1504, августа 9. Грамоты из Крыма царя Менгли-Гирея к великому князю Ивану Васильевичу: все посланцы великого князя пришли поздорову в Крым, и объясняет причины, почему по сие время не посылал своих людей за Ощериным; теперь же отпускает послов великого князя и с ними проводить до Путивля посылает царевичей, которые на обратном пути проводят в Крым Ощерина. Царь извещает, что Ших-Ахмет хотел ехать к турецкому султану, но тот его не принял; литовский же великий князь поимал Ших-Ахмета и присылал в Крым своего человека, предлагая царю быть по прежнему в дружбе, но царь литовского гонца задержал. Извещая и о других делах, царь просит у великого князя разных поминков и чтобы он заплатил за все расходы по содержанию в Крыму послов Ларева и Карачарова с мастерами. Грамота к великому князю Ларева и Карачарова, что они давно в Крыму и что хотя царь обещал их отпустить в Москву, [515] но не знают, отпустит ли он их и теперь (Д. Кр. № 2, стр. 1097-1104).

I. Лета 7012, августа 9, приехали из Крыма от Алексея от Заболотцкого великого князя татарове Бурко Тягри-бердей да его братья, Агыш да Кудай-бердей, да Агыш Кадышов племянник, да казак Немой, что ехал с Бакшеишом. А с ними приехал от Менли-Гирея царя человек его Сандрак Азей с грамотою, да княж Тевекелев человек Темирева сына, Аз-бердей с грамотою ж.

