ДЕ-САЖЕ

ПОКОРЕНИЕ ГАЛАШЕК

Из истории кавказской войны.

(По запискам участника, артиллерийского капитана Де-Саже)

Галашевское общество прикасалось к восточным пределам бывшего Владикавказского военного округа, но еще в конце сороковых годов не было исследовано, и наше военное начальство имело о нем смутное представление. Одни глазомерные съемки не могли дать точных карт края, а сведения о его народонаселении, несмотря на близкое соседство, сводились к тому, что галашевцы — народ бедный, но воинственный. Власть русскую галашевцы не признавали, движения генерал-адъютанта Граббе в 1841 г. по Галашевскому хребту последствий не имели, и соседние сношения с ними выражались лишь в том, что, терпя от недостатка соли, они, для покупки её, являлись, иногда, на Владикавказском базаре, предлагая к продаже мед, масло, яйца, кур и, особенно, дрова. Но и эти сношения прекратились в 1842 г., когда Шамиль, пытаясь отложить назреновские народы, успел привлечь галашевцев на свою сторону. С тех пор начались их враждебные против нас действия. До 1849 г. Владикавказским комендантом полковником Нестеровым было сделано несколько попыток их смирить, но эти попытки ограничивались удачными набегами со стороны Владикавказа и Ассинского ущелья. Нестеров считал почти невозможным упрочить нашу власть в этой неприступной стране.

Между тем, в мере нашей нерешительности, утверждалась среди галашевцев уверенность в их собственной силе. Они стали [48] скрывать у себя абреков мирных карабулаков, ингушей и кабардинцев. Имея сношения с родственниками в назрановских аулах, они почти безнаказанно стали появляться на дороге между Владикавказом, Назраном и Сунженскими станицами и даже на военно-грузинской дороге, предаваясь с успехом хищничеству. Часто, ночью, раздавались их выстрелы в форштатах Владикавказа. Шамиль их поддерживал, усиливая партии их присылкой чеченцев. В первые годы основания Троицкой и Сунженской станиц, т. е. в 1845—1847 гг., они старались тревожить казаков на покосах и подстерегали косарей, возвращавшихся ночью домой. Но, с другой стороны, успехи нашего оружия в Малой Чечне и бдительность Сунженских казаков приводили их к сознанию, что войною они выгод не приобретут и что покорность, приведя их к мирным с нами сношениям, даст скорее возможность упрочить их благосостояние. При таких условиях, фанатическая пропаганда мюридизма, не могла, при всех стараниях Нямилевых эмиссаров, пустить корни в этом народе, привыкшем издревле к своеволию дикой свободы. Диктатура наибов Шамиля не могла им нравиться, также как и дань, которую они вынуждены были платить в казну имама. Особенно на них подействовало предложение Шамиля выдавать дочерей замуж в горные общества без калыма. Этой новой политике они воспротивились всею силою старого обычая. Недовольные своим наибом Магомет-Анзоровым они более страшились Шамиля, нежели покорялись ему по религиозному убеждению.

В таком виде представлялось положение дел в Галашках когда, но назначению главнокомандующего, отряд, под командою генерал-майора Ильинского, вступил в край.

В состав этого отряда вошли два батальона и три роты Тенгинского пехотного полка, три батальона и одна рота Навагинского и одна рота 3-го резервного саперного батальона; две сотни Владикавказского линейного казачьего полка, две сотни Сунженского полка, две пеших и две конных сотни милиций Осетинской, назрановской и карабулакской; два орудия легкой № 4 батареи 20-й артиллерийской бригады, два орудия подвижной гарниз. № 8 роты и четыре орудия горной № 3 батареи 19-й артиллерийской бригады. Всего 6 1/4 батальонов пехоты, 6 сотен кавалерии и 8 орудий.

