РОМАНОВСКИЙ Д. И.

КАВКАЗ И КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

ЧТЕНИЕ VIII.

Обзор различных систем действий, употреблявшихся на Кавказе в прежнее время, до назначения главнокомандующим Кавказскою армиею генерал-фельдмаршала кн. Барятинского.— Мирные и торговые сношения.— Поселения.— Дороги, просеки и укрепления.— Военные действия.— Записка генерала Пассека о различии в образе действий в Чечне и Дагестане.— Общий вывод о Кавказской войне до 1856 года.

В самых точных науках не раз случалось, что вопросы трудные, а в особенности вопросы не разрешимые доводили своих исследователей до крайних увлечений. Кому не известно, например, до чего доходили исследователи вопросов о квадратуре круга или о законах вечного движения. Между тем в точных науках для избежания увлечений достаточно ознакомиться с главными основаниями науки, чего нельзя сделать при решении всех других вопросов, в особенности же таких, в [352] которых выгоднейший способ решения доказывается лишь опытом, и опыт не всегда возможен. Мудрено ли после этого, что увлечения, при разрешении подобных вопросов, встречаются чаще, и доходят до степеней еще более крайних?

Все высказанное в предшествующих чтениях позволяет нам в настоящее время сказать, уже с достаточным убеждением, что едва ли когда-либо и где-либо военная история представляла вопрос более сложный и трудный для разрешения нежели тот, который встретился России в умиротворении Кавказа.

Недоступная, своеобразная местность этого края, его разноплеменное воинственное народонаселение, особые условия Кавказской войны, и ее самобытный характер, требовали основательного и глубокого изучения. Между тем источники для предварительного изучения Кавказа, в особенности в военном отношении, как мы знаем, и по настоящее время весьма ограниченны. В таких обстоятельствах, для ознакомления с Кавказским краем, оставалось одно средство — изучение на месте, но и изучение на месте, при чрезвычайном разнообразии края, представляло большие трудности, и требовало весьма много времени.

Кроме того в настоящее время, когда [353] умиротворение Кавказа, можно сказать, совершилось, и относительная действительность различных средств покорения ясно выказалась, о них не трудно говорить с убеждением. Не так было даже четыре года тому назад, в десятых же и двадцатых годах нынешнего столетия, и даже после, мнения, не только о способах покорения Кавказа, но и о самом Кавказе, были далеко не ясны и весьма различны.

Для умиротворения Кавказа, где приходилось бороться и с местностью, труднее которой не встречается в мире, и с народонаселением, воинственнее которого не представляет история, и наконец с возможностью удовлетворить средствам требовавшимся для Кавказской войны, давно уже обременяющей Россию, по самой сущности вопроса, нельзя было решить его каким-нибудь одним способом, а необходимо было придумать несколько наиболее рациональных способов, привести их в стройную систему, и за тем направить к одной главной цели. Между тем исследователи вопроса умиротворения, увлекаясь создаваемыми теориями, на одном способе основывали целые системы, и полагали, будто исключительно в этих системах заключается решение вопроса. Разногласия при этом доходили до самой крайней степени. В то время, когда одни уверяли, что только оружием можно умиротворить Кавказ, [354] другие горячо доказывали вред употребления оружия, и утверждали, что главным средством должны служить мирные и торговые сношения, развитие в Кавказских племенах потребностей роскоши, смягчение их нравов и т. п. Тогда как одни старались доказать, что необходимо рубить просеки и строить передовые укрепления, другие говорили, что просеки и укрепления не ведут ни к чему, и нужны одни поселения и поселения.

Не говоря о системах покорения Кавказа, которым основанием служили способы, подобные тому, чтобы обрыть горы и тем преградить воинственным племенам доступ на равнину, для покорения Кавказа предлагалось много систем, которые сами по себе были весьма разумны, но которые в применении оказывались далеко не так действительными, как полагали их составители. Некоторые из таких систем предлагались людьми, достойно занимавшими высшие места в нашей правительственной иерархии, и которые справедливо пользовались общим уважением. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть записку адмирала Мордвинова, написанную им в 1816 году, о способах покорения Кавказа.

В записке своей адмирал Мордвинов старается доказать вред употребления оружия, и высказывает убеждение, что главным средством для покорения [355] горцев должны служить отношения мирные и торговые 85. Адмирал сам не был на Кавказе, и это-то обстоятельство, без сомнения, имело весьма большое влияние на неправильность в этом случае его убеждения.

