-

ШИДЛОВСКИЙ Ю.

ЗАПИСКИ О КИЗЛЯРЕ

Степи. Природа за Тереком. Состав и разделение Кизляра. Церкви. Мечети. Шииты. Суеверие Шиитов. Домы. Улицы. Татаулы. Лавки. Базары. Ясырь-Базар. Топольская-Роща, и в ней богомолья и народные гулянья. Терек. Предположение об устройстве удобного судоходства по Тереку.

За Моздоком, по пути к Кизляру, Кавказские Степи приметно склоняются к Каспийскому-Морю, и принимают вид более дикий и пустынный. Налево от дороги мелькают вышки кордонных казаков, с часовыми при «маяках» ¹; а направо, в синей дали, идут грядами Кавказские Горы, [162] которых снежные, вершины белеют на горизонте как облака, озаренные солнцем.

В Науре почтовая дорога расходится б две стороны: на юго-восток вьется она по прибрежным станицам до Амир-Аджиюртовской Переправы ², а на северо-восток идет к Кизляру, вскрай песчаных степей. Так-называемые «солончаки», глубокие, облепленные солью, ямы, разбросаны по степи, будто пустые чаши. Желтинник, дикая конопля, бурьян и седой ковыль, пестреют по сторонам дороги, а вдали чернеют дымящиеся кибитки Каранагайцев.

Летний зной в безводных пустынях, комары и другие насекомые, делают дорогу по пескам чрезвычайно утомительною. С приведением в настоящее время в большее устройство почтовых станций, проезжающие, не встречают [163] уже тех остановок, какие случались здесь прежде. Бывало, захватив арканом в степи диких бегунов, Нагаец впрягает их кое-как под проезжающего. В это время, толпа Нагайцев становится перед лошадьми, и держит их за гривы. Потом, когда почтарь и путник сядут по местам, толпа расступается, и лошади пускаются во весь дух, целиком по бугристой степи. Нагаец нисколько их не удерживает; напротив гонит громкими криками й пронзительным свистом, Стараясь направить к стороне, где находится следующая станция. Так промчавшись несколько верст по песку, в жаркий полдень, лошади нередко падали на дороге, или, измучившись, едва доходили медленным шагом до места. Были случаи, что от подобной езды ломались, опрокидывались экипажи, и проезжающих поднимали замертво, засыпанных песком, покрытых насекомыми, которыми кипит раскаленная степь.

У Карагаглинки, Грузинской деревни, в 9 верстах от Кизляра, устроена паромная переправа через Прорву ³. Обилие и разнообразие [164] произведений южной природы очень заметно за этим широким и быстрым рукавом Терека. Тучные стада рогатого скота и овец покрывают сочные долины; повсюду зеленеют «чалтуки» (рисовые посевы) и виноградники. Огнистые фазаны и тяжелые стрепеты летят к вам на встречу; куропатки выбегают на дорогу; дикими голубями и куликами разных видов покрыты прибережья; журавли и цапли бродят стаями по болотам, лебеди плавают по заливам; простые дикие утки и красные утки или гагары, красные чапуры, дикие гуси, каравайки, колпицы, чайки, жаворонки с черным ошейником, и другие птицы и птички, криком наполняя воздух, летают перед вами, над вами. Люди различных племен и поколений, черные, белые, оливковые, в бурках, пестрых халатах, чухах, ергаках, черкесках, тулупах, с таким-же разнообразием шапок, встречаются вам ежеминутно, то верхом, то пешие, то в арбах.

За 7 верст от Кизляра начинаются сады. Это не дорога: это прелестная, ароматная аллея, отененная по обеим сторонам высокими, стройными раинами, и орошаемая глубокими, проведенными из Терека канавами, из которых вода с [165] шумом разливается по садам и виноградникам. Персики, абрикосы, винные ягоды, белые сливы, грецкие орехи, между тутовыми и черешневыми деревьями, выглядывают из-за колючей ограды.

Выехав из этой очаровательной аллеи и миновав Грузинское-Кладбище, вы усматриваете вдали Кизляр, раскинувшийся на широкой равнине, по-левую-сторону Терека. Винная душная атмосфера начинает обдавать вас, когда вы подъезжаете к городу. Скворцы поднимаются с дороги в таком множестве, что затмевают над вами свет солнца.

Кизляр составляют: Город, Крепость, Солдатская-Слобода, и полевое строение, называемое Татарами «Кирды-аул».

К Городу принадлежат: 1) Армянское отделение, или слобода «Арментир»; 2) Грузинская слобода «Курце-аул»; 3) Станица Терских Казаков; 4) Отделение Новокрещенцев, или «Кристи-аул»; 5) Татарское отделение, населенное Персиянами (Тезик-аул), Нагайцами и Кумыками (Окочир-аул) и Казанскими Татарами (Казанте-аул).

Земляные валы Крепости возвышаются уединенно на широкой равнине, между [166] Солдатскою-Слободою и Городом. В ней помещаются, кроме казарм и других военных принадлежностей, Окружное Казначейство, Острог, Провиантской и Соляной Магазины. Внутренний и наружный вид Крепости наводит уныние: пустота и неизменяемая однообразность. Каменная соборная церковь, во имя Казанской Божией Матери, белеет посредине площади; подле глубокий колодезь, осененный двумя шелковицами, по-времени почти ровестницами крепостным валам. Северные и южные ворота Крепости забиты наглухо; а прочие, подъемными мостами на чугунных цепях, напоминают времена, когда пароль и лозунг были здесь не простым повторением военного артикула. Чугунные пушки, не стрелявшие со времени нашествия на Кизляр Ших-Мансура до набега Казы-Муллы, мирно покоятся на стенах. Вода, во рве кругом, подернулась зеленью, заросла камышем, в котором раздается по ночам пронзительный крик кулика и дикой утки, когда часовые заведут свое протяжное: «слушай!».

Солдатская-Слобода, или просто «Слободка», лежит недалеко от Крепости, на запад. Отставные и служащие военные и гражданские чиновники, приказные присутственных мест, инвалиды, солдатские жены, и многие мещане, живут в этой отдаленной части города. Русские и [167] проезжающие имеют приют по-большей-части в Слободке, потому-что Армяне и Грузины, да и прочие жители Кизляра, выключая Русских, неохотно пускают к себе в дом пришлецов, кто бы они ни были. В Слободке помещается наймом Почтовая Контора со Станцией.

«Кирды-аул» широким пустырем отделен от всего города. Там множество виноградников, садов и огородов, принадлежащих разным жителям Кизляра.

Церквей Православных в Кизляре 5: Собор в Крепости, Кресто-Воздвиженский мужеский монастырь, Грузинская церковь во имя Живоносного Источника, Станичная и Кладбищенская «Николы» ⁴. Две первые из них каменные. В Грузинской церкви [168] служба совершается на Славянском языке, а Евангелие читается на Грузинском.

Кроме Православных, находятся еще в Кизляре 3 церкви Армянские: одна во имя Апостолов Петра и Павла, каменная, замечательная по своей величине и богатству; другая во имя Успения Божией Матери, самая древняя в Кизляре; остальная, на Кладбище.

