1502, января 26. Грамоты к великому князю Ивану Васильевичу из Крыма: царь Менгли-Гирей объясняет, почему он не бился с ордою Ахматовых детей; теперь он выжигает степь в тех местах, где орде зимовать, и потом пойдет на нее войною; великий же князь прислал бы к нему помощь. Мамонов и Киселев пишут о тех же планах и приготовлениях царя Менгли-Гирея к войне с неприятелем и сообщают об отношениях [377] турецкого султана к угорскому королю и другие политические вести (Д. Кр. № 2, стр. 854-863).

I. Лета 7010, генваря 26, приехал от Менли-Гирея даря с грамотою человек его Шептяк; а от Ивана от Мамонова да от Феодора от Киселева великого князя татарове, Резяк с товарыщи, с грамотами.

А се царева грамота руским писмом. Менли-Гиреево царево слово. Великому князю Ивану, брату моему, много челом. Прислал еси ко мне казака своего Резяка с моим человеком с Кутушем, да и грамоту еси свою ко мне с ним прислал, и ту грамоту передо мною чли. А опосле того еси ко мне прислал казака своего Кутуша да моего человека Дербыша, да и грамоту еси свою ко мне прислал. А в грамоте еси в своей ко мне писал: Ахматовы дети Шиг-Ахметь царь тебе и мне недруг, и ты на него ратью пришел на усть Тихой Сосны; да твои ся люди с ними и побили. И нынечя наши недруги, Ахматовы дети, снашим же недругом с Литовским докудова не снялися, и нам бы им своя недружба гораздо доспети, сколко нам Бог пособит, а рать свою кажешь готову. И опосле того послал еси ко мне посла своего Феодора Киселева; и Феодор до меня дошел и речи ми от тебя говорил. И яз за тем на твоих и на своих недругов, на Ахматовых детей, ратью не пошел до сех мест, отведывал есми, где им зимовать, под Киевом ли, или под Белым городом, да и к тебе есми за тем вести не послал. И нынеча у меня вести полные, что им зимовать на Усть Семи, а около Белагорода. И яз велел пожары пускати, чтобы им негде зимовати; ино рать моя готова вся. И как есми к тебе твоих казаков, Резака с товарыщи, и своего человека Шептяка с сею грамотою послал, и яз однолично от того дни спустя два месяца без всякого перевода всяду на конь с своими детми и со всеми своими людми на твоих и на своих недругов, на Ахматовых детей, ратью иду; а в полтретьятцать ден даст Бог недругов своих дойдем. И как к тебе с сею грамотою твой человек Резак и мой человек Шептяк приедут, и ты бы однолично своих многих людей ко мне на пособь послал, а перед ратью бы еси перед своею, кою ко мне на пособь пошлешь, ко мне послал весть, что твоя рать ко мне идет; а наехал бы мя твой человек с тою вестью на усть Ореля на Днепре, или на усть Самара у Днепра ж, а хотим свое дело делати, сколко нам Бог пособит. А с тобою есми с своим братом на чем правду учинил, на том и стою, другу есми твоему друг, а недругу недруг, а на Ахматовых есми детей и на Литовского с тобою заодин. А ты на чем мне свое слово молыл и правду учинил, на том бы еси и стоял, другу бы еси моему друг был, а недругу недруг, а на [378] Ахматовых бы еси детей и на Литовского был бы еси со мною заодин. И ты бы брат мой однолично рать свою ко мне на пособь многих людей своих послал на своего и на моего недруга, а правду бы еси свою помнил, тут бы нам своему недругу моя недружба гораздо доспети. А яз того у Бога прошу, чтобы нам дал Бог от того ся недруга оборонити. И как Бог помилует от того нашего недруга, и яз оттудова таки иду со всеми своими людми ратью на Литовского землю, да сам стану под Киевым, а детей своих со всеми своими людми да и твою рать пошлю, да велим Литовского землю воевати и недружбу ему чинити, сколко нам Бог поможет. А ты бы воеводам своим приказал, чтобы делали со мною заодин. А как Шептяк к тебе приедет с сею с моею грамотою, и ты бы Шептяка да и своего человека ко мне встречю послал, а наехали бы мя на усть Ореля у Днепра, или на усть Самара, и рать бы твоя за ними ко мне пошла. И как ко мне с вестью приедут, что рать твоя ко мне идет, и яз людей против пошлю против твоих воевод, да где ся им велю с собою сойти. То бы тебе, брату моему, было ведомо. К сей есми грамоте мишень сизой лазоревой приложил. Да и Ахмет Аминя бы еси царя с Татары на пособь ко мне послал на своих и на моих недругов.

