ШОРА НОГМОВ

ИСТОРИЯ АДЫХЕЙСКОГО НАРОДА

КРАТКИЙ БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ШОРА-БЕКМУРЗИНА-НОГМОВА

Личность автора следующей за сим монографии так интересна, что мы считаем необходимым предпослать ей несколько биографических о нем сведений, которые собраны частью из устных рассказов лиц, заслуживающих в этом отношении полного доверия, частью же из кое-каких печатных указаний и официальных легочников — из последних преимущественно.

Шора Бекмурзин Ногмов родился в бывшем ауле Ногмова, на р. Джуце, близ Пятигорска, и, как должно полагать, в 1801 году. Прадед его был природный абадзех и во второй половине прошлого столетия выселился в Кабарду, где потомки его ныне считаются в разряде кабардинских узденей 2-й степени. Какие именно обстоятельства вынудили и сопровождали это выселение — неизвестно, ничего также не известно и о предках Шора Ногмова. Да и самые сведения о жизни автора предлагаемой статьи касаются более внешних сторон его жизни, что по необходимости обусловливается свойством тех источников, какие мы имели под рукой. Для характеристики его внутреннего развития, к сожалению, у нас не было никаких данных. А такая характеристика представила бы живой интерес, как и все, касающееся внутреннего мира и нравственных качеств человека, который вправе быть назван передовым, особливо в той среде, в какой назначено ему было судьбой родиться и жить II; среда же эта недалеко ушла от полудикого состояния в первой половине текущего столетия, да и теперь находится на той же ступени развития.

Сын небогатого отца, Шора Ногмов с юных лет выказывал особенное влечение к книгам; эта-то наклонность, по мере своего развития, впоследствии и выдвинула его из ряда соплеменников. На 18-м году он уже основательно знал арабский язык, которому [51] выучился в земле кумыков и, как должно думать, в дер. Андреевой, где он жил несколько лет. Кроме языков арабского и своего природного; он хорошо знал турецкий и персидский. По возвращении от кумыков, Шора Ногмов сделался муллою в своем ауле. Но звание это не соответствовало врожденным его наклонностям; и потому он вскоре от него отказался. На 25-м году Шора Ногмов пожелал изучить русский язык, и с этой целью явился к командиру 1-го Волгского казачьего полка, подполковнику Лучкину, с просьбой поместить его в полковую канцелярию. Здесь он пробыл около трех или четырех лет, в течение которых успел до того усвоить себе русский язык, что в 1828 году был прикомандирован для обучения содержавшихся в кр. Нальчике аманатов из разных горских племен русскому и турецкому языкам. Обязанность эту он. выполнял с необыкновенным усердием и успехом.

Но служба Шора Ногмова началась собственно с 1818 года, при командовавшем на Кавказской линии генерал-майоре Дельпоццо. В том же 1818 и последующих 1819 и 1822 годах он состоял в распоряжении командовавшего второю частью кордона правого фланга полковника Победнова, исполняя разные поручения с отличным усердием и аккуратностью. Когда же в 1822 году, при начальнике Кавказской линии генерал-майоре Стале, в Кабарде вспыхнуло всеобщее возмущение, тогда Шора Ногмов принимал деятельное участие в разных походах и несколько раз был секретно посылаем на Минеральные Воды для собрания сведений о сборище неприятеля. При исполнении одного из таких поручений, в августе 1822 года, на возвратном пути из Пятигорска, на р. Кумлыке, не доезжая р. Малки, он был встречен восемью хищниками и в схватке с ними ранен шашкою в ногу и контужен пулею в бок. Несмотря на всю опасность своего положения, он успел отбиться от них и в целости доставил в отряд все вверенные ему бумаги.

В последующие затем годы Шора Ногмов нередко оказывал русскому правительству довольно важные услуги, засвидетельствованные самим генералом Сталем. В 1825, 26 и 27 годах, как видно из выданных ему аттестатов от кисловодского коменданта генерал-майора Энгельгардта и командира кордона и казачьего полка подполковника Грекова, особенно рекомендуется неизменная преданность Шора Ногмова к русскому правительству и хорошие познания его в русском и восточных языках, усердие при исполнении возлагаемых на него поручений, а в особенности при командировке его для водворения спокойствия между кабардинскими узденями и их подвластными. Не менее благоприятны отзывы о нем управы колонии шотландцев. Наконец, с 1828 года, как я упомянул выше, Шора Ногмов был прикомандирован генералом [52] Эмануелем для обучения в Нальчике аманатов, что и продолжалось до конца 1829 года. С этого времени служба Шора Ногмова собственно на Кавказе прекратилась.

