О ПРИМЕНЕНИИ ЗАКОНА 6-ГО ИЮНЯ 1909 ГОДА О ПОХИЩЕНИИ СКОТА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ (В ТЕРСКОЙ ОБЛАСТИ).

Показания туземцев на предварительном и судебном следствиях.

В жизни туземцев Северного Кавказа, в отношениях их между собой, к русскому населению и к русской власти, особенно административной, в сильной степени сказывается влияние культуры восточной.

Туземцы — большие политики; они избегают поступать и говорить открыто, часто стараются предугадать, чего добивается от них, но их мнению, власть, удовлетворить до известной степени ее требования и в то же время, цепью ухищрений, соблюсти и отстоять свои интересы.

Не так давно в Грозненском округе, при опознании трупа абрека, убитого правительственными войсками, которого администрация первоначально сочла за Зелимхана, приведенные к трупу старики чеченцы заявили, что убитый действительно Зелимхан и что они узнают его по таким-то приметам. Когда, через некоторое время, выяснилось, что убитый вовсе не Зелимхан, а ингуш, лишь похожий на него, то те же старики чеченцы сказали, что первоначальные свои, заведомо неверные объяснения они дали лить потому, что думали, что такой ответ их будет угоден местной администрации.

Не выработав путем совещаний со своими родственниками, почетными стариками, муллами и рядом заинтересованных лиц тактики действий, туземец всеми доступными для него средствами будет уклоняться от дачи показаний по делу. Туземец избегает также допросов внезапных, по делам ему неизвестным, ответов на вопросы, из коих он не в состоянии заключить о сущности дела, по которому его допрашивают, о лицах, заинтересованных в этом деле, и о значения для последних тех или других его показаний. В подобных случаях туземец ссылается на свое незнание обстоятельств дела или варьирует свои показания в предположении пользы ми вреда их для тех или других лиц.

Не решив вопроса о примирении, не только вызываемые избегают являться к судебному следователю, но и самое дознание не производится или замедляется в направлении.

Хотя значение присяги между туземцами и пало, но, допрашивая их, надо принять за неуклонное правило толково, внушительно и кратко предупреждать их о том, что на суде они будут допрошены из под магометанской присяги и что за ложное [289] показание им грозит наказание; при таком предупреждении некоторые туземцы показывают правду.

В отношении присяги совершенно в особом положении находятся осетины. Часть их номинально исповедует православие, другая часть — магометанство, в сущности же говоря, большинство осетин не принадлежит ни к одной из этих религий. Осетины, называющие себя православными, вместе с осетинами магометанами имеют до настоящего времени известное святилище «Реком», близ Цейского ледника, и ряд часовен в разных местностях Северного Кавказа, около коих приносят языческие жертвы из баранов и прочего; те же осетины, православные, не знакомы с догматами исповедуемой ими религии и не знают своих православных имен, данных им при крещении.

При допросах туземцы, и туземные женщины в особенности, затрудняются в определении своих лет, почти никогда не знают их в точности и называют их лишь приблизительно, а обвиняемые, будучи, очевидно, знакомы со значением для них несовершеннолетия, умышленно преуменьшают свои года, и часто какой нибудь верзила, потупив очи долу, уверяет судебного следователя, что он переживает лишь 14-ую или 15-ую весну своей жизни, тогда как в действительности ему не менее 24—25 лет. Пятидесятилетний туземец-старик говорит, что ему 30 или 70 лет. Часто на вопрос о летах туземцы молчат или говорят: не знаю, — и еще чаще возраст их приходится определять лишь до внешнему виду их. Надо заметить, что определение лет туземцев доставляет много затруднений следственной власти еще и потому, что муллы лишь недавно стали вести метрические записи, каковых ранее не существовало.

Если событие преступления отдалено от времени допроса, то туземец почти никогда на следствии не устанавливает даты происшествия и никогда уже совершенно не назовет года, месяца, числа и дня события и на все эти вопросы отвечает обыкновенно: не знаю.

Дату события туземец определяет таким образом: во время покоса, во время уборки сена, кукурузы или проса, зимой, до или после уразы — магометанского поста, а если желает точно определить недалекое время говорит: 19 дней тому назад.

Под влиянием адата, судопроизводства в горских словесных судах и процедуры очистительной присяги, туземец-потерпевший совершенно не различает прямого обвинения в совершении [290] преступления и подозрения в нем. Два эти понятия сливаются в сознании туземца, и на вопрос, кто украл, — он называет лицо подозреваемое, часто со слов тайного доказчика, не приводя никаких фактических данных в подтверждение своего подозрения и упорно не называя тайного доказчика, так как ему по адату «стыдно» открыть имя такового. Голословно указав подозреваемого, туземец иногда выражает удивление по поводу направления дела в порядке 277 ст. уст. угол. суд. и говорит: «Ведь я сказал, что мою лошадь украл такой-то, так почему же судебный следователь его не сажает?» Надо отметить, однако, что у туземцев все более и более укореняется убеждение в том, что русский суд разбирает дела по «ясным» уликам и доказательствам, как они их называют.

Что касается достоверности показаний туземцев, то надо сказать, что степень этой достоверности весьма не высока, и из них наиболее недостоверны показания осетин, вероятно, в силу указанного нами выше отсутствия у них религиозно-морального принципа. Практика показывает, что осетину ничего не стоит, под влиянием тех или других соображений, несколько раз изменить свои присяжные и неприсяжные показания и отказаться от первоначальных. В равной почти степени недостоверны показания чеченцев и ингушей. Ингуши порой обнаруживают удивительную изобретательность в своих показаниях, и таковые иногда отличаются ажурной тонкостью лжи, которую разбить весьма не легко и которая невольно заставляет любоваться собой специалиста исследователя, тем более, что ингуш никогда не отдается добровольно в руки правосудия. Все туземцы легковерны, многословны и многоречивы, а ингуш в защиту себя или своего родственника готов произнести целую речь с довольно искусным подбором фактов и небылиц. Наиболее достоверными, наиболее бесхитростными (сравнительно) и легко разбиваемыми должны быть признаны показания кабардинцев.

