-

О волнениях, обнаруживающихся в Аварии и о действиях для сохранения спокойствия в Дагестане вообще и против Хаджи-Мурата.

(Извлечено из дела Архива штаба Кавказского округа 2-го отделения генерального штаба 1840 г. № 11.)

Рапорт генерал-маиора Клугенау генералу Головину от 29-го декабря 1840 года № 341.

Из донесения генерал-маиора Ахмет-хана мехтулинского и по другим точным сведениям, доставленным лазутчиками, мне известно, что бежавший прапорщик Хаджи-Мурат имеет намерение в настоящее зимнее время, собрав милицию, вторгнуться в Аварию; а дабы более собрать приверженцев, начал уже распространять слухи в обществе Анди, что все деревни Аварии, исключая Хунзаха, находятся с ним в сношении и заговоре. Зная, с одной стороны, вообще, коварный характер горцев, и имея много причин сомневаться в искренности к нам Аварии, а с другой — соображая настоящее отношение к нам Хаджи-Мурата, я нисколько не сомневаюсь в сущности его предприятий, и совершенно уверен, что он исполнит злые свои намерения еще до наступления весны.. Обстоятельства эти заставили бы меня, не взирая на зимнее время, двинуть войска в Аварию при первом ее волнении; недостаток, однако, суммы на покупку фуража для продовольствия лошадей и дров, которые бы доводилось покупать за непомерную цену у тамошних жителей, может уничтожить, а даже и представить решительную невозможность исполнить мое желание.

Почтительнейше донося об этом вашему высокопревосходительству, честь имею всепокорнейше просить выслать ко мне [4] заблаговременно комиссионера с достаточною суммою и предоставить мне власть расходовать из оной на покупку, по собственному моему усмотрению, фуража и дров у жителей, в случае движения моего в Аварию, а также на порционы и рационы войскам. Причем долгом считаю просить ваше высокопревосходительство выслать такового комиссара в самоскорейшем времени, ибо замедление в оном, лишив меня возможности предпринять нужное движение, может оставить весьма дурные последствия на спокойствие в управляемом мною крае.

В самый момент отправления этого донесения я получил известие от генерал-маиора Ахмет-хана мехтулинского и коменданта Хунзахской цитадели, маиора Лазарева, от 28-го числа сего месяца, что Хаджи-Мурат уже вторгнулся в Аварию, Шамиль следовал туда же вслед за ним, а Кибит-Магомет, кадий тилитлинский, содействует этим мятежникам со стороны Карадагского моста. Аварские деревни, кроме Хунзаха, почти все приняли мятежников.

Отделив от войск, в моем расположении состоящих, две роты для гарнизона в Низовое укрепление, где обойтись без них в настоящее время невозможно, одну роту на Азенский пост, поддерживающий ныне сообщение Нагорного Дагестана с Линией, и оставя в Темир-Хан-Шуре три роты для гарнизона, одну на Миатлах, одну в Зирянах и одну в Казиюрте, у меня в распоряжении остается только семь рот. Если бы с этими семью ротами я решился выступить в Аварию, то мне предстоит три предмета, затрудняющие исполнительность этого предприятия: во-первых, что в отсутствие мое будет совершенно открыто для вторжения мятежников Шамхальское владение; во-вторых, что глубокие снега в горах представляют почти совершенную [5] невозможность для движения чрез Белаканское ущелье; и в-третьих, что ныне, по донесению, полученному мною от зирянского коменданта, совершенно повреждена льдом переправа через Койсу. Все это в совокупности с нерасположением к нам койсубулинцев, а в особенности унцукульцев, затрудняет меня до чрезвычайности, и поэтому я не могу утвердительно доложить вашему высокопревосходительству: найду ли я возможность двинуться теперь в Аварию.

Почтительнейше представляя вышепрописанное на благоусмотрение вашего высокопревосходительства, я долгом считаю иметь честь присовокупить, что немедленное усиление этого края хотя некоторою частью войск, по мнению моему, необходимо, ибо успехи мятежников могут весьма скоро проникнуть в Койсубу, после чего и самое Шамхальское владение будет находиться в весьма крайнем состоянии.

Рапорт генерал-маиора Клугенау генералу Головину от 1-го января 1841 г. № 1.

Спешу донести вашему высокопревосходительству, что вчера получено мною известие от временного коменданта Хунзахской цитадели, маиора Лазарева, о неудачном покушении изменника Хаджи-Мурата на Аварскую деревню Инкурдах, от которой он был отбит 29-го числа декабря и после чего, оставив Аварию, бежал в селение Батлуг.

При чем необходимым считаю препроводить к вашему высокопревосходительству копии с донесений Ахмет-хана, маиора Лазарева и араканского кадия Гассан-Гаджи, на которых основываясь я рапортом от 29-го декабря за № 341 донес о восстании всей Аварии. Это обстоятельство вполне доказывает, с одной стороны, незначительность влияния Ахмет-хана на Аварию; если бы он имел более преданных людей [6] между аварцами, то ему известно бы было какие деревни принадлежат изменнику и какие остаются верными правительству; с другой стороны, присутствие людей в большей части аварских деревень, готовых к измене, которые с намерением скрывают настоящее положение дел, чтобы дать время Хаджи-Мурату усилиться и в самом деле овладеть всею Авариею; а также бессилие и недостаток средств хунзахского коменданта.

При первом покушении Хаджи-Мурата снова вторгнуться в Аварию, я отправлю две роты Апшеронского пехотного полка для усиления гарнизона Хунзахской цитадели и почтительнейше прошу снабдить меня по этому предмету предписанием, а сверх того, для поощрения преданных нам горцев, разрешить представить к наградам отличившихся аварцев при разбитии Хаджи-Мурата. О подробностях его действий, успехах и неудаче, я предписал Ахмет-хану уведомить меня в самоскорейшем времени, а по получении всех сведений буду иметь честь подробно донести вашему высокопревосходительству.