II. А се Иванова Мамонова сына грамота с Резаком.

Государю великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии холоп твой Иванец Мамонов челом бьет. Как, государь, Менли-Гирей царь в Перекопь в свою Орду на Чепчак пришел назавтрее, господине, дни, в понеделник; да пришод царь, говоря с детми и со всеми князми, да учинил заповедь, всем своим людем велел готовым быти, и срок тому учинил два месеца всем людем наряжатись, и кони кормить, а у пяти бы человек телега была, а, по три кони у человека, и корму бы себе напасли много; а опричь иного корму, было бы у пяти человек по два вола; а яз царю о том накрепко говорил, чтобы пошол на Орду, а по своей правде на Ахматовых детей и на Литовского был бы с тобою заодин. И царь нам говорил: ходили есмя много и далече есмя были своих недругов дошли, а уж истомився и кони у нас истомились и корму у нас у всее рати уже не было, а и ныне недругов есмя своих видели. Ож Бог даст опочинув, коней и корму с собою взяв много, да взяв с собою и пушки, да с приправою на Орду идем. Однолично брату моему великому князю яз как на чем молвил и правду учинил, на том и стою, другу есми его друг, а недругу недруг, а на Ахматовых есми детей и на Литовского с братом есми с своим с великим князем заодин. А что, государь, послал еси ко царю своих казаков, [379] Резака самого третьего, и царева человека Кутуша с ними вместе отпустил еси ко царю, и Резак с товарищи и Кутуш приехали ко царю в Перекопь на Чепчак назавтрее Госпожина дни, в четверг. И мы с Резаком у царя были и грамоту, государь, твою царю чли. И яз царю говорил, чтобы однолично пошол на Орду, а был бы у них на хребте и недружбу чинил, сколко Бог пособит, а на Ахматовых детей и на Литовского был бы с тобою заодин. И царь тож нам говорил, что однолично иду на своих недругов. А Тулуш и с товарищи и царев человек Алдербыш приехали ко царю в Крым во вторник по Покрове; и мы с Тулушом у царя были и грамоту твою царь велел себе чести перед нами. А что, государь, в своей грамоте с Тулушом писал еси, мне велел царю говорити, и яз то царю говорил. И царь велел у себя детем своим быти да и князем, да велел царь грамоту твою себе чести перед детми и перед князми, да и мне царь велел перед детми и неред князми говорити. И яз царю говорил, чтобы царь сам ныне на конь всел и пошел бы ратью на твоих и на своих недругов; а за какими делы сам не всядет на конь, и он бы детей своих послал со всеми своими людми, да оттоле бы твоим и своим недругом велел свою недружбу чинити, сколко ему Бог пособит: коли ваш недруг Ши-Ахмет промежи вас пришел, а с недругом же с вашим с Литовским снимается, ино бы вам как дал Бог в ту пору недругом своим гораздо недружба довести. И царь, говоря с детми и с князи, людем своим всем велел быти готовым с собою. А нам царь говорил: кони у вас опочинут, оже Бог даст и яз сам всяду на конь, да однолично иду на своих недругов; а брат мой князь велики оттоле рать свою к нам на пособь послал, а яз к великому князю весть пошлю. Да был царь в Кафе, виделся с салтаном, да взял у салтана пушки да десять человек, которые из пушок стреляют; да дал салтан царю сто человек на пособь. И царь, приехав в Кыркор, нам говорил: то есмя отведали, что недругу нашему Ши-Ахметю зимовать на усть Семи; и яз однолично на сей зиме иду на своих недругов; а к брату своему к великому князю ныне посылаю с своею грамотою своего человека Шептяка. И как к великому князю Резак и Шяптяк с моею грамотою приедут, и брат бы мой князь велики однолично ныне ко мне рать свою на пособь многих людей послал на тех на своих и на моих недругов, да перед своею ратью, кою ко мне пошлет, князь велики послал бы ко мне своего человека с тем, что ко мне рать свою послал, да и моего человека Шептяка с тем с своим человеком вместе отпустил бы ко мне, а велел бы князь велики тому своему человеку наеждати меня на усть Самара, или на усть Ореля у Днепра, а рать бы мою за ними ко [380] мне послал; и яз моему человеку Шептяку приказал, велел есми себя наежжати на усть Самара, или на усть Ореля у Днепра ж. И как великого князя человек и Шептяк ко мне приедут с тем, что ко мне великого князя рать идет, и яз к великого князя воеводам против пошлю своих людей с тем, где ся им велю с собою сойти. А яз однолично пойду на своих недругов, чтобы нам как дал Бог ныне недругом своим гораздо недружба доспети. И как нас от того нашего недруга от Ши-Ахметя Бог помилует, и яз таки оттоле и иду ратью со всеми моими людми на Литовского землю, да сам стану под Киевым и детей моих со всеми своими людми да и великого князя рать пошлю, да велю воевати Литовского землю и недружбу чинити, сколко нам Бог поможет. А брат бы мой князь велики моим воеводам приказал, велел бы им со мною делати заодин. А яз брату моему великому князю как на чем свое слово молвил и правду учинил, на том и стою, другу есми его друг, а недругу недруг, а на Ахматовых детей и на Литовского с братом моим с великим князем есми заодин. И в середу, государь, перед Николиным днем, царь Резака и моего человека Шептяка с своею грамотою к тебе ко государю послал; а от того дни и срок тому учинил царь два месеца, что ему самому всести на конь и ратью ити на Ахматовых детей. А яз тебе своему государю челом бью.

