226

1759 г. декабрь — Сведения о деятельности армянина Д. Мангова

/л. 4/ Вышеозначенной армянин Мангов пред несколькими годами при известном бывшем здесь персианине Хусейн-хане по своей воле жил для толмачества. В 1745 году по прошению его, а по посланному из Коллегии иностранных дел в Москву оной Коллегии в контору от 14 февраля указу велено ево, Мангова, от той персоны уволить и позволить ему жить в Москве на своем пропитании или, буде похочет к кому во услужение итти, в том ему не возбранять, токмо обязан ево наперед подпискою под жестким штрафом, чтоб он о той персоне, при которой находился, отнюдь не разглашал и никому не объявлял.

В 1746 году, хотя и просил он, Мангов, чтоб ему для сыскания себе пропитания торговым промыслом позволено было в Астрахань и оттуду за границу в Персию ехать, однако ж по учиненному в Правительствующем сенате по представлению Коллегии иностранных дел определению оному Мангову в Астрахань ездить запрещено было по причине вышеозначенной /л. 4об./ его при Хусейн-хане бытности. И чтоб от него тамо не разгласилось, что Хусейн-хан здесь в России обретается, еже тогда скрывать надлежало, и для того велено было жить в Москве и писаться московским мещанином и торговать розничною и воловою торговлею во всероссийском государстве, кроме Астрахани, со взятием пошлин против российских купцов, а в посад его не записывать и ни в какие службы не определять, и, кроме настоящих с торгов ево пошлин, других никаких податей и по разположению с московским купечеством на общенародные по купечеству потребности ничего не спрашивать, о чем ему и особой указ из Сената, с прочетом дан.

В 1753 году по прошению онаго Мангова и по учиненному по тому в 19 день июля в Коллегии иностранных дел определению, в разсуждении того, что вышеозначенное обстоятельство уже миновалось, и помянутой Хусейн-хан тогда и сам уже в Астрахани жил да и в Персию его отпустить было велено, отпущен он, Мангов, из Санкт-Петербурга в Астрахань, а притом посланным в тамошнюю губернскую канцелярию указом позволено его и в Персию для торговаго промысла отпустить,

/л. 5/ А в прошлом 1758 году по поводу полученном здесь из Константинополя от резидента Обрезкова 157 известия, что ушедшие в турецкие границы сердарь Азад-хан, предъявляя себя с турками единоверцом, старался Порту Оттоманскую (под претекстом защищения единоверцов ея, в суннинском законе находящихся, и воздержания неединоверных персиян от набегов в турецкия границы) к тому привесть, чтоб она в персицкие дела вмешалась. Отправленным из Коллегии иностранных дел в Персию к бывшему [326] тамо консулю Чекалевскому 158 в 23 день марта указом накрепко подтверждена ему как данная инструкция, так и отправленной к нему в 7 день октября 1757 года указ, в которых ему довольное наставление подано о приближенном разведывании о происшествиях в Персии и с турецкой стороны.

И по получении сего указа помянутой Чекалевской в Коллегию иностранных дел доносил в 1758 году от 30-го июля, что он для имовернейшаго получения известия о всех Оттоманской Порты намерениях, о состоянии /л. 5об./ Азад-хановом и о протчих к ведению нужных обстоятельствам 18-го того же июля послал в турецкия границы московского мещанина армянина Дмитрия Мангова, которой сию комиссию принял на себя усердно и обязался съездить туда неотменно, буде по нынешним в пути от разбоев опасностям не приключится какого бедствия.

От 23-го октября

Что получил он из местечка Урдубада от отправленнаго в турецкия границы для разведывания армянина Мангова письмо, из котораго для усмотрения прилагается экстракт. А в том экстракте написано следующее: по прибытии его, Мангова, в Урдубад 4-го сентября сообщено ему от тамошних жителей, что Фетх-Али-хан и Шахбас-хан, согласясь между собою, находящихся в Тевризе авганцов побили всех, из которых весьма малое число спаслось ночью бегом в Карачюлян, где якобы Азад-хан обретается. Спустя же несколько дней пронесся тамо слух, что Фетх-Али-хан четырех человек, присланных к нему в Тевриз от Азад-хана курьеров, объявя им, что в Азад-хане ему нужды нет и другим никому /л. 6/ он не надобен, приказал переубить же. А Азад-хан находился тогда в Шегрзуре, но 13-го сентября один приехавший в Урдубад из Тевриза уверил всех, что Азад-хан с войском своим, состоящим из авганцов и курдов, в шести тысячах человек прибыл в местечко Соук-булак, которое отстоит от Тевриза на пять дней караваннаго хода. Впротчем, хотя все около Тевриза дороги от давнаго времяни подвержены немалой опасности, однако он, Мангов, вышепоказаннаго же 13 сентября намерен отправиться для лутчаго обо всем разведывания и сообщения, кому надлежит, в Тевриз.

В 1759 году от 9-го февраля

Об Азад-хане в подлинности открыть не чрез кого, ибо армянин Мангов еще не возвращался, однако надеется он, Чекалевской, об нем, Азад-хане, точныя ведомости получить.

