№ 80.

1501, сентября 25 — 1502, апреля 27. Посольство от кафинского султана Махмет-Шихзоды к великому князю Ивану Васильевичу. Грамоты кафинского султана к великому князю о торговых делах и объяснения жалоб на грабежи московских торговых людей в Кафе и в турецких владениях. Переговоры в Москве с кафинским посланником об этих делах и отпуск его (Д. Кр. № 2, стр. 879-893).

I. Лета 7000 десятаго, отпустил князь великий кафинского салтана Махмед-Шихзоды, Баазит салтанова сына турского, посла Алакозя. А приехал Алакозь на Москву сентября 25, в субботу; а у великого князя был в неделю. А правил великому князю от салтана поклон, да грамоты подал.

А се грамота руским писмом; а имяни салтанова бакшей у ней не перевел. [391]

А се имя. Баазит царь сын Махметев. Во всех великих князех похвалной князь, и всее Русские отчины князь великий князь Иван князь, друг наш, от нашие стороны много много много любовь показуем. После того ведомо то: Ондреем зовут, один доброй и умной и отецской сын и доброго человека послом послал еси. Приехав своим промыслом, твой приказ и посолственную пошлину на месте довел; путь от розбойников не чист был, лишних поблюдчися сколко здесе остался, водою отпровадити в мысле у нас было. А ко царю и его величьству которого ты послал князя Кубенского, болшего посла, приехав которой к нам пришел посол о том говорил: государь наш водою не велел его отпущати, царь бы его проводил полем, нам так являл. И доколе поле чисто бы у нас стояло, после того царь с своим величством его проводив отгиустил отселе. Первой кафинец, Богозом зовут, гость наш, на Москве, Божьее веленье пришло, исшол; дочи и мати и жена осталися; и которые куны и все осталося, то взяти и привезти и тем отдати, сего холопа своего Алякоза и в сей стороне в их место объявив, отпустили, и за которою притчею не дали и которые сюда поехали, те не взяли. А в грамоте в твоей после того: кто приедет с твоею грамотою и кого пришлешь, безубыточно отдадим и отпустим, молвя, приказал еси. Потому нынеча по твоим речем назад холопа своего Алякоза, прямой и верной бывал, того деля его отпустили; и как он тамо дойдет дружбы для, что тамо ведомного Богоза куны и статки с своими печатми и переписав отдати ему велишь. А мы, друзи твои, как на Кафинскую землю пришел есми, от твоих людей кто нибудь Божьею волею исшол, его куны и статки безубыточно отдавали есмя, а после сего отдадим же, ни у которого человека ни одной денги ни его куны не пропадут, с ведомным делом твоя грамота с печатью придет, и мы по тому учиним, а инаково не учиним. А ты бы жаловал, сем путем учинил меж нас дружба и любовь день от дни свыше была; друг бы наш обрадовался, а недруг бы наш не радовался. А ко царю и его величеству которых послов своих отпустил еси, и как сюды поехали, на пути ординские розбойники их потоптав, куны и статки их пограбили. О том деле как будет пригоже с своим холопом с Алакозом приказано из уст говорити, счястие твое в прок бы было. Писано апреля в 1 день, лета девять сот шестаго, в Кафе.

А се другая грамота русьским писмом.