В туземных делах почти всегда наблюдаются две резко разграниченных между собой стороны, из коих по мотивам мести или вражды одна обвиняет, а другая защищает, — обе во что бы то ни стало, — известное лицо или ряд лиц.

Во время допросов, туземцы избегают прямых ответов на вопросы, стремятся часто дать ответ уклончивый, оставляют себе про запас и на всякий случай лазейки, чтобы в случае надобности можно было отпереться от своего показания, и [291] следственной власти необходимо следить за пресечением им таких клонящихся ко вреду дела возможностей.

Показания туземцев отличаются восточной витиеватостью, лукавством и порой образностью выражений.

Насколько туземец избегает определенности в своих показаниях, видно, например, из такого диалога, выхваченного из практики. — По производству следствия о растрате казенного имущества было совершенно точно установлено, что в момент растраты обвиняемый находился в сильнейшей степени опьянения. О том же обстоятельстве допрашивается туземец очевидец. — «Был такой-то пьян?» — «Не знаю». — «Видел его в это время?» — «Видел». — «Ну и что же, был пьян?» — «Не знаю». — «Как же не знаешь?» — «Не знаю». — «Водку он пил?» — «Пил». — «На санях потом спал?» — «Спал». — «Когда шел — нетвердо стоял на ногах, качался и падал?» — «Ей Богу, верно!» — «Ну, так значит, был пьян?» — «Да, кажется, пьян».

Отмечая, например, падение значения магометанской присяги, туземец одной народности говорит про другую: «им присягу принять, что чашку воды выпить».

Определяя по-русски вора, туземец назовет его обыкновенно или абреком, или «мошенником», — последнее чаще; про человека сомнительной репутации говорит: «он человек мутный».

Туземный помощник старшины, реабилитируя себя в том, что он недостаточно энергично преследует конокрадов в своем селении, заявляет на следствии: «Клянусь Аллахом, у меня глаз болит, когда я вижу мошенника, так бы взял его и на веревке привел, к начальнику области». На веревке его, однако, он не поведет, и глаз у него вовсе не болит, и надо думать, что и сам бы он не прочь воспользоваться при удобном случае чужой лошадкой.

Туземцы Северного Кавказа, ведущие старинное куначество с казаками, ухаживающие за их женами, постоянно сталкивающиеся с русским населением края, бывающие на русских базарах и ярмарках, ездящие по железным дорогам, побывавшие в центральной России и на Дальнем Востоке, занимающиеся торговлей и ссыпкой хлеба, в настоящее время почти поголовно говорят по-русски, но избегают давать показания без переводчика судебному следователю, а на суде и вовсе отказываются говорить по-русски. Туземец, давая показание по делу, которое грозит ему или другим лицам, связанным с ним какими нибудь узами, [292] неприятностью, стремится поставить себя за ширму, иногда двойную, — в лице двух переводчиков, с ингушского, например на кабардинский, а потом на русский язык, для того лишь, чтобы, понимая прекрасно вопросы судебного следователя, выгадать наиболее продолжительный промежуток времени для обдумывания ответов на них, в то же время проверяя переводчика, а иногда, увлекшись, и поправляя его.

На значении на предварительном и судебном следствиях перевода и переводчиков мы подробно останавливаться не будем, так как вопрос этот в достаточной степени разработан, скажем лишь, что нам думается, что в русской стране и в русском суде постепенно и неуклонно должна проводиться, как общее правило, та тенденция, что туземец, имеющий дело с русским судом, должен говорить по-русски, но не наоборот.

Надо заметить, что судебное следствие более зависит от свидетельских показаний и верности перевода, чем предварительное. При правильной постановке следственного дела значение переводчика парализуется совершенно. В самом деле, судебный следователь, выехав на место происшествия, сразу становится в центр круга сведений, формальных и неформальных, по данному делу. По дороге к месту происшествия содержатель местной земской почты, влиятельный казав, везущий следователя, знакомит его с обстоятельствами дела, молва о коем с быстротою телеграфа разнеслась уже по округе. По приезде на место происшествия, спросите старшину подробно не только о том, что ему удалось обнаружить до вашего прибытия, но и о его предположениях по делу. Поговорите о том же с писарем, который писал протокол дознания, со знакомым стариком, в относительной справедливости, правдивости и незаинтересованности коего в этом деле вы уверены. Родственники подозреваемого и потерпевшего обратятся к вам, с какими нибудь просьбами, и часто рассказ их о событии преступления будет противоположен друг другу.

На обратном пути с вами поедет содержатель почты, туземец, и он будет говорить про то же дело, пожалуется, быть может, на старшину или на его несправедливость и ошибки. Как губка, впитывающая воду, или как пчела, собирающая мед, вбирайте в себя все эти сведения в целях полного раскрытия дела, так как, чем более будет у вас сведений, чем на более широких кругах будет начато следствие, тем более [293] будет данных к всестороннему исследованию деда. Помните, что вы действуете в интересах раскрытия истины, что на вас лежат обязанности розыскного чиновника, кои вы, при известном умении и такте, исполните, ни на иоту не теряя своего судейского достоинства. Устали вы, хотите подумать, привести в порядок эти сведения, сгруппировать их, отделить важное и верное от незначительного и сомнительного, — прекратите разговоры, присядьте на холме кладбища, смотрите на горы или на протекающую внизу речку, и все, в тишине, сгруппируется в вашем уме. Сделать надлежащий отбор этих сведений, это — дело уже опыта и способностей судебного следователя.

Надо заметить, что такой способ собирания сведений предполагает хорошее знакомство следователя со своим участком, прочную связь участка с ним, знание местного быта, нравов и взаимоотношений ряда лиц, выбор надлежащих источников этих сведений и строгую объективность в оценке их. С другой стороны, указанным путем вы можете получить настолько ценные сведения, коих не добыть полиции, коих и вам впоследствии не добыть никакими формальными допросами и кои потом претворить в акты предварительного следствия и зафиксировать в деле опять-таки — вопрос умения и способностей судебного следователя.

Те же первоначальные сведения дают возможность тут же на первых порах обратить внимание на такие подробности дела, кои могли бы ускользнуть от вашего внимания, и они же дадут основания для ряда поручений полиции в том или ином направлении.