18-го ноября 1849 г. отряд начал сосредоточиваться: пехота и артиллерия на Сунженской линии, кавалерия — в укреплении Назрань, милиция на р. Конгу. 20-го ноября, в день празднования [49] восшествия на престол Императора Николая Павловича в местах расположения войск был отслужен молебен. Часть отряда из 3 1/2 батальонов пехоты, 3-х орудий и сотни Сунженских казаков выступила, под личным начальством генерала Ильинского, через укрепление Нестеровское. К вечеру колонна прибыла на ночлег на р. Алхазку. Ильинский имел в виду сделать наступательное движение в ущелье р. Пфутана (Футана) с двух сторон, а потому оставил на Сунженской линии батальоны Тенгинского полка. Переночевав на Алхазке, колонна с рассветом двинулась по дороге, обходящей Шебатухинский лес. Рота сапер и команда от пехоты разработали дорогу и подъем на хребет Матхалды. В 4 час. пополудни колонна заняла лагерь на р. Алгуз-Али. Неприятель, показавшийся на лесистом правом берегу Алгуз-Али, был сбит Сунженцами и берег этот был занят пешими милиционерами, после чего был разработан спуск к воде и устроено сообщение с правым берегом. Все тяжести были отправлены на Сунженскую линию и 22-го ноября сделаны все распоряжения для движении внутрь Галашек. На другой день, оставив для прикрытия лагеря две роты, три легких орудия и сотню пешей милиции, генерал-майор Ильинский с частью остальных войск, выступил в 2 часа ночи, спустился чрез Алгуз-Али и, пройдя Ассу, направился на хребет, в аул Берешки. Все аулы, лежавшие на пути, обращены были в пепел. В это же время, полковник Слепцов, сосредоточив другую колонну в ст. Ассинской, направил ее через Бумутское ущелье на Чурчи-Аршты. Пройдя с 2 1/2 бат. пехоты, бывшей под командою полковника Веревкина, 6 1/2 сотнями казаков и двумя орудиями по глухим лесам и неимоверно трудной местности, он, утром 23-го ноября, напал на аул Аршты и сжег его, захватив часть имущества. Соседние аулы были истреблены вслед затем пехотою Веревкина. Уничтожая всё на пути, отряд двинулся тогда, по центру Галашек, навстречу генералу Ильинскому. При этом, отряд Слепцова сделал изумительное движение: более 60-ти верст в сутки, в непрерывном бою, по неприступной местности. Население, ошеломленное внезапностью натиска, в панике бежало в леса, бросая скот и имущество. К вечеру того же 23-го ноября обе колонны, близ деревни Берешки, соединились и ночью возвратились в лагерь на Алгуз-Али. Потери наши были ничтожны. Впечатление экспедиции на население поразительное: одним ударом была [50] уничтожена вся цепь аулов Чурчи-Аршты и все хутора по берегам р. Пфутана разнесены по щепам.

Следствием этих смелых движений от Бумута и Алгуз-Али на Пфутан было то, что многие из жителей просили пощады, а некоторые предлагали свою безусловную покорность, но партия Шамиля не допустила замирения Галашевского общества и до сложения ими оружия было еще далеко. Чтобы закрепить успех первых действий, генерал Ильинский должен был сделать еще несколько поисков в упорствовавших аулах, обеспечив отряд фуражным довольствием. Таким образом, 27-го ноября, колонна из трех батальонов пехоты, одной роты сапер, четырех орудий ракетной команды, двух сотен Владикавказского полка и двух сотен милиции, под командою полковника барона Вревского, двинулась вверх по левой стороне р. Ассы, чтобы сжечь там аул и запасы. Жители этих аулов, с приближением отряда, изъявили покорность и выдали барону Вревскому аманатов. Поэтому и их жилища и имущество оставлены нетронутыми и действия отряда в эту сторону прекратились. На правом берегу было менее благополучно. Колонна, под командою полковника Преображенского, встретила сопротивление. Пришлось уничтожить аулы Темуркой и Гот-Юрт, но без потерь: из строя выбыл всего один казак раненым.

