прямую связь между набегами и благосостоянием Крыма 8.... [5]
Тревожимые постоянными набегами татар, их соседи — Московское государство и Польша еще с XVI века стали принимать меры для охраны своих границ от степных хищников. Оба государства строили города и иные укрепления и держали на южных окраинах сильное войско. Однако ни укрепления, ни войска не могли защитить от крымцев, избегавших осады крепостей, решительных сражений и лишь нежданно, «воровством» нападавших на соседей.
Не сдерживали татар и частые жалобы русских и польских посланников в Константинополе на крымских ханов, допускавших набеги, а иногда и организовывавших их. Изредка, по настоянию послов и под влиянием щедрых подарков, турецкий султан смещал хана, однако новый «повелитель крымского юрта», даже если бы искренно пожелал, не имел возможности удержать татар от набегов: во-первых он был сильно ограничен могущественной крымской аристократией 9, а, во-вторых, как уже сказано, грабежи были необходимы для благополучия крымцев.
Более действительным средством для охраны границ от набегов должны были, казалось, явиться регулярные посылки «поминков», «жалованья» и т. п. падким к деньгам и постоянно нуждавшимся в них ханам, их семействам и многочисленным приближенным. Такая система «задариванья» существовала исстари 10, но не приносила желанных результатов. Ханы охотно принимали деньги и вещи, постоянно требовали увеличения количества подарков, давали шертные грамоты 11 и попрежнему жгли и грабили окраины своих соседей. [6]
Подьячий Григорий Котошихин в своем известном сочинении пишет: «Х крымскому хану, и к его царице, и к царевичам, и к их женам, и к детем их, и к пашам, и х князям, и к мурзам, и к ближним людем, посылают с посланники шубы собольи, куньи, бельи, покрыты золотом, да шубы ж лисьи, песцовые, заечьи, покрыты камкою цветною, однарядки суконные, кафтаны камчатые, шапки, сапоги, соболи, куницы, лисицы, ежегодь, а что год перед годом с прибавкою... А посылают к ним те поминки для того, чтоб они на украинные городы войною не ходили и городов и мест не разоряли; однако они такие дары беручи, на то не смотрят, чинят, что хотят» 12. Такая характеристика московско-крымских отношений, сделанная Г. Котошихиным в 60-х годах XVII века вполне совпадает с более ранним (1634 г.) сообщением доминиканца д’Асколи 13, хорошо знакомого с Крымом и с отношениями его к соседям.
К нарушению клятвенных обещаний часто также побуждали крымцев то польские, то московские послы, дававшие крупные суммы денег за нарушение в нужный момент шерти, данной ханом противнику и за набег на его владения. Ханы учитывали свое положение при постоянной обостренности польско-московских отношений, и за деньги охотно служили орудием, правда обоюдоострым, то Польши, то Москвы.
В этом — одна из главных причин того, что «разбойничье гнездо» крымцев так долго сохраняло свою самостоятельность и свое значение.
В 1633 году истекал срок Деулинского перемирия и Московское государство деятельно готовилось к войне, помня потерю Смоленска и других городов, захваченных поляками во время «разрухи», а также считая необходимым добиться от королевича Владислава отказа от прав на московский престол. Готовили воинские запасы, обучали русских людей иноземному строю, нанимали за границей [7] в Дании, Англии, Голландии охочих иноземцев на государеву службу и стягивали ратных людей со всех концов государства к литовскому рубежу 14.
Подготовка Москвы к войне не была еще вполне закончена, как умер король Сигизмунд III. Московское правительство решило воспользоваться наступившим в Польше междуцарствием и в апреле 1632 года состоялось назначение начальниками московских войск князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского и Б. М. Лыкова. Их местнические споры задержали, однако, начало войны и только «лета 7140-го, августа в 9-й день» царь Михаил Федорович и отец его патриарх Филарет Никитич указали «послати за неправды Полского и Литовского короля и полских и литовских людей бояр своих и воевод со многими ратными людми, чтоб неправды Полскому и Литовскому королю отомстить и городы б, которые отданы к Польше и Литве за саблею поворотить попрежнему к Московскому государству» 15. Одновременно с этим, начальниками главной рати, вместо кн. Д. М. Черкасского и Б. М. Лыкова, были назначены боярин Михаил Борисович Шеин и окольничий Артемий Васильевич Измайлов. Их рать двинулась за литовский рубеж и первоначально действовала с большим успехом: московские войска частью принудили к сдаче, частью «взяли взятием» города Серпейск, Дорогобуж, Белую, Рославль, Невлю, Себеж, Красный город, Почеп, Трубчевск, Стародуб, Новгород-Северский и др. Затем Шеин со своей 32.000 армией двинулся к Смоленску и осадил его. Так началась знаменитая Смоленская война.
Польское правительство предвидело войну и хотя надеялось предотвратить ее мирными переговорами при посредничестве английского и французского королей, однако еще при короле Сигизмунде, на сейме, открытом 11 марта 1632 года, приняло решение «всю почти тяжесть войны с Москвою... взвалить на запорожское войско». Для этого [8] решили поднять против Москвы казаков, как то не раз делалось при прежних королях и, таким образом, разделить силы Москвы 16. Это было приведено в исполнение и летом 1633 года, когда на польском престоле был уже Владислав и московские войска осаждали Смоленск, поляки выслали против Москвы черкас (малороссийских казаков), которые опустошили Северскую область. Нападения черкас не всегда бывали удачны, но все же город Валуйки им удалось взять и разграбить, вследствие оплошности воеводы Колтовского 17.
