Памятники сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVII в.в., хранящиеся в московском главном архиве министерства иностранных дел.

Вопрос об издании памятников дипломатических сношений Крымского ханства Московским государством в XVI и XVII в.в., хранящихся в Московском главном Архиве М. И. Д., не может считаться законченным в исторической литературе, не смотря на то, что множество таких памятников обнародовано академиком В. В. Вельяминовым-Зерновым в собранных им Материалах для истории Крымского ханства. Дело в том, что его «Материалы», извлеченные, по распоряжению Императорской Академии наук, из Московского главного Архива Министерства Иностранных Дел, с одной стороны — мало доступны для чтения и пользования, с другой — не исчерпывают собою всех документов, которые могли сохраниться и действительно сохранились в означенном Архиве от времени дипломатических сношений ханства с Московским государством. Говорим мало доступны потому, что «Материалы» изданы на чуждом большинству читателей татарском языке, причем одни ориенталисты в состоянии разобраться в трудностях, представляющихся при чтении их. Сам почтенный издатель в предисловии к своим «Материалам» признается, что «всего полезнее было бы издать русские современные переводы издаваемых на татарском языке документов, хранящиеся в Московском главном Архиве М. И. Д.», основываясь на том, что «современные переводы, хранящиеся в Архиве, были оффициальные и служили основою сношений Московского двора с Крымом; следовательно если бы даже встретились бы в них какие либо ошибки, то эти самые ошибки имеют для историка свое особенное и важное значение. К тому же многое, что в подлинниках, по незнанию разных мелочных [II] обстоятельств, может показаться для нас непонятным, разъяснилось бы, по всей вероятности из современных переводов».

Но издание на русском языке переводов крымских грамот, записей и других бумаг дипломатического характера, сделанных современными толмачами XVI и XVII в.в. и хранящихся в Московском главном Архиве М. И. Д., необходимо еще потому, что этим можно пополнить пробел, существующий в обнародованных уже памятниках по истории сношений Крымского ханства с Московским государством. Этот пробел замечается при сравнении документов, хранящихся в этом Архиве и составляющих современные переводы крымских бумаг, как с теми, которыми пользовались наши историки, в особенности Карамзин и Соловьев, так — и с изданными в «Материалах» В. В. Вельяминова-Зернова. Мы знаем, что дипломатическая переписка Менгли Гирея с Иоанном III и Василием III вышла в печать, в виде сырого материала, из Московского Архива. Всю эту переписку издал секретарь Одесского Общества, истории и древностей Н. Мурзакевич в V т. Записок Общества, как приложение к помещенной в том же томе статье бывшего директора Московского Архива М. И. Д. А. Ф. Малиновского — «Государствование Великого князя Иоанна Васильевича», по списку, составленному автором статьи и хранящемуся в библиотеке кн. Воронцова. 1 В последнее время эта переписка вновь издана из того же Архива, но уже в полном объеме — со всеми памятниками дипломатических сношений Московского государства в Крымскою и Ногайскою ордами и с Турцией с 1474 г. по 1505 г., и напечатана под редакцией Г. Ф. Карпова в 41 т. Сборника Русского Исторического Общества. Документы (1525 и 1530 г.г.) по сношениям Сеадет Гирея с Василием III известны по трудам наших историографов 2, но конечно — в обработанном виде, а но в виде материалов. Точно также мы не имеем ни на русском, ни на татарском языке документов по сношениям Ислам Гирея в 1535 г., Сахиб Гирея в 1539, Гази Гирея II в 1593 г. Дипломатических документов XVII в. много собрано в Материалах для истории Крымского ханства. Но при всем обилии их, кажется, шертные грамоты Мегмед Гирея III — 1623 г., Джаныбек Гирея 1633 г. 17 декабря, Аадиль Гирея 1668 г. и некоторые другие [III] документы не вошли в это издание. Во всяком случае, думаем, что издание материалов, будь даже они известны по тем или другим историческим работам, всегда имеет свое значение, раз это издание представляет собою сборник документов.