2-го декабря, колонна, под начальством барона Вревского, направилась по правому же берегу Ассы, чтобы сжечь аулы Верхний и Нижний Мархи и Хаджи-Бери, лежавшие на правой стороне Пфутана, что и было исполнено с потерею ранеными одного обер- офицера и трех казаков. Эти последовательные движения и появление летучего отряда полковника Слепцова перед аулом Бумутом потрясли упорство горцев. Явились депутаты от нескольких селений и изъявили покорность Государю Императору, представив четырех аманатов; вместе с тем, они просили защиты от будущих вторжений Шамиля. Не покорившимся еще аулам был дан срок одуматься, и объявлено, что, по истечении этого срока, они будут истреблены до основания. Отряд воспользовался этим временем, чтобы проложить просеки для прямого сообщения от Алгуз-Али на укрепление Нестеровское, для чего ежедневно высылалось на работы от 1,000 до 1,200 человек. Дорога эта должна была привести войска в несколько часов с Сунженской линии в центр Галашек. Работа требовала чрезвычайного [51] напряжения приходилось рубить густой лес из векового чинара и дуба и прокладывать дорогу над крутыми обрывами.

Между тем, данный горцам на размышление срок истек и так как жители непокорных аулов с повинною не явились, то, 4-го декабря, пехота, под командою полковника Преображенского, была послана к разрушенному аулу Темуркой для истребления запасов сена. Неприятель, показавшийся на хребте Сармис-Бекки-Дух, был прогнан за овраг Пфутан, причем с нашей стороны оказались ранеными 1 рядовой и 1 милиционер и контужено 3 рядовых.

6-го декабря, в день тезоименитства Государя Императора, войска слушали молебствие, во время которого явились с покорностью и аманатами жители аула Ларгебеки. С этого дня, казалось, мирные отношения к нам галашевцев установились: они опять появились со своими продуктами на наших базарах, а наши вьюки и обозы стали беспрепятственно совершать движение по новой дороге. Но это мирное положение длилось не долго. В то время как влияние нашего оружия все более и более склоняло к покорности благоразумную часть наделения, Шамиль не оставался спокойными зрителем наших успехов. Его эмиссары не переставали возбуждать фанатизм горячих голов и распространять слухи о скором появлении, на выручку Галашек, его сильных скопищ. Последствием этой пропаганды была посылка к Шамилю депутатов от противной нам партии, с просьбой о скорейшей помощи. Шамиль, только и ожидавший призыва, как свидетельства благоприятного для него настроения населения, приказали нескольким наибами вторгнуться в Галашки и не только прикрыть аулы, оставшиеся ему верными, но и остановить соединенными усилиями дальнейшее победоносное шествие наших войск.

Сведения об этом движении были получаемые полковником Слепцовым с достоверною точностью и его летучий отряд на Сунженской линии зорко сторожили вторжение неприятеля из Малой нагорной Чечни в пределы Галашек, но осторожные наибы прокрались горами и предупредить их появление не удалось. Приходилось выбивать. 12-го декабря Слепцов, со всею кавалерией, двинулся ночью от Ассинской станицы на соединение с отрядами генерала Ильинского. Тем временем, наибы Акинского и Шатоевского обществ заняли аул Алкун и, приблизившись к аулу Цаки-Юрт (мирному), требовали от него аманатов, грозя в противном случае разорением. Видя опасность, угрожавшую [52] аулам, уже замиренным, Ильинский поручил Слепцову рассеять неприятеля. С этою целью, под начальством Слепцова образован был отряд из трех батальонов пехоты, семи сотен кавалерии, двух горных орудий и пешей ракетной команды. 13-го декабря, в 4 часа утра, колонна выступила из лагеря и еще на рассвете пришла к аулу Цаки-Юрт. Неприятель в эту же ночь стянулся на позицию выше аула на правом берегу Ассы.

