1787-1792 гг.

В XIV и XV томах "Кавказского Сборника" напечатаны весьма ценные для истории северного Кавказа статьи Н. А. Волконского, под заглавием "Кавказ в 1789-1799 годах". Воспользовавшись остатками уцелевшего от окончательного истребления георгиевского архива, Волконский дал читателям ряд сведений о положении дел на северном Кавказе и, на основании документального материала, характеризировал командовавших в ту пору войсками и главных начальников в этом крае, генерал-поручика П. А. Текелли, графов И. П. Салтыкова и де-Бальмена и генерал-аншефа И. В. Гудовича. По самой задаче своего труда автор при изложении рассматриваемых им фактов и событий мог пользоваться, как это и оговорено в предисловии редакциею "Кавказского Сборника", лишь тем, что заключал в себе георгиевский архив, не прибегая ни к каким другим источникам. Но архив этот поступил в распоряжение Военно-Исторического Отдела в виде беспорядочной массы бумаг, при разборке которых оказалось, что в числе их нет весьма многих документов, касающихся событий первой важности, да и уцелевшие бумаги представляются настолько испорченными и поблекшими, что с большим трудом поддаются самому терпеливому исследованию. Не взирая, однако, на столь неблагоприятные свойства [411] материала, служившего Волконскому единственным источником для его статей, он успешно преодолел все трудности прочтения полуистлевших документов и исчерпал этот материал вполне, но, конечно, не мог избежать пропусков и недомолвок при изложении таких исторических фактов и явлений, относительно коих в остатках георгиевского архива нельзя было отыскать никаких сведений или же когда таковые ограничивались кратким упоминанием о каком-либо событии, без малейших подробностей и вне всякой связи с прочим документальным материалом. В ряду таких недостатков прежде всего обращает на себя внимание отрывочность и неполнота сведений за время начальствования на Кавказе генерал-аншефа И. В. Гудовича, бесспорно одного из самых выдающихся деятелей конца прошедшего столетия, важные заслуги которого в деле утверждения русского владычества и колонизации северного Кавказа далеко еще не выяснены в нашей исторической литературе с желаемой полнотою и подробностями, главным образом вследствие неразработки документального материала об этой замечательной личности, хранящегося пока нетронутым в архивах разных правительственных учреждений и даже у частных лиц. По ходатайству командующего войсками Кавказского военного округа, Генерал-Адъютанта С. А. Шереметева, я имел возможность получить из Императорской Академии Наук тетрадь неизданных рукописей академика П. Г. Буткова, под № 33, и при рассмотрении нашел в ней именно те документы, относящиеся к деятельности Гудовича на Кавказе, отсутствие которых замечается в остатках георгиевского архива, и потому считаю не лишним поместить их на страницах "Кавказского Сборника", как необходимые дополнения к прекрасным статьям Волконского. Бывшая у меня на рассмотрении тетрадь рукописей П. Г. Буткова, озаглавленная — "Бумаги Ивана Васильевича Гудовича, со [412] вступления его в управление линии Кавказской, с 1791 года", заключает в себе, в числе прочих, любопытное собрание документов об анапском походе в 1791 году, а также два плана: штурма Анапы и движения русских войск из Анапы в Суджук-Кале. Документы эти, как говорит академик Л. Броссе в предисловии к известной книге П. Г. Буткова — "Материалы для новой истории Кавказа", представляют собою большею частью черновые подлинники канцелярии Гудовича с его собственноручными исправлениями, причем некоторые из этих документов написаны рукою Николая Осиповича Лабы, состоявшего при Гудовиче в должности его генерал-адъютанта и управляющего его походной канцеляриею. Такое указание почтенного академика придает названным документам особенную ценность в интересах пополнения статей Волконского, который не без основания, как увидим ниже, выразил сомнение в точности найденной им в георгиевском архиве копии будто бы собственноручного донесения Гудовича о штурме кр. Анапы ¹.

Рассматривая черновой подлинник этого рапорта, от 29-го июня 1791 года № 546, сохранившегося в тетради Буткова, нельзя, действительно, не прийти к заключению, что он написан не Гудовичем, но, по всей вероятности, Н. О. Лабою. Доказательством этому служат многочисленные поправки и дополнения, несомненно сделанные рукою Гудовича, своеобразный почерк которого резко выделяется в тексте рассматриваемого документа, написанного, очевидно, другой рукой, не имеющей ничего общего с почерком Гудовича. Надо думать, что Волконскому по необходимости пришлось пользоваться очень плохой копиею подлинника, так как в рапорте об осаде кр. Анапы, помещенном в его статье, замечается много пропусков, не разобранных слов, искажений собственных имен и некоторые другие погрешности, [413] существенно нарушающие смысл этого важного исторического документа; к тому же у него совсем опущена заключительная часть донесения Гудовича, где описаны вкратце подвиги отличившихся при штурме Анапы. Все это вызывает надобность в напечатании рапорта Гудовича с действительного подлинника, в полном его объеме, сверенного мною с беловым, представленным князю Потемкину и хранящимся ныне в Московском отделении общего Архива Главного Штаба. Кроме этого рапорта, в тетради Буткова находились еще следующие, помещаемые здесь документы, имеющие не менее важное значение для всестороннего ознакомления с мало известными вообще подробностями анапского похода 1791 года: 1) "Журнал экспедиции к Анапе 1791 года", 2) "Ведомость о находящихся в Ейском укреплении и в редутах Кубанского корпуса людях и лошадях, 18-го июня 1791 года", 3) "Маршрут движения войска от Кубани к крепости Анапе”, 4) Письмо ген.-анш. Гудовича к Анапскому паше, от 20-го июня, 5) "Ведомость сколько при разных сражениях с неприятелем и при делании батарей Кавказского и Кубанского корпусов убито, без вести пропало и ранено людей и лошадей, значится на обороте"; 6) "Ведомость сего июня 22-го числа во время штурма и взятия крепости Анапы из находящихся в действии Кавказского и Кубанского корпусов убито и ранено людей и лошадей" и 7) "Ведомость представленных его сиятельству графу Н. И. Салтыкову 6-го июля 1791 года". Предлагаемые документы дают нам довольно полную картину анапского похода и знакомят с такими интересными подробностями, которые до сих пор совершенно не были известны и не встречаются в нашей исторической литературе. С тех пор как в устьях р. Бугур вместо существовавшего там земляного редута построена была, по повелению турецкого султана Гамида, французскими инженерами первоклассная крепость Анапа, Россия в [414] течение целого полувека стремилась к ниспровержению этой грозной твердыни, преграждавшей успехи наших завоеваний на Кавказе. Располагая в Анапе сильным гарнизоном, Турция путем религиозной пропаганды деятельно поддерживала в своих политических видах вражду против России в подвластных ей, хотя и номинально, племенах горцев и кочевых ногайцев. Как сильнейшая турецкая крепость на всем северо-восточном берегу Черного моря, Анапа в системе покорения Кавказа имела чрезвычайно важное значение и не раз была свидетельницею кровавых столкновений из-за обладания ею. Первая в этом отношении попытка сделана была генерал-адъютантом Текелли, который, по распоряжению князя Потемкина, предпринял в 1788 году военные действия против Анапы в видах обеспечения русских границ на Кавказе от покушений турецких сил, направленных в то время к Тавриде. Но имея в своем распоряжении весьма незначительный отряд войск, Текелли, после семичасового сражения с турками под стенами Анапы, 14-го октября, убедившись в превосходности сил неприятеля и фактической невозможности взять при существовавших условиях крепость, благоразумно снял осаду и отступил к Кубани. Затем, в 1790 году, подобную же попытку, но уже по личной своей инициативе, повторил командир Кавказского корпуса генерал-поручик Бибиков. Несмотря, однако, на геройскую храбрость наших войск, одержавших победу над турками 25-го марта, смелая попытка их к овладению Анапой окончилась неудачей, по неимению в отряде Бибикова фашин и лестниц. Простояв после этого под Анапой еще три дня, Бибиков, в виду недостатка продовольствия и боевых припасов, принужден был отступить. Обратное движение отряда Бибикова к Кубани сопровождалось ужаснейшими бедствиями, описание которых не входит в рамку настоящих заметок. Эскадра [415] контр-адмирала Ушакова, явившаяся под Анапою почти вслед за Бибиковым с целью истребить или, по крайней мере отрезать из-под крепостных стен стоявшие под защитой их турецкие суда, также не имела успеха. Вступив в командование Кавказскими и Кубанскими корпусами, генерал-аншеф Гудович блистательно преодолел все трудности штурма этой твердыни и 22-го июня 1791 года Анапа была взята, но по ясскому миру возвращена обратно Порте. С прекращением дружественных отношений с Турциею, 28-го апреля 1807 года к Анапе прибыла эскадра Черноморского флота, под командою контр-адмирала Пустошкина, и на другой день, во время 2-х-часового срока, данного гарнизону для сдачи крепости, турки тайно ушли в горы. Воспользовавшись этим случаем, черкесы бросились на грабеж крепости, но устрашенные взрывом порохового погреба разбежались, а 29-го апреля войска наши без сопротивления заняли Анапу, которая, указом 4-го июля 1811 года, причислена была к русским крепостям 2-го класса. Затем с окончанием войны, по миру, заключенному 16-го мая 1812 г., Анапа опять возвращена Турции. Наконец, 12-го июня 1829 года русские войска, под начальством ген. адъютанта кн. Меншикова и при содействии Черноморского флота, под командою вице-адмирала Грейга, в третий раз взяли Анапу. В 1847 году она возведена на степень портового города, просуществовавшего однако только до 1855 года, когда, вследствие вновь возникшей войны с Турциею, все укрепления Черноморской береговой линии, в том числе портовые города Новороссийск и Анапа, были оставлены русскими войсками и разрушены бомбардировкой с неприятельских судов. Не лишено некоторого интереса, что в эту войну Анапа на короткое время занята была турками и черкесами, а комендантом крепости объявил себя известный Сефер-бей, один из потомков рода князей Заноко, во владении которых [416] находилась местность, где турки, с согласия Магомет-Гирея Заноко, построили в прошедшем столетии Анапскую крепость. Сефер-бей был, вероятно, последним представителем турецкой власти в Анапе и в лице его судьба жестоко подсмеялась над злополучным родом князей Заноко, допустившим сооружение на своей земле этой крепости вопреки желаниям своего племени. Но этим не заключились еще покушения турок на Анапу, и в последнюю войну 1877—78 года она опять подверглась бомбардированию, хотя почти и без всякого для нас вреда.

Уже один простой перечень вышеприведенных фактов ясно показывает насколько было важно значение Анапы в истории Кавказской войны; между тем в литературе нашей нельзя указать ни на одно сочинение, которое было бы специально посвящено последовательному и подробному изложению событий, связанных с именем этой крепости и известных нам лишь в главных своих чертах. Вот почему нельзя, кажется, не признать желательным появление в печати документов, заключающих в себе некоторые новые и неизвестные еще детали столь крупного события, каким несомненно был Анапский поход ген.-анш. Гудовича в 1791 году. Не имея целью вдаваться в частную оценку приводимых ниже документов, достоинства коих определяется богатством их внутреннего содержания и само говорит за себя, я ограничусь лишь замечанием, что они предлагают собою в распоряжение будущего историка богатый запас данных, заслуживающих самого серьезного внимания, как материалов для полного описания анапского похода, которого до сих пор у нас нет. В этих документах мы встречаем во-первых подробные сведения о составе войск отряда Гудовича, затем весьма обстоятельное и интересное описание движения войск от Темижбека к Анапе, по правому берегу р. Кубани через так называемую талызинскую [417] переправу и по владениям враждебного нам в то время племени горцев, далее — все предварительные распоряжения к атаке крепости, потом описание самого штурма Анапы и подвигов наиболее отличившихся при этом офицеров, ведомость о числе убитых, раненых и без вести пропавших, о количестве и калибре орудий, взятых в Анапе, и наконец именной список награжденных, а также Высочайший рескрипт на имя генерал-аншефа Гудовича о пожаловании ему ордена св. Георгия 2-го класса и "богатой шпаги". Из приложенного к этому рескрипту списка "генералитету, штаб и обер-офицерам, отличившимся при штурме, произведенном на крепость Анапу, июня 22-го дня 1791 года", усматривается, что главные сподвижники Гудовича, генерал-майоры Загряжский и Булгаков, бригадиры барон Шиц и Поликарпов, награждены были военным орденом 3-го класса, бригадир князь Щербатов, полковники Чемоданов, Муханов и храбрый майор артиллерии Меркель получили золотые шпаги, полковники Буткевич и Годлевский — Владимира 3 степ. Затем из числа других отличившихся офицеров высших наград удостоились: полк. Самарин, примьер-маиоры Веревкин и Ланг, капитаны Пищевич и Бачурин — военного ордена 4-го класса; примьер-майор генеральс-адъютант Гудовича — Лаба ², капитаны Митякин, Чичагов, Монтрезор, Готовцев, Доброклонский, Асеев, Акулов и Деспотович — Владимира 4 степени; наконец остальные 77 офицеров награждены одобрительными листами. В этом же списке против фамилии каждого офицера прописаны из реляции подвиги их.

