ЛЕОНТЬЕВ И.

ПОЕЗДКА К БАКСАНСКОМУ ЛЕДНИКУ

От Владикавказа до Нальчика.

8-го июля 1895 года из Владикавказа выступила в горы компания преподавателей. Всех участников этой экскурсии было 8 человек: это были учителя частью Владикавказской гимназии частью преподаватели Владикавказского реального училища, один учитель Шушинского реального училища и одна учительница Кисловодского женского училища. Предпринимая эту поездку, участники имели в виду внимательно пройти долины, ущелья, горы, перевалы, осмотреть ледники и леса, побывать в аулах, с целью более наглядного ознакомления со всеми особенностями заранее намеченного нами уголка Кавказа, а именно: Баксанского ущелья и ледника Азау.

Нужно заметить, что это уже вторая по счету поездка в горы преподавателей средних учебных заведений г. Владикавказа: почти в том же составе была совершена летом 1894 года поездка по Военно-осетинской дороге к Цейскому леднику. В тот раз экскурсия была совершена вместе с учениками старших классов Владикавказской гимназии. Поездка в горы летом 1894 г. была интересна и богата положительными результатами. Чего только ни насмотрелись здесь наши туристы! Прежде всего, самая Военно-осетинская [120] дорога приятно поразила всех путников: ее представляя таких поразительных контрастов в ландшафте, как Военно-грузинская дорога с ее Дарьяльским ущельем, дорога к Цейскому леднику по Ардонскому ущелью богата мягкими видами, так же оригинальными, роскошными. На этом пути был осмотрен Алагирский серебро-плавильный завод и Садонский рудник. Здесь многие из туристов впервые ознакомились с добыванием руды, с разработкой ее, с доменными печами, тем более, что управляющий этими рудниками и заводом, горный инженер С. сопровождавший путешественников по рудникам, делал надлежащие разъяснения. Пользуясь удобным случаем, некоторые из участников этой поездки успели составить себе коллекции руд. По этой дороге путешественники встретили древнюю церковь во имя св. Георгия и здесь наглядно могли проверить свои представления об архитектуре древнейших христианских храмов Кавказа. В долине Ардона нашли много сернисто-водородистых источников, с таким сильным запахом, что долго не могли забыть его. На этом пути нас заинтересовали осетинские аулы, из коих иные, как, например, аул Биз, состоят из 3-х или 4-х десятков хижин, сложенных из камня и ютящихся около высочайших скал, так что даже трудно отличить хижину от соседней скалы.

По дороге из Цейского аула к леднику (Цейскому), на красивой поляне, мы встретили осетинскую молельню (Реком). Молельня эта представляет из себя деревянный домик, почерневший от времени. На крыше и вдоль всех его стен развешано множество турьих и оленьих рогов. Входная дверь — маленькая. Вся молельня в данное время уже пришла в ветхость. Но осетины считают ее величайшей святынею. Охотники приносят первую свою добычу в жертву Богу именно в этой молельне. Рога и прочие [121] принадлежности молельни (старинные деньги, медные вещи) считаются у осетин неприкосновенными. В молельню осетины не советуют входить без нужды, любопытства ради. В крайнем случае, требуют, чтобы посетители молельни входили туда босыми ногами. Разувшись, мы пошли к часовне, ежеминутно рискуя обрезать ноги о куски разбитой стеклянной посуды, валявшейся около входа. Чьим-то усердием в часовне с недавнего времени помещена маленькая новая икона. Медные кольца, браслеты, ножи, монеты и другие вещи размещены здесь без всякой системы. Наконец, восхождение на ледник Цей и беседы преподавателей с юными путешественниками, относящиеся к теории образования ледников, должны были принести юношам не малую пользу.

В 1895 году, в виду продолжительности и утомительности намеченного нами путешествия на Баксанский ледник, мы решили совершить эту поездку без учеников. После предварительных совещаний, был составлен маршрута, который был выполнен в точности. Заручившись открытым листом от младшего помощника начальника области, С. И. Писарева, наша компания с утренним поездом 28-го июля выехала из Владикавказа по железной дороге к ст. Прохладной.

В ст. Прохладную мы прибыли в полдень того же числа. Здесь мы запаслись арбузами для утоления жажды, тем более, что нам предстояло проехать около 40 верст до Нальчика по степи, под сильным солнцепеком. Около двух часов бродили мы по станции железной дороги, ожидая фаэтонов. Но вот мы по дороге к Нальчику, к административному центру Кабарды. Дорога шла по степи, которая нам скоро надоела. Мы с нетерпением понукали ямщиков. Особенно допекала нас пыль. Но вот жар свалил: наступал вечер, и мы один за другим стали снимать с головы свои платки, которыми защищались от пыли и [122] солнцепека. Теперь уже мы имели полную возможность оглядеться вокруг. Пред нами была исполинская цепь гор. Конечно, издали мы могли любоваться только массивом хребта с множеством его высочайших вершин, остроконечных пиков, которые, при заходе солнца, резко выделялись из темной массы гор и рельефно выступали на румяно-лазурном небе. По краям этого массива высились Казбек на востоке и Эльбрус на западе. “Ни одна душа в свете не знает этот мир не только так, как он этого заслуживает, но даже сколько-нибудь посредственно” (Динник. “Горы и ущелья Терской области”.). Пожить в этом мире хотя бы несколько дней для мыслящего человека — высшее наслаждение. И мы спешили туда и мысленно уже и витали в этом неведомом мире, бродили по скалам, следили за грозными и величественными явлениями. В таком душевном настроении мы въехали поздно вечером в Нальчик, обитатели которого в это время уже спали. Итак, мы из мира мечтаний вернулись к действительности: нужно было подумать о ночлеге. Как часто бывает с туристами, особенно здесь на Кавказе, мы долгое время блуждали по Нальчику, разыскивая в темноте постоялый двор. Путешествие по ухабистым улицам Нальчика заставило нас окончательно отрезвиться от высоких мечтаний и позаботиться о своих затылках и носах, которые подвергались опасности от кузовов экипажей, особенно на ухабах. Но вот мы у тихой пристани, на постоялом дворе. Порасправив свои разбитые члены и напившись чаю, мы поспешили поскорее заснуть. [123]

Пребывание в Нальчике и поездка к аулу Гунделену.

На следующий день (29 июля) мы все встали сравнительно рано, предполагая выехать часов около 10 — 11 к аулу Гунделену. Но мы должны были в скором времени отказаться от этого своего плана в виду следующих обстоятельств. Дело в том, что наш руководитель И. И. В. счел необходимым отправиться к местному начальнику округа полковнику В. за некоторыми необходимыми справками. Последний проявил всю свою любезность, наделив нас практическими указаниями и предписаниями к старшинам обществ, через которые нам надлежало проезжать. Благодаря его любезности, мы почти нигде не встречали задержки в лошадях, всюду нам были предоставлены даровые помещения, а власти сельских обществ проявляли по отношению к нам редкую предупредительность. Между прочим, полковник В. посоветовал нам разделиться на две партии, и одну отрядить вперед в Гунделен. По его соображениям, на промежуточных станциях от Нальчика до аула Гунделена нам не могли бы сразу для всех дать нужное число перекладных. Кроме того, в летнее время и в Гунделене, откуда нам предстояло ехать верхом, не всегда можно найти свободных лошадей, так как горцы обыкновенно выгоняют лошадей в горы на пастбища, на более или менее значительное расстояние от аула. Нам предстояло таким образом или следовать практическому указанию опытного полковника В. и на время поделиться на две партии, или подвергнуться всякого рода случайностям и неприятностям “в пустыне дикой” по дороге к аулу Гунделену. Мы решили последовать совету полковника В., тем более, что нам нужно было сделать некоторые [124] закупки для дальнейшего путешествия. Около двух часов дня первая партия наших товарищей выехала из Нальчика в Гунделен, где им предстояла ночевка. По приезде в Гунделен, наши товарищи обратились к сельским властям с предложением приготовить к утру следующего дня необходимое число лошадей для всей компании и вместе с тем указать место для ночлега. Их привели в сельское управление. Наши товарищи представили кому следует предписание областного начальства к горским обществам о предоставлении возможных удобств и о нашей личной безопасности. Прочитав, как сумели, данное предписание, горцы начали совещаться и порешили на ночь запереть наших товарищей в здании горского управления, так, чтобы к ним не было доступа извне. В противном случае они отказывались отвечать за сохранность багажа и даже за их личную безопасность. Предоставляю судить читателю о положении наших товарищей, которые принуждены были ночевать в душной комнате, не имея возможности даже открыть окно или дверь...

