НАЧАЛО СНОШЕНИЙ ЭЧМИАДЗИНСКОГО ПАТРИАРШЕГО ПРЕСТОЛА С РУССКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ

Историческое исследование по неизданным документам.

Начало официальных сношений Эчмиадзинского патриаршего престола всех армян с русским правительством относится ко второй половине XVIII столетия, к царствованию Императрицы Екатерины ІІ-й.

Бывшие до того времени сношения, Петра Великого с иерархами армянской церкви, в виду тех целей, которые преследовал Петр на Востоке (приобретение от Персии прибрежья Каспийскаго моря), происходили не с эчмиадзинскими католикосами, облеченными высшей духовной властью, а с Гандзасарскими, имевшими пребывание в Гандзасарском монастыре, близ Шуши (Елисаветпольской губ.) (Эзов. Сношения Петра Великого с армянским народом. Спб. 1898 г. Введение; стр. XI—XII.).

Пользуясь угнетенным положением [2] эчмиадзинского патриархата, некоторые честолюбивые представители армянской иерархии стремились образовать самостоятельные церковные центры, присваивая себе при этом титул католикоса. Таким путем возникли и Гандзасарские католикосы в Персии, существовавшие до присоединения Карабахского ханства к России; юрисдикцию этих католикосов признавали тогда жители из армян нынешней Елисаветпольской губернии и Каспийского побережья. Впрочем, и в дни своего существования Гандзасарские католикосы признавали главенство Эчмиадзинских католикосов: к их авторитету прибегали они во всех случаях возникавших у них сомнений, недоразумений и споров и лишь в сфере внутреннего управления паствой пользовались независимостью (Взгляд армянской церкви и первопрестольных католикосов на Гандзасарских и др. католикосов обстоятельно изложен в кондаках: католикоса Симеона от 7 янв. 1766 г. на имя армян, проживающих в России, и католикоса Гукаса от 1783 г, (без числа) на имя ванских армян. Арх. армянск. истории О. Гюта т. IV стр. 494—497. (См. прилож. 1-е).).

Непоколебимостью объединяющей мощи и нравственного влияния Эчмиадзинский патриархат обязан был, между прочим, ряду выдающихся католикосов в XVII в., которые, сменяя один другого, своим личным авторитетом удерживали занимаемый ими престол на высоте подобавшего ему значения и ограждали свою паству от насилия мусульман и ухищрений католических миссионеров.

Изданное О. Гютом Аганьянцем собрание кондаков Эчмиадзинских патриархов-католикосов, под названием Архив армянской истории (*** *** *** ***) представляет удивительное зрелище: угнетаемые в своем местопребывании, иногда лишенные даже свободы, без прав и без средств,— [3] эчмиадзинские патриархи-католикосы твердо держали в своих руках бразды правления и к нравственному авторитету Эчмиадзинских католикосов обращались отовсюду за разрешением; их предписания безропотно исполнялись на всем пространстве от берегов Каспийского моря до Персидского залива. Преданность паствы парализовала всякое покушение на их авторитет и права.

В 1763 году Эчмиадзинский патриарший престол занял один из выдающихся иерархов армянской церкви—святейший Симеон.

Он происходил из знатного рода и с ранней молодости выделялся среди других своим умом, познаниями, кротким нравом и проповедническим талантом. Будучи, еще в сане диакона, посылаем с различными поручениями в Персию, Турцию и Индию, он с успехом оправдывал то доверие, которое ему оказывали, всюду умел внушить уважение и любовь, оставляя по себе добрую память в народе.

Симеон был на пути из Константинополя в Эчмиадзин, когда, вследствие смерти католикоса Иакова, остался вакантным патриарший престол, и едва прибыл он в Эчмиадзин, как последовало его избрание (1763 г.). Несмотря на неблагоприятные политические условия и скудость средств патриаршего престола, святейший Симеон, близко знакомый с нуждами своей рассеянной в разных странах паствы, энергично принялся за выполнение той программы, которая созрела в его обширном уме за время служения церкви. Оградив монастырь каменной стеною (см. вышеупомянутый кондак от 7 января 1766 г.), он, как в Эчмиадзине, так и в его окрестностях, начал воздвигать различные постройки, между прочим [4] писчебумажную фабрику и типографию, а затем приступил к печатанию богословских и полемических сочинений, направленных против усиливавшейся пропаганды среди армян католицизма. Вводя повсюду дисциплину и порядок, он строго карал нарушителей их и в то же время сумел установить главенство Эчмиадзина над Гандзасарским и другими поместными католикосами. Таким путем он быстро приобрел себе известность и доверие среди армян и они, проникшись сочувствием к его начинаниям, доброхотными приношениями своими старались увеличить скудные материальные средства, бывшие в его распоряжении. Популярность и влияние Симеона не ограничивалось его паствой: к его содействию прибегали как грузинский царь Ираклий, так и окрестные ханы, и не раз своим вмешательством спасал он страну от бедствий и разорения, грозивших ей от Эриванского хана (О политических событиях и о положении патриаршего престола св. Симеон обыкновенно периодически оповещал паству, а посему кондаки его представляют несомненно историческую ценность; один из таких кондаков от 21 июля 1780 г., живо рисующий политическое положение Закавказского края в его время, мы нашли уместным привести в приложении к настоящему исследованию. Прил. 2.).

Несомненно выдающимся политическим актом со стороны свят. Симеона было обращение его к русскому правительству и почин в установлении с Петербургским двором официальных сношений.

Еще со времен Петра Великого среди армянского народа укоренилось убеждение, что Россия спасет его от бремени мусульманского владычества; в этом уповании предместнйк Симеона, католикос Иаков, обратился 20 июля 1760 г. к русскому Государю с посланием, в котором просил “иметь попечение о [5] злополучной нации нашей и грузинской” (*** *** *** (по-армянски) стр.121. Биография святейшего Симеона составлена О. Гютом Аганьянцем. Арх. армяне, истории т. Ш. Введение стр. 121). Но ходатайство это, изложенное в столь общих и неопределенных выражениях, не имело никаких последствий, да и обстоятельства того времени мало могли содействовать его успеху.

Более сознательно отнесся к этому вопросу святой Симеон, к тому же для обращения к русскому правительству представился удобный повод: астраханские армяне отпали от юрисдикции Эчмиадзинского патриархата и подчинились власти Гандзасарского католикоса (подробности см. кондак от 7 января 1766 г. Прил. 1.). Взволнованный этим событием свят. Симеон созвал на совещание епископов и, по всестороннем обсуждении сего обстоятельства, решил послать в Петербург к Высочайшему двору архимандрита Давида с благословительной грамотой Святейшего католикоса, которою испрашивалось: “1) чтобы обитающие в Империи люди, исповедания св. Григория Просветителя Великие Армении, как доныне были и впредь остаться могли по духовным обстоятельствам в ведомстве и в распоряжениях церковных во власти его патриаршего престола. 2) Чтобы определяемый над ними архиепископ был по избранию сего престола, неизвестных же ему патриарху и самоизвольным из других краев въезд архиепископам запретить. 3) Чтобы наградить его высочайшею грамотою, дабы оная могла остаться в тамошнем храме в память вечного награждения и в напоминание благополучнейшего государствования” (Арх. Мин-ва И. Д. 111-23, 1780-1801 г. № 1.). Кондак этот был писан от 1 [6] августа 1766 г. Вместе с кондаком были посланы в дар Императрице и Государю Наследнику св. мощи Иоанна Крестителя, св. Девы Рипсимы, св. Георгия Победоносца и частица от ковчега Ноева.

Одновременно с этим святейший Симеон написал кондаки Мефодию, православному астраханскому епископу (письмо это напечатано было в Астраханских Ведомостях 1846 г. № 7, стр. 59—60.) и некоторым из проживавших в Петербурге и Москве армянам, прося их оказать содействие благоприятному исходу миссии архимандрита Давида.

Посольство от патриаршего престола милостиво было принято Петербургским двором. Императрица повелела Комиссии иностранных дел заготовить грамоту на имя патриарха и вручить ее архимандриту Давиду для доставления по принадлежности.

В грамоте этой, писанной от 30 июля 1768 г., было выражено, что по примеру предков, “равномерно соизволяем, как настоящего честнейшего патриарха Симеона, так и будущих приемников его патриаршего престола, такожде юзбашей и управителей и весь честный армянский народ в Нашей Императорской милости и благоволении содержать. Такожде соизволяем Мы помянутому патриарху Симеону и приемникам его патриаршего престола обретающихся в Российской Империи армянского народа и закона людей по духовным обстоятельствам и церковным обрядам иметь в своем ведомстве.... и для того, когда оные требовать будут, присылать к ним армянского архиепископа или другого сана из духовных персон с писанным от него, патриарха, свидетельством, без которого оные иначе в Нашей Империи [7] принимаемы не будут.... Впрочем, мы помянутого честнейшего патриарха Симеона и честных юзбашей и управителей со всем армянским народом и особливо в Российской Империи пребывающим обнадеживаем Нашей Высочайшей Императорской милостью и покровительством; а при том даем знать, что присланные к нам от патриарха Симеона с архимандритом Давидом мощи... с особливым нашим благоволением приняты... и помянутый архимандрит Давид... может изустно обнадежить весь честный армянский народ о нашей по оном Императорской милости и благоволении с коими мы пребываем” (Полное собрание законов. Общее приложение т. XI. № 13139. Собрание актов, относящихся к истории армянского народа, т. 1 стр. 173.). Копии с этой грамоты для надлежащего, в чем следует, исполнения были сообщены астраханскому губернатору и киевскому генерал-губернатору.

Кроме высочайшей грамоты архимандрит Давид повез в Эчмиадзин письмо к патриарху гр. Н. И. Панина и подарки от высочайшего двора, “несколько парчи и гасу”, в доказательство, как писал гр. Панин, “особливого Ее Величества к собственной вашей персоне Монаршего благоволения”.

В вышеупомянутом письме граф Н. И. Панин, между прочим, пишет патриарху, “что из милостивейшей грамоты к Вам и всему честному армянскому народу Вы обстоятельно усмотрите сколь охотно соизволила Ее Императорское Величество снизойти на присланное от Вас с помянутым архимандритом Давидом прошение и с каким особливым монаршим благоволением приняты привезенные им сюда мощи и часть Ноева ковчега. Я почитаю себе за удовольствие, присовокупил граф, что при сем случае [8]

мог с моей стороны оказать Вашему святейшеству некоторую услугу и по возможности споспешествовать Вашему желанию, о чем вручитель сего по возвращении к Вам не оставит персонально донести” (Арх. М-ва И. Д. 111—23 1780—1801. № 1.).