Как мирные сношения, так и другие способы для покорения горцев, на которых создавались системы, по самой сущности дела, употреблялись на Кавказе почти постоянно.

Вопрос умиротворения, как я уже имел честь сказать, не мог быть решен иначе как несколькими способами. Для успеха же дела необходимо было, чтобы общая система была основана на всех этих способах, и чтобы каждый способ был развит в общей системе в стройной соразмерности. Но мало знакомые с краем, и увлекавшиеся попытками скорее разрешить вопрос умиротворения, предпочитая какой-нибудь отдельный способ, создавали на нем общую систему.

Главные способы, на которых создавались системы покорения, были следующие: 1) мирные и торговые сношения, 2) поселения, 3) устройство сообщений, рубка просек и постройка передовых укреплений и 4) военные действия. [356]

Рассмотрим каждую из этих систем отдельно, ее выгоды и невыгоды, а также возможность и пользу применения.

1. Мирные и торговые сношения.

Эта система всегда имела наибольшее число поборников, в особенности между людьми не бывшими на Кавказе.

В самом деле, зачем бы казалось ежегодно жертвовать тысячи людей и миллионы денег на воину с воинственными бедными племенами? Не удобнее ли и не выгоднее ли бы было, ограничившись пассивной обороной, стараться привлечь их к нам выгодами мирных и торговых сношений, вразумить их в несообразности их образа жизни, и убедить в преимуществах жизни мирной и покойной? Предпочитавшие подобную систему действий предлагали устраивать меновые дворы, на которые бы горцы привозили продавать свои произведения, и где бы они могли приобретать от нас товары по ценам самым умеренным, хотя бы с невыгодою для нас, убыток при этом казна конечно приняла бы на себя. Кроме того предлагали правительству назначить особую сумму на приглашения и угощения горцев и на подарки. Такими способами, и при [357] строгом запрещении военных действий, надеялись достигнуть самых скорых и полезных результатов. Но к сожалению эти, сами по себе прекрасные и человеколюбивые меры, большею частию оказывались на деле далеко не действительными.

Какую торговлю мы могли вести с воинственными племенами Кавказа, которые, при чрезвычайной ограниченности своих потребностей, имели у себя все для них необходимое, и которые на удобства и роскошь всегда смотрели с пренебрежением. Разумеется горцы стали бы охотно покупать у нас оружие и порох, а нам продавать невольников и невольниц, как они делали это с прежними властителями на Кавказе, и в последнее время с Турками. Но допустить подобной торговли наше правительство не могло. Между тем по своему всегдашнему образу жизни, по врожденной страсти к войне и хищничествам, на которые их вызывала не нужда а удаль, они не могли не смотреть враждебно на каждого, кто заставлял их отказываться от прежнего образа жизни, и конечно никогда бы не решились изменить этот образ жизни без крайности, а до крайности мирные сношения довести их не могли. Напротив все увещания, угощения и подарки, делаемые нами в видах сближения, горцы, если в то же самое время в других наших действиях не [358] выказывались доказательства силы и могущества, всегда принимали за выражение нашей слабости, и делались предприимчивее в своих нападениях.

В доказательство недействительности сношений торговых и мирных приведем два примера.

Управлявший Новороссийским краем и Черномориею герцог Ришелье, надеявшийся мирными средствами покорить горцев, в 1813 году представил проект об учреждении торговых сношений с Черкесскими племенами. По представлению герцога в его распоряжение для этой цели было назначено 15 судов, ассигнованы довольно значительные суммы, и герцог, помощию дружеских сношений, успел убедить некоторые прибрежные Черкесские племена вступить в торговлю. Торговые сношения начались и продолжались до Турецкой войны 1828—1829 года, но не смотря на огромные суммы, израсходованные на этот предмет, ни сколько не изменили наших отношений к Черкесам, и не принесли никакой пользы. Те же самые племена, которые на Черноморском берегу вели с нами торговлю, по-прежнему переходили Кубань, и грабили где могли, а во время осады нами Анапы приняли сторону Турок. В следствие безуспешности этих сношений они и были оставлены. [359]

Другой пример представляет случай с генералом Ртищевым в 1812 году.

Перед своим назначением командовать Грузинским корпусом, генерал Ртищев, командовавший войсками на Кавказской линии, так же в видах мирного покорения Кавказа, заключил дружественный договор с Чеченцами, чрезвычайно обласкал и щедро одарил их депутатов. Вслед за тем генерал Ртищев отправился в Тифлис, и при переезде от Моздока в Владикавказ, теми же самыми Чеченцами, с которыми заключил договор, был ограблен.