В это время партия, оставшаяся в Нальчике, занялась осмотром самой слободы и ее окрестностей. Особенных достопримечательностей в слободе не нашлось. Зато окрестности Нальчика оказались живописны. Так как у нас в запасе был целый день, то мы порешили направиться за речку Нальчик в горы, тем более, что горы эти были покрыты лесами, которые издали представляли из себя живописную картину. Мы предполагали встретить здесь столетние деревья, какие по словам старожилов, прежде росли даже в окрестностям Нальчика, но встретили редкий молодой лес. При всем том наше разочарование было не продолжительно, так как в этот день погода стояла прекрасная, и мы имели возможность любоваться главным хребтом, с его отрогами и высочайшими пиками. [125]

Сделав необходимые закупки и переночевав в Нальчик, наша вторая партия рано утром следующего дня (30 июля) выехала на двух перекладных по дороге к аулу Гунделену. На этом переезде в Баксане меняются лошади. Вся местность от Нальчика до Гунделена представляет из себя сплошные луга, тучные пастбища и поля кукурузы и проса. На этом пути находятся следующие аулы: Чегем, Баксан, два аула Атажукинских, Гунделен. Преобладающее население в первых двух аулах составляют татары, разделяющиеся на различные племена; они живут отдельными обществами и на равнине, и по склонам гор, а некоторые общества татар-балкарцев поселились в страшных трущобах гор. Итак, по течению р. Чегема живут чегемцы, по Череку — хуламцы и бизинги, а по течению Баксана — урусбиевцы. По-видимому, эти племена-общества — народ хороший, простой, вежливый и добродушный.

Дальнейшее свое путешествие мы должны были совершить верхом.

Баксанское ущелье.

Из Гунделена мы выехали в 2 часа дня и ночевали у помещика Дадаша Балкарокова. Дорога шла по течению р. Баксана, которую нам удалось проследить от ледника Азау, или Баксана, до станции Баксан. Река Баксан впадает в Малку. Она течет каскадами, под большим уклоном, как это видно из следующих данных: высота над уровнем моря истоков р. Баксана равнялась в конце 70 года 7630 футам (наш барометр показывал 8300 ф.), а высота Урусбиевского аула — 5400 ф.; от ледника же Азау до урусбиевского аула около 6 часов езды. Отсюда понятна страшная сила падения воды в р. Баксане. Трехсаженные толсые сосновые бревна с треском [126] разбиваются о береговые скалы силою течения воды. Все время от станции Баксана до ледника Азау мы вслушивались то в глухой ропот, то в бешеное, дикое клокотание этой реки; она с грохотом мчит свои воды; шум и треск каменных глыб, катящихся по каменистому ложу реки, могут навести страх и на человека и на животных, особенно при переездах через мосты. Во многих местах мы с замиранием сердца переходили через эти воздушные, трясущиеся, как в лихорадке, мосты; при переезде по ним сами туземцы для большей безопасности рекомендовали нам слезать с лошадей и идти по мостам пешком, и они ни в каком случае не пропускают сразу по одному мосту двух экипажей. Вода в Баксане на вкус очень приятна, хотя и мутновата. На всем протяжении от Гунделена до ледника Баксана мы встретили много бурных горных потоков. Теперь они не представляли ничего ужасного и грозного. Но горе путникам, если им придется переезжать через эти потоки во время дождя. Тогда поток в несколько часов превращается в бурную реку, которая, смешав свои воды с грязью и обломками скал, с диким грохотом спадает по крутым откосам и стенам скал. Известна всем всесокрушающая сила подобных потоков. Сколько домашнего скота погибает от них ежегодно! Сколько плодоносных полей засыпают они, наполняя цветущие ущелья и равнины песком и камнями! Опасность от горных потоков увеличивается еще тем, что предусмотреть ее иногда никак невозможно: по-видимому, кругом все обстоит благополучно, солнце светит ярко, на небе ни облачка, около потока отдыхают стада, крестьяне на арбах переезжают поток, — вдруг налетает огромнейший вал, за ним другой: спасенья нет никому и ничему, все погибает в пене этой страшной всесокрушающей волны! Откуда же и с чего взялся этот вал? Явление это происходит вследствие [127] сильных дождей в горах и наблюдается в горных местностях постоянно. Некоторые потоки в долине Баксана падают с отвесных скал и образуют водопады. Особенно величествен водопад около урусбиевского аула. Для того, чтобы полюбоваться им, нужно пройти около версты по довольно крутой горе и перевалить через нее; за перевалом сразу открывается чудная картина, не подающаяся описанию. Было безоблачное утро, когда мы достигли хребта горы, откуда хорошо виден водопад. Небо было чудного бирюзового цвета, и на этом поразительном фоне выступал мощный хребет, идущий параллельно р. Баксану; в верхней части его какою-то силой проделана брешь в виде трапеции. За хребтом, виднеется снеговое поле, а за ним — горное озеро, питающее речку Сылтран. Это озеро представляет из себя круглый водоем, саженей 150 в диаметре. Добраться до него можно только пешком, употребив на эту крайне утомительную дорогу около 6 или 7 часов. С вершины горы бешено мчится по крутому уклону речка Сылтран. Не доходя до дна ущелья сажень 30, начинается известковая скала, с которой и низвергается эта речка, образуя дивный водопад.

К нашему удовольствию мы могли наблюдать это явление при наивыгоднейших условиях: ярко светило солнце, необходимое для образования радужных цветов и для оживления мельчайших водяных частиц, которые летали в воздухе; на поверхности скал отбрасывались водопадом тени, которые как бы соперничали в быстроте с настоящим водопадом; чудный воздух был поразительно свеж, а сырость, которая неизбежна на дне водопада и действует на человека неприятно, не мешала нам предаваться издали созерцанию этого украшения местной природы. На наших глазах массы воды превращались в белоснежные брызги, которые через несколько мгновений опять [128] обращались в такую же плотную массу и мчались далее, уже по дну ущелья, в виде шумного потока. На пути к леднику Азау водопады встречаются нередко.

Приблизительно на половине пути от Гунделена к Азау нас застал порядочный дождь. Но к счастью мы были уже близко от имения Дадаша Балкарокова, где мы предположили переночевать. Стало уже смеркаться, когда мы прибыли в означенное имение. Полковник В. обязательно снабдил нас рекомендательным письмом к хозяину этого имения. Первый переезд на верховых лошадях давал себя чувствовать: все путники, слезши с седел, с трудом добрались до кунацкой Дадаша. К довершению всего мы промокли от дождя, который застал нас около имения Балкарокова. Нужно было переменить на себе всю одежду. С большим трудом, после утомительной непривычной верховой езды, мы переоделись. А между тем любезный хозяин, сам прислуживавший гостям, распорядился на счет самовара. За чаем и легкой закуской мы разговорились с гостеприимным хозяином. Дадаш — еще молодой мужчина; ему на вид около 35 лет. Он — типичный татарин и строга следует обычаям родной страны, так что он даже не осмелился сесть в нашем присутствии, пока мы его не упросили. Как он сам объяснил, по обычаю горцев, хозяин не имеет права садиться в присутствии гостей, особенно стариков, и должен сам прислуживать им. Некоторые почтенные старики их племени в этом отношении деспоты и ни за что не предложат хозяину сесть в их присутствии. Обыкновенно же это обычное право сводится на формальность: гости тотчас же, при самом начале пира, просят хозяина не стесняться их присутствием и садиться. Из бесед с Дадашем Балкароковым было видно, что он отличается большим умом и имеет много научных сведений о земледелии и скотоводстве, хотя получил [129] образование только в городской школе. Не зная его семьи, мы спросили, есть ли у него сыновья и где они обучаются. С тоном некоторого огорчения Дадаш ответил, что у него старшие детки — дочери. Это огорчение нам стало понятно, когда мы узнали, что здесь считается наказанием Божьим, если в семье первенец будет женского пола, и, вообще, более радуются рождению мальчика, чем девочки. Так бывает у армян, у татар, грузин и у горцев. Дадаш высказал нам свое искреннее желание отдать свою старшую дочь в русское учебное заведение. Как видно, он хорошо усвоил себе мысль о необходимости и пользе образования и с чувством сожаления говорил о полном невежестве своих горцев (урусбиевцев, чегемцев, балкарцев и пр.). По-видимому, наш хозяин — очень серьезный человек. Может быть, тому причиной его болезненное состояние. Как выяснилось, Дадаш в жизни своей перенес много горя: ему пришлось вести кровавую борьбу со своими близкими родственниками. Этим, кажется, объясняется и то обстоятельство, что он переселился из аула Чегема (находящегося не на плоскости, а в Чегемском ущелье) в аул Озороково. Дадаш сравнительно правильно говорит по-русски. Он сообщил нам о своем намерении устроить сыроварню, что будет способствовать развитию местного скотоводства.

Но вот голод наш был утолен, и мы уже успели проявить своим позевыванием усталость и желание скорее заснуть. Сметливый хозяин тотчас же приказал своим челядинцам, стоявшим во все время нашего ужина в дверях кунацкой, приготовить нам постели. Появились прекрасные матрацы, шелковые одеяла, чистое тонкое белье, мягкие подушки. Для каждого из нас была приготовлена такая постель, о какой мы, предпринимая путешествие, и не мечтали. Этот факт также свидетельствует о [130] замечательной любезности гостеприимного горца. Наконец, мы разместились по своим углам и скоро заснули богатырским сном.