От 15-го марта

Что подлежит до авганца Азад-хана, то не втуне надеялся он, Чекалевской, точно /л. 6об./ и скоро слышать об нем, понеже такая о его состоянии и о некотором, еще между протчим ежели правда, от стороны вавилонского Сулейман-паши произшествии ведомость привезена в 6 день марта известным армянином Дмитрием Манговым, как обо всем пространно изъяснено в приложенном при том ево, Мангова, объявлении, которое он, Чекалевской, предал на разсмотрении Коллегии, представляет притом о .милостивейшем награждении помянутого Мангова, какого он за труды свои в разведывании достоин, а от него, Чекалевскаго, ни прежде, ни после ведать ему ничего не было.

Помета: NB. Сей Мангов отправлен от Чекалевскаго в турецкия границы 18-го июля 1758, а возвратился 6-го марта 1759, итого в дороге был около 8 месяцов. [327]

А в вышепомянутом армянина Мангова объявлении написано следующее: отправившись, он, Мангов, от консульства в путь свой 18 июля прошедшаго года и приехав в местечко Урдубад, от Тевриза на четыре дни караваннаго хода, 4-го сентября, по многом об авгане Азад-хане осведомлении открыл напоследок об нем чрез надежных людей, что оной по указу султанскому из Вавилона в Персию уволен и при отпуске его дано ему для честнаго.

А оной резидент Обрезков после того в реляции своей от 1-го октября сего же года между протчим доносил: /л. 7/ что принадлежит до престережения моего поведения Порты в разсуждении Персии, то ведая, что наименьшее вмешание ея, Порты, в дела онаго государства, по интересу соседства для в. и. в. индифферентно быть не может, не упущаю употреблять наиприлежнейшее к тому рачение; но со всем тем и ныне всеподданнейше удостоверить вольность приемлю, что нимало не приметно, чтоб помянутая Порта прямо или под рукою в персидские дела мешалась, авганцу Азад-хану помогала или же при границах находящимся пашам оному помогать повелела. Да и получаемыми французским послом и другими иностранными министрами из Басоры, Вавилона и других азиатских мест известиями, оное беспристрастное поведение Порты подтверждается и что она помянутому Азад-хану поныне одно токмо простое прибежище дозволяет. Правда, может статься, из живущих при границах курдов и других,/л. 7об./ зависящих от Порты народов, некоторые в надежде добыч и к частопоминаемому Азад-хану пристанут, но оных и на ково почитать неможно, как за своевольных и побродяг, и коим Порта по отдалению мест и по свойству народа вовсе то и возпрепятствовать не может, а малое оных число в отдаленных Персии провинциях великим почитается. Притом же и то быть может, что Азад-хан умышленно помощь Порты для ободрения партизанов его похваляется.

 

препровождения и на знак персиянам, что Порте весьма будет угодно, ежели примут они ево к себе по- прежнему двести человек отборных турков, с которыми, прибыв он к пограничной персидской крепости Шегрзуру, где живут собою ушедшие по умервщлении шаха Надира из армии его авганцы ж, намерен был следовать прямо в Тевриз. Но услыша, что обретающиеся тамо Фетх-Али-хан Авшар и Шахбас-хан Думбули допустить ево отнюдь не склонны и хотят в противном случае употребить к защищению от него тамошняго своего края надлежащие меры, принужден был знать дать о сем вавилонскому Сулейману-паше и просить его о снабдении себя войском, которой позволил ему набрать оное из билбаских курдов, чем пользуясь помянутой Азад-хан в скором времяни вооружил из тех курдов из шегрезурских авганцов и из вольных всякаго звания турков до шести тысяч человек и пришед с ними во урочище Соук-Булак, раз-стоянием от Тевриза на тритцать миль. А он, Мангов, тогда с прилучившимися ему попутчиками 4-го октября отбыл из Урдубада чрез Беязед в турецкой город Эрзерум, // по приезде его куда 29-го числа того ж месяца на третей или на четвертой день получен от Порты ферман (или указ), коим объявлен поход на войну с геурами (турки християн так ругательно называют). И велено после новаго их мугамеданскаго года быть во всякой готовности. С которою же християнскою державою Порта устремляется воевать, в указе не упомянуто, но прежде онаго известие было, что якобы пребывающей в Константинополе от высочайшаго императорскаго российского двора резидент [328] заарестован, и потому все в Эрзеруме турки, повеся головы свои, сказали, что им охотнее бы итти было на Персию и помогать единоверцу своему Азад-хану или бы хотя уже и на християн, токмо не на Россию, отзываясь, что война с другими — турецкая честь и слава, а с нею же — их конечная погибель. Между тем разгласилось по всему городу, что в Грузию вступила российская армия. И сей слух всех турков и самого пашу, пока не удостоверили их нарочные посыланные от них для свидетельства в Тефлис, что российскаго войска /л. 8/ тамо не бывало и нет, а командировано оное из Кизляра на чеченцов, содержал в таком несказанном страхе и ужасе, что паша, надеясь быть в правду и не дожидаясь от робости из Тифлиса тех своих посланных, писал к ахалцискому паше, воюющему от майя месяца минувшаго года с живущими при Черном море християнами, имянуемыми по-грузински имеретинцами и абазинцами, по-турецки ж башачуг, дабы он всячески старался с ними примириться, которой по получении сего письма, несмотря на успехи свои, предзнаменующие ему скорые над неприятелями победы, кое на каких кондициях мир заключил.