Последний пример показывает, что мирные сношения не только не всегда приносили пользу, но иногда бывали и весьма вредны. Да и какие договоры возможны были с племенами, которые в то время и внутри себя еще не имели никакого порядка, и когда в них каждый член общества пользовался ничем нестесняемой свободой?

Все сказанное достаточно показывает, что мирные н торговые отношения, отдельно взятые, не могли служить главным основанием для общей системы умиротворения Кавказа. Но как действия второстепенные и вспомогательные эти средства были весьма полезны. В таком виде и употреблялись они на [360] Кавказе постоянно от самого начала Кавказской войны.

Так напр. меновые дворы в Черномории были учреждены еще в конце прошедшего столетия, а в 1811 они были заведены и на всей Линии. Суммы и подарки для горцев в распоряжение главных и местных начальников назначались также с самого первого времени Кавказской войны, и нет сомнения, что радушный прием, угощения и подарки привязали к нам многих горцев. Но подобные полезные результаты эти меры доставляли только тогда, когда оне употреблялись в виде награды и поощрения, или за доказанную преданность или за услугу, и когда, как я сказал, в то же время, в других принимаемых нами мерах горцы видели доказательства нашей силы и могущества.

2. Поселения.

Поселения или колонизации всегда и везде признавались самой действительной мерой для упрочения власти во вновь присоединяемых странах.

В этом никогда не сомневались и на Кавказе. Первые постоянные сношения России с Кавказским краем, как мы видели, начались устройством Терского городка и поселением в нем стрельцов и [361] казаков т. е. колонизациею, к той же мере обращались на Кавказе и потом по мере надобности и возможности. Поселения учреждались не только для упрочения нашей власти в землях вновь отнимавшихся у горцев, но и в видах распространения между туземцами улучшенного сельского хозяйства, оживления промышленности и торговли и т. п. Таковы Немецкие колонии в Закавказье, и там же поселения наших Малакан и Духоборцев, о которых мы имели уже случай говорить.

Но поселения, всегда и везде сопряженные с затруднениями и требующие больших расходов, нам на Кавказе представляли еще большие трудности. У нас еще нет такого избытка народонаселения, как в других государствах Европы, следовательно расходы на перевод и на водворение переселенцев — вознаграждаются исключительно только той пользой, которую переселенцы приносят на местах нового жительства. В то же время у нас для переселения редко представляется достаточное число желающих, а большею частию приходится назначать их по распоряжению правительства. Между тем люди ненадежные не могли быть полезными поселенцами на Кавказе. Земель свободных в мирных частях Кавказа немного, и оне не всегда находятся в здоровом климате, поселения же в частях края, [362] занимаемых у неприятеля в соседстве с воинственными племенами, возможны только при известных условиях. При том вообще как в том, так и в другом случае, переселения всегда были сопряжены с весьма значительными издержками.

В 1818 году было переселено в Закавказский край около 500 семейств Виртембергских колонистов, состоявших из 2629 душ обоего пола. Перевод колонистов на пространстве только от Одессы до Тифлиса стоил правительству более 250 р. сер. на каждое семейство. Для поселений были назначены места большею частию здоровые, но непривычка к климату, трудности и лишения, неизбежные при переселении, и наконец, новый образ жизни были причиной, что в продолжении первого года из 2629 переселенцев умерло 588 человек т. е. более чем 1/5.

К счастию столь огромная цифра смертности при переселении составляет редкий случай, но тем не менее она показывает, каких огромных жертв стоила иногда колонизация на Кавказе.

Казачьи поселения во вновь занимавшихся частях края, в соседстве с воинственными племенами, возможны и выгодны только там, где они обеспечены передовыми линиями т. е. укреплениями и просеками. Правило это в прежнее время не всегда [363] наблюдалось на нашем Правом фланге, но зато некоторые здесь поселения постоянно находились в положении весьма стесненном, и кроме того для своей собственной защиты требовали особого, довольно значительного числа войск.

3. Дороги, просеки и укрепления.

Что касается до устройства дорог, передовых укреплений и рубки просек, то выгоды, доставляемые каждым из этих способов, так очевидны, что не требуют больших разъяснений. Мы видели, какую огромную пользу принесли названные способы в самом начале войны, при генерале Ермолове, когда они были введены в первый раз. Просеки и дороги, открывая нам во всякое время удобные доступы внутрь непокорных обществ, давали возможность держать их в постоянной от нас зависимости, а укрепления были единственным средством для упрочения нашей власти во вновь присоединяемых частях края, для обеспечения наших пределов, и для облегчения наступательных действий.