В храмах Армянских, во время священнослужения, молящиеся стоят большей-частью в шапках, особенно старики; некоторые сидят на полу, поджав под себя ноги и перебирая в руках чотки. Женщины, закутанные в «чадры» ⁵, из-под которых виден только нос и светятся черные глаза, сидят взади церкви. Старые Армянки богомольны, и усердно ходят в церковь. Но из молодых есть многие, которые [169] никогда не бывали в церкви, и имеют об ней понятие только по наслышке от других. Причиною тому азиятская ревность, стерегущая женщин от стороннего глаза, как заветное сокровище. Духовенство оказывает снисхождение к этому остатку восточных обычаев, который может быть истреблен только успехами общественного просвещения.

Мечетей в Кизляре 5, все деревянные. Крик мулл протяжным напевом раздается каждое утро и вечер с минаретов. Положа голову на левую ладонь, они кричат: «Проснитесь, вставайте, Правоверные! Молитва лучше сна. Нет Бога, кроме Бога, Мугаммед пророк Его. Проснитесь, вставайте»!...

Совершив дома омовение, скинув туфли или «чевяки» у дверей мечети, Мусульманин робко вступает в дом молитвы. С трубкой в зубах, в косматой шапке, сидит он на полу мечети, тяжело вздыхая из глубины сердца и, порой, звучно ударяя себя в грудь ладонью. Часто случается видеть, что дикой Кумык, простершись на голом полу, более получаса лежит безмолвный, и слезы ручьем текут из его глаз в щели растрескавшегося помоста. Но о чем он так горько крушится, о чем молится так пламенно?. . . Ему [170] хочется коня, который уносил-бы его от тоски сидеть дома и от пули Русского солдата; у него не умирает долго слепой отец, томящийся старостью; он боится, чтобы лицо любимой жены его не испортила злая оспа... А то, что он вчера еще украл у соседа лошадь, что утащил Армянина за Терек и там его продал или зарезал: о! это не приходит ему и в голову в часы молитвы, или если приходит, то как доброе, святое дело, как заслуга пред Богом…

При мечетях заведены школы, где дети Магометан с утра до вечера читают на распев Коран, и выписывают от правой руки к левой, тростниковым пером, обмакиваемым в туш, арабские буквы. Муллы, занимающие места учителей, получают за труды от родителей учащихся довольно-значительную плату. Говорят, что в одной из мечетей Кизлярских учил детей известный в-последствии своими разбоями Казы-Мулла.

Большая-часть Кизлярских Мусульман, Шииты, то-есть чтители памяти несчастного Алия, двоюродного брата и зятя Мугаммеда, который пал жертвой междоусобий, возникших между Правоверными тотчас по смерти Пророка. Сходные в основаниях веры с Суннитами, как называют себя [171] прочие Мусульмане, проклинающие Алия, они разнятся от них в подробностях догматов и во многих религиозных обычаях. Кизлярские Шииты отличаются особенною верою в талисманы, которым приписывают разные целебные свойства. Это стихи Корана, зашитые в шелковые мешечки, или земля с могил Дервишей, прославившихся на Востоке. Земля с могилы Сайгара лечит, будто-бы, от тоски; с могилы Дадагната — от сумасшествия; с могилы Сафгямида — от укушения змей. Есть талисманы для рогатого скота и для лошадей. Мешечек со стихами Корана зашивают в одежду на спину или на грудь, а землю пьют с водою, окуриваются ею, и также зашивают в одежду.

В Кизляре, выключая казенных каменных зданий в Крепости, нет ни одного каменного дома; деревянных-же на каменном фундаменте очень много, и есть большие и красивые. Дом Арешевых со львами на воротах, Калустова, Калантарова, Серебрякова, Баяндурова, Ходжаева, Буржалова, Авакова, и другие, не устыдились-бы стать наряду с хорошими домами городов губернских.

Домы богатых Армян построены, по-болльшой-части, с двумя на двор крыльцами, соединенными галлереею с большим навесом. Одну половину дома занимает женское отделение, которое [172] по-наружности отличается от мужского окнами с железными решетками красного цвета. Ворота во всякое время на-замке. Для прислуги, поставлены сакли по обе стороны широкого двора, где также помещается домашний скот, птица, и всякая всячина. Четвертую сторону квадрата в некоторых домах занимает огромное деревянное строение: водочный завод, из-за которого выглядывает суковатый «цебер» (журавль) колодезя. Затем следует виноградный сад, разрезываемый во многих местах ручьями из канавы, проведенной в город из Терека для напоения виноградников. Аллеи сада приводят к двух-этажной беседке, осененной абрикосовыми и тутовыми деревьями. В отдаленных углах двора стоят пустые бочки, иногда «казгири» и другие садовые орудия, после работы еще не прибранные в сакли.

Домы бедных жителей, которых первостатейные граждане называют презрительно «парцац», что по буквальному переводу значит «чистый», строятся из плетня, обмазанного глиною, смешанною с рубленой соломой и шелухой, или кладутся из несженого крупного кирпича, или-же для стен ставят два плетня и набивают пространство между ними землею и песком. Крыши плоские, земляные, поросшие травой. Они служат летом убежищем от духоты, а иногда на них [173] пасутся козы и овцы. Жилища из несженого кирпича известны под названием «турлучных строений», а делаемые из плетня под названием «саклей». Как те, так и другие, непрочны, и, по сырой почве земли, вредны для здоровья.

Большая улица в Кизляре одна. Начинаясь от площади, окружающей Крепость, она идет прямою линией до площади каменной Армянской церкви, откуда поворачивает под прямым углом направо, и далеко тянется в направлении к Тереку до Татарского-Базара. Чистота на улицах, особенно глухих, совершенно азиатская. Летом от сору, выносимого из домов, нет свободного прохода, а весною и осенью ни прохода, ни проезда, от грязи, которая в декабре и январе замерзает волнами. Горе неопытному, если он, не предузнав оттепели, пойдет через улицу! Часто случается, что арбы, встретившись в переулках Арментира, не могут по тесноте и глубокой грязи разъехаться, загрязают, и остаются так до весны или до самого лета. «Татаулы», как называют в Кизляре узкие канавы, проведенные из Терека в сады, проходя в нескольких местах по городу, не принимают уличных стоков: что необходимо было-бы устроить для пользы города. Если-б провести из Терека еще один татаул и соединить его поперечно с существующими канавами, тогда [174] можно было-бы ожидать большей опрятности в многолюдном городе и большей свежести воздуха среди нестерпимых летних жаров. Кроме неопрятности и грязи, «чапра», то-есть дрожжи с водочных заводов, которою наполнены глубокие рвы, заражает гнилостью воздух. Вот причины упорных болезней и большой смертности в Кизляре, прибавляя к тому обжорство незрелыми плодами, особенно персиками, абрикосами, виноградом, дынями и проч. Окрестные болота, образуемые разливами Терека, также имеют влияние на климат Кизляра.

Лавки, при значительной торговле Кизляра, находятся в жалком положении. Их два отделения: красные лавки с сукнами и разными материями, и лавки овощные. Галантерейные вещи, стекло, фарфор, железо и проч., находятся в овощных лавках. «Дуканов», как называют здесь все лавочки, множество. Они рассеяны по всем частям города, более в кварталах Татарском и Армянском. В одном из таких дуканов продается и «чихирь»; в другом, кроме чихиря, серные спички, персидский табак и русская махорка со всеми принадлежностями курения, и тут-же рядом, на отворенном окне, хлеб и кислое молоко. Вся торговля такого дукана простирается не более как рублей на 30 сереб. Лень и праздность, по туземной дешевизне жизненных потребностей, [175] довольствуется немногим; а «чуха», или кафтан из горского сукна, испещренный кожаными заплатами, не имеет моды. Парцац не знает приличия, по которому у нас стыдно «выйти в люди» мужичку без пояса, или купцу в кучерской шапке.