К рапорту генерал-маиора Клугенау 1841 г. № 1.

Копия с перевода письма Ахмет-хана мехтулинского командующему войсками в Северном и Нагорном Дагестане, генерал-маиору Клюки-фон-Клугенау.

Я сегодня утром осведомился, что изменник Хаджи-Мурат в субботу ночью вторгнулся в аварские деревни Сиух и Четута, и кроме деревни Хунзах прочие все деревни Аварии передались ему, и что за Хаджи-Муратом последуют с партиями своими Кибит-Магома Тилитлинский и мятежник Шамиль; по получении сего сведения я не замедлил отправиться в Аварию. [7]

О чем почтительнейше сообщая вашему превосходительству, присовокупляю, что в таком разе мне в Аварии необходимо нужно иметь помощь со стороны русских.

К рапорту Клугенау 1841 г. № 1.

Копия с рапорта командующему войсками в Северном и Нагорном Дагестане генерал-маиору Клюки-фон-Клугенау временного коменданта Хунзахской цитадели, маиора Лазарева от 28 декабря № 635.

Донести честь имею вашему превосходительству, что сего месяца 28-го числа Шамиль, соединившись с Хаджи-Муратом, взял деревни Четуту и Сиух, вслед за сим и другие должны быть взятыми, исключая одного Хунзаха; изменниками закрыт путь дороги, ведущей по Балаканскому ущелью, а Кибит-Магома Тилитлинский хочет загородить мост Карадахский и дорогу, дабы прекратить сообщение русских с Шушою.

К рапорту Клугенау 1841 г. № 1.

Копия с перевода письма от араканского старшины прапорщика Гассан-Гаджио командующему войсками в Северном и Нагорном Дагестане генерал-маиору Клюки-фон-Клугенау.

Посланные мною два человека с письмом вашего превосходительства к Хаджи-Мурату, возвратившись уже от него с ответом, объясняют, что в субботу ночью Хаджи-Мурат вместе с партиею вторгнулся в деревни Кимакора и Четута, за которым последует и мятежник Шамиль. О чем спеша честь имею донести вашему превосходительству, присовокупляя, что и те два человека будут посланы сегодня к вашему превосходительству. [8]

Рапорт генерал-маиора Клугенау генералу Головину от 14 января 1841 г. № 19.

В самую минуту отправления рапортов моих за №№ 16 и 17 приехал ко мне брат генерал-маиора Ахмет-хана, штабс-капитан Али-султан, который подтвердил мне сведения, что Хаджи-Мурат в Цельмесе с небольшим числом приверженцев своих, простирающимся до 100 человек, и что милиции Мехтулинского ханства в Аварии не 900 человек, а 500. Между прочим, Али-султан сообщил мне, что он просился у брата дозволить ему с милициею напасть на Цельмес и взять там Хаджи-Мурата, или же уничтожить его, но на это не получил согласия от хана мехтулинского.

Обо всем вышепрописанном я долгом счел довести до сведения вашего высокопревосходительства.

Рапорт генерала Головина военному министру от 21 января 1841 г. № 107.

Командующий войсками в Северном и Нагорном Дагестане, г.-м. Клюки-фон-Клугенау, донес от 30-го прошлого декабря, что бежавший прапорщик Хаджи-Мурат аварский с собранным им скопищем вторгнулся в Аварию; Шамиль следовал за ним туда же, а Кибит-Магома Тилитлинский содействует им, и что все почти аварские деревни, кроме Хунзаха, приняли мятежников. Для отвращения опасности угрожающей спокойствию края, вверенного его управлению, г.-м. Клюки-фон-Клугенау просил о немедленном усилении его войсками и об оставлении в его распоряжении донского казачьего № 39 полка, назначавшегося на смену донского же полка № 7, выслужившего срок службы за Кавказом, как вашему сиятельству известно из донесения моего от 20-го ноября № 1343. Получив сие донесение [9] генерал-маиора Клюки, я немедленно направил один баталион Тифлисского и один Мингрельского егерских полков в Дербент, при двух упряжных орудиях гарнизонной артиллерии, откуда они по первому требованию могут тотчас усилить войска находящиеся в Северном Дагестане, и предписал начальнику 19-й пех. дивизии, генерал-лейтенанту Фези, в то время находящемуся в Тифлисе, отправиться в южный Дагестан и, ближе узнав о положении дел в северной части этой страны, равно и о расположении умов в землях, прикосновенных к владениям шамхала Тарковского, принять заблаговременно меры, дабы обнаружившиеся в Аварии волнения не проникли в сопредельные ей горские общества и племена центрального Дагестана, Казыкумыха, Каракайтага, Табасарани и прочих. Сверх того, в отмену прежнего распоряжения об отправлении Донского № 39-го полка на смену таковому же № 7, я разрешил командующему войсками в Северном и Нагорном Дагестане оставить на зиму в распоряжении своем этот полк, совершенно необходимый для охранения плоскости шамхальских владений.

Вскоре по исполнении сего распоряжения получил я другое донесение от генерал-маиора Клюки-фон-Клугенау, от 1-го января, о неудачном покушении изменника Хаджи-Мура-та на пограничную аварскую деревню Инкурдах, от которой он был отбит жителями 29-го числа декабря, после чего Хаджи-Мурат принужден был оставить Аварию. К сему генерал Клюки присовокупил, что хотя первые полученные им известия, на основании коих он доносил мне о всеобщем восстании Аварии, оказались не верными, но что, по мнению его, Хаджи-Мурат не оставит покушений своих на Аварию и большая часть аварцев, при более удобных обстоятельствах, предастся ему, а потому, по мнению генерал-маиора Клюки, первым театром военных действий в [10] настоящем году будет Авария, и благовременное подкрепление войск, в распоряжении его состоящих, необходимо.