Бывшей чрез несколько лет в Грузии персидский принц, будто бы шаха Тахмасиба сын и увольненной напредь сего от грузинских принцов по желанию, его в турецкую область, взят был указом султанским в Константинополь, а оттуду сослан в какую-то Самсоновую крепость.

О происшествиях же, каковы были у Азад-хана с Фетх-Али-ханом и Шахбас-ханом по отлучке его, Мангова, из Урдубада в Эрзерум /л. 6об./ и о дальнейших с обоих сторон предприятиях, наведался уже он обстоятельно дорогою, возвращаясь в Сальян и приехав 10-го декабря в Тевриз, а имянно: Азад-хан, поднявшись из Соук-Булака и следуя к Тевризу, в восемнадцати милях от онаго напал на местечко Бинов и всех тамошних обывателей от мала до велика вырубил, пощадя только нескольких молодых ребят, кои посланы от него в презент к вавилонскому паше. После чего учредил поход свой на самой Тевриз, котораго, встретя за двенадцать миль от города, Фетх-Али-хан и Шахбас-хан в трех тысячах войсках своего и присланного на помощь к ним из Карабага от Пена-хана Дживаншира, имели с оным Азад-ханом жестокое сражение и, наконец, разбили его совсем, так что большую часть силы его на месте ж баталии положили. Да и достальных сего б не миновать, [329] ежели бы де бой на несколько часов еще продолжался, с котораго едва мог он спастись бегом с двумя тысячами или менее в Карачулян, откуда, представя о нещастливом ему приключении вавилонскому паше /л. 9/ и рекомендуя себя в его заступление, произвел еще о подании помощи прилежную прозьбу, по которой тот паша, собою ль или будучи при увольнении от Порты, онаго Азад-хана в Персию определен тогда же указом ему вспомоществовать, послал к курдам, подданным турецким, строгие от себя указы, чтоб с каждого двора вооружить по одному человеку, и по прошествии новаго их года поставить оных всех к Азад-хану, где он будет находиться непременно. Каковое вавилонскаго паши об нем старание доставило ему ту еще пользу, что по поводу сего пристают к нему многим числом и турки да и оставшие в Шегрузе авганцы все до однаго обязались служить ему по крайней их возможности, что ево весьма ободрило. И он не сумневается уже преодолеть неприятелей своих Фетх-Али-хана и Шахбас-хана, которые равным же образом приводили себя в наилутчее оборонительное состояние и упражнялися в потребных к тому приготовлениях с неусыпным радением, причем запасами материалы к зделанию пятидесяти /л. 9об./ пушек, кои взялся вылить им за один раз в пятьдесят фурм и каждую в двести пуд и более.

Бывшей напредь сего в России и ныне в Тевризе при них обретающейся покойнаго грузинскаго царя Вахтанга Леоновича побочной сын имянем Паат 159, котораго равно, как и чертежи тем пушкам, он, Мангов, видел на свои глаза.

В протчем, что подлежит до моровой опасной болезни, которая по известиям прошлаго лета была в Адырбайджанском крае и в турецких границах по многим местам, то задолго до него, Мангова, миновалась, и в проезд ево в оба пути нигде уже не было. Умедление же онаго, Мангова, в возвращении к консульству не от иного чего произошло, как токмо от настоящей по дорогам от воровских людей и междуусобных у персиян кровопролитий, опасности по которой принужден был он во ожидании от однаго места до другаго караванов мешкать везде немалое время.

Регистратор Василей Яблонской.

АВПР, ф. СРА, 1759 г., д. 1, лл. 4-9 об. Копия.


Комментарии

157. Обрезков А. М. — русский резидент в Константинополе в 50-х годах XVIII в.

158. Чекалевский — русский консул в Персии в конце 50-х годов XVIII в.

159. Паата — внебрачный сын Вахтанга VI. Царствование Теймураза II и Ираклия II ознаменовалось ожесточенной борьбой с центробежными силами — своевольными картлийскими феодалами, которых пугало усиление центральной власти и которые не хотели мириться с фактом объединения Картли и Кахети. Не имея возможности вести открытую борьбу, реакционные тевады встали на путь заговоров и террора: они решили физически уничтожить царя и всю его семью. Вдохновителем и организатором этого заговора являлся Паата, внебрачный сын царя Вахтанга VI. В 1765 г. заговор был раскрыт. Все организаторы были сурово наказаны. В результате провале заговора власть царя еще более укрепилась.