От сына великого и силнаго царя Баязита хана Махмет Бега. Пишемо приятелю нашему верному и любимому, Иоану, государю всеа Руси, великому князю. И тиж посол Михал що был,— он рек, що узяли у него мыто у Кафе и у Царигороди. Ино коли Михал приехал тут до Кафы, а с Кафы [392] до Цариграда ихал, ино подскарбий царя Баязита Бега и мытник поведал, що ждали свои торговли купци, а у том, що бы мыта не дали. Ино казал мытник, що ми есь у том сила. Ино баши до посла твоей милости посылали, рекучи так: которыи будут рухли твои и твоей дружины хотя мало, хотя много, бо не есть пошлина у нашей земли, от того мыта не будет, а щобы еси не узял рухли гостинные жадной за себя. Ино посол твой и товарищи его рекли, щож нит жадных рухли гостинных. Ино рек мытник: коли ни идут до Царигорода с тыми рухлями, я им не могу верити: бо нам поведал от их же дружин, щож суть рухляты гостинные. Ино тот рухлять запечатали и пустили их до Царигорода с тыми рухляты и дали ему проводника. Ино корабль приихал до Пендерек. Ино посол рек тому проводнику: я отселя не пойду водою, але пойду сухом. Ино проводник пошел подводы збирати; ино гости у тот час уземши тот рухлядь, що был запечатан, поихали, которыи к Бурси поихали. Которые до Царягорода поихали, ино у Пендерек пытал мытник: имаете ли соболи? Они рекли: не имаемо; толко имаемо горла лисии и кожи заечии, инших рухлядь не имаемо ничого. Ино гости приехали до Царигорода перво, нижли посол; да они приихавши на Кервасари, отвязали тот рухлядь запечатанный. Ино пришедши мытник царигородский да переписали тот рухлядь. И рекли гости: щож есмо мы заплатили за тот рухлядь мыто у Пендерекли. Ино пытали их: кое ж тая грамота, що есте мыто заплатили? И они рекли: не узяли есмо грамоту. Ино послали гонца до Пендерекли пытати, от чого узяли мыто и от чого не узяли. Ино отписали мытники от Пендерекли, щож узяли мыто толко от лисьих горл и от заечих кож. Ино коли грамота пришла, мытники отвязали тот рухлядь, ино вышло с того рухляда семдесять и четыре сороков, и рыбьи зубы много и билки и горностаи вышло много; ино мытник царигородский запечатал тот рухлядь их на их подворьи за то, щож затаили тот рухлядь от мыта. И рек: буду царю говорити; как мя царь научит, так учиню. Ино отець мой Баазит хан рек: для моего приятеля, для князя Иоана великого, абы есте узяли на них половину мыта; а пошлина его у нашей земли который гость ся промычюет, удвое на них узяти; ино на них узяли толко половину мыта от тых рухлядь, що были затаили. Ино кафинский мытник на них узял три тисячи денег кафинских, а пришло бы на них промыты тридцать тисячь денег. Ино которое безчестье было твоему послу? от твоих же гостей было ему безчестие. И ти ж был посел тут у Кафе, на имя Александр, и рек, щож на нем мыта узяли у Царигороде. Ино за то узяли, щож был рухлядь гостинный у него, ино за то узяли, а за послову рухлядь мыта не узяли. А у Кафе узяли мыто за то, щож толмачевы паробки были сховали за [393] пазухою и рухлядь гостинный. Ино мытник казал: коли есте толмачевы паробки и рухлядь толмачев, чом явно есте не несли, але есте сховали? коли бы есте явно понесли, мы бых мыта не узяли, а корибником гостинец сами дали, щож у здоровии на сухо выихали, а пошлины нет, щобы послы перевоз заплатили. И тиж которые гости были с послом с Михайлом, они ся жаловали тоби, щож была сила у нашей земли. Ино силы жадной у нашей земли им не было, пиют да ся упивают, один одного ножом колют, и Турки промежю собою побивают. Ино суд над тыми урядники, которыи ся побивают; що есь пошлина у нашей земли, они на них берут, а що нит пошлины, того не озмут, силы жадной им не чинят.