Вследствие сих сведении, находя и с своей стороны необходимым подкрепить Северный Дагестан войсками, независимо от вышесказанного направления в Дербент двух баталионов Тифлисского и Мингрельского егерских полков, я предписал начальнику 19-й пех. дивизии немедленно приблизить к границам шамхальских земель один или два баталиона пехотного его светлости генерал-фельдмаршала полка, смотря потому, как обстоятельства требовать будут, имея в виду непременное ограждение Северного Дагестана от неприязненных покушений Шамиля и его сообщников.

О всем вышеизложенном имею честь донести вашему сиятельству для доклада Государю Императору.

Отношение генерала Чернышева генералу Головину от 25-го января 1841 г. № 109.

По известиям из Тифлиса, от 12-го числа сего месяца, дошедшим до Высочайшего сведения Государя Императора, влияние Шамиля в Северном Дагестане значительно усиливается; он возмутил Аварию и сопредельные к ней общества: койсубулинцев, гумбетовцев, салатавцев и пр., так, что командующий в том крае, генерал-маиор Клюки-фон-Клугенау, находя себя в крайности, вынужден был просить подкрепления войсками.

Его Императорское Величество, не получив о сем никакого донесения от вашего высокопревосходительства с фельдъегерем, отправленным из Тифлиса 12-го же числа, Высочайше поручить мне соизволил просить вашего, милостивый государь, уведомления, в какой мере справедливы выше означенные сведения о положении дел в Северном Дагестане. [11]

Письмо генерал-маиора Клугенау генералу Головину от 1-го февраля 1841 г. № 44.

Изо всех прежних моих донесений, которые я по долгу на мне лежащему скрыть не мог, ваше высокопревосходительство изволите быть известным о неблаговидных отношениях к русскому правительству генерал-маиора Ахмет-хана метхулинского. Быть может, что мечта, возникшая в его воображении сделаться властелином Аварии, уничтожила в нем чувства прекрасно развившиеся при первоначальном его знакомстве с русскими. Не образованность же и обыкновенная беспечность дали ей восторжествовать даже над понятием о собственной пользе: конечно, при первых двух свойствах, ему трудно достигнуть каждой цели и потому я уже столько открыл следов его, можно сказать, безрасчетного недоброжелательства, кои хотя в настоящее время некоторым образом не явны, но поставляют в обязанность принять меры осторожности, в особенности с человеком, имеющим более или менее влияния на умы горцев. Недавно прапорщик Гассан-Гаджио представил ко мне письмо генерал-маиора Ахмет-хана к Кудукскому обществу; письмо это я долгом счел в подлиннике представить вашему высокопревосходительству; это загадка, которая только временем решиться может; на обороте письма хорошо мне известная печать Ахмет-хана, но когда он приехал ко мне и я ему показал его, он удивился и отвечал, что это не рука его кадия, а что печать хотя действительно его собственная, но что это кто-нибудь из приближенных к нему воспользовался свободной минутой и сделал подложное письмо. Присланный от него кадий говорит, что это не его рука, словом, закрыты следы истины; во всяком случае уже одна беспечность эта худо рекомендует человека, который пользуется такою властью. [12]

Получив предписание вашего высокопревосходительства, генерал-маиор Ахмет-хан показал мне свое неудовольствие, и я вынужденным нашелся напомнить ему, что ссора наша не кончится в его пользу — по-видимому это подействовало на него, а готовность и поспешность, с которыми он отправился в Аварию, обещают в нем перемену. Я не могу скрыть пред особою вашего высокопревосходительства, что я очень всматриваюсь в поступки и действия ханов дагестанских - это вынужденная со стороны моей мера происходит от случаев, в которых я мог убедиться о неописанной страсти горцев к интригам. Ничто так не действует на самолюбие горца, как внимание начальства к его единоземцу и постепенное его возвышение. При всей их необразованности, интриги ими производимые исполнены искусства утонченной политики и потому наблюдение за ними и самые отношения наши к ним должны быть чрезвычайно осторожны.

Взяв за правило все мои действия отдавать на благорассуждение начальства, я вместе с сим осмеливаюсь покорнейше просить ваше высокопревосходительство не дать познать генерал-маиору Ахмет-хану о том, что вы знаете, тем более, что в последний раз он с заметною искренностью обещал мне употребить всевозможные усилия к успокоению Аварии. Засим смею заверить ваше высокопревосходительство, что и на будущее время я не скрою пред особою вашею ничего подобного.

С чувствами глубочайшего высокопочитания и совершенной преданности имею честь пребыть к Вам.

Рапорт генерал-маиора Клугенау генералу Головину от 10-го февраля 1841 г. № 815.

