-

ХАГОНДОКОВ

ИЗ ЗАПИСОК ЧЕРКЕСА

В 1862 году мне довелось посетить Кавказ. Целью моей поездки было свидание с моими родными, которых я не видал лет пятнадцать, т. е. со дня поступления в кадетский корпус. Мне хотелось также побывать в экспедициях, с каким-либо из отрядов, действовавших на правом крыле Кавказа, в земле воинственного черкесского племени абадзехов.

Я приехал на Кавказ в половине мая и мог бы безотлагательно отправиться в ближайший к нашему месту жительства отряд даховский, но, не желая огорчить родных скорым отъездом, отложил свое намерение к концу осени или к началу зимы, когда преимущественно начинались наступательные действия.

В последних числах октября, отец мой получил предписание выступить с двадцатью всадниками к реке Зеленчуку и оттуда, вместе с милиционерами аулов Верхне-Кубанского приставства, следовать в укрепление Майкоп. По причине своей болезни, отец не мог исполнить приказания, а потому двадцать всадников из нашего и другие двадцать из соседнего аулов отправились со мной. Я очень рад был воспользоваться случаем участвовать в экспедиции, которая предпринималась из Курджипса на Пшех. Принц Альберт Прусский (старший) принимал участие в экспедиции, чтобы ознакомиться с образом действий кавказских войск. Принц гостил на Кавказе в то лето.

На второй день моего выезда из дома, я догнал милицию, уже выступившую из Зеленчука, в Урупской станице, где мы имели ночлег. С Урупской станицы до самого укрепления Майкоп, наш летучий отряд не расседлывал коней, потому что в Лабинской станице, где мы предполагали ночевать, [96] получили приказание догнать обоз, шедший к Майкопу с незначительным прикрытием. Без отдыха невозможно было продолжать путь, потому что отряд наш сделал в этот день, по крайней мере, верст шестьдесят на жирных, откормленных лошадях; да притом нас затрудняли вьючные и заводные лошади. Тхамады ¹ купа ² решили дать отдых лошадям, часа два или три, и потом догонять обоз.

«Как ты думаешь, можно это сделать, не подвергаясь ответственности пред начальством?» спросили они меня. Я ответил, что за такой необходимый отдых они не будут отвечать, если только вовремя примкнут к обозу. «В таком случае, мы отдохнем часа полтора, а получаса достаточно на сборы к мосту через Лабу», сказали старшины, после чего милиционеры разъехались по хатам. Это было в шесть часов пополудни. К девятому часу весь куп собрался к мосту через реку Лабу. Густой, непроницаемый туман, холод, сырость и возможность нападения абадзехов, длинный утомительный переход — вот что ожидало наш куп впереди. Старшины, поставив купу на вид все эти обстоятельства, предложили слишком не растягиваться, чтобы не подвергнуться какому-нибудь «срамному делу»; говоря просто, чтобы не попасть в руки абадзехов, для набегов которых подобная ночь была сущим кладом. Между тем, куп, со всеми вьючными и заводными лошадьми, не мог не растянуться версты на две.

Три часа нашего горского марша — и мы около обоза. Понятно, что мы уже не могли идти таким ходом, как шли всё время, и потому только к пяти часам вечера следующего дня достигли благополучно укрепления Майкоп. Правда, на рассвете, с левой стороны дороги, из лесу высыпало до ста абадзехов, вероятно, предуведомленных о следовании обоза к Майкопу; но многочисленность конвоя удержала их от нападения. Выскакивали только одиночные всадники, как бы вызывая на единоборство; однако с нашей стороны не оказалось охотников. Абадзехи ограничились на первый раз угрозой, что мы не избегнем встречи с ними за Курджипсом. [97]

«Советуем вам проберечь до времени храбрость и заряды свои», иронически ответили с нашей стороны.

«Верно, вы строго поклялись добросовестно заслужить тот абаз ³, который вы получаете за каждый день экспедиции», дразнили абадзехи наших.