И тиж що еси за Богоса, за купца нашего, що там умер, ино мы есмо писали лист до тебя и послали есмо Алагиозом. Ино твоей милости дал тот лист самый посол, и твоя милость был тот рухлядь отдал; ино посел наш тот рухлядь не узял за то, щож хотили за тот рухлядь десятину узяти. Видь же твоя милость рек: коли мои люди, который умрет тут у нашей земли у Туретской, десятину там не озмут, и я тиж у свою не возмут. Ино у нашей земли пошлины твои нит, щобы от умершчины десятину брати. Судьа, що судит у нас, коли кто умрет, ино от ста денег две денги берет; ино то от жадного гостя с твоего есми жадной денги не взял. Как есми я приехал на сесь город на Кафу, бо той пошли(ны) у нас нит; и которые гости твои тут померли у Кафе, усим есми рухляди поотдавал. И при Андрии после що гости твои тут у Кафе померли, от умерщины жадной рухляди не узяли, усе поотдавали братьи и племеню, и пошлины не узяли, толко судьа що их судил, от ста денег по две денги на них узял. Ино твоя милость рек: с ким ли се до меня пошлешь, я тому тот рухлядь Богосов отдам. Ино есми лист послал до тебе Алагиозом; твоя милость бы дал тот рухлядь у руки Алагиозу. И тиж твоя милость писал до нас, що ж тут у Кафе есть у Данила рухлядь Васюков: ино есмо пытади того Данила, есть ли рухлядь Васюкова у тебя, а любо других москвичь, що пишет до нас князь великий? И тот Данило рек: не маю жадного рухляда Васюкова, а ни тиж иного которого москвича. И послал есми того Данила на суд с тими людми, що ся жаловали на него, щобы справедливость была; и он ся заприл и перед судом, и рек: щож у меня жадной денги нит жадного москвича. А был при том Кулпа и Олексий и Борис, коли их судили. Ино судиа пытали при твоих людех послухов; ино послуха жадного не было, суть ли денги которого москвича у Данила, цил нит? И они рекли: не маемо послухов; казали они, имаемо духовный лист, що он умираючи отказал. И Данило рек: можете вы и сами [394] писати духовницу, але да и тыи люди, при ком он писал. И Кулпа рек так: аж я знаю. И судьи рекли: ишче и другово послуха надоби. И они рекли: нит другого тут, на Москви есть. А опосле и Кулпа ся заприл, рек: и я не знаю. И у том Данила оправили, щож жадного послуха не было. Ино кили бы послухи два были, ино бы у Данила уземши денги и отдали бы тым москвичем; ино хотя и опосле посдухи найдутся, и мы и тогды, уземши денги у Данила, им велю заплатити. И тижь що твоя милость писал до нас о Гердешамлина, щож бы Озодакие казакове у них пограбили на воде рухляды их казаки; ино не были казади Озевские, але были казаки Геттарханскии и Хара черкес, тыи у них пабрали. Ино наш уредник выихал и с людми из Озова и рекли тым казаком: чом вы берете гости, которыи идут у нашу землю торговати? И они ся побили с нашими, и убили моего урядника и шестьдесять турков побили, и пошли прочь. Ино з Озева выихали смотрити на тот побой, где ся били, кого будут убили и который будет жив. Ино нашли там на побои 72 юфти. Ино там был слуга отца моего солтана Баязита, ино то ты кожи он узял повиоз был до Цариграда. И я есми писал до солтана Баязита, отца моего, щож ты гости побраны на воде. Ино солтан Баязит, отец мой, отписал до мене, щож тот слуга, который был побрал тыи юфти на побои, он ихал кораблем до мене и с иншими речми со многими своими; ино тот корабль не доихал, але загиб на мори. И тиж твоя милость писал до меня о свои люди, щож бы им тут у нашей земли которая сила была, али бо бы от них которыи от умершчины отнимали; ино у нашей земли силы жадной нит; коли которыи дела суть, тут у нас усе у книгах записуют, будь ли хотя и заумерщину пишется, ино есмо не нашли, щобы была кривда кому; але нам ся видит так, щож то есть далекая земля, а межи нами послы не издили; и которые купци твоей милости там товар берут, либо у твоей милости, а либо у которого человека доброво возмут, и они собе корыстят, да там пришодши улгут, щож бы у нашой земли рухлядь чии остал, а они соби корысть чинят. Ино как я приихал до Кафы, не которого гостя твоей милости жадного рухляда не остало у Кафе; и тиж переж того, коли Михайло не приихал, есми рухляды у сих поворочал. И тиж твоя милость писал до нас о Алагиоза, щобы твой писарь дал ему девять сот денег: ино мы есмо пытали Алагиоза, ино у Алагиоза жадной денги его нет, але толко дал царь Мегли-Герей за тую детину одину камку бурьскую лекарю, а Алагиоз тую детину годовал год и одевал. Писано у Кафе, месеца апреля 12 день.

А се Алакозь же подал цареву Менли-Гирееву грамоту. Менли-Гиреево слово. Великому князю Ивану, брату моему, много поклон. На Москве исшод кафинской Хозя Богоз. О тех кунах Шахзада писав, посылал [395] к тебе; и яз писав посылал к тебе; и ты Хозя Богозовы куны отдал был, ино одни Адамовы дети учинив хитрость, те куны не взяв, приехал. А нынеча твои здесе в Кафе и три и четыре гости изошли, их все куны безубыточно перед твоим послом перед Андреем отдали. А наперед сего которые твои люди изошли, им всем куны их поотдавали. И нынеча о том деле Шахзада к твоему величеству Алякоза послал; и ты бы те Хозя Богозовы куны Алакозу отдал безубыточно, а нас бы еси в соромоте не учинил. Молвя, жиковиною запечатав, с нишаном ярлык послал есми, лета девять сот шестаго, месеца иуня в 25 день, в суботу, писано в Крыме.