Честь имею донести вашему высокопревосходительству, что, командируя 2-й баталион Апшеронского пехотного полка [13] в Аварию, согласно донесения моего от 28-го января за № 493, я имел в виду две цели: уничтожение замыслов Хаджи-Мурата в самом его зародыше, и упрочение спокойствия в Аварии. Баталион, прибыв в Аварию 5-го числа февраля, узнав о прибытии Хаджи-Мурата с значительною партиею в деревню Цельмес, под командою артиллерии генерал-маиора Бакунина, вместе с милициею генерал-маиора Ахмет-хана метхулинского, выступил из Хунзаха, почти окружил деревню Цельмес — постоянное местопребывание изменника Хаджи-Мурата, угрожавшего 10-го февраля с помощью Галбац-Дебира, Кибит-Магомы и самого Шамиля сделать вторжение в Аварию. Деревня Цельмес после отчаянного сопротивления взята штурмом; от 5-ти часов утра до позднего вечера продолжался самый кровавый бой; каждая сакля, каждая каменная изгородь были штурмованы, наконец, трехъярусные — мечеть и главное здание аула, прикрытые в несколько рядов завалами и обстреливаемые с отдельной высоты башнею, метким перекрестным огнем нанесли нам чувствительную потерю. В первые три часа боя были ранены: генерал-маиор Бакунин, командир баталиона подполковник Вагнер, два ротных командира, баталионный адъютант, два субалтерн-офицера, артиллерии поручик и один офицер убит; только к 3-м часам пополудни, после сделания брешей в мечети и трехъярусном здании огнем на ближайшее расстояние из горных единорогов, они взяты были штурмом, при чем захвачен значок Хаджи-Мурата. Второй баталион Апшеронского пех. полка оказал мужество выше всяких похвал. Сотни мюридов погибли под их штыками, часть скрылась в башню, расположенную на отдельной высоте, окруженной кручею с трех сторон. Прочность башни и помощь, пропущенная к неприятелю Ахмет-ханскою милициею, сделали невозможным штурм ее. Разорив аул, отряд возвратился в Хунзах, уведя с собою [14] большую половину жен и детей; мехтулинцы разграбили их имущество и угнали весь скот. Потеря неприятеля невознаградима: кроме 29 жен, 13 детей, 5 мужчин пленных, большая часть жителей пала в бою; главнейшие из них: братья Хаджи-Мурата, Омар-Дебир, отец их, мулла деревни, и многие другие мюриды, прибывшие от Шамиля к изменнику. Сам Хаджи-Мурат ранен в правую руку и увезен в Гумбетовскую деревню Инхо. Второй баталион Апшеронского пехотного полка приобрел новую славу, и хотя с значительным пожертвованием, но, руководимый редким благоразумием генерального штаба капитана Пассека, заслужил имя достойное русского солдата. Потеря с нашей стороны состоит: убитыми: из 2-х обер-офицеров и 46 нижних чинов; ранеными: 10-ти, генерала, штаб и обер-офицеров и 132 нижних чинов.

О подробностях этого геройского дела я вслед за; сим буду иметь честь донести вашему высокопревосходительству.

Рапорт генерала Пассека генерал-маиору Клугенау от 12-го февраля 1841 г. № 8.

Честь имею донести вашему превосходительству, что Хаджи-Мурат находится в дер. Цельмес с 300 избранным мюридами, что он решился не оставлять ее и умереть там же, где убиты его братья и родственники. Вышедший из Цельмеса человек сейчас известил хана, что Хаджи-Мурат послал троих мюридов к Шамилю, но зачем — неизвестно. Должно полагать, что Хаджи-Мурат предполагает сделать вторжение в Аварию. На аварцев не полагается сам хан. Он был в страхе, когда узнал об обратном следовании баталиона. Эти обстоятельства заставили меня отложить передвижение летучего отряда в [15] Темир-Хан-Шуру без особого вашего разрешения. Имею честь почтительнейше представить вашему превосходительству, что действия решительные и в больших силах на Цельмес приведут к покорности отложившиеся деревни Ороту, Тлох, Хараки и Мушулу и совершенно успокоят Аварию. Ахмет-хан принял на себя разработать дорогу через Арахуну; я начинаю с завтрашнего дня разрабатывать дорогу до Цаклиты для провоза полевых орудий, с которыми взятие Цельмеса не составит никакого труда. Предстоит много трудов, но они будут не продолжительны и благодетельны.

По всем этим обстоятельствам ожидаю почтительнейше вашего разрешения.

Рапорт Головина генералу Чернышеву от 15-го февраля 1841 г. № 278.

На отношение вашего сиятельства от 15-го января № 109, поспешаю донести, что я уже имел честь довести до сведения вашего, от 21-го января за № 107, о покушении изменника Хаджи-Мурата на Аварию и о причинах, вынудивших меня приблизить войска к Северному Дагестану. Из рапорта этого ваше сиятельство усмотреть изволили, что дошедшие до государя императора сведения на счет крайнего будто бы положения командующего войсками в Северном Дагестане преувеличены. Донесением моим по этому обстоятельству я приостановился на несколько дней потому, что первые сведения, полученные от генерал-маиора Клюки, были столь не положительны, что я не мог основать на оных рапорт мой к вашему сиятельству и должен был дождаться дальнейших известий. Эти известия, полученные уже после отправления фельдъегеря от 15-го января, действительно показали преувеличение первых, и тогда только я мог представить вашему сиятельству донесение мое о возникших в Аварии беспорядках. [16]

Дальнейший ход дел в Аварии заключается в следующем.

После неудачного покушения Хаджи-Мурата на деревню Инкурдах, он вновь вошел в отложившуюся аварскую деревню Цельмес с небольшим числом приверженцев, простирающихся до ста человек, и старался оттуда возмутить Аварию, ожидая помощь от Шамиля. Дабы воспрепятствовать сему намерению, правитель Аварии, Ахмет-хан мехтулинский, собрал милицию мехтулинскую для защиты своих владений.

Получив о сем донесение генерал-маиора Клюки, я немедленно предписал ему вменить Ахмет-хану в непременную обязанность захватить Хаджи-Мурата или изгнать его вовсе из Аварии, изменившие деревни наказать. Для вящего же понуждения хана метхулинского к решительным действиям я отправил к нему состоящего при мне подполковника Зорина.

Вскоре после отправления сего предписания я получил вновь донесение командующего войсками в Северном Дагестане, что по просьбе Ахмет-хана он отправил в Аварию один баталион Апшеронского полка при двух горных единорогах и двух кегорновых мортирках, дабы поддержать действия милиции при атаке укрепленной будто бы деревни Цельмес. Войска эти выступили из Темир-Хан-Шуры 28-го января и по полученным частным сведениям прибыли благополучно в Хунзах 1-го числа сего месяца. Об успехе же предприятия противу Хаджи-Мурата донесений еще не имеются.