По возвращении из Анапы, пользуясь спокойствием горских племен, находившихся под впечатлением блистательной победы русских войск над турками, Гудович [418] занялся внутренними делами края и 7-го ноября представил Императрице всеподданнейшее донесение, подлинника которого Волконский не нашел в делах георгиевского архива, так как он остался в бумагах Гудовича и, как уже сказано выше, вошел в число прочих неизданных рукописей академика П. Г. Буткова. В рапорте этом Гудович дословно приводит инструкцию, данную ему при назначении на Кавказ князем Потемкиным, затем весьма отчетливо обрисовывает политическое состояние края, отношения к России кавказских народов и персидских ханов, владевших некоторыми провинциями в Закавказском крае, дает краткое, но верное описание всех горских племен северного Кавказа, с обозначением занимаемых ими мест, доносит о своих распоряжениях и действиях по управлению вверенным ему краем и по отношению ханов, наконец, излагает чрезвычайно важные по обстоятельствам того времени соображения о необходимости введения в Кабарде родовых судов, о водворении на Кубани казачьих станиц и расположении войск на нашей кавказской границе. Политика Гудовича по отношению дербентского хана и его брата, веденная им самим, без всяких указаний со стороны кн. Потемкина, ясно свидетельствует, что Гудович обладал далеко недюжинными способностями тонкого и предусмотрительного дипломата. Особенно рельефно проявляется это в деле улажения недоразумений с шамхалом тарковским по поводу оказанной русскими судами помощи Ших-Али-хану при осаде им г. Баку. Вообще для характеристики деятельности Гудовича на Кавказе помещенный здесь всеподданнейший рапорт его от 7-го ноября 1791 года представляет большой интерес. Не менее важным надо признать и другое всеподданнейшее донесение его, от 16-го января 1792 года, трактующее о том, "каким образом, по заключении ожидаемого с турками мира, учредить линию" на северном [419] Кавказе, с приложением "ведомости о всех заведенных по линии от Каспийского моря до Черного крепостях, укреплениях и редутах, занятых и не занятых войсками", и "описание городов, крепостей и всех селений, заведенных на кавказской линии, по уездам, начиная от Каспийского моря, с донесением когда оные заведены, при каких речках, сколько в них жителей и какого рода и какие имеют угодья".

Сделав оценку стратегического значения существующих крепостей и укреплений, Гудович в донесении этом весьма обстоятельно разъясняет, почему некоторые из них надо упразднить, между тем как в других местах необходимо соорудить новые укрепления. Намеченные им пункты, как оказалось впоследствии, вполне соответствовали обстоятельствам войны с кавказскими горцами и условиям местности. Большая часть построенных им, с соизволения Императрицы, укреплений и редутов еще долго удерживалась нами и признавалась существенно важною в интересах защиты нашей границы от вторжения горских народов. Надо заметить, что при вступлении Гудовича в командование войсками, расположенными на Кавказе, кавказская линия, начинаясь у берегов р. Терека, оканчивалась укреплением Григориполисским на Кубани; дальнейшее пространство вниз по Кубани до Черного моря оставалось открытым. Гудович, при следовании с войсками к Анапе в 1791 году, признал нужным закрыть для неприятеля эту часть нашей границы, построив здесь ряд укреплений и редутов вплоть до переправы своей через Кубань близь урочища Заны. Таким образом он положил начало собственно кубанской линии, которая в общем сохранила свое первоначальное расположение почти до окончания кавказской войны и колонизации Закубанского края.

В том же донесении Гудович высказывает мысль о [420] поселении 12-ти новых казачьих станиц при проектируемых им редутах и укреплениях от Соленого брода на Малке до устьев р. Лабы, и предлагает с этою целью переселить с своих мест недавно поселенные на кавказской линии Волгский и Хоперский полки и, кроме того, перевести с Дона на Кубань три донских полка. Из имеющихся в том же документе выписок из Высочайшего рескрипта на имя Гудовича от 28-го февраля видно, однако же, что Государыня не признала возможным осуществить в таком виде предположения Гудовича и повелела все станицы заселить исключительно донскими казаками, воспользовавшись для этой надобности 6-ю донскими полками, находившимися в то время на кавказской линии. Но приведение этой последней меры в исполнение породило собою чрезвычайно прискорбное явление, замедлившее осуществление проекта Гудовича на целых два года. Как только объявлено было донцам высочайшее повеление об оставлении их на Кубани для поселения, они взбунтовались и три донских полка, покинув своих начальников и захватив с собою все полковые знамена и бунчуки, бежали на Дон, где вспыхнул бунт, продолжавшийся три года сряду и усмиренный отрядом регулярных войск, под командою бригадира кн. Щербатова ³.

В приложенной к этому донесению ведомости мы находим подробное перечисление всех крепостей, укреплений и редутов, существовавших на северном Кавказе в 1791 году, с обозначением какие из них заняты войсками, какие не заняты и по каким причинам. При полном отсутствии точных карт Кавказа того времени и той неопределенности указаний, какая замечается в нашей военно-исторической литературе относительно местонахождения [421] укреплений, построенных на северном Кавказе в прошедшем столетии, ведомость Гудовича представляет собою драгоценный источник для восстановления более правильного понятия о состоянии Кавказской линии, нежели то, которое можно было получить, основываясь на имеющихся в печати сведениях. Еще более важным документом надо признать приложенное к тому же донесению, от 16-го января, "описание городов и крепостей и всех селений, заведенных на Кавказской линии, и т. д.” Кроме поименования всех населенных мест северного Кавказа, в этом описании приведены статистические сведения о числе и составе народонаселения в каждом отдельном пункте и времени их поселения. Такое содержание этого документа придает ему чрезвычайно важное значение источника, представляющего собою едва ли не первый, по времени, свод статистических сведений о северном Кавказе в первую эпоху его колонизации. Вообще нельзя не согласиться, что в связи с "ведомостью" рассматриваемое описание городов и крепостей Гудовича существенно восполняет пробел исторической географии Кавказа и до некоторой степени может заменить собою карту, столь необходимую при разрешении вопросов, возникающих при чтении документов того времени. Чтобы закончить краткий обзор документов Гудовича, найденных мною в рукописи Буткова, остается упомянуть о всеподданнейшем донесении его от 16-го ноября 1793 года, в котором говорится о положении работ по устройству крепостей и редутов на Кубанской границе и затем о письме его к графу Н. И. Салтыкову от 12-го марта 1792 года, где Гудович очень настойчиво, "без зазрения теперь совести", как он сам выразился, просит об исходатайствовании ему "увольнения от здешнего поста", представляя к тому весьма убедительные доводы. Дальнейший ход дел показывает, однако, что просьба Гудовича осталась неудовлетворенной [422].

Неполнота георгиевского архива заметно отразилась в статье Н. А. Волконского недостатком многих сведений не только о деятельности И. В. Гудовича, но и других упоминаемых им лиц, заслуги которых во всей их полноте нельзя не занести в хронику Кавказской войны. В данное время пробел этот может быть пополнен лишь отчасти некоторыми материалами, извлеченными мною из московского отделения общего архива Главного Штаба и представляющими собою небольшую серию документов, относящихся ко времени командования Кавказским и Кубанским корпусами генералов Талызина, Текелли, Бибикова, барона Розена и графа де-Бальмена.

Насколько документы эти отвечают своему назначению, как сырой материал для дополнения статьи Н. А. Волконского, можно заключить из приводимого здесь перечня этих документов, с краткими указаниями содержания их.

Рапорты генерал-поручика Талызина князю Потемкину-Таврическому. 1) Рапорт от 16-го апреля 1788 года № 85. О поражении в вершинах р. Еи, 9-го апреля, 400 кубанских татар и черкесов двумя донскими казачьими полками Грекова и Голова совместно с явившимся к ним на подкрепление гарнизоном Ейского укрепления, под командою полков. Лешкевича. В этом деле ранен главный предводитель татарского скопища Шахин-Гирей-Султан и неприятель понес большие потери убитыми и ранеными. Особенно пострадали черкесы, которые забрались в камыши и, как не пожелавшие сдаться, были беспощадно расстреливаемы пушками. С нашей стороны урон выразился 2-мя убитыми обер-офицерами, 27-ю казаками и 40 лошадьми; раненых оказалось 3 обер-офиц., 8 казаков и 14 лошадей; без вести пропало 45 казаков и взято в плен 1 офиц. и 14 казаков. Кроме того, по несчастной случайности, в руки неприятеля достались знамя и бунчук, взятые ими от двух убитых хорунжих [423].

2) Рапорт от 16-го апреля 1788 года № 86. О расположении и собрании войск Кубанского корпуса на Дону и о приготовлениях к походу на Кубань.

3) Рапорт от 30-го августа 1788 года. О победе, одержанной над закубанскими горцами 25-го августа при слиянии рр. Ерлы и Абина, причем убито и потоплено в реке более 1000 человек неприятеля, 50 челов. и 2 мурзинские жены взяты в плен; отбиты у горцев 1 маленькая чугунная пушка и 1 большая, которая, по невозможности везти ее за отрядом, была утоплена в глубоком болоте; сверх того, войскам нашим досталось в добычу 3400 голов рогатого скота, 4000 овец и до 2000 штук разбросано при переправах. В деле этом особенно отличился Владимирского драгунского полка подполковник Нелидов, имя которого мы встречаем также и в числе славных героев знаменитого штурма Анапы 1791 года. Отряд Талызина переправился через Кубань близь урочища Заны и вышел потом на так называемую анапскую дорогу, по направлению к р. Абину. Здесь войскам пришлось преодолеть много трудностей и лишений. Три дня, не смыкая глаз, они двигались сперва на протяжении целых 40 верст по сплошным болотам, затем 30-ти верст ущельями, ежеминутно подвергая себя опасности, и наконец, не взирая на страшное утомление, принуждены были отражать при самых невыгодных для себя условиях ожесточенные нападения многочисленных горцев, встретивших их при слиянии рр. Ерлы и Абина. "Экспедиция эта была столь трудная — говорит Талызин в своем рапорте — что солдаты, служа много лет, таковой трудной и опасной не видели". Кроме нравственного влияния на закубанские племена горцев и материального приобретения части имущества неприятеля, эта экспедиция принесла нам еще и ту пользу, что впервые дала возможность узнать путь в Анапу, куда направлялся в это время Текелли со своими войсками [424].

4) Рапорт от 14-го октября 1788 года. О действиях рекогносцировочных партий корпуса Талызина на Кубани и о результатах движения отряда генерал-майора Шевича к Тамани. К этому рапорту приложены любопытные показания вышедшего из плена однодворца Ефима Хитрово, жителя Калиновского селения (ныне станица) александровского уезда Кавказского наместничества, взятого горцами в плен в первых числах июля 1787 года и проданного в Анапе черкесу Хаджи за 20 круш, т. е. за 10 руб. на наши деньги. Хитрово между прочим сообщил, что в то время за Кубанью находилось около 4000 турецкого войска с 6-ю чугунными орудиями и дал некоторые сведения о состоянии Анапской крепости.

5) Рапорт от 24-го ноября 1788 года № 1176. В этом рапорте изложены обстоятельства, сопровождавшие соединение войск корпуса Талызина с войсками Кавказского корпуса генерал-аншефа Текелли, затем совместные их действия под Анапою, далее — обратное движение к переправе на Кубань и, наконец, возвращение Кубанского корпуса на Дон и роспуск его на зимовые квартиры. Следование Кубанского корпуса от Кубани к Дону, на пространстве 350-ти верст по безлюдной степи, сопровождалось большими бедствиями. Выступив с переправы у Кубани 1-го ноября, войска в пути застигнуты были сильными морозами, не имея у себя теплой одежды. "Многие для спасения своей жизни — говорит Талызин — пожгли повозки, ящики и палаточные древки, даже и до того, что несколько воловых фур, бывших под месячным провиантом". В полках и транспорте с провиантом погибло от бескормицы и мороза множество лошадей и волов. Если бы не вовремя подоспевшая помощь подвижного магазина, вызванного Талызиным из Ейского укрепления, то все обозы отряда пришлось бы бросить в пути. Несмотря на все старания Талызина сохранить свой [425] транспорт, волов пропало столько, что "во все лето до ноября пропасть не могло". В заключение своего рапорта Талызин высказывает дельную мысль, что

"лучшее и удобнейшее средство противу обитающего в сих краях неприятеля — с 1-го числа мая по исход октября, в которое время не успеют они ни посеять хлеба, ниже заготовить чего либо нужного к своему содержанию.”