На следующий день (31 июля) мы все поднялись рано. Наскоро напившись чаю, мы стали собираться в дорогу. Утро было чудное. Свежесть воздуха и живописные окрестности так и манили нас из кунацкой. Хозяин приказал седлать и ему лошадь, так как решился проводить нас. В 8 часов мы уже были по дороге в Урусбиевский аул. Мы ехали по берегу Баксана. Кругом по склонам гор тянулись луга, а по ущелью — засеянные поля. Дадаш Балкароков на наши расспросы о качестве земли и стоимости ее сказал, что земли здесь дороги; так, десятина луговой земли стоит около 800 руб. Эта дороговизна, между прочим, объясняется трудностью очищать землю под поля и луга от камней. Интересен способ оценки лугов: за единицу для оценки берется участок земли, с которого можно собрать нашу копну сена; такой участок стоит 20 руб., а так как с десятины можно собрать 40 копен, то, следовательно, она обходится в 800 руб. Что же касается пахотной земли, то она стоит еще дороже, от 800 до 1000 руб. за десятину. Верст 5 провожал нас хозяин. Наконец, мы распрощались с ним, отплатив ему за все гостеприимство самыми искренними рукопожатиями и благопожеланиями. Мы продолжали свой путь к Урусбиевскому аулу гуськом, растянувшись на довольно значительное расстояние. Ехали, конечно, шагом, тем более, что вьючная дорога, идущая чрез все Баксанское ущелье, во многих местах представляет большие препятствия. Нам приходилось ехать по горным тропинкам, узким и скользким. С одной стороны у нас были отвесные скалы, с другой стремнины, в глубине которых ревела река, вдали — пленительные, грациозные виды лугов, полей и лесов. Отсутствие [131] шоссированных дорог в данной местности мешает туристам любоваться окрестностями: камни, рытвины, ручейки, опасные стремнины заставляют путников заботиться о мерах предосторожности и, таким образом, отвлекаться иногда от ландшафта.

Несмотря на эти опасности, окружающая природа невольно привлекает внимание путников (Динник. “Горы и ущелья Терской области”). Самое название этой долины и реки (Баксан) подходит к данному ущелью как нельзя лучше. Слово “баксан” значит: посмотри, погляди. Действительно, здесь есть на что посмотреть. По мере приближения от предгорья к главному Кавказскому хребту это ущелье постепенно суживается и делается все более лесистым. Как по склонам этого ущелья, так и на дне его хвойные деревья, особенно сосна, являются господствующей породой. С сосной в некоторых местах соперничает ель, береза, ива и ольха. На тенистой стороне гор виднеются во множестве могучие великаны из хвойных пород. Особенно эффектны громадные сосны, одиноко стоящие на отвесных скалах. В изобилии растет здесь можжевельник. Стройных буков, отличающихся своей свежей зеленью, и дуба мы здесь не встречали. Живительный запах соснового леса так сильно нравился нашим путникам, что они во многих местах слезали с лошадей, замедляя, таким образом, путешествие, чтобы дольше подышать им. Раза два на этом переезде мы соблазнились чарующей природой и делали привал, между прочим, и для подкрепления своих сил чаем и закуской. Конечно, здешний лес нельзя сравнить с лесами Саровскими или Андроновскими в Тамбовской губ.; нельзя их сравнить и с лесами в Боржомском ущелье. Но, говоря безотносительно, здешний лес представляет большую ценность и роскошное украшение окрестных гор. [132]

Урусбиевский аул.

После семичасового переезда мы прибыли в Урусбиевский аул, где предположен был ночлег. Пока велись переговоры со старшиной аула относительно лошадей, пока готовили нам самовар, мы уже успели развьючить лошадей и приготовить все для предстоящего чаепития и ночевки. Отдохнувши и подкрепивши свои силы, мы отправились осматривать местоположение аула и его окрестности.

Сельское управление, где мы остановились на ночлег, находится на склоне горы. Собственно говоря, отсюда удобнее всего схватить общее расположение аула и всех его окрестностей. Урусбиевский аул расположен на левом берегу Баксана, на скате горы. Высота аула над уровнем моря на пятиверстной карте показана в 5136 ф. В этом месте долина Баксана значительно расширена и открыта. Со всех сторон она окружена крутыми и высокими склонами, покрытыми сосновым лесом, который даже издали поражал своей роскошью. Обилие воды здесь поразительное. С одной стороны Баксай катит свои воды с ледников, заняв своими извилистыми разветвлениями значительную часть долины. С другой стороны речка Кыртык протекает через самый аул. Из этой речки проведено много канав, снабжающих жителей свежей и чистой водой и уносящих в Баксан нечистоты аула. Против того места, где Кыртык впадает. в Баксан, вытекает на равнину из главного хребта р. Адыр-су. Эта река с грохотом мчит своп воды по узкому ущелью, которое тянется на юг по прямой линии. Адыр-су течет каскадами. Наконец, в речку Кыртык впадает известная уже нам речка Сылтран, образующая водопад. Во общем, окрестности аула очень живописны. Не удовольствовавшись этим осмотром издали, мы спустились к Баксану, прошли через весь аул, [133] присматриваясь попутно к постройки сакль и проч. Утомившись порядочно, с наступлением ночи мы пошли в управление. В скором времени в здание управления аула, кроме нашей компании, собралось много урусбиевцев, так как вопрос относительно вьючных лошадей не был еще решен окончательно. Несколько раз выходили и входили в управление старшина с представителями общества. После продолжительных переговоров лошади были наняты. Утомленные дорогой и сильными впечатлениями от всего виденного, мы скоро заснули, несмотря на обилие насекомых, которые немилосердно терзали нас.

Очерк жизни и быта урусбиевцев.

Так как мы в Урусбиевском ауле побывали два раза, то успели перезнакомиться с некоторыми из жителей этого аула и кое-что узнали относительно строя жизни и деятельности местного населения.

Слово “урус — бий” татарское и означает: русский князь. Такое название аул получил от Чепелла и его сына Измаила Урусбиевых. Теперешний владетель полковник Урусбиев, живет большей частью во Владикавказе. Следовательно, этот, без сомнения, культурный человек не имеет никакого значения в смысле улучшения жизни и быта своих сородичей. Каких либо исторических данных относительно времени основания и, вообще исторических событий из жизни урусбиевцев нам собрать нигде не удалось. Известно только, что урусбиевцы татарского, или монгольского племени; говорят они татарским языком. Наш ямщик-казанский татарин засвидетельствовал, что наречие карачаевцев, чегемцев, балкарцев и урусбиевцев совершенно понятно для него и для других казанских татар, и что язык ближайших соседей этих татарских обществ, [134] кабардинцев, не имеет никакого сходства с их языком. Замечательно, что у урусбиевцев сохранилась некоторая ненависть к кабардинцам, которые, очевидно, раньше теснили это мирное татарское племя. Сами урусбиевцы называют себя “таулу”, что значит “горцы” (“тау” — гора, “лу” — житель).

Прежде жители разделялись на три класса. Самый низший класс — “черный народ”; это — бывшие крепостные “таубиев”, князей. Этот “черный народ” исполнял роль нашей дворни, с одной стороны, и крепостных крестьян, с другой. От “черного народа” отличали крестьян-земледельцев. Последние не платили дани горским князьям работой и могли сами иметь крепостных. Это наши однодворцы. Наконец, высший класс составляли горские князья — таубии. Теперь, после уничтожения крепостного права, такого разграничения между жителями не существует, хотя деление на классы в обиходе наблюдается, и теперь встречаются понятия: “высший круг” и “низший круг”. Видимым образом это деление на “высший” и “низший” классы особенно рельефно проявляется в брачных делах. По местным обычаям, жених должен платить за невесту “калым”. За невесту из простого сословия платят 300 руб., из высшего класса — от 500 до 800 руб., а за невесту из привилегированного класса (таубиев) платят 1500 руб.

Девушки выходят замуж лет 16 — 17-ти. Обыкновенно бывает по одной жене и в редких случаях по две, по три. Брак происходит следующим образом. Обыкновенно жених, облюбовавший себе невесту, через своих родственников просит мать и отца девицы, чтобы они выдали свою дочь за него замуж. Если последует согласие со стороны родителей невесты и ее самой, то, прежде всего, совершается “некя” (мирное условие), или обручение (кебин — у закавказских татар). В это время невеста живет у [135] своих родителей. После того, как условленный выкуп (калым) за невесту будет заплачен, начинаются приготовления к свадьбе, которую справляют родственники невесты. Последняя должна иметь и некоторое приданое. Иногда невест похищают.