А се царева грамота. Менли-Гиреево слово. Великому князю Ивану, брату моему, слово то. К нам слуга наш Бакшеиш приехал. А которой посланой посол к нам, и он в Путивль пришел, да и грамоту твою привез, а приехал ....име, как весна стала, с грамотою с твоею казаки твои приехали. Опосле того, братанича моего Саталганов Черной Кадыш с твоею грамотою приехал; а в той грамоте писали есте: с нашею грамотою Бакшеиш поехал, да и казаки наши с грамотою ж поехали, не ведаю, к тебе здорово ли дошли, не ведаю не дошли, о том тебе неведомо, так еси приказал. Которых людей еси к нам с грамотою послал, те все люди к нам приехали поздорову. Нынеча от Стефана воеводы Дмитрей и Митрофан с мастеры фрязскими и с женами и с детми и с девками к нам пришли, надобе было им на харчь денег; и что у нас в руках было денег, и мы то им дали. А нынеча учали прочь наряжатися, а денги им на харчь надобе, и у нас денег не лучилося, и мы в Кафу послав у Хозя и у кафинских денги в рост взяли да им дали, чтобы ся борже дело делало, сего дни бы, завтра, отпустити их. И в ту пору Темирев брат меншой Азика князь к нам был пришол, и мы его не приняли, а молвили есмя ему: ты нам недруг, ненадобен ты нам; как еси к нам приехал, так и от нас поеди, молвил есми. И он опосле того нам бил челом, а молвя: яз не на княженье сюда приехал, хочю к Мяке итти, и ты бы пожаловал дал милостыню, чем дотоле доехать, так молвил. И мы ему два месяца сроку дали наряжатися, и он, стояв два месяца, да прочь пойдет; и мы за тем два месяца мотчали, своих послов и твоих не отпустили. И нынеча в своих грамотах к нам писал еси, которые еси к нам прислал: что будет надобе денег Дмитрею и Митрофану и на мастеров, и ты бы им то давал в рост, а мы то тебе вдвое отдадим. И мы твоего, брата своего, слова инако не учинили: что ся у нас лучило денег в руках, и мы то им дали; а чего у нас в руках не лучилося, и мы, послав в Кафу, у Хозя и у кафинских денги в рост заняли да им дали, и твоего брата нашего слово и запрос у нас инако бы не был. [516] А ныне с твоим боярином с Олексеем Дмитрея и Митрофана и мастеров и с женами и с детми и с девками часа того отпускаем, так ведай; а с ними посылаем рать свою до Путивля проводити их. А которого еси посла к нам послал, и того, взяв из Путивля, к нам допровадити, и ты бы против их послал свою многую рать да велел их взяти из Путивля, занже тяжелы люди идут, а надобные люди мастеры к тебе брату моему пришедши близко, и они бы ся не оплошили, чтобы лихо никаково незсталося, чтобы не один не изгиб, не плошилися бы. А числа нет, сколко тем мастером харчю вышло. А ныне восена, августе, увидев сесь месец, даст Бог поедут; а яз посылаю с ними в головах Япанчю царевича, да Алабату улана, да Казимира князя, да Абдулу улана, да ичек своих, да Лагим-бердей дувана, всех их тысячю человек проводити их до Путивля. А которого посла к нам послал еси, и того взяв из Путивля к нам припровадити. Тому слову то конец. Еще слово то: Ших-Ахметь царь з братьею своею, с Хозяком и с Халеком со царевичи, оное осени вместе приехали из Нагай в Киев, и от Киева к Белугороду поехали, а от Белагорода хотели к Баазит салтану ехати. И Баазит салтан, послышел то, что Ших-Ахметь царь с братиею к нему едут, и он против их пашу послал с тем: коим путем к нам есте пришли, тем путем и назад пойдите, вас мы не знаем, нам друг и брат Менли-Гирей царь; кто Менли-Гирею царю друг, и мы тому друзи, а кто Менли-Гирею царю недруг, и мы тому недрузи; вы Менли-Гирею царю недрузи стоите, в нашу отчину вам пути нет, куды вам вехати. Так молвя. И приведчи его в Белгород салтановы люди, да из Белагорода их выбили. И сее зимы, с первозимья, наши дети были в Новомгородке; и они, послышав Шиг-Ахметя, за ним гонялися; ино пришла студень велика и вьялица и снеги велики, и они воротилися, а слуг Шиг-Ахметевых поимав с собою привели. И Шиг-Ахметь и Хозяк и Халек и Алчин Тактамыщ, восмь их, в Киев прибегли; и киевской воевода князь Дмитрей поимав, их на Вышегород ввел. И Олександр король человека прислал: недругов твоих Шиг-Ахметя, Хозяка и Хелека есми поимал; и нынеча что есмя поимали твоих недругов, и тебе ведь то ведомо, и ты с нами ссылайся: как наперед того отец твой Ази-Гирей царь с Казымиром королем ссылалися, и ты с нами потомуж ссылайся; а не восхочешь того, и нам что чинити? Головы деля Шиг-Ахметя царя с братиею против тебя поставим; опричь того, иным нам нечем кончати, так молвя приказал. И которой к нам человек приехал, и мы того не отпустили; ино после того один за одным гонцы и послы к нам от него приежают с теми ж речми. И нынеча захочешь с нами ссылатися, и мы киевского [517] воеводу князя Дмитрея готова держим болшово посла, и ты против его борзо пошли, да вели его взяти. И наши уланы и князи все говорят: пошли людей противу того посла, да вели его взяти, да речи его уведай, да потому смотря делай. И мы те вести в сей грамоте написав, да к тебе, к брату своему, паробка своего Садрака с твоими казаки послали, чтобы борзо до тебя довезли. И ты бы с сех слов ответом, да с своею думою к нам борзо посла своего, доброго боярина, да и моего бы еси паробка Сандрака ко мне бы еси отпустил, да и думу свою ко мне с ними приказал, доколе бы королев посол к нам не приехал, а твой бы боярин борже к нам поспел; и мы твои, брата своего, слова и думу послышев, да по тому бы есмя ему ответ дали королеву послу, которой к нам придет. И коли пошлешь ко мне своего боярина, да и моего паробка Сандрака ко мне с ним пошлешь, и ты их полем не посылай, пошли их промежь людей на Путивль, путивльскою дорогою. Да ещо у тебя у своего брата прошу: ко мне ныне коего своего боярина пошлешь, и ты бы ко мне прислал один пансырь легок, крепок, чтобы его стрела не яла, немецкой краковской; а нечто такова не добудешь пансыря русского, ино брата моего болшего царев пансырь, кой к тебе после его принесли, а тот пансырь яз же брату своему послал, знаю его, тот пансырь ко мне пришли, знаю его; да одну черных соболей шубу голу, самому носити ми, да два соболя черных в поминки послати, да сорок соболей добрых черных, да три зубы рыбьи добрых, да зиме носити шубу горлатну добру, да одну горностайну шубу, да три шубы бельи добры хребтовы. Се писаные шубы и соболи и рыбей зуб, которого боярина пошлешь да и моего паробка Сандрака отпустишь, с тем бы еси боярином тот запрос весь прислал, а не убавил ничего. Да ещо слово то: о Абдыл-Летифе царе и двожды и трожды просити грамоты посылал, и ты ко мне о том ответа не учинил, а приказал еси: отпустил есми к тебе своего боярина, и яз к тебе о нем приказал с своим боярином; а брата своего царево слово и запрос инако учиню ли? Так еси приказал. И ныне Абдыл-Летиф царь ведь мой же сын, и что молодостью учинил, ино ему лзе уж о том спознатися. И ныне сесь мой запрос инако не учинив, к себе бы еси его привел, да к нам бы еси имянно отказал, и друг и недруг есть, и слышат и видят, наш сын так сидит, нашему имяни то недобро. Как его к себе приведши, от молодой мысли поучив у себя держал, на сем свете нам, мне и тебе брату моему, доброе имя будет. Да еще слово наше то: паробка нашего Казимиров сын, Баубеком зовут, ближней был у меня паробок, в Александрову королеву землю воевати ходил; и тот паробок в полон попал и оттоле утек да в твою брата моего землю пршпел; и ты бы того паробка Баубека [518] велел в своей земле доискати да его ко мне пусти, конь и платье дав, братству и дружбе примета то будет. Таковы ж наперед того которые наши люди в полон попадывали да к тебе прибегивали, и ты их опытав да ко мне отпускал к брату своему, и тем делом мне своему брату свыше дружбу и братство чинишь. Ещо слово то: у Тягри-бердея да у Хозяка кони померли, наше жалованье к ним было, на харчь денег не стало и на кони, и они у нас две тысячи денег взяли взаймы до Москвы, доколе великого князя лице видевши, две тысячи московских денег долгу ялися паробку Сандраку дати, перед Алексеем перед боярином заняли: и ты бы нынеча у тех казаков две тысячи денег взяв да нашему паробку Сандраку отдал наборзе, да к нам его борже отпусти, тебе брату своему приказал есми, так ведай. Жиковиною запечатав, с синим нишаном, молвя, грамоту послал есми, лета девять сот десятаго, июля месяца 2 день, в понеделник, в городе в Крыме писана.