Рапорты генерал-аншефа Текелли кн. Потемкину. 1) "Журнал похода и действий Кавказского корпуса, под командою генерал-аншефа и кавалера Текелли, от линии Кавказской до Черного моря, 1788 года с 24-го августа до последних чисел ноября, с описанием по замечаниям народов разных поколений, обычаев и происшествии оных." В этом документе Текелли подробно описывает ход экспедиции за Кубань, предпринятой им, чтобы

"сделать диверсию к Черному морю и особливо наказать ушедших в 1783 году ногайских татар, живущих близь моря, также и прочих народов, обитающих от р. Лабы и далее, которая (т. е. экспедиция) подала возыметь инна примечания, служащие на предыдущее время полезными."

Цель эта была достигнута вполне. После блистательного поражения турок и черкесов на р. Убине 26-го сентября, Текелли двинулся к Анапе, произведя на пути сильное опустошение в жилищах горцев. 14-го октября сделана была попытка овладеть Анапой. Турки, ободренные помощью горцев, неожиданно явившихся перед русскими войсками с 11-ю орудиями, обнаружили отчаянное сопротивление. Сражение, продолжавшееся более 7-ми часов сряду, прекратилось с наступлением сумерек, и возобновлять атаку Текелли не признал возможным.

"По примечаниям ген.-майора Шевича и полковника Германа— объясняет Текелли в своем журнале — Анапу вскорости нельзя взять иначе как штурмом, и я, с общего совета, не приступил к тому [426] по причине, что помянутый город взявши удержать его и связи с владением российским учредить в сие время не можно было, и для одной славы, без всякого другого вида и пользы людей, коих потерять показалось непростительно; для формальной осады ни артиллерии нужной и ниже довольно зарядов, и более всего время уже поздно для обратного марша корпуса, да провианту с собою было только до 1-го ноября, коего и довезть никак невозможно, а потому положено было предпринять возвратный путь"....

Описывая сражение, Текелли говорит, что оно случилось "по необходимости подходить близь к городу, чтобы узнать точно оного положение и укрепление." Вторая половина журнала посвящена описанию горских племен, обитавших на пространстве между р. Лабою и Черным морем. Все эти племена Текелли подразделяет на три поколения: собственно черкес, мунгольцев (?), называемых обыкновенно черными ногайцами, и абазинцев.

"Прочие же их отделения, под разными названиями, принадлежат к какому-нибудь из сих поколений, отделившемуся издавна по наследству к какому-либо из владельцев и со временем вышедшему из роду."

В горцах Текелли видит потомков древних цихов (зихов) и ясов, и высказывает на этот счет свои соображения, свидетельствующие, что почтенный генерал достаточно хорошо знал древнюю историю, но далеко не вполне ознакомлен был с народом, который он описывал. Несравненно выше стоит в этом отношении описание Гудовича в его всеподданнейшем рапорте от 7-го ноября 1791 года. Последнее не утратило своего интереса и в наше время, как один из лучших источников по этнографии северо-западного Кавказа второй половины прошедшего столетия.

2) Рапорт от 16-го января 1789 года. О том, что в средних числах декабря прошедшего года взят горцами в плен Ладогского пехотного полка поручик Каменев, [427] который, находясь в редуте при Песчаном Броде, без спроса отправился с собаками на охоту и захватил с собою двух казаков.

3) Рапорт от 2-го февраля № 83. О переселении мирных ногайцев на правую сторону р. Дона и к р. Калмиусу.

4) Рапорт от 4-го февраля № 361. О необходимости увеличить кордонную стражу от Черкаска до Кавказской линии и вместо трехсотенной команды донцов, занимающей кордон на этом пространстве, назначить пятисотенный полк.

5) Рапорт от 26-го марта № 231. О нападении на Вестославский редут, произведенном закубанцами 11-го марта.

6) Рапорт от 26-го марта № 942. О потере 925-ти лошадей в двух донских полках, Голова и Грекова, занимающих кордонную линию от Черкаска до Кубани.

"В половине февраля — говорится между прочим в этом рапорте — выпал редкий но здешнему климату снег, с морозами и ветрами. На почтах черкаской дороги в одну ночь замерзло, на одной 12, на другой 22 и на третьей 11 лошадей. От чрезмерной стужи и метели, беспрерывно продолжавшихся с 19-го февраля по 8-е марта, и люди в то время не могли подать лошадям никакой помощи, беспрестанно озабочены спасать жизнь свою и отрывать от снега у землянок двери... Состоящие при здешней Кавказской линии четыре донские казачьи полки, по всегдашнему упражнению их на службе содержанием передовой стражи над Кубанью и Черкаской дороге, также почти и беспрестанных разъездов пришли в совершенное изнеможение лошадьми и не могут никак исправиться к службе".

7) Рапорт от 26-го марта № 230. О намерении Батал-паши предпринять поход в Кабарду, с приложением письма этого паши к кабардинским владельцам и узденям, в котором между прочим сообщается, что из Турции отправляется на Кавказ Хусейн-гази-паша с 50-ю тысячами исправного войска. Батал-паша просил владельцев малой Кабарды Тетуруко и Тау-Султанова: [428]

"постарайтесь изыскать удобное средство о способной нам дороге и о предприятии и доставьте ко мне точное о том известие, то не останетесь без сугубого воздаяния."

8) Рапорт от 29-го марта № 993. О потерях, понесенных войсками Кавказского и Кубанского корпусов людьми, лошадями и волами вследствие сильных морозов, метелей, непогоды и бескормицы. В Кавказском корпусе в подвижных магазинах пало от морозов до 1000 волов, а в Кубанском, расположенном на Дону, 1792 из общего числа 4192 голов; при следовании к Азову одного из подвижных магазинов, находившегося в Сыском укреплении, замерзло на дороге 49 извозчиков и 167 волов.

9) Рапорт от 30-го апреля № 360. О нападении закубанцев на деревню Калалы (у Вестославского редута) и о перенесении ее на другое место.

10) Рапорт от 30-го апреля № 374. О причинах упразднения крепости Преградный Стан (на Кубани) и о сооружении Темнолесского ретраншемента.

11) Рапорт от 20-го мая № 568. О расположении войск Кавказского и Кубанского корпусов от Тамани до Наура.

12) Рапорт от 30-го мая № 437. Об экспедициях Текелли за Кубань и Булгакова за Лабу, в землю Махошей, в наказание за двукратное нападение на деревню Калалы.

13) Рапорт от 30-го мая № 1942. Распоряжения Текелли по случаю сдачи Кавказского корпуса графу Н. И. Салтыкову.

14) Рапорт от 20-го июля № 570. Известия о появлении турецких войск за Кубанью, с приложением письма Магомет-Мустафы-паши к кабардинскому владельцу Хаджи-Ахмету и фирмана турецкого султана Селима к магометанским народам.

Рапорты генерал-поручика барона Розена князю Потемкину.

1) Рапорт от 19-го марта 1790 года № 445. О причинах замедления в принятии начальства над войсками Кавказского [429] корпуса, находящимися временно под командою генерал-майора Бибикова.

2) Рапорт от 9-го апреля № 553. Об откомандировании 2-го Егерского батальона в распоряжение Пустошкина.

3) Рапорт от 9-го апреля № 554. Об отправлении на Кубань для принятия начальства над войсками Кавказского корпуса от ген.-майора Бибикова.

4) Рапорт от 19-го мая № 72. О принятии от г.-м. Бибикова Кавказского корпуса и об отправлении Бибикова из Донской крепости с подполковником Крюковым к кн. Потемкину.

5) Рапорт от 21-го мая (без номера). Этот документ заключает в себе весьма интересные подробности о бедствиях и потерях, понесенных отрядом г.-м. Бибикова во время его злополучного похода к Анапе, предпринятого с целью овладеть названной крепостью. Известно, что Бибиков решился на этот отважный подвиг, не испросив согласия кн. Потемкина. Узнав о бедственном положении войск Бибикова за Кубанью, князь Потемкин предписал командиру Кубанского корпуса ген.-пор. барону Розену разыскать отряд Бибикова и оказать ему помощь. Но Розен прибыл на Кубань в то время, когда Бибиков переправился уже на правую сторону реки и находился вне опасности. Мы знаем, что поход Бибикова продолжался ровно сорок два дня. Его отряд, переправившись по льду через Кубань у Прочного Окопа 10-го февраля, возвратился 11-го апреля. Князь Потемкин 2-го мая предписал (за № 562) бар. Розену донести ему "об обстоятельствах, в коих г.-м. Бибиков с войсками находился за Кубанью", и бар. Розен в рапорте своем от 21-го мая приводит между прочим следующие факты: при переправе у Прочного Окопа провианта было взято Владимирским пехотным полком только по 11-е февраля, т. е. всего на один день; Воронежским и Кавказским — на девять дней, [430] остальными полками по 21-е, 24-е и 26-е февраля и лишь некоторыми частями по 1-е марта. Следовательно отряд Бибикова, состоявший из 7609 человек, в течение полутора месяца оставался без провианта.

"Когда вышло продовольствие, люди довольствовались снискиваемым в татарских селениях просом и другим зерновым хлебом, но весьма недостаточным; наконец, когда и того находить не могли, принуждены были питаться травою, кореньями и лошадиным мясом, не имея притом и соли. Деньги хотя и были, но как казенные, так и собственные, сколько кто имел, употребляли на покупку для пищи лошадей и диких кабанов мяса, платя за изнуренную лошадь не менее 25 руб. и за фунт кабанины 20 коп.; а сия пища, как необыкновенная и без соли, произвела в людях чрезвычайное изнурение и болезни"....

В другом месте этого документа относительно положения офицеров Розен говорит:

"Бывшие у них собственные вещи все без изъятия, за тяжестью и неимением лошадей, пожжены, побрасаны и на переправах потонули, как-то: повозки, верхняя и нижняя офицерская одежда, так что при возвращении многие офицеры были в разодранном и сгнившем от непогод платье и вместо сапогов в поршнях, из сырых кож сделанных, число коих, за множеством, а от других полков за непоказанием, описать вскорости успеть было не можно".

К рапорту этому приложена любопытная ведомость о потерях, понесенных отрядом Бибикова. При выступлении за Кубань в отряде состояло 7609 человек, в том числе 12 штаб-офицеров, 149 обер-офицеров, 293 кадет, унтер-офицеров и капралов, 90 трубачей, музыкантов, барабанщиков и флейтщиков, 6508 рядовых, 68 фурлейтов и 489 нестроевых, и 4134 лошади. Из этого числа в сражениях с неприятелем убито: 4 штаб-офицера, 6 обер-офицеров 223 нижних чинов и 101 лошадь. Умерло (надо, конечно, понимать от голоду и болезней) 2 обер-офицера, [431] 2 унтер-офицера и 614 рядовых. Захвачено в плен и без вести пропало 1 обер-офицер и 120 нижних чинов. При переправах потонуло 2 обер-офицера и 23 рядовых. Бежало 111 нижних чинов. Кроме того, в числе вернувшихся было еще 314 раненых (1 штаб-офицер 10 обер-офицеров и 293 рядовых) и 782 больных. Таким образом, Бибиков привел назад только 5407 человек здоровых, и потерю умершими от голоду, болезней, ран, а также больными и ранеными можно считать в 2102 человек, т. е. почти 30% общей численности отряда. Сверх того, отряд понес огромные потери лошадьми и разными вещами. Из числа 600 кавалерийских строевых лошадей погибло 448, т. е. более 70%, артиллерийских и подъемных 944, седельных и верховых офицерских 544 и вьючных 367; всего 2303 лошади из числа 4134, находившихся в отряде, следовательно более половины первоначального состава. Потеряно и брошено, за невозможностью везти с собою при движении отряда по болотам и при переправах через горные реки, 958 ружей, карабинов и штуцеров, 333 пистолета, 138 палашей, сабель и кортиков, 32 аксельбанта и эполет, 313268 ружейных патронов и 12423 пистолетных, 13 артиллерийских и патронных ящиков, 3 пуда пороху, 2233 пушечных зарядов с бомбами, ядрами, гранатами, картечью и холостых и масса одежды, седел, упряжи, шанцевого инструмента, конского и седельного прибора, подробно перечисленных в ведомости. Известно, что, собираясь в поход, Бибиков приказал войскам своего корпуса брать насильно у обывателей шубы, кафтаны, рукавицы и т. п., так как войска его не были обеспечены достаточным для зимнего похода запасом теплой одежды, а между тем приобрести их другим путем в то время не представлялось возможным. В ведомости бар. Розена встречаются между прочим сведения о количестве как этих вещей, так и [432] собственных солдатских, утраченных в походе, с определением стоимости их: шуб собственных солдатских 2047, обывательских 1825, полагая по 3 руб. за каждую шубу, на 11616 руб.; кафтанов солдатских 458, обывательских 187 на 967 руб. 50 к.; шапок 1153, рукавиц 1153 и кенег 1188; всего вообще на сумму 14,035 рублей.

