ГЛАВА III

СОГЛАШЕНИЕ РОССИИ С ГРУЗИНСКИМИ ЦАРСТВАМИ И ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ГРУЗИИ

§ 1. РУССКО-ИМЕРЕТИИСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ. ПРИБЫТИЕ РУССКОГО ВОЙСКА В ГРУЗИЮ

Война с Турцией началась в сложной для России международной обстановке. Найти надежного союзника среди европейских держав против Турции было практически невозможно, только Англия могла играть определенную положительную роль и то в деле нейтрализации Франции (Более подробнее см. выше).

4 ноября 1768 г., по получении известий из Константинополя об аресте А. Обрескова, на первом заседании Совета Екатерина II объявила: «По причине поведения турок, о чем граф Никита Иванович Панин изъяснит, я принуждена иметь войну с Портой и ныне вас собрала для требования от вас разсуждений к формированию плана» (Архив Государственного Совета, т. I, ч. I, СПб., 1869, с. 1). В Совете после слушания докладов Н. Панина и З. Чернышева (Доклад Н. Панина был посвящен внешнеполитическим вопросам, а З. Чернышева — военным (дислокации войск, описанию прежних войн и т. д.)) было решено вести наступательную войну и разделить армию на три части: первая (наступательная) в составе 80 тыс. человек должна принять исходное положение в Подолии и оттуда начать операции, вторая (оборонительная или Украинская) в составе 40 тыс. человек должна оборонять южные рубежи страны, а третья — обсервационный корпус в составе 12- 15 тыс. человек — должна действовать в Польше (Архив Гос. Совета, т. I, с. 1-6; ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1814, лл. 1-8. (В ходе войны численность войска значительно увеличилась. Напр., в начале 1773 года по ведомости первая армия насчитывала более 112 тыс. человек, вторая — 47 тыс. чел., а обсервационный корпус — 15 тысяч. ЦГАДА, ф. XX, д. 262, лл. 1-6)). На заседании граф Гр. Орлов поставил два вопроса: 1) начиная воину, необходимо точно определить цель; 2) возможно ли послать флот в Средиземное-море и оттуда нанести удар по врагу (Архив Гос. Совета, т. I, ч. I, с. 4-5).

Второй вопрос Гр. Орлова таил в себе по всей видимости широко задуманный план привлечения к войне христианских народов, порабощенных Турцией, ибо флот русский не был тогда столь сильным, чтобы русские политические деятели считали возможным поручить ему такую отдаленную по месту самостоятельную операцию — первые операции первой эскадры русского флота свидетельствовали о том, что задуманная экспедиция имела целью поднять против Турции балканских христиан. Но на первом заседании Совета об этом ничего не было сказано.

Русские государственные деятели имели все основания для [166] выдвижения подобного плана. Еще с конца XVII века, когда Россия стала активно выступать против Турции и на повестку дня поставила черноморскую проблему, она, помимо противников в лице крупных европейских морских держав, приобрела и надежных союзников и друзей в лице балканских христиан (греков, болгар, сербов, черногорцев, румын), которые с надеждой смотрели на Россию. К тому же накануне войны братья Орловы имели непосредственные контакты с этими народами (См. С. М. Соловьев, История России, кн. XIV, т. 28, М., 1965, с. 284-286).

6 ноября 1768 г. на втором заседании Совета была сформулирована цель войны: «...удержать свободное мореплавание на Черном море и для того еще во время войны стараться о учреждении порта и крепости...» (Архив Гос. Совета, т. I, ч. I, с. 7). Что касается выдвинутого Гр. Орловым второго вопроса, то, очевидно, он не был предметом обсуждения на этом заседании, поскольку и в неопубликованной части протокола об этом ничего не сказано (Ср.: ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1814, лл. 1-3).

12 ноября 1768 г. на третьем заседании Совета был заслушан доклад Гр. Орлова об экспедиции в Средиземное море, а после обсуждения было решено: «отправить как в Морею, к Далматам, в Грузию, так и ко всем народам в Турецкой области живущим нашего закона, для разглашения, что Россия принуждена вести с турками войну за закон, а к черногорцам для того послать, что ежели экспедиция в действо произведена будет, то в разсуждении положения земли иметь в оной безопасное пристанище» (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1814, л. 19; Архив Гос. Совета, т. I, ч. I, с. 10).

Итак, Россия намеревалась привлечь к войне против Турции христианские народы, иначе «разглашение» не имело смысла, «разглашение» означало призыв.

Приблизительно в это время — в середине ноября 1768 г. (после 12 ноября, но не позднее 24 числа) (Надобности в таком документе до 12 ноября не было, ибо еще не было принято решение послать призыв грузинам. Из содержания документа явствует, что русское правительство еще не располагало новыми сведениями о Грузии, а 25 ноября оно уже имело сообщение кизлярского коменданта Потапова от 4 октября 1768 г. о прибытии в Кизляр имеретинского посла Максима Абашидзе (с приложениями; письмо Панину и записка о Грузии). Подлинник рапорта сверху имеет отметку о получении: «1768 ноября 25. Записать». (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 10, л. 3); более того, копии рапорта имеют более точное указание: «через почту 25-го ноября 1768-го года» (там же, лл., 12, 21)) был составлен документ «Разсуждение о способах, какими грузинцы преклонены быть могут к восприятию участия в настоящей с Портою Оттоманской войне» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1761, оп- 110/2, д. 2, лл. 27в — 37; Грамоты, I, с, 1-19), из заглавия которого уже явствует, что русское правительство планировало привлечь к войне Грузию. Хотя в России о приезде Максима Абашидзе в Кизляр еще не знали, но в документе в основном правильно описано положение Грузии и сказано, что привлечь Соломона I к войне нетрудно, поскольку он — непокорный вассал Турции. Привлечь же Ираклия II трудно, потому что его беспокоят только «лезгины» (Под термином «лезгин» (***) — в грузинских источниках XVIII века подразумеваются горские (в основном дагестанские) предводители - *** («белади»), которые нападали на Грузию), а «тягости [167] турецкого соседства» он «совсем не чувствует» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1761 г., 110/2, д. 2, лл. 27в — 37; Грамоты, 1, с. 1-9). С целью привлечения Грузии к войне КИД предлагала следующее: 1) обнадежить грузин тем, что во время заключения мира с Турцией они не будут забыты; 2) помощь деньгами; 3) отправку пушек и артиллеристов, если они совсем не имеют артиллерии (Там же). Что касается отправки войск, в документе сказано: «По трудности проездов грузинцы войском здешним никаким образом подкреплены быть не могут» (Там же). Была надежда, что «колику теплота серы в грузинцах великая, то Ираклиево упорство может преодолено быть устрашением его и в совести» (Там же). Так рассуждали в Петербурге, не зная еще о прибытии имеретийского посла в Кизляр.

Но 25 ноября 1768 года в Петербурге был получен рапорт кизлярского коменданта Потапова от 4 октября 1768 г. о прибытии в Кизляр имеретийского посланника митрополита Максима, и 27 ноября на утреннем заседании Совета «читаны были: 1) рапорт кизлярского коменданта Потапова, 2) письмо графа Н. И. Панина к царю Соломону Миритинскому, 3) указ коменданту Потапову об отправлении сюда митрополита грузинского, 4) астраханскому губернатору Бекетову о упомянутом же митрополите рескрипт» (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1814, л. 28). Но прежде чем рассмотреть эти документы, скажем о миссии митрополита Максима.

В июне 1768 г. из Имерети в Россию выехало посольство во главе с митрополитом Максимом, который вез с собой три документа: письмо царя Соломона к графу Н. И. Панину от 21 июня 1768 г., прошение царя Соломона Екатерине II от 23 июня 1768 г. и письмо царя Соломона к кизлярскому коменданту Потапову. В первом и третьем письмах было сказано, что к императрице отправлен митрополит Максим с секретным поручением и просьбой «чтобы он в пути долго не продолжался» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1773 гг., оп. 110/2, д. 10, л. 8; (Ср.: Грамоты, I, с. 17-18)); во втором имеретийский царь просил русскую императрицу принять Имерети в вечное покровительство; если же принять под покровительство невозможно, то подкрепить помощью, «чтоб чрез то могли содержать войско и чинить отпор туркам»; и наконец сказано: «турки гораздо сильнее нас и буде... невозможен им более супротивление чинить, то... примите нас в Империю Вашего И. В. так, как и другие цари приняты были...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1775 гг., оп. 110/2, д. 11, лл. 80-82; Грамоты, I, с. 18-19). В конце прошения подтверждаются полномочия митрополита Максима.

Кизлярский комендант, руководствуясь прежними инструкциями, отказал имеретинскому послу отправить его в Петербург и советовал возвратиться домой, а ответ от канцлера на его прошение он, мол, перешлет ему. Однако посланник убедительно просил коменданта отправить его в Петербург и, чтобы сломить сопротивление последнего, вынужден был сделать ему ряд заявлений: «1-е, естли ево владетель Соломон иметь будет хотя тайную помощь, то он в заслугу высочайшему [168] двору, когда б ни потребовалось... может туркам делать вред и отнять крепости, облежащие по берегу Чернаго моря и протчие помещательствы учинить, так что не может турок от тамошних мест войско себе получать; 2-е, что он для всех дел, какие б высочайшей двор не потребовал, от владетеля уполномочен и имеет при себе владетельскую печать.., и, 3-е, что он не требует себе ни в Санкт-Петербурге на месте, ни в дорожном пути никакого содержания, только б допущен был к высочайшему двору... что ему во отечество прежде возвратиться не можно, разве в Санкт-Петербург допущен не будет» (АВПР. ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 10, лл. 3-4; Грамоты, I, с. 12-14). Эти заявления посла заставили коменданта 4 октября 1768 г. послать Н. Панину доклад и приложить к нему записку Максима об Имерети.

Как явствует из приведенного материала, Имеретийское царство, не имея еще известий о начале русско-турецкой войны, изъявляло готовность даже за тайную поддержку со стороны Россия выступить на ее стороне в «будущей» русско-турецкой войне, когда того потребует Россия, и нанести туркам значительный вред.

Итак, учитывая план КИД, изложенный в «Рассуждениях», и заявление митрополита Максима кизлярскому коменданту Потапову, для заключения русско-имеретийского военного союза не могло быть никаких препятствий.

Получив доклад кизлярского коменданта от 4 октября 1768 г., Н. Панин подготовил проект Указа кизлярскому коменданту и письмо к царю Соломону I, которые были заслушаны на заседании Совета 27 ноября 1768 г. (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1814. л. 28), одобрены, подписаны и датированы 30 ноября 1768 г.

Кизлярскому коменданту, в ответ на его рапорт от 4 октября 1768 г., был послан указ от 30 ноября 1768 года, которым сообщали, что «приезд сего митрополита весьма кстати и ко времени и остается только пользоваться сходным с здешними видами владетеля его в рассуждении турок расположением», поэтому митрополита со служителями немедленно отправили в Петербург, а архимандрита, приехавшего с митрополитом, — к имеретийскому царю, чтобы ободрить его не только уведомлением об успехе своего представления, «но и подвигнуть к учиненню туркам диверсий... без всякого отлагательства». Вместе с тем КИД поручила коменданту, чтобы под предлогом сопровождения архимандрита, а на самом деле для собирания сведений и изучения дорог, в Грузию отправили надежного и способного человека (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 10, лл. 32-36; Грамоты, Г с. 19-22).

Кизлярский комендант, получив указ КИД, 6 января 1769 года отправил митрополита Максима Кутатели (Кутаисского) Абашидзе в Петербург, а 14 января архимандрита из свиты митрополита в сопровождении поручика грузинского гусарского полка кн. Гр. Хвабулова (Кобулашвили) с письмом Панина — в Имерети (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг.,. он. 110/2, д. 10, лл. 41-42; Грамоты, I, с. 26-27 (хотя Гр. Хвабулов сообщает, что он отправился 16 января)).

В письме от 30 ноября 1768 г., которое было вручено архимандриту, Н. Панин писал царю Соломону I, что в России всегда с благоволением смотрели на грузинский народ и особенно за «подвиг против [169] нечестия», «но поныне однако же настояли обстоятельства, препятствующий явному пособствованию»; теперь же вероломное нарушение Турцией мира сняло затруднения на пути удовлетворения вашей (царя Соломона — В. М.) просьбы и дано распоряжение, чтобы митрополита Максима немедленно отправили в Петербург и будут приняты соответствующие меры для оказания (Соломону) помощи. Но поскольку, пока митрополит приедет ко двору и отправится обратно, потребуется немало времени, то решили заранее сообщить, что в случае успеха над врагом (царь-Соломон) не будет забыт и в мирном трактате будут учтены его интересы; Н. Панин подчеркивал, что война может послужить средством для освобождения Имерети, и поэтому советовал немедленно приступить к действиям, а также постараться привлечь царя Ираклия к борьбе против общего врага христианства (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-75 гг., оп 110/2, д. И, лл. 1106-115; Грамоты, I, с. 22-25).

Грузинский архимандрит и поручик Хвабулов 20 марта 1769 г. прибыли к находившемуся в Раче царю Соломону, который с радостью принял письмо Панина (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1774 гг., оп. 110/2, д. 7, лл. 77-84; Грамоты, I, с. 425-433). Разумеется, царь мог уже рассчитывать на успех миссии посольства Максима Кутатели, а начало русско-турецкой войны освобождало Имерети, хотя и временно, от удара со стороны Турции; более того, успех русского оружия мог принести и пользу.