Лично мне удалось побывать в нескольких саклях. Женщины, при моем появлении, не прятались и не укрывались чадрами, как это делают закавказские татарки и армянки. Одни из них ткали сукно и пряли нитки, а другие возились с грудными детьми. Из домочадцев самой близкой к семье считается кормилица. По здешним обычаям, мужчина, при встрече с близкой родственницей, обнимает ее за талию и прижимает к своей груди. На положении самой близкой родственницы находится также и дочь кормилицы по отношению к питомцу последней. Так что мой переводчик, местный житель, при встрече с дочерью своей кормилицы, также обнял ее. Оказывается, что эта татарка вышла за покупками в лавку жида. Последний вынес на улицу, на свет, много кусков разной материи. Покупщица стала кокетливо примеривать к себе то один кусок материи, то другой, и, наконец, обратилась за советом к моему спутнику. Между прочим, для характеристики отношений между мужчиной и женщиной приведу следующий случай. Проходя мимо одной сакли, я остановился посмотреть на детские игры. В сторонке, при входе в саклю, сидело несколько девушек-подростков и молодуха. Последняя, очевидно, рассказывала что-то очень интересное. Девушки хохотали до упаду и в то же время почему то хватали друг дружку за талии и тыкали пальцами под мышки и в грудь. Вдруг, к моему изумлению, протягивается жиловатая огромная лапища мужчины и тычет пальцем в живот молодухи. Тут же играли и дети. Вся эта сцепа происходила в их присутствии. [136]

Заметив меня, сидящие прекратили свои странные шутки, и мужчина, выждав, пока я прошел мимо этой сакли, вышел из нее и скрылся в лабиринте узких и кривых улиц аула.

По здешним обычаям, муж — глава семьи. Жена редко изменяет мужу, по крайней мере, мне так говорили. Изредка муж бьет свою жену. Отец и мать жестоко бьют детей.

Живут урусбиевцы в деревянных саклях. Из посещения последних я вынес тяжелое впечатление. Неприятно действует на путешественника прежде всего наружный вид сакли. Они все построены из толстых сосновых бревен (вершков 6 в диаметре). Концы венцов не уравнены, так что конец одного, например, самого верхнего, венца выступает аршина на два в сторону улицы или двора, а конец следующего — только на несколько четвертей, третий венец имеет концы в аршин и т. д. Бревна во всех саклях уже почернели от давности и действия атмосферы. В вышину с наружной стороны сакли поднимаются венцов на 5 — 6; так что стены их с наружной стороны имеют высоту от поверхности земли аршина в два, а иногда и меньше. Сверху сакли покрыты хворостом и землею. Крыши в большинстве случаев — плоские. Часто на крыше около какой-либо стены высится широкая труба, сплетенная из хвороста и вымазанная снаружи и внутри глиной. Обыкновенно сакли делятся на две части; в одной живут люди, а в другую загоняют мелкий домашний скот: телят, ишаков. Окон в здешних саклях почти не существует. В некоторых проделаны отверстия величиною в половину квадратного аршина. Сообщение с внешним миром происходит через маленькую дверь, величиною в квадратный аршин. Пол везде земляной и содержится грязно. Так, когда я рано утром [137] вошел в лавку одного жида, помещенную в его жилом отделении сакли, то меня чуть не вышибло вон из нее убийственным смрадом, который шел от отбросов. Этими отбросами и лужами покрыт был весь земляной пол “бакалейного магазина”. Печей здесь нет; вместо них около стены построены бухары с прямой трубой, через которую зимой получается свет в сакле. Зимой саклю топят целый день сосновым лесом, которого здесь изобилие. Зимой в сакле также весь день горит лампа. Фотоген дорог: за фунт платят жиду по 10 коп. По-видимому, пол в этих саклях ниже уровня земли на улице, по крайней мере, на пол-аршина и более. Столов я не заметил ни в одной сакле. Стулья и скамьи были повсюду, хотя в ограниченном числе. Вот та жалкая обстановка, среди которой живут урусбиевцы. В этом отношении сакли урусбиевцев представляют противоположность саклям кабардинцев. Последние напоминают мазанки наших станиц. В них мы видим и окна и двери обыкновенной величины, так что в саклю кабардинца можно входить, не рискуя разбить себе лоб или затылок; здесь обывателю не грозить опасность от срубов сакль. Между тем в урусбиевском ауле приходится соблюдать большую осторожность, когда идешь по улицам. Ночью по ним едва ли и опытный туземец сумеет пройти без того, чтобы не удариться о выступ какой-либо сакли.

В маленькой сакле, смрадной, тесной, низкой живет целая семья урусбиевцев в течение 6 — 7месяцев, начиная с конца сентября. При таких-то гигиенических условиях должны расти дети этих горцев. Надо полагать, дети здесь гибнут во множестве от разных болезней. Зато те, которые выживают, отличаются цветущим здоровьем. Летом дома остаются только самые младшие сыновья, до 12-ти-летнего возраста включительно. Взрослые сыновья в это время [138] посылаются в горы на пастбища, стеречь свое богатство, домашний скот.

В ауле есть татарская школа при мечети, которая из себя представляет жалкие руины. Эффенди (учитель) — из местных жителей; сам он учился в Дагестане, в кумыкской туземной школе и закончил свое образование в Стамбуле. Ученики эффенди называются софтами. В школе они учатся под наблюдением своего строгого ментора, который в праве их побить длинной палкой за шалости и лень. Учат уроки все ученики вслух. Софты изучают у эффенди священное писание; это изучение состоит в заучивании наизусть арабского текста корана; толкований и объяснений этого текста не допускается. Пишут по-арабски. То обстоятельство, что письма пишутся для обывателей и прочитываются местными учителем и муллой, показывает, что арабскую письменность софты усваивают плохо. Летом софты находятся в горах и пасут стада. В аул они переселяются в октябре; с этого времени они посещают школу. Учение продолжается в течение 5 — 6 месяцев, до апреля. Взрослые софты должны постоянно ходить в мечеть для совершения молитвы. Другим жителям допускается в этом отношении некоторая поблажка: они не так часто посещают мечеть, как софты. Ученик носит название софты до тех пор, пока не изучить всех священных книг. Иногда софты учатся до 30-летнего возраста. Когда софты обнаружат достаточные познания в богословских науках, то получают название эффенди. В настоящее время при мечети обучаются около 15 софт. В этой школе софты приобретают скудные познания и по арифметике. Русского языка они не изучают. Некоторые привилегированные семьи посылают своих детей учиться в Нальчикскую горскую школу и во Владикавказ. Дети простого народа (бывших крепостных) не учатся совсем. [139]

Вообще, нужно заметить, что по-русски говорят только те из урусбиевцев, которые по разным обстоятельствам жили в Нальчике, Владикавказе и других более крупных центрах. Но таких горцев в ауле мало.

По вероисповеданию урусбиевцы — магометане и принадлежат к суннитскому толку. Свои посты и праздники урусбиевцы, как истинные мусульмане, держат строго. В пятницу обыкновенно не работают, за некоторыми исключениями. Во время малого байрама (пост) или курбана каждый состоятельный правоверный должен резать барана для жертвоприношения. Обыкновенно третью часть раздают бедным; а остальные две части оставляют для себя и едят по ночам, приглашая родственников, соседей и близких знакомых. В своей религиозной обрядности урусбиевцы нисколько не отличаются от наших казанских татар.

В досужее время урусбиевцы устраивают танцы с музыкой. Им известна русская гармоника, бубны и дудка (сбызга). В своих песнях они вспоминают кровавую борьбу с кабардинцами, сванетами и великанами-нартами (Сказания о нартских богатырях у татар-горцев Пятигорского округа Терской области собраны и переведены С. Урусбиевим и напечатаны в 1 выпуске “Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа”.). В свадебных песнях воспевается любовь, красота девицы, оплакивается расставание ее с родительским домом; в них слышится также глухой ропот на деспотизм родителей по отношению к дочерям, которых часто выдают замуж против их желания. Мне удалось узнать только содержание песен, так как мой проводник сам не знал их, а те урусбиевцы, которые знали свои песни, не умели говорить по-русски и не могли дать мне перевода песен.

Урусбиевцы занимаются хлебопашеством и скотоводством. У большинства урусбиевцев нет собственных [140] участков для посевов. Дело в том, что бывшим крепостным крестьянам не дали наделов земли около Урусбиевского аула, им предложили землю по Малке и около аула Гунделена. Но крестьяне и поныне не идут туда, между прочим, вследствие привычки к горному климату. По причине такого положения дел крестьяне должны арендовать землю у бывших своих господ, таубиев.

Из хлебных растений здесь может созревать ячмень. Пшено и кукурузу урусбиевцы покупают. Но главное занятие урусбиевцев — скотоводство. Как только появится весной молодая трава на предгорьях, урусбиевцы отправляются со своими стадами в горы. Таким образом, все взрослое мужское население, за исключением почтенных стариков и глав семейства, покидает аул на 5 — 6 месяцев; некоторые не видят родной семьи даже целый год. Обыкновенно угоняют в горы весь скот; оставляют дома лишь дойных коров с их телятами, лошадей, необходимых для поездок, и ишаков, на которых заготовляют дрова на зиму. По мере таяния снега в горах, стада, предводимые смельчаками-пастухами, поднимаются все выше и выше, в область альпийских лугов.

Цены на скот довольно высоки: хороший рослый баран стоит около 5 руб., барашек — от 1 р. 50 до 2 руб., козел — осенью 5 — 6 руб. Корова дойная продается за 20 руб., а не дойная — рублей за 15. Порядочную лошадь можно купить у урусбиевцев рублей за 50 и более. Лучшая лошадь продается дороже 100 руб.