В виду этого, получив доступ в Московский Архив Министерства Иностранных Дел, благодаря просвещенному и обязательному содействию г. директора Архива д. т. с. Барона Ф. А. Бюлера, мы обратили внимание на разряд т. н. «Крымских шертных грамот», заключающихся в трех картонах (портфелях), по особому реестру (под № 77), составленному в 1800 г. бывшим директором Архива А. Ф. Малиновским. Этот реестр, известный под именем — «Реестра шертным грамотам крымских ханов, записям послов их и другим постановлениям с крымскими татарами бывшими», содержит в себе семьдесят номеров документов, которые расположены по указанным картонам (или портфелям Малиновского) в таком порядке: в первом — с 1 по 41 №, во втором — с 42 по 56 № и в третьем — все остальные, при чем надо заметить, что на самом деле в картонах оказывается несколько больше документов, чем показано в реестре. Документы, находящиеся в означенных картонах заключают в себе частью копии, частью оригиналы русских переводов конца XV–XVII в.в. крымских шертных грамот ханов, записей их послов, несколько копии грамот и писем московских государей крымским ханам и калган (наследникам престола) и некоторые другие документы. Начиная с 1 по 31 № они представляют собою копии, списанные и проверенные директором Архива Малиновским с подлинников, заключающихся в так наз. «Делах Крымского Двора старых лет в книгах содержащихся с 1474 по 1697 год». 3 К сожалению орфография снятых с подлинников копий исправлена А. Ф. Малиновским, вследствие чего для проверки пришлось обратиться к подлинникам, заключающимся в «Делах Крымского двора». Впрочем эта работа облегчена тем, что в конце копий дается указание откуда она списана, хотя эти указания и «не» всегда правильны. 4 [IV]

С 32 же номера документы представляют собою только несколько копий (№№ 33, 35–40, 42, 43, 47), остальные все — подлинники, выделенные из «Дел Крымского двора старых лет в столбцах содержащихся с 1579 по 1700». 5 Эти подлинники представляют собою несколько сшитых вместе листков, часто без всякой нумерации, длиною в лист нынешнего формата, а в ширину — в половину листа, и образующих длинную, но узкую тетрадку. Эти подлинники и копии хранятся главным образом в двух последних картонах «Крымских шертных грамот». Сняв копии со всех этих документов и с реестра этим документам, составленного А. Ф. Малиновским 6, мы решились издать их, за исключением первых двадцати трех документов (с 1 по 23 № по реестру № 77 Малиновского), обнародованных, как выше было уже сказано, в V т. Записок Одесского Общества истории и древностей. Сличив документы, хранящиеся в Московском Архиве, в указанных трех картонах, с теми, которые напечатаны в V т. Записок Одесского общ. ист. и древн. мы убедились, что в «Записках Одес. Общ.» обнародованы те копии, которые мы имели под руками, с тем только различием, что они напечатаны в «Записках», не в том порядке, как числятся в Архиве по реестру и как они там хранятся. 7

Не видя особенной необходимости во вторичном издании напечатанных в V т. «Зап. Одесск. Общ.» документов, мы помещаем ниже документы только с 24 № (считая по реестру Малиновского). При этом, для удобства пользования документами, мы помещаем впереди «Реестр» А. Ф. Малиновского. [V]