И ел того дни Алакоз у великого князя. А после стола, посылал князь велики с медом за Алакозем Ивана Микулина сына Ярова. А сь ествою посылал князь велики четырежды Ондрея Чеботова, да Данила Щепина, Михайла Елизарова, Ондрея Хруща. А пристав был у Алакозя Мисюрь Мунихин да Олексейко Лукин.

II. И марта 29, велел князь великий Алакозю быти на дворе, и высылал к нему Дмитреа Володимерова, да диака Болдыря.

И говорили им о послех и о гостех, что которая сила починилася им в туретского городех. И как ему говорено о тех делех, ино то все писано в посолсе с Олешею с Голохвастовым. И о грабежех, что послов грабили, Алакозь говорил, что те дела государю их Баазит салтану туретскому неведомо; а как дасть Бог приду сам в Кафу, и яз тех деля дел еду в Царьград ко государю своему Баазит салтану, да те ему дела все скажу, и яз чаю, что государь мой, обыскав, о тех делех о всех управу учинит.

А что сказывали, будто послу великого князя Ондрею Кутузову в Кафе нечесть чинилася, да и гостем, и государь мой не велел был мне того сказывати, что люди великого князя приезжая чинят в Кафе; а дал ми грамоту с своим клеймом, русским писмом, а приказал ми: учнут тебе говорити, что их людем сила чинится в наших землях, и ты ту грамоту тогды дай; ино восе о том государя моего грамота. Да грамоту подал.

А се грамота. И тиж твоей милости даю знати, що у моюй земли твои люди чинят. Твоей милости люди били моего воротника кафинского, коли был посол Ондрей у меня. Рек им толко воротник: чом у ров кони пушчаете? Ино воротник выгнал тыи кони с рова и рек: у каждом у государстве не есть пошлина, чтобы кони у ров ходили. Ино за то били его и ногами его топтали и пугали его, били по видению и окровавили его. И я есми то, твоей милости для, отпустил. И тиж твоей милости [396] купец, на имя Иван Страхов, ихал от Кафы до Азова; и он у ночи свои рухляды спускал с муру з города зь ужишчи. И я есми, для твоей милости, ему не велел ничего говорити, и мыта есми не велел на нюм узяти. А коли бы не для тебе, яз бых знал, как его карати за то. И иныи речи многие, що они чинят у нашой земли; але мы для твоей милости усе опускаюмь. Писано у Кафе, месеца априля 12 день.

И Дмитрей говорил. Государь наш велел тебе говорити: били ми челом наши гости, а сказывают, что им сила чинится в суде и в иных делех в Кафе: чего взыщет русин на бесерменине, или кого не станет нашего человека, и толко в тех делех у русина не будет послуха бесерменина, а колко у него ни будет послухов русаков же, и они русаком не верят, да тем русаков винят в суде и в зауморкех. А взыщет чего бесерменин на русине, ино у бесерменина хоти не будет послуха бесерменина ж, а будет у него послух русин, ино бесерменину и русин послух во всяком деле, да тем русаков винят. Ино пригоже ли так чинится над нашими людми, что русин русину не послух, а бесерменину и русин и бесерменин послух? и нашим людем где взяти послуха бесерменина, коли у которого дела не прилучился? А ныне деи ново почяли нашим людем силу чинить: емлют де на них пошлину с саадаков, которые на себе привезут, и с платья, и с постель, и с корму, которой что себе привезет; да заставливают де наших людей на салтанов двор дров носити из карабля; а того де всего наперед того не бывало. И ты от нас молви государю своему Маамет Шихзааде салтану, чтобы нашим людем в суде, руси, как и его людем бесерменом, послухи были во всяком деле, как русин, так бесерменин; а пошлину бы у них велел имати с тавару по старине, что кто привезет продати; а на дело бы наших людей имати не велел.