Бедные урусбиевцы имеют не менее двух лошадей, а богатые даже более 100. Порода лошадей — местная-горская и кабардинская. Ослы имеются почти у каждого. На них возят дрова. Катеров мало, и стоят они очень дорого; покупают их в Сванетии. На кочевке, в горах, из молока овец и коров приготовляется сыр, который служит [141] преимущественно для удовлетворения местных потребностей. Лошадей и коров урусбиевцы продают сванетам. Мы по дороге встретили несколько сванетов, которые закупили на плоскости в Кабарде лошадей и ехали на них в Сванетию. Лошадей урусбиевцы берегут. Здесь не заметно такого безжалостного отношения к скотине, как это нередко наблюдается в Закавказье у курдов, татар и армян.

В то время, как мужское население бродить по альпийским лугам, женщины и девушки у себя дома прядут шерсть, делают бурки, ткут паласы и сукна. Продукты труда продаются местным евреям, которых здесь 4 семейства, сванетам и имеретинам. Семья может заработать на этих бурках, паласах и сукнах рублей до 200, считая в этой сумме и стоимость шерсти. Евреи, скунивши сукна, овчины, бурки и паласы, везут все это в Георгиевск на ярмарку и даже в Россию.

В зависимости от промыслов находится пища населения. Питаются урусбиевцы по преимуществу кислым молоком, айраном (подобие кефира) и лепешками из ячменя или кукурузы. Айран — довольно вкусный, прохлаждающий напиток. Важным питательным продуктом служит здесь сыр. Иногда варит пшенную кашу на воде и едят с кислым молоком. Приготовляют также супь с пшеном, похожий на имеретинский суп-харчо. В торжественных случаях приготовляют замечательно вкусный шашлык. В праздничные дни стряпают различные сладости: каймак, локум и халву. К этим же дням приурочено изготовление различных напитков: браги, араки, и пр.

Каймак делается следующим образом: в котле кипятят молоко, затем, отставив прокипяченное молоко на землю, снимают с него палочкой несколько раз пенку и кладут ее на другую палочку; потом всей этой снятой массе дают застыть, и получается каймак. [142]

Локум — это ее большие булочки, похожие на продолговатые пряники. Приготовляют их из пресного теста и жарят потом в масле. Иногда локум стряпается на меду.

Халву приготовляют из пшенной муки, масла и меда. В известной пропорции вся эта масса кладется в котел и варится до тех пор, пока не примет желтоватого цвета. Потом сваренную массу выкладывают на дощечку и дают ей застыть, после чего режут на куски.

К числу любимых блюд здешних жителей нужно отнести еще курицу, изжаренную с луком, чесноком и мучной подбивкой.

Брага (буза) выделывается из овсяной и просяной муки. Без этого напитка здесь никто не пашет.

Переходя к общественной жизни местного населения, я должен сознаться, что она лишена более пли менее выдающихся, интересных явлений. Да и некому внести благотворную струю в дикую местность. Даже пристав редко посещает этот аул (раз в месяц). Понятно, что здесь не может быть и речи ни об общественной благотворительности, ни о библиотеках, больницах и пр. Деятельность общества проявляется, главным образом, вовремя сельских судов. Решение сельского суда эффенди записывает по-арабски и переводит устно по-татарски. Нужно заметить, что у урусбиевцев нет кровавой мести. Большое значение местные горцы придают третейскому суду.

Среди урусбиевцев много хороших охотников. Из зверей около аула чаще всего встречаются волки, лисицы, зайцы, медведи, олени, кабаны, козы, туры, серны и сурки. Из птиц встречаются перепела (редко), куропатка, горная индейка, кавказский тетерев, скалистые голуби, грифы, альпийские галки, домашний воробей, горная овсянка, лесная и альпийская (около Азау) завирушка. [143]

От Урусбиевского аула до ледника Азау.

Переночевав в Урусбиевском ауле, мы рано утром двинулись в путь к леднику Азау. Дорога с каждой верстой становится круче. Кругом по горам и по равнинам Баксана растет густой хвойный лес, которым пришлось ехать часов 5. Этот лес подходит к самому леднику. В некоторых местах он так густ, что приходится ехать по руслу одной речки, которая впадает в Баксан. От Урусбиевского аула до ледника Азау часов 6 — 7 езды. На этом переезде мы останавливались несколько раз для отдыха. Эти привалы доставили нам много приятных минут. Дело в том, что по дороге к Азау расположены хутора урусбиевцев: сюда выезжают летом хозяева со своими семьями. Конечно, дети все лето бродят по лесу, собирая клубнику, землянику, бруснику, черную смородину, ежевику, барбарис и малину. При нашем том явлении, эта лесная вольница подняла приветственный крик и мигом очутилась возле нашего становища. Тут были мальчики и девочки различных возрастов, до 12-ти-летнего включительно. Между тем стали появляться из разных концов леса босоногие всадники, на прутах верхом, с земляникой и брусникой в руках. В то же время часть их отделилась от общей компании и бросилась на перегонки к своим хуторам, откуда принесли для нас каймак и айран. Не успели мы должным образом расположиться для чаепития, как юные хозяева нанесли нам ягод, айрана и каймаку. Это гостеприимство смуглых оборвышей поразило нас. В свою очередь каждый из нас постарался тем или иным способом отблагодарить их: кому дали чаю, кому кусок белого хлеба, некоторым по [144] пятаку и всем по несколько кусков сахару. Старшие дети не обижали младших. Все они, видимо, были довольны нашим обхождением. Но вот на той стороне Баксана (на правой) показались девушки-подростки в местных (кабардинских) костюмах. Влекомые любопытством, они не утерпели и с видимым смущением вышли на прогалину из лесной чащи и остановились против нашего привала. Без всякого жеманства, свойственного дочерям Востока, эти девицы смотрели на путешественников и вскоре удалились, удовлетворив свое любопытство. Скромность и выдержанность девиц и гостеприимство милых малышей останутся навсегда приятным воспоминанием для нас. Мы двинулись дальше. На этом переезде много боковых ущелий, через которые несколько раз нам показывался кавказский богатырь-двуглавый Эльбрус. Все путники тогда невольно приковывались взором к величественной панораме. Угрюмо и грозно глядят окрестные горы. Кругом — таинственная тишина, нарушаемые только диким ревом Баксана, Ни зверя, ни птицы не видно. Горы окрашены в чудную смесь цветов: зеленого, темно-серого, каштанового и белого (снеговые кряжи). Вся эта картина, на первом плане которой величественно поднимается “седовласый Шат”, потрясает до глубины души и приводит в восторг и благоговение, как развитого человека, так и горца-пастуха.

Так как мы уже находились на значительной абсолютной высоте и при дальнейшем движении нашем к Азау поднимались все выше и выше, то перед нами с каждым нашим шагом открывался все более и более обширный кругозор. Снеговая линия главного хребта обозначалась отчетливо. Мы находились в той части Кавказских гор, в которой ледники развиты в наибольшем количестве и представляют самые разнообразные виды и группы. Здесь наблюдаются простые и сложные ледники, долинные и висячие. [145]

Особенно поразили нас здесь висячие ледники, отличающиеся крутизною и имеющие большие уклоны. При самом поверхностном наблюдении можно заметить, что все ледники, которые издали виднеются из Баксанского ущелья, отличаются значительною толщиной.

Зная, что от Урусбиевского аула до ледника Азау не более семи часов езды, мы не особенно подгоняли своих лошадей. Почасту слезали с седел и шли пешком, тем более, что, по мере приближения нашего к Баксанскому леднику (Азау), местность становилась живописней. Нам приходилось то ехать лужайками, то густым сосновым лесом, который в некоторых местах сильно затруднял нас. В одном месте, на расстоянии 2-х часов пути от Азау, этот лес так густ, что пробираться чрез него не было никакой возможности. К этому еще присоединилось и то обстоятельство, что тут лежали тысячи деревьев, вырванных с корнем ураганами и лавинами. Весь лес в данной местности наполнен осколками скал. Известно, что лавины очень часто прокладывают себе широкий путь чрез леса, ломая все, что встречается им на пути, в то время, как по бокам их ужасные ураганы вырывают с корнями целые тысячи деревьев. Жалко было смотреть, как гибнет такое богатство, как эти сосны и березы. Груды камней и нагроможденных деревьев сбили с пути наших проводников, так что мы порядочно проблуждали, кружась на одном месте, среди кустарников, по острым камням. В эти минуты каждый из нас думал лишь о том, чтобы защитить свои глаза и лицо от сухих сучьев и колючек. После долгих скитаний мы, наконец, выбрались на горную тропу, по которой ехать, однако, было тоже затруднительно. К двум часам по полудни мы выехали из леса на довольно обширную лужайку, и перед нами был ледник Азау. [146]

Ледник Азау.