6) Рапорт от 22-го мая № 792. Об аманатах, выданных ногайцами ген.-поручику Бибикову, и о пушке, взятой у неприятеля в сражении под Анапой.

7) Рапорт от 1-го июня № 1194. О сдаче бароном Розеном командования войсками, на Кавказе расположенными, генерал-поручику графу де-Бальмену.

8) Рапорт от 3-го июля № 109. Об отправлении в Тамань батальонов Кубанского егерского корпуса.

9) Рапорт от 16-го августа. О причинах невозможности выполнить предписание графа де-Бальмена об установлении связи с его войсками, расположенными в верхней части Кубани.

10) Рапорт от 16-го августа № 1459. О смерти коменданта Ейского укрепления бригадира Лешкевича и о назначении на его место секунд-майора Войну.

11) Рапорт от 16-го августа. Об отправлении в Тамань 4-х батальонов Кубанского егерского корпуса и соображения бар. Розена о движении остальных войск из кр. Св. Димитрия сухим путем на Тамань.

12) Рапорт от 23-го августа № 171. О выступлении 25-го августа Кубанского корпуса с Дона в Тамань и о том, что полки Донского войска не могут выступить ранее сентября.

13) Рапорт от 8-го сентября. О приостановке движения Кубанского корпуса в Тамань, в виду полученных известий о следовании Батал-паши в Кабарду.

14) Рапорт от 26-го сентября. О стычках [433] рекогносцировочных отрядов корпуса бар. Розена с закубанскими горцами и известия о силах и намерениях Батал-паши, с приложением показания взятого в плен узденя Хамурзы-Магомета.

15) Рапорт от 11-го октября. О действиях корпуса барона Розена за Кубанью и о причинах невозможности следовать в Тамань.

16) Рапорт от 4-го ноября. О действиях корпуса бар. Розена за Кубанью, между рр. Псекупсом и Шхагуаше, с 11-го по 30-е октября.

17) Предписание графа де-Бальмена барону Розену от 19-го сентября № 204, с распоряжениями, касающимися противодействия наступательному движению турецких войск, под начальством Батал-паши, в Кабарду, с приложением: а) постановления закубанским народам, вступающим в подданство Всероссийского престола, и б) формы присяги.

18) Рапорт от 27-го ноября № 226. О состоянии Ейского укрепления, с изложением обстоятельств, не позволяющих уничтожить это укрепление.

19) Рапорт от 27-го ноября № 227. О возвращении войск Кубанского корпуса в крепость Св. Димитрия и о расположении их на кантонир-квартиры.

20) Рапорт от 27-го ноября № 228. О переходе покорившихся ногайцев на правый берег р. Кубани и о расположении их по рр. Егорлыку и Грушевке.

Кроме этих бумаг, в тетради Буткова найдены следующие три в высшей степени важные документа:

1) Рапорт г.-м. Германа г.-м. Булгакову от 4-го октября, из лагеря при р. Тохтамыс, о поражении 30-го сентября турецкого корпуса и взятии в плен Батал-паши. 2) Рапорт г.-м. Булгакова кн. Потемкину от 8-го октября № 5, с представлением вышеприведенного рапорта г.-м. Германа и с объяснением причин, почему Булгаков не принимал [434] участия в сражении с Батал-пашою. 3) Журнал кампании на Кавказской линии ген.-маиора Германа с 22-го по 30-е сентября.

Эти документы в связи с некоторыми рапортами барона Розена (9, 13, 14, 15, 16 и 17) освещают весь ход военных действий на Кубани второй половины 1790 года, завершившихся многознаменательной в летописях Кавказской войны победой, одержанной нашими войсками над турками 30-го сентября на берегах Кубани, и взятием в плен Батал-паши. В кратковременный период командования войсками, на Кавказе расположенными, графа де-Бальмена победа эта была самым выдающимся событием, но в статье Н. А. Волконского, по недостатку архивного материала, относительно этого события имеется лишь краткое донесение г.-м. Германа о самом факте поражения Батал-паши, без всяких подробностей. Место, где происходило сражение с корпусом Батал-паши до сих пор остается не определенным с желаемой точностью и вызывает разноречивые толкования; в виду этого я счел нужным снабдить журнал Германа краткими примечаниями, которыми устраняются существующие на этот счет недоразумения.

Е. Фелицын.

____________

Документы, так обязательно и с таким внимательным выбором доставленные Редакции "Кавказского Сборника" председателем Кавказской археографической комиссии Е. Д. Фелицыным, дают возможность продолжать исследования покойного Волконского о северном Кавказе в конце прошлого века, расширяя и освещая их новыми или совершенно забытыми данными, среди которых попадаются известия, имеющие важное значение для истории нашего отечества. Бедность и отрывочность материалов, сохранившихся в старых [435] кавказских архивах от XVIII столетия, придают особую ценность бумагам, найденным Е. Д. Фелицыным в неизданных трудах Буткова, а сама эпоха (1787-1792 гг.) сообщает им высокий исторический интерес. Эта эпоха, соответствуя последней войне Императрицы Екатерины II с Турциею, впервые поставила нас в близкое и серьезное соприкосновение с племенами западного Кавказа, ознаменовалась крупными столкновениями с неприятелем и, после ряда неудач, завершилась военными успехами, остановившими расширение турецкой власти и развитие духовно-политических идей исламизма в этой обширной области Предкавказья. Вместе с победами мы положили конец деятельности одного из тех опасных и нередко талантливых фанатиков, которых обыкновенно выставляют окраины мусульманского мира при первых столкновениях своих с европейско-христианскою культурою. Проповедь Ших-Мансура была тем более опасною, что перенеслась в соседство Турции и Крыма, обратилась к племенам западного Кавказа, не знавшим сильной руки светской власти, способной успешно противиться поползновениям честолюбивых лиц духовенства слить эти племена воедино. С падением Анапы проповедь замолкла на целых 60 лет, а когда повторилась, то уже было поздно: кавказская война быстро и неудержимо клонилась к своему естественному концу, и дарования последнего проповедника, Магомет-Амина, не могли предотвратить ее неизбежных результатов.

Бумаги академика Буткова будут помещаться на страницах "Кавказского Сборника" в порядке, указанном в предисловии Е. Д. Фелицыным. Такой порядок, конечно, нарушает хронологическую последовательность, но в виду многих соображений принимается Редакциею как более удобный и к тому же едва ли стеснительный для будущих историков Кавказа. Следуя основной программе "Кавказского [436] Сборника", Редакция по мере печатания документов будет в ясном и последовательном рассказе, устраняющем трудные обороты речи, свойственные языку прошлого века, излагать их содержание.

__________________

I.

Поход генерал-аншефа Гудовича к Анапе. Приготовление к походу. Сбор Кавказского корпуса у Телижбека. Движение корпуса вниз по Кубани и основание на ней постов. Соединение с Кубанским корпусом на талызинской переправе. Переправа чрез Кубань, дальнейшее движение корпусов и соединение с корпусом таврических войск близь д. Адалы. Авангардное дело 9-го июня. Обложение Анапы и рекогносцировка ее. Дело 11-го июня. Заложение первой батареи. Вылазка и нападения черкесов 13-го июня. Вылазка 15-го числа и попытка черкесов прорвать блокадную линию, 17-го июня. Устройство батарей и бомбардирование крепости. Диспозиция штурма Анапы, приказ, наставление. Атака крепости 22-го июня. Трофеи и потери. Отличившиеся и награды. Прибытие отряда полковника Сенненберга в Суджук-кале и возвращение его назад. Взятие турецкого кирлангича. Появление турецкого флота. Покорность некоторых черкесских племен. Срытие анапских укреплений и выступление войск в обратный поход.

По прибытии в Георгиевск, Гудович два слишком месяца употребил на приведение в порядок всего необходимого в войсках Кавказского и Кубанского корпусов для раннего похода их к Анапе. Оба корпуса сильно нуждались во многом, особенно в подвижном составе артиллерии и в перевозочных средствах для поднятия понтонов и провиантских магазинов. В начале апреля, приказав выделить команды от частей Кавказского корпуса к занятию постов и редутов на правом фланге и в других местах линии, он предписал корпусу, имея 1000 человек в мушкетерских, 500 человек в егерских, по 8-ми эскадронов в драгунских и по 400 человек в казачьих полках, выступить 16-го апреля в лагерь, а оттуда направиться к сборному пункту у Телижбека. Кубанскому корпусу [437] предписано было собраться к 10-му мая к Ейскому укреплению, 11-го выступить к талызинской переправе и прибыть к ней 21-го числа. Для обеспечения этих войск фуражом в случае обратного движения, на каждом переходе от Дона до талызинской переправы следовало оставлять небольшие команды из слабосильных и неспособных людей и по 8-ми казаков с приказным для курьерной службы. Вместе с тем Гудович указал генерал-аншефу Михайле Васильевичу Каховскому на необходимость доставки провианта на судах, если бы встретились затруднения на переправе через Кубань. 19-го апреля, оставив генерал-маиора Савельева начальником линии и снабдив его необходимыми наставлениями, он выступил из Георгиевска в поход с Тифлисским мушкетерским полком, 4-мя эскадронами Ростовского карабинерного полка и 20-ю орудиями полевой артиллерии. На пути, 28-го числа, к нему присоединился Астраханский драгунский полк; прочие же полки и батальоны прибыли на Телижбек: Хоперский казачий — 23-го апреля, 3 эскадрона Нарвского карабинерного полка и Воронежский мушкетерский полк — 24-го числа, Донской Кошкина и Волгский казачьи полки — 3-го мая, Таганрогский драгунский, Казанский и Владимирский мушкетерские полки, 1-й, 2-й и 4-й егерские батальоны, Донской Луковкина полк, 200 гребенских казаков, 150 терских семейных и эскадрон Каргопольского карабинерного полка — 4-го мая. В этот день в Телижбек прибыли и войска, следовавшие из Георгиевска с самим Гудовичем. Придавая особое значение Телижбеку, Гудович приказал устроить там укрепление и оставил целый отряд, в составе одного батальона Казанского и одного батальона Воронежского мушкетерских полков, эскадрона Каргопольского карабинерного полка и Донского полковника Луковкина полка, под командою бригадира фон-Кропфа. Назначение этого отряда состояло в прикрытии границ правого фланга линии от [438] Телижбека вниз по Кубани, в поддержании сообщений до талызинской переправы и в мелких пограничных действиях против воровских партий черкесов, если бы они появились на этом пространстве Кубани. Сто человек полка Луковкина оставлялись на Телижбеке, остальные должны были занимать посты на переходах корпуса по Кубани до Воронежского редута. В подкрепление им из телижбекского поста назначалась пехота, по 120 человек. Луковкину приказано было сохранять связь с полком походного атамана Поздеева, находившегося поблизости, и содержать некоторые посты на правом фланге линии. 9-го мая, приказав фон-Кропфу производить разъезды и принимать нужные меры предосторожности, генерал Гудович двинулся дальше и, делая через каждые два перехода роздых (дневку), достиг 18-го числа Петровского ретраншемента. На пройденном пути были устроены редуты: 1) Кавказский, в котором оставлены 20 казаков Луковкина полка; 2) Казанский, с гарнизоном из 40 рядовых Казанского полка при офицере и унтер-офицере и 30-ти казаков полка Луковкина; 3) Тифлисский, с 20-ю рядовыми того же полка при унтер-офицере и 25-ю казаками Луковкина полка; 3) Тифлисский, с 20-ю рядовыми того же полка при унтер-офицере и 25-ю казаками Луковкина полка; 4) Ладогский и 5) Усть-Лабинский, с такими же гарнизонами и от тех же полков, и 6) Воронежский, с таким же числом людей при одном обер-офицере. По приближении к Петровскому ретраншементу, бжедухские уздени явились к Гудовичу и просили о принятии их в подданство России. Оставив в Петровском ретраншементе штаб-офицерский пост, из эскадрона Нарвского карабинерного полка, по 25-ти рядовых при обер-офицере от Воронежского и Казанского полков и 25 казаков полка Ребрикова, для разъездов вверх и вниз по Кубани, преследования черкесских партий и сопровождения транспортов, Гудович направился к "протоку” Кубани, где [439] явились к нему и приняли русское подданство Султан-Махмуд-Чобан-Киреев, бжедухский владелец Крым-Гирей и темиргоевский уздень Кучмезук Арсламбеков. 21-го мая войска прибыли к старой крепости Марьинской, на другой день приблизились к талызинской переправе, а 23-го имели роздых. На пути между Петровским ретраншементом и талызинскою переправою заложены были редуты: 1) у "протока", в котором оставлено по 15-ти рядовых и одному унтер-офицеру из Казанского и Воронежского полков при офицере и по 25-ти казаков Ребрикова полка; 2) при кр. Марьинской, с таким же числом людей из Тифлисского и Владимирского полков при обер-офицере и с 25-ю казаками того же донского полка. 24-го числа оба корпуса сошлись у талызинской переправы. Кубанский корпус, подобно Кавказскому, закладывал на пути своего следования редуты и оставлял в них небольшие команды: 1) в Ейском укреплении, под командою штаб-офицера, 1 обер-офицер — один унтер-офицер, 21 ряд. от драгунских полков, 10 ряд. от мушкетерских и 36 казаков от казачьих; 2) при Есенях,— от драгунских полков 22 чел., от мушкетерских 2 и 6 казаков; 3) при Албашах и 4) при Челбасах столько же; 5) при Байсуре — от драгунских полков обер-офицер и 23 н. ч., от мушкетерских 2 чел. и 8 казаков; 6) при Кирпилях — от драгун 23, от мушкетер 4 и казаков 10 человек; 7) при Кунуре — от драгун обер-офицер и 25 ниж. чин., от мушкетер 6 челов. и 8 казаков.