Приступая к печатанию предлагаемых ниже документов, мы решили было сначала изменить орфографию при передаче текста, на том же основании, по которому не только отдельные издатели, но и ученые общества и учреждения изменяют орфографию подлинника, имея в виду, что дьячье правописание XVI и XVII в.в. само страдает ошибками, не представляет собою выработанной системы, а главным образом — неудобно для печатания и пользования. По нашему мнению, если нужно придерживаться текста, то следует удерживать его в точности, ничего не изменяя в нем, сохраняя следовательно все титла и знаки. Но подобная передача текста возможна только при помощи фотографии. Эти и другие основания 8 были приведены нами в заседании Таврич. Ученой Архивной Коммиссии, которая дала место в своих «Известиях» печатаемым ниже документам, в основание предположенного нами изменения орфографии при передаче текста. При этом предполагалось удержать неизмененным правописание слов собственных и нарицательных (напр. султан — салтан), грамматических форм (не воевать — ни воевати) и слов, выражающих местный выговор (напр. вобчий). Но Коммиссия, не находя возможным установить предел между тем, что должно быть удержано, а что изменено, решила печатать помещаемые ниже документы и реестр без всяких изменений и только, по неимению в городе соответственного шрифта для титл, раскрыть титла и поставить знаки препинания. В таком виде они и издаются, за исключением документов под №№ 33, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 42 и 43, которые печатаются в том виде, как они списаны с копий Малиновского, так как, по недостатку времени, мы не могли их проверить.

В заключение скажем несколько слов но поводу содержания наших документов 9. Они заключают в себе двадцать четыре шертных грамот крымских ханов (одна грамота 1535 — Ислам Гирея, одна 1539 — Сахиб Гирея, три: 1593, 1594 и 1602 г.г. — Гази Гирея; три: 1615, 1630 и 1633 г.г. — Джаныбек Гирея, одна 1623 — Мегмед Гирея III, одна 1636 г. — Инает Гирея, две: 1638 и 1640 — Бегадыр Гирея, две: 1642 и 1654 — Мегмед Гирея IV, две: 1646 и 1647 — Ислам Гирея III, две: 1668 и 1670 г. Аадиль Гирея, две: 1672 и [VI] 1684 г. — Селим Гирея и две 1681 и 1682 г. — Мурад Гирея); двадцать шертных записей их послов, пять грамот московских государей (клятвенная запись 1564 г. Иоанна IV — Девлет Гирею, тайная грамота 1593 г. Феодора Иоанновича — Гази Гирею, две грамоты 1668 и 1670 г. Алексея Михайловича — Аадиль Гирею и одна грамота 1692 г. Иоанна и Петра — Сеадет Гирею) две росписи 1633 г. «поминков» (Джаныбек Гирею), одно письмо Алексея Михайловича 1668 г. — калге Крым Гирею, другое — нурадыну Девлет Гирею, одна шертная запись 1638 г. калги Ислам Гирея, одно договорное письмо князя Сулешева 1683 г. и два письма 1668 г. Алексею Михайловичу от Аадиль Гирея и калги Крым Гирея. Таким образом большинство документов составляют шертные или договорные 10 грамоты XVI и XVII в.в. — крымских ханов и записи их послов.

Остальные документы только по форме различаются от шертных грамот и записей, по содержанию же они однородны. Таковы грамоты — Иоанна IV, Алексея Михайловича, Иоанна и Петра, шертная запись 1638 г. калги Ислам Гирея, росписи «поминков» и т. д.

Что же служит предметом содержания этих документов, которых можно назвать одним именем «договорных»? Известно, что отношения между Крымским ханством и Московским государством не могли быть мирные; между ними происходила борьба за существование и потому естественно отношения могли быть только враждебные. Эти отношения и определяют собою характер договоров, существовавших в XVI и XVII в.в. между ними. С одной стороны Московское государство старается задобрить хана и отправляет к нему посла; последний, пользуясь неблагоприятными для Крыма обстоятельствами (неудачным набегом на Москву, неблаговолением Порты, внутренними неурядицами ханства и др.), а большею частью — путем задаривания хана и его приближенных, получает от него шертную грамоту. В ней хан обязывается за себя и за «весь Крымский юрт» — «быть в союзе, любви и дружбе», «быть заодно против недругов московского государя», «не воевать русских украиных городов», давать свободный проезд купцам, гостям и т. д. С другой стороны Крым [VII] дает шерть только на время, чтобы усыпить внимание врага, или выждать более благоприятное время для враждебных действии, за которыми должен наступить новый договор и новые подарки. Если в XVI в. послу, отправлявшемуся из Москвы в Крым, давались для успеха «шертования» «казна», или «поминки», то в XVII в., со времени Джаныбек Гирея, для заключения договора требовалась уже установленная дань — по определенной, составленной в Крыму росписи. Таким образом главным предметом переговоров двух враждующих соседей, была торговля 11, благодаря которой памятники дипломатических сношений Крыма с Москвой приобретают своеобразный характер, отличающий их от дипломатических документов других государств. Неудивительно поэтому, если они кажутся нам такими однообразными и как бы составлены но одному образцу.