Около лесной опушки, на правой стороне луговины находится кутан или пастушеская сторожка, построенная из толстых бревен, с навесом. Развьючивши своих лошадей и отдохнувши, мы решили взобраться на ледник. Мы направились к нему по крутому подъему горы, которая прилегает к правому боку ледника Азау. Пройдя значительное расстояние по этому склону горы, мы дошли до первого поворота ледника к Эльбрусу. Спуститься на ледник в этом месте мы не решились, в виду отвесных скал. С правой стороны ледника Азау тянутся небольшие морены. Осмотрев часть ледника с высоты, и не будучи в состоянии пробраться к нему около первого его уступа, мы спустились к нижнему концу глетчера, где встретили, так называемые, конечные морены. Последние состоят из огромных куч мелкого щебня различных горных пород (туфа, порфира и пр.). Этот щебень, при каждом дальнейшем шаге, осыпался и тем сильно затруднял наше восхождение на ледник. Миновав эти кучи щебня, мы вступили на ледник в нижнем его конце, пройдя по самому леднику почти в прямом направлении около 2.30 часов, мы решились, в виду наступающего вечера, вернуться в свое становище.

Это восхождение на ледник для нас было обильно результатами, хотя мы и не дошли до фирна Эльбруса, питающего ледник Азау, и не могли, следовательно, проследить постепенного превращения снега в лед, явления смерзания и кристаллизации льда, не могли, наконец, снять плана всего ледника. По словам известного знатока кавказских ледников, Динника, обследовавшего ледник Азау (“Замечательн. ледники Кавказа”), он принадлежит к числу довольно значительных ледников Кавказа, но отнюдь не к самым [147] большим, как раньше считали его некоторые ученые и путешественники. Его питают снега южного склона Эльбруса и восточного склона хребта Хоти-тау, который соединяет Эльбрус с главным хребтом Кавказских гор. Азау отличается от большинства ледников Кавказа тем, что образуется из значительного числа отдельных ледяных потоков. Нижняя часть его довольно узка. В 1881 году ширина его доходила до 100 саженей. Она представляла тогда более пли менее крутой склон, пересеченный множеством трещин и отстоящий от крупного соснового леса на 300 пли 400 саж. В конце 70-х годов он оканчивался на высоте 7630 фут. над уровнем моря, а в 1849 г. — на 7350 ф. В расстоянии верст двух от нижнего конца ледник Азау становится заметно шире, достигая 170 саженей, а еще версты на полторы выше ширина его, вероятно, более версты. Боковые морены на левой стороне ледника очень велики; они лежат частью на льду, частью с боку его и представляют несколько высоких параллельных гряд. На льду они образуют полосу шагов в 100 ширины; правая же сторона глетчера в средней и нижней части его упирается в отвесные скалы и имеет морены лишь в несколько шагов ширины. Азау образуется из 4 ветвей, из которых две получают начало со снегов Эльбруса, одна — с Хоти-тау и одна — с гор, ограничивающих правую сторону ледника. С правой стороны к главной части присоединяется короткая, изогнутая ветвь, имеющая приблизительно менее полторы версты в длину и самые незначительные морены; она присоединяется к главной ветви верстах в трех от нижнего конца ледника. Ветви правой стороны значительно больше: обе они спускаются с Эльбруса. Нижняя из них присоединяется к главному глетчеру против правой ветви; она сравнительно не велика, располагается в узком скалистом ущелье и пересекается [148] множеством поперечных трещин; в одном месте на ней находится большой ледопад, которым она прерывается совершенно. Ниже этого места снова тянется более ровная поверхность, сливающаяся, наконец, с главной ветвью. Следующая ветвь имеет длину гораздо большую, но тоже довольно узка. Начинается она с обширных снежных нолей, спускающихся с самых вершин Эльбруса. Она очень обрывиста и во многих местах состоит из одних только ледяных столбов и зубцов, разделенных пропастями. Морен по сторонам ее не заметно.

Итак, еще раз повторяю, что нам не удалось видеть всего ледника со всеми его разветвлениями. Зато каждый из нас мог проверить здесь наглядно свои теоретические познания о ледниках. Сложны и разнообразны условия образования современных ледников, хотя, без сомнения, главным фактором образования глетчера нужно признать климаты направление и качество ветра, влажность воздуха, температуру, количество и, в особенности, форму осадкой. Не маловажную роль в образовании ледников играют и благоприятные орографические условия. Но как бы ни был холоден климат и благоприятны орографические условия, ледника не появляется, если годовое количество снега будет очень мало (Мушкетов: Геология, II, 493.).

Происхождение ледников объясняют так. Вода (Иностранцев: Геология, I, 82 — 83.), поднимаемая в форме пара с поверхности земли и моря на высоту, превращается в снег. Этот снег, выпавший в горах, остается без изменения до известной высоты, различной для каждой горной системы. Но ниже этой высоты, вследствие дневного таяния и ночного смерзания, а также от действия ветров он переходит в зернистую более или менее сплошную массу, которую принято называть [149] фирном. Пространства же в горах, покрытые фирном, называют снежными нолями, или снежными морями. Под влиянием давления и пластичности, присущей воде в твердом состоянии, фирн переходит в состояние компактное и тягучее. В таком состоянии этой массе дают наименование глетчерного льда. Масса глетчерного льда, возрастая с каждым годом, увеличивала бы высоту горных вершин, если бы она не убывала, постоянно сползая по широким и глубоким долинам в местности, лежащие ниже снеговой линии. К этим местностям она медленно пролагает себе путь в виде ледяных рек, которые называются ледниками пли глетчерами.

К таким определениям пришла наука путем долгого изучения ледников и целого ряда исследований, которые сопряжены часто с большими затруднениями и лишениями, а иногда и с опасностью для жизни исследователей.

Взобравшись не без затруднений на ледник, мы на первых же порах встретили в нем трещины, идущие от краев к средине ледника. Эти трещины, по мере нашего движения вверх по леднику, стали попадаться чаще. Особенно их много на выпуклой стороне поворота ледника к Эльбрусу, так как здесь лед подвергается чрезвычайно неравномерному растяжению. Лед в этих трещинах — синеватый, но местами под этим слоем льда виден другой слой, отличающийся своим беловатым оттенком. Беловатый оттенок льда в трещинах происходит от того, “что зимний снег, заваливая трещины, сохраняется в них и летом, переходя отчасти в лед”. Происхождение трещин в леднике таково. Ледяная масса ледников движется и, конечно, при своем движении не может сохранять полной связи между своими частицами. Так, например, эта масса разрывается, проходя по изгибам ущелья и по всем неровностям дна. Появление этих [150] трещин (Мушкетов: Геология, II, 506.) сопровождается глухим гулом или резким треском, или же ударом наподобие выстрела, при чем ледяная масса иногда сотрясается, как от землетрясения. За отдельными ударами иногда слышится свистящий шум, свидетельствующий о расширении трещины. Громкие удары или треск, дающие знать о зарождении новых трещин, иногда происходят, так сказать, под ногами наблюдателя, и тем не менее открыть эти трещины не всегда удается, — так они малы и тонки; большей частью они представляют тончайшие расселинки, которые только через несколько дней превращаются в зияющие трещины. Чем мощность ледника больше, тем меньше трещин, но тем правильнее распределены они, и, наоборот, в маленьких ледниках их много, и они не правильнее, потому что на таких ледниках отражаются все неровности ложа, точно так же, как в маленьких ручьях или речках. Этим объясняется то часто наблюдаемое явление, что ледники, легко доступные в недавнее прошлое, при уменьшении их, становятся непроходимыми; и, наоборот, недоступные мелкие ледники, при увеличении, становятся проходимыми. Трещины бывают боковые, около изгибов ущелья, и поперечные, пересекающие весь ледник и происходящие от выпуклостей дна: в тех местах, где ложе становится круче, лед, не будучи в состоянии приспособиться к новому падению, раскалывается по всей толщине на множество трещин, которые бывают тем многочисленнее и шире, чем сложнее перегиб ложа.

Пройдя шагов 100 — 150 по леднику, мы стали встречать одну за другой ледниковые мельницы. Так называются глубокие вертикальные ледниковые колодцы, в которые с шумом низвергается кода, образуемая на поверхности ледника от таяния льда. Этих ледяных колодцев на Азау [151] очень много. Иногда они окаймляются мелкими разноцветными камнями, которых на поверхности ледника бесчисленное множество. Некоторые из наших компаньонов собрали себе коллекции самых разнообразных камней. С другой стороны, ледник всей своей жизнью и всем своим величием не позволял нам останавливаться на чем-нибудь по преимуществу. Притом, достаточно беглого взгляда даже не изучавшему никогда минералогии, чтобы тотчас же увидеть разницу в строении и цвете этих кусков и отполированных скал, на которых они там и сям разбросаны, и, затем, вывести уже естественное заключение, что они оторваны от каких-нибудь более удаленных мест.