Ценно весьма также и то, что туземцы часто по разным соображениям не говорят всего, известного им, своему старшине, с коим его односельцев связывает слишком много разнородных нитей, и, если судебный следователь заслуживает их доверия, то они приберегают наиболее важные сведения именно для него, о чем иногда и заявляют на дознании: — «Дам показание у судебного следователя».

Иногда весьма ценные сведения сообщаются влиятельными лицами, не только туземцами, но и русскими, под абсолютным условием, чтобы имя дающего эти сведения не было известно никому, кроме судебного следователя. В таких случаях последнему надо решить, воспользоваться ли этими сведениями в предлагаемой форме, зафиксировав их впоследствии в деле тем или другим нутом, или утерять их для дела совершенно. [294]

Имея в руках дознание, частные сведения и выспросив старшину по всем обстоятельствам дела, уже нечего бояться влияния переводчика на ход следствия, который при таких условиях и не в силах оказать его.

Надо еще принять за правило — как можно меньше оставлять дело в руках канцелярия и никогда не высказывать перед ней тех или других соображений о ходе дела и о предполагаемом направлении его.

Записывая самому показания, полезно давать читать их в своем присутствии письмоводителю или переводчику, чтобы свидетель видел, что показание его записано точно и правильно.

Туземец, поставленный в необходимость дать показание без переводчика, в громадном большинстве случаев дает их вполне удовлетворительно, и надо только уметь с ним разговаривать и задавать ему вопросы.

Общая система допросов туземцев особенностей не представляет и так же, как при допросе русских, крайне индивидуальна, применительно к каждому данному лицу. В этом отношении у лица допрашивающего, как на предварительном, так и на судебном следствиях, должен быть сильно развит навык допроса и умение с первого взгляда определить, что за личность находится перед ним. Опытному и наблюдательному следователю все в этом отношении дает ценные указания. Кто такой свидетель и что он объяснял ранее, известно из дознания, остается посмотреть, как он вошел, как смотрит, здоровается или нет, как стал, как отвечает на первоначальные вопросы о фамилии, летах и проч., сколько времени соображает перед ответами и т. д.

По первым вопросам по существу допроса намечается дальнейшая система и способ задавания вопросов, и следователь, в случае неправильно взятого курса, имеет возможность изменить его. Спокойствие, безучастность, строгость, «ты» или «вы» (крестьяне часто на вопрос, обращенный на «вы», начинают отвечать «мы», при чем становится непонятным, говорит ли свидетель только о себе, или и о ком нибудь еще другом), шутка, вопросы внезапные, дача возможности свидетелю выговориться до конца, ответы по вопросам, показывание вашей осведомленности по делу, сообщение свидетелю опрашивающих его сведений, фамилий, места, лица или времени, реплика, будто случайная, в сторону переводчика, все это, при надлежащем [295] применении в рамках строгой законности, дает результаты положительные.

Интересно, что русское и туземное население Северного Кавказа, в сношениях между собой, выработало особый местный воляпюк, твердо установившийся в отдельных словах и построениях фраз и одинаково понятный обеим сторонам. В жаргон этот вошли наиболее употребительные слова русского и туземного языков. Одно хорошо известное слово, путем прибавления к нему тех или других существительных, получает разное значение. Вместо местоимений личных — «я», «ты» — употребляется: «твоя», «моя». Фразы: куда идешь, ты курил, хочешь курить — на воляпюке передаются таким образом: Куда твоя пошел? Твоя табак кушал? Твоя табак хочет кушать? В этот жаргон вошло много туземных и русских слов, например: карапчить — красть, тарушка — жена, женщина, тащить — нести и везти. Лицо, владеющее этим жаргоном, не строя однако длинных фраз, удовлетворительно в кругу повседневных понятий объясняется с туземцами.

Туземец — лукавый ребенок, на которого при умении можно влиять шуткой, строгостью тона, насмешкой и похвалой, к которым туземцы очень чувствительны, и другими способами, выбор коих зависит от умения примениться к психологии данного лица.

Опознание похитителей крупного рогатого скота и лошадей.

При производстве предварительного следствия на Северном Кавказе следственной власти весьма часто приходится считаться а учитывать в той или другой форме национальную рознь и антагонизм, существующий с одной стороны между русским населением края-крестьянами и казаками и туземцами, и с другой стороны — между туземцами разных народностей. Особенной и печальной, надо прибавить, известностью, в этом отношении, пользуется вражда между казаками и ингушами и между ингушами и осетинами, вражда, быть может, и исторического происхождения, по базирующаяся в настоящее время на преступности той иди другой народности.

Национальный мотив проявляется особенно ярко при опознании злоумышленников и при принадлежности опознающих и опознаваемых к разным нациям и народностям.

Так же, как и похищенный скот, злоумышленники, подчас, опознаются «с горя» русскими, в особенности крестьянами и из мести туземцами. [296]

Конечно, во всех случаях опознания задачей следственной власти является установление достоверности опознания, очищение мотивов его от всяких посторонних элементов и регулирование его, так сказать.

Самый процесс опознания никаких особенностей не представляет, но в некоторых случаях бывает до чрезвычайности затруднен тем, что постороннему человеку, даже при обыкновенной обстановке, отличить туземцев друг от друга очень трудно, а иногда и почти невозможно. Затрудняется опознание также и другими местными условиями похищений: внезапностью, быстротой, почти моментальностью их совершения, деморализацией и испугом потерпевших, атмосферными условиями — туманом, темнотой и проч. и тем, что злоумышленники нападают с лицами, закутанными башлыками, и принимают все меры к тому, чтобы не быть узнанными ни во время нападения, ни впоследствии.

Надо принять за общее правило, что добросовестное опознание, если злоумышленники ранее не были известны и при нападении не допустили какой нибудь неосторожности, для крестьянина, как наименее наблюдательного и наиболее поддающегося страху, вообще говоря, невозможно. Казак может опознать злоумышленника-туземца в тех случаях, если оп знал и видел его ранее. Скорее всех туземца опознает туземец же.

Крестьянин, да и вообще русский, не улавливает особенностей в чертах туземных лиц. Надо к тому же заметить, что одежда туземцев крайне однообразна: черные бурки, черные, коричневые или серые папахи, серые, коричневые или белые башлыки, такие же иногда с зеленоватым, синеватым или красноватым отливом черкесски, ночью все равно кажущиеся серыми.