Кроме означенных лавок и дуканов, находятся в Кизляре еще, за Городом, лавки и балаганы для ярманок, которые собираются в Троицын-День и 12 октября.

Базаров два: Татарский и Армянский. Первый помещается у Большой-Мечети, в соседстве Татарских дуканов; другой от овощных лавок и Терека идет вдоль по татаулу, занимая площадь против Крепости.

Армянский-Базар, разнохарактерностию своею и смешением языков, напоминает священное предание о Столпотворении Вавилонском.

Осенью при резке винограда, весною при «торкалах», а летом при «зеленой подвязке» ⁶, вся [176] площадь между Городом и Крепостью усевается Горцами, которые приходят толпами в Кизляр на работу. Каждое племя располагается на площади отдельным кружком, сидит на ногах, с коротенькими в зубах трубками, большая-часть без рубах, закрывая черную грудь лоскутом косматой бурки. По овчинным шапкам разных покроев можно назвать имена и места аулов, откуда пришли дикари. В ожидании нанимателя, они говорят, или, выражаясь по тамошнему, «лапочут» без умолку, скаля свои белые, как слоновые клыки, зубы. Воровство и разбой, пшеничный хлеб и порох — хлеб как высочайшее лакомство, а порох как вся надежда будущности — составляют обыкновенный предмет их разговоров. Впрочем, и на самых лицах их, ярко выразительных, весьма понятно читаются единственные мысли, которые их занимают: «У меня нет ни куска хлеба... Я последний лист табаку положил в трубку… Босая жена моя изрезала все ноги о каменья… Смотри ты, гяур, не попадайся мне завтра за Тереком!»...

Эти дикие полу-люди известны в Кизляре под общим именем Горцев или Тавлинцев, то-есть «Горных Жителей», принимая, что слово «тау», по переводу с Татарского, значит «гора». Кумыки разных колен, Кисты, Чеченцы, Осетинцы, Лезгины и другие племена, идут в названии под одну [177] категорию, но в сущности столько же похожи один на другого, сколько арбуз на огурец: у каждого свой облик, свои обычаи, свои предания, свои поверья.

Между толпами, сидящими, стоящими, колеблющимися, бродящими по площади, вы видите Осетина продающего сыр и бурки, Черкеса с зелеными сотами диких пчел, Лезгина с медной посудой, Киста и Чеченца с ружьями и шашками, Каранагайца с овцами и козами, калмыцкими тулупами, ергаками и мерлушками, Терского Казака с оружием и рыбой. Костюк?вский Кумык привез дрова и торкалы, Аксаевец разложил кожи и овечью шерсть, Армяне и Грузины предлагают вам ягоды, овощи, фрукты. А там, ближе к Тереку, румяные казачки Дубовской, Червленой, Наурской и других станиц Терских, сидят на арбах, навъюченных арбузами, дынями, огурцами, свеклой, капустой и т. п. Солдат вынес своей работы сапоги, настреляных им дроф, стрепетов и фазанов; слободская солдатка кричит о бубликах; возле, Армянин хвалит свои «чуреки», «падржаны» и каперсы ⁷, а Русской [178] торговец отвешивает пшеничный хлеб от пудовой ковриги: ржаной хлеб здесь за диковинку. Верблюды, качая Трухменца на двугорбых навъюченных хребтах своих, возвышаются между толпами: послушные продетой сквозь ноздрю волосяной веревке, они покорно ложатся на землю, подгибая под себя ноги, чтобы спустить человека с хребта, или снова поднять его на себя. Вершники извиваются в народе, крича беспрестанно во все горло: «качь» (беги)! или — «тай» (посторонись)! По сторонам базара, за татаулом, дуканы, из которых в одних продают чихирь, в других деготь, в третьих куют оружие, жарят шешлык, шьют шапки и чевяки, работают пояса, седлы, уздечки и проч. Кабаки и харчевни по малочисленности своей едва заметны на площади. У первых толпятся в-особенпости Татары, большие охотники до «русской араки», как они называют хлебное вино, и бондари; а последние, то-есть харчевни, бывают посещаемы только любителями «двенадцати пар чаю» и солянки со ржавой осетриной. Говор, крик, стук, делают этот базар шумнее берега Каспийского-Моря. [179]

Говоря о базарах Кизлярских, невольно вспоминаешь рассказы о «Ясырь-Базаре», который за несколько десятков лет помещался на этойже площади. Сюда Горцы выводили своих «ясырей», то-есть пленников, всякого пола и возраста: из «барантовых» Горцев ⁸, из Грузин, а более из Армян.

Бледные, желтые, тощие, покрытые грязными лохмотьями, босиком, бывало-стоят эти несчастные, жалобно смотря на проходящих и сами напрашиваясь на купцов. Часто сын находил здесь отца, под лоскутьями бурки, в женских шалварах; муж встречал свою жену, наряженную в солдатские рейтузы, закрывающую волосами остальные части тела; мать узнавала ребенка, который выглядывал из старого сапога, отнятого у Русского извощика.

Когда, по покорении Джар, затруднилось сообщение Горцев с Анапою, куда Турки приезжали для покупки людей, то торг пленниками преимущественно оставался в Андреевской, Кумыкской деревне, находящейся за Тереком в 90 верстах [180] от Кизляра, и в самом Кизляре. Торг этот допустило Правительство единственно для того, чтобы облегчить освобождение Христиан из плена. Андреевцы получали от него большие выгоды. Выменяв пленных у Чеченцев, Лезгин и других Горцев, по-большой-части на порох, хлеб, соль, редко на деньги, они, за продажею их в своей деревне, где Ясырь-Базар славился на все угорья и удолья Кавказские, остальных приводили в Кизляр. Кизлярец, осмотрев, покупал пленников на деньги. Не уводя пленника с базара домой, он должен был прежде записать в Полиции свое и его имя и объявить число заплаченных за него денег. Обыкновенно за простого пленника платили до 60 целковых. Но случалось, в прежние времена, что, заплатив 30 целковых, объявляли 50 и более, для-того-чтобы отдалить день свободил пленника, которую получал он по заработке заплаченного за него выкупа. Постановлено было зачитать ясырю в год 24 руб. асс., с пищей и одеждой от хозяина.

Много страшных былей рассказывают про этих страдальцев. Не один из них, доживая последний год до своей свободы, умер с «казгирем» в руках, на грядах виноградников. Некоторые сварились на водочных заводах, другие изныли с тоски. У одного ясыря вырезали сердце для лекарства какой-то больной старухи. [181]

Это предание подтверждено было в-последствии подобною операцией над мертвым пленником. В настоящее время, благотворными постановлениями Правительства истребляется этот печальный отсед азиатских обычаев: самое имя «ясыря», означающее «раба» или «невольника», как несвойственное, по законам, Российскому подданному, уничтожено. ⁹

Окрестности Кизляра очаровательны. С двух сторон сады, с третей Топольская-Роща, с четвертой Терек, и за ним девственные степи.

Топольская-Роща осеняет левый берег Терека на пространстве около двух верст. От Астрахани до Кизляра, и далее вверх по Тереку, нет другого леса. Многие Нагайцы, кочуя всю свою жизнь в песчаных степях, не видывали вовсе леса. Эти номады, приезжая в первый раз в Кизляр, с невольною робостию подходят к Топольской-Роще, дивясь на нее как на чудо.