25-го мая началась переправа через Кубань. В этот день переправлены были на лодках 1-й и 4-й егерские батальоны, прикрывшие постройку моста, по которому перешли на следующий день войска Кубанского корпуса и часть подвижного магазина. Того же числа, в виду "предстоящих за Кубанью дефилей", отдана была диспозиция движения войск, с указанием мест лагерного и боевого расположения их. [440] В ночь с 26-го на 27-е неприятель, пользуясь прибылью воды, подкупил племя атакуйцев и спустил по Кубани множество срубленных деревьев, которыми разорвало мост. Переправа остановилась, но уже 27-го числа понтоны, лодки и мостовой материал были собраны и мост снова наведен. 28-го и 29-го переправился Кавказский корпус и весь подвижной магазин. К этому времени были окончены укрепления, разбитые у талызинской переправы по обе стороны реки. Оставленный здесь отряд состоял из батальона Нижегородского мушкетерского полка с его пушками, эскадрона Ростовского карабинерного полка, эскадрона Нарвского карабинерного полка, 2-х эскадронов Нижегородского и 2-х Владимирского драгунских полков, Донского казачьего Ребрикова полка, 4-х орудий полевой артиллерии, одной 12-ти-фунтовой пушки, одного полукартаунного единорога и двух 6-ти-фунтовых пушек, под командою подполковника Броуна. Отряд назначался для прикрытия моста, оставленных в укреплении излишних обозов, тяжестей и трудно больных, для безопасности транспортов, для связи с телижбекским постом и другими постами от Телижбекского до Воронежского редута, а также для поисков и разъездов на той стороне Кубани до Занов. Начальнику этого отряда подчинены были посты от Воронежского редута, в Петровском ретраншементе, у "протока” и у кр. старой Марьинской. Для "верного" сообщения через Кубань приказано иметь несколько паромов для перевоза, а мост, чтобы не снесло от наводнения, снять и наводить лишь в случае необходимости. 29-го мая войска ночевали недалеко от места переправы; 30-го они перешли к Каракубани, устроив на своем 23-х-верстном марше три моста, из коих один понтонный, а 31-го разбили лагерь у речки Ерлы, против Занов, соорудивши на этом переходе (20 верст) три гати, длиною в общей сложности до 16-ти верст. 1-го июня пройдено было [441] 12 верст, до р. Джекапсы, и устроены три моста, из коих два понтонных; 2-го передвинулись на 17 верст, через Худако и Псыф, к старому Темиргоевскому укреплению, устраивая новые и починяя старые мосты; 3-го сделано 12 1/2 верст через рр. Нафыл и Хопс до р. Псибепс; 4-го войска перешли к д. Чекан, против Курков, а 5-го июня, после перехода в 19 верст, остановились у Кубанского лимана близь р. Нарпсухо, где им дан был трехдневный отдых. 8-го числа подполковнику Броуну предписано было поддерживать сношения с Гудовичем через Курки, так как от Занов до Анапы нельзя было устроить посты, не подвергая их большой опасности. К вечеру этого дня прибыл к д. Адалы, на р. Нарпсухо, отряд таврических войск, высланный Каховским под командою генерал-майора барона Шица. В состав этого отряда входили: батальон Таврического егерского корпуса, из 800 чел., 5 эскадронов конных егерей, 5 эскадронов драгун, 300 донских казаков, 4 пушки одного мушкетерского полка, пять 12-ти-фун. пушек и пять полукартаунных единорогов; отряд имел при себе 90 штурмовых лестниц. Имея в виду продолжать движение с Кавказским и Кубанским корпусами без вагенбурга, оставляемого на месте, Гудович предписал Шицу занять на следующий день "первый" лагерь, прикрыть оставленный вагенбург, наблюдать за стрелкою, идущею к Бугасу, и поддерживать сообщение по ней с генерал-аншефом Каховским. Для охраны вагенбурга ему велено оставить 100 чел. пехоты с двумя малыми пушками, на усиление которых назначался из Кавказского корпуса эскадрон карабинер с 50-ю казаками. 9-го июня войска Кавказского и Кубанского корпусов двинулись вперед, а отряд Шица расположился в назначенном месте, в 4-х верстах от д. Адалы. На высоте за р. Нарпсухо неприятель выстроил укрепление и в числе нескольких тысяч человек [442] черкесов и турок решил защищаться за речкою. Против него Гудович послал передовой отряд, под командою бригадира Поликарпова. Пройдя по глубокому броду, Поликарпов прогнал неприятеля с высоты, командующей переправою, но далее был затруднен усилившимся противником, вследствие чего командующий войсками двинул вперед генерал-майора Загряжского с 12-ю эскадронами драгун, поручив ему командование и передовым отрядом. Загряжский перешел тот же брод, поднялся на высоту и опрокинул неприятельские толпы, укрывшиеся затем в ущелья, где преследовать их было нельзя. Противник потерял убитыми двух панцырников и "довольное число других"; у нас же ранен один и убита одна лошадь. Войска прошли обе речки по устроенным мостам и расположились лагерем у р. Бугур, в виду Анапы. 9-го июня отряд барона Шица передвинут был к крепости версты на четыре, а рано утром 10-го числа подвинут еще вперед, к самой Анапе. Затем Гудович, после рекогносцировки крепости, новым расположением главных сил отрезал ее от гор, наполненных черкесами, которым с этого дня оставалось одно сообщение с Анапою — морем. На другой день несколько тысяч черкесов жестоким натиском старались прорваться к крепости, а гарнизон Анапы произвел вылазку, выдвинув две пушки, из которых турки "раза два выпалили для ободрения черкес". Отдельным отрядом, посланным к стороне гор, черкесы не только были остановлены, но совершенно разбиты и прогнаны в горы с огромным уроном, а турки отброшены в крепость. С нашей стороны ранено 15 человек, убит один егерь и убито несколько лошадей. Затем до 300 чел. конных бросились из Анапы по узкой приморской стрелке к отряду таврических войск, но и оттуда, после полуторачасовой "перепалки", неприятель был прогнан со значительным уроном и без всякого вреда для [443] наших войск, искусно руководимых Шицом. Рекогносцировка, произведенная Гудовичем, показала, что анапские верки против прежнего усилены, а рвы углублены. Положение крепости было найдено довольно выгодным по неимению вблизи ее высот и лощин. Между ее защитниками было много ногайцев и черкесов. В ночь на 13-е июня заложена была против Анапы первая батарея. Ее не успели совсем окончить, но ложементы для прикрытия были готовы и несколько пушек ввезено. Утром неприятель открыл по ней "сильную канонаду", но безуспешно, а затем, в числе 1500 чел. пеших и конных, сделал вылазку в обход этой батареи. Прикрывавшие ее 200 егерей 1-го и 4-го батальонов и 30 чел. Владимирского мушкетерского полка, под командою дежурного в траншеях г.-м. Загряжского и полковника Чемоданова, опрокинули турок ружейным огнем, а потом ударили в штыки и гнали их почти до крепостных стен. На пути своего бегства неприятель оставил 60 тел; наш урон как в этом деле, так и при заложении батареи состоял из 7-ми убитых и 12-ти раненых рядовых. Вылазка поддержана была большим количеством черкесов, спустившихся с гор с 4-мя пушками. Бригадир Поликарпов, посланный против горцев с 1-м и 4-м егерскими батальонами, батальоном Воронежского мушкетерского полка и 4-мя эскадронами драгун, сбил их с высот и устроился на этих высотах, а когда заметил новое скопление горцев, до 4-х тысяч, в лощине, перешел горы, опять атаковал их и загнал в ущелья. Неприятель понес "великий урон" и чуть не лишился пушки, подбитой нашими снарядами. Мы потеряли 2-х убитых и 17-ть раненых рядовых. В ночь на 14-е число две батареи, одна, заложенная накануне, другая вновь возводимая на стрелке, идущей к Бугасу, были окончены и вооружены каждая 10-ю полевыми пушками. На рассвете обе батареи открыли огонь; первая бросила много [444] бомб и ядер в крепость, вторая принудила удалиться от берега стоявшие близь Анапы суда и "хорошо действовала” против крепости. Неприятель отвечал довольно сильной, но безвредной для нас канонадою. В ночь на 15-е июня начаты работы по возведению батареи в 250-ти саженях от крепости, но неприятельские бомбы взорвали у нас 2 полковых пушечных ящика ⁴ — и работы были приостановлены. Взрывы осветили местность и неприятель, встревоженный скоплением нашей пехоты, производил в течение получаса со всех крепостных верков пушечную и ружейную стрельбу, во время которой были убиты Ладожского пехотного полка капитан Литвинов и 3 рядовых и ранены 24 ч. рядовых; того же полка полковник Шишков получил контузию ядром. Утром турки произвели вылазку на эту батарею, но были отбиты; затем они обратились против батареи, устроенной со стороны отряда Шица, но и там потерпели неудачу. 16-го и 17-го июня работы приостановились по случаю проливных дождей, но обстреливание крепости продолжалось, притом настолько удачно, что сделано два взрыва и произведено несколько пожаров в городе. Неприятель днем стрелял часто, а по ночам почти беспрерывно, но без результатов. Ночью на 18-е число устроена была новая батарея, "с левой стороны", также в 250-ти саж. от крепости, на 12 полевых орудий, а батарея в отряде Шица подвинута вперед и вооружена 6-ю полевыми пушками, взятыми с прежнего места. Устройством этих батарей Анапа была стеснена и совершенно закрыта. Чтобы отвлечь внимание осажденных от работ по возведению главной, левофланговой батареи, с вечера 17-го числа приказано барону Шицу поставить несколько единорогов к морю и "всемерно" тревожить [445] неприятеля бомбами. С рассветом открылась по крепости сильная канонада, причинившая, по-видимому, не мало вреда, так как неприятельская стрельба велась слабее прежнего и, постепенно затихая, после обеда совсем прекратилась. Во время канонады показались в тылу войск Кавказского и Кубанского корпусов в огромном числе черкесы. Часть их поскакала к дороге, соединявшей эти войска с отрядом Шица, но Донским казачьим полком Кошкина и стоящим в арьергарде 2-м егерским батальоном была рассеяна. Одновременно с этим черкесы, спустившись с гор, напали в 5-ти верстах от нашего лагеря на части, прикрывавшие фуражиров, но с приближением подкрепления из 1-го и 2-го егерских батальонов, прогнаны прикрытием с большим для себя уроном. Наша потеря заключалась в 15-ти убитых и 30-ти раненых. Ночью наши батареи бросили в крепость до 100 брендкугелей и бомб, которыми произвели в городе большой пожар, продолжавшийся до утра. Канонада 19-го числа велась нами "не часто, но цельно", а неприятель почти молчал. В ночь на 20-е число бомбардирование продолжалось. Турки отвечали до тех пор, пока правая батарея, руководимая артиллерии майором Меркелем, не произвела пожара в городе, продолжавшегося до рассвета. Утром 20-го числа, полагая, что "неприятель устрашился от бомб и пожара", Гудович отправил к анапскому коменданту Мустафе-паше ⁵ предложение сдаться, обещая свободный пропуск гарнизону и жителям со всем их частным имуществом и угрожая в случае отказа уничтожением города и крепости. Письмо Гудовича повез офицер, сопровождаемый обычным экспортом. Долго никто не выходил к нему, наконец два пеших турка взяли письмо и унесли его в крепость. Немного спустя пушечными выстрелами, направленными в наших парламентеров, [446] неприятель дал нам совершенно ясный ответ. Положение Гудовича было тяжелое и опасное. С 12-ти, 13-ти-тысячным отрядом он облегал крепость, гарнизон которой состоял из 10-ти тысяч турок и 15-ти тысяч черкесов, ногайцев и других вооруженных людей; у нас не было ни осадной артиллерии, ни инженеров; с тыла мы были окружены горцами, которые с каждым днем усиливались новыми толпами; наши фуражиры подвергались каждый день нападениям. К довершению всего Каховский уведомил Гудовича, что он получил известие о появлении неприятельского флота против устья Днестра и ожидает скорого прибытия его к Анапе. Всякий лишний день только изнурял войска и вел к усилению неприятеля; с прибытием же турецкого флота наше положение, которое Гудович и без того считал критическим, сразу ухудшалось в огромной мере. В виду таких обстоятельств, Гудович пригласил на военное совещание главных начальников: Загряжского, Булгакова, Депрерадовича, Шица, кн. Щербатова и Поликарпова — и атака крепости была решена единогласно. В тот же день, 21-го числа, "призвав Бога в помощь", Гудович отдал диспозицию штурма, вообще рискованного и трудного. Сама по себе крепость представляла не легкую преграду. С похода Бибикова она постоянно укреплялась и исправлялась, имела глубокие и широкие рвы, облегавшие ее "от моря до моря" и облицованные большею частью камнем, а за валами имелся везде палисад. На вооружении ее валов стояло не меньше 70-ти или 80-ти пушек и мортир, часть которых имела крепостной калибр. Слабейшею стороною крепости Гудович считал фронт от среднего крепостного моста влево, считая с нашей стороны, где валы были ниже, а рвы не так глубоки. На эту часть он и решил направить главные усилия, подкрепив их атакою войск Таврического корпуса "самым берегом моря" с правой стороны, где вода [447] была мелка и допускала проезд всадникам. Охрана вагенбурга и оборона тыла, на который, как было известно, горцы решили напасть всеми силами во время штурма крепости, требовала большого внимания и назначения особых отрядов войск.