Столь успешный исход миссии архимандрита Давида воодушевил святейшего Симеона наилучшими надеждами. Отныне не только народ армянский, но и церковь и патриарший престол могли рассчитывать, в трудную для них минуту, на покровительство и защиту русского правительства. Являясь преемницей восточной политики великого своего предка, обещавшего “народ армянский в особливую свою милость и протекцию принять”, Екатерина ІІ-я приведенной выше грамотой от 30 июня 1768 г. положила начало тем отношениям, которые в дальнейших судьбах Закавказского края и в деле распространения русского владычества на Кавказе имели весьма благие последствия.

Святейший Симеон, проникнутый чувством благоговейной признательности, о чем он свидетельствует в кондаке от 10 июля 1771 года, установил в память этого обстоятельства, для служения в царские дни, чин молебствия о Российском Императоре и всем царствующем доме. Молебствие это, состоящее из целого ряда псалмов, молитв и соответствующих чтений из Евангелия и Апостольских посланий, начинается песнопением следующего содержания: “Всемогущий Боже, Царь Превечный, Ты, Который по образу небесного и невидимого царствия Твоего, утвердил на земле Царем (имя рек), для управления и охранения народа Твоего,—сохрани его (Царя) непоколебимым и непобедимым”.

“Источник жизни, дарующий мир и укрепляющий [9] рабов своих,—даруй мирную жизнь Тобою венчанному Царю нашему (имя рек), укрепи его против врагов, во славу имени Твоего, во процветание св. церкви Твоей, в коей непрестанно прославляется Твое царствие”.

“Господи, вознеси и прославь жизнь и власть Его по всему миру; умножь чадами и родными наследниками. Благослови также и сохрани всех тех, кои под властью его находятся и которыми непрестанно прославляется царствие Твое.—Царь Небесный, сохрани церковь свою непоколебимою и поклоняющихся имени Твоему сохрани в мире”.

В заключение молебствия читается, с коленопреклонением, старейшим из духовных лиц молитва, составленная самим католикосом Симеоном, молитва, в которой наглядно отразились и мысли и чувства армян к России и ее государям. Приводим in extenso содержание этой молитвы.

“Мы все, преклоняясь, падаем пред Тобою и усердно молим о милостях Твоих: даруй Императору Всероссийскому долгое, правосудное царствование, милость и помощь Твою не умали от Него... Царство Его соделай победоносным, могущественным и непобедимым. Десницей Твоей укрепи Его, отрази врагов Его и восставших на Него повергни к стопам Его, Твоей всепокорящей силою и св. Знамением Креста огради и охрани Его и царство Его от всех видимых и невидимых врагов. Умножь род Его дарованными Тобою чадами. Сохрани из рода в род до скончания веков царствование Его”. Заканчивается молитва следующими словами благословения:

“Сердце Тобою венчанного Царя сохрани милостивым ко всем, под властью Его находящимся, в особенности к народу армянскому, который, пребывая в [10] мире под Его покровительством, прославляет Отца, Сына и св. Духа, аминь”.

Так молятся армяне за русского царя, так молились они за Него еще в те дни, когда родина их и патриарший престол не входили в пределы Российской Империи.

В силу последовавшей Высочайшей грамоты, католикос Симеон назначил в 1773 году армянским епископом в Россию князя Иосифа Аргутинского-Долгорукова. Этот выбор свидетельствует о мудрости и дальновидности эчмиадзинского архипастыря. Архиепископ князь Иосиф Аргутинский-Долгоруков происходил из знатного владельческого рода, был человек высокого ума и обширного образования; он имел красивую, представительную наружность; большие, вдумчивые глаза его привлекали внимание и располагали к нему. Качества эти скоро открыли ему доступ в дома наиболее влиятельных сановников дворов Императрицы и Наследника.

Тонкий проницательный ум, врожденный такт, обширные познания и знакомство с условиями тех местностей, куда направлены были политические умы того времени—восточных стран, дали ему возможность, несмотря на его относительную молодость (он родился в 1743 г.) и незнание русского языка, снискать к себе расположение и доверие таких выдающихся людей той эпохи, как светлейшего князя Г. А. Потемкина, А. В. Суворова, Н. И. Панина и гр. В. Зубова. Суждения архиепископа кн. Иосифа по вопросам восточной политики представлялись настолько ценными в глазах кн. Г. Потемкина, гр. Суворова, гр. Н. И. Панина, гр. П. и В. Зубовых и других, что присутствие его на месте военных действий при второй турецкой и персидской войнах признавалось [11] совершенно необходимым и он сопутствовал русской армии в этих ее походах. Благодаря выдающимся личным качествам кн. Аргутинского-Долгорукова, его близости к обоим дворам и к высшим правительственным сферам, а также дружескому к нему расположению главных иерархов православного духовенства—Платона, митрополита Московского, Гавриила, митрополита С.-Петербургского и др., нужды армянской церкви и армянского народа нашли в нем сильного и авторитетного представителя. Он был честолюбив, но удовлетворение этому чувству искал в услугах и пользе, приносимых им государству, которому он искренно был предан, и народу, который он самоотверженно любил. Из высочайших на его имя грамот и других документов видно, как высоко ценились правительством оказанные им заслуги: Императрица Екатерина и Император Павел неоднократно его принимали в частных аудиенциях и осыпали монаршими милостями; Императрица Екатерина жаловала его богатой мантией, бриллиантовым крестом на клобук и драгоценными перстнями, а Император Павел пожаловал ему орден св. Анны I степени и возвел со всей фамилией в княжеское достоинство Российской Империи, так как до тех пор был лишь грузинским князем (О политической деятельности архиепископа князя Иосифа см. Эзов. Сношения Петра Великого с армянским народом” Спб. 1898 г. Введение, л. XII—XVI стр. ХСІV—СVIІ.).

По прошествии семи лет со времени прибытия архиепископа кн. Иосифа в Россию, т. е. 26 июля 1780 г., скончался католикос Симеон и на патриарший престол, согласно избранию Эчмиадзинского духовенства, приступил 2 августа архиепископ Гукас, родом из Эрзерума, ближайший сотрудник в делах и [12] занятиях католикоса Симеона; на него указывал последний, как на преемника своего, в предсмертных беседах с Эчмиадзинской братией. Избрание это, однако, или точнее, его способ, породило некоторые осложнения в лице армянского Константинопольского патриарха. Принцип всенародного избрания патриарха католикоса применялся в то время следующим образом: Эчмиадзинская братия и представители армян, проживавших в персидских пределах (главным образом в Араратской области) соборне избирали одного или несколько кандидатов и свое постановление по этому предмету отправляли в Константинополь. Константинопольская армянская община, от лица турецких армян, останавливала свой выбор на одном из представленных кандидатов, которому и испрашивала от султана берат на пользование юрисдикцией в пределах Турецкой Империи (в берате подробно перечислялись права католикоса. При Арх. М-ва И. Д.).

Опасаясь вмешательства в дело избрания католикоса со стороны местных мусульманских ханов и, главным образом, со стороны хана Эриванского, который, благодаря интригам Гандзасарскаго католикоса Израэля, склонен был поддерживать кандидатуру последнего на патриарший престол, Эчмиадзинское духовенство поспешило после смерти Симеона заместить вакантный престол своим избранником, и, не представляя о том константинопольской армянской общине, совершило над ним обряд посвящения (Арх. армянск. истории т. IV стр. 142. *** (по-армянски). стр. 142-147. ). [13]

Обстоятельство это дало повод константинопольскому патриарху Захарию, лелеявшему, по-видимому, мысль быть преемником Симеона, утверждать, что Гукас “не но выбору народа посвящен” (*** (по-армянски) ***. стр. 142— 147.), а потому он не испрашивал ему у Порты берата и не делал распоряжения о поминовении имени его при богослужениях в церквах. Такое отношение со стороны константинопольского патриарха крайне смущало благочестивого Гукаса. Он оскорблен был не столько в своем самолюбии, сколько в чувстве благоговения пред святостью и авторитетом Эчмиадзинского патриаршего престола, права которого соперник его пытался ограничить—“непреклонную власть св. престола” писал католикос Гукас о Захарии, “он мнить подчинить подвластным ему” (Арх. армянс. истории т. IV стр. 142-147. *** (по-армянски) ***. стр. 142— 147. *** (по-армянски) ***142— 147.). В послании своем в Константинополь от 15 декабря 1780 г. святейший Гукас с искренностью, не порождающей никаких сомнений, заявляет, что он считал себя обязанным в интересах патриаршего престола принять избрание и если бы от такового отказался, подвергся бы тяжким и справедливым обвинениям (*** (по-армянски) 1901. ***. стр. 142— 147.). Приписывая, далее, протест со стороны константинопольского патриарха чувству оскорбленного самолюбия, святейший Гукас с христианским смирением изъявлял готовность уступить ему свое место и уединиться, как простой монах, если на Захария падет выбор [14] турецких армян. В продолжение всего того периода, пока шла переписка между ним и Захарием по поводу его избрания, Гукас уклонялся от каких бы то ни было распоряжений в качестве католикоса и даже в Эчмиадзинском соборе не восседал на патриаршем престоле. Ряд дошедших до нас посланий его содержат в себе достойные истории строки, в которых отразились его смирение, благочестие, обширный ум, соблюдение авторитета Эчмиадзинского престола и глубокая скорбь в случае нарушения прав сего престола или неоказания ему должного уважения. Посланник наш в Константинополе Тамара в донесении своем от 30 мая 1801 г. писал “патриарх Лука, тоже мне лично известный, был человек отличных достоинств в управлении нацией армянской и самые таинственные его откровенности... состояли в желании скромном, однако ж, и просвещенном, восстановить свою нацию помощью России, когда обстоятельства и положения сея подадут основательную надежду прибегнуть к покровительству ее для пользы, а не для пагубы армянского народа” (Арх. М-ва И. Д. 111-123, 1780-1801, № 1.).