Действительно, роща прекрасная. С незапамятных Кизлярцами времен она дремлет в первобытной простоте своей. Название получила она, вероятно, от тополей, которые когда-то росли в ней. [182] Теперь-же растут там из деревьев преимущественно ивы, вязы, ясени, белая и черная шелковица, а из кустарников кизиль, боярышник, крушина и т. п. От чащи деревьев и кустарников, перевитых цветами и травами, в глубине рощи иногда бывает так тихо, что слышно, как гусеница ест шелковицу, между-тем-как горлицы воркуют, жалобно ноет иволга и шумно плещется волнами Терек.

На одном конце рощи, к берегу, находится небольшая, но красивая Армянская церковь во имя Георгия Победоносца, с виноградным при ней садом. По воскресным дням, с раннего утра и до ночи, народ толпится у дверей церкви. Не только Христиане, но даже Кизлярские Тезики приходят в нее с приношениями. Армяне служат частые молебны, и недалеко от церкви «приносят жертвуя, зарезывая коров и баранов. Эту «жертву», разделив на части, они раздают, «по обещанию», нищим, оставляя лучшую часть себе на шешлык, который, посыпав перцом и сжарив на деревянном вертеле, съедают в роще, запивая чихирем, с обычными тостами. «По обещанию», Армянки ходят долгое время вокруг церкви, другие-же ползают на коленах, делая по десяти, двадцати и более кругов; многие приходят из домов в [183] рощу босиком, что иные делают даже и в зимнее время. На Святых-Буграх, как называют находящиеся близь церкви могильные холмы Армянских Праведников, ставят в землю восковые свечи. В темные вечера, эти могилы кажутся облитыми пламенем.

На другом конце Топольской-Рощи стоит ветхая Русская часовня с образом Пророка Илии. В Ильин-День, 20 июля, в часовне служат молебны. Стечение народа бывает более от Солдатской-Слободки и от Станицы.

Кизлярские жители, с детьми, женами и слугами, в Топольской-Роще встречают весну, провожают лето. Тогда в роще шумная оргия кипит до поздней ночи. Песни и пляски Грузинские, Татарские, Армянские, Русские, хлопанье в ладоши, крики и выстрелы оглашают лес. Под одним деревом гудит скрипка, под другим играет «саз» ¹⁰, далее стучит бубен, между-тем-как на полянах происходит борьба, джигитованье и беганье в запуски на конях и пешком. Один Армянин кувыркается, другой удивляет зрителей, перекатываясь через дорогу в виде бревна. Эти [184] штуки им нравятся не без причины. Были случаи, что многие Армяне таким способом ускользали от Чеченского плена, когда, на походном ночлеге, в глухой степи, хищники, отправляясь за другой добычей, оставляли их одних, связав арканом руки и ноги. Предание часто повторяет подвиг одного Моздокского Армянина Хачатура Тавакалова, который в летнюю ночь прокатился от Собачьего-Болота до Лащуринского-Карантина, что составит, глазомерно, около двух верст. Часовой на карантинном валу, приняв Армянина за крадущегося хищника, выстрелил по нем. Счастье, что в утреннем тумане ружье дало промах и тревога скоро подняла с постели Коммиссара, знавшего по-Армянски: а то-бы Русский штык на-веки лишил Хачатура удовольствия рассказывать про необыкновенное свое путешествие.

Прекрасны и дики виды берегов Терека, этого благодетеля Кавказской Области. Он досыта поит сады города, быстро движет крылья мельниц и приносит с Черных-Гор дубовые плоты. Осетры, севрюги, лососи, шемая, сазаны, карпы, щуки, судаки, усачи и другие большие и малые рыбы, живут и множатся в его глубоких омутах. Зимою Терек, извилистым ручьем, скитается от берега к берегу, по широкому руслу. Сайгак тогда перепрыгивает его, и Чеченец с арканом [185] беспрепятственно идет с того берега в Кизляр за добычей. Зато весною, когда солнце растопит снега родимых его гор, он вздувается, тучнеет, выливает из берегов. «Каюки», длинные лодки рыболовов, снуют тогда по его седой, вьющейся кольцами поверхности, которая иногда бывает выше площади города. В последнем случае, только фашинники и земляные валы левого берега, идущие на большое пространство, спасают Кизляр от потопления. Вода в Тереке мутна; но, отстоянная, чиста и легка.

Говоря о Тереке в смысле торговом, не-льзя не пожалеть, что он не судоходен. Судоходство по этой большой реке принесло-бы значительную пользу для Кавказского-Края.

При судоходстве Терека, Кизлярцы, сообщая России свои произведения сплавом к устью Терека, а оттуда морем до Астрахани, избавились-бы неудобства доставлять их до моря на арбах. Тогда и товары, получаемые Армянами на Нижегородской-Ярманке для себя и для торга с Кавказскими народами и частию с Персией, шли-бы в Кизляр водяным путем, а не по пустынным и песчаным степям Каспийским. Притом получение от моря строевого леса, перевозка которого на арбах от Шендруковской-Пристани ныне [186] обходится очень-дорого, произвела-бы реформу в построении домов в Кизляре, и тем уничтожила-бы безобразие в городе и уменьшила-бы болезни, развиваемые сырыми турлучными строениями и саклями. Наконец, судоходство это вполне уничтожило-бы: во-первых, большую половину издержек казны по доставке провианта для продовольствия левого фланга войск Кавказских, который в прежнее время отправлялся морем из Астрахани до Пристани-Шендруковской, лежащей от Кизляра в 60 верстах, а ныне, по признании этой пристани неудобною, отправляется к Пристани-Серебряковской, отстоящей от Кизляра около 150 верст и тоже признаваемой неудобною; во-вторых, самую Серебряковскую-Пристань, содержание которой требует от казны значительных сумм.

Для сделания Терека судоходным, стоило-бы только углубить немного какое-нибудь русло широких рукавов его, которые обмелели от ила, нанесенного в продолжение многих лет. В настоящее время, при действии водоотводного крыла Гауэрта ¹¹, искусственное углубление рукава Терека, при котором находится Кизляр, представляет [187] более удобства для инженеров и пользы для жителей города. Что-же касается до издержек на этот предмет, то, во-первых, денежный единовременный сбор с Нагайцев, на повинности которых лежит тяжесть перевозки низового хлеба от Пристани по многим магазинам Кавказской-Линии, во-вторых, срочная раскладка по торговым производствам и ремеслам Кизлярских жителей, простирающимся ежегодно на сумму около 590,000 руб. сереб., могли-б быть употреблены на приведение в исполнение этого предположения.

II.

Предания о названии Кизляра. Поселения Греков, Татар и Русских, по низовью Терека. Крепость Св. Креста. Кизлярская Крепость и основание города Кизляра. Причины быстрого распространения и развития города Кизляра. Набеги Горцев. Чеченский пророк Ших-Мансур, и сказание о его нашествии на Кизляр. Казы-Мулла. Хищничество Заречных.