Диспозициею войска распределялись на пять штурмовых колонн с тремя частными и одним общим резервом. Четыре колонны с двумя резервами назначались для атаки слабейшего форта крепости, влево от кургана, пятая со своим резервом — по морскому штранду, справа. Первыми двумя колоннами командовал ген.-майор Булгаков, вторыми двумя г.-м. Депрерадович, пятою г.-м. Шиц. Состав их был следующий:

1-й колонны, под начальством полковника Чемоданова — 400 человек Владимирского мушкетерского полка, 200 чел. 1-го егерского батальона и 200 чел. Воронежского мушкетерского полка; всего 800 чел.

2-й колонны, под начальством полковника Муханова — по 200 ч. спешенных драгун Владимирского, Астраханского, Таганрогского и Нижегородского полков; всего 800 чел.

У них в резерве, под начальством подполковника Лебедева — 31 ч. 1-го егерского батальона, 269 ч. 4-го егерского батальона, 240 ч. Воронежского и 60 ч. Владимирского мушкетерских полков; всего 600 чел.

3-й колонны, под командою подполковника Келлера — 200 ч. 4-го егерского батальона и 600 ч. Тифлисского мушкетерского полка; всего 800 чел.

4-й колонны, под командою полковника Самарина — 675 ч. Нижегородского и 125 ч. Тифлисского мушкетерских полков; всего 800 чел.

У них в резерве, под командою премиер-майора Веревкина — 200 егерей 1-го батальона, 276 ч. Казанского и 124 ч. Ладожского мушкетерских полков; всего 600 чел. [448]

5-й колонны, под начальством подполковника графа Апраксина — по 200 ч. от Волгского и Хоперского казачьих полков, 100 ч. казачьего Кошкина полка и 200 ч. Брянского мушкетерского полка; всего 700 чел.

У ней в резерве, под начальством подполковника Штемпеля — 200 ч. Брянского мушкетерского полка, 200 ч. таврических егерей и по 100 ч. от таврических конных егерей, с пиками, и Кинбургского драгунского полка; всего 600 чел. В первые четыре колонны назначалось по 12-ти штурмовых лестниц на каждую, а в пятую 8; кроме того, каждая колонна имела при себе 12 ч. с топорами.

Общий резерв, под командою бригадира Поликарпова, состоял из 400 егерей 2-го батальона 436 ч. Владимирского мушкетерского полка и 164 чел. Казанского пехотного полка, 588 ч. Астраханского, 200 ч. Нижегородского и 212 ч. Владимирского драгунских полков (подполк. Нелидов); всего 2000 ч.; полевой артиллерии 16 орудий.

В тылу, против черкесов, под начальством г.-м. Загряжского: 1200 чел. Ладожского мушкетерского полка и 100 егерей 2-го батальона (бригадир кн. Щербатов), 550 ч. Таганрогского, 423 ч. Владимирского и 397 ч. Нижегородского драгунских полков (подполковники Львов и Брандт), 214 чел. карабинер Ростовского, 105 казаков Волгского, 131 ч. Хоперского полков, 255 гребенских казаков, 315 ч. Кошкина и 454 ч. Давыдова казачьих полков; всего 4144 ч., из коих 2844 ч. кавалерии, и 12 полевых орудий.

У вагенбурга: 22 ч. от 2-го и 4-го егерских батальонов, 206 ч. Тифлисского пехотного полка и 99 ч. Нарвских конных карабинер; всего 327 ч., под начальством подполковника Бала.

Приказом, объявленным одновременно с диспозициею, устанавливались время и порядок передвижения войск к крепости, время открытия и прекращения огня с наших [449] батарей и атаки крепостных верков, а "Наставлением", дополнялось все неясно или кратко выраженное в приказе, указывались задачи каждой колонны отдельно и общие меры к достижению цели. После зари войска выстраивались впереди своих лагерей; в сумерки снимался лагерь и отправлялся в вагенбург, с соблюдением полной тишины. С наступлением темноты 1-я, левая, колонна строилась подле батареи капитана Нелюбова; прочие три колонны тихо, неслышно, подвигались вперед на линию наших батарей ⁶. Одновременно с этим движением колонна г.-м. Шица переходила мост ⁷ и, следуя берегом моря, приближалась к крепости на расстояние 250-ти с. от верков. Частные резервы, так же выстроенные перед лагерями, двигались за своими колоннами; общий резерв оставался на месте, впереди лагеря, за средним каре; при нем оставался Гудович, по приказанию которого должен был двинуться этот резерв. Г.-м. Загряжский, не трогая расставленных пикетов, занимал своими войсками заранее указанное место. В двенадцатом часу наши батареи открывали стрельбу и поддерживали ее около часа. В 2 часа пополуночи возобновляла стрельбу со стороны главного атакуемого пункта одна только батарея артиллерии майора Долгово-Сабурова; батареям же барона Шица предписывалось "стрелять бомбами в то самое время, когда батареи, на здешней стороне ⁸ находящиеся, стрелять будут" ⁹. С открытием огня батареею Долгово-Сабурова штурмовые войска главных сил, построенные во взводные колонны, шли вперед: 1-я колонна к кургану, 2-я на расстоянии 150-ти шагов от первой, 3-я в 200 ш. от [450] второй, 4-я к среднему подъемному мосту. Резервы, выстроенные против середины своих колонн, следовали на таком интервале от них, "чтобы первые неприятельские ружейные выстрелы не доставали"; при каждом из них находилось по два полковых единорога. Движение производилось без выстрела, в тишине и равняясь, чтобы одновременно влезть на вал, и ускорялось с открытием неприятельского огня. По особому сигналу, известному колонным начальникам, начинался штурм. Тогда люди спускались в ров, быстро ставили штурмовые лестницы и выстраивались на валах, с поднятием на которые разрешалось стрелять, и то наверняка, везде предпочитая действия штыком. Требовалось строгое послушание и запрещался преждевременный грабеж. Левая колонна (1-я) должна была овладеть курганом и находившеюся под ним батареею; затем "строиться направо". Следующие две колонны, распространялись вправо, стараясь овладеть батареями; четвертой колонне следовало опустить средний мост для прохода резерва. Пятая колонна, ворвавшись в город, должна овладеть батареями. Резервам подкрепить атакующих как только они начнут всходить на вал.

Кроме названных колонн, участие в атаке должны были принять егеря, которых обещал отправить на лодках, для диверсии, генерал-аншеф Каховский.

"Я надеюсь — так оканчивал свое " Наставление” Гудович — на милость Божию, на искусство, храбрость и усердие генералов, штаб и обер-офицеров и на храбрость и мужество нижних чинов, что всякий, помня долг присяги ко Всемилостивейшей Государыне и храня любовь к любезному отечеству, потщится удерживать порядок, ведущий к победе, и станет поражать врага, давно уже от нас трепещущего.”

Из диспозиции видно, что в бой вводилось 12.171 чел. Из этого числа для главного удара назначалось 6.400 чел., т. е. первые четыре колонны с их частными и общим [451] резервами, 1.300 чел. для действия на второстепенный пункт (колонна Шица), 4.144 чел. для обороны тыла (колонна ген.-майора Загряжского) и 327 ч. для защиты вагенбурга. Сюда же, в вагенбург, сводились все слабосильные и дворовые (прислуга гг. офицеров) люди, которым приказано раздать ружья и амуницию, а также 7 орудий полевой и полковой артиллерии. Всех орудий у Гудовича было, по-видимому, 35, не считая состоявших при таврических войсках ¹⁰, из коих 16 он оставил в общем резерве, а 12 отрядил г.-м. Загряжскому. Неприятель располагал: в крепости 10-ти-тысячным гарнизоном, подкрепляемым вооруженными людьми, численность которых доходила до 15-ти тысяч, а вне крепостных стен, в тылу нашего отряда мог действовать толпами черкесов в 8—10 т. чел. разом, с небольшим числом пушек. Таким образом, силы противника в три раза превосходили отряд Гудовича. Крепость с избытком снабжена была боевыми и продовольственными припасами, имела многочисленную артиллерию, а в стенах ее находился Ших-Мансур, очевидно влиявший на подъем духа осажденных. При таких условиях требовались необыкновенные обстоятельства и необыкновенный подвиг со стороны наших войск, чтобы выйти победителями. Прежде всего силы до некоторой степени уравновешивались преимуществом европейского качества перед азиатским количеством, а турецкий флот, при наличности которого у Анапы становилась немыслимою атака этой крепости, почему-то отсутствовал. Затем, наши войска, тесно обложив Анапу, выдвинули свои батареи на 250 с. от крепостных верков, следовательно противников отделяло небольшое пространство, без сомнения хорошо известное осаждающему, что в свою очередь на много облегчало ночной штурм крепости. Наконец, противник, после двух-трех вылазок, совершенно [452] замкнулся в крепости и, по-видимому, не рисковал выходить за пределы своих валов. Все это давало нам важные преимущества, обеспечивало порядок и точное исполнение каждою колонною своих задач, облегчало одновременность удара и вело к уменьшению первоначальных потерь; но на валах только необыкновенная храбрость, уменье владеть холодным оружием и ходить стеною могли привести нас к победе.

Все предварительные распоряжения Гудовича были точно исполнены войсками. 21-го, едва стемнело, как лагерь был снят, а войска построились перед лагерями в боевой порядок. В двенадцатом часу открылся огонь со всех наших батарей, под гул которых штурмовые колонны неслышно выдвинулись вперед. Неприятель отвечал навесными и прицельными выстрелами, но без вреда для нас. В час пополуночи наши батареи перестали стрелять; замолкли и турки. За полчаса до рассвета Гудович опять приказал открыть стрельбу со всех батарей — и колонны пошли в атаку. Неприятель полагая, что мы ведем обычную ночную стрельбу, совсем не приготовился к штурму. Беспечность его доходила до того, что он за крепостными валами не имел даже пикетов, вследствие чего колонна Булгакова беспрепятственно и никем не замеченная подошла к самому рву ¹¹. Только в ту минуту, когда находившийся здесь неприятельский пикет был вырезан, с крепости заметили штурмующих и открыли по ним сильный ружейный и картечный огонь. Колонны спустились в ров и начали ставить лестницы, но неприятель отчаянно оборонялся — и наши не могли сразу овладеть валом. К счастью, резервы шли за колоннами и вовремя поддержали осаждавших. На [453] валах завязалась кровопролитная сеча, которая кончилась тем, что осаждающие, трижды подкрепляемые общим резервом, наконец совсем истощившимся, ворвались в город. Но и тут не легко было справиться с неприятелем: со стороны моря, свободного, открытого, но пустынного и не имевшего флота, на котором можно бы было спастись, осажденные были также плотно замкнуты, как и со стороны крепостных верков — и потому бились с мужеством отчаяния. Окончательный перевес нам дали, помимо необычайного мужества войск и стремительности атаки, подкрепления, подводимые храбрым, неутомимым и настойчивым бригадиром Поликарповым из общего резерва. Последняя горсть этого резерва, подкрепив сражавшихся в городе, решила участь Анапы.

