______________________________

Рапорт генерал-майора Ивана Савельева графу Антону Богдановичу де-Бальмену, 2-го сентября 1790 года.

Не выпущая из виду всех кабардинских владельцев и согласуй сближение Батал-паши к Кубани со внутренним Кабарды, [423] кумык и чеченцев расположением, казался мне выбор одних депутатов недостаточным во удержание всех сих народов в совершенном покое. А потому а принял оборот к тем владельцам, к которым вся Кабарда на случай возмущения непосредственную доверенность имеет, они ж получили первые от турок и деньги — Бек-мурза Касаев, Муса и Каргока Карамурзины, Кучук Джанхотов, Лотажука Казиев; к сему употребил брагунского владельца секунд-майора Кучука Таймадова и Моздокского полку ротмистра Варлама Савельева, дабы они уверили оных о награждении, если только они удержут себя от всяких сборищ, по многим со оными секретным пересылкам, и внушением сколько пагубны для них наконец будут советы турок, обязали они собравших тайно присягою пребыть в совершенной непоколебимости, приняв на себя и турок, и свою собратию обманывать, отлагая время от времени сбор своего скопища и доставлением к Батал-паше обещанных припасов и прочего к Кубани. Что и на самом деле, как вашему сиятельству теперь уже известно, доказали, не только не поползнувшиеь ни на какие сборища, но даже во все сие время пребыли в совершенной кротости; трем из сих владельцев обещано от меня по пятисот рублей, а двум по триста руб.; об отпуске сен суммы покорнейше прошу вашего сиятельства кому угодно будет приказать; сие еще, по моему мнению, послужить может и впредь, при случае надобности произвести в Кабарде сильное несогласие наилучшим образом, как скоро только угодно будет повелеть сие открыть другим владельцам — тогда во всей Кабарде возрастет вражда непримиримая.

В заключение сего осмеливаюсь засвидетельствовать труды и в самое опаснейшее время безотлучную бытность в Кабарде господина Поликарпова и кавалера князя Уракова, а секунд-майора Кучука Таймадова и ротмистра Савельева, за всеми намерениями Большой Кабарды наблюдавших, покорнейше прошу о милостивом вашего сиятельства предстательстве. [424]

______________________________

Рапорт графа де-Бальмена князю Потемкину-Таврическому, 26-го августа 1790 года № 167.

По прежде полученному мною от 26-го прошедшего июли пашей светлости повелению о учреждении коммуникации с господином генерал-поручиком и кавалером бароном Розеном, на мое к нему отношение получил его рапорт, изъясняющий неудобность оной сделать, как но малому количеству у его войск, дальнему расстоянию дистанции к тому месту, где било я назначил учредить мои посты, и по другим невозможностям, оной при сем в благорассмотрению вашей светлости копию поднести честь имею, донеся притом, что в другом его ко мне от 21-го сего августа рапорте объясняет он, что о учреждении коммуникации от Ейского укрепления постановлением постов к Римскому редуту писал он к г-ну генералу-поручику войска Донского войсковому атаману и кавалеру Иловайскому, а я сообщил ему, в рассуждении, что войско донское по повелению вашей светлости командировано под командою г-на генерал-майора и кавалера Мартынова к нему, чтобы оп ему предписал те коммуникационные посты учредить, что и составит удобную связь между им и мною.

______________________________

Копия с рапорта г-на генерала-поручика и кавалера барона Розена, писанного к генерал-поручику и кавалеру графу де-Бальмену от 19-го августа 1790 г. под № 158.

Сообщением ваше превосходительство от 7-го августа с № 489 требовать изволите о сделании связи и о уведомлении, когда я к назначенному мне месту прибуду и учрежду с вами мои посты, дабы и вы могли, соразмерно предполагаемому мною, к тому времени дать предписание; вследствие чего донести честь имею. В повеленной поход выступлю я августа 25-го, оставя в Ейском укреплении, при штаб-офицере с пристойным числом других чинов, 200 пехоты с 2 ми полковыми пушками и 100 казаков, а, но расчислению маршей и времени на переправах, прибуду в Тамань сентября [425] 28-го, если какой неожиданной остановки не последует. Каеа- телыш ж до учреждении постов, кои должны от Тамана простираться до Петровского ретраншемента на 233 версты с половиною, я, не имея о сем от светлейшего князя предписания, сам собою не смею приступить к раздроблению сей небольшой части войска, под моею командою идущей, больше ж еще и но совершенной к тому неудобности, ибо правой берег Кубани до Копыла имеет места скрытые и лесистые, со многими лощинами, наполняющимися от прибыли из Кубани и от дождей водою и делающимися трудными в переезду дефилеями, а к последнему Казачий ерик и Черный проток — знатные дефилеи, где на первом ставится десять, а последний и двадцать не занимают понтонов. От Копыла до Курков сорок семь перст, и на последних двадцати восьми три переправы на понтонах и три гати, без коих никак пройтись нельзя; наконец Темрюк, имеющий с промежутками на шесть верст переправу весьма трудную, делают меня совсем не в состоянии к занятию постов, кои никакой между собою коммуникации иметь не могут; по состоянию же против сих мест на противном берегу хищного и дерзкого неприятеля, малые будут весьма слабы, а на утверждение таковых, коя бы были беспечны по положению сих мест, едва только достанет всего корпуса. Но сверх сего главнейшее еще затруднение и невозможность к доставлению во все те места провианта, который следовать должен по Копыл из Ейского магазейна, а далее и положить откуда нельзя, ибо ни отсюда, ни от Тамана привозить никакого нет средства; первое по настоящей опасности, а при отвращении оной, но непроходимой от дефилеи дороги, коею не только ни один частной человек проехать с тягостью никакой способности не имеет, по и на казенном магазейне без понтонов равная ж невозможность, но как последнего нет, то вольные ни за какую сумму, знав те места, к сему доставлению не приступят; а для сего, за выступлением всегда в Тамань корпуса, никогда не учреждались связи ни с войсками линейными, ни с Доном и, за оставлением в Ейском укреплении прикрытия, остается [426] весь сей край от войск свободным. Вашему сиятельству объясни о сей невозможности в учреждении постов, должностью поставил донесть о том же и светлейшему князю. И как за выступлением корпуса на всей сей дистанции войска, кроме означенного числа в Еи, нигде не будет, но в рассуждении татар, кочующих в окрестности оной, хотя я и дал знать о закрытии их г-ну генерал- поручику войсковому атаману и кавалеру Алекею Ивановичу Иловайскому, но настоящему сведению им здешнего края, но сим пред- ставя и вашего сиятельства прошу, не угодно ли будет и от себя ему о том же сделать предписание.

______________________________

Рапорт графа де-Бальмена князю Потемкину, 25 го августа 1790 года № 166.

Имев разнообразные и почти невероятные известия чрез перехваченные письма и от разных людей, не полагал я, чтоб Батал-паша с столь великим числом войск мог выступить из Анапы, а потому и расположил войска так, кань ваша светлость от 26-го июля мне предписать изволили: 1) корпус, под моею командою, при Кумском редуте, в 10-ти верстах от Кубани и двадцати от Кумы, в том месте, где сии две реки своими вершинами сближаются, с тем, чтоб Кабардам пресечь сообщение с закубанцами, а притом держать сии народы в почтении; 2) отряд при Невинном мысе, где бродов много и обыкновенно пред сим закубанцы переходили Кубань и делали нападения на селения; 3) отряд при Прочном Окопе, коего назначение было — коль скоро броды откроются на Кубани и закубанцы начнут малыми партиями делать набеги, то идтить оному к устью Лабы, учредя твердую коммуникацию с Темишбекским постом, и сим способом прикрыть всю сию дистанцию от набегов, а притом и обеспечить черкасскую дорогу, следственно и идущие по оной беспрестанно провиантские транспорты. В сем положении застало меня уведомление г-на генерала Каховского о действительном выступлении Батал-паши из Анапы. Но [427] как по сему известию намерение есть Батал-паши соединиться с кабардинцами, то я в сем положении и остался, так как в совершенно препятствующем исполнению оного. Вслед засим получил я чрез него ж, г-на генерала Каховского, повеление вашей светлости идтить со всем войском к Лабе. Но получа сей день вашей светлости от 14-го настоящего августа ордер, чтобы, избрав переправу в лучшем месте у Кубани, приближаться туда со вверенными мне войсками и расположиться так, дабы в приближении с корпусом господина генерал-поручика барона Розена к Таману быть готовым идти к Лабе, исполнить сего в точности не умедлю. Вышеупомянутые ж письма в оригинале, с переводами, к сведению вашей светлости при сем честь имею поднести.

______________________________

Рапорт графа де-Бальмена князю Потемкину-Таврическому, 3-го сентября № 193.