Туземцы, из боязни опознания, избегают нападать на лиц, их знающих, а если, в силу каких нибудь причин, такое нападение и совершилось, то злоумышленник, боящийся быть узнанным, будет держаться отдельно от других нападающих, а потерпевших отведут в сторону и заставят их повернуться спиной к месту нападения, Если во время нападения кто нибудь из злоумышленников будет опознан, то лицо опознавшее, показавшее это, из опасения выдачи им впоследствии преступников, будет убито.

В большинстве случаев добросовестный потерпевший, описав [297] приметы злоумышленников и их лошадей, насколько он их успел заметить, ссылается на темноту и свой испуг и заявляет, что опознать злоумышленников, при предъявлении, он не в состоянии.

На вопрос о народности злоумышленников крестьянин часто отвечает: «А Бог его знает, азиат, да и только».

Потерпевший иногда добросовестно ошибается в опознании, иногда его вводит в заблуждение кажущееся или действительное сходство злоумышленника с каким нибудь другим лицом.

Иногда потерпевший опознает лицо совершенно постороннее, и не потому, чтобы он узнавал его в действительности, а в силу совершенно посторонних соображений, потому, например, что следы приведены в то селение, где живет лицо опознаваемое, последнего в момент похищения не было дома и кто нибудь шепнул потерпевшему, что именно это лицо похитило у него лошадей или скотину.

Часто потерпевший не отдает себе отчета в последствиях опознания. Кроме того большинство потерпевших крестьян, казаков и туземцев крайне легковерно, они верят всяким слухам, да и хочется им верить, чтобы тем или другим путем вернуть похищенный скот или стоимость его.

Часто, из боязни мести в той или другой ее форме, потерпевший уклоняется от опознания.

Несомненно, что опознание в натуре достовернее, опознания по фотографическим карточкам, но к последнему часто приходится прибегать из соображений чисто практических, при невозможности или крайней затруднительности предъявления в натуре. Для опознания по фотографии, не говоря уже об ее искажениях, требуется известная доля зрительного и художественного навыка, чем не всегда обладает потерпевший. Этим объясняется, что лицо, опознанное в натуре, не опознается по фотографии, иди, наоборот, что из двух лиц фотографию опознает лицо, более развитое, или что потерпевший опознает лицо, изображенное на карточке, лишь в одном каком нибудь положении, например, en face, а в другом положении опознать не может.

В случае сомнительного опознания по фотографии необходимо произвести предъявление в натуре, сумев создать для того подходящую обстановку ⁶, предусмотрев подробности ее и [299] сделав для того ряд приготовлений, без соблюдения коих опознание может утерять, и раз навсегда, характер достоверности. При предъявлении надо принять все меры к тому, чтобы опознающие до самого момента опознания не видели опознаваемого, вводились в помещение, где производится опознание, поодиночке и сейчас же, после опознания, удалялись в изолированное помещение, отнюдь не встречаясь с лицами, коим опознаваемый предъявлен еще не был. В то же время весьма полезно передвигать опознаваемого с места на место для того, чтобы опознающие не могли узнать заранее, где и каким по счету он будет стоять, и по этому лишь признаку опознать его.

При известном навыке и внимательности (надо также установить наблюдение за дверями и окнами, чтобы в них кто нибудь не подглядывал и не подслушивал за ними), имея в распоряжении две — три комнаты, судебный следователь всегда в состоянии произвести обстоятельное и достоверное опознание злоумышленников в натуре.

Мы расскажем по отношению к коно- и скотопохищениям несколько случаев опознаний.

По делу о разбойном похищении лошадей, соединенном с покушением на убийство, обвиняемый туземец, ингуш, предъявлялся в тюрьме, в ряду других лиц, реалисту 1-го класса, сыну потерпевшего. Мальчик с минуту молча и просто, наивными, детскими глазами рассматривал предъявленных ему лиц. Ни один мускул желтовато-бледного лица обвиняемого в это время не дрогнул, и лишь судебному следователю было заметно, как у туземца дрожала кисть правой руки, опущенной вниз. Обвиняемый опознан не был. Впоследствии уже, при предъявлении следствия, ингуш этот геркулесовского сложения, на вопрос следователя, сказал, что у него дрожала рука «от страха». Действительно, момент следствия был решающий, и, в случае опознания, туземцу грозила смертная казнь.

По делу о разбойном похищении лошадей и другого имущества у богатого крестьянина-хуторянина, последний опознал двух туземцев злоумышленников, опознание же третьего задержалось благодаря его нерозыску. Родственники последнего туземца стали изыскивать способы, как бы вызволить его из беды. Начали [] ездить и засылать к потерпевшему своих знакомых, сначала предлагали мириться, потом стали уверять, что туземец этот никакого участия в разбое не принимал, страдает невинно, потерпевший ошибается, признавая в нем одного из злоумышленников, наконец стали грозить крестьянину местью. «Убьем, если погубит нашего», — передавали через знакомых мужиков потерпевшему. Нападение между тем было совершено засветло, до захода солнца, потерпевший хорошо рассмотрел злоумышленников, которых знал ранее, и не шел ни на какие компромиссы. Перекинулись тогда туземцы кунаками-приятелями, ездят к потерпевшему, чай у него пьют, разговаривают. — «Ты, ей Богу, хороший человек, приезжай к нам в гости. Правильно ты поступаешь, нам тоже надоели все эти мошенники. Пора их выводить, чтоб чорт их побрал совсем! Мы тебе будем помогать». Наконец третьего злоумышленника задержали. Приехали опять родственники и другие туземцы. — «Клянусь Аллахом, это мы его поймали, но ты, смотри, не ошибись. Будет тебе судебный следователь его показывать до двух или до трех раз. Первый раз, если увидишь его своими глазами, скажи, что не он, а то все дело испортишь. Следователь тебе никак наперво не поверит. «Развесил уши старый простоватый крестьянин. Получил повестку от судебного следователя, поехал. По дороге опять встречается кунак. — «Ну, что, куда едешь?» Потерпевший рассказал. «Так смотри же, первый раз ни за что не признавайся, чтобы следователь тебе не говорил; первый раз он так себе, для отвода глаз, будет предъявлять мошенника». Приехал потерпевший к судебному следователю. Вот ряд лиц, и между ними злоумышленник, и глаза горят у него ненавистью и боязнью в одно и то же время. Глянул на него потерпевший, и, как судебный следователь его ни распрашивал, категорически отказался от опознания. По другой версии он не опознал злоумышленника из боязни мести родственников последнего.