Относительно этих способов необходимо только заметить, что для устройства дорог в горах требуются весьма значительные средства, а для рубки [364] просек большое число рабочих рук, и что каждое новое укрепление, нуждаясь в особом для себя гарнизоне, уменьшает тем число действующих войск, а потому устройство дорог, рубка просек и постройка передовых укреплений только тогда приносили пользу соответственную жертвам, когда предпринимались с достаточно важной целью.

Относительно размеров укреплений, на Кавказе, в особенности после происшествий в Дагестане 1843 года, вполне убедились, что малые укрепления с незначительными гарнизонами редко приносят пользу. По этой причине в последний из рассмотренных нами периодов войны предпочитали строить самостоятельные укрепления, помещая в них, кроме гарнизона, для действия в поле по нескольку рот или даже по нескольку баталионов, которые и составляли так называемые подвижные резервы этих укреплений. В таких размерах была построена кр. Воздвиженская, о которой мы уже имели случай говорить, укр. Хасав-Юрт, Ишкарты и др. Занятие названных пунктов на высказанных новых основаниях вполне подтвердило, что одно достаточно сильное укрепление гораздо более упрочивает нашу власть, нежели несколько малых укреплений. Последние же строились в каких-нибудь [365] особых случаях, как напр. для прикрытия переправы, на сообщениях главных укреплений и т. п. Во всяком случае, как поселения, так и три последненазванных способа,— т. е. устройство дорог, рубка просек, и постройка передовых укреплений, не могли составлять средства самостоятельного, а были полезны только как пособия и средства второстепенные.

4. Военные действия.

Более самостоятельное средство, нежели все прежде названные способы, составляли военные действия. Этот способ, подобно тому как и мирные сношения, также всегда имел весьма большое число поборников.

Предлагавшие для покорения Кавказа, как способ исключительный, употребление оружия, вместе с тем полагали, что единственною целью наших действий должно быть приведение горцев к безусловной покорности, обезоружение их, и т. п.

Действительно, судя по историческому развитию Кавказских горцев, и по тому образу жизни, с которым свыклись они в продолжении веков, умиротворить Кавказ без употребления оружия едва ли было возможно. Нельзя не думать даже, что так [366] или иначе велась бы Кавказская война, явился бы или не явился мюридизм, во всяком случае горцы без крайности не изъявили бы покорности, а до крайности они не могли быть доведены иначе как военными действиями. Но если трудно себе представить покорение Кавказских племен без употребления оружия, то также не легко себе вообразить, как и когда бы совершилось это покорение, если бы действия наши были основаны исключительно на оружие. Если бы мы, вовсе отказавшись от средств мирных, не озаботились устроить судьбу покоряемых горцев в таком виде, чтобы она не казалась им слишком стеснительной, а поставили себе единственной целью требовать безусловной покорности, обезоружения и т. п., или другими словами действовать на горцев угрозами и чувством страха, то мы привели бы Кавказские племена в положение уже не крайнее, а безвыходное, и конечно вызвали бы и с их стороны сопротивление самое упорное.

К чести человечества, все системы покорения и управления, основанные исключительно на страхе и мерах излишне стеснительных, никогда и нигде не приносили результатов прочных и благотворных.

Пример этому нам недавно представляла Индия. Мы знаем, как не воинственно народонаселение Индии, знаем также, с каким искусством [367] распространялась здесь власть Англичан. Мы знаем например, что большее число Индейских Британских владений не поступала прямо под непосредственную власть компании, а предварительно оставались под властию своих прежних владетелей, и только состояли под покровительством кампании. Расчет при этом Великобританского правительства, что владетели, потеряв свою самостоятельность и опираясь на покровительство Англичан, сделаются бременем для своих подвластных, постоянно оказывался верным. Владения, угнетаемые своими правителями, всегда считали для себя за большое счастие избавиться от их тирании, и перейти под непосредственную власть кампании. Таким образом Англия избавлялась от внутреннего управления туземцами в первое, самое трудное, переходное время после их покорения, и приобретала подданных, которые сами искали ее власти. Не смотря однако на эту и другие подобные ей меры, несмотря на всю невоинственность большинства нндейского народонаселения, последние происшествия в Индии заставили и Англичан значительно смягчить свое индейское управление, и расширить круг прав своих подвластных.

