ВВЕДЕНИЕ

Второй том документов по истории русско-осетинских отношений посвящен одному из наиболее важных событий в прошлом осетинского народа — присоединению Осетии к России. В нее вошли материалы, обнаруженные нами в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА), Архиве внешней политики России (АВПР) и Государственном архиве Астраханской области (ГААО). Хронологические рамки второго тома, как и первого, обусловлены определенной завершенностью периода: 1764-1784 гг. — время активизации кавказской политики русского правительства и вместе с тем интенсивных русско-осетинских отношений. К датам настоящего сборника относятся дипломатические, политические отношения, а также культурные связи, подготовившие присоединение Осетии к России; русско-осетинcкие переговоры 1774 года в Моздоке, завершившиеся присоединением Осетии к России, и, наконец, начало развития Осетии в условиях новой политической системы, приведшей к серьезным географическим, демографическим и социально-культурным изменениям в жизни осетинского народа. Укажем еще, что конечная дата тома — 1784 — это год, когда Коллегия иностранных дел русского правительства, уже рассматривавшая Осетию как принадлежащую России область, «закрыла» в своем ведомстве «Осетинские дела», сняла из сферы своей внешнеполитической деятельности осетинский вопрос, начатый ею еще в 1742 году.

Как и в первом томе, в настоящем помещены документы, в основной своей массе публикуемые впервые и уникальные по своей научной значимости. Они не только воссоздают довольно разносторонние связи Осетии с Россией, но и реконструируют многие другие весьма важные стороны истории осетинского народа XVIII века, еще сравнительно недавно остававшиеся белым пятном в научном изучении прошлого Осетии.

В начале 60 гг. XVIII века Россия, успешно закончившая Семилетнюю войну и упрочившая свои международные позиции в Европе, вновь вернулась к решению вопроса о выходе в Черное море, открывавшего широкие торговые возможности. Тогда же резко возрос интерес русских помещиков к южным землям, способным поднять товарность их хозяйств. Черноморская проблема и задача продвижения к плодородным землям Северного [6]

Кавказа были, тесно связаны с турецким вопросом, заставлявшим русское правительство заботиться об укреплении южных границ России. Превратив Крымское ханство в важный военно-стратегический плацдарм, Турция стремилась захватить Северный Кавказ и, в первую очередь, его так называемый «нейтральный район», в свое время-очерченный Белградским мирным договором. Турецкое правительство устанавливало также связи с кабардинскими князьями, вовлекая их в осуществление своих агрессивных планов.

В этих условиях Россия, решавшая серьезные внешнеполитические задачи на юге, в 60 гг. XVIII века заметно активизировала свои действия на Северном Кавказе, в том числе и в Осетии. Она намного приблизила свою пограничную линию к Центральному Кавказу, увеличила численность регулярных войск на Тереке и создала здесь новый участок военной линии —Моздокский. В 1763 году русское правительство приступило к проведению з жизнь указа о поселении в урочище Моздок крестившихся осетин, кабардинцев и ингушей и о постройке крепости Моздок.

Приближение русской пограничной линии к Осетии и основание крепости Моздок способствовали дальнейшему развитию русско-осетинских отношений. Осетины теперь довольно часто стали обращаться к моздокскому коменданту с просьбами и жалобами, добиваясь у него решения самых различных вопросов, в том числе главного вопроса — присоединения Осетии к России. Кроме того, Моздок становится одним = из главных пунктов обменной торговли русских с горцами. В этой роли Моздок находил поддержку со стороны правительства, установившего для местных властей правило: «пошлин с моздокских товаров не брать и таможен и объезчиков не определять». (Ларина В. И. Очерк истории городов Северной Осетии. Орджоникидзе, 1960, с. 41 )

Новым шагом в развитии русско-осетинских отношений было открытие в сентябре 1764 года в Моздоке осетинской школы, явившееся важным событием в духовной жизни Осетии.

Таким образом, «с половины XVIII столетия,— как отмечал историк Д. Лавров,— Моздок стал притягательным пунктом для осетинского населения почти во всех обстоятельствах его жизни». (Лавров Д. Заметки об Осетии и осетинах. Сборник для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 3, Тифлис, 1883, с. 229 ).

Русское правительство по-прежнему большое внимание уделяло Осетинской духовной комиссии. Оно хорошо понимало, что принявшие христианство горцы не только переходили в новую веру, но и становились приверженцами русской политической ориентации.

Однако правительство было недовольно деятельностью комиссии. Так, новый руководитель Коллегии иностранных дел [7] граф Н. И. Панин, узнав о том, что в Осетии и Ингушетии появились миссионеры другой державы, с досадой писал в Синод, что «в осетинском и киштинском народах чрез духовных грузинских персон проповедь почти никакого успеха не приносит» (док. № 7); Н. И. Панин обвинял бывшего руководителя Осетинской комиссии в том, что в осетинских делах он «многие собственные виды имел».

Коллегия иностранных дел подвергала теперь сомнению политическую благонадежность грузинских духовных лиц и предлагала назначить руководителем Осетинской духовной комиссии «из российских, человека ученого и доброго поведения». Однако это порождало трудности иного порядка: русское правительство, не желавшее, чтобы его действия стали известны противникам присоединения Осетии к России, вынуждено было предписать русским духовным лицам Осетинской комиссии «внутрь. Осетии без дозволения тамошнего командира не ездить».