Этого было достаточно, чтобы наши решились проучить абадзехов за дерзость. Двадцать всадников

«В косматых шапках, в бурках черных,
К луке склонясь на стремена»

и, придерживая приклады своих винтовок, понеслись в рассыпную к лесу. Абадзехи недолго заставили себя ждать: в двадцати местах произошло состязание на полном скаку. С нашей стороны были ранены человек шесть и четыре лошади; абадзехи потеряли более.

Ни одно племя горцев не могло сравниться в храбрости, ловкости и лихости наездничества с теми обществами кабардинцев, которые, именуясь хаджиратами, живут на Кубани, обеих Зеленчуках, Урупе, Лабе, Ходзе и в других местах правого крыла Кавказа. Это не те изнеженные кабардинцы, которые сохранили в наездничестве одну только манерность. Наши оказали изумительное уменье ловко владеть оружием: только в момент решительного столкновения с противником выхватывали они винтовки, а до того стремительно налетали на абадзехов, чтобы сшибить их с коня. Для хаджиратов седло тот же мягкий диван, на котором они располагаются так удобно и так грациозно.

Да не обвинят меня в пристрастии к моим землякам. Ссылаюсь на всех имевших случай узнать их. Кстати замечу здесь, что, ни со стороны абадзехов, ни с нашей, я не видал ни одного всадника, который бы наскакивал на неприятеля с шашкой в зубах, как то повествуют многие. Это несправедливо. Черкесы, бросаясь большими массами на неприятеля, оставляют шашки в ножнах; они стараются подготовить успех атаки выстрелами и уже после стремительного шока начинают действовать шашками.

Квартир в Майкопе, по причине большого стечения войск, для милиции не оказалось, а потому нам предложено было расположиться бивуаком на удобном месте. Удобнее русла [98] реки не было, и куп наш, спустившись с крутых берегов Белой, раскинулся в мелких кустарниках, которыми поросла долина реки. На другой день прибыл Великий Князь-наместник; но принц Альберт захворал, и мы простояли, при самой благоприятной погоде, трое суток. На утро четвертого дня бивуачной жизни, я проснулся весь покрытый снегом. Меня уже ожидал посланный от пристава Верхне-Кубанского приставства, с запиской, в которой он просил предупредить весь куп, простиравшийся теперь до 800 всадников (к нам присоединились милиционеры и верхне и нижне-лабинских приставств), что в этот день отряд должен выступить к Курджипсу. Это было в седьмом часу утра. К одиннадцати часам, мы, с небольшим числом пехоты и двумя-тремя сотнями казаков, двинулись через Белую к курджипскому лагерю. Принц Альберт находился при нашем отряде. Погода была отвратительная: мокрый снег валил огромными хлопьями и, ложась на землю, тотчасъ таял. Дорога, сначала узкая и грязная, окаймленная с левой стороны дремучим лесом и пролегая с правой к крутому обрыву, затрудняла движение. Отряд растянулся верст на пять. Так шли мы верст девять, имея с правой стороны патрули, которые были выставлены тотчас по переправе через Белую, а с левой — непроходимый лес. На девятой версте (приблизительно) дорога пошла по более ровному месту. Было уже далеко за полдень, когда мы вступили в лагерь на реке Курджипсе. После осмотра пришедшего легкого отряда графом Евдокимовым, милиции опять приказано расположиться между палатками, и вскоре между ними появились шалашики из хвороста, в которых мы укрывались от непогоды. Лагерь был расположен над самой рекой, на чистом и ровном месте, примыкая тылом к отлогой возвышенности, покрытой продолжением того самого леса, который сопутствовал нам из Майкопа.