Донесение Гудовича в сжатых, немногих чертах излагает ход атаки, обобщая штурмующие войска двумя группами — главные силы со всеми резервами и колонну Шица — и называя лишь немногих начальников, принимавших главное участие в знаменитом штурме. Военный историк, читая краткие страницы этого донесения, чувствует себя крайне неудовлетворенным. Перед ним неясно мелькнула картина подвига тем более необычайного, что участь крепости решена была атаками кавалерии, последними кавалерийскими резервами, брошенными Гудовичем, когда, после жаркого боя на крепостных валах и в городе, стала изнемогать наша пехота. К счастью, уцелевшие в бумагах Буткова наградные списки и списки отличившимся дают возможность историку пополнить общую картину боя некоторыми частными подробностями и занести в наши боевые летописи действия колонн с именами лиц, особенно отличившихся.

Движение к крепости открылось 1-ю колонною, полковника Чемоданова. По ней равнялись прочие войска и она, [454] имея ясно намеченную цель, раньше других приблизилась к крепостному рву. Надо полагать, что именно она перерезала турецкий пикет, первою была замечена неприятелем и первою спустилась в ров ¹², имея впереди егерей 1-го батальона с капитаном Доброклонским во главе. Жестокий огонь с левофланговых батарей и кавальеров встретил штурмующих, и не мало прошло времени, пока колонне удалось овладеть и батареею, и кавальерами. Из первых взошли на вал капитаны Воронежского мушкетерского полка Митякин и Владимирского мушкетерского полка Чичагов. На штурме укреплений получил три раны полковник Чемоданов, после которого командование колонною принял на себя прибывший с частью резервной колонны подполковник Лебедев. Здесь особенно отличился находившийся при г.-м. Булгакове поручик Казанского пехотного полка Копытов, снявший со стены знамя. Есть вероятие полагать, что колонна Чемоданова, одолев валы, первою проникла в крепость ¹³.

2-я колонна, полковника Муханова, состоявшая из спешенных драгун, встретила еще большее сопротивление и потому только с прибытием другой части резерва, состоявшего из пехоты, под командою Нижегородского драгунского полка премиер-майора Ланга, овладела неприятельскими батареями. Во время штурма Муханов, взявши одну из батарей и оказав отличную храбрость, был ранен.

Командующий 3-ею колонною подполковник Келлер был ранен, не доведя свои войска до валов. Где остановилась его колонна — нельзя достоверно сказать, но, судя по большим потерям, понесенным в день штурма Тифлисским полком и егерями 4-го батальона, можно с некоторою вероятностью допустить, что она спустилась в ров [455] и там находилась до прибытия своего резерва, начальник которого подполковник Веревкин ввел ее на валы. Зато атака 4-й колонны сразу пошла хорошо, благодаря личному мужеству полковника Самарина, который первым ввел ее на укрепления, и, быть может, скорой поддержке резерва, войска которого отличились в атаке валов. С прибытием Веревкина действия обеих колонн ознаменовались рядом подвигов и успехов. 4-го егерского батальона капитан Бачурин из первых поднялся на вал, овладев одною из батарей, заклепал на ней орудия и опрокинул их вверх лафетами. На этой батарее он был ранен. Тифлисского полка капитаны Монтрезор и Крон при самом сильном огне выбили неприятеля из другой батареи. Того же полка поручик Лебедев, отличившись храбростью, ободрял примером своим подчиненных и способствовал овладению батареями. Казанского полка капитан Готовцев, поручик Большепалов, подпоручик Ушаков и прапорщик Богданов вступили в рукопашный бой и своеручно поражали неприятеля "с отличною храбростью", причем Готовцев получил рану. Ладожского полка поручик Куров, сражаясь с отличною храбростью, был обожжен взрывом на батарее; 4-го егерского батальона капитаны Карягин и Семенов отличились неустрашимостью и оба были ранены. Подполковник Веревкин был также ранен, но вероятнее всего не на штурме валов, а в городе, когда войска раздробились, атакуя улицы и строения, и общее начальство над ними ускользало; по крайней мере раненого Веревкина уже никто не заменил в командовании 3-ею колонною.

Первоначальные действия 5-й колонны г.-м. Шица не имели успеха. Полтораста егерей, посланных для "диверсии", на лодках, генерал-аншефом Каховским, рано открыли стрельбу, вследствие чего колонна Шица встречена была сильным картечным и ружейным огнем, принудившим ее [456] несколько отступить. Храбрый и настойчивый Шиц привел ее однако в порядок и готовился снова перейти в атаку, как успешные действия общего резерва заставили Гудовича несколько изменить направление этой колонны.

Когда Гудовичу стало известно, что части первых четырех колонн начали проникать в город, он отрядил им в поддержку 600 мушкетеров (Владимирского и Казанского полков) с тремя эскадронами драгун из общего резерва, под командою бригадира Поликарпова. Пехоту повел подполковник Винов. В его колонне 2-го егерского батальона капитан Асеев во время действия одной из неприятельских батарей первым взошел на нее и прогнал неприятеля. Сам Винов опустил средний мост и своею храбростью оказал "великую" помощь сражающимся. Эскадронами драгун, поведенных Поликарповым, командовал Нижегородского драгунского полка подполковник Ланг. Подскакав к крепости и спешившись, драгуны проникли в город и, подкрепив штурмующих, отогнали вместе с ними неприятеля до половины города. В это время Булгаков уведомил Гудовича, что наши несколько ослабевают ¹⁴. О том же донес ему прискакавший Поликарпов, да и самим Гудовичем это было замечено ¹⁵. Он приказал Поликарпову вести на подкрепление всю конницу, остававшуюся в общем резерве. Славная кавалерия стремительно, под ядрами и картечью с неприятельских батарей, находившихся вправо, въехала частью на лошадях, отчасти спешившись в крепость. Обе атаки резервной кавалерии были блистательны. Владимирского драгунского полка капитан Васильев, перейдя с эскадроном ров и вал, оказал "сильную помощь в поражении неприятеля на батареях". Того же полка капитан Гладкой, бросившись по морскому берегу, принудил [457] неприятеля оставить оружие и сдаться в плен ¹⁶. Астраханского драгунского полка капитан Пищевич, взойдя с эскадроном на батарею, прогнал с нее неприятеля. Того же полка поручик Пищевич, сильно поражая неприятеля в городе, отбрасывал его в море. Владимирского драгунского полка поручик Акулов, проскакав под огнем с батареи к опущенному мосту, выбив неприятеля из этой батареи, затем скакал по городу и поражал врага. Того же полка поручик Деспотович, выбив неприятеля из жилья, принудил сдаться в плен, а поручик Доможиров, обратив на батарее две пушки против неприятеля, "сделал тем великую к победе помощь".

Посылая резервную кавалерию на штурм, Гудович приказал г.-м. Шицу, который уже направлял свою колонну к валам, поворотить большую часть ее влево, на опущенный мост. Колонна, состоявшая исключительно из казаков, под начальством подполковника графа Апраксина, разделилась: одни ворвались по мосту в крепость, другие "прямо" пошли на стены. Апраксин, взойдя на вал, был ранен и заменен сначала подполковником Брянского полка Нелидовым, получившим две контузии, а потом подполковником Штемпелем, поспешившим на помощь штурмующим со своим резервом. Таврического конно-егерского полка корнет Литриг, взойдя на вал с охотниками из конных егерей, овладел батареею, обратил против неприятеля две пушки и был ранен. Того же полка корнеты Литриг, Соколов и Катин, оказав отличную храбрость, взяли четыре знамя. Поручик Кинбургского драгунского полка Чемышин бросился на стену со взводом драгун и вступил в рукопашную схватку ¹⁷. Нельзя не упомянуть здесь также об отставном майоре Гавра, который пошел добровольно на штурм с 300 казаками и — говоря словами реляции — оказал много неустрашимости.

Получив столь сильные подкрепления из резерва, наши войска снова погнали неприятеля, "который бежал и топился в море". Около 5-ти часов утра, опасаясь усталости сражавшихся, Гудович приказал Поликарпову вести в атаку 100 чел. егерей 1-го батальона, из числа 400 оставшихся в общем резерве, и эскадрон кавалерии, который перед тем притянул из отряда г.-м. Загряжского. Ударом этих свежих людей неприятель "был совершенно побит, начал бросать ружья, отдаваться в плен и кричать — "аман."

"Пять часов продолжалось жестокое сражение; но мужеством, храбростью и искусством генералов, храбростью штаб и обер-офицеров, подававших пример нижним чипам, неустрашимостью и храбростью нижних чинов, которые, четыре раза будучи останавливаемы отчаянною обороною неприятеля, приведены наконец, в пятый раз, для совершения новой победы."

Геройство атакующих войск, конечно, не привело бы ни к каким результатам, если бы распорядительный Гудович не оставил в тылу у них целую треть всего отряда и если бы эти тыловые войска не одушевлены были мужественным духом штурмующих. Черкесы знали о готовящемся штурме и решили ударить на наши войска во время атаки. Их собралось около 8-ми тысяч. Еще до начала атаки они делали покушение на вагенбург, но были прогоняемы подполковником Сентяниным. Войска г.-м. Загряжского они не тревожили до самого рассвета, но едва рассвело, как вся масса их вместе с пешими турками, имевшими при себе орудия, спустилась с гор и, отделив часть против вагенбурга, напала на Гребенских и Семейных [459] казаков. Загряжский встретил нападающих атакой, а бригадир кн. Щербатов, быстро подвинувшись с пехотою, послал в подкрепление Загряжскому три эскадрона Таганрогского драгунского полка, под командою подполковника Львова. Эскадроны врубились в толпы черкесов, опрокинули их и обеспечили тыл наших казаков. Неприятель, стреляя из пушек бросился в другую сторону, но Загряжский двинул против них подполковника Спешнева, который в рукопашном бою вторично отбросил черкесов. Атаки нашей конницы, вероятно, повторялись несколько раз. Так, в реляции о секунд-майоре Таганрогского драгунского полка Вечии сказано, что он подоспел с эскадронами в нужном случае и оказал отличное мужество и усердие. Кавалерия и пехота всюду отбивала неприятеля,

"и сколько черкесы ни метались, не могли прорваться взад атакующим крепость, поражены и прогнаны наконец в горы с большим уроном."

Трофеями нашей блестящей победы были 83 пушки, 12 мортир, 3 булавы и более 130-ти знамен, большая часть которых была разорвана и из которых 43 знамя были представлены Гудовичем кн. Потемкину; бунчуков паши не отыскалось. В крепости нам достались провиантские склады, большой пороховой погреб и магазин с "разными военными снарядами." Нижние чины вознаградили себя за тяжкий штурм "великою" добычею. Потеря неприятеля превышала 8 тысяч человек, побитых на месте. Огромное число утонуло в море; спаслось же на судах не более 150-ти человек. Взяты в плен трехбунчужный Мустафа-паша, Ших-Мансур, не мало способствовавший отчаянной обороне, кади и много турецких "чиновников", т. е. начальников и офицеров; простых турок и "других", обоего пола, взято 13.532 чел., т. е. все уцелевшее от погрома население Анапы, включая сюда и ее защитников, солдат. [460]

Победа досталась нам ценою крупных жертв. Войска Кавказского и Кубанского корпусов потеряли убитыми 1 штаб-офицера, 17 обер-офицеров и 912 н. ч., ранеными 8 штаб-офицеров, 53 обер-офицера и 1934 н. ч. Всего убито и ранено в этих корпусах 2925 чел. Потеря в войсках Таврического корпуса (отряд г.-м. Шица и егеря, подвезенные на лодках) в приложенной к числу документов ведомости не показаны. Судя по общей убыли в кавказских войсках, превышавшей 25%, урон в таврических войсках доходил до 350 чел. Таким образом, всего на штурме Анапы мы потеряли до 3300 чел., т. е. из четырех человек невредимым вышел из боя один. Такую потерю нужно признать большою, а сражение отнести к числу кровопролитных. Собственно штурм крепости обошелся еще дороже. Атакующая пехота, не считая Ладожского полка, имевшего только 124 чел. на штурме, и 2-го егерского батальона, разбросанного по частям в разных местах, потеряла около 43%. Драгуны во всех колоннах понесли меньший урон, в среднем немного более 20%. Из мушкетерских полков наиболее пострадали: Нижегородский — около 57%, Тифлисский около 48% и Воронежский около 47%; из драгунских полков — Владимирский около 31% и Нижегородский около 26%.