Одновременно с Россией турецко-крымский блок также развивает действия для реализации своих агрессивных планов на Северном Кавказе. Крымский хан прилагал немало усилий, чтобы помешать установлению дружественных связей между народами Северного Кавказа и Россией, обострить отношения между Турцией и Россией. Он, например, спешил сообщить Порте об основании Моздока, рассматривая этот шаг русского правительства «опасным и дальновидным». (Ларина В. И. Указ. соч., с. 40 ) Турецкое правительство, в свою очередь, засылало на Северный Кавказ агентов с поручением следить за действиями здесь России, выражало свой протест по поводу продвижения русской пограничной линии южнее Кизляра. Оно также пыталось найти поддержку своей антирусской политики у горских народов и, в первую очередь, среди социальных верхов. Именно с этой целью Порта и Крым обещали кабардинским князьям сохранить их права на крестьянское население в Кабарде и поставить в вассальную зависимость от них Осетию.

Подобная политика влияла на некоторую часть социальных верхов Кабарды, которая также требовала упразднения Моздока, запрещения деятельности Осетинской комиссии, совершала нападения на русские крепости, призывала, население к антирусским выступлениям. Однако действия враждебных России стран, в том числе сепаратистски настроенных кабардинских князей, не находили поддержки среди населения Кабарды и Осетии. Неслучайно, что в 1766 году, когда некоторые протурецки настроенные кабардинские князья обратились к осетинам, призывая их к совместной борьбе за независимость «против России, им заявили, что «к такому их преступлению никогда согласными быть не могут, потому что неоднократно о верности к Российской стороне присягали» (док. № 19). [8]

Публикуемые нами документы достаточно убедительно свидетельствуют о господствующей в середине 60 гг. XVIII века у (народов Центрального Кавказа прорусской политической ориентации. Русское правительство пользовалось этим и, несмотря на противодействие Турции, Персии и Крыт, форсировало свою внешнеполитическую программу на Северном Кавказе. Наряду с укреплением военно-политических позиций, оно пытается здесь приступить к экономическому освоению края.

В этом отношении первое, она что обратило внимание русское правительство на Северном Кавказе, были рудные месторождения Осетии. Еще в 1746 году о них доносил в Петербург член Осетинской духовной комиссии иеромонах Ефрем. В своих выступлениях, «речах» перед Сенатом не раз говорил о богатых залежах драгоценных металлов в Осетии и руководитель первого осетинского посольства в Петербурге (1749-1752 гг.), Зураб Елиханов, часто называвший их «тайностями и секретностями земли осетинской». Однако образцы руды из Осетии впервые в Берг-коллегию русского правительства попали лишь в конце 1766 года, анализ которых привел тогда к заключению: «оные (руды.— М. Б.), найденные в Осетии, почти ничем не убоже нерчинских как в серебре, так и в свинце оказываются» (док. № 27).

Берг-коллегия считала, что для добычи руды в Осетии и ее перевозки в Россию имеются достаточно благоприятные условия. К числу их она относила наличие «способной коммуникации Сулака или Терека до моря, а оным в Волгу». К горнорудным работам Берг-коллегия думала привлечь как рабочих из России, так и местное население. Она предлагала, не откладывая, направить в Осетию экспедицию с целые подробного изучения ее богатств, и обратилась с этим в Сенат.

Но Коллегия иностранных дел, согласившаяся с заключением о богатых залежах руды в Осетии, опасалась политических осложнений и рекомендовала Берг-коллегии и Сенату не спешить с геологическим изучением Осетии. Руководители Коллегии иностранных дел Н. Панин и А. Голицин указывали на то, что осетины «давно просят, чтобы они приняты были прямо в нашу протекцию и от причиняемых им от кабардинцев утеснений защищены», но в существующей международной обстановке Коллегия «на сие не поступается для того, что из того очень мало было б приобретения». Как видно, они, ставя геологическое изучение Осетии в зависимость от подданства, учитывали, что, присоединив Осетию к России, ее следовало бы «оборонять», между тем что «затруднительно и по положению их жилищ в горах» и «при всем том подалась бы и Порте Оттоманской напрасная причина к неудовольствию и подозрению» (док. № 43). Несмотря на эти сложности, Коллегия иностранных дел все же не отрицала возможности проведения разведывательных работ в Осетии, допускала, «ежели по осмотру тамошние руды [9] окажутся весьма богатыми и добывание их самое легкое, могущее производимо быть немногими людьми под видом другой работы..., в таком случае оставалось бы конечно на то согласиться» (док. № 43). Переписка и обсуждение этого вопроса, достаточно полно нашедшие свое отражение в нашем сборнике, закончились к 1768 году. Весной этого года, когда русско-турецкие отношения вновь крайне обострились,— обе стороны фактически уже не сомневались в скором начале войны,— русское правительство решилось направить в Осетию геологическую экспедицию из 19 горных мастеров в сопровождении военной команды,

Согласно инструкции, «Выданной» экспедиции, перед (ней ставились экономические и политические задачи. Она обязана была подробно изучить ископаемые богатства Осетии, точно установить места богатых залежей цветных металлов, разработать план эксплуатации горнорудных месторождений. Наряду с этими, чисто экономическими, экспедиция также ставила перед собой цели политические: выяснение внутреннего политического положения Осетии («какого свойства, и согласны между собой иди в распрях живут»); политической ориентации населения («склонны ли к христианству и державе е. и. в. »), какие необходимы меры, чтобы склонить осетин к России и др.

Экспедиция во главе со Степаном Вонявиным, побывавшая в основных районах Осетии, по существу выполнила все стоявшие перед ней задачи. Она представила отчет: «Описание найденным в Осетии серебряным признакам» (док. № 67). К отчету были приложены план строительства «плавильного» завода и карта Осетии.

Экспедиция составила также свое заключение относительно политической обстановки б Осетии. В частности, она отмечала, что осетины «с большой горячностью заявили ротмистру Кирееву на его вопрос, желают ли они быть в подданстве Российского государства, что они намерены выйти для поселения к российским границам, которых числом будет тысяч до семи или более» (док. № 68). Экспедиция Степана Вонявина вынесла твердое убеждение о необходимости начать в Осетии разработку цветных металлов и строительство здесь плавильного завода. В качестве рабочей силы предлагалось использовать местное население, особенно алагирцев, готовых принять русское подданство.