О происхождении названия Кизляра нет точных исторических сведений, а живут у туземцев два предания. [188]

Какой-то Персидский Шах, услышав, что некоторые недовольные им Ханы слишком выхваляют его брата, созвал их на пир. По окончаний пира, он приказал ослепить гостей, на которых падали его подозрения, вместе с предметом их предпочтения. Увидев поднесенные к нему на золотом блюде глаза брата, он облил их слезами и засыпал червонцами, говоря: «Несчастный брат, теперь я буду любить тебя! ты Шаху больше не соперник!» Но слепец не остался на родине, а пошел молить Кумыков о мщении. Кумыкский Хан, его «кунак», созвал Горцев на жестокого Шаха. Берега Терека стонали от съехавшихся к набегу панцырников. Уздени Чечни, Кабарды и Башилбая, Кумыки, Казы-Кумыки, делили заранее Персию, оставляя слепцу, по желанию его, глаза брата. Вдруг мстителя не стало. За чашкою шафранного плову с фазаном, страдалец скончался в мучениях. Не сомневались, что Шах подослал отравить брата, что подтверждалось бегством одного из «нукеров (оруженосцев)», служивших при столе слепцу в час его смерти. Верные нукеры, похоронив своего Падишаха на берегу Терека, подле Кумыкского аула, сами не возвратились в Персию, страшась преследования Шаха. Они разделили сокровища покойника поровну, и занялися торговлей, поселившись подле той самой Кумыкской деревни, где схоронили слепца. С-тех-пор, будто-бы, [189] место это назвалось от Кумыков «Кызыллар» и «Кюзлар». Первое название, означая, по переводу с Кумыкского, «красные», указывает будто на красные бороды Персиян, а второе, означая «глаза», по переводу с тогоже языка, увековечивает страшную память о слепом брате Персидского Шаха. Предание не помнит имен этих братьев-врагов. Но если в нем действительно есть что-нибудь истинное, то оно весьма легко может относиться к Кизлярским Тезикам, которые считаются давними жителями города и некогда были очень богатыми купцами.

Другое предание о названии Кизляра говорит, что в рукав Терека, при котором стоит город, бросились две Русские девушки, пленницы какого-то Кумыкского Хана, предпочитая смерть неволе быть женами Татарина. С того времени, будто-бы, место гибели красавиц названо Кумыками «Кызлар»: что, по переводу с Татарского на Русский, значит «девушки». Предание, описывая красоту одной из этих пленниц, украденных Кумыком из «Сары-тау» (= Саратова), говорит, что она имела волосы на голове длиннее своего роста.

По низовью Терека живет издавна народ Татарского поколения, называемый Кумыками, Казы-Кумыками, Кумыхами. Ни история, ни народные [190] предания, не означают определительно времени, когда он здесь поселился. Еще Птоломей, в свое время, писал, что по приморским рукавам Терека живет народ «Ками» или «Каман». Впрочем, сами Кумыки называют себя «детьми Золотой Орды» (Кипчак-аул): что и вероятно, судя по употребляемому ими Татарскому наречию, отличному от Нагайского.

Как-бы то ни было, есть предание, что за Тереком, ближе к морю, у так-называемого Мыса-Аграханского, не слишком давно существовал Греческий город Ставрополь («Крестный-Город», или «Город Креста»), жители которого, Христиане, по вторжении в страны Каспийские, Исламизма, были истреблены или выгнаны с своего пепелища. Действительность существования этого города доказывается тем, что одно урочище у Аграханского-Мыса и теперь называется тамошними жителями «Хут» и «Учь», что значит «Крест», и тем также, что Епископы Астраханские, в начале XVIII столетия, назывались, конечно по нем, «Ставропольскими». Нынешний Ставрополь, областной город Кавказской Области, не мог в то время входить в состав Астраханской Епархии, потому-что основание его относится к 1777 году, времени учреждения Кавказской-Линии. [191]

Поселения Русских по низовью Терека начались после завоевания Астрахани, в царствование Иоанна Васильевича Грозного. Когда Волжские разбойники, страшась наказания Царя, разбежались «по всем концам», великая дума повела Ермака в Сибирь, а Атаман Андрей, с многочисленною шайкою, удалился по Каспийскому-Морю к Кавказским-Горам, где «засел» на Сундже в одном укрепленном городке, вырезав в кровопролитном рукопашном бою всех его жителей. Здесь долго управлялся он огнем и мечем с Горцами и Татарскими Мурзами, не хотевшими по отдаче Астрахани покориться России и блуждавшими в Заволжье и степях Терских. В награду за такие подвиги, Царь простил Казакам прежние разбои по Волге, и, стараясь усилить народонаселением и защитою Каспийский-Край, перевел их с Сунджи на устье Терека, где был уже Кумыкский городок Терки с деревянными стенами и башнями. Оставленное Казаками укрепление на Сундже и поныне называется Андреевою-Деревней, по имени их удалого Атамана. В смутные времена России, при Самозванцах, Терские Казаки, в соединении с Волжскими и Донскими, помогали Самозванцам. Принимая охотно к себе всякого, приходившего к ним на удалое житье, Терские Казаки вскоре так размножились, что городок Терки, заселенный прежде Кумыками, Армянскими [192] купцами, небольшим числом Московских стрельцов и других Русских, сделался большим городом, широко расстилавшимся над самым морем.

В царствование Годунова, Русские строили Крепость Ендери, на реке Койсу, около Тарков; но отбиваемые Горцами, более Тарковскими Дагестанцами, не имели успеха. В 1722 году, Петр Великий, возвращаясь из Персии, на землях Шамхала Тарковского, давшего присягу на верноподданничество России, построил около реки Сулака, в 35 верстах от моря, правильную Крепость Св. Креста. Он назвал ее так в память древнего Ставрополя, находившегося около тойже реки. Для защиты этой Крепости, называемой в просторечии Сулаками, он перевел в нее казаков и гарнизон из Терков, в которых вскоре после того мстительными Дагестанцами срыты были до основания все башни и укрепления, а море потопило и самое место, где в ежедневной брани с Дагестаном, Кумыками и Нагайцами, кипела жизнь буйной вольницы.

В 1725 году, Шамхал Тарковский Адиль-Гирей, по внушению Турков, с 30,000 Горцев напал на новую Крепость Св. Креста; но, разбитый Генерал-Маиором Кропотовым, был взят в плен, и за измену отправлен в Колу в заточение, а Тарки, [193] его резиденция, разорены до основания. Чеченцы и Кисты, возвращаясь допой из-под Крепости без славы и без обещанной Адиль-Гиреем добычи, разграбили и сожгли Кизляр, торговое поселение Персиян и Армян, слившееся в-одно с Кумыкскою деревнею, подле которой, по преданию, похоронен Персидский слепец и утонули Русские девицы. Торговля этой колонии с Горцами, с Персиею, с Тифлисом, и сношения с Астраханью, не могли укрыться от дальновидных взоров Петра. Жалея о разорении Кизляра, он, в защиту его на будущее время, повелел подле него строить Крепость. Это было исполнено в 1730 году, с которого и должно посему считать время настоящего основания Кизляра. Смертность от нездорового климата в Крепости Св. Креста, а главное мирный и союзный трактат, заключенный в 1735 году при Гандже с Персией, были поводом, что гарнизон из ней переведен в Кизлярскую Крепость, а Терские Казаки поселены подле Кизляра. С того времени город начал распространяться.