Однако Соломон I вопреки заявлению своего посла Максима Кутатели о том, что имеретийский царь даже за оказание Россией тайной помощи по требованию последней объявит туркам войну (См. выше), поручику Хвабулову сказал, что он не только начать, но и объявить войну туркам без получения из России вспомогательного войска не может, поскольку не уверен в своих вассалах, а если получит вспомогательное войско, то готов выставить своих 20 тысяч человек (АВПР. ф. Сн. России с Грузией, 1768-74 гг., оп. 110/2, д. 7, лл. 77-84; Грамоты. 1, с. 425-433). Такое заявление было продиктовано двумя обстоятельствами: во-первых, после отправления посольства в Россию Соломон I помирился с султаном и получил фирман о прощении прежних «грехов» и помилование (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 5, лл. 27-28; Грамоты, 1, с. 101-102), во-вторых, в изменившейся обстановке он надеялся получить помощь из России. Но эти заявления царя уже не имели значения, поскольку все решалось в Петербурге — велись переговоры с его полномочным послом.

26 марта 1769 г. Соломон I отправил поручика Хвабулова в Тбилиси к царю Ираклию с письмом Панина. 11 апреля Ираклий II принял Хвабулова, а 21 мая царь Соломон приехал в Тбилиси, где начались переговоры. Грузинские цари согласились выступить вместе против Турции и предъявили свои условия Гр. Хвабулову, но поскольку Хвабулов не был уполномочен давать какие-либо обещания (его миссия ограничивалась собиранием сведений), то принять какое-либо окончательное решение они не могли и решили отправить в Россию послов: Ираклий II — кн. Артемона Андроникова, а Соломон I — ки. Давида Квинихидзе (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-74 гг., оп. 110/2, д. 7, лл. 77-84; Грамоты, 1, с. 425-433). Однако послы еще не были отправлены, когда кн. Хвабулов получил от кизлярского коменданта сообщение об отправке из России вспомогательного войска и указание договориться с царем Соломоном о пути следования. [170]

Итак, вопрос о русско-имеретийском военном союзе был решен в Петербурге с полномочным послом царя Имерети Максимом Кутатели.

Имеретийский посол, как уже отмечалось, был принят в России с большим удовольствием; 27 ноября 1768 г. Совет вынес соответствующие решения (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1814, л. 28). С особым интересом отнеслась к Грузии императрица, об этом свидетельствуют ее вопросы в адрес КИД от 28 ноября и составленный в ответ на них доклад (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1761 г., оп. 110/1, д. 2, лл. 80-86), который подтверждает достаточную информированность КИД о Грузии (Остро поставленные императрицей вопросы, которые могут ввести в заблуждение незнакомых с материалами (это нашло свое отражение в литературе), вовсе не означают, что в КИД плохо знали Грузию или не располагали соответствующими данными. Это говорит лишь об особенном интересе императрицы к грузинским вопросам. Правда, КИД не располагала данными о Грузии за последние месяцы 1768 года, но и они вскоре были пополнены показаниями Максима Кутатели, докладом Н. Потапова и других). 8 марта 1769 г. митрополит Максим прибыл в Петербург. Он передал императрице указанное выше письмо царя Соломона от 23 июня 1768 г. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-75 гг., оп. 110/2, д. 11, лл. 80-82 (ср., Грамоты, I, с. 18-19)). Помимо представления изложенных в прошении пунктов митрополиту Максиму были даны царем Соломоном широкие полномочия и с ним можно было вести переговоры о русско-имеретийском военном союзе.

К тому времени, когда Максиму пришлось вести переговоры, политическая обстановка коренным образом изменилась — начавшаяся русско-турецкая война значительно облегчало положение Имерети, к тому же Россия готова была сама оказать ей помощь. В таких условиях можно было требовать больше. Хотя посла сковывали его собственные заявления, сделанные им в Кизляре (что Имерети за «тайную помощь» в знак благодарности вступит в войну против Турции, когда того потребует Россия (См. выше)). В новой обстановке в записке от 14 марта 1769 г. он значительно «исправляет» свои «ошибки»: во-первых, положение царя Соломона он рисует в приукрашенном виде: «В Имерети князья Дадиан, Гуриел, Эристав и все другие во всем царю Соломону покорны и ослушания зделать не могут» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768 г., оп. 110/2, д. 2, лл. 446-49; Грамоты, с. 27-31); о достоверности этого сообщения не может идти и речи — после свержения турками Соломона, Дадиани и Гуриели оказались во враждебном царю лагере, а вернувшемуся к власти Соломону I еще не под силу было справиться с владетельными князьями (в это время он вел борьбу с эриставом Рачи); во-вторых, посол специально подчеркивает природные богатства страны, чтобы вызвать интерес России, и преувеличивает военные возможности Имерети; «естли б на содержание были деньги, то в самое короткое время в пятидесяти тысячах и более армию набрать можно» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768 г., оп. 110/2, д. 2, лл. 446-49; Грамоты, I, с. 27-31); разумеется, и эти сведения не соответствовали действительности (Непосредственно подчинившихся царю в Имерети было 8 тыс. дымов, а пока еще не повинующихся царю в княжествах 21 тыс. (Мегрелии — 13 тыс., в Гурии — 5 тыс., в Раче — 3-5 тысячи)). Наконец, в случае участия Имерети в войне против Турции посол, правда, в форме прошения, предъявляет русскому правительству требования: «Буде имеретинская земля удостоится принята быть от пресильнаго и православнаго восточныя веры престола в вечное подданство и послано будет из России к Соломону царю до пяти тысяч военных людей с принадлежащими [171] к ним военными потребностями и на содержание оных денег, то он, имея защитницею и повелительницею православнейшую и всемилостивейшую императрицу, так себя и народ свой ободрит, что находящихся теперь в вышеописанных крепостях турок всех истребит и соберет войско во сколько тысяч повелено будет, когда и на содержание онаго снабден будет деньгамиж, и нынешним же летом знатныя победы над турками зделает и близ Имеретии лежащими турецкими местами завладеет, и сколько на содержание войска дано будет денег, со времянем и возвратит может» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768 г., оп. 110/2, д. 2, л. 49; Грамоты, I, с. 30-31).

Итак, для участия Имерети в войне посол требовал: I) принятия Имерети под вечное покровительство России; 2) пятитысячного вспомогательного войска, со снаряжением и деньгами на его содержание; 3) займа на содержание имеретийского войска. В случае выполнения предъявленных требований посол обещал русскому правительству преданность грузинского народа: «И народ, видя себя под всевысочайшим Ея И. В. покровительством, удвоит храбрость свою природную и за таковое избавление из рук варварских по высочайшему Ея И. В. повелению, почтится против неприятелей, не щадя крови своея, оказывать всегда верность» (Там же).

Имеретийскому послу удалось убедить русское правительство в целесообразности участия Имерети в войне, и хотя в ноябре 1768 г. КИД в своем заключении писала, что «грузинцы войском здешним никаким образом подкреплены быть не могут...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1761 г., оп. 110/2, д. 2, лл. 27в — 73; Грамоты, I. с. 1-9), но 16 марта 1769 г. Н. Панин ознакомил Совет с положением Грузии и предложил оказать царю Соломону помощь деньгами и войском. Совет поручил З. Чернышеву составить план, который был одобрен 23 марта (Архип Гос. Совета, т. I, ч. II, стр. 770-771) и представлен императрице.

27 марта 1769 г. Екатерина II подписала Указ, в котором сказано, что военная коллегия для известной вице-президенту гр. Чернышеву экспедиции (Для секретности в переписке экспедиция своим именем не называлась) должна снарядить команду при одном штаб-офицере (Ряд обстоятельств, особенно события, происшедшие по вине Тотлебена, заставляют нас подробно остановиться на вопросах, касающихся формирования отряда), состоящую из одной полной пехотной роты из одной драгунской и одной гусарской полных же рот, из полевой артиллерии — шести трехфунтовых пушек при одном артиллерийском офицере с полагающимся числом служителей, одного офицера из инженерного корпуса и одного лекаря; роты же командировать: пехотную — из астраханского гарнизона, драгунскую — из находившегося в Астрахани Оренбургского драгунского, а гусарскую — из находившегося в Кизляре Грузинского гусарского полка; офицеров командировать Коллегии по своему усмотрению, людей исправных и способных, а для поощрения произвести их по одному чину; снабдить команду всем необходимым, приказать всем собраться в Кизляре; на содержание команды определить 21.256 р. 93 3/4 коп; главный командир экспедиции будет назначен позже (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св 245, д. 4, ч. I, л. 1).

Указ имеет приложение, где определен штат команды и сумма денег на содержание. Штат определен так:

один «главный командир» из генералов или штаб-офицеров при одном штаб-офицере; [172]

пехотная рота — 159 человек,

Драгунская “ — 92 “

гусарская “ — 85 “

артиллерийская команда — 72 человека,

— инженерного корпуса подпоручик — I,

— лекарь — I.

Итого: 411 человек

На содержание команды: одновременно — 4.118 р. 59 1/2 коп., в год — 17.138 р. 1/4 коп., всего — 21,256 р. 92 3/4 коп. (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 2-3)

Для выполнения императорского указа от 27 марта 1769 г. были разосланы дополнительные указы: 3 апреля — фельдцехмейстеру гр. Орлову: выделить 6 пушек с соответствующим обслуживающим персоналом и одного инженерного офицера и отправить в Кизляр (Там же, 5); 6 апреля — астраханскому губернатору Бекетову: I) выделить пехотную роту из астраханского гарнизона, препоручить ее кап. Рогову и отправить в Кизляр; 2) выделить драгунскую роту из Оренбургского драгунского полка, поручить кап. Замараеву и отправить в Кизляр; 3) из Грузинского гусарского полка выделить роту со своими офицерами; 4) по прибытии артиллерийской команды немедленно отправить ее в Кизляр (Там же, лл. 8-9).

Военная коллегия специально выбирала офицеров (Отношения Тотлебена к офицерам, которые впоследствии осложнились, делает необходимым дать некоторые сведения о них) для экспедиции. Так, 6 апреля 1769 г. был послан указ ген. Голицыну о том, чтобы отправить в Коллегию кап. Ременникова; 25 апреля из Сибирского полка в чине майора Ременникова отправляют в ВК, куда он прибыл 15 мая, там его ознакомили с делом и приказали возглавить и привести в порядок экспедиционный отряд, до назначения главного командира (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, д. 245, д. 4, ч. I, лл. 41, 44-47).

29 апреля 1769 г. генерал-прокурор Вяземский предложил Сенату отправить в ВК артиллериста подп. кн. Чолокаева (Чолокашвили), а 8 мая ВК сообщила гр. Орлову, что кн. Чолокаев назначен в секретную экспедицию, в его ведении будет артиллерия и военный инженер, и просила сообщить, когда будет отправлена артиллерия, выделенная для экспедиции (Там же, лл. 40, 42). Назначение Чолокаева не было случайным; о нем специально собрали сведения, из которых явствовало, что Чолокаев являлся автором нескольких проектов артиллерийских орудий, за что заслужил премию в 500 руб.; с 1764 г. он возглавлял строительство киевских крепостей (Там же, лл. 38-39); приказом от 15 мая подп. Чолокаеву сообщили, что он назначен начальником артиллерии экспедиционного отряда и должен немедленно выехать в Кизляр (Там же, л. 51).

Параллельно КИД начала выбирать кандидата на пост поверенного в делах Грузии. 24 марта 1769 г. в делах КИД появилась биография кн. Антона Романовича Моуравова (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1773 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 306; Грамоты, I, с. 417) (Тархан-Моурави). По происхождению он был грузин — сын Романа Моуравова (Роман Моуравов поступил на русскую службу в 1738 г. и в том же году был убит в войне с Турцией), выехавшего с [173] царем Вахтангом VI из Грузии. А. Моуравов был на военной службе с 1749 года по 1764 год, участвовал в войне с Пруссией. С 1764 г. он перешел на гражданскую службу. В мае 1769 г. А. Моуравова назначают поверенным в делах в Грузии и дают инструкцию, датированную 28 мая (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 г., ои. 110/2, д. 6, лл. 4-16; Грамоты. I, с. 39-50). Назначение Моуравова (как и Чолокаева) не было случайным. Письмом от 26 мая 1769 г. Екатерина II сообщала Соломону I о назначении «нашего надворнаго советника кн. Антона Моуравова, природнаго грузинца, который и будет служить очевидным залогом нашего высочайшего благонамерения к вашей светлости и ко всем другим грузинским владетелям». (АВПР, ф. См. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6. л. 21; Грамоты, I, с. 54)

После проведения этих предварительных приготовлений Екатерина II и Н. Панин письмами от 26 мая 1769 г. сообщали Соломону I, что посылается вспомогательное войско (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 17-21; АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1775 гг., оп. 110/2, д. 11, лл. 116- 120; Грамоты, I, с. 50-57).

В Указе Екатерины II от 27 июня 1769 г. сказано: «К известной оной коллегии вице-президенту секретной экспедиции (Назначение экспедиции еще оставалось секретным), о которой указом нашим от 27 минувшаго марта и Военной коллегии знать дано, повелеваем определить главным командиром ген.-м. гр. Тотлебена, и снабдив его надлежащим наставлением к той команде в Кизляр, отправить» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, л. 67).

Итак, Тотлебен был назначен «главным командиром» небольшого отряда, состоявшего из трех рот и артиллерийской команды, обслуживающий 6 трехфунтовых орудий (всего по штату 411 человек) (А. Цагарели в предисловии к своей публикации ошибочно писал «Начальником русскаго вспомогательного корпуса, состоящего из 3.767 человек, был назначен ген.-м. граф Тотлебен...» (Грамоты, I, с. 6). Эта ошибка нашла свое отражение в литературе).