А се другая царева грамота, подал Тевекелев человек Аз-бердей. Менли-Гиреево слово великому князю Ивану, брату. С Тевекелем князем нашу дружбу и братство и дела, и тебе брату моему гораздо ведомо; и мы ту дружбу и братство и любовь поминаючи, добрая царева мати да доброго отца Темиря приказ поминаючи, к себе его приведчи, отца его место и базар и волости ему дали пожаловали, Тевекеля князем учинили есмя, себе есмя его братом и другом доспели. И Тевекель князь, свою правду учинив, нас государем называючи, промеж нас опричь добра лиха нет никакова; лихо есмя промеж себя покинули и душу есмя свою под одну грудь положили. И ныне те наши добрые дела тебе бы брату нашему ведомы были. Того деля есмя к тебе грамоту писав послали; и ты мой брате Тевекелева отца Темиря князя отцем еси себе звал, а тебя брата моего Темир сыном себе звал. И толко будет так было, с Тевекелем князем дружбы и братства и добра промеж себя похотите, и ныне у твоего брата и у друга у меня живет. С Тевекелем князем ныне дружба и братство и добро меж себя как учините, и мы бы то добро видев обрадовалися. С синим нишаном грамоту послал есми лета девять сот девятаго, маия, в неделю, в Крыме писано. А на поле написано: твоего брата моего здоровья отведати с сею грамотою Тевекель князь Азбердея слугу своего послал. Так бы еси ведал.