Такому тяжелому состоянию святейшего Гукаса положили предел представители константинопольской армянской общины, которые из чувства благоговения и сыновней привязанности к Эчмиадзину, настояли на смещении патриарха Захария и преемник его, далекий от желания поддерживать раскол, исходатайствовал от Порты берат Гукасу и сделал распоряжение о поминовении имени его при церковных богослужениях. Утвердившись на престоле, святейший Гукас обратился в октябре 1780 г., по обычаю, с благословительным посланием к своей пастве, в котором, [15] сообщая о смерти Симеона, объявлял о своем избрании. В кондаке, посланном в Россию, он прежде всего призывает благословение “на Богом хранимую и благоденствующую страну благословенного русского народа и на Богом поставленную и Им укрепленную, Крестом увенчанную, благочестивую августейшую вседержавную великую Самодержицу, Императрицу Екатерину, и Богом хранимого Сына Ее Наследника, Богом укрепленного Великого Князя Павла Петровича и Благославную Великую Княгиню Марию Феодоровну и Богом дарованных малолетних сыновей Их Александра и Константина Павловичей”. Излагая, затем, обстоятельства кончины Симеона, а также избрания и помазания своего в католикосы, призывает благословение на всю паству и на верного сына св. престола архиепископа Иосифа Аргутинского, утверждает его вновь в его должности для окончания начатых им богоугодных дел, и предписывает по прежнему ему повиноваться с сыновней любовью, почитать и во всем оказывать содействие” (Арх. армянс. истории т. IV, стр. 44-45. ***. стр. 44— 45.).

Святейший Гукас, как мы упомянули выше, очень заботился о соблюдении верховных прав Эчмиадзинского престола. Подобно предшественнику своему, он боялся упустить из вида происки Гандзасарского католикоса Израэля и, опасаясь, чтобы он не сделал новой попытки распространить свое влияние и власть на армян, проживающих в России, зорко следил за исполнением помянутого выше высочайшего повеления (1768 г.) о том, чтобы ни одно духовное лицо армянского исповедания без разрешительного свидетельства Эчмиадзинского католикоса не имело права въезда в [16] пределы Российской Империи. В этих видах, следуя примеру католикоса Симеона, Гукас неоднократно обращался к комендантам и к другим начальникам пограничных городов с благословительными гранитами, кондаками, в которых настоятельно просил о том, чтобы подлежащие власти строго наблюдали за точным исполнением требования приведенного выше Высочайшего повеления (Арх. армянс. истории т. IV стр. 70. 248, 250, 251, 252, 293-303 и др. *** (по-армянски), 69-70.).

Оказывая покровительство армянской церкви и патриаршему ее престолу в пределах России, Императорское правительство не отказывало в покровительстве армянам, чрез своих представителен, и в мусульманских государствах. Так, когда в 1780 г. по поручению святейшего Гукаса, архиепископ Иосиф обратился в Коллегию Иностранных Дел с просьбой о том, чтобы министру при Оттоманской Порте поручено было “оказывать помощь и защищение присылаемых в столицу Турецкую от патриарха армянского начальникам духовенства при встречающихся для них надобностях”. 23 января 1781 г. последовал Высочайший Рескрипт по сему предмету на имя министра в Константинополе статского советника Стахиева. “Мы всемилостивейше склонны находимся”—говорится, между прочим, в этом рескрипте,— “сему армянскому патриарху в рассуждении продолжающейся его к Нашему Императорскому престолу приверженности, а не меньше и всему армянскому народу, в рассуждении христианского их исповедания, и что многие из них действительно живут в Нашей Империи и в вечном [17] Нашем подданстве,— оказывать опыты Нашего Монаршего благонамерения и призрения, при всех удобных к тому обстоятельствах, посему сим вам восхотели дать знать ни только о преобретенной уже Патриархом Армянским Императорской Нашей грамоте и сделанных потому в некоторых пограничных местах запрещениях и ныне вновь и на другие распространяемые, как-то: на губернии Азовскую и Новороссийскую, по новости настоящего их существования, и чему при встречающихся случаях не меньше и Вы сообразоваться должны будете, на что и в том равным образом есть Наше Высочайшее соизволение, дабы где и когда не будут обращаться предосуждения службе Нашей и непосредственной торговле действительных Наших подданных, а с греческого единого с нами Православия церкви, под игом Турецкой стенящей, соперничества, и наконец где и когда не будут остудного отношения и к возложенному на Вас качеству, чтоб во всех таких случаях употребляли Вы добрые Ваши старания в пользу присылаемых от Патриарха армянского в место Вашего пребывания поверенных как людей христианского закона, и оказывали им приветливость и всякое пристойное по сим начертаниям пособие” (Арх. Мин-ва И. Д. 111-23, 1780-1801, № 1. Проекты этого рескрипта подписаны графом Н. Паниным и гр. Ив. Остерманом. Прил. 4.).

26 февраля 1798 г. была пожалована Высочайшая грамота на имя Патриарха Католикоса Гукаса и всего армянского народа (Полн. собр. зак. т. XXV № 18.402.) и рескриптом, отправленным в Константинополь к посланнику Тамаре 16 марта 1798 г., было подтверждено оказывать “всю возможную помощь и защищение присылаемым в столицу [18] турецкую от Патриарха Армянского начальникам духовенства при встречающихся для них надобностях и поступать во всем согласно Тому рескрипту (23 янв. 1781 г.) (Арх. Мин-ва И. Д. 111—123, 1780-1801, № 1. Прил. 9.).

Таково было отношение русского правительства к армянам вообще и к армянской Церкви в особенности; оно выражалось не только в актах, исходящих с высоты престола, но и, в отдельных случаях, со стороны государственных людей, как видно из писем Католикоса Гукаса к Светлейшему князю Потемкину, гр. Румянцеву, графу Панину и др.; в письмах этих Католикос благодарил за покровительство, оказываемое ими армянской нации, за расположение к Патриаршему Престолу, за дружбу и содействие, оказываемые архиепископу кн. Аргутинскому (Арх. армянс. истории т. IV стр. 153, 259—62, 263, 287—90.).

По заключении Кучук-Кайнарджийского мира, по коему Крымское ханство признано было независимым от Турции, правительство наше начало принимать меры к заселению вновь приобретенного Новороссийского края. Выбор поселенцев для водворения в этом округе пал на проживающих в Крыму армян и греков, которых, обещанием различных льгот и привилегий, старалось правительство переселить в пределы Империи. Предписано было употребить “все средства уговорить тех христиан переселиться к нам, обнадежив их Высочайшим покровительством и всякою на первый случай нужною помощью”. Высочайшим указом от 9 марта 1778 г. (Н. Дубровина “Присоединение Крыма к России” Спб. 1885 г. т. II, № 114. 116—119. 130.) на имя Светлейшаго князя Потемкина, повелено было всех изъявивших согласие переселиться из Крыма греков, армян [19] и грузин “принимать со всей лаской и вспомоществованием, довольствуя во время пути провиантом.... дабы новые сии поселяне, со дня вступления в границы наши не токмо в пропитании своем не претерпели ни малого недостатка, но и по рассмотрению Вашему снабжены были как достаточным числом земли, так и нужными к заведению домостроительства их пособиями из казны нашей; впрочем, не оставим мы снабдить их нужными привилегиями”. Крымские христиане всех исповеданий чрез греческого митрополита ходатайствовали о выдаче им монаршей грамоты, государственною печатью утвержденной, на обещанные от Высочайшего имени привилегии и тем устранить сомнения простолюдинов (Н. Дубровина “Присоединение Крыма к России” т. II. № 214—218.). Армяне, со своей стороны, отозвались на призыв русского правительства: мысль об освобождении от мусульманской власти и надежда найти себе покровительство в могущественном христианском государстве настолько воодушевляли их, что трудности предстоявшего переселения нисколько их не устрашали.

Когда слухи о таковом предприятии России дошли до Крымского Хана, то как он, так равно и все мусульманское население пришло в сильное смущение: эмиграция христиан грозила большими материальными потерями и должна была вредно отразиться на их благополучии, так как от христиан только и получались доходы. Не доверяя основательности слухов, Хан обратился за разъяснением к генерал-поручику А. В. Суворову, который ответил ему, что Императрица, по чувству человеколюбия и долгу христианскому, соизволила переселить христиан в свои границы, дабы спасти их “от прегрозимых бедствий [20] и сущего истребления”. Выражая, далее, надежду, что Хан не только прекословить не будет, но даже будет благоспоспешествовать, Суворов присовокупил, “поелику все, что до особы Вашей касается предохранено и награждено будет”. Уверение это не только не успокоило Хана и мурз, но привело их в бешенство. “Светлейший Хан”, писал кн. Потемкину Суворов, “изнуряемый гневливостью, ”выехал из Бахчисарая для воздуха”. В той же мере взволнованы были и населявшие Крым татары, по признанию которых, они теряли христиан “как душу из тела” (Н. Дубровин. Присоединение Крыма к России, т. II №№ 218-219. 222, 223, 225, 229, 281.). Видя, что “угрозами, подущениями, обещаниями и обыкновенным их вероломным лукавством” они не могут достигнуть цели, татары стали посылать к русскому двору просительные грамоты и даже депутации, но все попытки их удержать христиан в пределах Крыма остались безуспешными: (Там же, т. III № 24 и прил.) “Татар, по мнению Суворова, должно за христиан удовлетворить в некоторых партикулярных долгах... Далее христиан надлежит удовлетворить за их тратимое недвижимое особливо сады, тем паче, что многие только от того их пропитание имеют”. В рапорте от 30 июля 1778 г. (Там же, т. II № 229.) Суворов доносил графу Румянцеву-Задунайскому, что “высшее желание всех христиан есть то, чтобы поселяемы были вместе и на выгодных местах.... Сожалеют они оставлять их недвижимое родное, за то принужден был я им обещать здесь на месте удовлетворение из казны, яко иначе они и согласны бы не были” (там же, т. II № 244.). [21]