Что же касается до Кавказа, то, судя по воинственному характеру жителей и по недоступности страны, нельзя не думать, что употребление здесь мер [368] излишне стеснительных неизбежно привело бы к войне истребительной. Подобная же война, кроме ее нечеловечности, потребовала бы столь огромных жертв, что едва ли бы и Россия была в состоянии им удовлетворить. Наше правительство впрочем никогда и не одобряло на Кавказе подобной системы действий, а всегда предпочитало ей меры человеколюбивые. Самые военные действия допускались только по необходимости, и в надежде скорее вызвать покорность, при малейшей же возможности правительство всегда старалось избегать кровопролития.

Еще в самом начале войны, покойным Императором Александром I был сделан строгий выговор генералу Ртищеву за то, что во время своего командования войсками на Кавказской линии он разрешал иногда производить набеги в земли ближайших горцев, не будучи вызываем к тому неизбежной необходимостью. В этом выговоре Император прямо выразил свою мысль, что командующие войсками на Линии тогда только заслужат Его благоволение, когда будут снискивать дружество горских народов ласковым обхождением, и выведут из употребления набеги и нападения, не вызываемые крайностью обстоятельств или какими-нибудь особенно важными соображениями.

Военные действия, на Кавказе как и везде, [369] бывают двух родов — оборонительные и наступательные.

Отвергавшие пользу военных действий для умиротворения Кавказа вообще советовали ограничиваться действиями оборонительными, те же, которые полагали, что в военных действиях заключается главный и даже единственный способ умиротворения, предпочитали действия наступательные.

Оборонительные действия, кроме невыгод свойственных этого рода действиям вообще, как-то предоставления неприятелю выбора пункта для нападения, необходимости иметь достаточные силы везде, куда бы противник ни направил свой удар, доставления неприятелю возможности заранее приготовиться для нападений и т. п., на Кавказе были еще невыгодны в том отношении, что постоянно принимались горцами за выражение нашего бессилия. Проследивши журналы военных происшествий нетрудно будет убедиться, что как только в какой-нибудь части Кавказа мы оставались в оборонительном положении продолжительное время, то нападения со стороны горцев усиливались.

Так напр. до 1818 года Чеченцы сильно тревожили своими нападениями наши казачьи поселения на Тереке.— После устройства в этом году кр. Грозной нападения уменьшились. Но когда с 1820 [370] года наступательные действия с нашей стороны были приостановлены, нападения Чеченцев опять усилились, пока в 1825 году не были снова предприняты действия наступательные, тогда нападения Чеченцев опять уменьшились.— Тоже самое было и на Кубани. До 1823 года войска наши не переходили этой реки, и Черкесы беспрерывно нападали на соседние с ними наши поселения. В 1823, 1824 и 1825 годах были вынуждены предпринять ряд экспедиций за Кубань, и с того времени, до начала Турецкой войны 1828—1829 годов, нападения со стороны Черкес случались весьма редко.

Что касается до действий наступательных, то как о малых, так и о больших наступательных действиях, о набегах и экспедициях, мы уже имели случай говорить, при обзоре Кавказской Линии и Дагестана. — Теперь же, для ближайшего с ними ознакомления, и чтобы яснее показать различие в образе действий в обоих названных частях Кавказа, приведем выписку из записки генерала Пассека.

Главные трудности наступательных действий в Чечне и Дагестане в записке генерала Пассека выражены так рельефно, и с таким искусством, что для всех, кто не имел случая ее читать, приводимая выписка вероятно будет любопытна. [371]

«Наш отряд двигается по Чечне: впереди авангард, потом главные силы, при них подвижной парк, подвижной транспорт, обоз и наконец арриергард. Главная колонна справа и слева прикрыта особыми колоннами с непрерывною цепью от авангарда до арриергарда, кавалерия, смотря по местности, с боку или в середине отряда.»