Несколько слов о Тотлебене. Родился он 31 декабря 1715 г. в с. Тотлебен в Саксонии (или Тюрингии). Родители его были в разводе. Мать определила сына пажем при дворе саксонского курфюрста. Впоследствии Тотлебен женился на графине, получил титул графа и был назначен членом суда (1745 г.). Вскоре он поссорился с женой, которая потребовала развода. Тотлебен был уличен во взяточничестве и злодеяниях и чтобы избежать судебной ответственности, был вынужден бежать, скрыться из Дрездена (1747 г.). Затем он поступил на военную службу в Голландии, но сформированный им полк оказался негодным, и по окончании войны был расформирован, а сам Тотлебен за неприличное поведение был посажен в тюрьму, но вскоре освобожден. В 1750 г. Тотлебен, заслужив доверие некоего купца, похитил 14-летнюю сироту, бывшую у этого купца на попечении; и хотя в Веймаре Тотлебен был арестован, ему удалось приехать в Пруссию и при покровительстве короля жениться на этой девушке (1754 г.) В приданное он получил солидную сумму и поселился в Берлине. Поступить на военную службу в Пруссии ему не удалось; он стал проматывать приданное жены, плохо с ней обращался, в результате чего и вторая жена потребовала развода. Из-за инцидента с одним вельможей Тотлебену предложили покинуть Берлин, и он снова перебрался в Голландию, где, узнав о приготовлениях России к австро-прусской войне, просил резидента [174] гр. Головкина ходатайствовать о принятии его на русскую военную службу.

С 1758 г. Тотлебен «волонтером» вступил в русскую армию, а с 1759 г. был принят на действительную службу в звании генерал-майора и командовал отдельным корпусом русских войск (О деятельности Тотлебена в 1759-1763 годах довольно подробные сведения, извлеченные из архивных материалов, содержит очерк Г. К. Репинского «Граф Голиб-Курт-Генрих Тотлебен в 1715-1763 гг.» Материалы для биографии См.: «Русская старина», 1888 г.. т. 60, октябрь, с. 1-34; 1889 г., т. 62, июнь, с. 513-534; т. 63, сентябрь, с. 459-480; октябрь, с. 1-22). В 1761 г. главнокомандующий Бутурлин предложил Тотлебену руководить Колбергской операцией, но тот отказался, сославшись т искусственно раздутые им силы противника и утверждая, что Колберг невозможно взять. Тогда операцию поручили Румянцеву, а Тотлебену было приказано соединиться с главными силами. При выполнении этого приказания 19 июня 1761 г. Тотлебен был арестован («Русская старина», 1889 г., т. 63, сентябрь, с. 459-562).

Отношения Тотлебена с прусскими генералами, частые прибытия и отъезды агентов (все это происходило по «предварительному соглашению» с Бутурлиным) вызвали подозрение офицеров. 16 июня 1761 г. подполк. Фридрих Аш сообщил о своем подозрении Бутурлину (Там же, с. 463-465). 18 июня около Берншейна, где находился лагерь Тотлебена, появился его агент еврей Сабатка, который в тот же день был отправлен им в Кюстрин. Подполк. Аш задержал Сабатка и при обыске в сапоге агента обнаружил секретный приказ главнокомандующего русской армией от 12 июня (оперативный план) и письмо Тотлебена к прусскому королю. Подполковники корпуса немедленно явились к Тотлебену и арестовали его. (Генерал хотя и «больной» — последнее время он часто «болел» и даже просил руское правительство об освобождении — не растерялся и, возмутившись было случившимся, приказал арестовать подполковника Аша, но напрасно. Однако ему все же удалось уничтожить секретный шифр). Тотлебена и Сабатка отправили в ставку, а оттуда — в Петербургскую тюрьму (Там же, 474-477). Там он утверждал, якобы хотел захватить прусского короля, но этому никто не поверил. 26 апреля 1762 г. был созван военный суд, который 20 мая вынес решение: Тотлебена, как изменника, приговорить к смертной казни, а Сабатка освободить, поскольку он был лишь курьером и шпионом Тотлебена и не знал содержания письма («Русская старине» 1889 г., т. 64, октябрь, с. 11 — 12, 13). При жизни Петра III — друга и поклонника Фридриха II, приговор не был приведен в исполнение.

31 марта 1763 г. Екатерина подписала Указ (который был опубликован 11 апреля), согласно которому смертная казнь была заменена разжалованием и выселением Тотлебена из России. В Указе было сказано, что Тотлебену запрещено появление (явно или тайно) в России, и если кто-нибудь его обнаружит на территории Российской империи, то может его убить, за то он (убийца) не подлежит судебной ответственности. Этот указ должен был быть обнародован и в иностранной прессе (Сборник РИО, т. VII, с. 272-273). 13 мая 1763 г. Тотлебена привезли на западную границу России около села Шульцен-Круга и выдворили из страны («Русская старина», 1889 г., т. 64, октябрь, с. 19).

В мае 1769 г. Екатерина II писала Н. Панину: «...получила я письмо от Тотлебена, в котором просит, чтоб я ему приказала голову отсечь, или сослать в Сибирь в дальнейшее и мне благоугоднейшее место, и для того он у Брауна явиться будет, чтоб ожидать мое повеление, [175] й что он никак нигде жить не может, и естьли не боялся душу погубить, зарезался бы. Мне кажется, что можно бы ему позволить иметь убежище где-нибудь в России, в Сибири. Что вы об этом думаете?» (Сборник РИО, т. X, с. 34-0-341).

В «С-Петербургских ведомостях» № 45 от 5 июня 1769 года было опубликовано прошение Тотлебена о разрешении ему вернуться в Россию и известие о помиловании его императрицей (Т а м же, с. 340 (в сносках)). 20 июня 1769 г. Тотлебен был восстановлен в звании генерал-майора, а 27 июня назначен «главным командиром» отряда, предназначенного для отправки в Грузию (ЦГВИА, ф. 20, оп. 48, св. 245, д. 9, ч. I, лл. 66-67).

Приказом от 27 июня 1769 г., как уже отмечалось, императрица поручила Военной коллегии дать инструкцию Тотлебену и немедленно отправить его в Кизляр. Военная коллегия указом от 4 июля 1769 г. сообщила Тотлебену содержание указа от 27 марта о составе отряда, а также ход всех дел по формированию отряда, представила копии всей деловой переписки по этому вопросу, чтобы он был в курсе дела, и приказала немедленно ехать в Кизляр (Там же, лл. 68-71).

Что касается инструкции, то Военная коллегия сообщила Тотлебену, что указания будут ему присылаться по мере надобности; по чтобы быть в курсе дел экспедиции, ему была вручена копия инструкции, данной КИД кн. Моуравову, и было велено руководствоваться ею: «Дабы... уведомить вас о предмете сей экспедиции прилагаетца вам при сем под лит. Н. копия с инструкции данной из ГКИД, отправленному в Имеретию при кутаисском митрополите, назначенном для пребывания при имеретийском владетеле, надворному советнику князю Антону Моуравову (Подлинник см.: АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 4-16; Грамоты, I, с. 39-50). Сия инструкция не только будет вам служить руководством во всех ваших к дальнейшему походу приготовлениях, но и по оной имеете вы распоряжать и действительное ваше со всею командою за границу движение» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, д. 245, ч. I, л. 69). Других инструкций Тотлебен не имел (В литературе не раз отмечалось, будто Тотлебен имел и другие указания, что не соответствует действительности. Помимо приведенного указания Военной коллегии, и другие документы также свидетельствуют о том, что Тотлебен должен был действовать по инструкции, данной кн. Моуравову. Так, в письме Екатерины II к ген.- Тотлебену от 16 декабря 1769 г. читаем: «Инструкция, данная князю Моуравову, а и к вам для исполнения сообщеная...» (Грамоты, I, 87); в инструкции ген. Сухотину сказано: «...в данной и. с. кн. Моуравову инструкции, по которой и ген.-м. гр. Тотлебен исполнять имел...» (Грамоты, 1, с. 475)).

Какова была задача этого небольшого русского отряда? Вводная часть инструкции знакомила Моуравова (и Тотлебена) с тяжелым внутренним и внешнеполитическим положением Имерети и с решением русского правительства в создавшейся обстановке оказать ей помощь. Но вместе с тем в ней было сказано, что война с Турцией не «дозволяет однако великаго числа войск в толь далекую и высокими горами, чрез которыя проезд трудной и почти еще неизвестной, разделенную сторону отлучать», и подчеркнуто, что «употребление в Имеретии... хотя и многочисленнаго войска... самое онаго содержание причинило бы тягость на обе стороны» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 4-16; Грамоты, I, с. 39-50); кроме того, поскольку Россия не намеревалась утвердиться в Имерети и навсегда оставить там свои войска (что должны были понимать руководители экспедиции), то «по взятии [176] назад здешняго войска (подразумевается большое войско — В. М.),.участь ея (Имерети — В. М.) еще худшею зделаться могла б»; а оставить там войска и «довольствуясь только славою иметь Имеретин в протекции и истощать на защищение ея и иждивение и силы, совсем здравой политике противно» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией 1768-71 гг., оп. 11/2, д. 6, лл. 4-16; Грамоты. I, с. 39-50).

9-й пункт инструкции предупреждал Моуравова (и Тотлебена), чтобы они своими действиями старались «не только у владетеля, у знатных, но и у всего народа приобресть доверенность и надеяние», но при этом «взирать на Имеретию впредь не с сожалением только по единоверию и человеколюбию, но и с некоторыми и в рассуждении политики отношениями, в чем однако же собственная сей христианской области польза обращаться будет» (Там же), т. е. какую пользу она может принести России.

В инструкции подчеркнуто, что этот небольшой отряд посылается для «ободрения и подкрепления» Имерети, чтобы «показать и дать восчувствовать имеретинцам все преимущество порядочнаго войска» (Там же). И Екатерина II писала царю Соломону, что это небольшое войско посылается «для показания во всем том подданным вашим примера и ободрения» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 19; Грамоты, 1, с. 53).

Инструкция считала возможным, чтобы грузины учились у русских военному делу: «случай самой благоприятной чрез то подастся царю Соломону, пользуясь советами и руководствованием здешняго военнаго начальника и помощью здешной команды... обратить в пользу своего отечества европейское просвещение и в своих подданных внушать охоту к подражанию...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 4-16; Грамоты, 1 с. 39-50). Более того, в 10-м пункте инструкции сказано, что «тогда как они (грузины — В. М.) уже усмотрят из действий здешних людей и полезнаго артиллерии употребления, преимущество образа европейскаго пред азиатским в произвождении битв и поисков, и будет время самое удобное вперять в них охоту к подражанию» (Там же). И, наконец, высказано желание: «естли по настоящему в Имеретин состоянию содержание непременнаго войска не может произведено быть в действо, то не можно ли будет завести в том хотя и очереди между всех дворян и поселян, и таким, образом наконец всию нацию обратить в порядочное войско...» (Там же).

Основное содержание этой инструкции, хотя и с другой целью, изложено в инструкции Сухотину «... в данной надворному советнику кн. Моуравову инструкции, по которой и ген.-м. гр. Тотлебен исполнять имел, довольныя о том разсуждения внесены: порядочное при сражениях устроение войска, проворное употребление ружий, дело лутчаго пороха,... литие пушек, поставление их на лафеты, укрепление места по образу европейскому, — все сие некоторым образом могло б грузинцам показывано быть...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1775 гг., оп. 110/2, д. 20, л. 29; Грамоты, 1, с. 475).

Не было случайностью, что начальником небольшой артиллерийской команды (из 6 пушек) был назначен подполк. Чолокаев (Чолокашвили) — как уже отмечалось, автор нескольких проектов новых орудий и строитель крепостей. Екатерина II писала царю Соломону, что [177] посылает ему нескольких штаб и обер-офицеров, в том числе и искусных «в строении крепостей и в осаде оных, так же и в действовании пушками...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 19; Грамоты, I, с. 53).

Инструкция проникнута духом оказать помощь Имерети, усилить царя Соломона, чтобы он мог сделать страну боеспособной, чтобы он мог «большее число войска собрать, нежели поныне имел...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 6, об.; Грамоты, 1, с. 41).

Разумеется, забота русского правительства об Имерети диктовалась его собственными интересами, и указанная секретная инструкция, данная для руководства российскому поверенному в делах Грузии кн. Моуравову и «главному начальнику» русского отряда Тотлебену, не скрывала, что «взирать на Имерети... с сожалением только по единоверию и человеколюбию» не соответствовало здравой политике. Поставленная на ноги Имерети должна была своим активным участием в войне беспокоить турок и приковать к границам Грузии значительные турецкие силы, чтобы облегчить первой армии действовать против Турции и тем самым добиться основной цели — выхода к берегам Черного моря.

Более того, в России думали, что усиленный таким образом Соломон I мог привлечь к войне царя Ираклия и других грузинских владетелей, в результате чего действия против Турции со стороны Грузии были бы более значительными. И хотя, помогая Имерети, Екатерина II и Панин, повторяем, исходили из собственных интересов, помощь эта объективно имела положительное значение.

Посольство митрополита Максима Кутаисского, благодаря создавшейся обстановке, закончилось успехом. 28 мая 1769 г., накануне отъезда, ему вручили официальный ответ, где сказано, что посылается «воинская команда и нарочитая сумма денег для приведения царя Соломона в состояние, похвальное свое предприятие довершить... отмстить (туркам — В. М.) за обиды и утеснения...» Послу сообщили также о других мероприятиях и наградили 1000 р. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1773 гг., оп. 110/2, д. 10, лл. 86-87).

10 июля 1769 г. майор Ременников рапортовал из Астрахани в ВК, что принял две роты (пехотную и драгунскую), всего 256 человек (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 140-142). А 29 июля 1769 г. в Астрахань прибыл ген. Тотлебен, который рапортом от 29 июля докладывал ВК, что застал там майора Ременникова с двумя ротами, который 1 августа выступит в путь к Кизляру, но поскольку выделенная артиллерия из Москвы еще не прибыла, то из астраханского арсенала он (Тотлебен) взял две пушки и отдал Ременникову, чтобы отряд в пути не был без оружия, а сам выехал из Астрахани в Кизляр (Там же, лл. 103-106). 4 августа Тотлебен в сопровождении кап. Карпа с 20 гусарами прибыл в Кизляр (Там же, лл. 152-154), где сам выбрал гусарскую роту (Там же, л. 149).