И Алакоз говорил: которые речи ты мне от государя своего говорил, и яз те речи до своего государя донесу. А что гости сказывают, емлют у них тамгу с саадаков, которой на себе привезет, и с платья и с постель и с корму, которой что себе привезет, ино то они неправду сказывают: как пришли те гости в Кафу, и государь мой Маамет Шизада послал с таможники меня своего холопа, а велел того смотрити, чтобы тамгу имали в правду; и таможники у них передо мною имали тамгу с тавару; а кто на себе привез саадак, и они у них с тех саадаков и с платья и с постель и с корму тамги не имали, а имали у них тамгу с тех саадаков, которой скажет саадак себе привез; а отступив с тамги, да туто и продает. Да в саадаки ж клали полстки и соболки и горнастаи, и они у них того деля саадаки обыскивали, что у тамги тавар крадут. [397]

А что заставливали из коробля дров носити, ино то учинил государя нашего приказчик безо госудеря нашего ведома; и государь наш то сведав, того приказчика от того приказа отставил, а на него про то опалу свою положил.

А опосле того Дмитрей говорил ему: государь наш князь велики велел тобе говорити: привез еси к нам от своего государя грамоту, да и словом еси нам говорил о Богосове рухляди о кафинцове, что его не стало в нашей земле; и нам бы та рухлядь Богосова тебе отдати. Ино ту Богосову рухлядь тебе да и чеушу велели отдати; а пошлину есмя с тое рухляди велели взяти дьяку своему Семену Башенину да Василью Бобру, которые тое рухляди берегли, потомуже, как у наших людей имали в Кафе пошлину с зауморщин; а послу есмя своему Александру велели к той рухляди печать свою приложити. И ты бы ту Богосову рухлядь до своего государя довез.

Да после того Дмитрей ему молвил, что князь велики его хочет отпустити к его государю, и он бы наряжался. Да и то ему сказал, что князь жалует его, посылает его провожати до Болшой Воды своего сына боярского Феодора Пестрика; да и подводы ему и его товарыщом до судна и корм по дорозе велел дати. И Алакоз на том на всем челом бил.

III. А опосле того познали московские гости да Олексейко Лукин сын Ямской того грабежу, что их с Ондреем грабили, у кафинца у Абдулы да у Усеина у Абдылина сына у Токатянина, да и выняли того грабежу две литры шолку у Абдулы. И Абдула да и Усеин перед Алакозем и перед чегушем сказали, что послал с ним са Абдулою ту ряхлядь из Азова мустасип азовской, Кара Абди, семь литр шолку голубого токатцкого, да три литры шолку червчатого токатцкого, да пять литр шолку червчатого жидовского, да полтретьятцать локоть аршин тафты червчатой бурской, да полтретьяцать аршин тафты багровой бурской, да две камки бурские лехкие, да полтретьяцать аршин штды червчатые, да шесть гривенок перцу, да шесть гривенок гвоздики. И Усеин сказал, послали с ним ту рухлядь из Азова Хатыпази яничанин, да мурзованец, в Азове ж живет, и с женою сорок и полчетверта аршина тафты червчатые, да тритцать и семь литр шолку артагаз, да две литры шолку бурского червчатого.

И Дмитрей то сказал великому князю. И как пришол к великому князю Алакоз челом ударити, и князь велики ему сам говорил: Алакоз! Что еси нам привез от своего государя от Магамет салтана грамоты, и мы те грамоты выслушали, и уразумели то, и отвечали есмя тебе казначеем своим Дмитреем; да и свои речи есмя с тобою ко государю [398] твоему наказали. И что от нас говорил тебе казначей наш Дмитрей, то есть наши речи, и ты бы те речи наши до государя своего донес. Да и отпустил того дни князь велики Алакозя апреля в 27.

Да как пошол от великого князя, и они велели ему посидети в другой горнице. Да высылал к нему князь велики Дмитрея ж с речью. И Дмитрей ему говорил: Алакоз! Что познали великого князя люди у торговых людей у кафинцов, которые пришли с тобою, и что перед нами которые речи были, и ты те речи слышел; и мы те речи сказали государю своему великому князю. И государь наш велел тебе молвити: видел еси сам, что наши люди познали своего грабежу у государя вашего людей у торговых у кафинцов; и государя вашего люди, кафинци, сказывали, что им ту рухлядь дали в Азове мустасиф азовской Кара Абди, да Хатыпази, яничанин, да мурзованец. И ты от нас государио своему молви, чтобы грабеж наших людей и послов и гостей велел сыскав отдать нашему послу Александру; а тех бы лихих велел казнити, которые то лихо чинили, чтобы вперед того не было.