Помимо казаков, поляки решили воспользоваться и услугами крымцев. На крымском престоле в это время сидел хан Джанбек-Гирей II. Это было его второе правление, так как в 1610—1623 годах он уже. был ханом, затем был смещен султаном и сослан на остров Родос, а в 1627 году снова возвратился на крымский престол 18.
Начало первого правления Джанбек-Гирея совпало с периодом «разрухи» в Московском государстве, когда все были поглощены внутренними неурядицами и о международных отношениях мало заботились. Вот почему только в 1614 году возобновились сношения с Крымом, прерванные в 1606 году. В начале 1614 года были посланы [9] в Крым Амвросий Лодыженский и подьячий Петр Данилов с извещением об избрании на царство Михаила Федоровича Романова. В июле того же 1614 года было снаряжено в Крым новое посольство, во главе которого стали князь Григорий Волконский и дьяк Петр Евдокимов. Их цель была получить от Джанбек-Гирея шертную грамоту с обязательством быть в мире с Москвой и убедить хана итти войной на польского короля. В этом хан и «учинил договор» с Москвой.
Посольствами 1614 года возобновились сношения Москвы с Крымом после Смуты.
Сношения эти постоянно поддерживались и носили обычный характер торга, взаимного недоверия и частых нарушений ханом своих обещаний, когда это было ему выгодно. Этот характер сношений в общем оставался одним и тем же как во время первого правления Джанбек-Гирея, так и во время смены его Мухаммед-Гиреем III (1623—1627) и после возвращения Джанбека в Крым.
Начиная в 1632 году войну с Польшей, московское правительство было убеждено, что Джанбек-Гирей воспользуется войной у Смоленска, ослабившей юг государства и нападет на московские окраины. Вследствие этого царь Михаил Федорович в начале 1633 года отправил к турецкому султану Мурату ІV посольство Я. А. Дашкова и дьяка М. Сомова, одной из главных целей которого, было требование, чтобы «великий государь... ему (хану) заказ учинили крепкой, чтоб он крымской Джанбек-Гиреи царь вперед на государя нашего украины войною сам не ходил и никово не посылал и лиха никоторого государя нашего людем не чинил 19».
Не будучи, однако, твердо уверено в послушании хана приказанию султана, московское правительство, вспоминая «многие неправды» Джанбек-Гирея, настаивало на вторичном удалении его с крымского престола и замене его другим. «Учинит бы ему (Джанбек-Гирею) за такие ево многие неправды и за ево перед вами великим государем [10] непослушанье, по своему государьскому рассмотренью велети б ево Джанбек-Гирея царя с Крыму переменит вскоре, а на ево б место учинити иново царя, который бы вам великому государю был прям и верен и в вашем бы государьском повелене был крепок и послушен, а с великим бы государем нашим, с его царьским величеством, был в дружбе и украинных бы городов Московского государства не воевал и лиха б никоторого не делал» 20.
Так писали из Москвы султану.
В тайном наказе послам Дашкову и Сомову мы находим любопытное признание: надеясь на «дружбу и любов и на советную сылку» султана, царь Михаил «никово на крымскую розмену с казною не послал, а послал к нему (хану) малых лехких поминков толко на сто рублев» 21. Сделано это было, вероятно, ради экономии, ввиду громадных затрат на военные нужды, а также вследствие надежды на смещение султаном Джанбек-Гирея...
Посольство Дашкова и Сомова не дало желательных для Москвы результатов и Джанбек-Гирей удержался на крымском престоле. Осуществилось вслед за этим и высказанное в тайном наказе послам предположение, что в случае сохранения престола за Джанбек-Гиреем, он нападет на Московское государство. Действительно, хан, под влиянием личного раздражения против Москвы, добивавшейся его смещения, под влиянием неполучения обычных подарков и, наконец, главным образом, под влиянием Владислава, обещавшего ему за помощь против Москвы учетверенные «поминки» 22, отправил нурэддина 23 Мубарек-Гирея с большим войском на московские окраины.
Вторжение летом 1633 года Мубарек-Гирея застало Московское государство с ослабленной южной границей, так как значительные отряды украинных дворян и [11] детей боярских находились под Смоленском 24, и крымцы, беспрепятственно двигались обычным путем на Тулу, Каширу и Коломну. Весть о татарском нашествии сильно встревожила московское правительство и оно даже стало готовиться к обороне столицы. 21 июня 141 года «по государеву указу и по боярскому приговору по крымским вестем были бояре и воеводы, а с ними люди за Москвою-рекою по Серпуховской и по Коломенской дороге». Одновременно с этим готовились и к осаде Москвы татарами 25.
Царевич, однако, не дошел до столицы: он опустошил Тульские места, прошел к Серпухову, под которым произошло сражение, затем повернул к Кашире, к Веневу, где «приступал к городу» и, наконец, подошел к Дедилову.