Рапортом от 8 августа кизлярский комендант ген. Потапов доложил ВК, что по прибытии Тотлебена он отправил царю Ираклию курьера, чтобы тот выделил команду для встречи генерала, а Тотлебену отдал: переводчиков Пицхелаурова (Пицхелаури) и Богданова; личную охрану — 21 гусара, 12 лучших казаков из гарнизона, сержанта — 1, капрала — 1, рядовых — 2 и барабанщика; дал и план маршрута — Хеви-Чими; генерал в Моздоке должен был дожидаться ответа царя [178] Ираклия (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч.1. лл. 120-122). В рапорте коменданта от 9 августа сказано, что Тотлебен дважды просил отдать премьер-майора Ратиева, который «...по ево особливой воинской должности и порядка знанию, пачеж знания языков и особливо грузинскаго, нужным ему, господину генерал-майору, признан; в таком случае и принужден я нашелся его, князя Ратиева, к нему, господину генерал-майору, по тому вторичному требованию отпустить...» (Там же, л. 158).

Рапортом от 6 сентября 1769 г. ген. Потапов докладывал ВК, что 12 августа ген. Тотлебен выехал из Моздока в Грузию и взял с собою: две пушки с нарядами и двух канониров, плотников — 6, казаков — 25, из Уфимского драгунского полка — вахмистра, капрала, трубача, барабанщика, драгун — 16; а 12 августа в Кизляр прибыл майор Ременников с двумя ротами (пехотной и драгунской). Там ему была отдана гусарская рота при кап. Карпе, здесь же были исправлены две пушки, которые он взял с собой из Астрахани, и 14 августа отправился в Моздок, куда был послан приказ, чтобы там приготовили провиант на 370 человек (Там же, л. 211).

Итак, 12 августа 1769 г. ген. Тотлебен выступил из Моздока с двумя пушками и со 110 чел. (личная охрана и сопровождающие), а 14 августа из Кизляра — майор Ременников с тремя ротами в 370 человек (пехотной, драгунской и гусарской) и двумя пушками — (всего в августе выехало в Грузию около 480 человек) (И в ведомости от 11 октября 1769 г. относительно находившегося в Грузин войска значится: в отряде Ременникова — 372 человека, взято Тотлебеном в Кизляре и Моздоке 108 человек. Всего 480 человек (см. ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 119-120)).

Князь Моуравов, ехавший вместе с, митрополитом Максимом, узнав о выезде 12 августа Тотлебена из Моздока, по предварительному предписанию из КИД (См. АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 50) препоручил митрополита кизлярскому коменданту, а сам 14 августа поспешно выступил в путь, чтобы догнать Тотлебена (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 374; Грамоты, I, с. 59-60), 24 августа он догнал генерала в 10 верстах от грузинской границы (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 378; Грамоты, I, с. 60).

Путь следования русского отряда был согласован с царями Ираклием и Соломоном еще во время пребывания в Грузии поручика Хвабулова, была избрана дорога через Хеви-Чими, или через Дарьяльское ущелье, а исправить дорогу взялся Ираклий (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1774 гг., оп. 110/2, д. 7, л. 81; Грамоты, I, с: 430-431). По прибытии Тотлебена в Кизляр ген. Потапов послал курьера к царю Ираклию, чтобы тот выслал людей для встречи генерала (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 120-122). Люди были высланы, в теснинах Дарьяльского ущелья и на реке Терек были сделаны мосты (6 мостов сделали за плату осетины, три моста сделали грузины бесплатно), по труднопроходимым местам пушки в разобранном виде несли на руках грузины до самой Степанцминды (В ЦГВИА сохранилась карта маршрута: Моздок — Чим — Ларе — Дариал — Гвелети — Степанцминда — Ачхоти — Сиони — Адосминдори (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 67022)). По вступлении на территорию Картли-Кахетийского царства Тотлебен послал с письмом кн. И. Ратиева и сообщил царю Ираклию, что он с авангардом (Подразумевается свита Тотлебена — 110 человек) своим прибыл в его владения и по повелению императрицы «послан к имеретийскому [179] царю Соломону с воинскою командою и просит дозволения чрез ево землю в Имеретию пройтить и по тракте за наличныя деньги сколько потребно будет провианта и фуража достать бы мог, и что он имеет ему Ираклию персонально объявить некоторое секретное дело» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 378-380; Грамоты, I, с. 60-62).

27 августа 1769 г. Ираклий II со свитой выехал из Тбилиси и остановился в Душети, где 28 августа к нему прибыл кн. Ратиев с письмом Тотлебена. 29 августа Ираклий II писал Тотлебену из Душети, что готов выполнить все его просьбы и просит назначить место встречи, хотя думает, что удобнее встретиться в Хеви (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1771 гг., оп. 110/2, д. 21, л. 137). Видимо. Ираклий, несмотря на это, сразу выехал из Душети и остановился у с. Хода, куда в тот же день, по сообщениям Моуравова, из Адосминдори прибыл ген. Тотлебен, кн. А. Моуравов и их сопровождающий кн. Н. Ратиев (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 378-380; Грамоты, I, с. 61).

§ 2. ПРИСОЕДИНЕНИЕ КАРТЛИ-КАХЕТИЙСКОГО ЦАРСТВА К РУССКО- ИМЕРЕТИЙСКОМУ ВОЕННОМУ СОЮЗУ В ВОЙНЕ С ТУРЦИЕЙ

В середине ноября 1768 г. КИД считала вовлечение Ираклия II в войну против Турции делом трудным: «Ираклий, имея нужду защищать свое владение только от лезгинцов, а от турков будучи отделен... совсем не чувствует тягости турецкаго соседства» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1761 г.. оп. 110/2, д. 2, лл. 34-35; Грамоты, с. 6-7). Более того, КИД выражала опасение, чтобы Ираклий «Соломону не отговаривал вступить с турками в новую войну, или давно начатую, но от усталости потухшую, новыми стремительствами разжечь...» (Там же).

В мае 1769 г. вовлечение Ираклия II в войну против Турции все еще считалось сомнительным. В инструкции, данной кн. Моуравову, говорилось: «что больше сумнения встречается», чтобы Ираклий II «сильным и явным образом» помогал имеретийцам, но надо стараться, чтобы он помогал имеретийцам в предприятиях против турок «по крайней мере скрытно, особливо, когда лезгинцами занят не будет» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 12-13; Грамоты, I, с. 46-47). Предлагалось «каким образом его (Ираклия — В. М.) склонять... в том согласиться вам (Моуравову — В. М.) с имеретинским владетелем» (Там же). И не случайно, что письмо Панина к царю Ираклию было запечатано в пакет, адресованный Соломону I.

Такое опасение не было лишено основания, поскольку Ираклий II не принадлежал к числу вассалов султана. Но, с другой стороны, на основе известных документов создается впечатление, якобы опасения русского правительства были напрасными и Ираклия II легко удалось привлечь, что не соответствует действительности.

Правда, Ираклий II охотно отзывался на предложения русских дипломатов, но он предъявлял свои требования и, пока они не были учтены, он воздерживался от открытого участия в войне.

Так, о разрыве между Россией и Турцией Ираклию II стало известно еще до появления поручика Хвабулова в Грузии (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, лл, 278; Грамоты, 1, с. 57), а в марте [180] 1769 г., когда он узнал, что Хвабулов едет в Имерети, а не к нему, Ираклий II принял «за неудовольствие», поскольку считал себя «пред царем Соломоном начальнейшим и сильнейшим» (АВПР, ф. См. России с Грузией, 1768-1774 гг., оп. 110/2, Д. 7, л. 77; Грамоты, I, с. 426).

Такая позиция Ираклия была вполне естествена: с XVI века Грузия была ареной борьбы между Турцией и Ираном, доведшей страну до истощения; появление России на Кавказе, как противодействующей Ирану и Турции силы, вселяло надежду на избавление, и грузинские деятели, не имея достаточных собственных сил для спасения страны, должны были строить свои планы на противоречии интересов России, Турции и Ирана.

26 марта 1769 г., как уже отмечалось, Соломон I отправил Хвабулова в Тбилиси; в это время здесь находились турецкие посланники, которые просили у Ираклия II нейтралитета; примечательно, что кн. Хвабулова привезли в Тбилиси, переодетым в грузинское платье, чтобы скрыть его от глаз турецких послов, но турки все-таки узнали об этом и начали слежку за его квартирой, чем вызвали гнев царя Ираклия, который «тех посланцов з гневом выслал ис Тифлиза» и II апреля принял Хвабулова (АВПР, ф. Сн. России с Турцией. 1769-1776 гг.. оп 110/2, д. 7, лл. 77-84, Грамоты, I, с. 425-433).

В беседе с Хвабуловым Ираклий II изъявил желание принять участие в войне против Турции и потребовал вспомогательное войско из России. Сообщая заявление царя Ираклия, кн. Хвабулов писал: «...хотя при малом снабдени его (Ираклия II — В. М.) здешними (русскими — В. М.) войсками, может многие турецкой области города завоевать и хотя до самаго Царя-града, помощние ж здешние силы нужны больше и для того, что самым их вступлением в Грузию нанесетца страх не только в турецкой и персицкой сторонах, но и во всех тамошних околичностях и все почувствуй, что он, царь Ираклий, принят в высочайшее ея и. в. покровительство, содрогнутца, что и после при разговорах со мною подтверждал» (Там же).

26 мая 1769 г. Соломон I приехал в Тбилиси и начались переговоры. Цари договорились о совместных действиях против Турции. Ираклий II даже начал было готовиться. Однако эти предварительные соглашения могли бы иметь силу в том случае, если бы Россия удовлетворила требования царя Ираклия, которые на этот раз были более конкретными: 1) прислать из России вспомогательное войско, состоящее из семи, по крайней мере, из пяти полков; 2) при заключении мира с Турцией (Картли-Кахети) включить в договор под покровительством Российской империи; 3) Ираклий II «снабден же б был знаком монаршей императорской милости» (Там же). Царь Ираклий и на этот раз обещал, что он может «тамошняго краю овладеть и привесть в протекцию ея и. в. все турецкие города, даже до самаго Царя-града», но «бес помощных сил всем своим состоянием принять ему движение на войну не можно» (Там же).

Миссия Хвабулова состояла в том, чтобы настроить грузинских царей на выступление против Турции и собрать сведения о Грузии. Поэтому окончательного решения в Тбилиси не было принято. Цари выделили послов (Ираклий II — кн. Артемона Андроникова, а Соломон I — кн. Давида Квинихидзе) для отправки в Россию. В это время Хвабулов, как уже отмечалось, получил сообщение из Кизляра о том, что посылаются войска и необходимо договориться с царем Соломоном о [181] пути следования войска. Этот необычный шаг России не мог не вызвать активность Ираклия II, что нашло свое отражение как в письмах царя, так и в устном поручении послу.

Ираклий II в письме от 5 июня 1769 г. к Н. Панину писал: «А как ваше графское с-во нас и действительно к тому (участию в войне против Турции — В. М.) приглашаете, то мы... во всякой готовности к начатию такого дела и находимся...» И далее: «Прошение наше в том состоит, дабы ваше с-во... исходатайствовали нам у ея величества, ...как регулярное войско, так и высочайшее ея и. в. покровительство»; и наконец, «...Мы б, конечно, не осмелились такую прозьбу произвесть, если б удостоверительное вашего графскаго с-ва письмо к тому нам поводу не подало, из содержания котораго мы совершенно уразумели, что всемилостивейшая государыня соизволяет как войском нас снабдить, так и под всевысочайшее свое покровительство принять» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., Оп. 110/2, д. 12, лл. 278 -281; Грамоты, I, с. 57-59; Грамоты, II, вып. I, с. 6-7). В конце письма царь подтверждает полномочия своего посла кн. Артемона Андроникова, «что он (А. Андроников — В. М.) будет представлять совершенную ему подавать веру» (Там же).

Кн. Хвабулов сообщает, что кн. Андроников имел поручение от царя устно объявить Н. Панину следующее: первое, когда России «угодно будет поднять оружие и на Персию, он (Ираклий II — В. М.) с радостию и противу Персии в войну вступить желает», но «дабы ныне при начатии им, царем Ираклием, войны на турок Персия осталась спокойна и не входила в сумнении... для того бы случая от Российского императорскаго двора к начальнику персицкому отправлено письменное уведомление»; второе, «в Грузии множество таких мест находитца, которые имеют в себе золотыя, серебреные и другия руды, то когда Ея И. В. помощные войски отправлены будут в Грузию, в таком случае присланы б были с ними и мастера» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-74 гг., оп. 110/2, д. 7, л. 82 (выделено нами. — В. М.); Грамоты, I, с. 431).

21 июля 1769 г. А. Андроников вместе с кн. Хвабуловым и кн. Д. Квинихидзе прибыли в Кизляр; еще до того, как было получено разрешение от астраханского губернатора об отправлении грузинских послов, А. Андроников заболел. В это время в Кизляр прибыл ген. Тотлебен. Ген. Потапов советовал послам остаться на месте и ждать дополнительных поручений после встречи генерала с царями, но послы на это не согласились и комендант обещал их 12 или 14 августа отправить (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 120-122).