Выгодный торг с Кумыками, Нагайцамй и другими народами, рыбные ловли по Тереку и Каспийскому-Морю и близкое соседство Крепости, в которой при набегах хищников можно было скрываться с своим наиболее драгоценным [194] имуществом; все это в скором времени умножило город новыми поселенцами и сделало его складочным местом товаров для торговли с Кавказскими народами и с Персией. Армяне и Грузины селились в нем преимущественно, убегая непостоянства и деспотизма властителей Ирана. Казанские Татары пришли после чумы, постигшей их город. Окочирцы, Черкесы и другие Горцы, привлекаемые базарами Кизлярскими, селились один-за-другим в соседстве с Армянами. Притом, еще с давних времен Персияне и Индийцы, не говоря уже об Армянах, прокладывали себе по степям Терским дорогу в торговую Астрахань, где богатела тогда известная Востоку и Западу Джульфинская-Компания ¹². Увлекаемые большими выгодами, они охотно оставались в России. Русское Правительство дозволяло им селиться в Кизляре и Астрахани, оставляя на волю их принятие верноподданничества. Садоводство, виноделие, шелководство, оружейничество, скорнячество и другие рукоделия и ремесла, кроме торговли и рыболовства, сделались привычными занятиями поселенцов. Кроме торговых оборотов Джульфинской-Компании, многие Кизлярцы участвовали в Персидской [195] Торговой Компании ¹³, которая учреждением своим оживила мысль преобразователя России о нашей Восточной Торговле. По таможенным выводам видно, что в 1760 году, при существовании этой Компании, привоз и отпуск в Астрахани и Кизляре простирался на сумму до 390,000 р. асс. Льготы, дарованные Правительством всем вообще Армянам, селившимся в России, заключавшиеся между-прочим в малых пошлинах по торговле и даже беспошлинности во многих случаях, и наконец долговременная совершенная бесподатность Кизляра ¹⁴, довершают объяснение быстрого распространения этого разноплеменного и разнохарактерного города. [196]

Крепость Кизлярская не всегда могла защищать горожан от нападений Горцев, тем-более что набеги были по-большой-части нечаянные. В 1770 [197] году, Кисты напали на Кизляр во время самой рабочей поры в садах, и увели в плен много Армян и женщин. Наказанные нашим отрядом, они возвратили часть пленных, «замирились», и дали в Кизлярскую Крепость аманатов. Но спустя год, аманаты бежали из Крепости, и новое нападение Кистов на Кизляр было ужаснее, потому-что они, забирая достояние жителей, не брали их в плен, а убивали, не щадя ни пола, ни возраста. В 1773 году, Джунгутевский Кумыкский Князь Али-Султан, переправясь осенью через Терек ниже Кизляра, на рассвете ударил на город. Пока распространилась тревога и помощь Терского Войска и Крепости пришла на защиту, крайняя часть Арментира уже пылала, и половина хищников, обремененных пленными и добычею, успела переправиться за Терек. В 1777 году, Чеченцы от Сун-джи, переправясь через Терек также ниже Кизляра, сделали подобное опустошение в квартале Кизлярских Тезиков. В 1785 году, был набег Чеченцев, памятный не столько по разорению, сколько по ужасу, наведенному на Кизляр и его окрестности. Много подробностей рассказывают в Кизляре об этом набеге.

Около 1785 года, явился между Чеченцами некто Ших-Мансур. Неизвестно достоверно, был ли он Турок, подосланный враждебною тогда [198] нам Портою, для поднятия Кавказских Горцев на Русских, возбуждением в них мусульманского фанатизма, или, по преданию, пастух Чеченский. Как бы то ни было, а Горцы признали его пророком, вооружились по его призыву, и таскались за ним, как кровавый хвост за кометой. Он до того успел овладеть этими дикими сынами гор, что одно слово его, одно мановение, заставляло их без сопротивления, без ропота, бросаться на железные стены Русских штыков и под картечным градом устилать трупами поля жестоких битв. Для примера силы верования в этого необыкновенного человека довольно привести следующий случай. По разгромлении одной станицы на Тереке, несколько Башилбайцев утаили часть добычи, которую они должны были после набега принесть к Ших-Мансуру, в ожидании общего дележа. Ших-Мансур сказал им будто-бы следующую фразу: «Смерть за ложь Пророку, или идите в свои горы стругать кинжалами палочку (то-есть — лежать на боку)!» Башилбайцы, разбойники, славящиеся на Кавказе воровством и варварством, молча сложили к ногам Мансура солдатские патроны и награбленную медную посуду, и, вышед из толпы, застрелились один-за-другим.

Окруженный грозными тысячами таких послушных воинов, Ших-Мансур приближался к [199] Кизляру, в измерении сделать его жителей Магометанами, или истребив их, в случае сопротивления, сравнять Город и Крепость с степями. Недалеко от Кизляра за Тереком остановился лжепророк шумным станом.

Есть рукопись очевидца «О нашествии Чеченского Пастуха-Волка Шиха», сложенная каким-то Грузином. Брань и проклятия на «Пастуха-Волка Шиха» встречаются в ней на каждой странице. Вот как описывается там развязка хищнического набега.

Кизлярцы трепетали, как лист на шелковице. Всяк, кто только мог вооружиться и сесть на коня, сбирался на защиту. Стариков, жен и детей, приняли в Крепость, куда поместили присутственные места и казенные вещи. Чиновники гражданские вооружились. Армяне, Грузины, Персияне и другие жители, зарывали все ценное в землю. Не зная пункта нападения, Терские Казаки, Русские, Грузины, Армяне, Окочирцы, Кристиаульцы и прочие жители Кизляра, собирались вооруженными толпами к Тереку, в разных местах. В Крепости подняли мосты. Фитили дымились у пушек. С большою осторожностью впускали в Крепость, еще с большею выпускали. По часто вкатываемым в Крепость арбам, нагруженным вином, печеным хлебом и баранами, можно было догадываться, что Коммендант, [200] предвидя невозможность отразить силу силою, замышлял долгую оборону…

В этом месте сказания, Грузин, упоминая о чихире, взятом в Крепость из его бочек, так озлобился на «Пастуха-Волка», что называет его «сыном собаки и мыши».

По ночам виднелись пожары окрестных деревень и станиц, слышались выстрелы и песни «бузаира» ¹⁵, приносимые по ветру быстрым током ветвистого Терека. Внимая этим звукам, Крепость принимала оборонительное положение, боясь нечаянного нападения. При пробе крепостных орудий, Армянки от страха падали на землю десятками, и в этой суматохе открылось, что под женской чадрой пришел в Крепость мужчина. Опасаясь измены, Коммендант сделал осмотр. Женщины, молодые и старые, проходили мимо его без чадр, [201] вопреки обычаям Востока. В-следствие этого осмотра, более десяти молодых Армян, скрывшихся под женскими чадрами, принуждены были оставить убежище, огражденное стенами и обставленное пушками…

Утром, рано, на другой день ожиданья, тучи пыли взвились за Тереком. Крепость ощетинилась. Козаки переправлялись за реку на встречу врагу, заклиная друг-друга не выдать аркану и шашке жен и детей, не дать огню родных саклей и падать «спиною в Терек», если не одолеют «Пастуха-Волка». Татары, Кристиаульцы и Окочирцы, стали стеной на нашем берегу. Все прочие залегли в Топольской-Роще, Коммендант, бегая с Плац-Маиором по валам Крепости, смотрел в подзорную трубку. Женщины плакали, дети кричали, старики молились. Священники Русские и Армянские, ходя с образами по стенам, пели молитвы и кропили Христиан святою водою. Все суетилось, шумело и бегало. Одни Русские солдаты, молча стояли рядами, посматривая на ружья и привинчивая покрепче штыки…

Без пищи и чихиря весь день дожидали «Пастуха-Волка», всю ночь без сна, и потом разошлись по домам, не дождавшись Шиха, который, ограбивши две станицы на Тереке и сжегши [202] несколько деревень, внезапно ох Кизляра бежал в Горы…

Сочинитель, в заключении, очень досадует, что «Пастух-Волк» отделался так дешево, и что Кизлярцы не напутствовали его в обратный путь, как следует, по-Русски.