«В открытых местах неприятель как будто не существует, но только вступаем в лес, начинается перестрелка, редко в авангарде, чаще в боковых цепях и почти всегда в арриергарде, чем пересеченнее местность, чем гуще лес, тем сильнее перестрелка. Загорается неумолкаемая канонада, а неприятеля почти нет, виден один, два, несколько десятков и все это исчезает мгновенно. Но когда ослабнет ранеными цепь или какая-нибудь часть, когда расстроится арриергард или боковая колонна, вдруг являются сотни шашек и кинжалов, и с гиком кидаются на расстроенных солдат. Если встретят в наших стойкость, все исчезает между пнями и деревьями, и снова открывается убийственный огонь.— Этот маневр повторяется до тех пор, пока не окончится лес, или сами Чеченцы не понесут значительного урона, или наши уже не встретят штыками, и тогда начинается ужасное бедствие. Чеченцы, как тигры, [372] беспощадны и быстры, и только приближение свежих сил может остановить истребление. В таких делах, весьма естественно, потери Чеченцев в сравнении с нашими ничтожны, особенно приняв во внимание ловкость их и искусство пользоваться каждым пнем. »

«В Чечне неприятель невидим, но вы можете встретить его за каждым изгородом, кустом, в каждой балке. Только тот кусок земли наш, где стоит отряд, сзади, с боков, везде — неприятель. Наш отряд, как корабль, все разрежет куда не идет, и нигде не оставит следа где прошел. Ни следов опустошения, ни следов покорности.»

«В горах Дагестана наш отряд имеет авангард, арриергард и главную колонну, боковых цепей и боковых колонн не существует, по затруднительности доступов справа и слева. В случаях опасных, занимают отдельными частями высоты, командующие дорогою. В важных пунктах, при входах и выходах из ущелий, при перевалах через хребты, при переправах, оставляют особые отряды для обеспечения сообщения и свободного отступления.»

«Неприятель преграждает ущелья, подъемы гор, укрепляет переправы, аулы и всегда встречает нас прямо. В больших делах каждый пункт под наблюдением муртазагетов или избранных [373] мюридов, и все важнейшие завалы, части аулов, башни занимаются известными лицами, и обозначаются их значками.»

«Легче иметь дело со скопищем в несколько тысяч вольного ополчения, которое будет под предводительством самых храбрых горцев, нежели атаковать несколько сот мюридов, окружающих известное лице и по силам избравших позицию. Первая искусно направленная и решительная атака обращает в бегство толпы вольного ополчения, а муртазигеты и мюриды, раскиданные по завалам, должны следовать за бегущими или сделаться жертвою своего фанатизма.»

«Если же приходится иметь дело с одними мюридами, то каждый пункт надо брать упорным боем, огонь неприятеля бывает самый убийственный. Тогда уже не стреляют в толпу, но всегда прицельно,— несколько ружей наведено на каждой проулок, каждый угол, изворот, тропинку, откуда могут подойти наши солдаты.— Кто ни покажется делается жертвой, это наводит страх на самых смелых.— Хорошо, если местность позволяет броситься целой колонной, а то нет возможности атаковать с успехом. Хладнокровие и самоотвержение защитников бывает изумительно, окруженные со [374] всех сторон, они поражают всех кто ни приблизится, и гибнут, не думая о пощаде.»

«Одна храбрость с нашей стороны в подобном случае ни к чему не служит, и может быть пагубна для отряда.»

«Впрочем надобно сказать, что если дело идет и с большим скопищем, где главное число неприятеля поголовное ополчение, но наша атака будет неискусна, то неприятель после первой удачи ободряется до дерзости, и потеря наша может быть весьма значительна, а успех обратится в совершенное поражение.»

«Упущение обхода, незанятие благовременно какой-нибудь высоты, какой-нибудь тропинки, могут иметь самые гибельные последствия. Нигде не нужно иметь столько врожденных способностей для начальника отряда, как в горной войне, самые важные последствия зависят от ничтожных или быстро изменяющихся обстоятельств, которые надобно наперед сообразить и ничего не упустить, самые умные расчеты могут не исполниться от одной пещеры или обрыва. Одно и тоже дело один выиграет без всяких потерь, а другой с огромными пожертвованиями, или же будет иметь и совершенную неудачу.»

«Когда местность известна, обходы возможны, или [375] выжиданием ослаблен дух в неприятеле, тогда только должно приступить к атаке, атаковать внезапно и решительно, заблаговременная известность нападения отнимает силу у него, а нерешительность нападения ведет к напрасным потерям. В горной войне надобно быть выжидательну и хитру как льву.»

«Военные соображения Лезгин далеко превосходят соображения Чеченцев. Все известные предводители горцев были Аварцы, все важнейшие предприятия, даже в самой Чечне, начинались и совершались Аварцами. Соображения горцев здравы, дальновидны, всегда основаны на знании местности и обстоятельств. Когда угрожает опасность одному неприятельскому пункту, они обращаются туда, где их не ожидают, в ту часть края, которая обнажена от войск, таким образом развлекают наши силы и ободряют своих. При слабости с нашей стороны делают одновременные вторжения с нескольких сторон, или самые быстрые и нечаянные нападения на удаленные от них места, где их вовсе не ожидают.»