В 1830 году, уехав в Петербург, он поступил оруженосцем лейб-гвардии в Кавказско-горский полуэскадрон, с которым в начале декабря того же года отправился из столицы в конвое 1-го отделения императорской квартиры, под командою штаб-ротмистра Хан-Гирея, в Вильно. В январе следующего 1831 года он причислен к квартире гвардейского корпуса, в феврале, в числе прочих, перешел границу Царства Польского и с 29 апреля по 4 июня, под командою Хан-Гирея, состоял в отряде генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена... С 16 июня по 4 июля он участвовал в преследовании отряда генерала Гелгуда до прусской границы, а 3 октября присоединился в Варшаве лейб-гвардии к Кавказскому полуэскадрону; затем в феврале 1832 года он возвратился в Петербург. За все эти походы и участие в сражениях Шора Ногмов получил знак военного ордена св. Георгия и знак за военные достоинства 5-й степени.

В декабре 1832 года Шора Ногмов был произведен в корнеты, а в 1834 году за отличное исполнение разных поручений награжден золотой медалью на анненской ленте, с надписью «За усердие», для ношения на шее.

Живя в Петербурге, Шора Ногмов не забывал и науки. Усердно занимаясь чтением книг и переводами с арабского языка на русский, он вместе с тем не покидал и дальнейшего изучения турецкого языка, в чем ему много содействовал один приезжий турок. Это продолжалось до мая 1835 года, когда Ногмов был перечислен в Отдельный Кавказский корпус, с чином поручика по кавалерии. Возобновив, таким образом, прерванную на Кавказе службу и поселившись в Тифлисе, он деятельностью своей не мог не обратить на себя и здесь внимания тогдашнего главноуправляющего генерал адъютанта барона Розена, который в вознаграждение его трудов подарил ему золотые часы в 500 руб. и 50 червонцев.

В 1836 году Шора Ногмов был отправлен для доставления в московскую клинику абадзехского старшины Али-Мурзы Лоова, лишившегося зрения, вследствие чего, по высочайшему повелению, ему надо было сделать там операцию. За исполнение этого поручения Шора Ногмов получил 100 червонцев, а в следующем 1837 году, по случаю приезда на Кавказ государя императора, награжден 700 руб. ассигнациями.

В 1838 году Шора Ногмов был назначен секретарем в Кабардинский временный суд. Должность эту он исправлял пять лет и [53] с увольнением от нее в 1843 году был произведен в штабс-капитаны.

В этот именно период времени Шора Ногмов успел более основательно изучить и обогатить запас имевшихся у него преданий кабардинского народа и составить по ним историю адыхейского народа, которая ныне появляется в печати (Шора Ногмов написал еще грамматику кабардинского языка, переданную им покойному академику Шёгрену, который, рассмотрев этот труд, возвратил его в 1841 году, посоветовав автору переделать его и употребленную для выражения звуков кабардинского языка русскую азбуку заменить арабской).

Окончив этот труд в 1843 году, Шора Ногмов пожелал до напечатания подвергнуть его рассмотрению С.-Петербургской Академией наук, а потому просил ходатайства бывшего начальника Центра князя Эристова (впоследствии кутаисского генерал-губернатора) о доставлении ему средств к поездке в столицу и о назначении ему, на время пребывания о ней, необходимого содержания. По доведении о сем до сведения государя, последовало разрешение на отправление этого офицера в Петербург, с прикомандированием его лейб-гвардии к Кавказско -- горскому полуэскадрону и с производством ему со дня прибытия в столицу до возвращения на Кавказ содержания наравне с штаб-ротмистром упомянутого полуэскадрона. Но, к сожалению, Шора Ногмов не успел довершить начатое и вскоре по приезде в. Петербург был разбит параличем и там умер в июне 1844 года.

После Шора Ногмова осталось семейство, состоящее из жены, трех сыновей и дочери; в настоящее время оно живет в ауле Кармова (Сын Ногмова Ерустан при переиздании «Истории» в 1893 г. это предложение Берже изменил так: «Оно живет в ауле Ашабово на Малке в 25 — 28 верстах от г. Пятигорска». — Ред), на Малке, близ поста у Каменного моста. Старший сын, поручик Урустам Шора Бекмурзин Ногмов, воспитывался в Павловском кадетском корпусе, служил в гусарах, а теперь живет в своем ауле.