Впоследствии Д. Квинихидзе вернулся на родину (Встретив возвратившегося из Петербурга Максима Кутатели, Д. Квинихидзе решил возвратиться в Имерети (см. док. № 166) и 4 марта 1770 года вторично прибыл в Кизляр (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, оп. 110/2, 1768-74 гг., д. 5, л. 4) с письмами царя Соломона I от 10 февраля 1770 г. (См. док. № № 228, 229)), а кн. Андроников вместе с кн. Хвабуловым продолжил путь в Петербург.

А. Андроников был еще в дороге, когда Ираклий II получил письмо от Тотлебена, в котором сообщалось, что «он имеет ему, Ираклию, персонально объявить некоторое секретное дело» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 379 об; Грамоты, I, с. 61).

Ген. Тотлебену могло быть известно, если не через КИД, то во всяком случае от кизлярского коменданта, о готовности сравнительно сильного Ираклия II принять участие в войне.

Кроме официального доклада Хвабулова, как уже отмечалось, и писем Ираклия, кизлярский комендант был информирован также [182] дипломатическими курьерами царя, которые сообщили коменданту преувеличенные сведения о возможностях Ираклия II. Так, в заявлении Зурабова кизлярскому коменданту от 28 мая 1769 г. сказано, якобы «лезгины», которые раньше враждовали с Ираклием II, подчинились ему и 4-тысячный отряд «лезгин» находится на службе у царя и т. д. (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 93-95)

Не останавливаясь подробно на этих сведениях, можно сказать, что препятствий к привлечению Ираклия II, о чем шла речь в инструкции, данной кн. Моуравову (и Тотлебену), уже не существовало, поэтому Тотлебен, вопреки инструкции, мог начать переговоры с Ираклием II без посредничества Соломона I, хотя генерал и поверенный в делах не имели письма императрицы к Ираклию II, а письмо Н. Панина к царю Ираклию лежало в конверте, адресованном Соломону I.

29 августа 1769 г. Ираклий II, католикос Антоний, царевичи Георгий и Леван, вместе с картлийскими и кахетинскими князьями, в с. Хода устроили торжественный прием представителям России — ген. Тотлебену и надворному советнику кн. А. Моуравову (с ними находился также подполк. кн. Н. Ратиев). Ген. Тотлебен объявил царю, что «по всевысочайшему Ея И. В. повелению в Грузию (Здесь под «Грузией» подразумевается Картли-Кахетийское царство), приехал» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 379-381; Грамоты, I, с. 61-62). Конечно, учитывая обстановку, «разглашение» этого «секрета» не было нарушением инструкции. И переговоры были начаты. По сообщениям французского офицера, Ираклий II дал согласие пропустить генерала с войском через свою территорию в Имерети и разрешить закупить продовольствие и фураж. Что касается участия в войне, то Ираклий II сказал генералу: «...я не сомневаюсь в ваших полномочиях предложить от имени императрицы союз..., но об этом поговорим позже» (***). Очевидно, Ираклий II еще воздерживался от участия в войне без конкретных обязательств со стороны России.

30 августа 1769 г. Тотлебен принял царя Ираклия, вместе с католикосом, царевичем Леваном и князьями, в своем лагере, где переговоры продолжались. Очевидно, не имея официальных предложений от русского двора, Ираклий II от принятия решения воздерживался, поэтому Тотлебен и Моуравов были вынуждены открыть конверт, предназначенный Соломону I, в котором лежало письмо Н. Панина Ираклию II. Царю вручили письмо первого министра. Ираклий II, ознакомившись с письмом И. Панина, «уверял, что он охотно желает употребить всю свою возможность вспомоществовать царю Соломону» (Дипломатически все делалось под видом оказания помощи царю Соломону), чтоб этим заслужить «всевысочайшую Ея И. В. милость и просил... чтобы ему пяти тысячь человек регулярнаго войска... присланы были из России нынешним еще летом. А естли все оныя не успеют перейти чрез горы, то хотя тысячу пятьсот человек, а на будущей год и достальных получит, то... он (Ираклий II — В. М.)туркам превеликой вред зделает и Российскому престолу великие услуги окажет, а хотя он и без сего требования по всевысочайшему Ея И. В. повелению готов объявить туркам войну и Соломону явно или скрытно вспомоществование делать; только присланная теперь воинская команда кажется недостаточна и для того опасается подвергнуться неизвестному жребию войны» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13 лл. 382-383 (выделено нами) — В. М.); Грамоты, I, с. 63-64).

А. Моуравов, как видно из его доклада, согласно предписаниям инструкции стал доказывать Ираклию, почему Россия не может [183] послать большое войско в Грузию, царь же, возражая на доводы Моуравова, ответил, что «...трудности дороги чрез горы он может исправить и в содержании требуемых им войск нимало в рассуждениях своих не сумневается, да сверх сего собственный его войски такою помощию могут быть весьма ободрены для превосходных успехов впредь служащих к пользе России» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 382-385; Грамоты, I, 63-66).

Помимо этого, царь Ираклий требовал от России специалистов для поправления артиллерии («артиллерии у него много») и разработки золотых и серебряных руд, со своей стороны обязался, что если получит требуемую помощь, то сможет поднять против Турции и армян. «Гр. Тотлебен, — писал кн. Моуравов в донесении от 3 сентября 1769 г., — имянем Ея И. В. во всех его требованиях обнадежил (Ираклия — В. М.) и уверил с тем, что он еще все сие нынешним летом получит» (Там же).

Поддерживая обещание гр. Тотлебена, кн. Моуравов со своей стороны добавил, что он через достоверных людей уведомлен о том, что «Соломон находится в весьма слабейшем состоянии и без Ираклия никакого действия учинить не может...», а у Ираклия II сильная власть (Там же), чем подчеркивал необходимость и целесообразность его участия в войне.

Ираклий II, видя уступчивость гр. Тотлебена, которого поддерживали и кн. Моуравов, в письме к гр. Н. Панину от 4 сентября 1769 г. потребовал присылки уже 15 полков, но, очевидно, это было дипломатическим шагом (Такое требование не было выдвинуто ни во время переговоров с кн. Хвабуловым, ни в поручениях посла А. Андроникова), чтобы закрепить основное требование — получить пятитысячный корпус, без чего он не мог принять участия в войне: «..Из этих пятнадцати полков пять полков сейчас же пожаловать еще до зимы, потому, что хотя его графское сиятельство и обещал привести тысячу пятьсот без доклада высочайшему двору, но это недостаточно; а эти пять полков потому хотим до зимы и потому докладываем и просим, что пока еще османские войска не достигли до наших границ, мы при помощи того войска (русского вспомогательного — В. М.) могли освободить христян, находящихся под игом Турции у Араратских гор, в Ахалцихском и Карском краях, а также и на побережье Черного моря, а это возможно; а десять полков прислать весной, тогда по соответствии дела и времени» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией. 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 283 (Ср. русский перевод на л. 290 об.); Грамоты, II., вып. I, с. 14).

В связи с этим в Петербург был отправлен подпол к. кн. Н. Ратиев с письмами Тотлебена, Моуравова и Ираклия II. 10 сентября 1769 года кн. Ратиев прибыл в Кизляр, где вручил ген. Потапову письма Тотлебена и Ираклия II. В письме Тотлебена к кизлярскому коменданту от 5 сентября 1769 г. сказано: «Как Ея И. В. имянным своим соизволением заключил[а] общество с царем Ираклием, чтоб иметь противу турецкой империи войск супротивление... со успехом к произведению с[его] дела Ея И. В. препоручила м[не] секретную экспедицию, и для того к скорейшему порученного дела начатию весьма мне следует множить людей по причине той, что от царя Соломона к спомоществованию со стороны ево войск никакой надежды не имею, да сыскать ему к сему случаю народу не уповательно, того ради прошу... как [184] возможно скорее находящихся в Кизляре... Грузинского гусарского полку: гусар; равно сколько... может ис Моздока солдат выкомандировать, а сверх же сего с Уфимского драгунского полку один эскадрон, да гребенскаго и донскаго войск триста человек казаков ко мне отправить... а я вашему превосходительству обещаюсь всевысочайшую апробацию по требованию моему, о котором во всем я ответствовать буду». И далее: «подполк. кн. Чолокаеву... отправить нарочного курьера, дабы с артиллерию или как возможно скорея ко мне прибыли» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 246, д. 4, ч. I, л 164).

12 сентября 1769 г. ген. Потапов в секретном рапорте докладывал КИД и в Военную коллегию, что он «командировал экскадрон и шестьдесят... человек казаков, не доложась сей вышней команде, то сие мною учинено по совершенной ему в том нужде и в рассуждении того, что царь Ираклий, со отменною усердностию вступая в дело, требует от него, госп. генерал-майора, умножения людей, а притом будучи человек проницательной и высматривает, может ли он надееться и предь на прибавление в его земле помощних сил, как ко мне при сем же случае и сам пишет, что ежели невозможность окажется в таком случае... дело остановится принуждено и он, царь, в великую беду подвержен будет..., а он, царь, усмотря сие хотя малое прибавление может без сумнения увериться, что и усугубятся силы» (Там же, 163).

18 сентября 1769 г. подп. Ратиев был уже в Астрахани и вручил губернатору письмо Тотлебена, а 19 сентября губернатор Бекетов докладывал Военной коллегии, что он был вынужден дать распоряжение подготовить для отправления ген. Тотлебену: из оренбургского полка эскадрон, из астраханского гарнизона пехотную роту и 1000 калмыков, хотя о прибавлении войск не было указа (Там же, 160-161).

Весь этот материал (указанные письма из Грузии, донесения из Кизляра и Астрахани) доставил в Петербург Ратиев. Хотя в это время в Петербурге находился и посол царя Ираклия II кн. А. Андроников, но доклад Ратиева был свежее и заслуживал большего внимания со стороны русского правительства, чем доклад грузинского посла.

Военная кампания весной и летом 1769 г. не дала существенных результатов. Правда, бездарного Голицына освободили и командующим 1 армией назначили талантливого П. Румянцева, а в сентябре русская армия взяла Хотин и вступила в Молдавию, но перенести операцию на Дунай было невозможно, поскольку турки на фланге сохраняли сильно укрепленные Бендеры и их живая сила не была выведена из строя. Генеральные сражения были впереди. В этих условиях союзник для России значил очень много.

В России по данным информаторов знали, что царь Ираклий может выставить армию численностью до 40 тысяч человек, что он умный и храбрый полководец, имеет сильную власть, может привести дороги в должный порядок и обеспечить русские войска продовольствием и фуражом; что участие царя Ираклия в войне гарантирует успех, но без увеличения вспомогательных войск он в войне участия не примет; при этом появление русских войск не было встречено горскими племенами враждебно; к тому же ген. Тотлебен обещал Ираклию II увеличить численность войска, и кизлярский комендант и астраханский губернатор уже сделали первые шаги. Разумеется, в таких условиях русское правительство не могло оставаться на прежних позициях.

12 октября 1769 г. в Совете были зачитаны доклады и письма царя Ираклия, Тотлебена и Моуравова и было решено увеличить войско, а [185] также «...отправить в Грузию 58 человек разных мастеров как для рудников, так и для сплавки металлов», что было поручено Вяземскому (Архив Гос. Совета, т. I, ч. II, с. 771-772). За решениями Совета последовали конкретные шаги. 22 октября 1769 г. Екатерина II отправила в Военную коллегию Указ, где сказано: «Усмотря из рапортов ген.-м. гр. Тотлебена, что находящихся у него теперь войск недостаточно к произведению порученных ему от нас действиев, всевысочайше повелеваем умножить его корпус таким образом, чтоб, включая и те войска, который при нем уже действительно находятся, состоял оной: из одного пехотного и имянно Томского полку, одной мушкетерской роты, двух эскадронов карабинер, двух эскадронов гусар, двухсот донских казаков и трехсот калмык, да полевой артиллерии, кроме полковых пушек, двенатцати орудиев с принадлежащим числом артиллерийских служителей» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д- 4, ч. I, л. 181).

Указ от 22 октября имеет приложение, где приводится численность войска и сумма денег на его содержание в 1770 году:

Численность войска такова:

один пехотный (Томский) полк . . . 2093 чел.

одна мушкетерская рота . . . 164 «

два эскадрона карабинер . . . 361 «

два эскадрона гусар . . . 349 «

двести донских казаков . . . 201 «

триста калмык с офицерами . . . . 311 «

артиллерийские служители . . . . 288 «

Итого: . . . 3767 человек

Для содержания войска в 1770 году и на чрезвычайные и одновременные расходы определено 134.600 р. 49 1/4 коп. (Там же, лл. 182-183).

Как видим, по настоятельному требованию Ираклия II войско было увеличено более чем в 9 раз (от 411 человек до 3767), а расходы на его содержание — почти в 6,5 раза (от 21,256 рублей до 134.600).

А. Цагарели, будучи незнаком с указанными документами, в письме Екатерины И от 16 декабря 1769 г. видел только отказ об увеличения войска: «От 16 декабря Тотлебен, — писал А. Цагарели в предисловии к своей публикации, — извещается из Петербурга, что обещанный им царю Ираклию 10 полков, по недостатку войска, не могут быть посланы и чтобы грузинцы постарались собственными силами сделать «диверсию» против Турции» (Грамоты, I, с. XI).

На самом деле в грамоте императрицы ген. Тотлебену от 16 декабря 1769 г. сказано: «Мы довольны старанием вашим употребленным к преклонению карталинскаго и кахетскаго владетеля Ираклия возыметь участие в настоящей у нас с Портою оттоманскою войне» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 57-62; Грамоты, I, с. 85-89). И далее: «Инструкция, данная кн. Моуравову, а и вам для исполнения сообщенная, как главнейше на том основана, чтоб грузинцы поступили на диверсию собственными их силами, так и оставалось присовокупить к тому здешняго войска такое только число, какое послужило б в [186] пример и в поощрение... Со всем тем в показание Ираклию некотораго в требованиях его удовольствия, а особливо во уважении вашего представления, мы повелели и больше к вам военных людей отправить нежели сколько для изъясненнаго теперь намерения (т. е. для примера и поощрения — В. М.) было бы надобно, и о чем дано вам точнее знать от нашей Военной коллегии; равным образом пришлется же и искусныя в литейном и горном художествах люди» (АВПР, Си. России с Грузией, 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 57-62 (выделено нами. — В. М.); Грамоты, I, с. 85-89).