«Чеченцы и горцы одинаково искусно пользуются местностью, но Лезгины превосходят Чеченцев в искусстве укрепляться, и эта часть доведена у них до совершенства. Завалы и укрепления их [376] всегда имеют сильный перекрестный огонь. Против артиллерии они вырывают канавы с крепкими навесами, засыпанными землею, где совершенно безопасны от ядер и гранат, а для большей безопасности защитников делают крытые ходы, иногда подземные канавы устраиваются в несколько ярусов. Вообще же завалы делаются из камня или деревянных срубов, пересыпанных землей.»

«Чеченцы дерзки при нападении, еще дерзче в преследовании, но не имеют стойкости и хладнокровия.— Лезгины на оборот не так смелы, не так быстры и предприимчивы, как Чеченцы, но более стойки и решительны. Чеченцы способны к наезднической войне: они делают быстро внезапные вторжения в наши пределы, пользуются всяким случаем, чтоб напасть врасплох на фуражиров, на обоз, на партии, неутомимо тревожат наши аванпосты и цепи, т. е. ведут партизанскую войну. Лезгины ведут войну положительную, с важными целями завоевания или защиты своих обществ, встречают нас большею частию открытым боем на крепких позициях, усиливают их завалами, башнями, подземными канавами с навесами, занимают пещеры, переправы чрез реки, овраги и держатся в них с удивительною решительностию, дерутся до последней крайности.» [377]

«На позициях же не крепких или удобообходимых слабо защищаются, на обозы и партии фуражиров редко нападают. Различие в образе войны происходит сколько от различия племен, столько от быта и местности Дагестана и Чечни. Большая и Малая Чечня ровны и покрыты лесом, местность доступная и обходимая. В Дагестане встречаются во всех горах теснины отвесными стенами, встречаются горы, на которые ведет одна тропинка, пещеры, в которые можно спуститься только по веревке, переправы, к которым можно приблизиться только по карнизу, под огнем их завалов, скрытых от всякого выстрела, и пещер в самых скалах.»

«Самая постройка аулов у Лезгин придает им решимость. Брать с боя Лезгинский аул дело отчаянное, и допускается только в обстоятельствах особенно важных для края. Постройки Лезгин все из камня, плит или голышей, хорошо сложенных на глине в один и два яруса. Лезгинские сакли в роде замков, над многими устраиваются башни, иногда сакли обнесены стеною, в каждом доме, в каждой стене проделаны бойницы, и весь аул представляет особого рода крепость: каменные хорошо обороненные сакли плотно примыкают одна к другой, и сакля на сакле в несколько ярусов. [378] Аулы или в ущельях или на уступах гор, иногда примкнуты к скалам, иногда окружены кручею, часто доступ и самый въезд в них чрезвычайно трудны. Улицы так узки, что трудно повернуться на коне, сверх того некоторые сакли построены поперек улицы, и оставлены только низкие вороты для проезда. Потеря на штурме аула, в котором засядут горцы с решительным намерением защищаться, бывает чрезвычайно важна.»

Все сказанное о различных способах и системах действий, употреблявшихся в прежнее время на Кавказе, приводит к заключению: во-первых, что все названные способы и системы действий, сами по себе отдельно взятые, не могли привести к окончательным результатам, и во-вторых, что все они только тогда могли сделаться вполне полезными, когда были основаны на одной общей системе. Кроме того все прежде сказанное о Кавказе в военном отношении, и приведенный теперь обзор различных способов и систем действий убеждают также, что по обширности и разнообразию театра войны, какие представляет Кавказский край, для успешного хода дела необходимо было предоставить главным местным начальникам некоторую самостоятельность и достаточные средства. Необходимо было, чтобы каждый из них имел право и [379] возможность пользоваться обстоятельствами, благоприятствовавшими которому-либо из указанных главных способов, так напр. произвести набег, вырубить просеку и т. п. Но и эта, столь необходимая для местных начальников самостоятельность, с пользой для дела могла быть дана только в том случае, когда общая система была определена.

Во всяком деле отсутствие общей системы неизбежно влечет к напрасной трате времени, к потере благоприятных случаев для действий, и к невозможности извлекать из своих средств наибольшую пользу. Чем важнее и сложнее дело, и чем дороже и труднее средства, тем необходимее общая система, и тем ощутительнее недостатки, происходящие от ее отсутствия.