Здесь, в начале августа 141 года, Мубарек-Гирей вступил в переговоры с воеводами передового полка, стоявшего в Дедилове, князем Дан. Григор. Гагариным и Тимоф. Сидор. Желябужским. По указу царя Михаила Федоровича послы крымского царевича — Джумаш-мурза с товарищами — были отправлены в Москву, где думному дьяку Посольского приказа Ивану Кирил. Грязеву и его товарищу — дьяку Матюшкину было поручено взять грамоты у послов и расспросить их, какие причины побудили Джанбек-Гирея нарушить шерть и напасть на государевы украиные города 26.
Послы, после недолгих препирательств, отдали дьякам грамоты царевича и говорили, что «недружба и ссора» учинились вследствие неприсылки царем Михаилом в течение двух последних лет послов «с казною» на разменное место (Валуйки) и задержания в Москве крымских посланников. Помимо этого, причинами ссоры было то, что царь Михаил, отправляя в Крым «поминки», «и царю, [12] и калге 27, и нурадыну и многим ближним людем в посылке учинили многую убавку», что, вопреки обычаю, «ныне де царское величество учал с турским Мурат-салтаном ссылку держать» и что донских казаков, грабящих каждое лето крымцев, «государь унять не велит». Послы доказывали, что «ссора учинилась царского величества со стороны», но что все же Джанбек-Гирей, «памятуя прежнюю дружбу и шерть», хочет восстановить мир. Предлагая «дружбу и любовь», крымцы требовали за это, чтобы царь Михаил прислал хану «казну» за два года сполна, «а кому чего наперед сего не дослано, а тоб велел государь дополнить», крымских послов и гонцов отпустил бы из Москвы и новых своих посланников отправил бы в Крым на смену прежним.
В случае согласия царя на эти предложения, Мубарек-Гирей обязывался итти на «государевых недругов» и стоять «где царское величество велит». Отклонение же предложений, по словам послов, повело бы к тому, что нурэддин остался бы в Московском государстве «до снегов», призвал бы к себе татар из Казыева улуса и черкас «всех запорожских городов» и учинил бы Москве «многое дурно».
Делая эти угрозы, послы вместе с тем старались всячески подчеркнуть якобы доброжелательное отношение Крыма к Москве. Они, например, говорили, что Джанбек-Гирей, отправляя царевича против Москвы, приказывал ему итти медленно и ожидать послов от царя Михаила. Царевич так, по словам послов, и делал: двигаясь на Москву, «ждал долгое время» в разных местах царских послов и лишь не дождавшись их, вступил в московские пределы. Далее, в грамоте, переданной послами царевича, отмечалось, что расположение крымцев к Москве пересилило соблазн заработать от короля Владислава. «Недруг ваш, говорилось в грамоте, литовский король прислал с великим прощением и с челобитьем сколько емлете с Москвы денег и я де вам даю против того втрое и вчетверо и болши, а мы ныне... [13] послали к вам посла нашего Джумаша-Мурзу». Эта фраза грамоты явилась отголоском предшествовавших набегу польско-крымских переговоров, при чем подчеркиваемое крымцами бескорыстие, представляется несоответствовавшим истине. Вероятно, говоря о доброжелательности и бескорыстии хана и об обещании нурэддина сделать набег на Польшу, крымцы надеялись получить вознаграждение и от московского царя, подобно тому, как получили они за набег на Москву от польского короля.
Думные дьяки, отвечая крымским послам, указывали на набег предыдущего 140-го года и возмущались ханом, который в нынешнем 141-м году «того злее учинил». На это послы возражали, что набег минувшего года был совершен «без Джанбек-Гиреева ведома». Этому заявлению можно поверить, так как в Крыму, бывали случаи частных набегов, без разрешения и даже ведома хана.
Во время дальнейших переговоров дьяки говорили послам, что Джанбек-Гирей, «дважды шерть учинил на куране — перед Волконским и Евдокимовым (в 1615 году) 28 и перед Кологривовым и Дуровым (в 1630 году) 29 и что теперь хан нарушил свои клятвы.
Дьяки напоминали послам сущность этих клятв: «было быти государю вашему Джанбек-Гирею царю с великим государем нашим... в крепкой дружбе и любви на веки неподвижно, другу его царского величества другом, а, не другу недругом, и на его царского величества украины ему не ходити и царевичей, и князей, и мурз, и воинских людей не посылати и тесноты... его царского величества городом и местом не чинити, а хто придет царского величества на украинные города войною и повоюет... и тех было людей ему казнить, а взятое было отдавать бес окупу, а царскому величеству потому же на своем слове стоять и поминки и запрос к царю и к калге и [14] к нурадыну, а к ближним людям свое государево жалованье присылать ежегод беспереводно».