В 19.. году у двух крестьян, на проезжей дороге, туземцы отбили лошадей. Первоначально потерпевшие заявили, что никого из злоумышленников опознать не могут, а затем, надумав что-то, показали, что одного туземца они узнали, всегда могут его опознать и что туземец этот их сосед по хутору, у которого они ранее работали и которого знают несколько лет. На дознании и на следствии ингуш этот был опознан. Между тем, хотя его в ночь происшествия дома действительно не было, [300] но он с несомненностью установил свое alibi и кроме того оказался человеком мирным, занимавшимся своим хозяйством и к тому же больным. Крестьяне, однако, стояла на своем, и, когда опознанный был заключен в тюрьму, чего, в сущности говоря, она только и добивались, потерпевшие, не скрывая того, что опознание их ложное, стали требовать у родственников заключенного 500 рублей за отказ от опознания. Опознание в данном случае было заведомо недостоверное, и потерпевшие руководились такими соображениями. Опознанный — ингуш, следовательно, вор. Если он захочет, то розыщет наших лошадей, а чтобы заставить его сделать это или уплатить нам убытки, попробуем заявить, что именно он их и похитил. Удивительно беспощадной бывает иногда логика у потерпевших, которые по неразвитости своей не могут или не хотят считаться с последствиями их заявлений и опознаний и добиваются во что бы тони стало возмещения своих убытков.

Возмутительный случай отказа от опознания злоумышленников, характеризующий отношения туземцев к русским переселенцам-крестьянам, вызванный религиозным и национальным антагонизмом, также и плохими соседскими отношениями, мы расскажем наконец.

В глуби кабардинских гор и степей находится небольшой крестьянский хутор, расположенный на земле, купленной у соседей осетин. На почве расплаты за купленную землю у хуторян сразу создались враждебные отношения с осетинами, а потом новый взаимные потравы, запашки земли, мелкие соседские недоразумения, и отношения и с осетинами и соседями кабардинцами еще более ухудшились. Таким образом, создавшаяся вражда продолжалась несколько лет. Ни одна, ни другая сторона не хотели и не могли найти выхода из создавшегося положения. На почве той же вражды произошли два убийства, при чем сначала был убит хуторянин, а потом осетин.

Весной 19.. года, в самый разгар полевых работ, часа за два до заката солнца, на земле хуторян появилась шайка из 7—8 конно-вооруженных туземцев, по всей вероятности, кабардинцев, или с ингушами вместе. По кабардинской земле злоумышленники ехали шагом, подъехали к пахавшим рядом с хуторянами кабардинцам, поговорили с ними, отдохнули немного, напились воды, покурили, а затем в карьер понеслись к хуторянам и отобрали у них всех находившихся в степи [301] лошадей, на глазах 30-ти очевидцев туземцев. В момент нападения было совершенно светло. Мужики растерялись, а злоумышленники, сбив лошадей в кучу, проехали шагом мимо туземцев, у которых ничего не тронули, и скрылись. Мужики, оставшись в самое горячее рабочее время без лошадей, пришли в совершенное отчаяние. Туземцы очевидцы проявили полное равнодушие к случившемуся, ни в момент нападения, ни для преследования злоумышленников не оказали никакой помощи и на дознании и на следствии заявили, что они никаких примет злоумышленников и их лошадей не заметили, опознать их не могут, и не дали никаких указаний к розыску и установлению личности похитителей, несомненно им известных, так как впоследствии оказалось, что часть их была из соседнего кабардинского селения.

Меры пресечения способов уклоняться от суда и следствия по делам о коно- и скотопохищениях.

Избрание той или другой меры обеспечения личности обвиняемых по делам о коно-и скотопохищениях, в виду распространенности этих преступлений на Северном Кавказе и в силу некоторых местных условий и особенностей, имеет важное значение для успешной борьбы е ними.

Надо прямо сказать, что подписка о неотлучке и надзор полиции к туземцам совершенно не применимы.

Так как подписка о неотлучке — самая легкая мера обеспечения личности, и нарушение ее, в сущности говоря, не влечет для нарушителя никаких невыгодных последствий, то подобная мера пресечения может быть применена к лицу, относительно коего у следственной власти существует безусловное убеждение в том, что лицо это никуда не скроется, и вместе с тем к лицу, у коего столь развито чувство законности, что оно сочтет подписку эту для себя нравственно обязательной, — как слово, данное представителю закона.

Вообще говоря, это — слабая и культурная вместе с тем мера пресечения. Во имя каких же мотивов она может быть применена к туземцу, коему равно непонятны и сущность ее, и форма?

Что касается надзора полиции, то, по местным условиям, мера эта, вполне обеспечивающая личность казака, мало применима к туземному и крестьянскому населению, потому что фактический надзор вовсе не будет осуществлен и потому что местный [302] крестьянин часто возвращается в Россию, переселяется на новые места в Сибирь или Закавказье и переходит с места на место в пределах Кавказа. Надзор полиции достигает цели лишь там, где полиция в состоянии проследить за всеми передвижениями данного лица. Против казака, коему грозит наказание, сопряженное с лишением всех прав состояния, если только обвиняемого не требуется по каким либо соображениям заключить под стражу, вполне достаточно избрать надзор полиции, и можно быть уверенным, что явка его в суд обеспечена. Это объясняется оседлостью казачьего населения и его дисциплинированностью. Практически эта мера обеспечения личности осуществляется по отношению к казаку обыкновенно лишь тем, что атаман станицы вызывает его в правление и объявляет ому, что отныне он состоит под надзором полиции. Как казаки относятся к этой мере пресечения, видно из того, что при объявлении им об избрании ее они осведомляются часто у следователя, — можно ли им выехать в степь на полевые работы.