В целом же экспедиция имела важное значение для дальнейшего развития русско-осетинских отношений. Благодаря ей значительно возрос интерес России к Осетии. В результате проведенной экспедиции инициатива присоединения Осетии к России, которая была у осетин, постепенно переходила в руки русского правительства. Это объективно способствовало не только дальнейшему развитию русско-осетинских отношений, но и ускоряло присоединение Осетии к России.

В 1767 году и в последующее время, как видно из [10] документов, русское правительство много внимания уделяло деятельности Осетинской комиссии. Оно поручало этой комиссии не только духовные дела, но и поддержку в Осетии русской политической ориентации. В новых условиях правительство стремилось превратить ее в инструмент, с помощью которого пыталось реализовать свои планы в Центральном Кавказе. Так, оно обязывало Комиссию склонить осетин и ингушей к переселению на русскую пограничную линию. Осетинская комиссия не всегда справлялась с подобными поручениями, поэтому не случайно, что накануне русско-турецкой войны делали этой комиссии занялась Коллегия иностранных дел и лично ее глава Н. И. Панин. Здесь же отметим, что последний явно был недоволен Осетинской комиссией и ее руководителями. Граф Н. И. Панин, например, писал, кизлярскому коменданту Н. А. Потапову, что архимандрит Григорий, возглавивший комиссию, занимался в основном личным обогащением: торговал в Кизляре рыбой, помогал торговым людям ездить по Военно-Грузинской дороге в Моздок, предоставляя им за плату подводы и проводников. Он утверждал, что этим занимался в свое время и архимандрит Пахомий, иначе, спрашивал он кизлярского коменданта, чем объяснить, что Осетинское подворье основано не в Осетии, где, по мнению графа, ему надлежало быть, а около «большой» дороги между Осетией и Кабардой. Это мнение H. И. Панина обусловило то, что русское правительство после того, как был убит архимандрит Григорий во время его поездки в Грузию, не назначило больше около двух лет руководителя в Осетинскую духовную комиссию. Ее работой непосредственно занимались Коллегия иностранных дел и кизлярский комендант Н. А. Потапов.

К концу 60 гг. XVIII века обострилось соперничество между Россией и Турцией. Оттоманская империя не только препятствовала выходу России к Черному морю, но и стремилась захватить Украину и добиться разрыва между Россией и Кавказом. Эти ее планы активно поощрялись Францией и Австрией. Именно под нажимом последних в сентябре 1768 года Турция объявила войну России.

С началом русско-турецкой войны возросла политическая роль Осетии, а Военно-Грузинская дорога, пролегающая по ее территории, приобретала в условиях войны важно стратегическое значение. От того, насколько удалось бы установить благоприятные условия для свободного сообщения через Главный Кавказский хребет, во многом зависел успех России на Закавказском театре военных действий.

Этими мотивами было продиктовано то большое внимание, которое отводило русское правительство Осетии в ходе русско-турецкой войны. По существу Осетия оказалась в общих планах, вынашиваемых Россией в начатой войне. Так, астраханский губернатор в своем рапорте Коллегии иностранных дел [11] подчеркивал: «Итак, сверх того за нужнейшее дело починаю я... чтоб оная (Коллегия иностранных дел.— М. Б.) по силе своей и возможности при благополучном окончании войны... те места старались выговорить в вечное и беспрекословное владение российское» (док. № 72). При этом губернатор отмечал, что присоединение Осетии к России в результате русско-турецкой войны не встретит никаких, препятствий среди осетинского народа.

Успешный ход военных действий дал России возможность укрепить свои позиции .не только в Осетии, но и на всем Северном Кавказе. Война в значительной степени влияла на политическое настроение осетинского населения, которое все чаще стало обращаться к русскому правительству с вопросом о присоединении Осетии к России.

В начале 1770 года 24 осетинских (тагаурских) старшин во главе с X. Мамсуровым и М. Битаевым явились в Кизляр к коменданту И. Неймчу с «доношением». Как доносил кизлярский комендант, они, «присланные от всего народа их общества», имели «усердное желание поступить в вечное е. и. в. подданство» и что они «желают все генерально крестица». Старшины просили для принятия от них присяги прислать в уезд «чиновного человека» (док. № 73, 76).

Аналогичное посольство направили в Кизляр ингушские старшины, также ставившие перед русской администрацией вопрос о присоединении Ингушетии к России (док. № 74).

Летом 1770 года представители Восточной Осетии вновь обратились к русскому правительству с просьбой присоединить осетин к России. Правительство, придавая большое значение Восточной Осетии, району Военно-Грузинской дороги, поддержало это ходатайство. Оно 'направило сюда своих представителей во главе с ротмистром Терского войска А. Батыревым для переговоров о принятии тагаурцами и ингушами русского подданства.

Принимая присягу, осетинские старшины дали обещание не только поддержать в исправном состоянии Военно-Грузинскую дорогу, но и оказывать помощь проходящим в Грузию российским командам и курьерам.

Со своей стороны русское правительство взяло на себя, обязательство защищать тагаурцев от враждебных нападений соседних феодалов, в частности, кабардинских, «ибо в противном случае,— отмечалось в условиях договора между А. Батыревым и тагаурцами,— от России им, кабардинцам, того упущено не будет». (Материалы по истории осетинского народа, Орджоникидзе, 1942,..д. II, с. 94 ) Русское правительство обещало,— и это также было записано в условиях договора,— оплачивать осетинским старшинам строительство мостов и дороги в Дарьяльском ущелье, [12] для охраны которого оно направило сюда военный отряд из 20 казаков.