А се другая грамота Ивана Мамонова с Резяком.

Государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси холоп твой Иванец Мамонов челом бьет. К Менли-Гирею, государь, ко царю турской салтан присылал своего человека; и царь нам сказывал: которого своего человека турской к нему присылал, а того ж своего человека салтан турской к королю к угорскому посылал с тем: были есмя с тобою в докончанье; и ты нынеча на Дунае мост чинишь и рать свою всю собрал еси; и ты докончанье хочешь испортити. Будет так, и ты бы далече к нам не томился, мы и сами против тебя будем. А рать сказывает у турского вся была собрана. И король угорской к турскому салтану сказывает то отказал: присылал ко мне папа книги о том: не пойдешь на турского, и мы тебя в проклятые положим. И яз то с себя сводил. А ныне, сказывает, угорской и турской рати роспустили; а турской ныне во Царегороде, а полского короля не стало; и царь сказывает нынеча на полском королевстве Жидимат. А волошского Стефана, сказывает царь, с угорским и с полским и с литовским в миру. Да говорил царь к волошскому Стефану: посылал есми моего человека, и он ко мне человека моего отпустил ни с чем, а с недруги с нашими в миру; а ко мне давно хотел посла своего послати, и посол его у меня не бывал. А про Нагаи, государь, здесь сказывают, что сей осени [381] пять мурз приходили к Асторокани и улусы черные поимали; а под городом стояв семь ден да пошли прочь. А к Азову, государь, сказывают приходили Черкасы с четыреста человек; а Оузь Черкас и Карабай в ту пору с поля пришли. И Черкасы, пришод к городу за пять. верст, да стали втай, а тритцать человек к городу послали. И те, ехав под Азов, да животину отгнали. И Азовские казаки Аузь Черкас и Карабай, а всех их человек с двесте, да за теми Черкасы в погоню пошли, которые у них животину отгнали; и те их примчали на своих таварищов, где они стояли; и Черкасы Азовских казаков побили сказывают человек с тритцать; а Озовских утекли в город; а Узь Черкас и Коробая сказывают тут же убили. А про Орду, государь, слух таков, что добре сказывают блюдутся тебя; а хотели, сказывают, добре от них многие люди, чтобы как бежати назад, ино не на чем, безконны добре, а сказывают и охудали и кочюют на рознь: к Менли-Гирею царю и ныне, по Веденьеве дни, пришли из Орды пеши человек с пятдесять, иные и с женами пришли. А яз тебе государю своему челом бью.

А се грамота Феодора Киселева с Резяком.

Государю великому князю Ивану Васильевичу всеа Руси холоп твой Феодорец Киселев челом бьет. Приехал есми, государь, в Кыркор в неделю по Юрьеве дни; а назавтрее, в понеделник, велел ми царь быти у себя. И яз у царя, государь, был и речь есми царю от тебя говорил. И царь, государь, твоему здоровью рад. А речь, государь, царева: рад есми итти на брата на своего недруга и на своего на Ши-Ахметя царя, недружбу ему хочу чинить, сколко ми Бог пособит. А хотел есми пойти на сей осени на брата на своего недруга и на своего, и яз за тем не пошол, что у нас полных вестей не было, где им зимовати, да и кони наши истомны были добре. А ходил есми на того ж на брата на своего недруга и на своего на Ши-Ахметя царя; а нынеча ми сесь час пойти нелзе: кони ещо наши силы не нанялись; а ялося против студеных ден; а даст Бог однолично с сех мест спустя два месяца, сам сяду на конь с своим братом и с своими детми и со всеми своими людми пойду на брата на своего недругов и на своих, а в полтретьятцать ден, чаю, дойдем своих недругов. А брат бы мой князь велики Иван прислал ко мне своих воевод со многими людми на пособь. А которого есми человека своего послал к брату своему с его казаки с Резяком и с его товарищи, и брат бы мой князь велики того моего человека ко мне часа того отпустил с своим человеком, а велел собя наежжати на усть Ореля, или на усть Самара у Непра. А которых воевод брат мой с людми ко мне отпустит на пособь, и они бы шли за ними; и как ко мне приедет брата моего человек да мой человек Шаптяк с теми, что ко мне [382] великого князя воеводы с людми идут, и яз пошлю против своих людей, где им велю с собою сниматись. А на чем есми брату своему великому князю слово молыл и гиравду учинил, на том и стою, другу есми брата своего друг, а недругу недруг, а на Ахматовых детей и на Литовского с ним есми заодин. А то, государь, царь собе чинил срок от Николина дни два месеца. А турской, государь, салтан во Царегороде; слух, государь, таков: валка ему была с угорским и люди у них были собраны с обе стороны; а нынеча кажут люди у них розпущены. А того, государь, слуху нет, меж их мир есть ли, или нет. А про волошского, государь, кажут с Полским и с Литовским в миру; а валки, государь, им не кажут ни с кем. А на Полском, государь, королстве Жидимант. А про Литовского, государь, гонца про Салтана царь мне велел к тебе отписати, что у него поиман. А мне, государь, царь велел с собою наряжатись.