Праздными мы оставались недолго: на другой же день мне поручили раздачу боевых патронов всей милиции, а на следующий день легкий отряд, под начальством принца Альберта, выступил из лагеря, имея милицию в авангарде для фуражировки. Перейдя Курджипс, отряд потянулся по широкой балке. С правой стороны возвышенность была совершенно гладкая, с левой же покрыта лесом, по которому сновали [99] одиночные абадзехи. Так шли мы версты три по дороге. День был ясный. Всадники начали попадаться чаще и уже впереди нас, но все еще не затевали перестрелки с нами. Пройдя еще с версту, мы наткнулись на аул, оставленный жителями, и поднялись на возвышенность Тхац, которая, врезавшись в пройденную нами балку, разделила ее на две балочки, узкие и глубокие, занятые небольшими аулами. На возвышенности представилась нам оживленная картина: со всех сторон абадзехи сгоняли скот в лес. Милиция, завидев это, бросилась беспорядочными толпами отбивать скот, и не успели главные силы нашего летучего отряда выйти из балки, как она уже покончила дело.

Отряд возвратился в лагерь с 2.000 рогатого, и мелкого и крупного, скота.

Так окончилась наша первая фуражировка. Через день или два предполагалось двинуть отряд по возвышенности Тхац на Пшеху, для истребления мехкеме Магомет-Амина и по пути лежащих аулов.

С утра, когда отряд двинулся из лагеря, погода стояла изрядная, но к полудню поднялся густой туман; дорога из балки в балку чрезвычайно затрудняла движение. Милиция, для которой подобные препятствия ничего не значат, идя в авангарде, должна была беспрестанно останавливаться, чтобы не удалиться от колонны. К счастью, абадзехи в этот день вели себя скромно и, держась опушки леса, только провожали наш отряд.

Конечно, случалось, что шалун-абадзех, стоя на безопасном месте, посылал милиционерам непечатные слова; но на это никто не обращал внимания.

5-го ноября 1862 года мы подошли к аулу Шагуаджа, где и заняли позицию. Покуда главные силы располагались на позиции, небольшая часть войск и милиция были направлены против абадзехов. Столкновение не имело никаких важных последствий, кроме двух-трех убитых лошадей под милиционерами. На другой день, т. е. 6-го ноября, отряд занялся уничтожением близлежащих аулов. Абадзехов в этот день мы не видали. С любопытством смотрел я, как солдаты с необыкновенною меткостью подстреливали кур, вылетавших из амбаров и других темных мест, куда они забрались, чуя приближение иноземцев. [100]

В доказательство меткости выстрела кавказского солдата, передаю следующий случай.

Раз, когда милицию потребовали из арьергарда в авангард, я поотстал, чтобы дать отдохнуть лошади, и ехал шагом, с боку колонны.

— Слышь, ребята! ведь ту лошадь, которая вон там на гребне — говорил солдатик, указывая налево — бесприменно держит азият, хошь его самого не видать: он, надо полагать, лежит около её и держит за повод.

Солдаты молча посмотрели на возвышенность, где действительно стояла лошадь.

— Чего жь ты смотришь? валяй в него! — сказал я солдатику.

А и впрямь так! только, как не попадешь, товарищи будут смеяться, — отвечал солдат, отходя от отделения и готовясь стрелять.

Целься, брат Пахомов, по левую сторону лошади, около самой ноги, потому он слезает на левую сторону, значить там и лег.

Взвизгнула штуцерная пуля Пахомова, и бедный абадзех, вероятно расположившийся для наблюдения, чуть не поплатился жизнью: пуля упала около самого его носа, и горец, доселе невидимый, словно травленный волк, вскочил с места и давай тягу. Расстояние было довольно большое.

7-го ноября отряд снялся с позиции. Туман, слякоть и беспрестанно попадавшиеся абадзехи, забыв свою недавнюю, относительно нас, осторожность, дали себя знать. За исключением особенных случаев, милиция всегда находится в авангарде; так было и в этот день. Я, с полсотнею всадников, шел, в виде наблюдательного отряда, впереди милиции и вдруг наткнулся на плетень — признак близости аула. Предупредив об этом начальника милиции, полковника Абдрахманова, я со всадниками переехал плетень, и только теперь мы заметили, что и направо и налево от дороги находились аулы, раскинутые по балочкам.