Так, в результате довольно энергичной деятельности русских властей на Северном Кавказе и осетинских и ингушских представителей в 1770 году Восточная Осетия вместе с Ингушетией вошли в состав России. Присоединение этих районов было ускорено заинтересованностью русского правительства в свободном, передвижении военных-транспортов по Военно-Грузинской дороге.

В целях обеспечения безопасности этой дороги и бесперебойного движения по ней войск и боеприпасов Военная Коллегия в 1770. году решила учредить в особо важных местах отдельные казачьи посты, а в 1771 году в Осетию были направлены даже две военные экспедиции общей численностью в 600 человек. (ЦГВИА, ВУА, ф. 6164, ч. 98, л. 177 )

Во время русско-турецкой войны Россия не только использовала важные в стратегическом отношении дороги, но стремилась также к дальнейшему изучению естественных богатств Осетии. С этой целью она продолжает проводить в некоторых районах Осетии изыскательские работы. Наибольший интерес был проявлен к залежам свинца и селитры, потребности в которых в связи с войной постоянно возрастали. Состояние войны с Турцией ускорило отправку в Осетию геологической экспедиции под руководством А. Батырева и А. Кирхнера.

На этот раз экспедиция направлялась в Осетию не Берг-Коллегией, заснимавшейся горнорудными разработками, а Коллегией иностранных дел, придавшей ей полную секретность. По указанию этой Коллегии, объявлялось, что цель экспедиции — вернуть «вещи», якобы «награбленные» осетинами у русских. Ведя формально переговоры о «награбленных вещах», руководители экспедиции должны были установить связь с осетинскими старшинами, делать им подарки и добиться их расположения. Кизлярский комендант, в свою очередь, наставлял А. Батырева и его спутников, под каким предлогом собирать в Осетии образцы руды: «называя их цветными камешками и похваляя, что они угодны в лекарство да и пристойны вмазывать в покои» (док. № 86). Вместе с тем участники экспедиции обязаны были узнать от местных жителей, «из чего они делают порох и свинец и где добывают руду». Они должны были также выяснить согласие осетин добывать руду и доставлять ее в Моздок за «самую малую цену».

Особое место отводилось изучению политической обстановки: «нет ли каких где собраний и к чему соглашаются».

Кизлярский комендант полковник Ф. И. Паркер вместе с экспедицией направил к осетинским старшинам письмо, в котором призывал их вступить «в протекцию России» (док. № 87). [13]

Свою работу экспедиция начала осенью 1771 года. Она исследовала в Осетии месторождения цветных металлов, ознакомилась с «тамошним положением дел», составила карту. Экспедиция собрала образцы свинцовой, серебряной и других руд, серы, селитры и других минералов. Она вносила ряд конкретных предложений, связанных с эксплуатацией горных богатств Осетии. Но предварительно, по мнению и членов экспедиции, и кизлярского коменданта, в Осетии следовало решить ряд неотложных политических задач. К наиболее важным из них они относили присоединение Осетии к России. «Только так,— писал, например, Ф. И. Паркер,— открывалась возможность эксплуатации залежей цветных металлов в Осетии» (док. № 95). Этот, комендант проявил даже собственную инициативу и в декабре 1771 году, сразу же после завершения работы геологической экспедиции, направил осетинским старшинам письмо, в котором просил их вступить «в протекцию России». Однако такой ига г коменданта выглядел поспешным, поскольку, как справедливо считала Коллегия иностранных дел, следовало учитывать и сложности еще в осетино-кабардинских отношениях, и появившуюся в этот момент обостренность в политической обстановке в Ингушетии и Восточной Осетии, районе Военно- Грузинской дороги и др. Тем не менее значение этой экспедиции, как и предыдущей, было огромно. Участники ее популяризовали среди осетинского народа ориентацию на Россию.

Русско-турецкая война и вызванная ею активизация русско-осетинских отношений повысила роль Осетинской духовной комиссии и (учрежденной при ней Моздокской осетинской школы.

В 1771 году русское правительство вновь рассмотрело вопрос об этой комиссии. В условиях войны отпала необходимость скрывать, что комиссия — институт русского правительства в Осетии. Оно теперь решило изменить состав комиссии, введя в нее вместо грузинских миссионеров русских. Руководителем ее был назначен А. П. Лебедев.

Отметим еще, что русские миссионеры, прибывшие в Осетию, застали довольно неприглядную картину. Как оказалось, грузинские миссионеры больше занимались личным обогащением, нежели своими прямыми обязанностями. На этой почве, а также в силу политических разногласий в комиссии господствовали постоянные раздоры. Впрочем, как обнаружилось позже, действия русских миссионеров также не отличались единством и бескорыстием.

Трудности переживала и Моздокская школа, на которую русское правительство возлагало большие надежды. Учителя ее не получали жалованья, школа не имела приличного здания, в тяжелых условиях находились учащиеся: ученики «не имея ни обуви, ни рубах по причине отбираемого у них жалованья отцами их и родственниками во время их в Моздок приездов, для [14] чего не только по городу, но и в школу ходить не, могут». (Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа, т. 3, СПб, 1869, с. 440 )

В связи с этим русское правительство обязало Синод и Коллегию иностранных дел энергичнее заняться делами Осетинской комиссии и ее школой и повысить их роль в развитии русско-осетинских связей.

Синод проверил деятельность духовных персон в Осетии, после чего составил «Инструкцию... находящимся в Осетии протопопу с протчими священнослужителями, каким образом им в обращении тамошнего народа в православную, грекороссийскую веру поступать должно» (док. № 81). Согласно этой инструкции, протопоп должен был находиться в Моздоке, другие духовные лица — в Осетии. Все они подчинялись кизлярскому коменданту: «без ведома его,— подчеркивалось в инструкции Синода,— ничего собою не предпринимать». Такое подчинение Осетинской комиссии светским властям было вызвано теми политическими задачами, которые возлагались на нее »накануне присоединения Осетии к России.