Залог, вполне достигающий, в надлежаще избранных случаях, цели обеспечения личности обвиняемых, — на практике применяется редко.

Туземец не привык к этой мере обеспечения и смотрит на нее так: судебный следователь взял с меня деньги и отпустил меня. Так оно есть и в действительности, — с внешней стороны. У следственной власти нет гарантии в том, что какой нибудь подпольный туземный ходатай по делам (а таких, нагло эксплоатирующих темную туземную массу, развелось множество) или переводчик не возьмет с туземца вместо 200 р. залога — 400 рублей, не передаст следователю лишь половины, а другую половину положит себе в карман и скажет, что они пошли во взятку тому же следователю. Квитанция, выданная судебным следователем, делу не поможет, так как почти неграмотный в массе туземец (грамотных не более 5%, а умеющих подписать свою фамилию процентов 15 — примерно) в квитанции не разберется совершенно и поймет ее лишь так, что следователь взял с него деньги и дал ему «расписку», а куда деньги пошли, для туземца темно и непонятно. Кроме того, раз следователь начнет брать залоги, по участку пойдет слух, что он «берет деньги и за известную плату освобождает из под стражи», а такой слух опять-таки будет эксплоатироваться темными личностями и будет подрывать у населения доверие к следственной власти. [303]

Таким образом судебный следователь, работающий в туземном участке, принужден отказаться от взятия залогов и может применять эту меру пресечения лишь в отдельных, редких случаях, изучив хорошо лиц, с коими ему придется иметь дело.

Надо заметить, что небольшим коррективом к изложенному может служить требование следователя о том, чтобы деньги не передавались ему лично, а вносились в ближайшее казначейство, а следователю представлялась лишь квитанция во взносе их.

Излюбленная туземцами мера обеспечения личности, это — поручительство. Насколько трудно среди местного крестьянского и казачьего населения найти поручителей, настолько это легко среди туземцев. Туземец всегда достанет сколько угодно алибистов и сколько угодно поручителей. Поручительство среди туземцев становится иногда промыслом, и есть туземцы, специально занимающиеся взятием своих соотечественников на поруки, имеющие при себе в запасе несколько удостоверений об имущественном положении и берущие с обвиняемого за взятие его на поруки известное вознаграждение. Нам известен случай, когда такой поручитель, сельский паук, занимающийся ростовщичеством и коневодством, взял туземца на поруки с условием, что тот впоследствии отработает ему год в работниках, без всякого жалованья. Поручительство, в смысле обеспечения личности туземца, цели достигает почти всегда, если только поручитель надлежаще выбрав и у него имеется то имущество, которое означено в удостоверении. Сельская полиция весьма склонна выдавать удостоверения совершенно негодные, с неверными данными об имуществе, в действительности не существующем, запроданном, заложенном, или даже на движимость — скот и лошадей. В поручительстве у туземца имеет значение то обстоятельство, что на поруки часто берет старший родственник или лицо почетное, коему взятый на поруки дает особое обещание не уклоняться от явок к судебной власти. Туземец стремится взять на поруки обвиняемого по сильно развитому у них родовому и родственному чувствам, это — исполнение особого вида вежливости, от коего туземец отступает после ряда попыток с его стороны, убедившись в их бесплодности.

В делах о ското- и конокрадстве поручительство совершенно не достигает цели, и самой целесообразной мерой пресечения по этим делам является содержание под стражей.

Останавливаясь на последней мере пресечения, приходится [304] считаться с психологией туземца, с политикой наказания, воспитательным значением его и массой других самых разнородных мотивов. Туземец-магометанин — всегда фаталист по миросозерцанию и по натуре, и кара, в ясной и понятной для него форме, должна настигать его быстро и неуклонно. Всякие колебания и нерешительность власти туземец понимает, как слабость ее. Плохо разбираясь в моментах дознания, следствия и суда, не будучи в состоянии разобраться в мотивах привлечения, не отдавая себе ясного отчета в значении его, туземец по форме пресечения ему способов уклоняться от суда и следствия судит о наличности воздействия на него закона и о степени этого воздействия. В сознании туземца-преступника, особенно по делам о скотокрадстве, являющимся на Северном Кавказе не случайными преступлениями, а преступлениями обычными, действия судебного следователя и суда должны сливаться в одно спаянное целое, непоколебимое и везде преступника настигающее. Привлек следователь и принял мерой обеспечения содержание под стражей — осудил суд. Отсюда ясно, насколько надо быть осмотрительным в вопросах о привлечении и избрании меры пресечения, и, не упуская ни одного случая, где виновный может быть привлечен, целесообразнее вовсе не привлекать тех лиц, против коих улик недостаточно или дело о коих заведомо провалится на суде, и не избирать против них мерой пресечения содержание под стражей. В последних случаях, в целях воздействия и памятуя, что иногда не так страшна бывает кара, как страх перед возможностью ее наступления, лучше сказать лицу виновному, виновность коего в достаточной степени не установлена, или лицу подозреваемому, в наиболее доступной его пониманию форме и наиболее для него внушительной: «иди и не греши». Полезно, например, бывает указать, что туземец погибнет, если не оставит своей преступной страсти к чужим лошадям и скоту. В камеру судебного следователя однажды привели этапным порядком туземца, подозреваемого в похищении лошади. Улик не оказалось никаких. Отпуская этого туземца на волю, следователь, так как под рукой не оказалось переводчика, сказал ему: «Иди домой». Тот спросил: «Куда? — Аул домой?» — «Да, аул домой», ответил следователь, «но помни, что другой раз пойдешь тюрьма домой».

Туземный участок великолепно изучает характер деятельности, степень энергии и преданности к делу своего следователя, и, при вышеописанном способе ведения дела, получаются [305] удивительные эффекты. После удачно ликвидированных на суде и у следователя дел в смысле обвинения, целые селения как бы исчезают из следственного участка, и об этих селениях, в отношении преступности, долгое время ничего не бывает слышно.

Раз избрав мерой обеспечения содержание под стражей, не следует переходить на более легкую меру пресечения, разве только обнаружатся какие нибудь особые обстоятельства, не бывшие ранее в виду следственной власти.