Затем, дьяки доказывали, что «великий государь... так и делает и в своем государевом слове стоит крепко». Они указывали послам, что и в прошлом — 140 году царь Михаил хотел послать с подарками на размен, но в это время пришли «на царского величества украины их крымские, и азовские, и Казыева улуса многие воинские люди и царского величества украинам многое разорение и убыток починили, многих людей побили и полон многой поймали и были крымские воинские люди в государевой земле до заморозков и до снегов». Также и в 141-м году в ответ на ханские грамоты были отправлены в Крым легкие «поминки», но везшего их станичника А. Бинюкова возле Перекопа ограбили татары. Вскоре после этого царь, по словам дьяков, хотел отправить в Крым посланников с казною, а на размену ближнего человека. Узнав об этом, король Владислав прислал на «украинные места запорожских Черкасс многих людей», которые взяли и выжгли город Валуйки — место размена и, «хотели было дождався размены, царского величества и государя вашего послов побить и казну ограбить».
Таковы были, по заявлению думных дьяков, вполне уважительные причины неполучения ханом «поминков» в 140 и 141 годах. Вследствие этого «всему поруха и казне мешкота учинилась не с царского ж величества стороны».
Далее дьяки укоряли послов, что, в то время как царь Михаил «перед Джанбек-Гиреем царем прав, да и исправлен, государь ваш Джанбек-Гирей царь правду свою и шерть нарушил: в прошлом и в нынешнем во 141-м году присылал на царского величества украинные города и места своих воинских многих людей и... украинные города и места воевал и многих людей побил». При этом дьяки подчеркивали, что царь Михаил «от него, брата своего Джанбек-Гирея царя, такова дела и дружбе и любве и правде и шерти нарушенья и разоренья не чаял» и потому «в тех украинных городах ратных людей держати не велел, а послал ис тех украинных городов своих царского величества [15] ратных людей против своего государского недруга польского короля».
Крымские послы отвечали, что причины не получения «поминков» были им неизвестны и просили отправить к хану «доброго человека, хотя бы и средней статьи, только б собою был добр и досуж», который бы разъяснил Джанбек-Гирею истинные причины неисправности Москвы. Вместе с тем послы заявляли о своем и нурэддина желании возобновить мир.
Дьяки высказывали сомнение в искренности мирных стремлений царевича и, возражая на возбужденный ранее крымскими послами вопрос о посольстве Дашкова и Сомова к турецкому султану, говорили, что сношения с Турцией бывали и раньше, что «не в новь то дело всчато, а Джанбек-Гирею царю турской Мурат султан не недруг и досадовать было за то не за что».
В ответ на это крымские послы предлагали московскому правительству помыслить «есть ли какая прибыль» в сношениях с турецким султаном. Далее они указывали, что «Джанбек-Гирею царю про ту ссылку от царского величества не ведомо и за то досадно». Кроме того «чает он», что «та ссылка на него Джанбек-Гирея царя о лихом деле». На эти заявления послы требовали ответа, дьяки возражали и «крымские послы о турской статье больше ничего не говорили».
Затем послы повторили свои требования, дьяки обещали «что они речи их донесут до царского величества» и переговоры были временно приостановлены...
Послы не получали ответа до начала сентября 142 (1633) года, т. е. до того времени, когда в Москве узнали об усилившихся, под влиянием известий о татарском набеге, самовольных отъездах украинных дворян и детей боярских из армии Шеина и о том, что «литовский Владислав король и королевич Казимер, а с ними гетманы и польские и литовские люди и Черкассы пришли под Смоленск» и вступили в борьбу с ослабленной беглецами московской ратью. Получив известия об этом, московское правительство пошло на уступки, забыло о том, что в 1631 году оно уже послало П. Соковнина и Т. Голосова в [16] Крым, что они были там задержаны и терпели страшные лишения 30 и решило отправить к хану новое посольство с наскоро собранными легкими поминками, чтобы обеспечить безопасность южной границы и иметь возможность двинуть войска на подмогу Шеину.
10 сентября 142 (1633) г. крымские послы снова были в Посольском приказе, где им сообщили, что царь Михаил отпускает их в Крым и вместе с ними, «с своими государевыми грамотами, дворянина своего Тимофея Яковлевича Ансимова да подьячего Калистрата Акинфиева».
Сообщая об этом, дьяки требовали, чтобы хан весь русский «полон» двух последних лет возвратил без выкупа и в том дал бы шерть. Крымские послы отвечали, что хан все сделает: «и правду даст, и шерть учинить и за полон не постоит, что можно сыскать», лишь бы «учиниться в крепкой дружбе и любви» с царем Михаилом Федоровичем.
Затем послы дали «шерть на куране», обещая неприкосновенность московских послов 31. Они обещали «послов... и всех людей, которые с ними будут... отпустить, в Крыме их не задержать, и дурна никаково и бесчестья не чинить, и никого не убивать, и не ограбити, а отпустить их ис Крыму совсем вцеле и в дороге над ними потому ж никакие хитрости не учинити». После этого крымские послы получили царские подарки.
12 сентября 7142 (1633) года царь Михаил Феодорович велел Тимофею Анисимову да подьячему Калистрату Акинфиеву ехать в Крым «для своего государева дела» 32.
Вместе с послами была отправлена царская грамота, в которой предлагалась Джанбек-Гирею «быть в крепкой братской дружбе и в любви на веки неподвижно... и на украйны вам, брату нашему, и калге, и нурадыну и иным царевичем самим войною не ходить и воинских [17] людей не посылать и лиха государству нашему никакого не хотеть». Там же предлагалось «поминки и запрос и ближним вашим людем наше жалованье имать по договору, а лишнего на посланниках наших не спрашивать и в том им бесчестья и тесноты не чинить».