Синод также предписал А. П. Лебедеву и кизлярскому коменданту хранить инструкцию, регламентировавшую их деятельность, под большим секретом.

Следует указать, что русское правительство, находясь в состоянии войны, в своих отношениях с Осетией перестало считаться с Турцией, как это делало раньше. Однако оно не могло не учитывать настроений «кабардинских князей, от лояльности которых во Многом зависела обстановка на Северном Кавказе. Не случайно, что граф И. А. Остерман просил, чтобы Осетинская комиссия не занималась вопросами подданства осетин, так как этим «кабардинские владельцы, как их своими подчиненными называют, были бы напрасно огорченными». (Там же, с. 441 )

Главным в деятельности Осетинской комиссии Коллегия иностранных дел признала «просвещение молодых осетин». По мнению И. А. Остермана, это улучшило бы обстановку в Осетии, а молодые «просвещенные» люди могли бы быть использованы в нужный момент, особенно при решении вопроса о подданстве Осетии. Естественно, при таком подходе, больше внимания уделялось осетинской школе в Моздоке. Коллегия иностранных Дел указывала астраханскому губернатору на необходимость постройки здания для школы, расширения контингента учащихся, улучшения их учебы, на повышение жалованья учителям. Она требовала также систематической информации в отношении Осетинской комиссии, школы в Моздоке и, конечно же, политической обстановки в Осетии.

Летом 1774 года в деревне Кучук-Кайнарджи был заключен договор между Россией и Турцией. Победы русской армии в [15] турецкой войне сделали крайне уступчивой Оттоманскую империю. Неслучайно, что и договор в Кучук-Кайнарджи оказался весьма выгодным для России. По нему Россия получила свободу действий на Северном Кавказе. 21 статья договора с точки зрения международного права закрепляла за Россией Большую и Малую Кабарду. Эта же статья по существу была распространена и на Осетию. Так, Коллегия иностранных дел считала: «Во время настоящее, когда кабардинцы по переменившимся обстоятельствам всего тамошняго края и сами принадлежат действительно к подданству здешнего императорского скипетра, всякие в разсуждении их (осетин.— М. Б.) меры свободны уже от зависимости соглашения с Портою и Крымом» (док. № 144).

Эту же мысль высказывал астраханский губернатор П. Н. Кречетников. По «заключении славного нынешнего мира,— писал он Екатерине II,—Большая и Малая Кабарды осталися в точном подданстве вашего и. в., а как последняя из них осетинский народ... почитает своими подвластными, то и оной с нею соединенной надлежит к здешней стороне».

Как видно, по Кучук-Кайнарджийскому договору, России удалось добиться юридического признания подданства Кабарды и Осетии. В результате, с точки зрения внешнеполитической обстановки, были созданы условия для развития русско-осетинских отношений, для проведения совместных переговоров представителей осетинского населения и русских властей по вопросу присоединения Осетии к России.

В течение 1 августа—декабря 1774 года, как это видно из документов, русская администрация проводила энергичную работу по оформлению подданства осетин. Русскому военному начальству на Северном Кавказе было поручено ознакомить местное население прежде всего с условиями Кучук-Кайнарджийского мирного договора.

Исход русско-турецкой войны отвечал интересам народов Северного Кавказа, в том числе Осетии. Ротмистр А. Батырев, побывавший в Осетии сразу же после заключения мира с Турцией, свидетельствовал: «По всей там бытности и ото всех осетинцов слышал я, что они оказываются к России доброжелательными и весьма рады о заключении с Оттоманскою Портою мира, почитая тем и себя счастливыми» (док. № 124).

Русско-осетинские переговоры о присоединении Осетии к России правительство поручило провести астраханскому губернатору П. Н. Кречетникову. Последний дал указания кизлярскому и моздокскому комендантам, чтобы они предварительно направили в Осетию военных и гражданских лиц и сообщили осетинскому населению о желании губернатора начать русско-осетинские переговоры. Опасаясь, что представители Осетии могут почему-либо не приехать, П. Н. Кречетников просил кизлярского коменданта, чтобы он стремился «под видом дружества им внушить его, губернатора, приезд в Моздок и склонить их [16] ласковостью, чтоб они неотменно приехали» (док. № 127). Особо он поручал оповестить о переговорах таких влиятельных осетинских старшин, как Андрея Цаликова и Бакара Казгиреева, «кои в подданстве Российском присягали».

Выполняя указания П. Н. Кречетникова, кизлярский комендант снарядил экспедицию во главе с ротмистром А. Батыревым, а моздокский комендант в свою очередь направил в Осетию ротмистра Казыханова и с ним переводчика Й. Пицхелаурова. Экспедиция А. Батырева, наряду с политическим—«призвание осетин к переговорам»,— получила задание экономического свойства. Она обязана была собрать сведения о горных богатствах Осетии, изучить возможности эксплуатации ее недр и обратить особое внимание на залежи цветных металлов.

Прибыв в Осетию, экспедиция Батырева застала здесь посланников моздокского коменданта, которые уже собрали представителей Осетии и оповестили их о предстоящих переговорах в Моздоке: вскоре она с «обществом куртатинских, в алагирских и чимитинских старшин» отправилась в Моздок.

Что касается экспедиции А. Батырева, то она приступила к геологическому изучению Осетии, продолжая одновременно знакомить население с целями русско-осетинских переговоров Она значительно пополнила сведения о рудных месторождениях: Осетии, а к найденным образцам горных пород, доставленным в Моздок, приложила полный «реестр» (док. № 123). Вместе с тем А. Батырев в своем рапорте сообщал, что в Осетии «от многих слышал желания получить» русское подданство, другие же просто приняли перед экспедицией присягу верности России. Он представил список наиболее «влиятельных» и доброжелательных к России лиц, принявших присягу.