Между тем два баталиона его светлости князя Варшавского полка прошли уже через Дербент и заняли контанир-квартиры на границах шамхальских владений, для защиты оных, а два баталиона 2-й бригады 19-й пехотной дивизии ныне уже должны быть расположены в окрестностях [17] Дербента. Таким образом, безопасность центрального и южного Дагестана обеспечивается присутствием значительного числа войск, и должно надеяться, что спокойствие в этом крае теперь не будет нарушено, несмотря на все происки приверженцев Шамиля, проявляющиеся уже по слухам в Казыкумыке. В заключение обязываюсь довести до сведения вашего сиятельства, что с баталионом Апшеронского пехотного полка, выступившим в Аварию, отправился и состоящий при его высочестве генерал-фельдцейхмейстере генерал-маиор Бакунин, прибывший в то время в Темир-Хан-Шуру при объезде крепостей Кавказского края.

Рапорт Пассека генерал-маиору Клугенау от 18-го февраля 1841 г. № 16.

Честь имею донести вашему превосходительству, что артиллерии генерал-маиор Бакунин отправил меня 4-го числа для рекогносцировки дорог из Хунзаха в Цельмес, — постоянное местопребывание Хаджи-Мурата, сделавшегося в последнее время самым деятельным возмутителем, самым ревностным врагов русской власти. 10-го февраля он готовился снова сделать вторжение в Аварию с помощью Галбац-Дебира, Кибит-Магомы и самого Шамиля.

Рекогносцировка показала, что лучшая дорога для нападения на Цельмес идет через сел. Ободу, Ахами и Цалкиту, которая от Цалкита продолжается под самую кручу по отлогости ручья. Ущелье и удобный подъем представляли выгоды для нападения и отступления, прикрываясь малым числом войск. Цельмес расположен под кручею, ограничивающею с западной стороны аварскую долину, в расстоянии полчаса хода от покорных деревень. Из него расходятся дороги в отложившиеся аулы: Орота, Тлох, Хараки и Мушулу, далее в [18] Карату, Анхило, Андию, Технуцал, Боголаль, Джемалаль и Гумбет. Неприятель, понимая важность положения Цельмеса, чрезвычайно усилил крепкую от природы местность его. Аул стоит на уступе гор, оканчивающимся кручею и крутою покатостью с южной стороны; с запада примыкающие высоты образуют узкий вход в него. От входа до южной покатости клинообразное расположение аула, прегражденное в семь рядов завалами, обстреливалось перекрестным огнем из мечети, трехэтажного здания и командующим ярусом башни, расположенной позади их на отдельной высоте, окруженной с трех сторон кручею.

Зимняя не разработанная дорога не позволила взять с собою полевое орудие; а потому второй баталион под командою подполковника Вагнера, назначенный для нечаянного нападения, выступил в ночь с 4-го на 5-е число с 2-мя горными единорогами. Чтобы окружить Хаджи-Мурата со всех сторон, мехтулинская и аварская милиции, в числе 1000 человек, двинулись к Цельмесу впереди летучего отряда с 3-х сторон: часть спустилась от Сиуха в самое ущелье, чтобы отрезать сообщение с Мушулою, Хараки, Каратою и Андией; другая направилась к селению Гамаша, через которое могла приблизиться помощь из Орота, Тлоха и Гумбетов; третья, с Ахмет-ханом, двинулась от Цалкиты прямо на Цельмес; на верху спуска у Цалкиты оставлен был взвод линейного баталиона № 13-го, где соединяются дороги из Гамаша и Цельмеса. Утренний туман скрыл наше движение; милиция заняла все дороги от Цельмеса; отряд уже начал приближаться к аулу, когда неприятель открыл приближение русских и после общей священной песни начал готовиться к бою.

Не теряя ни минуты, генерал-маиор Бакунин приказал 5-й и 6-й ротам подняться на высоты, командующие аулом, и напасть на центр его; 4-й роте поддерживать штурм, [19] атакуя неприятеля с фронта. Между тем, горные единороги открыли сильный огонь на ближайшее расстояние, — резерв составляла гренадерская рота.

Обходная колонна, направляемая мною под начальством храброго подполковника Вагнера, несмотря на меткий перекрестный огонь, мгновенно ворвалась в аул. Решительная атака их, поддержанная 4-ою мушкетерскою ротою, имела полный успех. Три завала, большая половина аула были взяты штурмом и очищены в продолжении полутора часа. При вторжении колонны в самый аул, орудия, под командою поручика Лагоды, были вывезены на середину его и открыли огонь по главным зданиям, откуда неприятель продолжал поражать нас меткими перекрестными выстрелами; под личным же начальством поручика Лагоды артиллеристы через трубы и проломы потолков ручными гранатами очищали сакли, которые защищались как отдельные укрепления.

Несмотря на отчаянную оборону неприятеля, войска, одушевляемые генерал-маиором Бакуниным н подполковником Вагнером, овладели еще двумя завалами и продолжали очищать аулы; но в это время огонь неприятельский сделался так убийственным, что в продолжении получаса были ранены: генерал-маиор Бакунин, подполковник Вагнер, поручик Лагода, два ротных командира, два субалтерн-офицера, один убит и ранено восемь артиллеристов.

Приняв начальство, как старший в отряде, я решился немедленно взять штурмом трехъярусные: мечеть и главное здание аула, прикрытые двумя завалами, из которых неприятель нанес нам важнейшую потерю. Чтобы сделать успешнее штурм, я перевез единороги на пол-ружейного выстрела к зданиям и приказал для сбережения артиллеристов, при заряжении откатывать орудия в прикрытия. Сделав брешь в верхней части мечети и сакли, выгнав мюридов оттуда гранатами, я двинул на штурм 2-го гренадерскую роту, [20] приказав под дым залпа из орудии перебежать на высоту, командующую завалами, и закрытую прилежащими саклями от выстрелов из башни и нижних ярусов зданий. В мгновение гренадеры овладели высотою, опрокинули отчаянных мюридов из завалов, захватили значок Хаджи-Мурата и окончательно очистили аул. Бежавший неприятели, искал спасения в башне, защищенной двумя толстостенными саклями и завалом с доступной стороны.