Далее грамота содержала краткий очерк московско-крымских отношений за все время правления Джанбек-Гирея, при чем здесь, как и во время предварительных переговоров в Москве с Джумашмурзой, подчеркивалась исправность царя Михаила в исполнении договоров и отмечались частые нарушения ханом своих обещаний, его нападения на московские владения и притеснения послов при вымогательствах дополнительных подарков. С большой укоризной грамота говорила о том, что в последнее время, не получая, но вполне уважительным причинам, поминков от царя, хан «учинили и того злее, сослався с нашим недругом с польским новым королем Владиславом, поверя его, недруга нашего, присылке и ссоре, и покуся на его многую дачю и уведав то, что наши многие ратные люди стоят против его, недруга нашего полского короля, под Смоленском, прислал... войною сына своего нурадына Мубарек-Гирея царевича со многими ратными... людьми».
Затем грамота убеждала хана не верить полякам, «присылки их не верить и дачи не принимать», ибо они общие враги Москвы и Крыма. Хотя Джанбек-Гирей на Московское государство и «по их накупке, мимо свою правду и шерть посылали войною», тем не менее «от них правды к вам никакие не будет же и над крымским юртом учнут так ж умышлять».
Были в грамоте и ответы на различные вопросы, предложенные крымскими послами в Москве. Ответы эти сходны с ответами дьяков Джумаш-мурзе.
Большой интерес и большое значение, как и всегда, имеет тайный наказ, данный послам 33. В нем находим указания послам относительно 1) требования об отпуске «полона», 2) о новой шерти хана перед послами и 3) о неприсылке крымских послов в Москву. [18]
По вопросу о «полоне» послы должны были требовать «отпустить весь полон сполна» и заявлять, что без этого «договор чинить не велено». Если хан не захочет отпустить «весь полон сполна», то требовать «отпустить... ис того полону половину». Если и «половины полону отпустить не хочет, и им говорити, чтоб велел отпустить треть, а по самой конечной нуже будет и на треть не уговоритца и он бы велел отпустить хоть четверть, будет четвертые доли будет тысячи три или четыре или хотя и две тысячи». Если Джанбек-Гирей не захочет совсем отпустить полону, то «он бы тот полон поволил окупать, а цену положил боясь Бога не большую, чтоб мочно окупить».
Затем посольство должно было добиться от хана новой шертной грамоты, скрепленной золотой печатью, с обещанием дружбы и любви, «войною на украины не хо-дити и воинских людей не посылать».
Далее, после получения шерти, послы должны были просить хана, чтобы он за «поминками» и за государевым жалованьем присылал «на украиной город, где наперед сего размена была...; а посланником бы государевым и их послом и гонцом к Москве не ходить, чтоб в том царского величества казне лишних убытков не было». Это последнее требование было вызвано тем обстоятельством, что из Крыма в Москву всегда посылали очень большие по своему составу посольства (иногда до 100 человек), при чем московское правительство должно было содержать на свой счет и давать подарки всем членам посольств, что вызывало огромные расходы для казны. В важных случаях разрешалось присылать и посланников, но только «не многих людей». За принятие этого пункта послы должны были сулить хану 1000 рублей, увеличивая в случае его упорства эту сумму до 3000 рублей, придавая постепенно по 50-ти и по 100 рублей...
Посольство Т. Анисимова и К. Акинфиева прибыло в Яшлов (в 4 в. от Бахчисарая) 23 октября 142 г. 34. По прибытии на место своего назначения, послы стали [19] добиваться приема у хана. Этого они достигли не сразу: сначала пришлось вести длительные переговоры с ближним человеком Джанбек-Гирея — Маметш-агой. Ему послы заявили требование отдать весь «полон» и послать нурэддина, согласно обещанию этого последнего, войною на польского короля. Послам отвечали, что хан не отдаст русский «полон», так как это не в его власти, к тому же «сыскать того полону негде» — он развезен и распродан, да и не было случая, чтобы «полон» из Крыма возвращали. Что же касается обещания царевича итти войной на Польшу, то «нурадыново слово ложно не будет».