В то время, когда А. Батырев находился в Осетии, в Моздоке шли уже русско-осетинские переговоры. С русской стороны их вел астраханский губернатор генерал П. Н. Кречетников. Осетия была представлена посольством, в которое вошли Тота Гуриев, Шовлох Демиров, Бахтингирей Есиев, Хамирза и Алегука Цаликовы, Аби Шов лохов, Нафи Созанов, Бестав Себетов, Габола Баразгов, Джава Цопанов, Джига Гуриев, Карагач Цегоев, Самиз Бопаев, Ислам Тезиев, Бакар Каргиев, Дабе Даиев, Джачи Мамуков, Шико Джабоев, Георги Агнаев, Карамурза Караев.

Наиболее влиятельными из них были Андрей Цаликов, Бахтингирей Есиев и Тота Гуриев. Но в посольстве были лица и крестьянского фарсаглагского происхождения. К таким относились Джава Цопанов, Карагач Цегоев, Георги Агнаев. Разнородный в социальном отношении состав посольства свидетельствовал о том, что идея присоединения Осетии к России поддерживалась не только социальными верхами; она была популярна также среди крестьянских масс.

В ходе переговоров обсуждались следующие вопросы: при [17] соединение Осетии к Российской империи; возобновление осетинского подворья в Осетии; учреждение военной крепости, военных форпостов, которые способствовали бы прекращению междоусобных, войн; разрешение осетинам выселиться на предгорную равнину Центрального Кавказа; защита от нападений кабардинских князей. По всем этим вопросам осетинское посольство подало П. Н. Кречетникову письменное «Прошение», состоявшее из 8 пунктов (док. № 120).

Поскольку это «Прошение», публикуемое нами в сборнике, не является обычным ходатайством, а по своему содержанию скорее носит актовый, договорный характер и в качестве такого документа оно было представлено П. Н. Кречетниковым императрице Екатерине II, то остановимся на нем подробнее.

«Прошение» имеет преамбулу, касавшуюся истории распространения христианства в Осетии. Здесь же подчеркивается расположение осетинского населения к православной церкви.

Второй пункт его относится к внешнему положению Осетии и содержит три основные идеи: посольство рассматривает Осетию как независимую от других стран; главной опасностью для Осетии оно считает набеги кабардинских князей; посольство ходатайствует о включении Осетии в состав России.

Третий пункт «Прошения» является поясняющим те условия, на которых Осетия входила в состав России. Посольство сформулировало три таких условия: «свободный проезд» в пределы русской территории, свобода торговли на русской пограничной линии, охрана внешней безопасности и «присылка» для этой цели русской команды в Осетию.

Осетинское посольство вместе с тем брало на себя по отношению к России ряд обязательств. Оно «позволяло» вывозить в район бывшего Осетинского подворья руду, а осетинские старшины «за поставленную плату» обязывались сами доставлять в Осетинское подворье металлические руды. Чтобы наладить эту перевозку, они просили прислать в Осетию «особливого человека», по указанию которого «мы оные камни и возить будем».

Другие части «Прошения» откосились к текущим, или точнее, частным вопросам, связанным с русско-осетинскими отношениями.

Русско-осетинские переговоры в Моздоке были весьма успешно завершены. Приняв от осетинского посольства «Прошение», П. Н. Кречетников заверил, что Осетия будет находиться в составе Российской империи (док. № 121). Он заявил, что осетинам будет разрешено селиться на предгорных равнинах Северного Кавказа и, как подданным России, им гарантировалась внешняя безопасность. Члены осетинского посольства со своей стороны «передали» России свои «горы в вольное употребление»: Исходя из этого, Н. И. Панин и И. А. Остерман сообщали князю Г. А. Потемкину о политической [18] «принадлежности осетинцев с их делами к ведомству Астраханскому». Считая Осетию, как и Кабарду, присоединенной к России, они писали, что осетины «с управлением кабардинского народа губернатором астраханским находятся в связи и соответствии неразрывных, и дело имея с одним народом, надобно иметь уже и с другим» (док. № 144).

После переговоров с осетинским посольством губернатор Кречетников был вызван к императрице Екатерине II. Он подал на ее имя довольно обширный доклад относительно будущею экономического и политического устройства Осетии. В нем он подчеркивал, что присоединением Осетии к России «произойдет слава е. и. в. по всей той стране и приманит весьма многие народы и распространит пределы в. и. в.» (док. № 127). Особо П. Н. Кречетников выделил возможность добывать в Осетии «богатейшие металлы», предполагая, что залежи рудных месторождений в ущельях Осетии намного богаче, чем те, которые уже известны правительству. Основным, наиболее богатым районом, где губернатор предлагал начать рудные разработки, он считал Алагирское ущелье. Промышленная разработка руд в Осетии должна была потребовать квалифицированных рабочих, которых Кречетников рекомендовал набрать среди солдат, отбывавших службу на Тереке и в Астраханской губернии:

Важное значение астраханский губернатор придавал основанию вблизи Осетии города-крепости. Наиболее подходящим местом для крепости он считал берег реки Терек у Эльхотовских ворот, там, где был расположен древний город Джулат. По мысли П. Н. Кречетникова, основание города принесло бы «великую славу и пользу государственную», поскольку имело бы важное экономическое и военно-политическое значение; город позволял контролировать важнейшую тогда коммуникацию на Кавказе — Военно-Грузинскую дорогу. Губернатор писал Екатерине II, что с появлением у Татартупа города «ближней способ возымеем и о Грузии помыслить..., ибо от Татартупа до меретинских границ только два дня езды».