Содержание под стражей предпочтительнее еще и потому, что оно сразу прерывает преступную деятельность обвиняемого, служит примером для туземного населения, изолирует туземца от его среды, пресекает его сношения с алибистами и препятствует его примирению с потерпевшим, ибо, если таковое состоится, то потерпевший, считая себя удовлетворенным, примет вместе с обвиняемым все меры к сокрытию следов преступления.

Туземец отлично осведомлен о принципе: семь бед — один ответ, и, если он знает, что ему не избежать наказания и он на свободе, то он совершит еще ряд преступлений, не боясь за них ответственности, что в действительности и бывает.

Причины, повышающие и понижающие количество коно- и скотопохищений, и некоторые цифровые данные.

Количество похищений скота и лошадей по временам года распределяется следующим образом.

Более всего похищений дает осень — вторая половина сентября, октябрь и ноябрь, затем следует весна — март, апрель и первая половина мая, потом лето — июнь и июль, а затем уже зима — декабрь, январь, февраль; остальные месяцы и части их являются переходными.

Похищению лошадей отдается явное предпочтение, как по ценности их, сравнительно с крупным рогатым скотом, так и по удобству и быстроте их передвижения и скрытия.

Некоторые условия, повышающие и понижающие число похищений: []

Не имея возможности дать полные статистические сведения о коно- и скотопохищениях в Терской области, мы ограничимся тем, что сообщим таковые за время с 1906 по 1911 год включительно, по участку пространством до 3000 кв. верст, с исключительно сельским населением в количестве около 61000 душ обоего пола, почти в равных третях — казачьим, крестьянским и туземным (кабардинцы), с весьма распространенным коннозаводством и скотоводством. [307]

Меры администрации по борьбе с коно- и скотопохищениями и сельская полиция.

По отношению к настоящей статье интересно отметить, что Шамиль, признанный горскими племенами имамом в 1834 году, разделил Дагестан и Чечню на наибства и, поставив во главе их наибов (администраторов — судей), ввел принцип примирения по кровомстительным делам и в то же время весьма сурово преследовал имущественные преступления между горцами; за первую кражу, например, виновному отрубалась рука.

Бывали позднейшие периоды в истории Кавказа, когда туземцы подвергались телесным наказаниям, и старожилы края говорят, что большего наказания для горца быть не могло и что туземец готов предпочесть смертную казнь наказанию телесному.

Меры эти отошли в область предания. [308]

В настоящее время практикуется наложение штрафов на сельские общества и высылка туземного порочного и преступного элемента за пределы края. Последняя мера часто дает возможность туземцам свести счеты с почему-нибудь неугодными им односельчанами; сельское общество действует в таких случаях под давлением своих более влиятельных членов, в силу предположений о порочности того или другого лица, выдает наиболее бедных и слабых по общественному влиянию членов своей среды и никогда не выдаст известного всем богатого и влиятельного, с большими родственными связями скотопохитителя, притонщика или сбытчика заведомо похищенного скота.

Административная ссылка не достигает цели еще в том отношении, что сосланный во внутренние губернии России сильно тяготеет к оставленной им на родине семье и, через некоторое время, самовольно покидает ссылку и возвращается домой и здесь уходит в абреки. Семью он навещает лишь по ночам, украдкой, днем скрывается в кукурузе, в лесу, в уединенных степных балках и, вступив в сообщество себе подобных, занимается исключительно преступлениями, мстит обществу, выдавшему его, и причиняет массу хлопот и населению и власти.

Об имущественной ответственности сельских обществ за следы похитителей и похищенного скота, приведенные на землю общества и далее не выведенные, мы уже говорили.

Принцип этот был возрожден несколько лет тому назад в Терской области в форме так называемых народно-примирительных, смешанных судов, образованных в административном порядке для присуждения вознаграждения за похищенный скот и лошадей в пользу дотерпевших владельцев этого скота.

Профункционировав около года, породив ряд злоупотреблений и положительного результата не дав, своеобразные «суды» эти были уничтожены, как не отвечающие своему назначению.

В настоящее время деятельность местной администрации направлена, повидимому, по наиболее правильному руслу — к пресечению, предупреждению и раскрытию преступлений, в том числе коно- и скотопохищений, и к сосредоточию в руках следственной власти всех данных по этим делам.

Общепризнано, что сельская и станичная полиция на Северном Кавказе неудовлетворительны.

Во главе той и другой стоят выборные атаманы и старшины, [309] при нем иногда туземные общества лишаются, в виде наказания на известный срок, права избрания старшин, и тогда эти последние назначаются администрацией. При выборах атаманов и старшин общества отнюдь не руководствуются пригодностью к службе, опытом и положительными качествами лиц избираемых, а считаются исключительно с их родством, знакомством, дружбой или враждой с ними, обещаниями избирателям в будущем каких-либо благ или послаблений, количеством выставленного перед выборами угощения и другими соображениями чисто личного и материального свойства, узко понимаемыми и ничего общего с истинной пользой для избирающего общества не имеющими. Влияние администрации на эти выборы весьма ограничено.

Местная сельская русская полиция мало чем отличается от таковой же центральных губерний России.

Интересно отметить, что действия местной русской, сельской и станичной полиции совершенно парализуются на туземной территории, и наоборот, ибо несомненно прежде всего, что туземное и русское население на Северном Кавказе враждебны друг другу. Несколько казаков, например, ведущих следы похищенного скота, попав в чуждую, говорящую на непонятном языке массу туземного населения, скрыто или явно, вместе с туземными, сельскими властями противодействующую им и оберегающую лишь интересы своего селения и своих односельчан, розыскать похищенное и похитителей, скрытых тут же по близости, уже не в состоянии. Станичная полиция, не говоря уже о сельской, крестьянской, — с хитрыми, тонкими, порой смелыми до дерзости приемами туземного преступного элемента, искушенного долгим опытом, бороться не в состоянии, и здесь может иметь успех лишь полиция туземная, при действительном ее на то желании.