Но этот очевидец нашествия на Кизляр Ших-Мансура забыл еще сказать, что авангард Шиха или отдельная толпа его скопищь переправилась чрез Терек далеко ниже Кизляра, разграбила и зажгла сакли на виноградниках, где ныне находится сад Тавакелова, и что при этом случае один Армянин, уходя от Горцев из садов в город, упал с лошади, и умер, как говорит Армянское предание, на дороге со страху.

В народе рассказывают, что Горцы, подходившие с Ших-Мансуром к Кизляру, потонули внезапно в болотах за-Терских, которых высокие камыши показались им ночью за город, и что притом каждая камышина издавала голос человеческий и, наклоняясь во все стороны, забивала в трясину храбрых панцырников. Их оружием, шлемами и башлыками, говорят, наутро покрыты были все болота за Тереком. [203]

Объясняя эту чудесную сказку естественным ходом вещей, можно думать, что «белат» ¹⁶, подводя толпы к городу скрытным путем, чтобы ударить с неожиданной стороны, был обманут своею памятью и темною ночью. Легко могло случиться, что он зашел в болота, часто непроходимые при разлитии Терека, который, при таянии льдов и снегов Кавказских, не однажды в год выходит из берегов, образуя в степях озера и топи. В 1768 году, Генерал Потапов, для защищения Кизляра от нападения Черкесов, нарочно пустил воду из Терека, разрушив плотину, удерживавшую стремление реки в канал Борозду, сделанный для напоения чалтуков и виноградников. Но вероятнее внезапное и быстрое отступление Ших-Мансура объясняется полученным известием о прибытии на Сунджу Полковника Перси с трех-тысячным отрядом. Горцы должны были бежать от Кизляра на защиту своих аулов. Несколько Горцев могло и утонуть в болотах; а оружие этих разбойников, находимое после за Тереком, могло быть точно потеряно или даже и брошено в поспешном их отступлении. [204]

Полковник Перси, завлеченный в лесистые дефилеи, погиб со всем своим отрядом в жестокой сече с Горцами. Турция увлекла потом Шиха на защиту Анапы, где он был взят Русскими в плен, и отправлен, по повелению Императрицы Екатерины II, в Соловки. Между Чеченцами ходит предание, что Ших-Мансур возвратился назад в горы. Может-быть, это был какой-нибудь самозванец.

В 1831 году, Кизляр пострадал от другого Фанатика Казы-Муллы. В сентябре месяце, под предводительством его, толпы Горцев переправились в одно время в трех местах через Терек. Одна толпа устремилась на Татарский-Квартал, другая на Станицу, а третья на Топольскую-Рощv, где тогда ходило много гуляющих; сам-же Казы-Мулла с главными силами оставался за Тереком.

Это было в воскресенье. Спокойно возвращались домой Армяне из церквей от обедни, а Терские Казаки и Кристиаульцы, в приходе которых литургия оканчивается ранее прочих церквей, сидели за обедом. Ружейная пальба и гиканье Горцев вдруг раздались в Кизляре и смешались с отчаянным воплем испуганных жителей. Все встревожилось, бросилось к оружию, закипело в [205] рукопашном бою. На улицах и в домах забирали в плен безоружных, детей и женщин. В ближних к Тереку саклях многие не успевали встать от обеда и падали с нар под шашками хищников. Один несовершеннолетний казак, отстреливаясь в сакле, убил шесть Горцев, пока его успели «достать». Подобный отпор был общий в Станице. Жители, бросая домы и имущество, бежали в Крепость. Священник и Дьякон Успенской Армянской церкви, выходившие последними из храма, были встречены кинжалами. Священник, седой старичок, после тревоги был найден стоящим у стены на паперти.

Не более двух часов продолжался этот набег. Хищники ограбили Русский монастырь, две Армянские церкви, Успенскую в Городе и Георгиевскую в Топольской-Роще, многие лавки и дома, и обремененные добычею, пленниками и убитыми своими товарищами, которых Горцы, по обычаю, уносят с собой, шумно переправились за Терек. Многие из Кизлярцев и до-сих-пор находятся в плену.

Пожара не было. Грузинская-Слобода и вообще части Города, отдаленные от Терека, не потерпели вреда. Набег был так неожидан, решителен и скор, что Кизлярцы до-вечера не могли [206] опомниться от испуга, и только трупы в домах и по улицам и следы ужасной суматохи разуверяли их, что то было не страшный сон, не виденье. Число хищников одни полагают до 800, а другие до 2,000. В мае месяце тогоже года, при нападении на Тарки и Крепость Бурную, отстоящих от Кизляра не более как на 120 верст, с Казы-Муллою было 8,000 Горцев.

Хищничества в малом виде, состоящие в уводе двух-трех человек и в угоне скота, происходили в Кизляре прежде очень-часто, особенно в те времена, когда Линия была менее устроена в военном отношении.

Вот для примера один из множества подобных случаев, живущих в памяти Кизлярцев и раскалываемых вместо анекдотов.

В одном из садов, которые простираются по Тереку на несколько верст, Армянин, по прозванью Сокур, поздним вечером дожидал своего приятеля к ужину. Перед ним на нарах, покрытых худым ковриком, в длинношеей тыкве стоял чихирь, между деревянными чашками с чуреком и «бишляком» ¹⁷. Послышав стук у [207] дверей, которые для предосторожности были заперты извнутри деревянным засовом, Сокур посмотрел в железное окно и спросил: «Ты, Аствацатур?» Услышав голос приятеля, он поспешил отодвинуть засов. Дверь со стуком отворилась. В саклю вошли два Чеченца, и за ними на аркане, с распоркою в зубах, со связанными назад руками, действительно Аствацатур, которого они, рыская по садам, взяли не далеко от Сокурова жилища. Один Чеченец бросился снимать оружие, висевшее на стене, а другой накинул аркан на шею хозяина, связал ему руки и, чтоб перервать отчаянный крик его, заложил также распоркою рот. Безмолвные мольбы Армян и слезы их не тронули Горцев. Хищники ограбили саклю, потушили в ней огонь, и повели пленников в соседний сад. Под деревьями стояли уединенно две сакли, и в одной светился огонек. Хищники тихо подошли к мерцавшему во тьме окошку и, устремив обнаженные кинжалы на пленников, шопотом предложили им на выбор: или умереть в туже минуту, или вызвать соседа из сакли. Затем освободили их зубы от распорки, и снова произнесли свои угрозы. Животолюбивые приятели предпочли предательство смерти. Сосед, как и они, попал на аркан; жилище его было разграблено. Окольной тропой потащили Чеченцы всех троих к Тереку, повесив на плечи их свою тяжелую [208] добычу. У берега смирно стояли сбатованные кони хищников. Посадя с собой позади седла по одному Армянину, а остального привязав к хвосту лошади, Чеченцы переплыли быстрый Терек. Сокур, потерявши баланс под тяжестью медных кувшинов, нацепленных на него вместе с боченком кизлярки, свалился с коня и канул в Терек. Остальные пленники проданы были на Андреевском-Базаре за соль и порох. Долго переходя из рук в руки, они наконец выкуплены были знакомыми Моздокскими Армянами.