П. Н. Кречетников просил также, Екатерину II о разрешении осетинам выходить из гор и селиться на предгорных равнинах. По его предложению часть переселенцев должна была осесть в крепости, которую он предлагал основать у Эльхотовских ворот. Основное же население Осетии, по планам губернатора, выселялось поэтапно и должно было создать на равнине поселения типа казачьих станиц. С их помощью Кречетников думал укрепить свои военно-политические позиции в Центральном Кавказе.

В докладе астраханского губернатора содержался ряд других идей в отношении политического и экономического устройства Осетии, осуществление которых вызывалось присоединением ее к России. Многие из них были реализованы в 70-80 гг. XVIII века. [19]

Русское правительство в первую очередь рассмотрело вопрос переселения осетин, так как оно считало, что без его решения трудно приступить к проведению в жизнь других идей, выдвинутых П. Н: Кречетниковым. Однако предварительно правительство сочло необходимым получить дополнительные сведения об истории, нравах, быте, религии и культуре осетин. С этой целью в 1779 году оно из Астраханской духовной консистории направило в Осетию протопопа Иоанна Болгарского. Более года он в составе Осетинской комиссии тщательно собирал об осетинах интересовавшие правительство данные. Летом 1780 года И. Болгарский представил свою известную уже в науке записку об Осетии (док. № 142).

Записка И. Болгарского об осетинах была рассмотрена 'Коллегией иностранных дел. Последняя изложила свое мнение о политическом положении Осетии и переселении осетин в «Сообщении к князю Г. А. Потемкину» (док. № 144), которому была направлена копия записки И. Болгарского.

В «Сообщении» Г. А. Потемкину граф Н. И. Панин писал: «По мнению Коллегии два обстоятельства находятся тут, требующие уважения; Первое — желание и прошение осетинцов о построении внутри их жилищ церкви, другое — о Дозволении им селиться ближе к здешним пограничным местам для лучших выгодностей».

Как видно, в изменившейся обстановке Коллегия иностранных Дел по-новому смотрела на предгорные равнины, занятые кабардинскими князьями. Она считала, что переселение осетин на эти земли возможно, так как на основании статей Кучук-Кайнарджийского договора Россия свободна в своих действиях в этом районе.

Коллегия иностранных дел, представив справку о переселении осетин, просила Г. А. Потемкина, чтобы этот вопрос правительство подвергло «ближайшему рассмотрению».

В нашем сборнике нет документа, который свидетельствовал бы об официальном разрешении вопроса переселения осетин. Однако появление вскоре на равнине осетинских поселений убеждает в том, что правительство предприняло меры, позволившие осетинам выходить на новые земли.

Так же энергично русское правительство занялось постройкой крепости, о которой писал Кречетников. В начале 80-х гг. XVIII века в важных в военно-стратегическом отношении пунктах были построены редут Потемкинский на Джулате (1783 г.) и крепость Владикавказ (1784 г.). В этих укреплениях поселялись осетины — выходцы из разных горных ущелий Осетии.

В 1774 году территория Осетии, в том числе ее западная часть — Дигория, была объявлена, присоединенной к России. Однако в этом году население Дигории, в отличие от других районов, не приняло присягу на верность России. Представители этого общества не участвовали и в русско-осетинских [20] переговорах, происходивших в Моздоке. Это произошло по нескольким причинам. Русское правительство больше внимания уделяло Тагаурии, Куртатинскому и Алагирскому ущельям, имевшим более важное военно-стратегическое значение, чем Дигорское ущелье. Кроме того, Дигория находилась в вассальной зависимости от кабардинских феодалов. Поэтому всякое вмешательство России в дела Дигории вызывало сопротивление этих феодалов.

Наконец, дигорские феодалы, в свою очередь, опасались потерять свои права ка зависимые сословия, ибо с присоединением социальные низы связывали переселение на предгорную равнину и, следовательно, свое освобождение.

В 1781 году в Дигории вспыхнуло восстание крестьян против феодалов. В разгар этого движения сюда прибыл русский офицер Штедер. Крестьяне жаловались Штедеру на тяжелое положение, в которое их ставили дигорские феодалы. Они искали защиты у русских властей, просили присоединить Дигорию к России.

Летом 1781 года восставшие при общем «собрании» решили: «По первому требованию России принять присягу» и «не допускать никакого насилия бадиллятов над отдельными людьми». (Stеdеr. Tagebuch einer Reise, die im Iahre 1781 von der Grans festung Mosdok nach inner Kaukasus Unterkommen Worden. Leipzig, 1797; S. 120. )

Феодалы создали свой «Совет», который стал вести переговоры с крестьянством и русской администрацией. Вскоре, однако, стало ясно, что переговоры понадобились для того, чтобы выиграть время, собраться с силами и подавить народное движение. Планы феодалов-баделят вызвали возмущение народа, и восстание приняло еще больший размах. Ряды восставших росли, на их сторону стали «черкесы» и балкарцы, до этого выступавшие вместе с дигорскими феодалами. Штедер, представлявший русскую военную администрацию, прилагал все усилия, чтобы удержать крестьянские массы от полного разгрома феодалов. В конце концов ему удалось склонить враждующие стороны к переговорам, в результате которых был заключен договор. Условия его сводились к следующему:

«1. Должна быть принесена общая клятва верности России.

Все дигорцы, сделанные баделятами рабами, должны быть отпущены, и все незаконно взятые во владения со времени их отцов земли должны быть отобраны…

Подати баделятам будут уплачиваться впредь согласно старому обычаю, но будут точно установлены... (Там же )».

Договор должен был «утвердить» «русский старший начальник», после чего он приобретал силу.

Так в результате движения крестьян в Дигории 20 июля [21] 1781 года «более чем три тысячи осов сделались подданными России»... Присягу принесли представители 47 дигорских сел.