А се Тевекелева грамота. Великому князю Ивану дяде от Тевекеля челом ударив и поклон. Опосле бы ведомо было: как Менли-Гирей царь взял орду, и мы от тех мест ходили на поле казаком; и нас к себе призвал, и мы тому царю как стали служити, о вашем здоровье отведати человека не посылывали. И ныне есмя царю били челом: как у вас преж сего дружба и братство была, пожаловал мя, велел ми к тебе [519] своего человека послати. Тяжолое челобитье с легким поминком, Аз-бердея твое здоровье отведати послали. Так ведай. Молвя, с жиковиною печатью грамоту писал.

II. А что прислал грамоту Алексей Заболотской, и та грамота в сей татрати не писана.

А се с великого же князя татары прислали грамоту Дмитрий Ларев да Митрофан Карачяров.

Наяснейшему и вышнейшему господу господу Ивану Васильевнчю, царю всеа Руси и великому князю Володимерскому, Московскому, Новогородскому, Псковскому, Тверскому, Югорскому, Вятцкому, Пермьскому, Болгарскому и иных, холопи твои, государь, Дмитрей Иванов сын Ралев Палеолог, да Митрофан Карачаров челом бьет. Прислал, государь, к нам Алексий Заболотцкой по нас из Крыма твоего государева казака Асмана с грамотою, месяца июля 5, а велел, государь, нам ехать в Крым к царю; а нам, государь, написал: пригонил казак Кадыш Черной от великого кяязя к царю с грамотою, да ко мне привез список с царевы грамоты, да и вам велел тот список вычести, да царю бити нам челом всем вместе. И мы, государь, приехали в Крым месяца июля 9; а у царя есмя, государь, были месяца июля 10. И царь, государь, говорил нам речи: прислал ко мне брат мой князь великы грамоту о вас, чтобы мы вас ранее отпустили; а яз хотел Алексиа наперед отпустити, и ныне та пора пришла, Алексиа есми не отпустил, отпустити ми ныне Алексиа наперед вас, а вам у меня зазимовати; а мне вас держать нечем, денег у меня нет, и яз вас ныне отпущаю всех вместе с Алексием, а провод вам учиню велик. А срок, государь, царь учинил нам дватцать ден; а и ныне, государь, ещо не ведаем, отпустит ли нас, или не отпустит, един Бог ведает: занже, государь, переводов много, а правды, государь, нет. А ныне еще, государь, дал нам на подкруту с мастеры полтретьяцать рублев. А что было, государь, ехать Алексию наперед нас, и мы были написали грамоту к тебе с казакы с Бурком, и мы, государь, и ту грамоту послали ж к тебе государю с Бурком же. А мы, государь, холопи твои челом бьем. Писан лета 7012, месеца июля 11, в четверг.

III. А се царев человек Садрак назавтрее от царя речью говорил.

Царь велел тебе говорити, чтобы ты на меня, брат мой, не гневался про то, что есми твоих послов и мастеров к тебе долго не отпустил; хотел есми их отпустити рано, ино у меня Шихзада царевичь просил силы на Пятигорских Черкас, и мне ся ему не хотело дати, да [520] того деля есми три месяца на поде ходил; а пришед, хотел есми их, отпустити, ино сын мой Ахмат-Кирей без моего ведома взял к себе Азику князя, и яз за тем послов твоих и мастеров не отпустил. А что меж нас весть два году никакова не бывала, ино того деля, что поле было не чисто, много было на поле Озовских людей. А ныне дал Бог те есмя дороги очистили, и мы часа того к тебе и гонца своего послали. А послов твоих и мастеров всех часа того к тебе отпущаем.

А опосле того говорил о тех же делех, кои в грамотах писаны.