Переселение армян, судя по донесению Суворова, началось в конце июля 1778 г. “Слава Богу”, писал Суворов, “что веревка потянулась”. Предводимые архимандритом Петросом Маркосовым, армяне вступили в августе того же года в пределы нового отечества (Н. Дубровин. Присоединение Крыма к России т. II № 247, 258.). Но здесь, с первых же шагов, на них обрушился ряд неожиданных бедствий.... Все заботы Екатерины и таких ее сотрудников как кн. Потемкин и Суворов о предоставлении переселенцам возможно больших удобств при водворении их в России не разделялись, по-видимому, ближайшим начальством той местности, которая намечена была для заселения. Не только провиант и перевозочные средства не были припасены в достаточном количестве, но даже не были отведены им участки земель, на которых они могли поселиться. Дойдя до Екатеринослава и Самары (ныне Новомосковск) они вынуждены были остановиться, и здесь, под открытым небом, им пришлось впервые познакомиться с ужасами неведомой им дотоле зимы, которая, на их несчастие, в том году была особенно сурова. Перенесенные армянами бедствия не поддаются описанию: стужа, холод и болезни довели их число до половины, (Из всего числа переселенных из Крыма христиан 31098 душ армян выведено было свыше 12000 человек обоего пола. № 298.) очень многие из них разбежались, большинство же, и в том числе архимандрит Петрос, умерли в течение того же года. С наступлением весны армяне решились обратиться к Суворову. “При выводе нас из Крыма” писали они 18 апреля 1779 года “кроме известных 14 пунктов обещать нам изволили, что на место оставших наших домов дадут таковые же построенные; места по желанию нашему отведутся; жалованье [22] и провиант производим будет. Но по прибытии нашем отведены места таковые, где нет ни воды, ни леса, да и в тех принуждают всякому расписаться, что они для нас удобны, что нам сделать нельзя по причине их неспособности. Провиант и жалованье сначала всем производили, а ныне некоторым совсем не выдают; людей хлебопашных отделяют от нас за 120 верст... и не только вознаграждения, но и последнего от грабежа разбойников и других притеснений лишились, и дошли до такой крайности, что и имевшие прежде у себя хорошее пропитание собирают ныне по миру милостыню, а другие от голоду отдают вовсе за малое число денег или хлеба своих детей. От какого голоду и по употреблению в пищу вареных в воду отрубей, много малолетних померло” (Н. Дубровин. Присоединение Крыма к России т. III № 47.). Затем 15 июля того же года депутаты от армян обратились и к кн. Потемкину с прошением, в котором объясняли, что “просили (они) о поселении их в форштате св. Дмитрия Ростовского, которая просьба Вашею Светлостью уже и опробована, но... что Азовской губернской Канцелярии губернаторский товарищ Герсеванов всех землевладельцев принуждает селиться на реке Терсе и наистрашнейшим образом повелевает им строить свои там дворы, а как оные к тому не соглашались, то из оных некоторые посажены в кандалы и употребляемы были несколько дней в канальную работу. Кроме того, и все, по неимению жилых домов и от всегдашнего пребывания на степи от солнца и частых дождей претерпевают крайнейшую нужду, ибо по повелению оного губернского товарища более уже трех месяцев, как из квартир выведены и ныне находимся [23] на открытом воздухе, так что чрез сии перемены не мало душ померло”.... в виду сего просили депутаты “о поселении нашего общества единственно в означенном месте форштате крепости св. Дмитрия с окружностью позволить” (там же т. III, № 80.).

Но независимо от непосредственного обращения к русским властям, армянские переселенцы сообщили о своей злополучной судьбе и архиепископу Иосифу, который в то время находился в Астрахани, и он поспешил приехать с ходатайством за них в Петербурга, куда и прибыл 5 августа 1779 года.

“Узнав о нашем приезде”, пишет архиепископ, в своем дневнике, (Армянский журнал Крунк 1863 г., стр. 321-28, 419-44, 505-20, 582-99.) (кн. Потемкин) немедленно пригласил нас к себе, два часа беседовал со мною о религиозных вопросах, о церковных обрядах, об облачениях и церковных украшениях, обо мне; много любви и почестей оказал и приказал на другой день быть в церкви Преображения Господня, где, по случаю храмового праздника, должна была быть Императрица. В церкви меня пригласили в алтарь. По прибытии Императрицы, я, согласно наставлению Князя, выйдя из царских ворот, поклонился Императрице, князь Ей обо мне доложил. По окончании богослужения Императрица вошла в алтарь и с улыбкой мне поклонилась”.

Милостивое внимание Императрицы к архиепископу Иосифу и близость отношений его с кн. Потемкиным скоро облегчили участь переселенцев: они не только получили место близ Ростова на Дону, как того желали, но им пожалована была и особая привилегия. “Я получил больше, чем просил” пишет [24] архиепископ Иосиф в своем дневнике, Высочайшей грамотой, адресованной “Вернейшему Нашему Архимандриту Петру Маркосову и всему обществу крымских христиан армянского закона”, от 14 ноября 1779 г., повелено было отвести армянам ”для удобнейшего поселения”, особенную от прочих селений округу крепости Св. Дмитрия Ростовского”... “Благонамеренное всеобщее предприятие ваше, писала Императрица, да благословить десница Вышнего.... Соизволяем мы не токмо принять всех вас под всемилостивейший Наш покров и яко любезнейших чад успокоив под оным, доставить жизнь толико благоденственную, колико желание смертных и беспрестанное Наше о том попечение простираться могут”... “Архимандриту Петру Маркосову”, говорится в п. 4 грамоты, “Всемилостивейше препоручаем паству всех сих вышедших с ним из Крыма армян и позволяем им строить церкви и колокольни с вольным отправлением в оных, по законам их, всех церковных чиноположений и состоять архимандриту и армянским священникам в единственной власти Армянского Патриарха, находящегося в Араратском Патриаршем монастыре”...

“По заселении вами особого города при урочище Полуденки с названием Нахичеваня и с дачею на выгон оного 12 тысяч десятин, повелеваем учредить магистрат и в нем производить суд и расправу по вашим правам и обыкновениям, выбираемыми из вас же по жребию начальниками, коим и пользоваться чинами и жалованьем по штату Азовской губернии и быть под апеляциею наместническаго правления. В городе ж и в деревнях, для защиты во всех нужных случаях, определятся особые начальники из российских, коим в судопроизводство сих [25] поселян не мешаясь, быть токмо охранителями и их заступать” (Полное собрание законов, т. XX, № 14942, ноября 14, 1779 г.).....

Приведенный выше п. 4 Высочайшей грамоты, содержаний в себе заботливое внимание Монархини к духовным к нуждам новых своих подданных, не был включен в грамоту от 21 мая того же года на имя греческих переселенцев.

В 1780 году армяне начали водворяться на пожалованной им земле, а 21 апреля следующего года архиепископ Иосиф положил основание новому городу— Нахичевани. В основание города им были заложены и освящены четыре камня, во имя четырех Евангелистов, и затем совершен крестный ход; им же освящены были разновременно, как в городе, так и в ближайших к нему деревнях, несколько церквей, а также вне городской черты, на возвышенной местности, построен был монастырь и при нем были учреждены училище и типография.

В том же году архиепископ Иосиф организовал в г. Астрахани духовное судилище (консисторию), а затем, 9 сентября того же года, освятил в Москве тамошнюю армянскую церковь во имя Св. Креста. Что касается С.-Петербургской армянской церкви, то она освящена была им еще ранее, 18 февраля 1780 г., причем освящение это происходило при торжественной обстановке: на нем присутствовал кн. Потемкин и многие высокопоставленные лица, Архиепископ же сказал на армянском языке слово, печатный перевод которого роздан был всем присутствовавшим. Текст, сказанной Иосифом речи в двух экземплярах и в особых роскошных переплетах поднесен был кн. Потемкиным как Императрице, [26] так и Великому князю, и Императрица, в знак благоволения Своего к Архиепископу, прислала ему 23 того же февраля богатую панагею и крест, украшенный драгоценными камнями, а 3 мая он Ею милостиво был принят и удостоился поднести чин молебствия за Российский Царствующий Дом, составленный, как упомянули мы выше, покойным католикосом Симеоном.

После освящения Московской церкви Архиепископ Иосиф предполагал возвратиться в Астрахань, но вследствие настоятельного желания кн. Потемкина, вынужден был изменить это свое намерение.

В виду деятельных приготовлений ко второй турецкой войне, кн. Потемкин пожелал, чтобы Архиепископ ехал с ним сначала в Крым, а затем сопутствовал ему на войну. Доверие, которым Архиепископ Иосиф пользовался у кн. Потемкина, знакомство с Востоком, его нравами и языками, а также влияние, которое он имел на армян, населявших турецкие провинции, пребывание его при князе делали весьма полезным. Здесь Архиепископ Иосиф, палатка которого раскинута была рядом с палаткою кн. Потемкина, принял деятельное участие в ходе военных событий; по поручению кн. Потемкина он неоднократно посещал различные города Молдавии, Валахии и Буковины, где проживали армяне и, по его же поручению, по мере взятия турецких городов, выводил армян оттуда и селил близ Дубоссар, где, таким образом, возник вскоре новый город, названный во имя св. Григория, Просветителя Армении, Григориополем. И на этот раз правительство отнеслось с особой заботливостью к армянским переселенцам: из казны отпущены были средства на постройку соборной церкви, монастыря, двух приходских церквей, архиерейского дома, консистории, при которой [27] предполагалось учредить гимназию; равным образом казна приняла на себя расходы по устройству магистрата, гостиного двора, обывательских домов, ремесленных лавок, водопроводов и т. п., а также выдала денежные пособия на первоначальное обзаведение поселенцев.

Покровительствуя водворению армян в России, Императрица не забывала с одной стороны поощрять содействовавшую Ей в этом направлении деятельность архиепископа Иосифа и 25 марта 1793 г. пожаловала ему крест на клобук, а с другой стороны взывала к содействию Ей в этом отношении местных властей, рекомендуя участь новых своих подданных особому их попечению. Так, поручая вновь переселившихся армян вниманию и заботливости Екатеринославского Губернатора, Она в рескрипте (Собр. акт., отн. к обозр. ист. арм. народа т. I стр. 189-192.) на его имя от 23 февраля 1793 г, предписывает ему обеспечить наилучшим образом их существование, “дабы не только все перешедшие в пределы Наши сохранены были, но чтоб и находящиеся заграницей их единоверцы, видя их благоденствующих, к ним присоединились”.