Ордер вашей светлости от 18-го минувшего августа, подтверждающий о принятии мер в отражению турецкого войска, я получил, по которому со вверенным мне корпусом привел себя в совершенную готовность отразить неприятеля во всякое время, когда он покусится в действии оказать свои движения, и если по обстоятельствам будет нужно, то переправлюсь и чрез Кубань. Каковы после последнего моего донесения получены о движениях турок и о расположении кабардинцев известия, оные в экстракте при сем подношу. Ваша светлость ясно изволите усмотреть, сколь они между собою и с прежними известиями не согласны; вернейшим из оных почитан я показание нарочно посланного от меня, чрез капитана Бабукова, конфидента узденя Муса Маргушева, который объявляет, что стан турецкий находится на речке Шевгуше 6, к урочищу Хаджус; число одних турок до 10.000 человек, артиллерии более 10-ти пушек; командует войском не Батал-паша, а иной, при нем находится присланный из Царьграда чиновник и Калга-Султан. Из [428] черкесских народов еще очень мало, и приказано им всем, набрав сколько можно войска и провианта, съехаться в начале сего сентября на речку Шевгуш?. Сами турки довольствуются покупным скотом и провиантом, под своз коего назначено от всех народов не малое число ароб. А точное их намерение — соединясь с кабардинцами, им преданными, открыть свои военнодействия противу России где будет удобнее, на какой конец и послан чиновник к кабардинцам, чтоб их уговорить. Для лучшего усмотрения помянутого узденя Маргушева точное показание у сего прилагаю. Он вторично послан от моня на турецкий лагерь, с другим, также в верности испытанным, для наблюдения за малейшими неприятельскими движениями, о коих почасту будут меня уведомлять, а я не премину по важности доносить и вашей светлости. Теперь же долгом поставляю о кабардинских народах доложить, что их неверность к всероссийскому престолу и преданность к Порте становится бессомнительна как потому, что многие из них имеют с турками переписку, другие выехали уж им навстречу, а некоторые и приглашают своих единоземцев к возмущению, так, и для того что они но сие время под разными предлогами уклоняются от выполнения, сообщенного им от меня вашей светлости требования о выборе из Большой Кабарды 4-х владельцев. Я старался прежде склонять их к повиновению всякими кроткими средствами, но теперь вижу, что они делаемого им снисхождения не чувствуют, почему принужден был предписать господину генерал-майору и кавалеру Савельеву, как знающему их нравы и обращение, чтоб он сам отправился в Большую Кабарду и прежде уговаривал бы их ласкою, а когда сие не подействует, то силою оружия пресек бы все их намерения, клонящиеся к возмущению и неисполнению требуемого от них; сим способом когда они будут усмирены, надеюсь и я быть обеспечен, так как и намерение турок, наиболее достойное вероятия, есть начать противу нас военнодействия, соединясь с кабардинцами. Что ж я при настоящих обстоятельствах нахожусь еще сам в Георгиевске, сие есть следствие претерпенной мною жестокой болезни, как не меньше [429] забота моя о подвижном магазейне, который наносит мне теперь великие затруднения. Я надеюсь однако их преодолеть, и хлеб в свое время в надлежащее место конечно будет доставлен. А я на сих же днях, собрав силы, имею отправиться в лагерь.

______________________________

Пошлинный за Кубань от капитана Аслан-Гирея Бабукова, родственник ею уздень Муса Маргушев, 1-го сентября показал следующее:

Назад тому девять дней отправлен он был от означенного Бабука за Кубань для разведывания о турецких движениях и, переправясь с бывшим ври нем товарищем за Кубань в брод выше Кубанского редута, проехали тою стороною прямо в Кесленей и, взяв оттуда родственника своего бесленейца, в провожатые, переправились тот день чрез Лабу, в вершинах оной близ урочища, называемого Калач-Лаба 7, на другой день еще рано приехали на речку Шевгушу к урочищу Хаджус, где находится ныне турецкий стан, и по знакомству означенного родственника с находившимися у турок бесленейцами въехал в самый лагерь, который расположен частью в лесу, а частью по берегу означенной речки Шевгуши, и по сделанному замечанию, равно и по известиям от находящихся там черкес, одних турок находится до десяти тысяч человек. Артиллерия поставлена близ нашинской ставки, и сколько заметить можно было — более десяти пушек. Командует войском, как он подлинно слышал, не Батал-паша, а иной и якобы бывший прежде в Анапе. С оным обще находится и присланный из Царьграда чиновник для понуждения турок в сему походу, равно и Калга-Султан. Из черкесских же закубанских народов теперь с турками весьма мало, а слышал оп, что из многих приезжали к паше князья и владельцы и получили повеление, чтоб все, сколько могут, набрав войска и провианта, съезжались в начале сего сентября месяца на речку Шевгушу. Сами ж турки провиантом довольствуются и [430] запасают оный, покупая пшеницу и скот по окрестным местам. Под своз оного назначено от всех народов немалое число ароб, в том числе от бесленейцев, как ему действительно известно, триста, кои однако ж еще не отправлены. Намерение турок, сколько он мог слышать и понять, состоит в том, чтоб, подойдя ближе к Кабарде и соединясь с преданными им кабардинскими владельцами, открыть военные действия против России, где будет удобнее. Но, как и турки подлинно кабардинцам не доверяют, то, слышал он, что послан один чиновник уговорить несколько из тех кабардинских владельцев, кои приняли от турок подарки и деньги, чтоб непременно приехали для мероположения к паше в стан.

Оттуда означенный уздень, того ж дня возвратясь, ехал до Кубани два дня и переправился обратно выше турецкого окопу. О приближепии ж наших войск к Кубани во время бытности его еще там известно не было.

______________________________

Экстракт с полученных разных известий о движениях турок и о расположении кабардинцев.

1) Посыланный в чеченские селения конфидент Кайтука Равасланов показывает, что по приезде его 22-го августа в Алдинскую деревню встретился с ним владельца Али-Султана Канбулатова уздень Абакер-Бамат Хаджиев с одним черкесом, который объявил, что он послан был от своего владельца и от владельца ж дженгутинского Атматхана (Ахмет-хана) Хаджия к анапскому Батал-паше с письмами для узнания, когда он с турецким войском прибудет к Кубани, дабы и они тогда, собравши силы, сделали к российским границам впадение. На сии письма везет он ответы, но какого содержания — не знает. Сверх того, сказывал он, Абакер, что с товарищем из Анапы выехал вместе с выступившим оттуда войском, в 20,000 состоящим, с артиллериею и с довольным числом провианта, состоящим большею частью в [431] скоте; также, что войско турецкое, по прибытии к Кубани, переправу будет иметь при речке Теберти 8 чрез Каменной мост, и будто кабардинцы на все с ними предприятия готовы, что он в кумских вершинах наехал четырех кабардинских владельцев, о имени коих не сказал, нарочно выехавших навстречу турецкого войска. (От 24-го августа).

2) Кабардинский владелец Арсланбек Мисостов уведомляет, что турецкое войско прибыло на Лабу, о чем он только слышал, но сам не видал и наверно не знает. (25-го августа полученным письмом).

3) Капитан Аслан-Гирей Бабуков: узнал он от узденя Мансура Шереметева, что в вершине Кубани к Каменному мосту пришло турок 800 человек, а большая часть их будто бы пошла по реке Урупу к Прочному Окопу. Большой кабарды владелец Касполат Килчиков, услышавши о сем, поехал к туркам на Каменный мост. Кабардинцы же свои конные и овечьи табуны угнали в горы. (От 26-го августа).

4) Господин премьер-майор Веревкин извещает, что тот же уздень Мансур Шереметев сказывал ему, что в вершине Кубани около Каменного мосту на речке Соне 9 стоит партия турок до 800 человек, а прочие в 10,000 чрез Бесленей по вершинам Урупа потянулись к турецкому окопу, взяв от бесленейцев 2000 ароб под своз провианта, а о кабардинском владельце Килчикове и о других кабардинцах сказал ему помянутый уздень то же, что и капитану Бабуку от того же числа.

5) Господин подполковник и кавалер князь Ураков рапортом доносит: известился он, что бывший пред сим в Кабарде турок приехал паки и находится в горах, предводимых владельцами Пшимыхай, Наврузовым, Атажукой Мисостовым и Алием Саратгиреевым. Сей турок прибыл для возмущения тех, кому он давал деньги, внушая, что ежели они примут на себя сделать [432] начало произведения предприятий, то турки могут перейти на здешнюю сторону Кубани, а без того возвратятся обратно. И хотя ему, г-ну Уравову, неизвестно, какое они дали условие, но по известной неверности кабардинцев легко статься могло, что они на все согласны и намерены ехать с турком за Кубань; верность кабардинских владельцев почитает он весьма сомнительною, потому что они не только приглашают к себе туров, но и стараются разными образы делать беспокойства, как-то: Танбиевы узденья открыли ему, что некоторые владельцы склоняли их к возмущению, но они отказались. (От 29-го августа).

6) Он же, г-н подполковник и кавалер князь Ураков, уведомляет, что но полученному им чрез конфидента известию имам, в чечнях находящийся, намерен в скорости ехать за Кубань. (Того -яс числа).

7) Г-н генерал-майор Герман рапортует, что, по прибытии его к Кумскому редуту, узнал он чрез надежных татар, что не Батал-паша, а другой паша находится у темиргойцев с 5.000 турок, который по окончании жатвы намерен перейти к бесленейцам и, собравши все тамошние народы, хочет на Кубани сделать окон и после идти на наши границы; впрочем, по горам к Каменному мосту никаких следов нет, а примечены огни около турецкого окопа по Малому Зеленчуку, где и разъезд неприятельский усмотрен. (От 30-го августа).

______________________________

Перевод с письма турецкого, писанного от инспектора войск турецких и правителя письменных дел к кабардинскому владельцу Адиль-Гирею Темрюкову. Получено 9-го августа 1790 года.

Почтенный г-н кабардинский владелец Адиль-Гирей, свидетельствуя вам искреннее мое почтение и желая ведать о благосостоянии вашем, даю знать, что отправленное от вас письмо чрез Хажи-Дударука я подучил. Что касается до арб, требованных нами из платы, то народы изготовить оные уже обещались; его ж величество [433] всемилостивейший государь султан Селим как к черкесским, так абазинским и ногайским войскам имеет особливое благоволение и, почитая их своим народом, печется о их защищении, для чего и изготовлено уже войско со всеми принадлежностями и артиллериею. А притом и меня, испытанного в верности, препоручи власти Божией, отправил сюда; я ж, по прибытии моем расспроса здесь о состоянии вашем, не оставил донести о том к его султанскому величеству и уповаю, что дней чрез тридцать или сорок последует на то радостное для вас известие, в чем я ручаюсь; а притом, как есть уже монаршее повеление, чтоб чрез тридцать или сорок дней прибыть войску турецкому к стороне вашей, то и будем. А если случится надобность, то останемся зимовать в Кабарде, и когда будете вы заступниками магометанской веры, то ни в чем вас его султанское величество не оставит. Итак, отправляя в вам сие чрез Дударука, желаю, чтоб вы поспешили уведомить меня письменно о вашем расположении. В заключение ж сего свидетельствую всем вопрошающим обо мне владельцам и узденям мое почтение.

Перевод с письма татарского, писанного от закубанского Арслан- Гирей-Султана к кабардинскому владельцу Атажукиь Хамурзину. Получено 25-го августа 1790 года.