Следовательно, здесь не отказ, а сообщение об увеличении людей, вопреки инструкции, больше чем нужно для показания «примера и поощрения». Остальная часть грамоты императрицы содержит предупреждение, чтобы Тотлебен и Моуравов больше не поддерживали требования Ираклия II и не ожидали на будущий год прибавления войска. К тому же императрица старается убедить Тотлебена, что Ираклий II может вывести 40-тысячную армию и будто из боязни нападения «лезгин» «без больших помощних сил из России не может выступить», не соответствует действительности (Там же). В грамоте выражается надежда: «от вашего усердия и способности ожидаем, что вы дадите уразуметь искусным образом Ираклию излишность произведенных им при нашем дворе требований об отправлении в Грузию многочисленных войск и невозможность при настоящих обстоятельствах совершенно по оным исполнить» (Там же (выделено нами. — В. М.)). Кроме того, в грамоте сообщается, что Ираклию II обещают покровительство и внесение условия о Грузии в мирный трактат, заключенный с Турцией, а в знак уважения награждают орденом св. Андрея (Там же).

С увеличением войска задача не изменилась. Гр. Н. Панин в письме от 16 декабря 1769 г. к кн. А. Моуравову писал: «Виды те же самыя и в настоящее время продолжаются, которыя вам и в инструкции предписаны, то есть желается, чтоб Грузия без отлагательства поступила на поиски собственными своими силами и при такой только со здешней стороны помощи, какая учинена быть может без предосуждения в главнейших войны действиях». И далее: «Подлинно теперь большая надобность в том здешней стороне, чтоб грузинцы как наискоряе начали войну против Порты...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией. 1768-72 гг., оп. 110/2, лл. 51-53 (выделено нами. — В. М ); Грамоты, I, с. 444-447).

Н. Панин сообщает Моуравову, что нет необходимости «в пособствовании ему (Ираклию — В. М.) многочисленным здешним войскам» и что «совершенное здесь удостоверение о собственной его (Ираклия войск — В. М.) к тому достаточности, и коим образом подкрепление грузинцов весьма исполнится и чрез то число, которое уже по приложенному здесь реестру назначено...». И далее, сообщая об увеличении численности войск, Н. Панин выражает надежду: «...но что касается до Ираклия, то, по-видимому, приобретена уже его склонность к содействию против Порты и желательно только, чтоб он как наискорее на то поступил...». А Моуравову предписано остаться у Ираклия как у «знатнейшего в Грузии владетеля», «стараясь его в полезных мыслях содержать, а с другими владетелями» он может «иметь свидания по востребованию нужды»; наконец, Моуравову сообщалось также, что по просьбе царя Ираклия, для успокоения Персии консулам посланы соответствующие предписания (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-72 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 51-53 (выделено нами. — В. М.); Грамоты, I, с. 444-447). [187]

В письме от 16 декабря 1769 г. к царю Ираклию гр. Н. Панин писал: «требование вашей светлости о подкреплении грузинских войск здешними уже исполняется отпуском к вам толикаго числа, коликое настоящая нужда в произведении непосредственных со здейшной стороны против турок воинских действ отлучить дозволяет, и которое однако же достаточно быть может не только к показанию примера, но и к действительному подкреплению...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 70; Грамоты, с. 80 (выделено нами. — В. М.)).

Подробное изучение предписания двора ген. Тотлебену и кн. Моуравову позволяет сделать вывод, что войско увеличено по настоятельному требованию царя Ираклия и все надежды возлагаются на него. Вместе с тем Тотлебену и Моуравову даны указания, чтобы они больше не поддерживали требований Ираклия II об увеличении войска, поскольку это невозможно в существующих условиях и в этом нет надобности — у грузинского царя достаточно собственных сил, чтобы защитить свою землю от нападения «лезгин» и начать войну против Турции.

В России на участие Ираклия II в войне смотрели с большой надеждой и ожидали значительных успехов, поэтому Екатерина II еще в январе 1770 г. писала Вольтеру: «Грузинцы действительно подняли оружие против турок... Ираклий — могущественнейший из их владетелей, человек с головой и храбрый. Прежде он содействовал при знаменитом шахе Надире завоеванию Индии. Мои войска перешли Кавказ прошлою осенью и соединились с грузинцами» (Сб. РИО, т. VII, с. 402 (т. X, с. 402)). А в письме от 13 февраля (I марта 1770 г.) Екатерина II писала Вольтеру, что Тотлебен должен скоро открыть военные действия против Турции (Сб. РИО, т. X, с. 406).

Итак, все основные требования были учтены (Главная заслуга в этом принадлежит ген. Тотлебену; как явствуют его первые доклады, он же требовал не только увеличения войска, но и награждения Ираклия II) и на пути вступления Ираклия II в войну (препятствий не оставалось. Но эти последние решения русского правительства, по причине состояния тогдашних средств связи, в Грузии стали известны только весной 1770 (Кн. Ратиев, который ехал с ответом и имел ряд поручений по формированию дополнительных войск, заболел и только 6 января 1770 г. достиг Кизляра, до царя Ираклия дошли слухи в феврале, а кап. Львов с подарками и орденом Ираклию II прибыл в Грузию в марте 1770 г. (см. ниже)). Поэтому вернемся к событиям в Грузии.

§ 3. ПЕРЕХОД ТОТЛЕБЕНА В ИМЕРЕТИ. ОСАДА ШОРАПАНСКОЙ КРЕПОСТИ.

ВОЗВРАЩЕНИЕ РУССКОГО ОТРЯДА В КАРТЛИ

После переговоров с Ираклием II Тотлебен и Моуравов с отрядом из трех рот направились в Западную Грузию и 26 сентября 1769 г. достигли имеретийской границы, куда 27 сентября приехал царь Соломон вместе с католикосом Западной Грузии Иосифом (братом царя Соломона) и князьями. Соломону I была вручена императорская грамота. 28 сентября Тотлебен пригласил царя в свою ставку и объявил, что по повелению императрицы он «прислан к нему всех его подданных привести в послушание и турков из Имерети выгнать, и зделать ево всей Имерети владетелем, так как и прежние цари были, а естли он сего [188] зделать не в состоянии будет, то взять ево и всю фамилию в Россию, где от ея. и. в. принят будет как его царскому достоинству прилично» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 387-388; Грамоты, I, с. 69-70).

3 октября 1769 г. Тотлебен и Соломой I начали осаду Шорапанской крепости (где стоял небольшой турецкий гарнизон) и потребовали сдачи крепости, но турки ответили отказом; в это время в Имерети вступили Дадиани и турки; Соломон I был вынужден оставить Тотлебена у Шорапани и идти навстречу противнику (Там же). Тотлебен после четырехдневных неудачных атак снял осаду, 13 октября оставил Шорапани и направился в Картли, а 29 октября Тотлебен и Моуравов с отрядом русских войск были уже в Цхинвали (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 398-399; Грамоты. 1, с. 443-444).

О причинах оставления Имерети кн. Моуравов писал: «...гр. Тотлебен, хотя крепость Шарапани в Имеретин четыре дня старался взять и чинил атаки, но за неимением надлежащаго провианта и фуража сего 13 октября оставил оную без всякаго успеха, возвратился с командою в Грузию...» (Там же).

Конечно, это не было причиной возвращения Тотлебена в Картли. Как будет показано ниже, в 1770-1771 гг. в Имерети стоял четырехтысячный корпус русского войска, и на недостатки провианта жалоб не было, и сообщениям о том, что в 1769 году там не мог прокормиться отряд из четырехсот человек, верить никак нельзя. Да и сам Тотлебен опровергает эту версию в докладе гр. Чернышеву от 6 апреля 1770 г., где сказано, что команда «с начала вступления моего из Моздока... ни один день не имели нужды в провианте, а правда будучи в Имерети малое то время... имели нужду, однако напротив того, производимо было в сутки каждому по четыре копейки за что они наивсегда довольствовались» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 49-50).

В бумагах кн. А. Моуравова хранится письмо даря Соломона I, которое было получено адресатом в ноябре 1769 г., Царь сообщает Моуравову о своей победе над Дадиани и турками и с удивлением спрашивает о причинах возвращения их в Картли Следовательно, царю Соломону ничего не было сообщено о причинах оставления Имерети. Уход из Имерети 13 октября был заранее продуман и даже обоснован в донесении кн. А. Моуравова гр. Панину от 12 октября 1769 г., где нарисована крайне жалкая картина Западной Грузин. В частности, сказано, что страна крайне бедная, хлеб и другие продукты трудно достать; князья враждебно настроены к царю; основные города-крепости страны (Шорапани, Багдади, Кутаиси, Цуцхвати, Анаклия, Поти, Кобулети, Цихисдзири) заняты врагом, численность их гарнизонов достигает трех тысяч, страна без дорог, лесистая; двигаться и действовать артиллерией и пехотой невозможно; царь Соломон в крайне слабом состоянии. Автор делает заключение: «Осмеливаюсь вашему высокогр. с-ву с глубочайшим моим почтением донесть, что Соломон услугу и пользу всероссийскому императорскому престолу показать не в состоянии». И далее: «естли с Имеретинской стороны туркам диверсию делать и их изо всей Имеретии изтребить, то надлежит сперва как Соломонова, так Дадианова и Гуриелова владениев имеретинцов покорить и привесть к послушание, чево Соломон... присланной ныне к нему воинской команды учинить не в состоянии, по крайней [189] мере, из России до двенадцати тысяч войск прислать, и их провиантом и фуражом оттуда ж или из Грузии (Картли — В. М.) снабдевать, а транспорт к тому весьма трудной и убыточной...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 388-393; Грамоты, 1, с.). Ниже автор переходит к характеристике Восточной Грузии и отмечает, что царь Ираклий может выставить пятнадцатитысячное войско, он сейчас сильнее всех владетелей в этом краю, а если получит из России пятитысячное войско, которое сам обеспечит продовольствием и фуражом, то может оказать России большую услугу (Там же).

Ген. Тотлебен 3 ноября 1769 г. писал кизлярскому коменданту: «За неполучением от царя Соломона не одного человека к спомошествованию войска, принужден был с моим малым корпусом вступить обратно в Грузию...» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 266-267). Аналогичное писал Тотлебен и в сообщении астраханскому губернатору 30 октября 1769 г. (Там же л. 289).

Итак, по мнению Тотлебена и Моуравова, поскольку Имерети не могла оправдать надежд, не стоило там оставаться. С другой стороны, надо было стараться привлечь Ираклия II, тем более что последний обещал Тотлебену вступить в войну, если он немедленно получит войско в 1500 человек. Очевидно, до Тотлебена — еще будучи в Имерети — дошли сведения о шагах кизлярского коменданта и астраханского губернатора об увеличении вспомогательного войска, во всяком случае, Тотлебен 29 октября уже получил от кизлярского коменданта драгунский эскадрон и 70 казаков (всего 200 человек). Ободренный этим успехом генерал 3 ноября писал кизлярскому коменданту, что если он еще имеет для него войско, то немедленно прислать, чтобы он мог двинуться на Ахалцихе, пока турки там имеют незначительные силы (Там же лл. 266-267).

Разумеется, генерал, вернувшись ни с чем из Шорапани, где сидели 23 турка, не осмелился бы с незначительным подкреплением идти на Ахалцихе — в резиденцию паши, он имел в виду в случае получения 1500 человек вступление Ираклия II в войну. Но Тотлебен не смог получить (Астраханский губернатор намеревался прислать Тотлебену 1000 калмыков, но ему это не удалось (см.: ЦГВИА, оп. 47, сп. 245, д. 4,ч. I, лл. 217, 2.18-220)) обещанных царю Ираклию 1500 человек и поход на Ахалцихе в 1769 г. так и не состоялся. Более того, Ираклий II в письме к Моуравову от 2 января 1770 года даже высказал упрек, что «если бы мы осению могли получить обещанное войско (т. е. 1500 чел. — В. М.), то к нам соединились бы» айсоры и армяне Баязетского края и «была бы большая польза» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп: 110/2. д. 6. лл. 303-304).

Конечно, Тотлебен еще ничего не знал о решении русского правительства, но он хотел выполнить обещание, данное Ираклию II о получении 1500 человек без ведома правительства. Поэтому 21 декабря .1769 года в довольно пространном письме (промемория) он писал Ираклию II о мероприятиях, необходимых для подготовки к выступлению, и сообщал царю, что он выполнит обещание — сам поедет в Моздок (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1771 гг., оп. 110/2, д. 22. лл. 62-68). В конце декабря генерал на самом деле поехал на Северный Кавказ, I января 1770 г. он был в Моздоке, а 6 января вернулся оттуда с тремя ротами и казаками (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 329-330, 387-388), которые были отпущены кизлярским [190] комендантом и астраханским губернатором, 3 февраля 1770 г. в Грузии было русских войск всего 1228 чел. (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I. лл. 406, 393) В докладе от 1 февраля 1770 г. Тотлебен, поскольку ему еще не были известны распоряжения правительства, доказывал необходимость увеличения войска и вовлечения Ираклия II в войну — ввиду трудностей горных дорог, где «малое число людей может противиться шествию великой армии... сверх того доброе согласие России с царем грузинским (Ираклием — В. М.) ныне тем паче неотменно нужно, что осетинцы и другие нагорные жители и народы состоят с ним (Ираклием — В. М.) в дружбе и союзе» (АВПР. ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг.. оп. 110/2, л. 22, лл. 50-51).