Идея Петра Великого о разрушении мусульманского мира и призвании к самостоятельной жизни порабощенных им христианских народов, нашла в Императрице Екатерине усердную исполнительницу.

В связи с греческим проектом, занимавшим умы сподвижников Великой Монархини, предполагалось восстановить политическую независимость Армении, под верховным протекторатом России, к этому плану с особым участием относились кн. Потемкин и А. В. Суворов. Об интересе, проявляемом в этом отношении двумя помянутыми лицами, свидетельствует, [28] помимо других исторических документов, и дневник архиепископа Иосифа: “1-го января 1780 г.”, пишет он, “приезжал ко мне И. П. Горич и сообщил о походе в Персию для занятия прикаспийских областей; расспрашивал о расстоянии друг от друга городов, о количестве войск армянских и мусульманских от Дербента и Гиляни до Тавриза и оттуда до Карабаха и Ширвана, что знал сообщил и он записал”. “2-го января прибыл к нам Генерал Поручик А. В. Суворов, предлагал много вопросов по тому же предмету, подробно расспрашивал о состоянии Патриаршего Престола и очень обнадеживал, что будет восстановлено наше владычество”.—“3-го января по приказанию кн. Г. А. Потемкина поехали мы с И. Л. Лазаревым к нему; много говорили об избавлении нашей нации и Армении; он сам много расспрашивал о состоянии нашей нации, Патриаршего Престола и католикоса. Мы убедительно его просили возобновить в Великой Армении, в Эривани, наше владычество—он отвечал, что это возможно, но что для сего необходимо, чтобы патриарх и некоторые из местных владетелей обратились с просьбой об их избавлении, дабы был повод придти на помощь”.

Затем 13-го января Суворов беседовал с архиепископом Иосифом о карабахских меликах и последний представил ему по сему предмету особую записку, обнародованную во II томе Собрания актов, относящихся к обозрению истории армянского народа (стр. 52-63).

По-видимому предложение кн. Потемкина, чтобы инициатива освобождения армян исходила от Эчмиадзинского патриарха, побудило его послать к [29] католикосу Гукасу доктора Якова Реинегса, ( Д-р Яков Рейнегс родился в Эйслебене в 1744 г. Настоящая его фамилия была Эйлис, которую он почему-то переменил на Рейнегс. В молодости изучал естественные науки и в особенности медицину Страсть к путешествию на Восток побудила его покинуть родину: в 1776 г. он выехал чрез Венецию в Константинополь, посетил Токат-Эрзерум и оттуда чрез Карс направился в Персию, чтобы посетить Эчмиадзинский монастырь; должно полагать, что это было летом 1778 г. Патриарший престол в это время занимал Святейший Симеон, он находился в летней своей резиденции, где ему и представили Рейнегса с рекомендательным письмом от Константинопольского Патриарха. По рассказу Рейнегса, ему была отведена палатка, убранная коврами и богато снабженная всеми необходимыми принадлежностями по восточному обычаю. Рейнегс был поражен величественною, добродушною наружностью и привлекательным обращением Католикоса. По свидетельству Рейнегса Католикос пользовался всеобщим почитанием, благодаря своим путешествиям он приобрел большие познания, его сообщения были очень полезны Рейнегсу; он оставался 9 дней и с большим сожалением должен был покинуть “это лучшее, может быть, во всем свете место”; он должен был поспешить на приглашение грузинского царя Ираклия. В Тифлисе он оставался полтора года в качестве доктора царя. По предположениям биографа Реинегса неисполнение царем своих обещаний побудило его покинуть Тифлис. Он отправился в Петербург, подал кн. Потемкину записку о состоянии Грузии и принял ближайшее участие в переговорах о принятии Грузии под покровительство России. Он был отправлен обратно в Грузию в звании представителя России. В 1783 г. на него было возложено поручение политического свойства к католикосу Гукасу. По окончании этого поручения вернулся в Петербург. Он пользовался доверием кн. Потемкина; во время турецкой войны был им вызван в Молдавию; по-видимому, он был близок с архиепископом Иосифом, Лазаревым и Манучаровым. Архиепископ Иосиф в своих мемуарах упоминает, что в 1793 г., во время болезни, его лечил доктор Рейнегс. Умер он в 1793 г. в чине коллежского советника и в должности директора медицинского института и ученого секретаря Медицинского Совета. Biographische Skitze des Russich-Kaiserl. Collegien Raths D-r Iacob Re-ineggs. von I. D. Gerstenberd. Gotha und St. Petersbourg. Bei Gerstenberd und Dittmar. 1797, стр. 333—335. 377—382, 384, 387—389.) который повез с собою к нему письмо и подарок от кн. Потемкина и письма от архиепископа Иосифа, И. Л. Лазарева и Манучариана; но попытка вызвать почин в этом деле со стороны католикоса не увенчалась успехом: Гукас с осторожностью отнесся к петербургскому проекту и, опасаясь навлечь новые беды на Эчмиадзин, уклонился проявить какое либо в нем свое участие. Сообщая в письме к архиепископу Иосифу от 17-го января 1783 г. о приезде доктора Акопа [30] (Якова), Католикос, между прочим, пишет ему, что от доктора “он узнал все, что ему следовало устно передать нам и все, о чем нужно было, между нами переговорено... При свидании ты от него узнаешь, что мы ему сказали в виду обстоятельств настоящего времени” (*** (по-армянски), стр. 289.).

Столь осторожное отношение католикоса Гукаса к вопросу, волновавшему армян, проживавших в России и Индии, а потому мало знакомых с истинным положением их родины, возбуждало среди них неудовольствие; они, по-видимому, упрекали Католикоса за уклонение его от активного участия в деле освобождения армян, видя в этом равнодушие с его стороны к положению нации. Упреки эти доходили и до самого Гукаса и он в пространном письме к проживавшему в Индии Шамир Хану, одному из деятельных патриотов армянских того времени, изложил свой взгляд по сему вопросу, указав, вместе с тем, и на причины, побудившие его к тому образу действий, которого он держался. “Писал ты мне, чтобы я заботился об освобождении страны нашей и нашей нации и указывал на некоторые к тому способы; слова эти ясно свидетельствуют о твоей пылкой любви и заботливости о нации. Были бы счастливы, если хотя [31] отчасти могли они осуществиться, для этого нужно, чтобы нация наша, находясь под властью верующих и благонамеренных, пользовалась безопасностью, дабы с помощью их можно было стремиться к счастью; но мы преданы жестокостям врагов немилосердных— служа им верно, мы не можем снискать милости, что бы стало, если бы мы обнаружили неповиновение? Это совершенно невозможно. На это ты скажешь, что нравится нам быть рабами неверных, и не любим мы свободы, но, если бы ты прибыл в наши страны и объехал от Джульфы доселе, а также и другие места, где живет наш народ, лично увидел бы положение его и беспомощность и тиранство владетелей, то сам бы убедился, что предположения эти осуществиться не могут, и если бы было возможно, неужели ты думаешь, что мы настолько глупы, что не пожелали бы избавиться от мучений”...

“По-видимому те,—которые из угождения тебе указывают, что нам могут быть оказаны содействие и помощь с тон или с другой стороны,—овладели твоими мыслями... Познай верное: нам теперь ни от северного государства, ни от кого другого помощи быть не может, разве только от Бога. Будучи окружены врагами, если обнаружится, что присоединяемся или обращаем взоры к воображаемым нашим помощникам, мы подвергнемся истязаниям, грабительству и истреблению мечем; но если ты не веришь и опять будешь слушать угодливые речи, осведомись у других достоверных людей о том, как в прошлые годы, когда жители Арцаха (Карабаха) обнаружили свои на них упования, что претерпели они от своего тирана, как умер несчастный Католикос Ованес, какому погрому подвергся престол Гандзасарский, где ныне [32] мелики и что они перенесли? (Эзова: Сношения Петра Великого с армянским народом. Введение.). Когда все эти бедствия обрушились на нас, нам писали из многих мест и одобряли, что мы не проявили никаких признаков нашего с ними единомыслия и тем в неприкосновенности сохранили наш Св. Престол. Когда достоверно обо всем этом узнаешь, тогда отличи правду от лжи и нас не обвиняй” (*** (по-армянски)). [33]

Но если попытка кн. Потемкина побудить Католикоса взять на себя почин в деле освобождения Армении не увенчалась успехом, обстоятельство это, тем не менее, не остановило Императрицу от осуществления Ее проекта. Русские войска под начальством графа В. А. Зубова двинулись к Персии. Ближайшая цель похода, как было указано в инструкции, составляли: “восстановление царя Ираклия в его владениях, приведение армянских меликов и подвластных им карабахских жителей в зависимость только от России, привлечение к пользам нашим Патриарха Араратского, имеющего весьма сильное влияние над всем рассеянным армянским народом. Сие дало бы многие способы утвердить поверхность христиан и обеспечить наше верховное владычество и влияние” (Бутков, т. II, гл. 209 II. Дубровина, т. III, стр. 80—84. История войны и владыч. рус. на Кавказе.). Граф П. А. Зубов обратился к Архиепископу кн. Иосифу с просьбой “показать нам знак усердия Вашего к службе—отправиться в Моздок для свидания с братом моим ради объяснения по делам персидским и сопредельных с сим государством народов, о которых вы имеете столь обширные и подробные познания (Акты Кавказ. Археогр. Комиссии, т. 111. стр. 336. Н. Дубровина т. III гл. III. История войны и владыч. рус. на Кавказе.). Архиепископ Иосиф немедля отправил к гр. П. Зубову составленную им записку об Армении и прилежащих к ней провинциях с картою сих областей, после же свидания с гр. В. А. Зубовым, Архиепископ писал И. Л. Лазареву, что “как [34] брат, так и он сильно желают нашего сопутствования в его экспедиции для обнадеживания и пользы нашей нации. Мы не могли отказать и щадить наше изнуренное тело, и, как думаем, быть может к концу дела с помощью Бога будет помощь или обеспечение нашей нации” (Кавказская Старина, 1872 г. стр. 31.).

В письме от 26-го октября 1796 г. гр. В. А. Зубов просил Архиепископа Иосифа отправиться к корпусу генерал-майора А. М. Римского-Корсакова “в виде благого архипастыря, пасущего единое о Христе стадо, и при всяких пользах христианства снискать Святительское на грядущие наши действия благословение Патриарха Араратского, к коему особливое от меня писание учинено и к доставлению до Его Святейшества поручено помянутому генерал-майору Корсакову” (Собр. актов, относящ. к обозр. истории арм. народа, т. III, стр. 337.).