Свидетельствуя вам искреннее мое почтение, уведомляю, что податель сего Туткереп нзвестилс.л от Арсланбека Мансурова, татарина Амонбая, что свойственники его, Баязыровы дети, находятся на Дону в Черкасске; почему прошу вас приложить к освобождению их из России сюда ваше старание. А засим даю вам знать, что турецкое войско, а равно паша и правитель письменных дел да и Калга-Султан прибыли в Темиргой; войска же сего немалое количество, да вслед сего прибудет еще дней чрез десять трапезондское войско, по прибытии которого пойдут турки к Кабарде, но по отпуске сего письма турки еще выше темиргойцев находились, и б?де выступят в Бесленеи, уведомить вас не и ренину; но прошу дело [434] человека моего Мусы, окончив поспешнее, его к нам отправить. О прочем же перескажет вам податель сего, Туткерей, словесно.

______________________________

Перевод с письма татарского, писанного от закубанского мурзы Калигерея к Исламу Мусину. Получено 21-го августа 1790 года.

Свидетельствуя вам искреннее мое почтение, желаю, чтоб сохранил вас Всевышний во всяком благополучии. Засим скажу вам, благоприятель мой, что я, считая вас из оставшихся в стороне российской наших родственников и не иначе, что вы будучи на стороне российской, а я хотя в стороне народа правоверного, но мы друг о друге должны иметь попечение и по братски один другого по справедливости уведомлять; почему и даю вам чрез сие знать, что монарх турецкий повелел

Батал-паше следовать с сорока тысячами войска в Кабарду, почему и назначено переходить в каждый день восьмичасовое расстояние. Почему, перешед они ныне Махош, достигли в Бесленей; а вслед за сим с нескольким войском прибудет и К.алга-Султан. Сверх сего, капитан-(капудан) паша со ста судами из флота отряжен был в Крым и имел там с судами российскими сражение, где и взято турками у россиян два судна да три потоплено.

______________________________

Перевод с письма турецкого, писанного к кабардинским владельцам от чиновника турецкого Мухамет-Челебия. Получено 17-го августа 1790 года.

Почтенные господа собратия мои кабардинские владельцы, извещаю вас, что я с войском прибыл в Темиргой, что видел Оздырмасов сын и он обо всем вам перескажет, да и Батал-паша с тридцатью тысячами войска из Анапы выступил к стороне здешней еще в минувшем июле месяце и мы расположены быть к вам, но вы до прибытия войска нашего баранов и лошадей своих в степь не выгоняйте, а пусть побудут в горах, а мы [435] уже готовы, в чем не мало не сомневайтесь. В заключение сего свидетельствую всем вопрошающим обо мне мое почтение.

______________________________

Перевод с письма арабского, писанного от Шиха (Мансура) к Батал-паше и Кали-Султану. Получено 17-го августа 1790 года.

Свидетельствуя вам искреннее мое почтение, даю чрез сие знать, что из горских и других степных народов войска собралось сколь было можно и готовы идти к нападению на россиян; а когда прибудете вы к Кубани или в Кабарду, то мы пойдем тогда на Кизляр, да чтоб и вы с войском вашим быть к Кизляру не замедлили; я ж теперь ожидаю вас при аварском хане.

______________________________

Рапорт графа де-Бальмена князю Потемкину-Таврическому, 3-го сентября 1790 года № 194.

Господин генерал-майор и кавалер Горич, на сих днях явясь у меня, объявил, что он пригласил из Дагестана и из Кумык владельцев и узденей, также трухменских и ногайских старшинских детей, персидских, грузинских и армянских чиновных людей, которых более семидесяти человек, для представления к вашей светлости в намерении, что они на непредвидимый по нынешним обстоятельствам случай послужат не только крепким залогом, но и способствовать будут к исполнению в рассуждении здешнего края дел, поелику некоторые из них из знатных фамилий, для препровождения коих требовал моего вспомоществования, а на путевое содержание и на подъезд для первейших из них снабдения деньгами; как же ваша светлость ничего мне о том ни письменно, пи словесно приказать не изволили, то я, не зная для чего сие нужно и не предвидя, чтоб с тем могла сопряжена быть польза, неизвестен также будучи о том, таких ли они фамилий и как собраны, да и что первейшего из них Адиль-Гирея дядя его [436] тарковский шамхал Бамат, почитая его бежавшим, к нему, господину Горичу, просит выслать, в рассуждении чего и препровождение их к вашей светлости предоставил я на его волю. Что ж касается до снабдения деньгами из экстраординарной суммы, коих дли того не малое число требуется, то и сего сделать также не решился, до получения вашей светлости повеления, коего сим и испрашиваю. Он же, господин Горич, предпринял путь свой к Астрахани.

______________________________

Рапорт его же и к нем уже, 14-го августа 1790 г. № 579.

Во исполнение вашей светлости повеления, от 10-го минувшего мая состоявшегося, полки, начальству моему вверенные, по восьмиротному положению, за исключением из оных рот гренадерских, но приложенному при том стату укомплектованы, сколько за размещением всех чинов остается сверх комплекта и что требуется в добавку — ведомость при сем вашей светлости честь имею поднести.

______________________________

Рапорт его же и к нему же, 21-го сентября 1790 г. № 209.

Хотя я, согласно мнению вашей светлости, и сам полагал и полагаю, что турецкое войско, выступившее из Анапы, не может быть в сорока тысячах, как насказано взятым на Тамане муллою, ибо подлинно невероятно, чтоб они могли столько набрать, да и где им на такое количество достать провианту, однако долг имею донести, что как прежние, так и теперь доходящие ко мне письма, писанные закубанцами, то же утверждают. Может быть они употребляют сию хитрость, чтоб удобнее к себе привлечь горские пароды, к которым письма их доходят. Может быть думают устрашить и нас; но я смею удостоверить, что с моей стороны, по точному смыслу последнего вашей светлости от 6-го сего сентября повеления, ничего не упущу, чтоб доказать им, что мы знаем меру их тысячам и хвастовству, и с Божией помощью дал им воз- чувствовать, что российское оружие обыкло одерживать над ними [437] победы. Если ж продолжающаяся крайняя моя слабость не позволит мне самому противу них действовать, надеюсь, что г-да генерал-майоры Булгаков и Герман, следуя моем? распоряжению, столь же сильное сделают неприятелю поражение. По последнему известию, турок не более трех тысяч; пушек у них двадцать девять — четыре большие, а прочие малые. Лагерь их между двумя Лабами. Хотя ж и на сем больше прочих вероятном показании не можно совершенно утвердиться, но, как и другие многие согласуются с оным в положении неприятельского лагеря, откуда следование его к Кубани должно быть на Зеленчуки, то назначил я переправу чрез Кубань около оных. Все нужные приуготовления уже сделаны и я не премину вскорости приступить к действию. А чтоб и господин генерал-поручик и кавалер барон Розен, сходно предписанию вашей светлости, мог содействовать моему распоряжению, сообщил я ему, дабы он, переправясь Кубань у Петровского редута 10, действовал противу темиргойских и прочих закубанских народов между реками Чекупсом и Чайкушею и старался б пресечь туркам возвратный путь. Что же последует и какие далее приняты будут мною меры, не оставлю вашей светлости доносить. Теперь доложу, что посылка в Кабарду господина генерал-майора и кавалера Савельева, о коей доносил вашей светлости в последнем моем рапорте, возымела свое действие. Кабардинцы, оставя свое упорство, выбрали уже и прислали ко мне для отсылки к вашей светлости владельцев, кои вслед засим имеют быть отправлены. Впрочем единоверие ли или, может быть, предубеждение о великих турецких силах, рассеянное между всеми горскими народами, питает еще в них к туркам наклонность, которая при всем их наружном притворстве замечается. Я подтвердил господину генерал-майору Савельеву наистрожайшее иметь над ними при нынешних обстоятельствах наблюдение и усугубить старание к вящему их укрощению внушением о слабости турецких войск и о прибытии на линию российских и вашей светлости, надеясь, что когда [438] кабардинцы будут содержаны в повиновении, то нечего опасаться и от большей части горских народов, кои всегда берут с них пример. Изволите, светлейший князь, предписывать, чтоб я короче вошел в их обстоятельства и старался питать между ними несогласие: я с прибытия моего сюда прилагал о том попечение и впредь пещися не перестану, чтоб исполнить волю вашей светлости.

______________________________

Рапорт графа де-Бальмена Потемкину-Таврическому, 21-го сентября 1790 года № 721.