Слепцов приказал полковнику Веревкину занять скрытно глубокую балку в расстоянии 1 1/2 верст от Цаки-Юрта; сам же с кавалерией, в числе которой находились четыре сотни Сунженских казаков, и с ракетной командой подошел к аулу. Неприятель, не видя пехоты и артиллерии, смело ожидал атаки нашей малочисленной кавалерии с фронта. Слепцов быстро сообразил план действий. Верность победы лежала в ударе с фланга. Немедленно спустился он в русло р. Ассы, под батальным огнем, который, с высоты, был безвреден для войск внизу; прошел с передовыми сотнями мимо неприятельского фронта, обогнул его и ударил во фланг изумленным горцам. Движение это было так смело рассчитано и так удачно исполнено, что неприятель поспешно бросился на соединение со своим резервом, уходя по хребту. Сунженцы и часть осетинской милиции, несмотря на чрезвычайно трудный подъем и обрыв, безостановочно стягивались на хребет; едва две лишь сотни успели соединиться, как Слепцов повел своих отважных наездников в новую атаку, сбил горцев и стремительно стал преследовать их по узким, обрывистым тронам вверх по хребту. В то же время, остальные сотни быстро поспевали на победный крик своих передовых товарищей. Наибы, усиливаясь остановить бегство своих всадников» успели воспользоваться крепкою позицией близ аула Корсай-юрт, между двумя лесистыми хребтами; ободрили людей и выстроили их, воткнув перед фронтом восемь значков. Казалось, неприятель понял всю опасность беспорядочного бегства по неимоверно трудной местности, под шашками бесстрашных сунженцев и твердо решил выдержать натиск. Но решимость эта продолжалась не долго. После первых залпов неприятельских, сверкнули сунженские клинки и под их смертельными ударами разорвались ряды горцев, бросившихся в панике в бегство. Проследование обратилось в истребление. Горцы бросят и коней и оружие, прося пощады или, думая спастись, кидались в кручи. На пространстве 6-ти верст продолжалось это преследование и только совершенное [53] изнеможение лошадей остановило его, в виду аула Датиха. Два значка более 400 винтовок, 300 лошадей, 30 пленных и до 300 изрубленных тел остались в наших руках. Делом этих. Сунженский казачий полк покрыл себя славой и новопокоренные галашевцы преклонились перед его силой и отвагой. Сотня № 19-го Донского полка и Осетинская милиция, в благородном соревновании с сунженцами, в свою очередь, принесли свою дань победе. Потери наши заключались всего в трех раненых. Это достаточно говорит о впечатлении, произведенном на горцев нашею кавалерией.

Между тем, полковники. Веревкин, услышав первые выстрелы, поспешно тронулся вслед за кавалерией, достиг главного перевала от Арсан-юрта к Датыху, но встретил полковника Слепцова с конницею уже на обратном пути, близ аула Карчай-юрт. Пропустив кавалерию, Веревкин начал обратное движение. При спуске у Арсан-юрта толпа непокорных галашевцев, засевших в лесистых кручах, завязала перестрелку, но была выбита повсюду и прогнана, причем от неприятеля отбит один аманат, взятый им накануне из мирного аула Мушич.

В этот же день, наиб Малой Чечни Шуаип-Гази и Галашевский — Магомет Анзоров, с партией чеченцев намеревались соединиться с главным скопищем, но, узнав о его поражении, отступили в Самолгучь.

После всех этих ударов, не только племена карабулаков и галашевцев, но и все соседнее нагорное население отправили к генералу Ильинскому депутатов с изъявлением верности нашему Государю. Сообщение между Сунженской линией и Галашками, через Ассинское ущелье, окончательно устроено, дальнейшие действия прекращены и 18-го декабря войска распущены на квартиры. Генерал Ильинский возложил на полковника Слепцова устройство управления для вновь покоренных обществу, а у главнокомандующего просил разрешения прислать в Тифлис от них почетных старшин. Люди эти явились к Слепцову с изъявлением безусловной покорности, но при этом представили ходатайства: 1) о прощении абреков, которые нашли у них приют; 2) о сохранении за покоренными обществами владения землями, им принадлежавшими, и 3) о защите их, в случае нападения на них партий Шамиля; со своей стороны, генерал Ильинский, по сообщении ему этих ходатайству потребовал от старшин немедленного изгнания из аулов абреков и выдачи от всех аулов аманатов. [54] Условия эти были приняты, аманаты доставлены, и в Тифлис отправлены старшины: от карабулаков — Керим Фергиев, Чадо Чаплаев, Димбрали Велхиев; от галашевцев — Ходашук Цагиев, Мутан Цакалов, Ахрут Исламов.

Мир был установлен, но попытки взбунтовать край против русской власти возобновлялись несколько раз. В 1850 г., когда скопища Шамиля усиливались дать отпор нашим войскам, занятым вырубкой просек от крепости Воздвиженской до Шалинской поляны, Хаджи-Мура, 22-го января, воспользовался болезнью полковника Слепцова и с партией в несколько сот конных прорвался через Бумутское ущелье в Галашки, разграбил несколько покорных нам аулов и взял аманатов, которых, впрочем, Шамиль возвратил, видя невозможность удержать край за собою. После того, бывали еще набеги, не имевшие, однако, серьезных последствий, но окончательное замирение галашевского общества состоялось лишь с пленением Шамиля.