На архиепископа была возложена трудная задача: Гр. В. А. Зубов, искренно желавший скорейшего освобождения христиан, должен был однако ж наружно показывать к ним равнодушие, дабы не возбудить подозрительности мусульман, но как такое отношение к христианам могло поколебать их доверие и возлагаемые ими на Россию надежды, то на архиепископа и возложено было поддерживать в христианах веру в данные им нашим правительством обещания. “Ради вящего к христианам удостоверения, старайтесь, писал гр. В. Зубов генералу Римскому-Корсакову, посредством Архиепископа Иосифа утверждать Араратского Патриарха в той к нам преданности, которую оказывает” (Н. Дубровин, История войны и владыч. русс, на Кавказе. Т. III, гл. VIII, стр. 181—182.).

Архиепископ Иосиф проявлял большую энергию: [35] он воздерживал грузинского царя Ираклия, обнаруживавшего готовность подчиниться Ага-Магомет-Хану, обнадеживая его русскою помощью, уговаривал ханов содействовать русским войскам, клятвою удостоверяя их, что не будет им никакой обиды со стороны Российской, лично принимал меры к приобретению необходимых для продовольствия войска волов и других предметов потребления, обращаясь к армянам в Персии с пастырскими посланиями, в коих увещевал их “усердствовать приверженностью к императорскому престолу и т. д.” ( Собр. актов, относящ. к обозр. истории арм. народа, ч. Ш, стр. 340.). “Я не могу довольно возблагодарить Ваше Преосвященство, писал Архиепископу Иосифу ген. Римский-Корсаков от 15-го ноября 1796 г., за столь великие ваши труды к пользе войск под моей командой, и мне грустно очень, что вы по сей грязной и дурной дороге себя изнуряете” (там же, ч. III, стр. 340.). “Я крепко надеюсь, писал он в письме от 12-го ноября, что имя одно вашего преосвященства в армянских селениях и у самого Хана сделает мне большую в сем (снабжении армии провиантом) помощь и навсегда, конечно, заставите меня быть благодарным и преданным” (там же, ч. III, стр. 339.). Гр. В. А. Зубов, со своей стороны, принося архиепископу, в письме от 2-го декабря 1796 г. за № 506, свою искреннюю благодарность, просил “продолжать ревностные старания на общую пользу дела” (там же, стр. 341.).

Не переставая поддерживать дружественные отношения с местными ханами, Католикос Гукас, после занятия русскими войсками Ганджи, с едва скрываемым трепетом ожидал приближения их к [36] Эчмиадзину, но внезапно “прекратилось дело, полезнейшее для мира”, как выразился он в письме к Шамир-хану, когда дошло до него печальное известие, что Екатерина Вторая скончалась и что русские войска отозваны из Персии (Арх. армянск. истории, т. I—II, стр. 30—35.).... Святейший Гукас очень также скорбел о разорении Грузии Ага-Магомет Ханом (Там же, стр. 34.).

Вскоре после смерти Императрицы, т. е. осенью 1799 г., Католикос Гукас занемог и проболев довольно продолжительное время, скончался в ночь на 28-е декабря того же года. Останавливаясь здесь на оценке деятельности и личности блаженного Гукаса, мы не можем не поставить в заслугу этому мудрому иерарху, что, чуждый суетного честолюбия, он в высоком положении, которое занимал, видел источник нравственных обязанностей пред своею Церковью и своим народом и с достоинством их исполнил. Не поддаваясь течению всеобщего увлечения, он трезвостью своих взглядов, дальновидностью и осторожностью своих действий спас, как имели мы случай убедиться, патриарший престол и армянский народ от жестокой мести мусульманского правительства, которая явилась бы неизбежным последствием его опрометчивости, если бы он подчинился настойчивым требованиям многих влиятельных членов своей паствы. Наряду с этим католикос Гукас, оценив по достоинству мероприятия своего предшественника, употреблял все усилия свои для закрепления порядка, установленного Святейшим Симеоном в сфере внутренней организации и упрочил зарождавшиеся отношения с Русским Императорским Двором. В заботах о духовном просвещении своей паствы, он не жалел ни [37] магериальных средств, ни трудов на печатание армянских книг; в письме к Архиепископу Мосифу, сообщая о скором окончании печатанием книги католикоса Симеона “Исполнение долга” (***) и о намерении приступить затем к изданию часослова, Гукас, между прочим, возражает ему на предложение печатать книги в открытой им в С.-Петербурге типографии: “типографии армянские существуют и в других местностях, но как его предшественник, так и он, старается, чтобы книги издавались в Эчмиадзине, как для поднятия нравственного авторитета Патриаршего Престола, так и из уважения к памяти основателя типографии” (*** (по-армянски).).

Эта заботливость католикоса о распространении среди армян просвещения и знаний пользовалась всеобщим сочувствием. Обширная переписка Гукаса (В письме от 17-го янв. 1783 г. он пишет архиепископу Иосифу, что ему пришлось за раз отправить до 100 писем. Арх. армянск. истории t. IV, стр.263.), корреспондентами которого по большей части были, кроме Архиепископа Иосифа, Ив. Лазарев, братья Маркар и Филипп Манучаряны (в России) и Шамир-Хан (в Индии), носить на себе следы того интереса, с которым относились просвещенные армяне того времени к учреждению армянских школ, а также к изданию и распространению армянских книг.

Так, в письме к Манучару от 17-го января 1783 г. Гукас пишет: “что касается новой истории, на составлении которой ты так настаиваешь,—об этом [38] я тебе напишу в другой раз. Об открытии же училища, в котором обучались бы разным европейским языкам, я должен сказать, что мы имеем в Эчмиадзине училище для обучения одному нашему языку и то еле содержим, потому что условия и состояние страны тому не способствуют; теперь это очен трудно, что же будет дальше—Богу известно” (Арх. армянс. истории, т. IV. стр. 481—483. *** (по-армянски).).

Католикос доставлял Архиепископу Иосифу, по его желанию, разные книги и рукописи и сообщал ему весьма умные соображения о выборе книг для издания” (там же, стр. 289.).

Предоставив активную роль в сфере русской политики по армянскому вопросу Архиепископу Иосифу, католикос Гукас тем самым не устранил своего влияния от деятельности этого энергичного представителя своего в России. Сохраняя полную самостоятельность свою в этом отношении, он, как можно судить по результатам дипломатической миссии доктора Рейнегса, не сделался слепым орудием Архиепископа Иосифа даже в том случае, когда последний действовал по инициативе и предложению русского правительства. Переселение армян в Россию, учреждение городов Нахичевани и Григориополя, устройство консистории в Астрахани и другие вопросы внутреннего устройства новой армянской епархии в России были предметом постоянных забот Католикоса и служили темой для переписки его с архиепископом Иосифом. Но помимо этих деловых вопросов Католикос Гукас в переписке своей с талантливым сподвижником, в [39] особенности в позднейшие годы, неоднократно касался будущности последнего. Да и самого архиепископа Иосифа озабочивало его дальнейшее служение армянской Церкви. Ни милости, щедро расточаемые ему обоими дворами Российской Империи, ни почетное положение, которое предоставлено ему было при них, ни признаке за ним тех заслуг, которые он оказал государству,—не заставили его отказаться от мысли занять когда-либо Эчмиадзинский Патриарший Престол, с высоты которого ему открывалось более обширное поприще для служения своему народу, от которого он так надолго был оторван. Несмотря на удрученное состояние Эчмиадзинского Патриаршего Престола, нравственное значение его было так велико, что архиепископ Иосиф охотно менял покой и почести петербургской жизни на лишения и опасности пребывания в Персии.... Еще в дни патриаршествования Святейшего Симеона он заявлял ходатайство о том, чтобы он был послан в Смирну или Константинополь, армянские общины которых имели большое влияние на избрание католикосов; но попытка его не увенчалась успехом, да к тому же избрание Гукаса после смерти Симеона совершилось, как мы видели, с такою быстротою, что Иосиф и не имел возможности что-либо предпринять в пользу своей кандидатуры. Подчинившись с должным смирением новому избраннику народа, Иосиф, вполне естественно, считал себя не только законным, но и наиболее достойным, в виду выдающихся своих заслуг, его преемником. Его волновало лишь сомнение, что многолетнее служение Церкви и народу в пределах Российской Империи едва ли в надлежащей степени оценено будет армянами, проживавшими за пределами России, а от них то главным образом и зависело его избрание. В этих [40] видах он в 1780 г. решился обратиться с письмом к католикосу Гукасу. Насколько можно судить из ответа Гукаса на это письмо, в нем Иосиф заявлял о необходимости для него прибыть в Эчмиадзин для совещания с католикосом по делам епархии своей, не предрешая вопроса о том, останется ли он в Эчмиадзине, или вернется в Россию, и просил прислать архимандрита Ефрема или Даниила для заведования делами епархии за время его отсутствия.

В ответ на это письмо Святейший Гукас в 1782 г., со своей стороны, уведомил Иосифа, что он считает неудобным послать которого-нибудь из названных архимандритов без определенного назначения, а потому полагал бы посвятить Ефрема в епископы и назначить епархиальным начальником в Россию, с тем, чтобы он на первое время руководствовался указаниями Иосифа и постепенно введен был им в заведование делами епархии; по прошествии же известного времени Иосиф мог бы вернуться в Эчмиадзин. Понимая побудительные причины письма Иосифа. католикос Гукас писал ему далее: “Ты тоже столько лет был занят одною только епархией, находящейся в далекой местности, на окраине, и отстал от твоих товарищей. Богу и людям известно, что достоин большей епархии; конечно и твоя епархия не малая и почету в ней много, но очень отдаленна. После стольких трудов тебе следовало бы получить другие большие города, познакомиться с паствою и с вельможами и себя с ними познакомить, и в таких местах потрудиться для Св. Престола, приобрести добрее, как здесь, имя. Об этом, конечно, ты думаешь, о чем и писал покойному Католикосу, спрашивая его, кого он хочет послать в Константинополь или в [41] Смирну?” (Арх. армянс. истории, т. IV, стр. 271—279.) Отдавая, в заключение, должное заслугам Иосифа, Католикос выражает сожаление; что у него нет такого же сотрудника в Константинополе, где собственно, как он пишет, и решаются все дела, касающиеся Эчмиадзинского престола, и советует ему не привязываться к окраине, так как народ избирает того, кого видит и знает; вместе с тем он просит Иосифа, обдумавши, сообщить ему о принятом им решении. Была ли по сему поводу дальнейшая между ними переписка, неизвестно, но Иосиф в Эчмиадзин не поехал, несмотря на двукратное приглашение католикоса Гукаса, по объяснению архиепископа Иосифа, будто для передачи ему управления делами. Католикос прислал в Россию епископа Ефрема, может быть для облегчения этой поездки. Во всяком случае—в день кончины католикоса, 28-го декабря 1799 г., Иосиф находился в России.