По точности вашей светлости повеления, от 26-го прошедшего июля ко мне присланного, сделал я тогда же надлежащее исполнение и предписания; полка Кавказского мушкетерского два батальона, остающиеся здесь, укомплектованы всеми чинами, а излишние затем два для сформирования их, к месту пребывания рекрут, за оставлением при первых артиллерии, со всем к оным принадлежащим и с обозом таковым же, по истребовании им от обер-кригс-комиссарской комиссии амуничных и ружейных вещей на полный комплект людей, отделены и готовы были следовать в означенное им место; но по обстоятельствам, в Кабарде происходившим, кои требовали сближения к ней несколько войска, и коего на левом фланге оставалось только к пристойной обороне, следовательно для наведения им страху было бы оного мало, употреблены и оные батальоны; теперь же в Кабарде начинавшееся возмущение тем средством пресечено, то и те батальоны, будучи совсем готовы, выступили из настоящего их места и отправлены 3-го егерского батальона с секунд-майором Штетером, коему и сформирование их поручено, и приказал ему с ними расположиться в слободах мариупольского уезда близ крепости св. Димитрия, по способности продовольствия их провиантом из магазейнов, недалеко от того находящихся, где и рекруты, тысяча двести двадцать семь человек, по числу некомплекта в тех двух батальонах расположены, почему повеленное вашею светлостью сформирование в непродолжительном времени последует и сии два [439] баталиона приведены будут вскорости в совершенную исправность и знание службы, и к соединению их с полком к будущей весне остановки не будет; касательно рекрут, в Кубанский и Кавказский корпусы назначенных, то так как ваша светлость повелеть мне изволили иметь за ними попечение и сбережение по изъясненным причинам в прежнем моем донесении, оставались в бахмутском и донецком уездах, а по наступлении удобного времени к отправлению их на линию, минувшего августа 21-го дано от меня предписание господину бригадиру крепости св. Димитрия за обер-коменданта и кавалеру Машкову требующееся по некомплекту в полках здешнего корпуса четыре тысячи пятьдесят человек рекрут отправить сюда партиями в гор. Ставрополь, отколь и распределение их по полкам сделаю и они уже выступили из настоящего их места; прочие же, следующие для Кубанского корпуса рекруты, за выступлением оного в поход, судя что оные при сем случае были бы полкам только в тягость, расположены до возвращения оного на зимние квартиры донецкого уезда в ближайших селениях; больные же, в тех партиях находящиеся, соединены в одно место и остаются под усмотрением отправленных отсюда лекаря и подлекаря и партионных офицеров, и преподаны им нужные помощь и выгоды к скорейшему выздоровлению; другие же больные помещены в полевой в крепости Димитриевской госпиталь и на содержание их выдано из экстраординарной суммы тысячу рублей, а на сборном месте в городе Царицыне при господине подполковнике Куприне остается рекрут триста три человека больных в тамошнем госпитале; в недоборе против ассигнации государственной военной коллегии не доставлено тысячи двухсот сорока пяти человек, но о скорейшей оных отдаче находящимся приемщикам в те наместничества, из коих оные следуют, давно от меня сообщено, и некоторые офицеры по принятии находятся уже с ними в пути. Перемещение рекрут сближением их к местам, где есть магазейны сделал я, по отзыву ко мне провиантской комиссии, что оная к продовольствию их в прежних местах, по неимению у нее денег и затруднению к [440] доставлению туда провианта, находит невозможность, и рекруты теперь, кои остаются для Кубанского корпуса и укомплектования двух батальонов Кавказского полка, расположены по таковым местам, равно и тех, кои в пути находятся и прибудут, там же предписал я остановить. Прописанное число некомплекта в полках Кавказского корпуса состоит, не исключая назначенных по неспособности к полевой службе в гарнизоны, которых теперь, по нераспределению еще в полки рекрут и нахождению их в походе, и отдать нельзя. О числе рекрут, по неизвестности о последовавшей убыли тех, кои еще не прибыли и в пути, верной ведомости теперь как потому, так и что некоторые останутся может и вовсе в недоборе сделать не можно, а по получении сведений и по распределении в полки рекрут, буду иметь честь об оных представить вашей светлости ведомость.

______________________________

Рапорт его же и к нему же, 21-го сентября 1790 года № 368.

Управляющий провиантским департаментом господин генерал-майор и кавалер Каховский от 3-го числа прошедшего августа ко мне сообщил, что вашей светлости есть воля платить в полки за фураж деньгами по соразмерным ценам и их требованиям, и чтоб потому отобрать от полков соглашение, по какой именно цене возьмут они в наступающие зимние месяцы деньгами за овес и сено, и об ономь, равно и о подлежащей сверхштатной сумме представить вашей светлости на благорассмотрение. Л как до получения сего уведомления, по неприготовлению провиантскою комиссиею, при Кавказском корпусе состоящею, овса, ни что от главной провиантской комиссии о продовольствии лошадей при Кавказском корпусе никакого распоряжения не было, а время к довольствию их наступило, то дабы они особливо по настоящим обстоятельствами без должного продовольствия не остались, и чрез то б не иметь но службе не исправности, принужденным нашелся 12-го августа заключить московского именитого гражданина Никиты Павлова с приказчиком его [441] Филиппом Михайловым о поставке овса в кавалерийские полки некоторой части, а в пехотные и егерские батальоны всей годовой пропорции контракт, с заплатою ему за каждую четверть по два рубли по пятидесяти копеек, да за доставление оного в полки, где оные теперь расположены и зимние квартиры иметь будут, по одному рублю, с выдачею притом по крайней необходимости, без чего он за последним временем и того контракта заключать не хотел, пяти десяти тысяч рублей из суммы экстраординарной, в наличности у меня состоящей, о чем тогда же как главной, так и состоящей при здешнем корпусе провиантским комиссиям дал знать. Исполняя ж волю вашей светлости, сделал мои кавалерийским полкам предписания, исключая законтрактованной и уже принимаемой ими от подрядчика овес, по какой цене за достальной, им принадлежащий, равно и за сено согласятся они взять деньгами, на что получил от них разнообразные донесения, ибо некоторые полки согласились получить деньгами, но не за всю пропорцию, но неурожаю в здешних местах овса, а только часть, по три рубля за четверть; один же хотя и всю пропорцию берет на себя, но из сего желаемой для службы пользы, как кажется) ожидать не можно, а затем уже оставшие, по невозможности отыскать здесь в покупку большого количества и что Добротного овса тут не родится, деньгами брать не желают, а просясь об отпуске оного вь натуре, и те, кои часть берут искупить, чтоб деньги на приготовление оного благовременно отпущены им были, а достальной также получить желают натурою, Я все вышеписанное вашей светлости представляя на благорассмотрение, всепокорнейше прошу, по какой цене генерально в те полки, кои согласны взять деньгами, производит им заплату, и об ассигновании на то подлежа ней сверх штатного положения суммы, а желающим Припять в натуре — отколь получат оной, пли не благоугодно ли будет приказать последние, доколе отыщутся полезные для казны средство, удовлетворить сходно их требованию отпуском в натуре от подрядчика, который объявляет, что оп сыщет еще ко удовольствию их способы, как и в контракте сказал, ежели и сверх [442] обязательства в которые полки в число недостающее на годовую пропорцию он успеет поставить и надобность в том будет, то и оной овес полкам от него принимать по вышеписанной же цене, не оставить меня вашей светлости повелением; что ж касается до сена, то оное в натуре уже все полки приготовили, по цене штатной и от вашей светлости в здешнем краю определенной, по пяти копеек за пуд, ниже которой взять не соглашаются. О чем вашей светлости доношу, а о том же и означенному господину генерал-майору и кавалеру Каховскому от меня сообщено.

______________________________

Рапорт графа де-Бальмена Потемкину-Таврическому, 29-го сентября 1790 г. № 225.

На повеление вашей светлости от 18 текущего сентября, которое мною сего числа получено, имею честь донести, что, по нахождению турецкого войска на Малом Зеленчуке, предписал я еще 26-го сего месяца господину генерал-майору Булгакову, пе дожидаясь неприятеля, сделав на сей стороне достаточные к безопасности распоряжения, переправиться Кубань у Невинного мыса и соединенно с отрядом господина генерал-майора Германа атаковать и бить неприятеля, призвав Бога в помощь. Сейчас присланным рапортом господин генерал-майор Булгаков извещает, что он в назначенном мною месте сего же дня переправится. К крайнему моему сожалению, усильно продолжающаяся моя слабость не позволяет мне самому лично противу неприятеля действовать и доказать ревность и точность мою в выполнению повелений вашей светлости; но я заверяю, что господа генерал-майоры, коим вверено командование частных отрядов, исполняя предписание мое, то же сделают. Повеление вашей светлое™ относительно господина генерал-поручика и кавалера барона Розена сообщено от меня его превосходительству с тем, дабы он со своей стороны принял по тому нужные меры. [443]

______________________________

Рапорт его кн. Потемкину-Таврическому, 1-го октября 1790 года № 242.

Сейчас получил я от господина генерал-майора Германа рапорт о совершенном им разбитии неприятеля, о взятии самого Батал-паши с его свитою и лагерем в полон, при котором случае в добычу досталось более тридцати большого и малого калибра пушек с довольным количеством припасов. О чем вашей светлости спешу донести, а вслед засим иметь буду честь подробнейшее о всем сем происшествии описание поднести.

______________________________

Журнал кампании по Кавказской линии покойного генерала от инфантерии и кавалера Ивана Ивановича Германа 1799 года, от 22-го сентября по 30-е число 11.

22-го числа. Корпус, которым я командовал 12, стоял на Куме, при Пещаном броду 13, расстоянием от Георгиевской крепости верст около 60-ти; боевых чинов было в лагере около 3000; сего числа я возвратился из помянутой крепости, где последний раз виделся с покойным графом де-Бальменом, которого я оставил едва дышащего. По прибытии моем в лагерь, слухи повторились со всех сторон о приближении неприятеля и хотя оные продолжались уже больше месяца, но письма, которые иные татарские владельцы, услышав о возвращении моем в корпус, в оригинале от Батал-бея прислали ко мне и в которых он разглашал великие свои силы и обнадеживал их о скором своем прибытии и непременном истреблении всех неверных в сей стороне, равно же я приезд [444] обратный одного абазинского князя Атажука Ахлова 14, родни нашему подполковнику Мансурову, который сам был у Батал-паши, привели меня в крайнее сомнение. Последний еще описал мне великость турецкого лагеря, число пушек и сказал, что множество султанов и князей с горскими народами окружают его и всякий день более их прибывает. Сколько он мог узнать в турецком лагере, который он нашел тогда на Урупе, Батал-бей намерен был поспешно приблизиться к Кубани, переправиться через сию реку и дать баталию, если будет кому, а потом идти прямо на Георгиевскую крепость, где он ожидал соединения всех кабардинцев и Шиха, который тогда с толпами разных народов стоял на Сушке, ожидал приключений и по оным располагал себя вести. А как сии известия были согласны со всеми обстоятельствами, в которых находилась тогда граница, я тот же день поднял свой лагерь, оставя сильный арьергард для подвоза себе хлеба, в котором я имел крайнюю нужду. При Пещаном броде учредил я сильно укрепленный ноет, под ведением майора Веревкина, который тогда оставлен был с отрядом в сих местах для надзора за народами, там живущими, и удержать связь между корпусом и Георгиевскою крепостью. Поход был 17 верст и лагерь на левых вершинах Танлыцких 15.