В настоящее время, подобные происшествия остаются только в воспоминаниях жителей Кизляра…

Ю. Шидловский.

Комментарии

1. Так называют высокий шест, на котором навязан смоляной боченок, или солома упитанная дегтем, или-же пук сухого хвороста. Сторожевой казак, завидя хищников зажигает «маяк»: этот сигнал передается быстро от пикета к пикету, и казаки спешат на защиту к пункту тревоги.

2. По этой дороге, учрежденной в 1838 году, происходит сообщение с отрядными войсками нашими, находящимися на левом фланге Кавказской-Линии. Станции содержатся на счет казны. Министерством В. Д. вменено в обязанность Областному Начальству закрыть их, когда, по военным обстоятельствам, не будет в них надобности.

3. Из Терека, в 7 верстах выше Кизляра, прорыта канава для напоения северных городских садов и полей. Канава эта, сильным в нее стремлением вод Терека, образовала реку Борозду, из которой, в 1813 году, вырвался, в направлении к северу, быстрый и большой поток, который впал в Каспийское-Море. Поток этот назван Прорвою.

4. У бывшего Станичного Атамана Мещерякова хранилась копия с челобитной Терских Казаков о построении у них храма. По своему изложению и древности она достойна замечания. Вот список с этой копии: «Государю, Преосвященному Илариону, Астраханскому и Терскому, Пензенскому, Саратовскому, Тамбовскому, Козловскому и Корсунскому. Бьют челом холопи и сироты Великого Государя, Терские Казаки: Спирька Топор, Ивашка Сапун, Егорка Нечаев, Гришка Нос, Сидорка Иванов, и все казаки, холопи и сироты Великого Государя. В прошлом государь, в 1740 году, напали на нас, холопей и сирот Великого Государя, бусурмане Татары, сожгли святую церковь, увели у нас, холопей и сирот Великого Государя, попа Лавра, и великое разорение причинили. Великий Господин, Преосвященный Иларион, Астраханский и Терский, Пензенский, Саратовский, Тамбовский, Козловский и Корсунский! Пожалуй нас, холопей и сирот Великого Государя: вели церковь новую во имя Николая Чудотворца построить, и пришли нам, холопям и сиротам Великого Государя, другого попа за Лавра. Вели, государь! смилуйся, и пожалуй».

5. Белое покрывало, окутывающее Армянок и Грузинок с головы до ног.

6. Весною вынимают виноградные лозы из гряд, куда они бывают зарываемы на-зиму для сбережения от морозов, и ставят при каждой лозе тонкие колья, которые называются «торкалами». Потом, когда лозы поднимутся и разовьются, подвязывают их на техъже торкалах, что делается несколько раз в лето и называется «зеленою подвязкою».

7. «Чуреками» называются пшеничные тонкие небольшие лепешки, приготовляемые в Азии вместо наших хлебов, которых там не умеют делать. Армяне пекут и такие чуреки, которые бывают более двух аршин в поперечнике. Они не скоро портятся и довольно вкусны. «Падржаны» (solaтum melongena) имеют цвет фиолетовый, переходящий в зеленой, а формою похожи на огурцы. Эти плоды составляют любимое кушанье Армян. Их маренуют, варят в сахаре и в мясных похлебках. В последнем случае употребляют несозревшими.

8. «Барантою» называется между Горцами похищение людей и скота за подобное-же похищение. Бараита переходит иногда из рода в род. Убийства и пожары сопровождают нередко это удальство.

9. Положение 1835 мая 17. С. З. (изд. 1842) т. IX ст. 915, прим. 4.

10. Музыкальный инструмент наподобие торбана. На «сазе» играют не пальцами, а тоненькою тростинкой, сделанною наподобие пищика в кларнете.

11. В 1824 году, под надзором Чиновника Корпуса Путей Сообщения Гауэрта, устроено водоотводное крыло для удержания вод Терека, которые сильно стремясь из него в рукав Борозду и вытекающую из оной Прорву, наводняли прибережные поля и виноградники. Действием этого крыла вода заметно устремляется в Терек и быстриною очищает его русло, засоренное илом в-продолжение нескольких десятков лет.

12. Торговое Армянское Общество, основавшееся в Астрахани около 1672 года.

13. Общество, учрежденное, около 1755 года в Астрахани, для поддержания Русской Промышленности.

14. В 28 день октября 1 799 года, дарованы Высочайшие грамоты Армянам многих городов Империи, в том числе одна жителям городов Астрахани, Кизляра и Моздока. В грамотах прочим городам изображено было определительно, что живущие в них Армяне, какого-бы они звания ни были, увольняются от государственных податей и служб на десять лет. Но в грамоте, дарованной Армянам Кизлярским, Моздокским и Астраханским, срока этой льготы не определялось: почему они и не были обложены никаким окладом, ни по мещанскому, ни по поселянскому званиям, тогда-как прочие Армяне, по окончании срока их льготам, стали вносить в казну подати на основании законов. Главноуправлявшие Грузиею, Генерал Ермолов и Князь Варшавский Граф Паскевич-Эриванский, представляли Министерству Финансов о необходимости прекратить преимущества, предоставленные Армянам Кавказской области и Астраханской губернии, на том основании, что Армяне Грузинские и областей присоединенных от Персии к России не пользуются никакими исключительными привиллегиями. Министр Финансов представлял о том Комитету Министров, на журнал которого, в 29 день марта 1827 года, последовало собственноручное Высочайшее повеление: «дело об Армянах передать в Государственный Совет, с тем чтоб решен был вопрос: справедливо-ли дать пришельцам вечные преимущества пред коренными Русскими». Государственный Совет, мнением Высочайше конфирмованным 17 Февраля 1828 года, признал, что никакие привиллегии бессрочными быть не могут. В следствие того, Комитетом Министров, с Высочайшего утверждения от 2 июня 1831 года, постановлено: льготу, на основании грамоты 1799 года, оставить за теми из Кизлярских, Моздокских и Астраханских Арамян, которые во время состояния грамоты находились в городах Кизляре, Моздоке и Астрахани, не распространяя однако на их потомство; всем-же прочим Армянам, считающимся как в Кизлярском, так и в Моздокском и Астраханском Обществах, пользующимся льготою, предоставлено на волю: или в-течение шести месяцев вступить в вечное подданство России на общем основании, или быть в качестве неторгующих иностранцев. Таким-образом, Армяне Кавказские и Астраханские, исключенные из привиллегии 1799 года, вступивши в подданство России, согласно с Высочайшим Указом от 21 мая 1836 года, уравниваются постепенно в платеже государственных податей с прочими подданными Империи.

15. «Бузаир» — «бражная песня». «Буза» значит собственно «просо», из которого Горцы приготовляют хмельную брагу, а «ир» — «песню». Сваренная с башилбайским медом диких пчел, имеющим сильное одуряющее свойство, «буза» считается лучшею. Отправляясь в набег и на безопасных привалах, Горцы пьют с излишеством «бузу», стреляя из ружей и распевая перекликающимися хорами «бузаир», которого напев дик и протяжен, а содержание по-большой-части составляют подвиги какого-нибудь удальца и разбойника.

16. То-есть, вожатый. От опытности его и расторопности зависит успех набега. Он всегда впереди, то на коне, то пеший. Удача набега дает ему две доли добычи.

17. «Бишляком» называют Кизлярцы «горской сыр». Осетинский почитается лучшим.

Текст воспроизведен по изданию: Записки о Кизляре // Журнал министерства внутренних дел, № 11. 1843