Что касается Указа императрицы от 22 октября 1769 г. об увеличении в Грузии войска до 3.767 человек, то Военная коллегия 25 октября разослала соответствующие распоряжения, однако войско не могло скоро прибыть в Грузию. Так, Томский полк (2.093 чел.) 19 ноября 1769 г. переправился через Волгу около Казани. 10 января 1770 г. был в Царицыне, 30 апреля выступил из Моздока (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 424, 297-303, 435-428) и только в середине мая прибыл в Степанцминда (Казбеги).

Военная коллегия поручила Ратиеву формирование двух эскадронов гусар и двух эскадронов карабинеров, но Ратиев заболел и только в середине января 1770 г. прибыл в Кизляр и Моздок, где приступил к выполнению порученного дела, а 26 марта он выехал из Кизляра (с гусарским эскадроном, драгунским отрядом и артиллерией — всего около 400 человек), в начале апреля — из Моздока и 30 апреля был в Душети. (Там же. лл. 194-197; 448-450, 414) Что же касается определенных указом 300 калмыков, они только летом 1770 г. были высланы, но, в результате авантюры Тотлебена, горцы их не пропустили и калмыки все разбежались, а сопровождавший их Боумгартен один вернулся в Кизляр. (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 172, д. 13, лл. 65-66; ЦГВИА. ф. 20. оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II, лл. 705, 900, 908) В 1771 году вместо калмыков в Грузию были присланы казаки.

Хотя обещанное вспомогательное войско еще не прибыло в Грузию, но об этом в Грузии слухи дошли в феврале и только в марте 1770 г. Ираклию II официально стало известно, что русское правительство увеличило войско и вспомогательные силы находятся в пути, поэтому царь решил вступить в войну. (Известный поход Ираклия II в сторону Карей в октябре 1769 г. был простым ответным набегом и вовсе не означал разрыва с Турцией, более того, ахалцихский паша в это время вел переговоры с Ираклием II о сохранении нейтралитета в русско-турецкой войне. Даже кн. А. Моуравов не знал о цели похода и спрашивал Ираклия II о причине, а Ираклий II позже (2 января 1770 г.) называл его (поход) вступлением в войну (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., 110/2, д. 6, лл. 303-304), но, однако, если бы это в действительности было так, то Моуравову не пришлось бы спрашивать)

§4. АСПИНДЗСКАЯ БИТВА

Ираклий II хорошо понимал, что союз с Россией мог осложнить временно урегулированные им отношения с соседними мусульманскими странами (как писал он в ответ на предложение Н. Панина). (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 278-281; Грамоты, I, с 57-59) Поэтому, идя на такой риск, Ираклий II предварительно требовал вспомогательного войска из России, как гарантию покровительства, и [191] твердого обещания о включений в мирный трактат с Турцией условия в пользу Грузии.

Главной целью Ираклия II в этой войне было освобождение Южной Грузии — Ахалцихского края — от турецкого господства. Вопрос этот был поставлен царем на повестку дня сразу же, как только русский отряд прибыл в Грузию. Хотя в письме к Н. Панину от 4 сентября 1769 г. царь говорил об освобождении христиан, живущих около Араратских гор, Ахалцихе, Карса и на берегу Черного моря, еще до переброски главных турецких сил в этот район, (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 283; Грамоты, II, вып. I, с. 14) но из этих указаний не видно направления основного удара. Эти мысли были прямо высказаны ген. Тотлебеном в письме к кизлярскому коменданту от 3 ноября 1769 г.: «Я единственно только ожидаю сикурсу и потому имеют взять движение прямо к Ахалциху...». (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 266-267) Это, очевидно, было согласовано с Ираклием II во время переговоров, состоявшихся в конце августа и начале сентября 1769 г. (встреча Тотлебена с Ираклием II с начала сентября до середины ноября не подтверждается).

Из документов более позднего периода явствует, что Ираклий боролся за освобождение Ахалцихского края. Так, после Военного совета в Хелтубани ген. Сухотин в письме к гр. Н. Панину от 5 июня 1771 г. писал: «Ничего так не хотел царь Ираклий со своею фамилиею и с князьями, как чтоб нынешнюю кампанию зделал я на Ахалцих» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1770 г., оп. 110/2, д. 24, л. 18; Грамоты, I, С. 482). 30 декабря 1771 г. Ираклий II писал императрице: «...всенижайше осмеливаюсь донесть, дабы повелено было... приступить к завоеванию Ахалцихской области, и когда воспоследует с султаном мир, то и тогда не оставлять оную под турецким владением, ибо оная область Ахалцихская лежит на Грузинской земле, народ имеет там грузинской язык и много находятся там христиан, да и множество и таких, кои с недавных времен превратились в магометанство». (АВПР, ф Си. России с Грузией, 1774 г., оп. 110/2, д. 454, л. 20; Грамоты, I, с. 331) Такое же заявление сделали в России в 1773 г. царевич Леван и католикос Антоний, и при этом отметили, что турки ежегодно насильственно обращают грузин в магометанство и если Ахалцихский край не будет освобожден, то и остальных обратят. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1771-75 гг., оп. 110/2, д. 16, л. 112; Грамоты, II, вып. I, с. 92)

Острая постановка ахалцихского вопроса преследовала следующие цели: 1) освободить родную землю от турецких захватчиков и спасти население от окончательного отуречивания; 2) лишить Турцию Ахалцихского пашалыка — основного плацдарма для нападения и захвата остальных областей Грузии (пока этот плацдарм существовал, не могло быть и речи о безопасности Восточной Грузии). Надо отметить, что этот плацдарм стал более опасным накануне войны, поскольку турки приступили к полному порабощению Западной Грузии и вели активную ассимиляторскую политику (захват населения и продажа в плен, насильственное насаждение ислама и т. д.); 3) через Ахалцихе турки поддерживали постоянную связь с дагестанскими вожаками, предоставляли им убежище и настраивали против грузин.

Встает вопрос: почему Тотлебен и Моуравов поддерживали план царя Ираклия? В то время Россия не преследовала других целей. [192]

Кроме использования грузин против Турции, поэтому для России было все равно, в каком направлении будет произведена диверсия, лишь бы она способствовала ослаблению Турции и отвлечению турецких сил. Поскольку имеретийский царь, по своей слабости, не мог принести России пользу, то необходимо было поддержать царя Ираклия, который обещал успех. Поэтому было принято решение об увеличении войск, а Моуравову предписано остаться при Ираклии II и стараться его в полезных мыслях содержать».

План военных действий, выдвинутый Ираклием II, имел ряд преимуществ: во-первых, с военно-стратегической точки зрения Ахалцихский пашалык был удобным плацдармом, который контролировал все дороги, ведущие в Картли и Имерети (в Картли шли две дороги: первая через Боржомское ущелье в Верхнюю и Внутреннюю Картли, а вторая — из Джавахети в Тбилиси и в Нижнюю Картли; а из Ахалцихе в Имерети дорога шла через Зекарский перевал в Багдади и в Кутаиси), и, естественно, оставлять в руках врага такой удобный плацдарм значило предоставить им возможность ударить в тыл русско-грузинским войскам, если бы направлением основного удара было избрано побережье Черного моря. Никакие тактические успехи союзных войск не могли отнять у врага стратегического преимущества. Во-вторых, это направление лучше обеспечивало совместные действия союзников, чем какое-либо другое.

План похода на Ахалцихе имел большое значение и для Имерети: (Правда, Соломон I в отношении Ахалцихе имел своп план — посол Имерети » кн. Д. Квинихидзе поставил в России вопрос о том, чтобы «атабегства» или княжества Ахалцихское, Мегрелия и Гурия были признаны Россией принадлежащими царю Соломону (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 7, лл. 75-76: АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1772 гг., оп. 110/2, д., лл. лл. 7-8, 22-25)) во-первых, ахалцихский плацдарм обеспечивал успехи Турции в Имерети (султан руками ахалцихского паши «упорядочивал» дела Западной Грузии); во-вторых, взятием Ахалцихе имеретийские князья лишались поддержки в их борьбе против царя Соломона. Правда, пока турки сидели в крепостях Имерети, у Соломона I были затруднения, но взятие Ахалцихе облегчило бы освобождение имеретийских крепостей (незначительные турецкие гарнизоны, засевшие в крепостях Имерети, продолжали сопротивление в надежде на помощь со стороны ахалцихского паши).

План, выдвинутый Ираклием II еще осенью 1769 г., был принят Тотлебеном. Русско-грузинские войска должны были начать действовать весной 1770 года.

5 марта 1770 года царь Ираклий II писал кн. А. Моуравову, который в это время находился в Тбилиси, что через два дня выступает в поход и он должен ехать с ним. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 г., оп. 110/2, д. 6, л. 260) 17 марта царь с 7 тыс. человек (при 3-х пушках), прибыл в Сурами (где со 2 марта стоял Тотлебен), в ближайшее время царь еще ожидал прибытия 2 тыс. человек; кроме того, на помощь карабагскому хану послал Ираклий II 4 тыс. человек, а остальных оставил для охраны границ. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 405; Грамоты, с. 216)

В Сурами прибыл и брат Соломона I католикос Иосиф, который обнадежил кн. Моуравова сообщением, что Соломон I из Имерети направляется прямо в Ахалцихе. Кн. Моуравов сообщает, что «Ираклий без сумнения надеется, когда Соломон утвердит мир с Дадианом, вооружить и его против турок». (Там же, лл. 428-430; Грамоты, I, с. 218-220) Неизвестно, поверил ли в это [193] Ираклий II, но, как уже отмечалось, Соломон I, несмотря на свою слабость, добивался признания русским правительством его прав на «атабагские владения».

Со 2 марта 1770 г. ген. Тотлебен с отрядом русских войск стоял в Сурами, а 24 марта вместе с царем Ираклием перешел в Квишхети. (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 49-52) К началу апреля в русском отряде насчитывалось около 1200 человек (В ведомости за февраль числится 1.228 человек (см. ЦГВИА, ф. 20, оп- 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 392-406). Рапортом от 6 апреля 1770 г. Тотлебен докладывал Чернышеву: «Хотя от меня минувшего февраля 1-го пять курьеров в Кизляр и Астрахань отправлены были и о поспешном марше предлагаемо было, но никакого успеху не видно, как только один поручик Пикснер с пятьдесят однем гусаром и з двумя трехфунтовыми единорогами и с одним подлекарем 26 марта ко мне прибыл с госп. подполк. Чоглоковым и з госп. поручиком Львовым...» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 49-50). Этого 51 человека нельзя принимать в счет, поскольку 4 апреля для сопровождения арестованного Чоглокова обратно было отправлено более 30, а с февраля таких арестантов было отправлено еще два).

В апреле 1770 г., накануне похода на Ахалцихе ген. Тотлебен, не желая выступать, не спешил. Он предлагал царю Ираклию для похода выделить сперва только 300, а потом 500 человек; царь с удивлением писал кн. Моуравову 6 апреля 1770 г., что «он вождь в этом краю» и хорошо знает, что малочисленным войском ничего нельзя сделать (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 261-262). Тотлебен в рапорте от 6 апреля 1770 г. вице-президенту Военной коллегии гр. Чернышеву писал: «Всепокорнейше прошу меня в скорости взять обратно отсель, а на место меня и команду мою препоручить другому генералу... Моих сил уже совсем не достает...» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 49-52). Позднее Ираклий II неоднократно подтверждает, что Тотлебен не хотел идти в поход на Ахалцихе.

Трудно понять вышеприведенные слова — пока Тотлебен еще не действовал, правительство удовлетворило все его просьбы и Ираклий II был готов вместе с ним выступать в поход на Ахалцихе, куда генерал раньше хотел идти, судя по его письмам от 3 ноября 1769 г. (еще полгода тому назад). Однако Тотлебен уже, не мог отказаться от своего торжественного и официального заявления, и выступил в поход.

14 апреля 1770 г. русско-грузинское войско было уже в Садгери (ок. Боржоми) (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 2194). Тотлебен предложил царю Ираклию оставить в Садгери часть грузинского войска, и сам он тоже был намерен оставить одну пушку и 60 человек; Ираклий советовал этого не делать, но Тотлебен не послушался совета царя (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 18-19).

Из Садгери на Ацкурскую крепость шли две дороги; более длинная (по реке Шавицхали — «Боржомка»), по которой двинулось грузинское войско, взяв с собой 8 пушек (русского отряда); на второй день Тотлебен, оставив в Садгери 6 пушек и почти половину команды (Там же) (в отряде было около 1200 человек), по короткой дороге (по ущелью р. Куры) выступил и с «легким войском» соединился с царем у Сакире, а 17 апреля Ираклий II и Тотлебен подошли к Ацкурской крепости (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 2194).

Ираклий II в письме к кн. Ратиеву писал, что Тотлебен не слушал его совета, палатки, 6 пушек и половину команды оставил в Садгери, а когда пришли в Ацкури, «кроме двух палаток ничего не имел» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 18-19). В [194] письме к кн. Голицыну Ираклий II писал, что Тотлебен «...шесть пушек со всем имуществом и принадлежностями и более четыреста человек вместе с вещами и палатками оставил в Садгери» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1776 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 246-247; Грамоты, II, вып. I, с. 27-30). И кн. Моуравов о письме к гр. Панину отмечает, что «оставлены были в Садгерах шесть пушек и почти половина команды» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 468; Грамоты, I, с 228).

Итак, в Ацкури Тотлебен имел 8 пушек (которые из Садгери везли с собой грузины) (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 246; Грамоты, II, в. I, с. 28., II, вып. I, с. 28) и около 600 человек (Письмо кап. Львова от 13 мая 1770 года подтверждает, что Тотлебен под Ацкури привел 600 человек и имел 8 полевых пушек (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769- 1770 гг., оп.. 110/2, д. 13, лл. 262-273)).