23-го числа. Поход был к Кубани, 33 версты, а лагерь на речке Подбаклее 16, разстоянием от реки Кубани прямо верст около 10-ти; разъезды были посланы до самой Кубани, но кроме маленьких партий, издалека подъезжающих, ничего не приметили. На походе примечены необыкновенно частые переезды живущих там [445] татар, и в их селениях мужского пола, выключая детей, почти никого не видно было.

24-го числа. Учредя сильный пост в Кумском редуте 17, для сокрытия большой дороги в Георгиевскую крепость, поход был до самой реки Кубани, 16 верст, и лагерь был на берегу оной реки; так называемый Кубанский редут 18, на крепком и возвышенном, месте. В сей день слышны в первый раз сигналы турецкие из больших орудий. Разъезды были посланы за Кубань, но далее до устья Малого Зеленчука не могли ехать; неприятельские сильные партии везде уже разъезжали, во многих местах в горах виден был большой дым, что есть у горских народов обыкновенным сигналом для собрания к назначенному месту, и пыль великая после обеда поднялась между Большим и Малым Зеленчуками; все известило нас о приближении неприятеля, и перед вечером сигналы слышны были гораздо ближе прежнего, но в ущельях никоим образом не можно было видеть неприятельского расположения, горами от нас сокрытого. На ночь я послал трех отборных казаков о двух конях, с обещанием по их заслугам награждения с тем, чтобы помощью темноты ночи старались дойти до самого неприятельского лагеря и разведать оного положение сколько возможно будет. Тот же день послал я вторичное повеление бригадиру Беервицу, чтобы он поспешил отряд свой соединить со мною и уведомил его о приближении неприятеля.

25-го числа. Во всю ночь слышны были сигналы в турецком лагере; на рассвете благополучно возвратились посланные казаки, потеряв там одну заводную лошадь, которую бросили, так как неприятель, приметив их, начал за ними гнаться; они были у самого турецкого лагеря, который мне описали довольно верно, как мы после узнали, и реченный лагерь был, по их донесению, верст около [446] 25-ти от нашего, за Малым Зеленчуком 19, при самом входе в ущелья, и мы сами скоро увидели, что сие было справедливо. Провиант мой прибыл мукою, который немедленно перепекли, и в тот же день отправил я находящегося при мне обер-квартирмейстера Штедера к генерал-майору Булгакову, который с другим корпусом находился вниз по Кубани, верст около 80-ти от меня, дал реченному обер-квартирмейстеру с собою план общей атаки с тем, чтобы согласить между собою день переправы и пр.; наши пикеты были на той стороне Кубани, на высотах. После обеда неприятельский большой разъезд, около 2000 конных, показался в первый раз поближе нас и остановился верст около 10-ти от нашего лагеря, на высотах же; пикеты наши приближались к лагерю, но неприятель за ними не последовал. Оба лагеря остались на прежних местах. В этот день прибыла ко мне фамилия Ислам Мусина, который всегда отличался верностью к России, Рослан-бек и иные многие служить при мне волонтерами. Вскоре после их возвратился из турецкого лагеря разными дорогами побочный сын Ислама Мусина, посланный мною к туркам уже от Кумы. Через него я узнал все подробно.

26-го числа. Примечены были разные толпы неприятельские, идущие от Малого Зеленчука к Кубани; послан был разъезд вверх по Кубани примечать их; они оказались фуражирами, так как в этих местах были некоторые татарские деревни. Весь сей день был употреблен для перепечения хлеба и устроения вагенбурга, чтоб на всякий случай быть готовыми. Перед вечером соединился с корпусом отряд бригадира Беервица 20 благополучно; в ночи был отряжен секретный разъезд вверх по Кубани, который приметил во всю ночь огни около того места, где после был турецкий лагерь. Сигналов в эту ночь никаких не было. [447]

27-го числа. Опыт сделан был у нас боевого, данного мною порядка; войска оказались во всех частях исправными и исполненными усердием. Вскоре после вступления нашего в лагерь, примечена была великая пыль в горах как бы от большой идущей колонны; сия пыль продолжалась от Малого Зеленчука до Кубани по весьма известной мне дороге, которая весьма видна нам была с возвышенного места, расстоянием от нас верстах в 60-ти. Не трудно было отгадать намерения неприятеля. Я оставил вагенбург свой под падежным прикрытием и, взяв провианта с собой на 4 дня, пошел в поход и стал лагерем на прежнем своем месте на речке Подбаклее, 16 верст от бывшего и расстоянием от места, куда неприятель тянулся, верст около 18-ти.

Корпус, который при мне находился, состоял из 3600 боевых чипов, а всех на все было 4000 людей. Пушек со мною было от парка 6 и 12 полковых. Сегодня возвратился в новый наш лагерь посланный обер-квартирмейстер, привез известие, что генерал-майор Булгаков, подняв свой лагерь, приближается ко мне с тем, чтобы купно действовать со мной.

28-го числа. Посланы были сильные разъезды к Кубани и посредством их примечен был неприятельский лагерь уже на правой стороне Кубани 21, для укрепления которого турки работали прилежно. Еще примечена была беспрестанная пыль за Кубанью по той дороге, по коей турки шли, и многие толпы горских народов, по высотам тянущихся все к одному лагерю. В случившихся во время рекогносцирования стычках захвачен был один казак и уведен неприятелем.

Все сии обстоятельства подали мне мысли: 1) что Батал-бей еще не совсем в сборе, 2) что, по прилежному укреплению лагеря на самом броде, он приготовляет себе свободную ретираду, следовательно трусит, 3) что по незанятию высоты, лежащей противу [448] его лагеря, которая составляет кубанский берег от самых ущелий до Невинного редута, он не разумеет своего ремесла или слишком надеется на свои силы. Я решился занять сию высоту, около 3-х верст от его лагеря 22 дабы, по обстоятельствам, атаковать или принудить его к бою и, по крайней мере, держать его в виду, пока генерал-майор Булгаков успеет соединиться со мною. Сие предприятие не было однако ж без затруднений: надо было делать две переправы и лезть на высокую гору; местоположение мне все известно было: я стоял уже прежде сего на том самом месте, где был турецкий лагерь, даже и на самой той высоте, которую я хотел захватить от неприятеля, имел я более месяца свой лагерь. Я собрал вечером моих сотоварищей и объявил им мое намерение. Они были все согласны, представляли однако ж, что лучше будет выполнить сей предмет в ночи, особливо потому, что корпус наш не велик в рассуждении неприятельских сил, а турки имели случай узнать состояние наше чрез захваченного казака, на что я и согласился. Сделав нужные учреждения, пошли мы в поход около 10-ти часов вечера. Ночь была претемная и шел небольшой дождь; но сколь пи осторожны приняты были меры, чтоб друг от друга не отдаляться, как ни известны самим нам были дороги и сколь ни исправны были наши проводники, однако ж мы заблудились при самом почти выходе из лагеря и друг друга отыскать не могли. Сигналы и шум были накрепко запрещены, выключая одной встречи с неприятелем; даже и собак не велено при себе иметь. Всякий проводил ночь, кто где находился, в немалом беспокойстве.

29-го числа. На рассвете нашлось, что колонны были около 5-ти верст одна от другой; та, которую вел бригадир Беервиц попала на переправу чрез Подбаклею 23 и мы с оною не соединились. Мы приметили, что наша неудача шла к лучшему: переправа была столь [449] трудная, что мы в темноте ночи никак не могли бы переправиться. Корпус начал переправу с самого утра и продолжал оную до полудня. Для прикрытия оной посланы были сильные партии 24 к турецкому лагерю, и перепалки были горячее прежних. Лагерь был занят при переправе, верст около 10-ти от турецкого. Я известился, что генерал-майор Булгаков будет иметь того дня ночлег при Невинном мысе, верстах в 60-ти от меня. Перед вечером примечены были по верхней дороге 25, идущей от турецкого лагеря через Белую мечеть в Кабарду и в Георгиевскую крепость, большие толпы и даже обоз. Сие движение привело меня в крайнее сомнение. Я чувствовал, коль скоро Батал-бей примет марш к Куме и утвердится в абазинских горах, то соединение с крымскими татарами и абазинцами, равно как с кабардинцами и Шихом запретить ему не будет возможно, и что вся граница кавказская в наибольшей опасности. Нельзя было терять времени: Белая мечеть 26 расстоянием от турецкого лагеря только на один переход. Когда Батал-бей захватит беломечетские дефилеи и переправу через Куму, то дойти до него между вершинами танлыцкими и тахтамызскими и атаковать его почти не было бы возможности; напротив того, он свободен был вести себя по обстоятельствам, как бы ему захотелось, и тогда трудно бы было предвидеть, которые могли бы из сего следствия произойти. Притом я не мог точно отгадать намерения его из сего движения. Он волен был идти мимо меня по верхней дороге, оставить сильный пост на Куме для наблюдения моих движений и прямо следовать в Георгиевскую крепость, или он мог бы равно отделить от себя сильный отряд по сей дороге мне в тыл и во фланг, а между тем атаковал бы меня спереди, или мог бы удержать меня, если бы я вознамерился идти на его лагерь, что после и оказалось. Я послал в сию ночь [450] секретные разъезды во все стороны и перед конною цепью кругом всего лагеря лежала пехота в траве; движения неприятельские слышны были во всю ночь, но сигналов никаких не было. Сие тесное положение, в котором я находился, не могло быть продолжительно; все приготовлено было к какому-нибудь важному приключению на сей границе и все извещало меня о приближении оного. Надеясь на помощь Божью, решился я в ночи атаковать неприятеля на рассвете.