Общая же система весьма естественно не может явиться прежде, пока не избран общий план. Не остановившись на выборе какого бы то ни было общего плана, нельзя соразмерить отдельные способы и системы действий так, чтобы они с наименьшей тратой времени и средств вели к одной главной цели: одним словом, без окончательного выбора общего плана, нет возможности определить и общей системы.

Рассматривая военные действия происходившие на Кавказе, как против восточных, так и против [380] западных горцев, от начала Кавказской войны до окончания последней Турецкой войны, мы не находим в них общего плана.

При генерале Ермолове, со времени которого начинаются систематические действия против восточных горцев, для составления общего плана не было ни достаточных средств, ни сведений о крае, что же касается до племен западного Кавказа, то в то время значительная их часть находилась еще под властью Турции, хотя и номинальною, а потому об окончательном их покорении не могло быть и речи.

По отъезде генерала Ермолова, войны с Персиею и Турциею заставляли в продолжении 4 лет ограничиваться против горцев мерами оборонительными. По окончании войн, в продолжении 1830 1831 и 1832 годов действия против восточных горцев были усилены. Но цель их, как мы видели, ограничивалась лишь подавлением восстаний возбужденных мюридизмом, и затем главное внимание было обращено на упрочение нашей власти на западном Кавказе.— Новые успехи мюридизма в конце тридцатых годов опять заставили нас усилить военные действия против восточных племен, но и эти действия имели исключительною целью только уничтожение беспокойств, возбужденных новым учением.— Мы видели также, что [381] надежда усиленными наступательными экспедициями в горы подавить мюридизм, составлявшая характер действий того периода, привела нас к результатам неблагоприятным.

После Даргинской экспедиции 1845 года война против горцев принимает характер более систематический. Мы имели уже случай заметить, какую огромную пользу умиротворению Кавказа принесли действия последнего из рассмотренных нами периодов. Но при всей огромной пользе ими принесенной, мы и в них еще не находим общего плана. Действия, производившиеся со стороны Кавказской Линии с 1846 года по 1856 год, имели целью только утверждение нашей власти на плоскости до подошвы Черных гор, действия со стороны Дагестана ограничивались упрочением нашей власти в прибрежном Дагестане, а действия на Лезгинской линии улучшением обороны этой линии.

Нежелание ли правительства увеличить действовавшие на Кавказе войска до той цифры, до которой они были доведены в последнее время, сильные ли потери, испытанные нами в войне с горцами в предшествовавший период, или какие-нибудь другие соображения воспрепятствовали тогда принять более решительные меры для умиротворения края? — Но во всяком случае отсутствие общего плана, и [382] неизбежное с тем отсутствие общей системы, не могли не иметь своих невыгодных последствий.

Хотя о действиях на Кавказе, за время управления князя Воронцова, можно с убеждением повторить, как было сказано, что мы за это время не принесли ни одной жертвы, не испытали ни одной потери, которые бы не послужили на пользу великого дела умиротворения Кавказа. Но вместе с тем нельзя не сознаться, что мы и в это время не всегда извлекали наибольшую пользу из наших средств, и не всегда дорожили временем. Так напр. не смотря на то, что в Прикаспийском крае после 1846 года находилось постоянно одной пехоты около 26 баталионов, мы в продолжение 10-летняго периода, с 1846 по 1856 год, ограничивались только упрочением нашей власти в прибрежном Дагестане, и для того, с 1849 по 1855 год каждое лето собирались здесь значительные отряды, которые назначались исключительно для наблюдения за горцами. Нет сомнения конечно, что и эти действия были гораздо полезнее, нежели несистематические наступательные экспедиции в горы, но во всяком случае такая оборона обходилась слишком дорого, и конечно подобные действия могли быть допускаемы только при отсутствии общего плана. [383]

Да и мог ли создаться общий план, необходимый для составления общей системы, пока не были возбуждены вопросы: что именно должно сделать для окончательного покорения горцев? Какие для того необходимы средства? и во сколько времени подобное предприятие может быть исполнено?

Ничего подобного на эти вопросы мы не находим в соображениях для действий на Кавказе до 1856 года.

В последующих чтениях мы увидим, когда были возбуждены эти вопросы, и каким образом они разрешены.


Комментарии

85. Смотри приложение.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказ и Кавказская война. Публичные лекции, читанные в зале Пассаж в 1860 году. СПб. 1860

© текст - Романовский Д. И. 1860
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001