Послы возражали на отказ возвратить «полон», говоря, что он захвачен без войны. Затем Маметш-ага сделал заявление в четырех статьях, в общем сходное с заявлением крымских послов в Москве. Ближний человек хана указывал: 1) прежде царь посылал послов к султану «свестяся с Крымом» и «послы хаживали мимо Крыма», теперь же царь Михаил «учал делать не по прежнему: посылает к турскому Мурат салтанову величеству не свестяся с крымским царем и посылает Доном, а не через Крым»; 2) «донские казаки приходят на крымские улусы и воюют беспрестанно... А царское величество казаков з Дону не сведет»; 3) «астраханские татаровя воюют и многие стада отгоняют»; и 4) царь присылает хану и его приближенным «поминки» «с убавкой», «шубы собольи, и куньи, и однорядки уски и коротки и соболи худы». Обратив внимание послов на эти обстоятельства, Маметш-ага говорил: «и будет де царское величество учинит о тех статьях договор, что к турскому Мурат салтанову величеству учнет посылать по совету с крымским царем мимо Крым, небольших своих послов через Крым, и донских казаков и астраханских татар уймет и поминки... учнет присылать перед прежним с прибавкою, шубы собольи, и куньи, и бельи широки и долги, и соболи добрые, и в том де будет меж их, великих государей, дружба, и любовь учнет множится и посланником де никакова дурна и бесчестья не будет и царь де великому государю его царскому величеству на том правду даст на куране шерть учинит»... [20]
Послы отвечали на «статьи» ближнего человека: 1) сношения с султаном — дело не новое; 2) усмирять донских казаков — не дело Москвы, так как на Дону сошлись люди из многих государств: «холопи боярские и воры, ... литовские люди, и запорожские черкасы, и азовцы, и казыевцы, и ваши крымские татаровя». За них, говорили послы, «великий государь... не стоит, хотя бы вы их и всех побили». Впрочем, вспоминая, вероятно, заслуги казаков перед Москвой они добавляли, что донцы в настоящее время Крыму «никакого зла не чинят»; 3) астраханские казаки также крымскому юрту «никакова зла не чинят»; 4) относительно отправления «поминков» послы указывали, что царь Михаил до нынешней ссоры посылал «поминки» «беспереводно по договору» и даже с прибавками.
Ведя переговоры с Маметш-агой, московские послы стремились добиться аудиэнции у Джанбек-Гирея. В этом им сначала отказывали, ссылаясь на нежелание царя Михаила принять послов нурэддина. Послы возражали, говоря, что крымские послы всегда видели «государевы очи», что они не были приняты, как прибывшие «из войны», но что после восстановления дружеских отношений все будет по прежнему. Объяснения послов, а также сделанные ими подарки, удовлетворили и хана и его ближнего человека — 30 октября 142 года послы получили извещение о согласии хана принять их.
Аудиэнция состоялась 1-го ноября, но не внесла ничего нового в переговоры.
3-го ноября нурэддин сообщил послам, что вследствие задержания его послов в Москве, он решил, что их казнили, как прибывших «из войны» и потому, возвращаясь в Крым, распродал весь «полон», так что теперь «тово полону никакими мерами сыскать негде». Однако, чтобы загладить свою ошибку, он готов итти войной на польского короля.
Послы, примирившись с невозможностью вернуть на родину весь «полон», требовали от царевича, чтобы он отпустил хотя бы тех пленных, которых они еще застали в Крыму.
Через несколько дней после этого, нурэддин ответил решительным отказом вернуть пленных, так [21] как их «розвезли всяк по себе, хто, что взял, потому что де с ним были не одни крымские люди», полон теперь весь распродан, «да и того не бывало, чтоб полон отдать назад». Точно также не добились послы положительных результатов по вопросу о пленных и при дальнейших переговорах, уже с ханом...
Между тем продолжались переговоры с ближними людьми хана, продолжалось и одариванье их, чтобы они Джанбек-Гирея «на доброе дело наводили». Во время переговоров, временами сильно напоминавших торг, обе стороны проявили большое упорство при защите своих интересов. Московским послам приходилось даже «учинять смышлятца ехать, лошади и запасы готовить»...
Наконец 20-го декабря 142 (1633) года Т. Анисимов и К. Акинфиев были вторично приняты Джанбек-Гиреем. Послы произнесли речь о целях своего посольства, ответили на четыре статьи, сообщенных им ближним человеком, а затем «Тимофей и Калистрат царя к шерти приводили».
Шертная грамота 35, которую дал хан за себя, «за калгу, и за нурадына, и за карачеев, и за князей, и за мурс, и за аги, и за улусные люди Дивеева родства и за весь Крым», содержала ряд обязательств как обычных, встречающихся в более ранних грамотах, так и новых, явившихся следствием последних длительных переговоров.
В шертной грамоте, данной в 1633 году, Джанбек-Гирей обещал с царем Михаилом «быти попрежнему в братственной, в крепкой в дружбе и в любви». Из этого вытекало взаимное обязательство: «хто нам Джанбек-Гирееву цареву величеству друг, тот и брату нашему великому государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичу... друг, а хто нам Джанбек-Гирею царю недруг, тот и брату моему недруг. А хто брату моему... царю... Михаилу Федоровичу... друг, тот и мне... друг, а хто брату моему великому государю недруг, тот и нам, [22] Джанбек-Гирею царю, недруг» и т. д. Затем следовало обещание на Московское государство «войною не ходите и городов ваших и земель не воевати, а будет которые наши ратные люди, хто ни есть без нашего ведома ваших, брата нашего, людей повоюет, и, повоевав, к нам приведут и нам на тех людей своих класти опалу, а приведеной полон и животы все отсылати назад без окупу». Тоже взаимно обязывался делать и царь Михаил. Далее хан обещал послов, гонцов и торговых людей, посланных из Москвы или в Москву не задерживать, «убытков... не чинить» и «отпускать здорова и совсем вцеле». Джанбек-Гирей обещал также «на общего нашего недруга па польского Владислава короля послати войной сына своего Мубарек-Гирея царевича или мурз с воинскими людми, как Всемогущий Бог помощь подает, так велим ево воевать, и разорять». За исполнение этих обещаний хана, царь Михаил должен был посылать ему, калге, нурэддину и царицам «поминки свои, а к ближним... людем жалованье, не умаля ни в чем». Эти «поминки» должны были присылаться по особой, составленной ханом, росписи, «чтоб о том вперед лишнево слова, и шуму, и брани не было,... и чтоб брата нашего великого государя послом про то вперед дурна и бесчестья никаково не было». Хан же обещал: «сверх той росписи на них (послах) ничего спрашивать не учнем».