30-го числа. Едва только стало видно, я собрал своих сотоварищей и, объявя им свое намерение, изъяснил при этом, что я нахожусь в таких обстоятельствах, что, не дождавшись прибытия

генерал-майора Булгакова, необходимо должен атаковать неприятеля, что ежели я дам ему только свободу еще ныне, то потеряю не только Куму, но может быть и всю границу. К тому же и хлеба более не было, да и подвозить провиант из вагенбурга ни время, ни положение наше не позволяли. Приказано было тотчас варить кашу, дабы люди не были слабы в драке, а между тем сделаны были нужные приготовления и отданы приказания; около 6-го часа утра тронулся авангард, составленный из 700 человек разного рода войска с двумя пушками под предводительством много уже раз испытанного офицера, майора князя Орбельянова. Он имел повеление поспешно занять командующую высоту за левою вершиною Подбаклеи, в 4-х верстах от российского лагеря, и держать оную до прибытия корпуса до последнего человека. Вскоре после отправления авангарда, вдруг палатки были сняты и корпус выступил в поход в 5-ти колоннах. На самом выходе получил я известие от г.-м. Булгакова, что он ныне подымется от Невинного мыса и надеется быть в ночи к Кубанскому редуту, где учрежден был мой вагенбург. Но жребий был кинут, авангард приближался уже в высоте и перепалки начались со всех сторон. В самое то время как корпус тронулся, пошел дождь — российская счастливая примета, которая и сбылась и в тот день более, нежели ожидать можно было. По нашему уже несомнительному движению горы около танлыцких и тахтамызских вершин зачернелись и из разных мест поспешали сильные толпы [451] горских народов, дабы заградить нам дорогу. Князь Орбельянов успел однако ж занять высоту, и как пехотные колонны принуждены были обходить левую вершину Подбаклейскую, по причине крутой и топкой переправы, то я взял немедленно кавалерию и поспешил подкрепить авангард, который был версты с полторы от сей переправы. Часть горских народов прибыла уже к боевому месту, и сильные начались перепалки. Приметив, что немалая часть турецкой пехоты с артиллерией также прибыла уже и беспрестанно прибавлялось оной более из лагеря, я послал к нашей пехоте поспешить с артиллериею ко мне. Турки, растянув свою линию по-над речкою Тахтамысом, открыли свои батареи. Вскоре после их скорых выстрелов артиллерии майор Афросимов поспешил с своею батареею, равно и пехота немедленно примкнула ко мне. Горские народы, бывшие в то время в великом уже сборе, сделали обще с турецкою кавалериею сильный удар на мой тыл и оба фланга, отчего часть конницы моей несколько потерпела и придалась в пехоте, но резервы вышли и кавалерию опять смяли и опрокинули оную. Фрунт наш занят был во все время самими турками и сражение продолжалось уже во всех частях с разными переменами около двух часов; но решительного еще ничего нельзя было приметить; между тем артиллерии майор Афросимов успел сбить неприятельские батареи на правом их фланге; огонь примечен был реже и гораздо слабее. В то время приказал я ударить правому моему крылу, под командой бригадира Беервица, прямо на неприятельское левое, и для подкрепления его следовала вся кавалерия правого врыла, равно и все легкие войска с полковником Буткевичем, с левого крыла отрядил я кавалерийскую колонну под командою полковника Муханова, с тем, чтобы ударить на неприятельское правое, ворваться в пехоту и опрокинуть оную, а для подкрепления всей атаки и для прикрытия тыла колонн следовала за ними остальная пехота. Турки, не выдержав удара, расстроились, опрокинуты были и старались спасаться бегством без малейшего порядка; наши преследовали их во все стороны, многих убили, а иных взяли в плен: в числе [452] первых был и один паша 27. Примечено было в горских народах, что их атака гораздо ослабела как скоро они увидели, что мы идем прямо на турецкую линию, и даже до того, что большая их куча, состоявшая тысяч из 5-ти, отъехала несколько далее назад и остановилась на возвышенном месте, дабы смотреть, кому судьба определит победу, и коль скоро они увидели, что турки уже разбиты, то ускакали и исчезли из виду. Большая часть закубанских черкесов бежала обще с турецкою кавалериею в лагерь, который они тогда разграбили сколь успеть могли вскорости; пушек с патронными ящиками отбито было в поле 11, другие же увезены турками заранее в лагерь.

В 4-м часу пополудни спустился я со всеми войсками с высоты кубанского берега, собрал и устроил корпус, велел взять из ящиков патроны, определил прикрытие к неприятельской артиллерии и в пленным и остановился в виду турецкого лагеря, который был от пас версты две с небольшим 28. В помянутом лагере видно было еще много людей, которые приготовлялись в защищению оного, притом также приметить можно было в нем великое беганье, по котором я судил, что турки расстроены и не знали, что делать. Я решился атаковать их лагерь, не теряя времени, и воспользоваться своим счастьем, хотя большая часть моих сотоварищей были противного мнения, представляли мне, что люди устали, что у них мало осталось патронов, что довольно уже сделано в этот день и что и ночь уже недалека. Я тронулся с корпусом, но как турки ожидали нас прямо на лагерь и к тому приготовились, то я пошел несколько верст но дороге в горы 29 и совсем не на лагерь, но вдруг повернулся против правого фланга, который укреплен был слабее других сторон. Увидев сей поворот, турки вышли из лагеря, не далее версты от оного, конницею, которая вступила с нашими в сражение, но сие быль лишь один вил, чтобы [453] дать пехоте несколько времени убраться за Кубань. Мы опрокинули ее, шли стремительно и овладели турецким лагерем почти без малейшего сопротивления. При оном взят был Батал-бей с его чиновниками и многими другими турками в плен; едва могли спасти жизнь реченного сераскира, и сколько он ни кричал и просил помилования, объявляя свой чин, из окружающих его иные были уже изрублены, а другие ранены, но егери карабинеры подоспели к нему и спасли его. В турецком лагере взято было еще 19 медных пушек и походная мортира, много ящиков пороху, свинцу, инструментов и разных припасов, и хотя черкесы успели уже ограбить турецкий лагерь, но все еще нашлось много добычи разного рода, которая досталась победителям. Так кончился день, который останется навсегда памятен для жителей Кавказа, с коим исчезли навсегда дальновидные неприятельские планы, так что и следов не осталось после оных. Войска Ея Величества одержали совершенную победу, с весьма малым уроном 30, многие имели случай отличиться пред прочими, но все оказали единодушное и отличное усердие. Имена первых внесены в особливой и подробной о сем сражении реляции, выключая сражения. Некоторые из них были мне особливыми помощниками в сих тесных и прекрутых оборотах, в которых я находился от самого 22-го числа, и их усердие к службе и рвение заслуживают не токмо мое всегдашнее признание, но и награждение от верховного начальства.

Майор князь Орбелианов, войска Донского полковник Луковкин, капитаны: Деконской и Струков, поручик Пищевич, подпоручики Энгельман, Струков, Шелевской и Козлов, обер-квартирмейстер Штедер и адъютант мой Казаринов употребляемы мною были беспрестанно и ежечасно с великою пользою. Их неутомимое усердие весьма меня облегчало и не мало способствовали ко всеобщему благу. Я не могу кончить журнал сей достопамятной кампании не сделав еще некоторых примечаний. Есть без малейшего сомнения [454] Провидение Божье, которое управляет нашими деяниями, не токмо важными и касающимися до благополучия какой-нибудь знатной части человеческого рода, но даже и теми, которые кажутся маловажными и коих следствия от наших глаз сокрыты. Российские войска испытали сие очевидно над собою по все время сей кампании. Все приключения, которые казались нам противными, шли к лучшему. Но как Бог помогает обыкновенно только трудящимся и неусыпно старающимся выполнять долг, который на них возложен, да позволено мне будет здесь судить о человеческих делах, как человеку. Батал-бей не мог обнять сию великую машину, которую дали ему в руки; даже он не умел порядочно завести оную, и поведением своим нимало не оправдал сделанной ому доверенности. Первая и самая главная ошибка его была в том, что он остановился на Кубани без всякого предмета и потерял трои сутки, невозвратимые для него по тогдашнему положению границ, на пустое укрепление своего лагеря, и тем самым не только потерял он доверенность у горских народов, но и дал нам время исправиться и узнать его поближе. Если бы он шел, нимало не останавливаясь на Кубани, прямо по верхней дороге к Белой мечети и, переправясь чрез Куму, утвердился бы в Абазинских горах, атаковать нам его не токмо было бы трудно, но почти и невозможно. Он имел свободное время делать движение сие беспрепятственно. Батал-бей, имевши способность скрыть от нас посредством гор свое намерение, прибыл нечаянно 27-го числа в Кубани и переправился через сию реку. Еще было довольно рано и часа четыре оставалось до ночи. Я был от него более 25-ти верст прямою дорогою, которою не мог идти с корпусом, обходя около 30-тн, а от Белой мечети около 40 верст; он же, напротив, находясь от последнего места не более 20-ти верст, мог бы быть там того же числа вь ночи, или 28-го весьма рано. Я, идя наудачу и почти в отчаянном положении, мог едва достигнуть дотуда в самую ночь 28-го числа. Разные народы, бившие уже давно в готовности, начиная от самого Дагестана и ожидая только Батал-бея, соединились бы с ним без всякого сомнения, и [455] если бы войска наши, бывший соединенными в корпусах и отрядах, и остались целыми, дрались бы и даже победили бы после неприятели, но большую часть селений и жителей тогда снасти никак нельзя было бы.

Во время самого сражения турки сделали три непростительные ошибки: первую, что не заняли или не употребили все силы для отбития от нас высоты; вторую, что не тянулись вверх по Тахта- мысу и не заняли возвышения влево от российского корпуса, которое я не мог держать но малому числу войск, а третью, что дали бой в таком невыгодном для них месте 31, где их артиллерия, хотя и шибко и проворно действовала, но вредить нам почти не могла.

С нашей стороны также разные были ошибки: корпус г-на генерал-поручика Розена находился без всякого предмета и пользы около Лабы, но совершенному незнанию неприятельских намерений. На самой линии стоял корпус генерал-майора Булгакова, около Прочного Окопа, без всякого употребления, а он мог бы идти на Лабу и купно с генералом Розеном остановить неприятеля, не дойдя до сей реки. Я же сам, сошед без всякой основательной причины с важной позиции моей при Кумском редуте, открыл Кубань переходом моим на Пещаный брод, как будто вся опасность уже миновалась. Я мог бы тогда равно и в то место доставит себе провиант и с добрым распоряжением иметь корм для лошадей, или, лучше сказать, я должен бы был сберечь оный с начала и ожидать того, что легко предвидеть можно было. Мы знали уже, и довольно верно, что Батал-бей прибыл около половины сентября на Лабу. Тогда мы имели время еще соединиться и идти ему навстречу. По сомнительным и нетвердым распоряжениям нашим потеряли мы время, навлекли на себя сомнения горских пародов и тем самим подвергли границу такой опасности, что багал-бейская экспедиция могла бы легко переменить театр войны, ежели бы оная была в [456] других руках, но все сии ошибки поправлены были неисповедимым Провидением Божьим и особенным России счастьем, и окончились благополучно.

