224. Д. VII. 19 сентября 1770 г.—Представление от царя Соломона имп. Екатерине II.

Подл. I. вып. II т. № 40; ср. I т. № 72.

.... Ныне видим [поступки гр. Тотлебена], всем. государыня, и не в состоянии мы молчать в силу нашего обещания: весьма удивительны и изумительны мужество, полная дисциплина и совершенная опытность войска [русского], но некоторые причины со стороны военачальника (Тотлебена) препятствуют и ослабляют их силу. То, что указом ее в-а было повелено нам, если бы то же самое военачальник (Тотлебен) захотел и решился исполнить, то клянусь мощью ее в-а, могли бы быть совершены большие и славные дела, Османы лишились бы нескольких городов; но беспорядочные передвижения сильно изнуряют и угнетают войска; когда мы ему указываем лучшие и предпочтительные дороги, во исполнение высоч. повеления,—так он от них удаляется как будто обращается в бегство, посему мы всегда скорбим и сокрушаемся, и лица наши покрыты вуалью стыда когда слышим о многих победах, совершенных другими, мы же столько времени не могли совершить ни одного славного и именитого дела. Тотлебен оказался человеком весьма своенравным и не терпящим возражений, и не знаем, государыня, как с ним поступать! Когда он вторично вступил в нашу землю (Имеретию), я его встретил с удовольствием и повел его к Багдадской крепости, которую мы обложили; я был удивлен меткостью [256] артиллерийской стрельбы и это наполнило наш разум радостью; кроме сего много вожделенной надежды и утешения слышал я тогда от графа, который мне лично говорил так: хотя пред сим я вас огорчил своим уходом (из Имеретии), но у меня тогда не было достаточно войска, поэтому я ушел обратно (в Карталинию), теперь же, получив столько искусного войска, увидите сколько великих и славных дел я с ними совершу! Будучи обрадован подобными речами и видя скорое взятие Багдадской крепости при помощи искусного войска, заявил уже пред ее в-м об их подвигах; но теперь я вижу, что это были одни слова [со стороны Тотлебена], а не дела. Мы возвратились от Багдадской крепости, предоставив себя в его (Тотлебена) распоряжение, как и прежде, и приступили к осаде остававшейся еще части Кутаисской крепости, которая, вследствие голодания осажденных, близка была к падению; окружив ее моими людьми, которых я убеждал, что скоро возьмут крепость и слух об их силе разнесется всюду, от чего и другие города почувствуют большой страх и смятение,—но Тотлебен арестовал моего князя и других ни в чем неповинных людей, говоря, что они помогают туркам. Всем. государыня, прошло ужо 16 лет как я веду войну с турками, и сколько битв и опасностей я испытал— нельзя перечислить поодиночке, а соумышленников их одних я истребил, других обуздал и многих из них удалил из нашего царства; если бы упомянутые мои люди были мои враги и сторонники турок, то каким образом они находились бы при мне,—словом Тотлебен судит слишком опрометчиво, не вникая глубже в дело.

На границе нашей страны, по берегу Черного моря, находятся турецкие крепости,—я предлагал Тотлебену осадить их. Он и не захотел слушать и дать мне определенный ответ, прошел мимо нас и быстро направился на Ахалцих, и просил провианта для войска, и заготовили мы ему все, что возможно было, думаю, что недостатка в провианте у них не было, и я сам приготовился отправиться туда, и известил графа: так как вы отправляетесь [в поход], то и я со своим войском вместе умрем с императорскими войсками. Просил [257] также у него субсидии, которая была прислана всем. государыней для содержания нашего войска, но Тотлебен не захотел ни нашего участия в походе, ни выдачи нам высоч. присланной субсидии, и отвечал мне, что, если я возьму с собой 500 человек, то могу с ним отправиться в поход, если же нет, то мне нельзя с ним отправляться. Услышав это, я весьма удивился и показалось мне это странным,—вести войну с войсками Султана и брать большие города возможно ли 500 войнами,—я и призадумался! Пред сим он предпринял поход на Ахалцих и ушел обратно без всякой пользы и содействия делу, и теперь также отправился, но с дороги обратно вернулся и прибыл к нам же,—и такое передвижение туда и сюда без пользы и нужды весьма прискорбна и постыдна, и может ободрить врагов. Мы отсоветовали и отговаривали, но он нас не послушал—и что нам делать! Теперь всю эту правдивую историю мы изложили пред ее в-м, и если бы мы ее не объявили и утаили, то это не укрылось бы от многовидящего ее ока и мы оказались бы виновными. Так как мы это объявили, то мы будем не виновны. Если бы Тотлебен исполнил указ ее в-ва и меня с царем Ираклием не перессорил, а направился бы по лучшим дорогам, указанным ему нами, и если тогда все дела не пошли бы лучше, тогда мы бы считались виновными, но так как Тотлебен измучил меня и царя Ираклия и не послушался наших советов, то мы ни в чем не повинны. Если бы ее в-о соизволила прислать к нам лучшего военачальника, способного прославить ее в-о, и так как с ее Империей и мы связаны, то пусть он выслушивает нас и совершает свое передвижение по указанным нами лучшим дорогам, если тогда скоро ее в-о не услышит о выдающихся победах, одержанных нами, то, значит, мы не сдержали нашего слова. Напротив того, если нас не послушают: о приходе к нам, о дорогах и передвижениях ни о чем не будут спрашивать нас, то мы будем свободны от ответственности, и да будет во всем и всегда воля всем. государыни.