Поименных списков убитым и раненым штаб и обер-офицерам не нашлось в бумагах Буткова, но в дошедших до нас списках отличившихся находится немало имен штаб и обер-офицеров, получивших раны и контузии. История не может пройти их молчанием. Вот эти храбрые сподвижники Гудовича, кровью запечатлевшие свои подвиги: полковники — Чемоданов (получил три раны), Муханов и граф Апраксин; подполковник Келлер, артиллерии майор Меркель, премиер-майоры Веревкин и Брянского полка Нелидов (две контузии); капитаны — Астраханского драгунского [461] полка Буш, Денонской и Книпер, Воронежского мушкетерского Сульдяшев и Брянского Искра, Козловского мушкетерского Готовцев и Синицын, Нижегородского мушкетерского Сазонов, 4-го егерского батальона Бачурин, Карягин и Семенов, 1-го егерского батальона Сомов и Таврического мушкетерского полка Филимонов; поручики — Астраханского драгунского полка Башкатов, Владимирского мушкетерского Нелидинской-Меледской и Воронежского Прокофьев, Тифлисского Кузенев, Евсеев и Цекуш, Таврического Русаков, 4-го егерского батальона Зервальт и Испревич; подпоручики — Астраханского драгунского полка Попов, Владимирского драгунского Тимофеев, Таганрогского драгунского Черкасов, Владимирского мушкетерского адъютант Теренин, Воронежского мушкетерского Павловский и Греков, Казанского мушкетерского Ушаков, Тифлисского Илья Дударь, 4-го егерского батальона Кислоухов, Пироговский и Шелевский; прапорщики — Нижегородского драгунского полка Трунов, Филипов, Хардин и Гирш, Владимирского драгунского Маков, Болотников и Пашкевич, Владимирского мушкетерского Куломзин и Куломьин и 1-го егерского батальона Петровский. Из казаков — Волгского Поселенного полка поручик Мысенков и из чиновников 4-го егерского батальона аудитор Швецов.

Глядя на длинный список отличившихся, можно думать, что отличились все. Да так, кажется, было и на самом деле: все шли вперед как один человек, и разница между одним и другим заключалась, пожалуй, в том, что один сделал больше, другой меньше, а третий убит или в самом начале штурма ранен. Первенство принадлежит, конечно, самому Гудовичу; за ним идет г.-м. Булгаков, который под жестоким огнем ввел свои колонны в крепость и, находясь все время в таком же огне, подавал пример отменной храбрости своим подчиненным; г.-м. Загряжский, обеспечивший мужеством и искусством своим победу, и [462] бригадир Поликарпов, с отличною храбростью трижды подводивший к атакующим из общего резерва войска и решивший последним подкреплением победу. Редкий подвиг был совершен артиллерии майором Меркелем: ядро переломило ему руку, но он остался в строю, оказывая "отличное усердие". Имена наиболее отличившихся упомянуты в описании хода атаки. К ним можно присоединить следующих лиц: 4-го егерского батальона секунд-майора барона Древица, подоспевшего на подкрепление с 130-ю ч. и храбро сражавшегося в крепости с неприятелем; Владимирского драгунского полка капитана Заболоцкого, бывшего дежурным при Поликарпове, который, разнося приказания, взошел под сильным неприятельским огнем на вал и с отличною храбростью поражал неприятеля; Тифлисского мушкетерского полка поручиков Кузенева, Евсеева и Цекуша, неустрашимо поднявшихся на вал и тут же раненых; 1-го егерского батальона поручиков Карнатовского и кн. Саакадзева, "особливо" отличившихся на штурме храбростью и раненых; Владимирского мушкетерского полка прапорщиков Куломзина и Куломьина, также "особливо" отличившихся и раненых. Из казаков отличились особенною храбростью: Донского войска полковники Греков, Чернозубов, Сулин и Кошкин, капитан Ермолаев, посланный в крепость на лодках, и хорунжие Куденов и Попов, которые шли "прямо" на стены, оказывая особенную храбрость.

Отличились и чиновники. Так, 4-го егерского батальона аудиторы Себастьян и Швецов своею храбростью подавали пример подчиненным, а Швецов ранен; лекарь Таврического конно-егерского полка Левенцов отличился при штурме неустрашимостью, а артиллерийские аудиторы Варен, Тодоров и Селезнев с точностью разносили приказания, отдаваемые в разные места г.-м. Шицем.

Артиллерия заслужила свои отличия преимущественно [463] стрельбою. Батареи майоров Меркеля, Долгово-Сабурова и капитана Нелюбова наносили большой вред неприятелю и неоднократно зажигали город; поручики Сальков и Дунин отличились искусной и верной стрельбой по крепости, "чем делали великий вред неприятелю", а Семиков оказал мужество и храбрость; подпоручик Пфунт безотлучно находился во время устройства батареи, а "на штурме оказал отличное мужество и расторопность.” Отличились также храбростью подпоручики бароны Борис и Адольф Клодты, Мауриков и Уваров и прапорщик Афанасьев. Офицеры, отличившиеся храбростью, вероятно, находились в штурмовых колоннах для порчи неприятельских орудий.

За взятие Анапы генерал-аншеф Гудович получил при всемилостивейшем рескрипте Государыни Императрицы большой крест Св. Георгия 2-го класса и богатую шпагу; г.-м-ры Загряжский, Булгаков и барон Шиц получили тот же орден 3-го класса; Депрерадович (кавалер Георгия 4-го кл.) Св. Владимира 3-й степени; бригадиры кн. Щербатов золотую шпагу и Поликарпов Св. Георгия 3-го класса; полковники Чемоданов и Муханов золотые шпаги, Самарин и граф Апраксин Св. Георгия 4-го класса; артиллерии майор Меркель золотую шпагу, премиер-майоры Веревкин и Ланг, капитаны Пищевич и Бачурин Св. Георгия 4-го класса; капитаны Митякин, Чичагов, Монтрезор, Крон, Готовский, Доброклонский и Асеев, поручики Акулов и Деспотович — Св. Владимира 4-й степени. Остальные получили одобрительные листы, что не умаляет заслуг особенно отличившихся, так как одни из них уже были георгиевскими или владимирскими кавалерами, а другие, находясь в малых чинах, имели впереди много для дальнейших отличий и наград. Всем же вообще участникам знаменитого штурма было объявлено в высочайшем рескрипте на имя генерал-аншефа Гудовича Монаршее благоволение. [464]

По окончании штурма войска были выведены из Анапы и расположены лагерем подле крепости, а на следующий день Гудович принял меры к восстановлению порядка в крепости, к уборке тел, к охране магазинов и прочая.

Разгром турок во время атаки Анапы и падение этой крепости привели в ужас защитников и жителей Суджук-кале. Опасаясь такой же участи, неприятель сжег город, взорвал пороховые погреба и бежал, бросив на произвол судьбы свою артиллерию. Извещенный об этом, Гудович поручил, 30-го июня, отряду из 2-го егерского батальона, Волгского казачьего полка и двух эскадронов кавалерии, под командою подполковника Сенненберга, занять Суджук-кале, даже в том случае если сведения окажутся не верными, и доставить оттуда пушки, склонив на перевозку их окрестных черкесов. Сенненберг нашел город пустым и сожженным; на валах оставлено было 28 крепостных пушек и две мортиры, а подле взорванных погребов валялось несколько турок, убитых во время взрывов. Наши войска срыли по возможности "бастион" ¹⁸, но в перевозке турецкой артиллерии встретили неустранимое препятствие — у горцев не оказалось перевозочных средств, пушки были заклепаны и испорчены; большую часть их зарыли вместе с снарядами в крепостные колодцы, а остальные бросили в море. Покончив с этою работою, отряд Сенненберга вернулся обратно в Анапу.

3-го июля показалось в верстах 50-ти от Анапы до 30-ти турецких судов. Один кирлангич, отделившись от них, начал лавировать вблизи крепости. По нем приказано было стрелять не иначе, как на расстояние верного выстрела. Ночью, обманутый нашим молчанием, кирлангич стал смело подходить к Анапе, а когда приблизился [465] к берегу, его окликнули по-турецки. Он остановился и спустил лодку, в которую сели чауш-баши и 14 турок. Берег был мелкий, а добыча так заманчива и так жаль было ее упустить, что наши бросились в море навстречу шлюпке и овладели ее экипажем. Затем сдался в плен и кирлангич с 4-мя остававшимися на нем турками.

На другой день появился в верстах 40-ка от Анапы неприятельский флот, состоявший из 52-х судов, под начальством Сары-паши. Семь судов, отделившись от эскадры, взяли направление к Анапе, а один кирлангич приблизился к крепости на пушечный выстрел и, убедившись, что она взята нами, повернул назад и дал знать о том прочим судам. В ту же ночь турецкий флот ушел в море, оставив 6 судов в виду Анапы. Днем от них отделялся кирлангич, вдали обошел крепость, сделал два сигнальных выстрела, на которых мы не ответили, и вместе с прочими судами удалился в море, на котором после этого уже не показывались неприятельские суда.

Войска оставались у Анапы не долго, насколько нужно было, чтобы уничтожить крепостные сооружения, сдать в отряд Каховского турецкие орудия и провиант, найденный в турецких магазинах, и препроводить в Тавриду пленных. 75 пушек и 12 мортир отправлены были в д. Адалы для передачи Каховскому, 7 негодных чугунных пушек брошены в море, а одна, легкая, присоединена к нашей полевой артиллерии. Взятым в Анапе провиантом удовлетворены были войска на целый месяц, а также турецкие пленные, при отправлении их в Тавриду, на 5 дней. Из 4-х тысяч четвертей сухарей, взятых в крепости, почти половина оставлена была войскам Каховского, а ячмень (3 т. четв.) пошел на довольствие кавалерийских и пехотных лошадей. Накануне выступления войск из Анапы отправлен был в Бугас, к г.-а. Каховскому, взятый нами в плен [466] кирлангич с запасом неприятельской пшеницы и с мортирами, присланными Гудовичу из отряда таврических войск.

5-го июля приняли русское подданство и присягнули владельцы натухайцев Али-Дажук, Навруз-Гусейн, Акубек Мурза-Абатыр-Керек и шапсугов Чумака, с 23-мя подвластными им деревнями. 8-го числа присягнул нам зановский владелец Мисост-хаджи, с 7-ю деревнями, а 10-го — владельцы шагакийского народа Адиль-Гирей-Биарслан и Аличок Шеретлук, с 3-мя деревнями.

Согласно распоряжению кн. Потемкина, Гудович приказал войскам взорвать и срыть все "обороны" и батареи Анапы, засыпать землею рвы, взорвать пороховые погреба, сжечь палисады, засыпать и испортить колодцы, а город истребить до основания. 11-го июля войска выступили из Анапы в обратный поход.

Ред.

Комментарии

1. Кавказский Сборник т. XV стр. 8.

2. Находящиеся в рукописях Буткова и помещаемые здесь документы Гудовича писаны Лабою с собственноручными исправлениями Гудовича.

3. Подробности этого события изложены в моей статье "Побег с Кубани трех донских полков в 1792 году", напечатанной в IV томе Кубанского сборника, изданного Кубанским областным статистическим комитетом.

4. В то время артиллерии как отдельного рода оружия не существовало, а каждый полк имел свои пушки, при которых возились и зарядные ящики с артиллерийскими снарядами.

5. Сын Батал-паши, разбитого в предшествовавшем году отрядом Германа.

6. Конечно, ближайших к крепости, находившихся и 250-ти с. от верков.

7. Через р. Бугур.

8. На стороне главных сил, южнее Бугура.

9. По точному смыслу этого приказания, надо полагать, что при вторичном открытии огня, против главного пункта атаки действовала одна батарея, а против второстепенного несколько батарей. Это обстоятельство, конечно, привлекло внимание неприятеля к стороне Шица, стоило ему больших потерь, но облегчило атаку юго-восточного фронта крепости.

10. 14 полевых орудий и несколько мортир, присланных г.-а. Каховским.

11. Слова донесения "за рвом" надо понимать — за рвом в нашу сторону, что выясняется дальнейшим рассказом. Если Анапа действительно построена французскими инженерами и на европейский образец, то здесь был, надо полагать, гласис.

12. В списке отличившимся о капитане 1-го егерского батальона Доброклонском сказано так: "При жестоком огне неприятельском, из первых бросился в ров с своею частью".

13. В том же списке о капитанах Митякине и Чичагове скачано, о каждом отдельно: "Из первых взошел на вал и крепость"…

14. Вероятно на валах, еще не везде взятых.

15. Значит, уже было совершенно светло.

16. Надо полагать, что Гладкой обскакал крепость с правой ее стороны, т. е. с юга.

17. В наградном списке против его фамилии имеется странная отметка: "Заметку (сделать замечание), что на лошадях на стену бросаться нельзя, а за храбрость — лист", точно из всех кавалеристов, отмеченных совершенно такими же реляциями, одному только Чемышину пришло в голову лезть на стену на коне, а все остальные атаковали валы спешившись.

18. Судя по артиллерийскому вооружению, суджукская крепостца едва ли состояла из одного "бастиона" или бастионного фронта.

Текст воспроизведен по изданию: Материялы для истории Северного Кавказа 1787-1792 гг. // Кавказский сборник, Том 17. 1896

© текст - Фелицын Е. Д. 1896
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Валерий. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1896