П. К.


Приложение.

От Г. Главнокомандующего (Граф М. С. Воронцов).

Г. Военному Министру. № 1755.

19-го декабря 1849 г. В Тифлисе.

Из военных журналов отряда, действующего на Ассе, Вашей Светлости уже известны успехи оного, — успехи столь быстрые сколь важные и коим так много способствовали блистательное мужество и военный опыт полковника Слепцова, молодечество и привычка к боям сунженских казаков.

Первоначально, Слепцов производил в виду непокорных аулов рекогносцировку смелую, которая служит основанием экспедиции, открывая все трудности различных путей и определяя направление, наивыгоднейшее для отряда.

Генерал-майор Ильинский, для вернейшего успеха, направляет войска в недра непокорного края, двумя путями, — и из оных, самый трудный предоставлен легкой колонне полковника Слепцова. Этот храбрый штаб-офицер двигается внезапно по Вумутскому ущелью; он проходить в 25 часов 60 верст, — истребляет и жжёт аулы на протяжении 20-ти верст и почти без потери соединяется с главным отрядом у аула Берешки. Неприятель изумленный, [55] просит пощады и большая часть аулов по левому берегу Ассы выдает аманатов; генерал-майор Ильинский поручает их заведыванию и защите начальника Верхне-Сунженской линии.

Между тем, Шамиль не может оставаться равнодушным свидетелем столь быстрого успеха русского оружия; он посылает наибов чтобы защитить Галашевское аулы, еще не признавшие нашу власть и чтобы наказать тех, которые уже покорились.

Генерал-майор Ильинский, в виду этой новой опасности, сосредоточивает на Сунже, под начальством Слепцова всю кавалерию и приказываете ему: если неприятель из Большой Чечни осмелится выйти на плоскость — остановит его, если он потянется горами — немедленно прибыть с казаками к главному отряду.

Полковник Слепцов, удостоверясь в последнем, быстро прибыл к главным силам и в тот же час получено там известие, что партии, под начальством нескольких наибов, спустились с гор, подошли к покорившемуся нам аулу Цори-Юрт, требуя от него заложников, грозя истреблением.

Необходимо было удостоверить в действительности нашей защиты прибегших под покровительство оной и это поручено полковнику Слепцову.

12-го числа, в 4 часа пополуночи, он выступает, с тремя батальонами пехоты, семью сотнями кавалерии, двумя горными орудиями и пешею ракетною командою. В полуторе верст не доходя до аула, в глубокой балке, он оставляете полковника Веревкина со всею пехотою, и сам с кавалерией, — впереди которой лихие четыре сотни сунженских казаков, — с милицией и ракетами, несется прямо на аул и к рассвету является перед оным. Неприятель, в числе более 3,000, смотрит на эту горсть храбрецов, как на верную добычу. Слепцов быстрым взглядом окинул позицию занятую неприятелем и в миг сделано распоряжение: две колонны понеслись на аулы; неприятель ждет атаки с фронта; но Слепцов с одною из колонн под сильным огнем, скачет, прикрытый крутизной реки, в объезд неприятеля и является на едва доступных косогорах. Неприятель отступает на соединение с главными резервами; Слепцов с двумя сотнями храбрых сунженцев и милицией, — прибывают первые на возвышенность, — не дает опомниться неприятелю: ударяете ему во фланг, опрокидывает его и гонит.

Во время преследования остальная часть нашей кавалерии стягивается. Неприятель пытается дать отпор на выгодной позиции близ аула Корсай-Юрта; между двумя местными хребтами, он сосредоточиваете свои силы, — перед его развернутым фронтом развевается восемь разноцветных значков. Слепцов бросается в шашки, сбивает неприятеля, поражает его паническим страхом и обращает [56] в постыдное бегство. Дорога покрывается трупами, лошадьми и оружием. В виду аула Датых, полковник Слепцов, — только по совершенному изнурению конницы, — останавливает преследование.