Из материала явствует, что для Ираклия II участие русских в походе на Ахалцихе имело не только и не столько военное, сколько политическое значение. За этим небольшим отрядом стояла Россия. Ираклий II намеревался занять стратегически значимый Ахалцихе, пока турки не успели перебросить главные силы, потом могли уже подоспеть вспомогательные силы из России, которые находились в пути (Из этого материала явствует также, что если бы Ираклий II верил обещаниям Тотлебена, то он выступил бы в поход на Ахалцихе еще осенью 1769 г. (ведь у Тотлебена в сентябре были 4 пушки и 480 человек, а в начале ноября его отряд насчитывал 700-800 человек)).

Ираклий II не намеревался начинать осаду Ацкурской крепости, а хотел идти прямо на Ахалцихе (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1776 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 266-269; Ср.: Грамоты, II, вып. I, с. 27-30), и это, очевидно, было правильное решение. Дело в том, что русско-грузинские войска не имели осадных орудий, чтобы штурмом взять крепость. Трехфунтовые пушки Тотлебена не были в состоянии повредить толстые стены Ацкурской крепости, поэтому гарнизон крепости, имея боеприпасы, пищу и воду, мог продолжать сопротивление. Терять время на осаду Ацкурской крепости не имело, смысла. По плану Ираклия II, надо было вступить в глубь провинции, опустошить окрестности Ахалцихе, что могло вызвать выход главных сил паши из Ахалцихской крепости, а уже потом приступить к осаде самого Ахалцихе — этого главного стратегического пункта. При успешном наступлении отрезанный со всех сторон и лишенный поддержки сравнительно малочисленный Ацкурский гарнизон перестал бы сопротивляться.

Да и осада Ацкурской крепости, как свидетельствует план, (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 2186) составленный при штабе ген. Тотлебена, не была полной, с левой (северо-западной) стороны р. Куры не было ни грузин, ни русских, к тому же мост, перекинутый из крепости на левый берег реки, был в руках турецкого гарнизона, (Там же) который мог получить подкрепление из Ахалцихе. (Здесь надо отметить, что план осады крепости, предложенный С. Хоситашвили (составленный по рассказам французского офицера), был ложным (см.: *** 80-83), поскольку указанный офицер, высланный Тотлебеном, в это время находился в Душети (Ср. ЦГВИА, ф. 8, оп. 6/95, д. 6, л. 2; ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 47, д. 55, лл. 276-290). И вообще, возможно ли противопоставить схему, составленную по его рассказам, плану, составленному в штабе Тотлебена, и сообщениям кап. Львова?) Это подтверждается и письмом кап. Львова от 13 мая [195] 1770 года, где подробно описано расположение войск по решению ген. Тотлебена (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 262-273).

По всей видимости, Ираклий II, еще не зная ударную силу пушек Тотлебена, поверил его заверениям. Он пишет: Тотлебен обещал «...сегодня возьму крепость, но не знаю, не смог или не захотел» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 246-247; Грамоты, II, вып. I, с. 27-30). И кап. Львов сообщает: «...сию крепость для многих причин надлежало непременно атаковать и казалось, по примечанию, что оная в самый первый день, конечно, взята будет». (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1771 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 262-273) Непонятно, почему так «казалось», когда стена крепости имела 4 аршина толщины и там находился довольно сильный гарнизон.

Крепость штурмом взять не удалось и ген. Тотлебен, решив «исправить» эту явную ошибку, видимо избежать нарекания со стороны ВК, предложил Ираклию II, как сообщает кап. Львов, переправить на левый берег реки 2000 человек через мост у самой стены под огнем, или сжечь мост, чтобы не допустить вспомогательные силы, (Там же) но было уже поздно. Из тенденциозного доклада кап. Львова, который во всем винит Ираклия II, видно, что решение это было принято поздно, когда уже появились вспомогательные силы турок. Поскольку дороги, ведущие в крепость, не были отрезаны, этим воспользовался ахалцихский паша и в крепость вступило вспомогательное войско. (Трудно поверить кап. Львову, будто Тотлебен старался не пропустить турок через мост, а Ираклий II не помогал ему в этом. Это нужно было Тотлебену для оправдания после аспиндзских событий) 1 8 апреля Тотлебен, оставив Ираклия II, выступил в обратный путь. Узнав об этом, царь Ираклий поскакал вслед и просил Тотлебена вернуться, правда, Тотлебен вернулся, но, выстрелив из двух пушек 4-5 раз с дальнего расстояния, опять ушел. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 246-247; Грамоты, II, вып. I, с. 27-30) На этот раз Моуравов просил Тотлебена вернуться, но без успеха. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 497-498; Грамоты, I, с. 220-221)

Уход Тотлебена вызвал возмущение в грузинском войске, в котором начались беспорядки. Ираклий II был вынужден немного отступить от крепости, чтобы восстановить дисциплину. Этим воспользовались турки, выйдя из крепости они перешли в контрнаступление. Но Ираклий II, восстановив порядок, снова ударил по врагу, и турки вынуждены были вновь укрыться в крепости. (Там же)

Продолжать осаду крепости не имело смысла, и Ираклий снял ее. Неудачу осады Ацкурской крепости исследователи толкуют по-разному. Одни причиной неудачи считают наличие двух равноправных военачальников, (***) другие — инструкцию, данную Тотлебену правительством. (***) Поскольку ни один из авторов не доказывает правомерность своей точки зрения, останавливаться на них нет надобности. Тем более, ни инструкция, которая была рассмотрена выше, ни жалобы Тотлебена на Ираклия II, (Тотлебен жалуется, что Ираклий II не обеспечил его продовольствием, поэтому был вынужден вернуться) не дают оснований для таких выводов. Кроме того, известно, что Ираклий II во всем соглашался с Тотлебеном. [196]

Иначе трактуется вопрос в сообщениях П. Буткова. Он пишет: «Когда они (Тотлебен и Ираклий II — В. М.) дошли до деревни Аспиндзы, на правом берегу Куры, лежащей от Ахалциха в 35 верстах, произошли между ими несогласие ,от некоторых недоразумений, особливо же, что Ираклий искал способов не своими силами, а российским пособием услужить собственному своему властолюбию и производить завоевания и приобретения чрез россиян, когда они назначены только подкреплять и вспомогать» (П. Бутков, Материалы..., I, с. 281-282). Думается, в свете вышеприведенного материала суждение П. Буткова необоснованно, поэтому и нет надобности подробно на нем останавливаться.

С. Какабадзе причиной ухода Тотлебена с поля боя считает заговор русских офицеров. (***) Ниже подробно будет рассмотрен так называемый «заговор офицеров», здесь же укажем, что за две недели до ацкурских событий, еще в Квишхети, 4 апреля Тотлебен арестовал «заговорщиков» и отправил в Россию под караулом, а в Ацкури с ним были верные ему люди.

Но все приведенные сообщения и мнения опровергают сам Тотлебен и один из его доброжелателей, слепо доверявший ему на данном этапе, капитан Львов. В документе, специально составленном по этому поводу, читаем: «Отступление гр. Тотлебена из неприятельской земли и Оставление там Ираклия главнейше произошло, по его доношениям, от недостатка в провианте... Львов писал сюда 13 мая, что один только постигший голод к тому возвращению принудил... выходя с неприятельскую землю, и не имели больше хлеба как на шесть дней, а там грузинцы все деревни грабили». (Грамоты, I, с. 200)

Надо заметить, что опубликованная часть письма кап. Львова не полностью отражает ее содержание. Хотя в письме акцент сделан на недостатках хлеба, но автор пишет и о «множестве других причин», которые «принудили графа назад возвратиться» и обещает адресату, что «всеж сие обстоятельнее сам раскажу». (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 262-273) Итак, кап. Львов не говорит о причинах.

Посмотрим, сколь обоснована эта «главнейшая», объявленная причина. 6 апреля 1770 г., как уже отмечалось, ген. Тотлебен докладывал Чернышеву: «Состоящие под командою моей войска с начала выступления моего из Моздока... ни один день не имели нужды в провианте, а правда, будучи в Имеретии, малое то время несколько дней, в то время как царь Соломон и брат ево патриарх данное их святое обещание не здержали, имели нужду, однако напротив того производимо было в сутки каждому по четыре копейки, за что оне наивсегда довольствовались. Я в том свидетельствуясь на прибывшего гв. кап. поручика Львова...» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 49-52).

Однако почему русский отряд «ни один день не имел нужды», становится ясным из многочисленных распоряжений Ираклия II (документы хранятся в ЦГИА Грузинской ССР и в Институте рукописей АН Грузинской ССР), свидетельствующих о заботе царя об обеспечении экспедиционного отряда. (См. Институт рукописей АН Груз. ССР, ф. III, док. № 14, 346, док. № 9456 и др.)

Примечательно одно обстоятельство: в рапорте от 6 апреля [197] Тотлебен жаловался на кн. Моуравова, что и тот не заботится о снабжении войска, имеет связи с русскими офицерами и грузинскими князьями и хочет нанести ущерб казне. (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 49-52) Причиной жалобы Тотлебена было следующее: А Моуравову стало известно от грузинских князей, что Тотлебен отнимал скот у грузинских крестьян. Об этом Моуравов сообщил майору Ременникову. (ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 7. д. 55, лл. 223-237) Ременников знал, что приказ Военной коллегии от 13 ноября 1769 г. предупреждал Тотлебена, чтоб «всякое своевольство, обиды обывателям и тому подобные непорядки с крайним прилежанием предупреждены и отвращены быть...». (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 212-214)

Что произошло после 6 апреля? Из писем кн. А. Моуравова от 15 и 16 апреля 1770 г. к гр. Тотлебену явствует, что Тотлебен еще в Квишхети получил достаточно хлеба и мяса, царь предложил ему выделить комиссара и указать место для хранения продовольствия для следовавших из России войск, кроме того, Ираклий II не требовал платы за хлеб, отданный в Квишхети, а также за 6 коров, 4 овцы, 3 козла — 50 р., посланные за мясо, он возвращает обратно. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., он. 110/2, д. 6, лл. 496-497. Грамоты, I, с. 104-105)

И по сообщениям кап. Львова при вступлении (т. е. 15-16 апреля) в «неприятельскую землю» войска имели хлеба на 6 дней, (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 270; Грамоты, I, с. 200) так что 6 апреля хлеба оставалось на три дня, а Ираклий II обещал их снабжать и дальше (19 апреля царь выделил отряд из 500 человек для доставки хлеба и других продуктов русскому отряду). (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 497; Грамоты, I, с. 220)

Царь Ираклий писал, что Тотлебен просто «удрал» из Ацкури, что еще будучи в Сурами и Квишхети он не хотел идти в поход. (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, л. 18) Мнение Ираклия II подтверждает и сам Тотлебен в рапорте из Квишхети от 6 апреля вице-президенту Военной коллегии гр. Чернышеву, где говорит: «Всепокорнейше прошу меня в скорости взять отсель, а на место меня и команду мою препоручить другому генералу... моих сил уже совсем недостает...». (Там же, лл. 49-52) Думается, Ираклий II прав, когда пишет о преднамеренном отступлении Тотлебена из-под Ацкури. (Там же, л. 18) Кн. А. Моуравов писал, что «отступление гр. Тотлебена было паче следствием его предварительного умысла» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 270; Грамоты, с. 200).

После безуспешной осады Ацкурской крепости Ираклий II продолжал наступление не в ахалцихском направлении, как он намеревался сначала, а на юг — в сторону Аспиндзы (юго-западнее Ахалцихе). Ахалцихский паша поспешно вывел из ахалкалакских и хертвисских крепостей 1500 человек, чтоб преградить путь Ираклию II к Аспиндзе, но грузины наголову разбили их. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 247; Грамоты, вып. I, с. 29-30) Сражение еще не было закончено, как около Аспиндзы со стороны Ахалцихе, по показаниям самих пленных, появился 8-тысячный корпус турок. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1773 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 101; Грамоты I, с. 463. Существуют и другие сведения (ср.: Грамоты, I, с. 107; Грамоты, II, вып. I, с. 29-30), но не верить показаниям пленных (из знатных людей) нельзя) Царь Ираклий, по сведениям грузинских летописцев, дал возможность турецким войскам перейти [198] мост у Аспиндзы, а затем приказал смельчакам ночью подрубить деревянные опоры моста, (***) чем лишил врага возможности получить подкрепление или отступить. Как видим, Ираклий II не препятствовал туркам перейти мост, чтобы потом прижать их к реке и разбить.

20 апреля 1770 г. в полдень грузинские войска тремя группами (левым флангом командовал царевич Георгий, правым — зять царя кн. Д. Орбелиани, а центром — сам царь) перешли в наступление и враг был наголову разбит: 4 тыс. остались на поле убитыми, остальные бросились к мосту (который был заранее поврежден воинами царя), попадали в Куру и утонули. Из 8-тысячного корпуса, по показанию самих пленных, в Ахалцихе вернулись только 13 человек. (АВПР, ф. Сн. Россия с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, лл. 97, 99, 101-102; Грамоты, I, с. 462-463) Среди убитых были командующий турецким корпусом, а также известные турецкие беки.

Не входя в подробности описания Аспиндзской битвы, считаем нужным отметить, что это была одна из славнейших страниц боевой летописи грузинского народа в борьбе за независимость.

После уничтожения основных сил ахалцихского паши можно было уже идти на Ахалцихе и взять его, но подозрительное возвращение Тотлебена из Ацкури не позволяло царю идти на Ахалцихе. Ираклий II был вынужден упустить из рук такую возможность и вернуться в Тбилиси.