Но, при всей шаблонности, нельзя не усмотреть в них и некоторого разнообразия, обусловливаемого прогрессом взаимных отношений Московского государства и Крымского ханства. Кроме того не все грамоты представляют собою результат торговли. Многие из них продиктованы самой историей, причем материальная, денежная сторона в них — один лишь придаток, в сущности сам по себе ничего не значущий. В той или другой форме эта сторона составляла оборотную сторону сношений с Москвой — не одного только Крыма; правда, в сношениях Крыма — она резко бьет в глаза, разит своей грубою формой. Но примирившись с ней, как необходимой формой в сношениях азиатцев, мы увидим за ней и другую сторону договора, увидим смысл, исторические мотивы и необходимость его.

Сказанное относится преимущественно к следующим помещаемым ниже грамотам. Ислам Гирей в 1535 году заключает союз против Литвы и Астрахани 12; кроме того в данной им грамоте отменяются «даражские» пошлины. О вечном мире и взаимных от этого выгодах шертует в 1594 г. деятельный Гази Гирей 13, присылавший в 1593 г. гонца Ямгурчея к Феодору Иоанновичу с «тайными речами», по поводу предположенного им отторжения Крыма от Турции. Шертная грамота 1623 г. Мегмеда III имеет также мирную цель и даже не содержит в [VIII] себе требования поминков, подобно предшествующей ей Джанибековой (1633 г.) 14. Грамоты Джаныбек Гирея 1630 г., Бегадыр Гирея 1638, Мегмед Гирея 1642 и 1654 г., Ислам Гирея 1647 г. и Аадил Гирея 1670 г., хотя и содержат в себе требование дани, тем не менее, по нашему мнению, они имеют целью уладить отношения Крыма с усиливающимся Московским государством, которое, но верному предсказанию Гази Гирея, стало «душить» Крым в его же «ограде» 15, построением крепостей в степи, казацкими набегами, «союзом христианских госадарей» 16 и расширением своих пределов до Днепра и на юг — до границ крымских улусов 17. В этом отношении историческую известность приобрели грамоты Мурад Гирея 1681 и Селим Гирея 1684 г. Первая кончила малороссийский вопрос и обеспечила Крыму двадцатилетнее перемирие, а вторая подтвердила эти условия.

Что касается шертных записей послов, то, как выше было уже сказано, они по содержанию ничем не различаются от шертных грамот ханов. За выгодами Москвы наблюдала, как видно, знатная фамилия Сулешевых или беев Яшлавских, которые успели занять видное место в ханстве. Пользуясь своим значением и влиянием, Сулешевы шертуют за хана и за «весь Крым», в Москве, при размене посольств в Ливнах, в Валуйках (с 1629 г.), или близ Валуек, под Переволочною о том, чтобы хану «быть в дружбе и согласии», «не нападать на украйные земли» и т. д., а главное — ручаются за безопасность отправляемых в Крым послов и за успех их посольства.

Грамот московских государей, сравнительно, мало. Вероятно они попали в портфели Малиновского случайно. Из них обращают на себя внимание: тайная грамота Феодора Иоанновича — Гази Гирею, в ответ на предположение его отступить от Турции, грамота 1670 г. 27 апреля Алексея Михайловича, предлагающая хану примкнуть к союзу, заключенному между Москвой и Польшей и грамота Иоанна и Петра, как иллюстрация отношений Московского государства к Крыму после походов в Крым кн. Голицына. [IX]

Наконец особый интерес представляют роспись подарков, затребованных в 1633 г. Джаныбек Гиреем. Дело в том, что но этой росписи и по добавочной к ней, так наз. «Богатыревой» последующие ханы требовали из Москвы денег.