Как видно из письма Эчмиадзинской братии на имя епископа Ефрема от 3-го февраля 1800 г. (Арх. армянс. истории, кн. IV, стр. 685.) духовенство и именитые представители армянского народа дважды собирались на совещание для избрания преемника Гукасу и наконец постановили предоставить на усмотрение константинопольской армянской общины выбор одного из следующих трех кандидатов: Константинопольского Патриарха Архиепископа Даниила, Епархиального Начальника в России Архиепископа Иосифа и Кессарийского Епархиального Начальника Архиепископа Стефана. Однако, в протоколе этого совещания, имевшего место 16-го января 1800 г., имена двух последних кандидатов не значатся, а вторым, после Даниила, кандидатом указан в нем Архиепископ Ефрем; с [42] этим протоколом и был отправлен в Константинополь архиепископ Давид. Несмотря на желание избирательного собрания видеть талантливого и энергичного Иосифа своим католикосом, оно под страхом мести со стороны мусульманских владетелей за участие его в походах русских войск против турок и персиян, опасалось выставить официально его кандидатуру.

Спустя несколько дней по отбытии архиепископа Давида и Константинополь, прибыли в Эчмиадзин протоиерей Аракел (Гамазов) и кн. Иосиф Бебутов с письмом от грузинского царя Георгия и с заявлениями от имени тифлисской армянской общины, в которых перечислялись заслуги архиепископа Иосифа и предлагалось избрать его в католикосы. Вследствие сего состоялось новое совещание избирательного собрания, составлен был новый протокол об избрании в католикосы Константинопольского Патриарха Архиепископа Даниила и Епархиального Начальника в России Архиепископа Иосифа и такой послан был к Архиепископу Давиду, находившемуся еще в Эрзеруме, для передачи одновременно с первым протоколом Константинопольской армянской общине. Независимо от сего, по настоянию тифлисских депутатов, армяне-избиратели составили пригласительную грамоту на имя архиепископа Иосифа, которую должен был переслать к нему царь Георгий. В грамоте этой содержатся, между прочим, следующие строки: “Если ты не опасаешься тех несчастий, которые могут постигнуть нацию, Св. Престол и тебя, то благоволи пожаловать—мы примем тебя с подобающим почетом, но если ты побоишься и не прибудешь, мы тебя винить не станем” (Арх. армянс. истории, т. IV, стр. 638., Архив Мин. И. Д. III—21, 1780—1800 г.). [43]

Лично архиепископ Иосиф считал, что избрание его фактически состоялось (Собрание документов архимандрита Карапета Шахназарьяна. Рукопись.). Сочувствие, проявленное к его избранию грузинским царем, равно как и поддержка, которую, несомненно, оказало бы ему в случае надобности русское правительство, подкрепляли в нем это убеждение и в этом смысле он вел переписку с Константинопольским Патриархом, грузинским царем Георгием, наследником его царевичем Давыдом, с своими тифлисскими родственниками и с дружественно к нему расположенными членами Эчмиадзинской братии. Тем не менее, он не хотел выезжать по приглашению Эчмиадзинской братии и царя Георгия до признания выбора константинопольскою общиной. “Не хочу я”—писал он в Константиполь (Собрание документов архимандрита Карапета Шахназарьяна. Письмо от 1-го февраля 1800 г.)— “принять сан по воле царей, императоров и знатных вельмож, но прежде всего по воле Божьей и всего христолюбивого народа армянского, голос которого, признав за глас Божий, мы можем принять” (Рукопись. *** (по-армянски).). [44]

Продолжительное неполучение берата из Константинополя в связи с доходившими до него слухами об интригах Константинопольского Патриарха Даниила, добивавшегося собственного утверждения в сане католикоса, тревожили Иосифа и, чтобы положить им конец, он в письмах своих предупреждал Патриарха, что ни он, ни армяне, проживающие в России и Грузии никого другого католикосом не признают, а потому просил принять меры к устранению могущих возникнуть среди армянской паствы раздоров. Независимо от сего 28-го февраля 1800 г. обратился к тайному советнику С. Л. Лашкареву (Член Азиатского Д-та Государственной Комиссии Иностранных Дел Сергей Лазаревич Лашкарев родился в Москве в 1739 г. Отец его прибыл в Россию из Грузии с царевичей Вахтангом, был женат на русской дворянке. С. Л. Лашкарев получил обыкновенное в то время для небогатых дворян воспитание и в 1762 г. был определен в Коллегию Иностранных Дел студентом и, для изучения восточных языков, отправлен был в Константинополь; в 1771 г. произведен в “трех коллегий переводчики”. По заключении Кайнарджисского мира в 1782 г. был назначен резидентом при Крымском Хане Шагин-Гирее, успел склонить его отказаться от покровительства Порты и вообще много способствовал присоединению Крыма, ведя постоянную переписку с кн. Потемкиным, доверенностью которого он пользовался. В продолжение второй турецкой войны он все время находился при кн. Потемкине. По возвращении из Турции ему поручено было, заседая в Коллегии Иностранных Дел, управлять азиатскими делами, с правом личного доклада Императрице. По вступлении на престол Императора Павла Лашкареву велено было быть членом Азиатскаго Д-та Госуд. Коллегии Иностранных Дел и ежедневно являться к Государю с докладом. По служебному положению своему Лашкарев приобрел большое влияние на азиатские дела к нему, поэтому и обращался архиепископ в случае надобности. Несмотря на то, что Лашкарев получал большое содержание и неоднократно был награждаем обширными поместьями, он постоянно де лал долги, которые платила Императрица. Однажды Императрица спросила его: “маленький богатырь (он был очень мал ростом), долго ли я за тебя буду платить долги?”—“Матушка Государыня,—отвечал он,—покуда красть не стану”. С. Л. Лашкарев вышел в отставку в 1807 г. и умер в 1811 г. (Русский архив 1884 г. кн. 3. стр. 5—73).) и, сообщая ему о [45] смерти католикоса Гукаса и состоявшемся избрании в преемники ему двух кандидатов, просил “если предусмотрит в том надобность, довести о вышеизложенном до сведения кого следует”. Вследствие сего 16-го марта того же года последовал Высочайший рескрипт на имя русского посланника при Порте Оттоманской, тайного советника Тамары, следующего содержания: “По случаю избрания армянским народом Патриарха старайтесь, дабы порта не опровергнула в сем случае права, оному народу данного, и чрез сие предупредить избрание в оное достоинство человека недостойного, который чрез происки и деньги может достать сан от общего согласия армян единственно зависящий” (Архив Мин-ва И. Д. III—21, 1801 г. № 1.). 16-го апреля того же года посланник писал Лашкареву, что, несмотря на сочувствие к Иосифу простого народа, выбор его встречает великие затруднения со стороны духовенства и старшин, опасающихся, что выбор этот может вызвать со стороны персидского правительства угнетение Патриаршего Престола и преследование армянского населения за участие названного архиепископа в походе гр. Зубова и за отношения его к кн. Потемкину; что касается Порты, то она в это дело не вмешивается (Там же.).

При таких обстоятельствах выбор Константинопольской армянской общины остановился на Патриархе Данииле (Всеподд. донесение посланника В. Тамары от 1/13-го мая 1800 г. Архив Мин-ва И. Д. III—21, 1780—1800, № 1.) и он собирался уже отправиться в Эчмиадзин, когда в дело это вмешался посланник Тамара. Как видно из всеподданнейшего донесения его от 16/28-го мая (там же.), он дал понять Порте, что [46] константинопольские армяне, вполне сознавая преимущества архиепископа Иосифа пред каким бы то ни было другим кандидатом, никогда не решатся на его избрание из опасения притеснений со стороны Порты; между тем Государю Императору будет приятно, если армяне изберут католикосом Иосифа, достойнейшего, по признанию всех армян, и старейшего из архиепископов, к тому же лично известного Его Величеству. Для устранения опасений, препятствующих избранию названного лица, представлялось бы необходимым, чтобы Порта, назначив новые выборы, сама указала армянам на архиепископа Иосифа, как на желательного кандидата. Согласившись на это предложение, Султан поручил посланнику объявить Государю, что желание его будет исполнено и в тот же день приказал сослать патриарха Даниила на остров Тенедос, а архиепископа Давида, тоже противодействовавшего избранию архиепископа Иосифа, с целью по отбытии Даниила заместить его в Константинополе,—на, остров Лемнос.

16/28-го июня 1800 г. посланник Тамара всеподданнейше доносил (там же), что “избрание патриархом в Эчмиадзин архиепископа Иосифа совершилось на сих днях, к общему удовольствию армянской нации, которой предпочтение к нему оказалось великим числом подписей на представлении общества армянского с испрошением от Порты обыкновенных бератов, подтверждающих выбор нации”. Доставление берата в Эчмиадзин новоизбранный Константинопольский Патриарх возложил на архиепископа Давида и тем избавил его от грозившей ему ссылки. Копия с берата, поздравительные письма и другие, относящиеся к сему [47] делу бумаги были доставлены посланником вице-канцлеру, как видно из донесения его Государю от 1/13-го июля 1800 г. (Арх. М-ва И. Д. III—23, 1800, № 1.).