Овладев аулом, войска не подвергались смертельному огню мюридов и могли сами поражать их на расстоянии 60-ти сажен в башне и завалах; орудия были перевезены к мечети и открыли огонь чрез проломы стен. В верхнем ярусе башни уже сделана была брешь; из завалов огнем стрелков неприятель был опрокинут; уже 20 мюридов из защитников бежали по направлению к Мушуле, когда прибывшая к неприятелю помощь, в числе 500 человек, из Хараки, Тлоха, Орота, Мушула и Андии, оживила защитников башни, особенно когда 50 человек пропущены были мехтулинской милициею в подкрепление их.

Если бы милиция оказала содействие отряду, какого должны и могли ожидать русские, то большая часть защитников, обороняющаяся в ауле, была бы перебита при отступлении в башню, в том числе сам Хаджи-Мурат, державшийся в мечети. Но при начале дела 300 человек милиционеров, по просьбе моей введенные Ахмет-ханом на русло ручья для обстреливания аула с тыла, несмотря на просьбы и угрозы хана, бежали от неприятеля на пушечный выстрел и рассеялись по садам. Одна пустая перестрелка с их стороны, развлекая внимание, отнимая у неприятеля бодрость, позволила бы нам в скорое время с малою потерею овладеть аулом, и с полною вероятностью штурмовать последнее убежище Хаджи-Мурата; но милиционеры не только не содействовали нам, но позволяли мюридам спасаться по одиночке, без [21] сопротивления собираться для помощи и, наконец, перейти в подкрепление к защитникам башни. Совершенное безучастие в деле милиции, возрастающее все более и более число горцев на помощь, при силе укреплений башни и при значительной потере офицеров, заставило меня ограничиться взятием аула. А чтобы более наказать жителей, я продолжал обстреливать башню, показывая готовность штурмовать ее, между тем мехтулинцы деятельно разграбили аул. В пять часов вечера, пользуясь закрытою своею позициею я вывез орудия согласно с мнением генерал-маиора Бакунина. Раненые были отправлены в Цалкиту с лишними натронными вьюками, 4-я и 6-я рота составили прикрытие их. Между тем 2-я гренадерская рота продолжала огонь по башне, один взвод 5-й роты составил прикрытие орудий, вывезенных из аула на ружейный выстрел, другой взвод 5-й роты, по приказанию моему, занял русло ручья, чтобы не позволить неприятелю захватить путь отступления орудиям.

Когда тяжести и раненные вошли в ущелье Цалкиты, тогда гренадеры оставили мечеть, смежные сакли и беглым шагом перешли к орудиям; неприятель быстро преследовал их, но был остановлен сильным огнем наших стрелков и картечными выстрелами из единорогов, которыми распоряжался в это время генерал-маиор Бакунин, несмотря на свою тяжелую рану. Сам Хаджи-Мурат бросился с частью горцев вдоль по руслу, но был встречен стрелками 5-й роты. Чтобы дать орудиям удобнее отступить от Цельмеса к ручью, я остановил всю нижнюю цепь, приказав стрелкам расположиться за камнями и в тоже время одним взводом 4-й роты занял высоты с правой стороны нашего отступления в Цалкитское ущелье, а для поддержания их замедлил обратное следование мехтулинской милиции.

Горные единороги, под прикрытием гренадерской и 5-й роты, отступили через дефиле, действуя картечью. Несмотря [22] на это, Хаджи-Мурат продолжал упорное преследование, а на последнем спуске к ручью, когда у одного из орудий была переломлена оглобля, Хаджи-Мурат сделал решительный натиск для овладении им. Отнять у него эту дерзость было единственное средство: опрокинуть неприятеля обратно к аулу, с этой целью я с Ахмет-ханом повели мехтулинскую кавалерию в атаку по уступу ущелья, угрожая отрезать наступающих от Цельмеса. Хаджи-Мурат бросился спасаться бегством и дал свободу исправить лафет. В это время подоспела часть взвода линейцев, занимавших вершину подъема. Орудия уже поднялись на первый уступ цалкитского ущелья, когда неприятель возобновил преследование. Мы были обеспечены от обходов; единороги двинулись вперед, с ними отправился генерал-маиор Бакунин; отступление было прикрыто одними стрелками, переходившими с высоты на высоту. После значительной потери со стороны неприятеля он совершенно оставил преследование на половинном расстоянии между Цельмесом и Цалкитою.

На страх непокорным аул потерял все имущество, скот, большую часть населения убитыми и ранеными; в наших руках осталось 29 жен, 13 детей, 5 мужчин взято с оружием в руках; между убитыми считаются все родственники Хаджи-Мурата; главные из них: брат его Омар и дядя Дебир-Аджио. Но отчаянная защита достояний и семейств была причиною значительных пожертвований с нашей стороны; наша потеря состоит: убитыми: 2 обер-офицера, 46 нижних чинов, ранеными: 1 генерал-маиор, 1 штаб и 2 обер-офицера и 125 нижних чинов пехоты и 8 артиллеристов.

Мужество и неутомимость летучего аварского отряда может служить образцом для всех времен: после ночного перехода, более чем в 20 верст, по зимним, горным, не разработанным дорогам, отряд вступил в самый кровавый бой, продолжавшийся 12 часов, в котором [23] беспрерывными натисками, непоколебимой стойкостью заслужил удивление у своих врагов, самых отчаянных мюридов; и без пищи и сна, неся на себе раненых, втаскивая на подъемы орудия, возвратился в Хунзах с духом неутомимой готовности на новые труды и опасности.

Рапорт генерал-маиора Клугенау генералу Головину от 25-го февраля 1841 г. № 88.

Честь имею донести вашему высокопревосходительству, что полковник Симборский с двумя ротами и забранными на 150-ти казачьих лошадях ранеными прибыл из Хунзаха 23-го числа настоящего месяца благополучно; оставив только 18 человек нижних чинов и одного обер-офицера в Хунзахе, кои по причине тяжелых ран не могли следовать в Темир-Хан-Шуру.