В заключение, не можем отказать себе в удовольствии выразить глубочайшую благодарность администрации Московского главного Архива М. И. Д. за содействие, внимательность и радушие, какое мы там встретили во время своих занятий.


Комментарии

1. См. цитату Н. М. в «Зап. Одесск. Общ. истории и древностей», V т., 178 стр.

2. См. также выписку из «Крымских дел» в 301-м примечании, на 45-46 стр., к VII т., гл. III «Истории государства Российского» Карамзина.

3. Таких книг в Московском Архиве — 82; 1-ая и 2-ая уже изданы в указанном выше 41 т. «Сборн. Русск. Истор. Общества».

4. Так документы под №№ 24 и 25 обозначены как копии из шестой «Кинги Крымского Двора», между тем они списаны из восьмой; № 26 обозначен как копия — из восьмой книги, по проверке же оказалось, что он списан из десятой; равным образом в №№ 27–31 должны быть исправлены указания на страницы текста.

5. Таких дел в Московском Архиве числится — 80.

6. Заметим кстати, что в 1857 г. князь М. А. Оболенский, во время своего управления Московским Архивом, выделил по особому им составленному реестру (известен в Архиве под № 179) в особую группу — пятнадцать документов на татарском языке, содержащих в себе двенадцать подлинных шертных грамот ханов и три записи послов. Современные переводы этих грамот нами издаются ниже вместе с другими документами.

7. Так документ № 2 Архива напечатан в «Записках Одес. Общ.» под № 4-м, 4-ый — под 5-м, 5-й — под 11-м, 6-й — под 12-м, 7-й — под 21-м, 8-й — под 24-м и т. д. Кроме того следует здесь отметить опечатку в трех документах, изданных в «Записках» под №№ 11, 12 и 28. В № 11 и 12 («Зап.») составляющих собою грамоты великого князя Иоанна Васильевича, одна — Усмемиру царевичу, другая — Довлешу царевичу, неправильно обозначен год издания, именно — «октябрь 1490», между тем подобные им архивские документы носят дату «1481 г. октября». В документе же под № 28 неправильно обозначен 9021 г. от эгиры, тогда как в подобном ему архивском документе обозначен «921 г. от эгиры».

8. Протокол этого заседания будет напечатан в 10 № «Известий Таврич. Ученой Архивной Коммиссии».

9. Более подробное обозрение печатаемых ниже крымских шертных грамот было предметом нашего реферата на VIII Археологическом Съезде в Москве.

10. Примеч. Проф. Н. И. Веселовский производит слово «шертный» от арабского «шэрт», означающее «условие», «договор», это слово занесено к вам татарами в значении «клятвы», «присяги», и произвело глагол «шертовать». (Жур. Мин. Нар. Просв., февр. 1890 г., 370 стр.). Заметим только, что в Крыму говорят не «шэрт», а «шарт».

11. История России Соловьева, IX т., 85 стр.

12. См. Историю Госуд. Рос. Карамзина, изд. Эйнерлинга, т. VIII, гл. I, 18 стр.

13. Срав. 62 стр. X т , II гл., Истор. Госуд. Рос. Карамзина, изд. Эйнерлинга.

14. См. ниже № 34.

15. Истор. Госуд. Рос. Карамзина. XI, гл. I, 18 стр. (изд. Эйнерлинга).

16. История России Соловьева, т. XI, 255.

17. ibid., 10 стр. Весьма характерны в этом отношении слова, сказанные в Крыму в 1659 г. русским послам: «Наш государь хочет завладеть казаками и поляками, а потом и Крымом», ibid. 68 стр.

Текст воспроизведен по изданию: Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и ХVII вв., хранящиеся в московском главном архиве министерства иностранных дел. Симферополь. 1891

© текст - Лашков Ф. Ф. 1894
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001