Когда, таким образом, избрание Иосифа в сан католикоса стало официально известным, Император Павел I грамотой “по большом Его Императорского Величества Титуле”, удостоенной Высочайшего подписания 28-го июля 1800 г., обратился к патриарху Иосифу и к армянскому народу со следующими милостивыми словами: “...Мы сколько по примеру высоко-упомянутых предков Наших, а паче во изъявление особого Нашего благоволения к столь усердным его (патриарха Иосифа) подвигам, обнадеживая всегда содержать, как его патриарха Иосифа, так и будущих по нем преемников армянского Патриаршего Престола, также Меликов, Юз-Башей и Управителей и весь честный Армянский народ в особой Нашей Императорской милости и благоволении; соизволяем ему патриарху Иосифу и преемникам его Патриаршего Престола, обретающихся в Империи Нашей Армянского народа и закона людей Нам подданных, иметь по духовным обстоятельствам и церковным обрядам в его ведомстве по-прежнему. Впрочем помянутого честнейшего патриарха Иосифа, почтенных Меликов, Юз-Башей и Управителей и весь честный армянский народ, а особливо в Империи Нашей пребывающий и Нам подданный, уверяем о Нашей Императорской к ним милости и покровительстве, кои навсегда неотъемлемы пребудут”...

Независимо от сего в ноябре того же года последовало Высочайшее повеление на имя посланника при Порте Оттоманской такого содержания: [48] “Повелеваем Вам оказывать всевозможную со стороны Вашей помощь и защищение присылаемым от помянутого (Иосифа) Патриарха Армянского в столицу турецкую начальникам духовенства при встретившихся для них нуждах и поступать во всем согласно тому рескрипту” (11-го янв. 1781 г.) (Арх. М-ва И. Д. III-23, 1780-1801, № 1.).

Затем грузинскому царю Георгию было писано: “Предоставляем Вашему Высочеству по прибытии его, Патриарха, во владение Ваше принять его по известным Вам прежним обрядам и обыкновениям и оттуда в предлежащий ему путь отправить с пристойною сему священному его сану почестью, снабдив от себя для охранения нужным числом людей. Мы надеемся, что Ваше Высочество тем паче усугубите старание Ваше в том, что он, патриарх, быв архиепископом в Империи Нашей, утвержден от Нас в сем новом его достоинстве”.

В свою очередь католикос Иосиф пред выездом из России обратился к русскому правительству с запиской, в коей “из уважения к заслугам, оказанным им Империи Всероссийской, из уважения к верховному сану Патриарха и в изъявление нации армянской всемилостивейшего благоволения”, ходатайствовал об удовлетворении нужд покидаемой им епархии и о награждении ближайших его сотрудников, указав, вместе с тем, как на преемника себе, на архимандрита Григория, которого предполагал посвятить в архиепископы (Там же.). Большая часть просительных пунктов была удовлетворена и кроме того “по уважению”, как сказано было в рескрипте, “оказанных им (Патриархом) Империи нашей заслуг” получаемое [49] им, как епархиальным начальником в России, жалованье обращено было в пожизненную пенсию, а также пожаловано 25 арш. “богатой парчи” на облачение. Сообщая о сем Патриарху, граф Растопчин писал, что этими милостями и “высокомонаршим благоволением угодно было Его Императорскому Величеству Вас отличить от прочих патриархов, предшественников Ваших... Извещаю Вас, что и преемнику прежнего Вашего здесь сана пристойное жалованье определено будет” (Архив М-ва И. Д., III—23, 1780—1801 г., № 1.).

Рескриптом от 30-го октября 1800 г. Астраханскому губернатору генерал-лейтенанту Кноррингу повелено было “для препровождения его (патриарха) до Тифлиса дать пристойный конвой с одним обер-офицером казачьим, который ему может служить вместо пристава”.

Высочайшая грамота, берат Порты и рескрипты получены были католикосом Иосифом в Астрахани 18-го ноября и вскоре затем, он выехал в Эчмиадзин. По прибытии в пограничный город Моздок, он 18-го января 1801 г. обратился к графу Растопчину с письмом, в котором еще раз благодарил за монарший милости, ему оказанные; письмо это он закончил следующими словами: “Если со временем Его Императорскому Величеству Всемилостивейшему Государю благоугодно будет воззреть милостивым оком на Араратскую провинцию и патриархопрестольный мой монастырь Эчмиадзин, равно как и на смиренного верноподданнейшего своего богомольца, то можно огранить от неприятельских нападений некоторою частью войск, в начальники коему за благо нахожу [50] определить довольно знающего той край и обычай народов генерал-от-кавалерии Савельева” (там же.).

Граф Растопчин, в свою очередь, по Высочайшему повелению писал Патриарху (11 янв. 1801 г.), что “Он, Великий Государь, всем изъявлениям признательности Вашей и искренней к Высочайшему престолу Его преданности тем более дает веры, что все то отличными подвигами уже доказано, и что тем более без всякого сомнения может и впредь надеяться на продолжение высокомонаршего Его благоволения и покровительства, которые по особой преданности Вашей особо Вам и всему честному армянскому народу простираемы пребудут” (Там же.).

В Тифлис Патриарх прибыл 10-го февраля 1801 г. Даря Георгия в живых он не застал. Генерал-майор Лазарев от 11-го февраля доносил генерал-майору Кноррингу: “Его Святейшество Армянский Патриарх Иосиф, вчерашнего числа по прибытии своем в Тифлис, был встречен царевичем Иоанном с лучшими князьями при деревне Куки. Потом, при следовании его, происходила пушечная пальба и при везде его же в город встречен был стоявшим у ворот во всем облачении духовенством, где и Его Святейшество, также облачась, шел до первой их исповедания церкви (Ванк) и совершил там молебен о долгоденственном здравии Государя Императора, с приличною к народу речью. О чем Вашему Превосходительству донося, присовокупляю, что и я с т.-м. Гуляковым с несколькими офицерами встретил его близь деревни Куки” (Акты Кавк. Арх. Ком., т. I., стр. 538. Кавказская Старина, 1877 г., стр. 169.). “По приезде моем в Тифлис, [51] писал патриарх графу Растопчину.... войдя в здешнее

обстоятельство мог довольно успеть в приведении к слушанию и повиновению Императору моему как царевичей, с которыми имел личное свидание, так и знатных вельмож, пользуясь милостями Государя моего, утешаюсь душевно, что некоторым образом мог быть полезным к выполнению священнейшей Его Императорского Величества воли, полезным Грузинскому царству в объявлении Высочайшего манифеста о присоединении оного под Российскую Державу на вечные времена, в выполнении сей же Высочайшей воли по долгу службы к своему Императору старался всевозможно и ген.-м. Лазарев, шестого на десять числа опубликуя Высочайший о принятии Грузии во всероссийское подданство в здешней грузинской соборной церкви манифест, препроводил он при сношении своем для объявления в церкви армянской и ко мне, которые я по общему согласию 17-го числа с должным торжеством публиковал, и каковая при сем была церемония имею честь представить при сем церемониал” (Приложение 5.).

Между тем из Эчмиадзина прибыла депутация, состоящая из трех епископов, для сопровождения Его Святейшества в Эчмиадзин. Патриарх собирался выехать, и делал прощальные визиты. 27-го февраля он пожелал быть в бани; царица Дария, узнав об этом его намерении, предложила ему поехать в так называемые царские бани, считавшиеся тогда собственностью царицы. Патриарх принял это предложение, но вернувшись из бани, почувствовал себя нездоровым, слег в постель, день ото дня ему становилось хуже и 9-го марта он скончался. Чувствуя приближение кончины, он призвал к себе одного из эчмиадзинских [52] депутатов, епископа Симеона, исповедовался, приобщился св. Даров и в 9.30 ч. утра скончался окруженный семьей брата. Пред смертью он настоятельно просил епископа Симеона и бывшего при нем архимандрита Григория безотлагательно отправить его имущество в Эчмиадзин, “чтоб на душе его не было греха”, кроме небольшой шкатулки, в которой хранились некоторые драгоценные вещи, лично ему пожалованные, шкатулку эту он просил передать брату его кн. Соломону. Похоронить себя просил в Эчмиадзине близ могилы католикоса Симеона.

Мы не будем останавливаться на легендах, которые до сих пор не забыты армянами, о том, что он был отравлен, легенды эти не имеют реальной почвы: окружавшие его были заинтересованы в сохранении его жизни.

Так в полном расцвете сил прекратилась деятельность первого представителя в России армянской Церкви, мужа, одаренного блестящими способностями, оказавшего значительные заслуги правительству и своей Церкви, снискавшего милость и покровительство Русских монархов не только для себя, но и для своих соплеменников как в пределах Империи, так и вне ее находящихся. Он укоренил в сознании всей своей паствы мысль, что верно понятые интересы армянского народа вполне совпадают с интересами России и ее высоким призванием на Востоке; он послужил блестящим образцом для своих преемников, Патриархов Католикосов всех армян, которые следовали по намеченному им пути, его примером воодушевлялся католикос Нерсес, совершивший много подвигов самоотвержения и преданности для водворения русского владычества в своем отечестве во время персидской и турецкой войн 1827—29 гг. и [53] равным образом снискавший высокие почести и милость Русских Монархов и уважение их сподвижников.

Таким образом, нравственная связь и доверие, установившиеся между Россией и армянским народом со времен Петра Великого, вполне сознательно окрепли в мудрое правление Екатерины; самоотвержанная преданность армян всех стран России и оказанные ими услуги, засвидетельствованные с высоты трона многочисленными Рескриптами на имя армянского народа и его архипастырей (приведем один из многочисленных таких Рескриптов от 5-го сентября 1813 г. Императора Александра I. Акты Кавказ. Ахеогр. Комиссии. T. V. № 1058. Прил. 6.), были естественным последствием этих отношений. Охранять эти чувства, способствовать их развитию должно быть признано священною обязанностью каждого гражданина, желающего блага своему отечеству, в особенности для лиц, облеченных властью; недобрую услугу оказывают те, которые ослабляют эти нравственные узы и вызывают взаимное недоверие там, где для него нет исторической почвы. Знакомство с прошлым устраняет поводы к недоразумениям и питает добрые чувства взаимной симпатии и уважения. Мы будем считать себя счастливыми, если наше исследование в какой-либо мере может принести в этом отношении пользу.

Г. А. Эзов.

Текст воспроизведен по изданию: Начало сношений Эчмиадзинского патриаршего престола с русским правительством. Историческое исследование по неизданным документам // Кавказский вестник, № 10. 1901