Хаджи-Мурат, распустив партию при нем находившуюся, с несколькими людьми удалился из Мечтерих чрез общество Аквах, в деревню Баклух, преследуемый тукитинцами, которые выдержали продолжительное нападение изменника. При отступлении в Баклух он потерял несколько людей, лошадей и сверх того захвачено имущество жителей Местерух и Инхердаха. Для обеспечения с этой стороны Аварии генерал-маиор Ахмет-хан передвинул свою милицию в деревню Коны и Ханык. Деревни: Цельмес, Гамаша, Мушула, Орта и Хараки оставлены собранными партиями, и теперь число их простирается только до двух сот человек. Но Хаджи-Мурат не бездействует. При содействии Кибит-Магомы он ведет переговоры с хидатлинцами. Дух его приверженцев по-видимому упал. Присутствие русских в Аварии необходимо; генерального штаба капитан Пассек в письме своем ко мне говорит, что [24] не уважение к правителю Аварии, а страх к русскому оружию заставляет аварцев отложить свою готовность пристать к возмутителю. Штурм Цельмеса сильно подействовал на аварцев; цель, возложенная мною на летучий отряд, достигается, а слух, пронесшийся в горах о пребывании 4-х баталионов между Дербентом и Темир-Хан-Шурою, держит народ в страхе. С другой стороны, черкеевцы, претерпевшие величайшее поражение, нанесенное им 16-го числа капитаном Евдокимовым, в котором они лишились до 30 человек, частью главнейших защитников многолюдной своей деревни, подозревая ишкартинцев, что они дали знать мне о нахождении их баранов в урочище Айкай-Тала, угрожали жителям совершенным разорением Ишкартов, и я вынужденным нашелся точку эту важную в военном отношении занять двумя ротами. Шамиль по просьбе черкеевцев обещал на днях прибыть к ним, для чего салатаевцы по слухам начинают уже собираться в Чиркей.

Рапорт генерал-маиора Клугенау генералу Головину от 8-го марта 1841 г.

Действие ценится по результатам, время открывает важность результатов Цельмесского штурма, и я долгом считаю свидетельствовать об них перед вашим высокопревосходительством.

Хаджи-Мурат, заслуживший уважение и любовь аварцев, как защитник народа от покушений Гамзат-Бека и Шамиля, кровью запечатлевший преданность владетельному дому, изменою к русскому правительству взволновал весь край и положил начало общей измены. Все было готово предаться ему при появлении в Аварскую долину; все старшины деревень объявили хунзахскому коменданту еще в конце 1840 г., [25] что они не имеют сил сопротивляться Хаджи-Мурату, между тем, как всякая деревня неприступна для горцев. Измена Аварии сделала бы Шамиля господином гор, а тогда потребовались бы новые кровавые пожертвования для водворения владычества России в местах, уже несколько лет покорных нам. Даже могла измениться самая цель экспедиции на 1841-й год, готовящая совершенный перелом в делах Северного и Нагорного Дагестана. Положение дел было критическое. Хаджи-Мурат с неутомимой энергией приготовлялся для вторжения в Аварию, но я решился предупредить его нападением на Цельмес — сборный пункт изменника. Не обещание Ахмет-хана действовать решительно с милицией, но недостаток продовольствия в Аварии заставил меня отправить для нечаянного нападения один баталион пехоты с двумя горными единорогами. Всеобщее вторжение Хаджи-Мурата, Кибит-Магомы, Галбац-Дебира и самого Шамиля было предупреждено пятью днями. Штурм Цельмеса был самый кровавый и самый блистательный; не много дел на самом Кавказе подобных ему. Надобно было гранатами и штыками очищать каждую саклю, брать штурмом семь рядов завалов, сильно укрепленные трехъярусные мечеть и здание под убийственным огнем башни, расположенной на отдельной высоте. Десятичасовый бой в самом ауле доказывает упорство защитников и неизменное мужество атакующих, несмотря на потерю генерала, баталионного командира и большую часть обер-офицеров. Башня или вернее форт, сильный местностью и устройством, спас остатки неприятеля. Забрав жен и детей, предав разграблению имущество жителей, летучий отряд возвратился в Хунзах.

Взятие Цельмеса совершенно изменило положение дел: неприятель забыл о наступательных действиях и стал заботиться только о собственной защите.

К утру 6-го числа Хаджи-Мурат получил в помощь [26] уже 1000 человек из Андии, Гумбетов и отложившихся аварских деревень, но не мог и не смел предпринять ничего; едва 300 человек решились остаться с ним.

Горцы, встревоженные бедственною участью Цельмеса, начали вывозить имущество из Ората, Хараки и Мушула, а для спасения своего просили защиты у соседних племен; собралось из Гумбетов, Андии, от технусальцев, боголальцев, джемалальцев более 6 тыс. и с такими огромными силами Хаджи-Мурат не только не решился на вторжение в Аварию, но, убедясь в разработке дорог к Цельмесу и по Арахтау, даже не осмелился ждать нового нападения русских; большая часть горцев разошлась по домам, а сам Хаджи-Мурат с лучшими людьми отправился в Местерух и Инхердах, а потом, после бесполезных переговоров с хидатлинцами и Оссою, из Батлуга перешел в Карату, отделенную от русских хребтом гор, непроходимых в зимнее время. В Цельмесе только осталось 200 муртазигатов (телохранителей) Шамиля.

Хаджи-Мурат отброшен от Аварии в самое трудное время года для действий; замыслы возмутителей уничтожены; целый край удержан от волнения;— вот результаты Цельмесского штурма.