Два значка, более 300 изрубленных тел, 30 пленных, до 300 лошадей с седлами, более 400 винтовок и множество другого оружия остаются в руках победителей.

У нас вещь почти невероятная — всего три человека легко раненых холодным оружием.

Известие о славной победе раздается в горах; оно приводит в трепет упорствовавших, радует и обнадеживает поверивших силе и великодушию русских. Возвращение отряда среди населений походит на торжественное шествие.

Сунженские казаки покрылись неувядаемой славой; они пришли из ст. Ассинской почти безостановочно и, все время боя и преследования, по местности трудной, были впереди всех; донские казаки и новопокорившиеся галашевцы следовали их примеру.

Полковник Слепцов был впереди храбрейших, и первый врезался в толпу неприятельскую.

Этот новый его подвиг возлагает на меня приятную обязанность просить ходатайства вашей светлости перед Государем Императором о награждении его орденом св. Георгия 4-й степени.

В правилах, установленных для этого ордена (св. воен. пост, ч. 2 кн. II и. 63), сказано: удостаивается к ордену тот, кто, презрев очевидную опасность и явив доблестный пример неустрашимости, присутствия духа и самоотвержения, совершил отличный воинский подвиг, увенчанный полным успехом и доставивший явную пользу.

Настоящий подвиг полковника Слепцова увенчан полным и важным успехом; последствия оного будут чрезвычайны; он решает судьбу целой экспедиции, упрочивает покорность галашевцев, обеспечивает Владикавказский округ и наносить страх на всех врагов русского имени.

Отдавая должную справедливость храброму командиру сунженских казаков, было бы несправедливо не отдать таковой им самим: едва прошло четыре года после их переселения в край, ими же завоеванный, — они уже построились, обзавелись хозяйством и живут в благоденствии. Между тем, в беспрерывных стычках слабее ли, сильнее ли неприятеля — они отличаются мужеством необыкновенным, заслуживают уважение самих врагов, даже отдаленнейших; слава сунженцев есть лучшая защита Владикавказского округа. Итак, считаю долгом не менее священным тоже просить ходатайства вашей светлости пред Его Императорским Величеством о пожаловании I Сунженскому казачьему полку Георгиевского [57] знамя. Этот знак Высочайшей милости да увековечит славу, состязанную сунженцами под предводительством храброго Слепцова и да укажет им путь к новым подвигам.

Примите м. г. уверения в совершенном моем почтении и проч.

№ 1756. Ему же — князю Чернышеву.

Отзывом моим от 19 декабря №1755 я покорнейше прошу о награждении полковника Слепцова орденом св. Георгия 4-й степени, вполне им заслуженного последним подвигом. Не тут ли время и место бросить быстрый взгляд на службу этого штаб-офицера: он, можно сказать, завоевал край, где расположен его полк; он поселил казаков, устроил их хозяйство, обучил их делу военному, вселил в них дисциплину и любовь к славе. Он совершил все это с великими пожертвованиями личных положительных выгод; я знаю достоверно, что на первоначальное устройство и ободрение казаков он израсходовал большую часть своего содержания, все что кроме того получил от казны и даже значительный суммы из родового имения. Последнее время его денежные дела были в столь дурном положении, что я нашелся в необходимости дать ему из сумм, состоящих в моем распоряжении взаимообразно 5,000 рублей сер., которых уплата, впрочем, обеспечена недвижимым имением Слепцова.

Мне кажется, что было бы справедливо сложить с него этот долг, в который он вовлекся усердием к службе и пользам правительства, а потому покорнейше прошу ходатайства вашей светлости о том пред Его Императорским Величеством.

Если Георгиевский крест пожалуется ему за последний его подвиг, то сложение с него казенного долга зачтется ему наградой, как за всю его прекрасную службу, так за его первые два дела в этой экспедиции, а именно: рекогносцировку и движение с одной из колонн в недра непокорного края.

Примите, м. г., мое уверение в совершенном моем почтении и преданности.

Текст воспроизведен по изданию: Покорение Галашек. Из истории кавказской войны // Военный сборник, № 2. 1902

© текст - П. К. 1902
© сетевая версия - Thietmar. 2016
© OCR - Кудряшова С. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1902