______________________________

Рапорт г.-м. Германа Сергею Алексеевичу Булгакову, 4-го октября 1790 года.

Минувшего сентября, 30 го числа, донес я его сиятельству господину генерал-поручику командующему кавказским корпусом и разных орденов кавалеру графу Антону Богдановичу Дебальмену, что помощью Божией и храбростью Ея Императорского Величества войск турецкий Батал-паша совершенно разбить, весь его лагерь, тридцать пушек и сам он в наших руках. Одержание победы и истребление столь сильного и важного для здешней границы неприятеля я на себя взять не могу, мне помощников и усердных слуг много было, как из следующего описания моих движений и последовавшего сражения с неприятелем 30-го сентября ваше превосходительство яснее увидеть изволите. 20-го числа сентября, бывши уведомлен об точном приближении неприятеля, идущего в горах от Лабы к Кубани, с вверенными мне войсками шел форсированными маршами от Пещаного брода на Куме к Кубани; 23-го числа издалека слышны были неприятельские сигнальные выстрелы для горских народов и, по примечанию, из больших орудий; 25-го Батал-паша прибыл, по заключению его выстрелов, на реку Малый Зеленчук, верст около тридцати от моего лагеря, и для точного узнания отправил я отборных трех казаков, которые подкрались до самого его стана и чрез их узнал я, что он на Малом Зеленчуке стоит, на самой переправе, имея дефилеи и каменные горы в руках и свой путь к Кубап? свободный; 26-е число прошло с обеих сторон друг друга на рассматривание; 27-го числа его войска оказались на Кубане, около называемого Каменного брода, верст 27 от моего лагеря; оставя тяжелые свой обоз на самом берегу Кубани, с прикрытием в вагенбурге, шел ему навстречу по [457] речке Подбакле, чтоб удержать горы тахтамызские и ему запереть путь в Кабарду, куда его стремление было; 28-го Батал-паша, по-видимому, со всеми войсками перебирался на сию сторону и я приближился ему; 29-го вверх по той речке переправяся оную, я стал верст около пятнадцати от неприятельского лагеря; 30-го шел я с войсками мне вверенными, надеясь на помощь Божию, атаковать укрепленный его лагерь, шел я в пяти колоннах, и сколь скоро тронулся от своего места, фланкеры изо всех сторон немедленно меня уведомили, что большие и частые толпы черкесской и горской кавалерии из ущелий и лесов идут навстречу, и только было время всех фланкеров и казаков под общую команду Астраханского драгунского полка секунд-майора князя Арбелиаиова соединить, которому я приказал поспешно занять высоту над Тахтамысом, как уже перепалка началась. Правая колонна кавалерии, под командою господина полковника Буткевича, и левая, под командою господина полковника Муханова, скоро поспешали на гору и тем самым дали время пехоте и артиллерии подойти; господин бригадир и кавалер Матцен со среднею отменно поспешал на гору, также и егерская колонна, под командою господина бригадира барона Беервица, скоро подоспела; в сие время турецкая пехота, идя весьма поспешно из своего лагеря, под предводительством Аджи-Мустафы-паши, к соединению горским народам, почти на место сражения поспела с нами вместе, и едва выстроились колонны, то сильная пушечная пальба уже открылась из обеих сторон; артиллерии господин майор Афроеимов немедленно устроил свои батареи и сей искусный и неустрашимый офицер столь удачно огонь свой произвел, что после полчаса сбил неприятельские батареи на правом его фланге. Между тем как сие происходило, черкесы и горские народы стремились взять у меня тыл, но господин полковник Буткевич с своею бригадою дал им сильный и храбрый отпор и обратить их в бег; к тому ж способствовал весьма с своими резервами господин бригадир и кавалер Матцен, оного полка секунд-майор Штейнгель и артиллерии подпоручики Уваров и [458] Мауринов, подвозя с отменною скоростью орудии, где надобно было; Донской полковник Луковкин с казаками также не мало в том имел участие. В эго время отрядил я с правого фланга колонну егерскую, под командою господина бригадира барона Беервица, на неприятельский левый фланг, на который так жестоко наступил, хотя неприятель со своими пушечным и ружейным огнем сильно противился, и как в самом том времени поспешил в егерям господин полковник Муханов с Астраханским полком, имел жестокое сражение с турками и черкесами, врубился в турецкую пехоту и купно действовал с егерскою колонною, пушки были взяты и левый фланг неприятельский сбит. С левого нашего фланга колонна пехотная господина полковника Чемоданова подошла к правой неприятельской — и неприятельские пушки были оставлены. Средняя сошла с горы; войска в великом восторге закричали “ура!” — и все неприятельские силы рассыпались; неприятель был преследован вплоть до его лагеря, и хотя возможно бы было многих взять живых, но редко кто спасся, и удержать войско без истребления бегущего неприятеля средства не было. Сойдя с горы, собрал я войска в разные места, преследовавших неприятеля, и шел к его лагерю, зайдя с правого его фланга; навстречу вышла верст около двух от лагеря толпы черкесов, но они скоро были прогнаны фланкерами, при котором случае отличил себя весьма Ростовского карабинерного полка ротмистр Шрейдер и был ранен, а примета волнение в турецком лагере, перебирающихся чрез реку на ту сторону турков, послал я, под командою господина полковника Буткевича, всю свою кавалерию прямо в лагерь, с подкреплением пехоты — и предводитель турецкий Батал-паша, видя совершенную свою погибель, выехал с своею свитою навстречу к нему и отдался в плен и весь его лагерь с довольными разными воинскими и другими припасами и немалою добычею остался в руках наших. Сия совершенно одержанная победа с весьма малым уроном от нашей стороны, и состоит в одном обер-офицере, одном старшине и двадцати шести человек нижних чинов убитых и раненых: в одном [459] обер-офицере и во сте четырнадцати человеках нижних чинов. Успел я занять самую высоту и неприятель принужден был стрелять снизу все, на олевацию, и ядра его или не долетали, или чрез нас шли, а как огнем господина артиллерии майора (?) батареи неприятельские сбиты были, колонны вдруг шли на его — и от страху все побежали. Неприятельский урон весьма велик: на месте сражения, где убит Аджи-Мустафа-паша, и по полям внлоть до его лагеря боле тысячи убитых лежало, много найдены по-над Кубаном и много в той реке потонули, и ежели бы не ночь достигла и можно бы было тотчас неприятеля преследовать — редко кто бы спастися мог. На другое утро отправлено с обер-квартермистром Штедером четыре эскадрона Астраханского полка и двести казаков за Кубань; он доехал до Большого Зеленчука и кроме брошенных слабых и умирающих по дороге турков, до трех сот, никого не видал; иные были задавлены, уповательно самими горскими народами, и все ограблены, и сами пленные турки уверяют, что из остальных мало кто дойдет до Анапы. Турецкий корпус состоял: около восьми тысяч пехоты и до десяти тысяч турецкой конницы; закубанских и здешних черкесов и разных других горских народов было, сколько Батал-паша сам знает, до десяти тысяч конницы. Он с собою вез мортиру походную двухпудовую, картаульных единорогов два, пол?карта?льных и маленьких единорогов с довольным числом бомб и чиненых ядер, и из его пушек ни одной нет малого калибра; сверх того более ста бочек пороха взято мною, свинцу и разные шанцевые инструменты. Корпус российский состоял в трех тысячах с небольшим человек, имел при себе восемнадцать орудий.

Я не могу вашему превосходительству довольно описать ревность и усердие оказанных в этот день господ колонных начальников и всех частных командиров и я за долг считаю их чрез посредство вашего превосходительства одобрить вышнему начальству: секунд-майор князь Арбелианов, командовавший моим авангардом, донской полковник Луковкин, капитаны, Деконской, Трейден, [460] поручик Пищевич при взятии высоты, в виду уже поспешно идущего неприятеля навстречу, отменно показали ревность и усердие и во время сражения с авангардом употреблены были с немалою пользою везде, где только нужда потребовала; отменную похвалу заслужили все господа колонные начальники, батальонные командиры: подполковники Мансуров и Сенинберх, артиллерии майор Афросимов и обер-квартермистр Штедер — последний до сражения еще обще с майором Арбелиановым, с полковником Л?ковкиным и капитанами Деконским, Трейденом употреблен был в весьма опасные посылки для открытия неприятеля; при чине правящий дежур - майорскую должность Владимирского пехотного полка аудитор Казаринов, который во все время неусыпными трудами и неустрашимостью во время сражения весьма себя отличал, и отправляющие при мне должность адъютантскую того ж полка подпоручики Энгельман и Шелевской; господа частные начальники весьма одобряют храбрость и поведение своих подчиненных штаб и обер-офицеров: господин бригадир барон Беервиц одобряет весьма поведение храброе и отличное усердие третьего егерского батальона командира господина подполковника Мансурова, капитанов Посконина, Лебле, Телепова, поручиков Клюкина, Таганова, подпоручика Лутовинова, адъютанта Неймана, 2-го егерского подполковника Сенинберха, капитанов Вялкова, Кононова, Асеева, поручика Ахлебинина, подпоручика Кононова, адъютанта Сенинберга и бывшего при нем за дежурного Каргопольского карабинерного полка аудитора Карабельщикова; господин полковник Чемоданов: Владимирского полка премьер-майора Стелиха, капитанов Чичагова, Шкапского, подпоручиков Григорья и Никонора Струковых, адъютанта Козлова и бывшего у него с фланкерами 3-го егерского подпоручика Созонова, которым и отбита одна неприятельская пушка; господин полковник Буткевич: Ростовского карабинерного ротмистров Бориса Шрейдера, Зевалина, Муравьева, поручиков Караулова, Вилькинса, Сурина, корнетов Козьму и Ивана Филатовых, Пахомова, Сашрево и Михачова, Каргопольского — ротмистра Ливена, поручиков Одипца, Гаудринга, Семенцова, [461] Коробова, корнетов Новикова, Чернопятова. Господин полковник Муханов: Астраханского драгунского подполковника Разумовского, капитанов Егора и Евтифея Арсеньевых, Трейдена, поручиков Куроедова, Куликовского, отличившегося отменно и получившего в сражении рану, Башкатова, адъютанта Назарова, подпоручика Тарасова. Господин артиллерии майор Афросимов: подпоручиков Уварова и Мауринова. Командующий авангардом секунд-майор князь Арбелианов: Астраханского полка капитана Палехина, поручика Башкатова, прапорщика Атаманова и бывших с ним с фланкерами 2-го егерского подпоручиков Агаркова и Григорьева. Донской полковник Луковкин: своего полка есаула Панасова, сотника Калмыкова, хорунжего Клименова; полка Ноздеева — сотника Небыкова, Ханженкова; Волгского полка — подпоручика Страшнова и прапорщика Тимофеева. Астраханского полка трубач Федор Пономарев показал скрытую неприятельскую батарею, которую он открыл, и казаки полков: Луковкина Барыкин, Поздеева Стрежеменков отбили знамя и булаву, и вообще все нижние чины отменную показали храбрость и усердие. За долг считаю еще одобрить распоряжение обер-квартермистра Тюревникова, которого я в виду неприятеля оставил с вагенбургом для сохранения оного и связи с моей коммуникационной линиею и прочими войсками.