Среди множества мельчайших камешков, которыми покрыт Азау, возвышаются камни большей величины, образующие так называемые ледниковые столы. Больших ледниковых столов, какие, например, наблюдаются на леднике Джипарлык (Музарт-Тянь-Шань), на Азау мы не встретили. Столы эти состоят из камней, отделившихся от скал и поддерживаемых ледяными подставками. По мере таяния, эти ледяные подставки принимают форму круглой ножки стола. Ледниковые столы почти никогда не лежат совершенно горизонтально на своих пьедесталах, а всегда несколько наклонены в сторону, наиболее освещаемую солнцем (Мушкетов: Геология, II, 523.). Всякий, кому доводилось восходить на ледник, конечно помнит те груды камней по краям ледника, которые доставляют путешественникам так много неимоверных затруднений во время перехода по этому каменному валу, называемому в геологии мореной. По бокам нижней части ледника Азау, которую прошла наша компания, больших морен не наблюдается. Морены, находящиеся по бокам ледника, образуются, благодаря выветриванию скал, окаймляющих ледники. Так как на одном и том же [152] выветривающемся склоне происходит много осыпей одновременно и все они подвигаются, то, очевидно, в конце концов отдельные осыпи сольются и образуют один непрерывный каменный вал, протягивающийся вдоль ледника, по краю его; на другом боку ледника происходит то же самое. Следовательно, на каждом леднике образуется по бокам его два каменных вала, которые и называют моренами, а вследствие залегания по краям ледника их называют боковыми или краевыми моренами.

Но, кроме того, отличают еще срединные морены, поддонные или основные и конечные морены (Мушкетов: Геология, II, 527.). Срединной мореной называется каменный вал, который происходит от слияния двух боковых морен в то время, когда два ледника, вступая в долину, соединяются в один общий ледник. Срединной морены на Азау мы не наблюдали. Часть обломков с поверхности ледника проваливается по трещинам и доходит до дна ледника, где они, находясь под значительным давлением, перетираются, измельчаются накопляясь, образуют, так называемую, нижнюю, основную или поддонную морену (там же 531.). Конечною мореною называется та груда обломков горных пород, которые всегда замечаются у оконечности ледников. Конечные морены растут на счет срединных и боковых морен. Конечные морены Азау состоят из целых комков мелкого щебня, по которому движение очень затруднительно. Можно сказать, почти вся нижняя часть ледника Азау покрыта этим сором и грязью, так что путешественники наши вынесли неприятное впечатление от пребывания на этой части ледника: его грязная поверхность, покрытая песком и мелким щебнем, походит на старые слои снега долин в период весеннего таяния. [153]

Во время нашего восхождения на ледник Азау был ясный солнечный день; по леднику текли ручейки, иные из них, журча, пробивались сквозь кучки песку и, достигнув трещины, разбивались в яркие искорки, а другие с шумом падали в ледниковые колодцы. Чувствуешь движение и жизнь ледника. Вся масса растаявшей воды в ледниках Азау струится, как на поверхности, так и по расселинам и по туннелеобразному проходу ледника, подо льдом. Множество больших и малых водяных жил соединяются в нижней части Азау в один ручей, который вырывается наружу. Этот ледниковый огромный ручей, шумливый и не особенно мутный, и носит название реки Баксан, которая в дальнейшем своем течении принимает в себя множество горных ручейков и потоков. В свою очередь Баксан несет свои воды в Малку, приток Терека.

Чрез Баксанский ледник пли Азау происходят сношения Сванетии с Кабардой. Здесь прогоняется скот, закупленный сванетами на северном Кавказе; в свою очередь, и горцы по этому же леднику гонят своих катеров, закупленных в Сванетии.

Ночевка под ледником Азау и возвратный путь к Урусбиевскому аулу.

Осмотрев ледник, мы, в виду наступающей ночи, направились в сторожке, у которой оставили вьюки и лошадей. В ненастную погоду это — единственное место около ледника, где путешественник может найти себе убежище. Так как с наступлением вечера температура воздуха очень стала понижаться, то мы решили развести костер, что устроить было очень легко, потому что вокруг было изобилие валежника. Подкативши с некоторыми усилиями несколько толстых сосновых бревен, длиной сажени [154] по две, мы развели два костра: один около шалаша, с тем, чтобы поддерживать его в течение всей ночи, для согревания путников, а другой — в некотором отдалении от нас, для изготовления ужина, который состоял из чая и шашлыка. После того, как голод наш был утолен вкусно-приготовленным нашими проводниками шашлыком, мы стали устраиваться для ночлега. Одни улеглись в шалаше около костра, а другие, более храбрые, решились заночевать под открытым небом. Но оказалось, что ночью был мороз, так что вода в корыте замерзла, и утром, во время прогулки по лесу, один из наших компаньонов нашел несколько замерзших ягод земляники. Конечно, наши смельчаки один за другим стали перебираться к шалашу, поближе к костру, который поддерживался потом в течение всей ночи, благодаря деятельному участию сих последних.

Проснувшись рано утром, мы стали снаряжаться в обратный путь к Урусбиевскому аулу. Некоторые побродили в сосновом лесу. Чудное солнечное утру, свежесть воздуха и великолепие окружающей природы бодрило нас, доставляя вместе с тем каждому высокое наслаждение. Наше выступление в обратный путь несколько замедлилось проделками катера, который долгое время не подпускал к себе проводников, проявляя при этом большое лукавство. После долгих усилий, катер, однако, был оседлан, и мы двинулись в путь. Обратное путешествие по моренам и лавинам было не так затруднительно, как первое, так как мы теперь взяли другое направление, вследствие чего миновали хотя отчасти это ужасное место. К трем часам этого же дня мы были уже в Урусбиевском ауле. С 3-х часов дня до поздней ночи шел дождь, так что мы, по прибытии в аул, должны были по неволе оставаться в здании правления аула. Здесь, кроме членов [155] нашей компании, собралось много урусбиевцев, так как решался важный вопрос относительно вьючных лошадей. Любезные по отношению к нам во время первого нашего ночлега в аульном правлении, эти горцы почему-то теперь стали несговорчивы в цене. Видно было чье-то влияние, настолько сильное, что даже почтенный старик-старшина аула не мог ничего поделать с упрямыми крикунами. Нужно заметить, что мы не так бросали деньгами, как это делают иностранцы путешественники: французы и англичане, которые своей излишней щедростью несколько избаловали урусбиевцев. Дело, однако, уладилось, и лошади были наняты до Кисловодска за сравнительно сходную цену, и, утомленные дорогой и бестолковыми спорами, мы заснули. И здесь ночь была морозная (абсолютная высота 5136 ф.).

От Урусбиева аула до Малки.

Рано утром следующего дня мы выехали из аула по направлению к Кисловодску. Этот трудный, утомительный переезд мы совершили в два дня, с ночевкой под Эльбрусом у истоков Малки. Дорога к Малке идет все вверх, так что высота первого и самого высокого перевала, который нам пришлось переехать, равняется 12908 ф. (Пятиверстная карта Кавказа). Перевал этот находится на горе Балык-баши и носит название Кыртык. Сначала мы ехали по ущелью р. Кыртык, впадающей в Баксан. По ущелью тянутся хлебные поля, огороженные со всех сторон каменными барьерами. Здесь мы видели засеянные хлебом полоски, не более двух саженей шириною и раскинутые далеко друг от друга по стремнинам. И здесь, как и в Озорокове, земли ценятся дорого. Жители всеми силами стараются извлечь из них все, что только можно. [156] Дороговизна пахотной земли обусловливается главным образом тем, что ее приходится освобождать от камней и проводить канавы для орошения. Из кутанов-хуторов и здесь нам выносили айран. Узкая вьючная дорога идет все выше и выше. Нужно признаться, что путь к перевалу был затруднителен, так как приходилось часто то подниматься на крутые подъемы, то спускаться вниз по ужасным косогорам. В некоторых местах было решительно жутко ехать, особенно по тропинкам, проложенным по обрывам. Некоторые из нас не дерзали ехать здесь верхом и проходили эти опасные места пешком, держа лошадей к поводу. Верстах в 10-ти от Урусбиева аула мы встретили значительный источник минеральной воды, напоминающий своим вкусом с одной стороны воду источника № 4 в Эссентуках, а с другой — Нарзан в Кисловодске. Наши проводники урусбиевцы говорили, что вода этого источника очень полезна и людям и домашнему скоту. Между прочим, мы застали около источника несколько коров, очевидно, пришедших сюда полакомится соленой водой.

По склонам ущелья до высоты 8000 ф. растут редкие сосны. Выше означенного предела мы леса не встречали. Выше этой линии, как по этим склонам, так и, вообще, по склонам всей горной системы Эльбруса идут прекрасные альпийские луга. Изобилия и разнообразия цветов в этих лугах мы не заметили. Эти луга вместе со скотом составляют главное богатство местных горцев. Здешние кормовые травы по обилию питательных и молочных начал стоят гораздо выше кормовых растений низменности. К сожалению, не везде косят эти травы, вследствие чего прошлогодняя сухая трава заглушает молодую, так что рядом с сочной, свежей травой встречается много старой травы. В виду этого горцы осенью, спускаясь с гор, выжигают эти травы. Но это производится далеко не всюду. [157] Рядом с кормовыми травами здесь во многих местах распространены ядовитын растения, чаще с желтыми цветами; много здесь чемерицы.