Таковы были условия договора, заключенного Тимофеем Анисимовым и Калистратом Акинфиевым с Джанбек-Гиреем. Московским послам не удалось добиться от хана ни возврата «полону» (вследствие невыполнимости этого), ни обещания не присылать послов в Москву, но все же самая шертная грамота восстановлявшая мир с Крымом и содержавшая обещание помощи против Владислава, имела в тяжелые дни Смоленской войны, свое значение. Огромную важность представляло обязательство хана получать «поминки» по росписи, ничего не требуя сверх нее. До этого же времени размеры «поминков» не были точно определены, что, как известно, вызывало постоянные недоразумения между крымцами и московскими послами. Джанбек-Гиреева роспись, составленная в затруднительный для Московского государства момент, когда оно всеми [23] средствами готово было обеспечить мир своей южной окраине, была достаточно обременительна для Москвы, но все же она вносила известный порядок в московско-крымские отношения.
По этой росписи 36 Московское государство обязывалось ежегодно присылать хану и его приближенным подарков соболями, куньими, лисьими и бельими мехами, платьем, сукнами, рыбьим зубом на сумму без малого 6 тыс. рублей и наличными 4 тыс. рублей, всего же без малого на 10 тыс. рублей, при чем львиную долю московских подарков получал сам хан. Разницу между обычным дотоле платежом и росписью можно видеть хотя бы на примере хана. Он должен был по росписи получать «рухлядью на 935 руб., 4000 руб. денег», помимо подарков «по прежнему ево запросу, как к нему посылано наперед сего... на 465 рублей». Таким образом прибавка хану выразилась в размере 935 руб. рухлядью и 4000 руб. наличными.
После получения шертной грамоты и списка с росписи (подлинник хан оставил у себя), московские послы Т. Анисимов и К. Акинфиев, вместе со своими предшественниками — П. Соковниным и Т. Голосовым, два года томившимися в Крыму, 4-го января 7142 (1634) года выехали из Крыма и 6-го февраля возвратились в Москву.
В. Базилевич.
Комментарии
1. Ф. Ф. Лашков. «Крымские шертные грамоты XVI-XVII вв., хранящиеся в Московском Главном Архиве М. И. Д.» — «Труды 8-го археологического съезда в Москве 1890», т. II, М. 1895, стр. 196».
2. Ф. Хартахай. «Историческая судьба крымских татар» — «Вестн. Европы», 1866, Июнь, стр. 202.
3. Блез де Виженер. «Описание польского королевства и соседних с ним стран» (Blaise de Vigenere. La description dy Royaume de Pologne et pays adjacens)...— «Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси», вып. I, Киев, 1890, стр. 80.
4. Михаил Литвин. «О нравах татар, литовцев и москвитян» (Michalonis Lituani. «De moribus tartarorum, lituanorum et moscorum…») — «Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси», вып. I, Киев, 1890, стр. 18-19.
5. М. Грушевский. «История украинского казачества до соединения с Московским государством». Том I. Киев, 1913, стр. 81.
6. 3) Боплан. «Описание Украины» — «Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси», вып. II, Киев, 1896, стр. 325.
7. В. Д. Смирнов. «Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века», Спб., 1887, стр. 536.
8. «С расширением русского царства на юг, поле для набегов и грабежей крымских татар постепенно уменьшалось: набеги стали гораздо реже удачны, чем прежде. С уменьшением набегов уменьшилась и добыча, с уменьшением добычи уменьшились и средства к существованию, а потому татары волею и неволею должны были заняться тем, что помимо набегов дает средства к существованию». Ф. Хартахай. «Историческая судьба крымских татар» — «Вестн. Европы», 1866, Июнь, стр. 206.
9. Ф. Ф. Лашков, ор. cit., стр. 193. — Ф. Хартахай, op. cit., «Вестн. Европы», 1866, Июнь, стр. 227-228.
10. С. М. Соловьев. «История России с древнейших времен». Третье издание т-ва «Обществ. Польза», Спб., книга I, стр. 1593. — В. Д. Смирнов. «Крымское ханство…», стр. 427.
11. «Грамоты эти называются шертными от арабского слова «шэрт», означающего «условие», «договор», и с этой точки зрения их можно назвать вообще договорными. В более тесном смысле они должны быть названы «клятвенными». Ф. Ф. Лашков, op. cit., стр. 192.
12. «О России в царствование Алексея Михайловича». Издание четвертое. Спб., 1906, стр. 59.
13. «Описание Черного моря и Татарии, составил … доминиканец Эмиддио Дортелли д’Асколи» — «Записки Императ. Одесского общества истории и древностей», т. XXIV. Одесса. 1902, стр. 115.