______________________________

Рапорт генерал-майора Булгакова кн. Потемкину от 8-го октября 1790 года № 5.

От господина генерал-майора Германа полученный мною рапорт с подробным описанием действий его при разбитии неприятеля, равно и о уроне с нашей стороны, при особом его рапорте доставленные ведомости в оригинале почтеннейше вашей светлости поднести честь имею. Не могу донести вашей светлости уверительно о числе неприятельского войска сходно с показанием господина генерал-майора Германа, и хотя справедливо подтвердить должен одержанную над неприятелем им победу, но так как он считает [462] в великом числе бывшее турецкое войско, а полагает побитым его на месте только тысячу человек, найденных над Кубанью более трехсот слабых и умирающих и многих потонувших, то нельзя однако ж заключать, чтоб кроме горских и черкесских народов, с ними находившихся и кои при поражении турок разбежались в горы, из последних многие не спаслись; я должен при сем случае изъяснить причины, по которым я, имевши от покойного господина генерал-поручика и кавалера графа Дебальмена предписание, чтоб, переправясь Кубань у Невинного мыса или где удобнее будет, соединенно с отрядом господина Германа, приняв войска в мое командование, поразить и атаковать неприятеля, не участвовал. Получил я то предписание 27-го сентября, находясь на Овечьем броду, и дал знать тогда же ему, господину Герману, чтоб он со мною соединился, взял путь мой к Невинному мысу, не по- луча от него уведомления, куда прибыв 29-го числа, известился чрез посланного с пути, что неприятель уже на нашем берегу противу самого отряда господина Германа, в дефилеях и крутых горах, из коих, как я после видел, выйтить ему настояла самая величайшая трудность, а артиллерию вывести паки за Кубань невозможность, принужден отложить переправу мою у Невинного мыса, а спешил к совместному с господином Германом поражению его на нашей стороне, дал знать и ему, господину Герману, где я нахожусь и в какое время могу прийтить к нему, а потому в одни сутки перешел более семидесяти верст; между тем толпы неприятельские по ту сторону Кубани надзирали движение мое и, наконец, главный неприятельский отряд, стоящий противу его, видя приближение мое, отважился до прибытия моего атаковать его; с достижением же моим на рассвете 1-го числа октября к вагенбургу его, получил от него рапорт, что неприятель разбит, следовательно уже мне, до моего прихода разбитого и разбежавшегося неприятеля атаковать не было возможности, и по сему самому то данное мне повеление осталось невыполненным и неприятель, ежели в немалом числе ушел, (чего однако ж, не быв я свидетелем, сказать не [463] могу) имел случай то сделать, смотря по местоположению, в коем был неприятельский лагерь; бесполезна б была переправа моя на атаку его с тыла с той стороны Кубани, поелику крутость гор и буераки тому препятствовали б, а потому и отряд мой не мог бы иметь никакого действия. Полученное ж мною известие, что жизнь командовавшего кавказским корпусом господина генерал-поручика графа Дебальмена уже отчаянна, понудило меня скорее прибыть в Георгиевск.

Батал-пашу с его свитою и взятые пушки предписал я привезти в Георгиевск, а о доставлении его к вашей светлости испрашиваю повеления. За долг поставляю вашей светлости донести, что разбитие турецких сил совершенно пресекло злонамерения кабардинцев, клонящееся к возмущению; они теперь весьма покойны и ожидать нельзя, чтоб со стороны их восстал мятеж, к чему напред сего немало способствовал господин генерал-майор и кавалер Савельев, употреби на то разные средства и не малые издержки, что усмотреть изволите из подносимого при сем оригиналом его рапорта, поданного им к покойному господину генерал-поручику и кавалеру графу Дебальмену. Слух о победе турок уничтожит конечно и намерения чеченских народов, кои до того хотели напасть на наши границы со стороны Кизляра, к отвращению чего предприняты меры и взята нужная осторожность.

Взятые при разбитии неприятеля трофеи с сим честь имею вашей светлости представить.


Комментарии

6. Р. Белая. Е. Ф.

7. Немного ниже Каладжниской станицы. Е. Ф.

8. Тиберда. Е. Ф.

9. Шоане, приток Кубани. Е. Ф.

10. Близ Васюрниской станицы. Е. Ф.

11. Журнал генерала Германа напечатан в Отечеств. Записках за 1825 год, декабрь, стр. 352. Е. Ф.

12. Корпус генерала Германа состоял из двух пехотных — Кавказского и Тифлисского — полков, Ростовского карабинерного, трех егерских батальонов, шести эскадронов с пушками Астраханского драгунского полка, донского Атаманского казачьего полка, конвойных казаков и пяти орудий полевого парка (Кавк. Сборн. т. XV, стр. 3 и 4). Е. Ф.

13. Урочище Песчаный брод находилось в 9-ти верстах к востоку от станицы Суворовской, там, где впадает в р. Куму с правой стороны р. Горькая и с левой Идар-су, названия которой на 5-ти-верстной карте Кавказа не значится. Е. Ф.

14. Род Ахловых ногайского племени, а не абазинского. Е. Ф.

15. Вероятно на левой стороне р. Танлыка, в 7 1/2 верстах к западу от Суворовской станицы. Е. Ф.

16. Подбаклея — искаженное (ногайское) название р. Батмаклы, что в переводе на русский язык означает тонкая река. В настоящее время река эта известна под именем Овечки. К журналу Германа приложена карта, на которой обозначены места лагерных стоянок русского и турецкого корпусов и весь ход боя 30-го сентября 1790 года. Но так как показанное на этой карте течение рек не согласуется с действительным положением их в натуре и устраняет возможность правильного понимания события 30 сентября, поэтому я счел нужным приложить к настоящему журналу особую пояснительную карту, на которую, перенесены подробности, имеющиеся на подлинной карте Германа. Е. Ф.

17. Кумский редут находился на высоте между истоками рр. Танлыка и Батманлы (Овечки), в 9-ти верстах к западу от Бекешевской станицы. Другой редут с тем же названием был устроен ген.-анш. Гудовичем на Песчаном броду. Е. Ф.

18. Кубанский редут находился на возвышенном правом берегу р. Кубани между рр. Кельты и Жмурком, в 8-ми верстах к северу от Баталпашинской станицы. Е. Ф.

19. Турецкий лагерь был расположен на левом берегу р. Зеленчука, в 4-х верстах ниже Атажукинского аула, близ переправы и дороги, пролегающей ныне из станицы Баталпашинской в станицу Удобную. Е. Ф.

20. В состав отряда входили Владимирский пехотный, Каргопольский карабинерный полки и два эскадрона Астраханского драгунского полка (Кавказский сборн. т. XV стр. 4). Е. Ф.

21. Турецкий корпус Батал-паши переправился через р. Кубань по мелкому броду близ бывшего аула Мусы Туганова и расположился лагерем в 7 ? верстах к югу от Баталпашинской станицы около устья маленькой реки Кенсендык, названия которой не значится на современной нам 5-ти-верстной карте Кавказе. Е. Ф.

22. Высота против хутора Валуйского, командует над всею окрестной местностью и в стратегическом отношении представляет наиболее выгодной пункт в долине Кубани между Усть-Джегутинской и Баталпашинской станицами. Е. Ф.

23. В вершинах р. Овечки, где существует переправа и в настоящее время. Е. Ф.

24. Движение этой партии показано на прилагаемой пояснительной карте. Е. Ф.

25. Верхняя дорога пролегала по возвышенному правому берегу р. Джеганаса и спускалась к Куме близ Бекешевской станицы. Е. Ф.

26. Белая мечеть находилась верстах в 7-ми к юго-западу от Бекешевской станицы. Е. Ф.

27. Аджи-Мустафа-паша. Е.Ф.

28. Положение отряда Германа при спуске с высоты показано на пояснительной карте. Е.Ф.

29. По направлению к Усть-Джегутинской станине. Е.Ф.

30. Убиты: 1 казачий старшина и 26 нижних чинов; ранены 1 офицер и 114 нижних чинов.

31. На пояснительной карте ситуация гор не показана и потому необходимо пояснить, что войска турецкого корпуса были расположены на покатости, выпускающей к р. Тохтамыс (именуемая Абасинка) и стояли ниже русских войск, которые успели занять командующие высоты. Е. Ф.

Текст воспроизведен по изданию: Материялы для истории Северного Кавказа 1787-1792 гг. // Кавказский сборник, Том 20. 1899

© текст - Фелицын Е. Д. 1899
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
©
OCR - Валерий. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1899