Этим ограничиваются все сведения о Шоре Ногмове Рассказывают еще некоторые кабардинцы, лично знавшие его. что он познакомился с Пушкиным во время бытности его в Пятигорске, что Ногмов содействовал поэту в собрании местных народных преданий и что поэт, в свою очередь, исправлял Ногмову перевод песен с адыхейского языка на русский III...

Ад. Берже.


Комментарии

II (с. 50). Биография Шоры Бекмурзовича Ногмова известна пока лишь в самых общих чертах. Причина этому — прежде всего скудность и отрывочность имеющихся о его жизни и деятельности фактических сведений. Уже А. П. Берже, собиравший сведения о Ш. Б. Ногмове в конце 50-х годов прошлого столетия, встретился с большими трудностями при выяснении самых элементарных фактов биографии первого кабардинского ученого, хотя в то время еще были живы многие лица, близко знавшие Шору, в том числе его жена и старший сын Ерустам. Вследствие этого Берже вынужден был ограничиться составлением весьма краткого и одностороннего биографического очерка о Ш. Б. Ногмове. Берже сам указал на коренной недостаток этого очерка, заключающийся в том, что сообщаемые им «сведения о жизни автора предлагаемой книги касаются больше внешних сторон его жизни, что по необходимости обусловливается свойствами тех источников, какие мы имели под рукою. Для характеристики его внутреннего развития, к сожалению, у нас не было никаких данных» (выделено нами. — Ред.). Берже далее справедливо отметил, какое исключительно важное значение для характеристики замечательной личности Ногмова имеет выяснение его «внутреннего мира и нравственных качеств». Мы не можем особенно упрекать Берже в том, что он не занялся выяснением подлинной «внутренней», духовной стороны жизни Ш. Б. Ногмова. Это было не под силу Берже не только вследствие отсутствия в его распоряжении соответствующих источников, но и потому, что Берже с его консервативным мировоззрением невозможно было проникнуть во внутренний мир людей такого склада, каким был Шора Ногмов. Несмотря на эти недостатки, биографический очерк А. П. Берже до сих пор еще имеет большое значение для всех, изучающих жизнь и деятельность первого кабардинского ученого, так как в этом очерке содержится ряд ценных фактических сведений.

III (с. 53). Сообщение А. П. Берже о знакомстве Ногмова с Пушкиным и о том, что «Ногмов содействовал поэту в собрании местных народных преданий и что поэт в свою очередь исправлял Ногмову перевод песен с адыхейского языка на русский», — представляет исключительный интерес как для биографов Ногмова, так и для литературоведов, изучающих кавказскую тематику в творчестве великого русского поэта. К сожалению, до сих пор не удалось обнаружить какой-либо документальный материал, подтверждающий факт личного знакомства и творческого сотрудничества Пушкина с Ногмовым. Пока исследователи должны искать соответствующий материал лишь в анализе кавказских произведений Пушкина и ногмовских переводов исторических сказаний и песен с кабардинского языка на русский. В этой связи заслуживает особого внимания высказанное впервые В. Л. Комаровичем предположение, что прообразом для героя второй (незаконченной) кавказской поэмы Пушкина (первоначально печатавшейся под названием «Гасуб», позднее «Галуб» или «Тазит»; авторского названия не имеет) является Ш. Б. Ногмов (см.: В. Л. Комарович. Вторая Кавказская поэма Пушкина, «Пушкинский Временник Пушкинской комиссии». М.; Л., 1941. Т. 6). Действительно, многое в духовном облике пушкинского Тазита (так называется герой второй кавказской пушкинской поэмы) напоминает нам Ш. Б. Ногмова. Гипотеза В. Л. Комаровича требует, однако, дальнейшей разработки и уточнения (см. статьи: Б. А. Гарданова и И. В. Трескова в УЗ КНИИ. Т. 1 (1946) и УЗ КЕНИИ. Т. 12 (1957); С А. Андреева-Кривича в «Советской этнографии» (1948, № 3); И. В. Трескова «Творческое содружество». Нальчик, 1956; X. Теунова «Свет с севера». М., 1956; А. X. Хакуашева «Адыгские просветители». Нальчик, 1978).

Текст воспроизведен по изданию: Ш. Б. Ногмов. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Нальчик. Эльбрус. 1994

© текст - Берже А. П. 1861
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Дудов М. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Эльбрус. 1995

Мы приносим свою благодарность
Адыгской интернет-библиотеке за помощь в получении текста.