Любуясь, с одной стороны, зеленым ковром, альпийских трав, с другой мы увлекались чудным видом главного хребта, который находился уже от нас к югу (мы подвигались по направлению к северу и северо-западу). Кавказ явил нам здесь такое обилие форм и красок, что в первые минуты мы даже были подавлены всей картиной. Вот поднимается пикообразная гора с нежно очерченной вершиной. Тоненькой струйкой с этой вершины подымается не то облачко, не то дым. Но еще момент, — и этот дымок пропадает. Затем он опять показывается, но еще мгновение, — и явление бесследно исчезает. Дальше тянется мощная цепь Кавказских гор. Вдали виднеются пропасти, целые лабиринты ледников и снеговых полей, голые скалы и мрачные леса.

По мере приближения к перевалу, трава становится все мельче и мельче, горные породы обнажаются, воздух становится заметно свежее, под нами носятся орлы, распластав свои могучие крылья. Но вот мы на перевале Кыртык, на высоте 12908 фут. (более 3,5 верст). Кругом виден был еще рыхлый, залежавшийся в овражках, снег. На перевале мы дали маленький отдых нашим лошадям, а сами упивались воздухом и любовались великолепным зрелищем Кавказа, этого гигантского памятника мироздания: пред нами необозримая панорама снеговых гор и глубоких долин, то зубчатых, то закругленных вершин. Какая обширность горизонта! Какой подъем духа! Только необходимость могла заставить нас покинуть это место: так чудно было здесь! Но нужно было спешить в дальнейший путь, так как до Малки предстояло еще два трудных спуска и не менее тяжелый подъем. Спуск с [158] Балык-башинского отрога был очень крут, так что большинство из нас предпочло идти пешком. Наши проводники предоставили своим катерам полную свободу, чем они и не замедлили воспользоваться по-своему. В то время, как мы совсем почти спустились на дно ущелья, пройдя версты полторы, наш молодой катер наслаждался кормовыми травами почти около самого перевала. Некоторые из неопытных путников высказывали уже опасения, как бы катер не отстал от нашего каравана. Но опасения оказались напрасными: катер зорко следил за нашим движением и, заметив, что уже слишком отстал, рысью пустился догонять нас. Нужно было видеть, как он скользил и прыгал по скалам. Тут мы по достоинству оценили это незаменимое в горах животное. Там, где лошадь выбивается из сил, катер идет свободно, почти не проявляя утомления. Спустившись в ущелье, мы сели на лошадей и стали подниматься по довольно значительному склону на вершину одного из отрогов Эльбруса, идущего к северу и упирающегося в Малку недалеко от железистоугле-кислого источника. Весь этот склон покрыт густой травой. На самом верху его паслись стада овец. К особенностям местности нужно отнести обилие сусликов. Впрочем, и раньше, не доезжая до Кыртыкского перевала, мы видели, что одна гора усеяна была норками этих зверков, для которых окрестные луга доставляют обильную пищу. Но вот мы на вершине отрога. Перед нами открылся ряд плато, идущих параллельно течению горных речек и тому отрогу, по которому мы ехали. Вдали уже виднелся Бештау. Эти отроги хребта, эти плато, раздаются друг от друга, словно коридорами, глубокими долинами рек, с отвесными боковыми скалами. Таким образом, характер местности сразу изменился: массивы этих отрогов громадны, но они уже не поражают причудливостью [159] своих форм, как главный Кавказский хребет. Спуститься к Малке, где мы должны были переночевать, нам предстояло почти по отвесной скале. Спуск этот чрезвычайно опасен, и верхом ехать не было никакой возможности. Приходилось цепляться за скалы и идти черепашьим шагом. Движение затруднялось еще и тем, что каждый из нас должен был вести за собой лошадь. Горцы-проводники и катер проявили здесь свое искусство. Катер спокойно скользил по скалам, а горец ловко спускал нашу спутницу. С неимоверными усилиями мы, наконец, спустились к Малке, которая в этом месте не глубока, особенно по утрам, когда во всех горных реках, берущих начало с ледников, вода значительно убывает.

По прибытии на место нашего ночлега, мы должны были прежде всего позаботиться относительно дров. Это успешно исполнили наши проводники, доставив их с другого берега Малки, из старого кутана. Этот кутан оставлен мирными жителями и часто, как говорят, посещается абреками. Наши проводники в доказательство последнего привели много рассказов об абреках, которые подолгу скрывались в этой местности от преследования властей. Разведя огонь и скромно поужинав, мы расположились под открытым небом на ночлег, подложив под себя потники от седел, а в головы — седельные подушки.

Но мы не сразу заснули: еще во время последнего спуска, несмотря на крутизну его и опасность, мы то и дело оборачивались к Эльбрусу, рискуя при этом оступиться и полететь в кручу; когда же спустились к Малке, то этот кавказский богатырь предстал пред нами во всем своем величии. Строгое величие Эльбруса сильно действует на того, кто в первый раз видит его перед собой. Этот двуглавый колосс высится над целым лабиринтом террас. Освещенный луной, этот амфитеатр гор и над ними [160] величавый Эльбрус представляют нечто фантастичное. Между тем, от этой картины приходилось по необходимости отрываться: ночью был порядочный мороз и заставлял нас укрываться бурками и даже с головой. Зато этот же мороз разбудил нас до восхода солнца, и мы, благодаря ему, имели возможность вблизи любоваться картиной Эльбруса при восходе солнца. Солнце стало пригревать; в природе все проснулось; а наши путники, наоборот, согретые солнцем, заснули, хотя не надолго, потому что нужно было ехать в дальнейший путь.

От истоков Малки до Кисловодска.

С грустным чувством мы расстались с Эльбрусом. Каждый из нас был убежден, что трудно подобрать подходящую компанию для вторичного путешествия в эти замечательные места. Чувство сожаления при расставании с этим святилищем Кавказа соединялось с представлением о неприятном и утомительном переезде к Кисловодску. Путь к нему идет по Бегесанскому плоскогорью. Четыре утомительнейших, следующих один за другим перевала измучили всех путешественников. Между прочим, по какой-то случайности, часть наших путников, с одним из проводников перегнала остальных настолько, что последние потеряли их из виду. А так как в этих местах много ущелий, то отставшие были поставлены в очень затруднительное положение, тем более, что и оставшийся при них проводник начал проявлять беспокойство относительно дороги и, видимо, плохо знал данную местность. Наконец, после многих минут беспокойства, на очень высоком перевале мы встретили своих товарищей, которые тоже немало волновались по случаю нашего отсутствия. [161]

После этого случая мы уже ехали все вместе. Подем на Бермамут со стороны Эльбруса — отвратительный. Нигде наши лошади не выказывали такой усталости, как в этом месте, несмотря на то, что большую часть подъема мы шли пешком. Взобравшись на Бермамут, мы послали прощальный привет Эльбрусу. Но отсюда Эльбрус не производил такого потрясающего впечатления, как от истоков Малки и на перевалах, по пути к Бермамуту. На Бермамуте долго оставаться мы не могли, так как решили, непременно попасть на ночлег в Кисловодск. Этот последний перегон на пути к Кисловодску был полон лишений. Особенно давало себя чувствовать отсутствие воды; некоторые из нас положительно изнемогали от жажды. К нашему несчастию испортился в бурдюке драгоценный в дороге напиток, кахетинское вино. Прежде веселые, теперь наши спутники ехали в самом мрачном настроении. Но вот под вечер вдали показался Кисловодск. Мы обрадовались было тому, что скоро окончится наше путешествие. Но чем дальше мы ехали, тем больше разочаровывались в этом. К довершению нашего разочарования наступила темнота, а дорога шла чрез целый лабиринт холмов: мы должны были в темноте, рискуя ежеминутно свернуть себе шею, то подниматься, то спускаться с них. Дорога ночью показалась нам убийственной. Мы до того измучились, что готовы были тут же остановиться, и некоторые из спутников уже поговаривали, что спешить нам не к чему, что ведь мы не курьеры. Не желая слететь с лошади, все мы шли пешком до самого Кисловодска. Комическую картину представляло это шествие. Вот один ругает косогор, с которого чуть не упал и удержался только за повод лошади. Там другой вскрикнул от боли, потому что ему лошадь наступила на ногу. Все шли неровным шагом, качаясь в разные стороны. [162] Наконец, мы въехали в Кисловодск. Но и здесь наши бедствия еще не скоро кончились. Совершенная темнота в данном конце курорта сбила с толку даже жителя Кисловодска, участника нашего путешествия. Лишь с помощью расспросов мы выбрались на базарную площадь. Нас неприятно поразила разница жизни двух частей курорта. Там, около Нарзана, ночь превращена в день, благодаря электрическому освещению; здесь — непроницаемая тьма, ухабы на улицах, отсутствие освещения даже около мостов. Здесь, с одной стороны, удивляешься культурным успехам, с другой поражаешься фактом, что на незначительном клочке земли вместе с культурными успехами царит косность.

Так, с прибытием в Кисловодск, окончилось наше путешествие.

Преподаватель русского языка Владикавказской гимназии

И. Леонтьев.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка к Баксанскому леднику // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 22. Тифлис. 1897

© текст - Леонтьев И. 1897
© сетевая версия - Трофимов С. 2009
© OCR - Трофимов С. 2009
© дизайн - Войтехович А. 2001
© СМОМПК. 1897