В осуществлении первого пункта договора (присоединение Дигории к России) крестьяне были поддержаны русской администрацией. Благодаря этому Дигория вошла в состав России.

Как видно, присоединение Осетии к России не было единовременным актом. Восточная Осетия (Тагаурия), явившаяся важным в условиях русско-турецкой войны 1768-1774 гг. районом, вошла в состав России в 1770 году, Куртатинское и Алагирское общества — в 1774 году, Дигорское — в 1781 году. Однако датой присоединения Осетии к России следует считать 1774 год. Это не только потому, что тогда большая часть Осетии вошла в состав России. Присоединение Осетии к России стало реальным фактом лишь после успешного окончания войны с Турцией в 1774 году. С этого года русское правительство стало рассматривать Осетию как район, входивший в состав Российской империи. Политическое присоединение к России еще не означало, однако, вхождение Осетии в административную систему России. Значительное время она продолжала сохранять независимость от царской системы государственного управления: В этом отношении вхождение Осетии в состав России не вносило каких-либо перемен во внутреннюю жизнь феодально-раздробленных осетинских обществ.

Лишь с 1784 года осетины, столкнувшись с деятельностью в Моздоке Верхнего пограничного суда, стали обращаться к услугам русского судопроизводства. Этот год, по нашему мнению, можно было бы рассматривать как начало постепенного вовлечения Осетин в административную систему Российского государства.

Второй там 'Включает в себя документы, извлеченные в основном из Архива внешней политики России, где в свое время сформировался самостоятельный фонд хранения, известный теперь как «Осетинские дела». Указанный фонд состоит из двух основных частей. (Документы первой части вошли в состав первого тома «Русско-осетинских отношений». Во «Введении» указанного тома содержится также общая характеристика и научная оценка «Осетинских дел» ) В настоящий том вошли документы второй, наиболее обширной и разнообразной по содержанию части «Осетинских дел». Хронологически документы этой части относятся к 1762-1783 гг. Они освещают следующие аспекты русско-осетинских отношений XVIII века: политика России в Осетии и на Центральном Кавказе накануне и в период русско-турецкой войны 1768-1774 гг., геологическое и политическое изучение Осетии в 60-70 гг. XVIII века, русско-осетинские переговоры 1774 года и присоединение Осетии к России, планы России в отношение Осетии в 70-80 гг. XVIII века и др. «Осетинские дела», кроме того, отражают сложные международные отношения, [22] в сфере которых оказался Центральный Кавказ во второй половине XVIII века. Особенно это касается русско-турецких противоречий, от развития которых во многом зависели политические судьбы народов Северного Кавказа.

Вторая часть «Осетинских дел» значительно расширяет наши представления и по таким вопросам, как русско-ингушские отношения и присоединение Ингушетии к России, русско-кабардинские отношения в период русско-турецкой войны и в условиях, определенных статьями Кучук-Кайнарджийского договора.

Ценны сведения, содержащиеся в документах о внутренней жизни Осетии, к которой Коллегия иностранных дел проявлял за большой интерес. В этом отношении особо следует выделить доклад астраханского губернатора П. Н. Кречетникова, представленный им в апреле 1775 года на имя Екатерины II с описанием внутреннего устройства Осетии, и донесение И. Болгарского 1780 года (док. № 142) с данными, относящимися к истории, нравам, обычаям и религиозным верованиям осетин.

Как и в первом томе, в настоящем большая группа источников связана с распространением христианства в Осетии и частично в Ингушетии, а также с зарождением в Осетии просвещения. Содержание документов АВПР, разумеется, не ограничивается перечисленными темами; они охватывают значительно больший круг вопросов, относящихся к истории русско-осетинских отношений XVIII века. Отдельные документы второй части. «Осетинских дел», как и первой, были опубликованы Г. А. Кокиевым в 1933 году. (Материалы по истории Осетии, т. I, Орджоникидзе, 1933. 22 ) Количество их невелико. Некоторые из них были не полностью прочитаны и отмечены отточием, а в ряде случаев печатались с грубыми ошибками. В нашем сборнике устранены недостатки указанной публикации.

Кроме документов АВПР, в сборник включены извлечения, из ЦГАДА, в частности фонда «разряд 23 Госархива». Здесь, наибольшую ценность представляют рапорты русского офицера Штедера о крестьянском движении в Дигории и присоединении к России Западной Осетии. Обращают на себя внимание также документы, свидетельствующие о постепенном вовлечении осетин в русское судопроизводство, учрежденное на русской пограничной линии в Моздоке.

Настоящий сборник мог быть пополнен и более ранними публикациями исторических документов, так или иначе проливающими свет на историю русско-осетинских отношений: например, «Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII веке» (составитель В. Н. Гамрекели, Тбилиси, 1968 г.), «История Осетии в документах и материалах (с древнейших времен до конца XVIII века)» (составители Г. Д. Тогошвили и И. Н: Цховребов, т. I, Цхинвали, 1962), [23] «Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв.» (составитель В. М. Букалова, т. II, XVIII в., Москва, 1957 г.) и др. Однако при составлении сборника мы избегали повторений и стремились включить в него максимально большее количество неопубликованных документов, по-новому освещающих историю русско-осетинских отношений. Что касается других принципов составления и публикации наших документов, то они оговорены во «Введении» первого тома.

Сборник составил, снабдил «Введением» и комментариями доктор исторических наук, профессор М. М. Блиев. Им же выполнена археографическая обработка и сверка документов. Указатели к сборнику составлены З. М. Блиевой.

При подготовке сборника в печать весьма ценными явились советы и замечания члена-корреспондента АН СССР, профессора И. Д. Ковальченко, профессора П. П. Епифанова и старшего научного сотрудника ГАУ СССР В. В. Дехтяренко, за что приносим им нашу благодарность.