Впереди нас сновали до сорока абадзехов, которые, завидев нас, подались назад и наконец скрылись из вида. Туман, как нарочно, спустился еще ниже, так что не стало возможности различать предметы за десять шагов. Проехав с четверть версты, мы затруднились следовать дальше, как [101] перед нашим носом грянул выстрел, другой, послышались гневные крики: «а, гяур! гяур!...» и в тумане мелькнула белая черкеска. Этого было достаточно, чтобы мои полсотни молодцов мигом выхватили винтовки из чехлов и стремительно бросились по следам дерзкого врага, осыпая его градом пуль. Проскакав с версту, мы наткнулись на вороную лошадь, раненую девятью пулями и растянувшуюся около кустарника, насупротив которого чернел большой дубовый лес, куда, вероятно, и скрылся хозяин коня. Покуда милиционеры расседлывали убитую лошадь, из лесу раздался еще выстрел, что заставило меня оцепить тот угол леса, который выдавался здесь на дорогу; но с правой стороны клина, где я находился, в стороне от леса раздались два новые выстрела. Обе пули попали в стоявшего около меня 18-летнего князя Эльбуздокова: одна из них расшибла ему челюсть и вылетела, а другая засела в ключице. Выстрелы начали затем повторяться все чаще и чаще — ясное доказательство, что тут была засада. В эту критическую минуту прискакала к нам вся милиция, предводимая полковником Абдрахмановым. Абадзехи как будто только и ждали её прибытия: всё слилось теперь в протяжный гул выстрелов и криков: «гяур, гяур!» Нас, в буквальном смысле, засыпали градом пуль, а мы, конные, не могли защитить себя от невидимых врагов... Я предложил начальнику милиции спешить часть милиционеров и послать к отрядному начальнику с просьбою о присылке одной или двух рот стрелков. Через час к нам пришли две стрелковые роты, которые, смело рассыпавшись по лесу, скоро поправили дело. Оно, конечно, не обошлось без потерь.

Вечерело... Отряд следовал по дороге через лес, по которому были рассыпаны стрелки; поминутно слышались крики: «подавай носилки!» Наконец через час мы вышли на поляну, с трех сторон окруженную лесом, а четвертою стороною упиравшуюся в подошву изрытой возвышенности, на отлогости которой был раскинут аул. Жители, видно, не ожидали нашего прихода, потому что только при виде нас начали выбираться из аула. По приказанию начальника кавалерии, полковника (ныне генерал-майора) Граббе, милиция кинулась на аул. Произошла жаркая и упорная схватка. Абадзехи, шаг за шагом, отступали к аулу; наши напирали [102] туго. Видя невозможность противостоять им, абадзехи быстро отошли к узкому пространству между заборами и, заняв его, оборонялись отчаянно. Они, очевидно, хотели дать своим время выбраться за природный вал позади аула, что им и удалось: когда они были отброшены к валу, в ауле мы не нашли ни одной души. На валу абадзехи засели в хлеве, откуда, после упорного сопротивления, были выбиты эскадроном постоянной милиции, под начальством двух храбрых офицеров: бек-мурзы Трамова и шахима князя Лоова. Для сожжения этого аула милиция оставлена была на валу. Отряд расположился на поляне для ночлега и хорошо поужинал мясом скота, отбитого нижегородскими драгунами. Милицию отозвали назад, заменив ее пехотой. Рано утром, отряд снялся с позиции и медленно двинулся к Пшеху.

Покуда отряд выбирался из трущобы, милиция оставалась на поляне, предохраняя его от нападения с тыла, а потом заняла свое обычное место впереди отряда. Переход был небольшой, туман рассеялся, дорога тянулась ровная, а потому мы очень скоро достигли реки Пшех — цели нашей экспедиции.

За рекой, несколько вправо от брода, был расположен большой аул Магомет-Амина, занятый всадниками; прямо против брода, над рекой, кладбище было занято пешими абадзехами. Ясно, что неприятель решился не дешево отдать свой мехкеме ⁴. Медлить было нечего. Пока отряд выбирался на берег реки, милиция, по предложению неустрашимого полковника Абдрахманова, под выстрелами засевших на кладбище абадзехов, быстро переплыла Пшех и смело бросилась к аулу. Но противники уклонились от схватки в самом ауле и поспешно отодвинулись к находившемуся позади лесу; милиционеры устремились за ними... Застонала адигская ⁵ земля от проклятий и выстрелов её сынов...