Но розыску русскими властями похищенного скота в туземных селениях нам известен такой случай. Несколько лет тому назад шайкой из 6—7 туземцев был угнан табун лошадей, принадлежащий коннозаводчикам Т., количеством не более и не менее как в 300 голов. Но дороге злоумышленники отобрали 60 или 70 лучших лошадей, а остальных бросили. Следы такой массы лошадей затерялись на земле двух кабардинских селений, похищенное и похитители обнаружены не были, и к обнаружению их не имелось никаких данных. Спустя год после происшествия помощник начальника одного из округов Терской области производил лично розыск этих лошадей [310] в ингушском селении Розыск был произведен внезапно, селение было окружено стражниками, и вывести оттуда одну из оказавшихся там похищенных лошадей возможности не представлялось. Тогда владелец этой лошади сел на нее, надев бурку и прикрыв ею тавро, сопровождал помощника начальника округа по всем дворам, где производился розыск. Селение, конечно, знало об этом и молчало.

В туземных селениях не только скрывается похищенное, но часто розыскиваемый властями туземец преспокойно и открыто разгуливает по селению, присутствует иногда на сельских сходах, а старшина на все бумаги начальства отписывает, что такой-то находится в безвестной отлучке.

Среди туземных старшин и их помощников попадаются сплошь лица неграмотные совершенно, которые ограничиваются тем, что прикладывают свой «мухур», то есть именную печать, ко всему тому, что напишет в служебном отношении сельский писарь, тоже человек малограмотный и в нравственном отношении нечистоплотный.

Положение туземного старшины к тому же таково, что ему постоянно приходится лавировать между требованиями русского закона и русской власти и туземных обычаев; за неисполнение первых его ждут административные воздействия и отдача под суд, за неисполнение вторых — месть своих одноверцев. Старшину энергичного, ведущего борьбу с преступным элементом своего селения, последнее не терпит, и у него или похитят лошадей и скот и так ловко, что ни похищенного, ни похитителей он не розыщет, ибо план таких преступлений, в виду сравнительно большего риска их, особенно тщательно и тонко продумывается и приводится в исполнение, или же такой старшина будет убит. Туземные старшины прекрасно знают среду, в которой им приходится вращаться, обычаи ее и нравы и умеют влиять на туземное население в целях розыска похищенного, не всегда заботясь о розыске виновных.

Вот пример такого давления. У кабардинца ночью было похищено несколько штук крупного рогатого скота, и на утро один из похищенных быков был найден в лесу русского землевладельца привязанным к дереву; недалеко от этого места находился ингуш, ответственный караульный этого помещика. Кабардинский старшина подверг этого ингуша приводу к судебному следователю без всяких к тому оснований и исключительно в [311] целях давления на задержанного и его родственников. Результаты такого искусственного привода тотчас же сказались. Все родственники арестованного взялись за розыск скота, и, пока ингуш следовал сельским этапом в камеру судебного следователя, похищенный скот был уже найден и возвращен владельцу его.

Привод сельской полицией подозреваемых к судебному следователю часто бывает совершенно произвольным, без соблюдения условий, указанных 257 ст. уст. угол. суд. Ним известны случаи, когда приводу подвергались туземцы — один, «как глава семьи», подозреваемой в конокрадстве, другой — лишь потому, что подмазывал свою арбу в то время, как неподалеку от него прогонялся похищенный скот, из чего полиция, без всяких к тому данных, предположительно заключила, что арба эта готовилась именно для дальнейшего прогона этого скота. Если отметить, что оба эти привода состоялись до постановлениям начальника участка, то молено представить себе, как поступает сельская полиция, русская и туземная, не упоминая уже о приводах кои делаются исключительно из мести, из-за сведения личных счетов, из желания сбыть с рук дознание вместе с подозреваемым, или «из политики», то есть из желания показать высшей администрации края, что вот, дескать, по такому-то делу проявлена энергия и задержано столько-то человек, не входя совершенно в рассмотрение основательности и законности такого задержания.

У нисшей администрации края и сельской полиции имеется своя агентура из среды тех же тайных доказчиков, о которых мы говорили ранее.

Меры борьбы с коно- и скотопохищениями.

Борьба с коно- и екотопохищ?ниями есть составная часть борьбы с преступностью вообще и разбоями на Северном Кавказе.

Нам думается, что в главу угла искоренения этой преступности должно быть положено поднятие культурного уровня туземцев, населяющих край, путем образования их в русских школах.

Восточная, туземная культура нарушена, и обучение детей туземцев арабскому языку и текстуальному изучению корана, под руководством совершенно невежественных мулл, положительного результата дать не могло. [312]

Той же цели могло бы служить и введение на Северном Кавказе суда присяжных заседателей, особенного, смешанного состава, со старшиной их из русских и с преобладанием русского элемента, относящегося, в составе присяжных, в туземному, как 7:5.

Суд присяжных имел бы большее воспитательное значение для русского и туземного населения края, явился бы в нем проводником законности, и, судя по настроению местных казачества, крестьянства, туземцев, помещиков и городских элементов, нет никаких оснований полагать, чтобы приговоры его были мягче приговоров суда коронного.

Что касается мер более частного характера, то ими должны служить: меры административные, направленные к прекращению самой возможности коно- и скотопохищений, — фактическая охрана селений и станиц ночной стражей, секреты на воровских дорогах и бродах, заслоны одной местности от другой, тщательный подбор сельской полиции, явочная, в сельских и станичных правлениях, система выдачи удостоверений на принадлежность скота, при переходах его из одних рук в другие, фактическая проверка этих сделок, принадлежности скота и примет его и в то же время необременительная для населения, скорое и неуклонное преследование преступников и меры судебные: скорая, справедливая и суровая репрессия.

Остальные выводы нами сделаны в подлежащих частях настоящей статьи.

Н. Якубенко.

Комментарии

6. Например, — как предъявить косого на один глаз человека, когда всем опознающим известен этот физический его недостаток, по которому он и будет опознан? Судебный следователь поступил совершенно правильно, поставив косого в ряд других лиц и всем им завязав один глаз.

7. Туземцы, кроме напитков туземных: араки, бузы и горского пива, пьют преимущественно водку, так как Магомет запретил пить вино, о водке не упомянув. Кабардинцы стали пить позднее других народностей Кавказа, но пьют часто водку чашками или чайными стаканами и закусывают ее почему-то сахаром.

8. Не дают следов.

© текст - Якубенко Н. 1913
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Андреев-Попович И. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Журнал министерства юстиции. 1913