14. С. М. Соловьев. «История России»..., кн. II, стр. 1189,1197, 1198 О составе армии, организованной для войны с Польшей см. разрядную смету 1632 г. — «Книги разрядные, по оффициальным оных спискам», т. II, Спб., 1855.
15. «Книги разрядные», II, стр. 394.
16. П. Жукович. «Сеймовая борьба православного западно-русского духовенства с церковной унией (с 1609 г.)». Шестой выпуск (1629-1632 г.г.). Спб. 1912, стр. 158, 162.
17. Д. И. Иловайский. «История России». Том IV, вып. II. Эпоха Михаила Феодоровича Романова. М. 1899, стр. 73.
18. Н. П. Василенко в статье «Ханство Крымское» в Энциклопедическом Словаре Брокгауза и Ефрона (том XXXVII, полутом 73. Спб. 1903, стр. 47) допускает некоторую неточность в указании лет царствования Джанбек-Гирея. Он указывает, что Джанбек-Гирей II царствовал с 1610-1623 и 1627-1629 г.г. Между тем в «Крымских делах» Московск. Гл. Архива Мин. Иностр. Дел имя Джанбек-Гирея, как хана, встречается до 1635 года. Поэтому мы считаем более правильной датировку В. Д. Смирнова, относящего годы правления Джанбек-Гирея к 1610-1623 и 1627-1635 г.г. («Крымское ханство», стр. 496). Вследствие ошибочной датировки правления Джанбек-Гирея, Н. П. Василенко допустил неточность и отмечая годы царствования его преемника Инайет-Гирея, который указан сидевшим на престоле с 1629-1637 г., тогда как правильнее принять даты В. Д. Смирнова 1635-1637 г.г. («Крымское ханство», стр. 508).
19. Е. Д. Сташевский. «Очерки по истории царствования Михаила Федоровича», ч. I, Киев, 1913. Прилож., стр. XLV.
20. ibid., стр. XLVI.
21. ibid., стр. XLVI.
22. Факт подкупа хана Польшей в этом случае достаточно известен. О нем упоминал, например, царь Михаил Феодорович на земском соборе 142 г. — «Книги разрядные», II, стр. 616. См. также С. М. Соловьев. «История России», кн. II, стр. 1200. — Б. Кубалов. «К истории московско-крымских отношений конца XVII века». Одесса, 1911, стр. 6.
23. Нур-эд-дин — звание, которое давалось одному из сыновей хана. О нем см. В. Д. Смирнов «Крымское ханство», стр. 439 и др.
24. Разрядные книги («Книги разрядные», II, стр. 385-386, 389-390 и др.) отмечают число дворян и детей боярских по городам, из которых они были взяты.
25. «Книги разрядные», II, стр. 515-528.
26. Данные о посольстве Джумаш-мурзы с товарищами, так же как и о набеге Мубарек-Гирея, находим в «Крымских делах» Московск. Гл. Архива Мин. Ин. Дел, 1633 г. № 10.
27. Калга — звание наследника ханского престола. В. Д. Смирнов. «Крымское ханство»... стр. 350.
28. Шертная грамота 1615 года, в современном ей переводе, напечатана Ф. Ф. Лашковым. («Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XV-XVII вв., хранящиеся в Московск. Гл. Архиве Мин. Ин. Дел») — в «Известиях Таврической Ученой Архивной Комиссии», № 10, стр. 12-15.
29. Напечатана, хотя и не полностью, ibid., стр. 23-24.
30. «Крымские дела» М. Гл. Архива Мин. Ин. Дел, 1633, № 11. См. также Б. Кубалов, op. cit., стр. 5-7.
31. Текст шертной грамоты послов напечатан Ф. Лашковым в «Известиях Таврической Уч. Архивной Комиссии», № 10, стр. 24-25. В издании неверно поставлен год шерти — 1631, надо 1633.
32. Для описания этого посольства пользуемся «Крымскими делами» М. Гл. Архива Мин. Ин. Дел, 1633 г., №№ 11 и 12.
33. Тайный наказ Т. Анисимову и К. Акинфиеву — в «Крымских делах» 1633 г., № 11.
34. О пребывании в Крыму Т. Анисимова и К. Акинфиева см. статейный список их посольства — «Крымские дела» 1633 г., № 12.
35. Шертная грамота 1633 года, в современном ей переводе с татарского, издана Ф. Ф. Лашковым в «Известиях Таврической Уч. Арх. Комиссии», № 10, Симферополь, 1890, стр. 25-29. Мы пользовались грамотой, как в напечатанном виде, так и в рукописи — «Крымские дела» М. Гл. Архива М. Ин. Дел, 1633 г., № 12.
36. Перевод росписи, напечатан Ф. Лашковым в «Известиях Таврической Уч. Архивной Ком». № 10, стр. 29-41. См. также «Крымские дела», 1633 г., № 11.
Текст воспроизведен по изданию: Из истории московско-крымских отношений в первой половине XVII века. Посольство Т. Я. Анисимова и К. Акинфиева в Крым 1633-1634 гг. Киев. 1914
© текст - Базилевич В. М. 1914