Таким спасительным результатом обязан я испытанной в кровавых делах Кавказа храбрости подполковника Вагнера, лично предводительствовавшего главною штурмовою колонною и овладевшего передовыми завалами, геройскому самоотвержению артиллерии поручика Лагоды, под смертельным огнем неприятеля устраивавшего батарею в самом ауле, и только с ручными гранатами штурмовавшего саклю за саклей; в особенности же непоколебимому мужеству, неутомимой деятельности и редкой распорядительности генерального штаба капитана Пассека 2-го; он открыл дорогу чрез Цалкиту на Цельмес, удобную для атаки и отступления, вместо [27] предположенной чрез Сиук, покрытой снегом и льдом, проложенной из ущелья прямо на кручу, направлял главную штурмовую колонну, а потом девять часов распоряжался боем, и несмотря на значительную потерю офицеров и нижних чинов, на отчаянную оборону самого Хаджи-Мурата, взял штурмом главные завалы, трехъярусную мечеть и здание, овладел значком изменника, и тем довершил победу.

Удостоверясь в заслугах каждого, я считаю непременною обязанность донести об них вашему превосходительству.

Рапорт генерал-маиора Клугенау генералу Фези от 9-го марта 1841 г. № 105.

7-го марта настоящего года я получил от генерал-маиора Ольшевского следующее сведение: после дела под Цельмесом Хаджи-Мурат прибыл в ичкеринскую деревню Дарго к Шамилю, оттуда они отправились вместе — Хаджи-Мурат обратно в Аварию, а Шамиль, собрав андийцев, гумбетовцев, боголальцев, джемалальцев и салатаевцев — в Черкей, где и ныне находится. Предосторожности, взятые жителями этой деревни, поставляют меня в невозможность определить число собравшегося скопища; известно однако, что там же находится и сообщник Шамиля Ахверды-Магома, а по сведению, полученному от генерал-маиора Ольшевского, и такому же, сейчас полученному от койсубулинского пристава капитана Евдокимова, по приказанию главы мятежников прибыл из Чечни шиит мулла, оба они с весьма не значительным числом приверженцев из Чечни, не смотря на увещания Ахверды-Магомы в проезд его через Большую Чечню. Хаджи-Мурат живет в отложившейся в прошлом году аварской деревне Тлох с малым числом приверженцев. Шамиль по сие время не предпринимал никаких [28] наступательных действий, ибо в этом месяце воспрещаются мусульманам таковые, по закону Магомета. Он недавно (как сообщает мне генерал-маиор Муса-Хасаев) купил себе место в одной из андийских деревень для постройки дома. В эту минуту слышно здесь было до двенадцати пушечных выстрелов по направлению к Миятлам; полагать должно, что партия проходила на грабеж на плоскость мимо этого укрепления, ибо дни вышесказанного месяца, мугаррам называемого, уже оканчиваются.

Обо всем вышепрописанном я долгом счел довести до сведения вашего превосходительства.

Рапорт маиора Евдокимова генералу Клугенау от 19-го июня 1841 г. № 132.

Пришедший ко мне сегодня из Унцукуля тамошний житель Кибит-Гаджи, рассказал, что он, имея поручение от вашего превосходительства узнать доставлены ли к Хаджи-Мурату посланные через Кара-Мехти письма, посылал к нему бетлетского жителя Магомет-Али Юсуф-оглы, и что сей, возвратясь, донес следующее:

Унцукульский житель Кара-Мехти полученные от вашего превосходительства письма отправил к Хаджи-Мурату чрез бетлетского жителя Гаджиова Нур-Магомет-оглы. Сей последний, взяв их, направился к жительству Хаджи-Мурата в дер. Тлох чрез Инхо, и здесь имел ночлег. На ночлеге этом, неизвестно по какой причине, по причине ли недоброжелательства к нам Гаджиова, или по иному какому либо случаю, письма эти достались в руки тамошнему Сеит-кадию, который, прочтя содержание их, тотчас же [29] отправился с ними к Шамилю. Между тем, посланный от Кара-Мехти пошел своей дорогой в Тлох уже без писем, и явясь к Хаджи-Мурату, изустно передал ему предложение возвратиться к покорности, не объявив о случившемся. В чем заключался на тот раз ответ Хаджи-Мурата, Магомет-Али не знает; при разговоре же с сим последним Хаджи-Мурат, будучи извещен уже о взятых Сеид-кадием письмах, разнесшимися об этом слухами, объяснился так, что убийство братьев его в Хунзахе совершенно изменило прежнее его намерение, ибо он получил убеждение, что русские, не успевшие уничтожить его прежде, ищут случая исполнить это теперь, желая лишь выманить Хаджи-Мурата из мест для того недоступных. Это убеждение он основал на том, что хан без согласия вашего превосходительства или других русских начальников не смел бы совершить убийства над людьми, содержавшимися под русской стражею; на уверение же Магомет-Али в противном, он возразил, что теперь и не осталось ничего для Хаджи-Мурата, что могло бы привлекать его к возврату, кроме явной опасности лишиться и собственной жизни, а как она сделалась не без опасности и в Тлохе по причине открытия переписки его с русскими, что он также относит умышленному с нашей стороны поступку, то Хаджи-Мурат решился удалиться куда-либо, чтобы сыскать безопасность от русских и Шамиля, которому он также доверять теперь не может. Впрочем, в заключение Хаджи-Мурат прибавил, что ежели еще будут к нему от нас письма, то стараться доставлять ему в собственные руки со всевозможною осторожностью.

Почтительнейше имея честь донести вашему превосходительству о вышепрописанном, я не излишним считаю присовокупить, что Хаджи-Мурат умеет сам читать, но не понимает арабского языка. В сношениях с ним, если бы то понадобилось в перед, можно употребить настоящий [30] кумыкский язык, который он знает весьма хорошо и потому не будет иметь необходимости в другом лице, которое нужно для перевода письма арабского, а в особенности, если письмо будет написано разборчивым почерком.

Текст воспроизведен по изданию: О волнениях, обнаруживающихся в Аварии и о действиях для сохранения спокойствия в Дагестане вообще и против Хаджи-Мурата // Кавказский сборник, Том 31. 1911