Раздраженные большим числом своих раненых, милиционеры ворвались в лес и готовились начать рукопашную схватку; наши заряды, между тем, истощились, и потому полковник Абдрахманов распорядился сообщить об этом в [103] отряд. Нас заменили три сотни казаков. Абадзехи, угадав причину нашего отступления, стали напирать на казаков смелее; но не было необходимости долго возиться с противником: все дело состояло в том только, чтобы сжечь аул.

На обратном пути, отряд, снявшись с позиции (с 9-го на 10-е), следовал к аулу Шагуадже, который также предназначено было сжечь. Милиция находились в арьергарде. В недальнем расстоянии от аула, отряд, по причине густого тумана, принужден был остановиться в котловине; артиллерия, которой абадзехи более всего боялись, занимая голову колонны, находилась вне котловины, равно и хвост колонны, т. е. милиция. Когда туман рассеялся, мы увидели на отлогости (справа) котловины небольшой аул, а за ним, на гребне, до 150 абадзехов. Против них послали милиционеров, и в то же время артиллерия открыла огонь; но абадзехи после первого же выстрела перевалили по ту сторону гребня. Мы проскакали чрез небольшой редкий лес, влево от аула, вышли к голове колонны и затем с начальником кавалерии (генерал-майором Граббе) погнали толпу абадзехов, скоро скрывшихся в лес. В ожидании отряда, мы, по предложению начальника кавалерии, слезли с коней, но спустя час получили приказание немедленно прибыть к отряду. Оказалось, что те самые абадзехи, которые стояли на гребне, заметив отсутствие милиции и рассчитав, что артиллерия не станет стрелять вдоль своей колонны, собрались к хвосту её, произвели шесть атак и бросились в шашки на последний батальон. Батальон, не имея возможности развернуться, смешался. Два офицера были убиты на месте и столько же ранены; из нижних же чинов были убиты до ста человек, а сколько было раненых — мне неизвестно. Знаю только, что, по прибытии на Курджипс, разом вынесли до 30 человек, умерших от ран.

11-го ноября 1862 года кончилась шести-семидневная экспедиция двенадцатитысячного отряда на р. Пшех. Во время жарких перестрелок принц нередко подъезжал к опушке леса. В лагере его королевское высочество пробыл еще дня два, присутствовал при погребении умерших от ран солдат, ласково и дружелюбно разговаривал со своими временными сослуживцами и благодарил их за молодецкую службу. Милиция провожала его в Майкоп, а отсюда до [104] станции Софорской. Здесь его высочество простился с милиционерами, выразив им свое полное удовольствие за усердную службу и обещав засвидетельствовать перед Государем Императором о их преданности престолу. Это обещание чрезвычайно обрадовало черкесов-милиционеров: они отвечали. что не ищут другой награды.

Из Лабинской станицы милиция разошлась по домам.

Возвратившись в начале декабря к отцу, я объявил ему, что в скором времени прощусь с ним. «Ну что ж! послужи еще, послужи Царю, а там опять приедешь ко мне». говорил мне мой старик, прощаясь со мной 15-го декабря 1862 года.

Выехав из нашей Кумской долины на высокую гору, с которой виднеется дорога в Ставрополь, я обернулся и послал моему родному аулу последний прощальный привет.

Ротмистр ХАГОНДОКОВ.

Станица Баталпашинская.

Комментарии

1. Старшины.

2. Партия.

3. 20 коп. сер.

4. Судилище.

5. Адигами называются кабардинцы, абадзехи, шапсуги, натухайцы, словом все, за исключением абадзинцев — племени, живущего на правом крыле.

Текст воспроизведен по изданию: Записки черкеса // Военный сборник, № 3. 1867