ПЛЕТНЕВ А.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ОБ ЭКСПЕДИЦИИ 1857 г.

В ДИДОЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ

23-го августа. Эльбакис-Мейдан. Урочище Эльбакис-Мейдан, выбранное генералом для ночлега, представляло огромную площадь. на которой отряд наш, состоявший почти из 9-ти батальонов, разместился совершенно свободно; по обеим сторонам урочища шли узкие глубокие овраги; обогнув площадь, они соединялись в одно общее ущелье; ущелье это тянулось верст на восемь, — до Ори-Цхали; на дне ущелья, то пропадая между грудами каменника, то скрываясь за видавшимся утесом, извивалась какая-то речка: левая сторона ущелья — обрывистая и покрытая густым лесом, была в тени, — правая, наполовину залитая последними лучами заходящего солнца, шла значительно положе. На пожелтевших пашнях, местами хлеб бы и собран в снопы, а местами свезен в небольшие копны. — За ближним отрогом, верстах в двух, или трех от позиции, отчасти над речной, отчасти по косогору виднелось селение Хибия; огромная, серая башня резко выделялась на желтом фоне пашен; далеко, за Ори-Цхали чуть-чуть замечалось Хупро.

Начало смеркаться. Дальние горы, замыкавшие ущелье, приняли какой-то нежно фиолетовый отлив; лес посинел; а вот на дальних отрогах и он стал сливаться с фиолетовыми горами, Хупро затянуло какой-то голубоватой мглой, ущелье сделалось мрачным; сыростью потянуло от речки; над головами уже сверкало несколько звездочек. С наступившей темнотой в глубине ущелья показался огонек, вероятно, разведенный сторожевым пикетом горцев.

Вдруг получилось приказание: приготовить сейчас же для полупудовых мортир две площадки, — на скате, обращенном к Хибии.

— Что-то будет дальше, с недоумением спрашивали мы друг друга, посматривая на торопливую работу сапер. Пришли артиллеристы с треногой, ведром и двумя мортирами.

Припоминая Волково поле и вообще теорию стрельбы из мортир, мы уже затеяли спор: аршинной или двух аршинной длины будут трубки и каким образом артиллеристы в подобном случае ухитрятся воспламенять стопины, — но, к удивлению, гранаты были обыкновенные, трубки тоже; фейерверкер уверил, что и состав трубок обыкновенный, — что за дьявольщина!

— Да в кого, любезный, вы намерены стрелять, — вскрикнули мы почти в один голос.

— Да, вон.... ответил артиллерист, покатывая на чуть-чуть мелькавший огонек в глубине ущелья.

Ах, Боже мой! — проговорил задумчиво молоденький прапорщик, да ведь мы тысячи на три фут выше.

— Тем лучше! в корпусе нас учили стрельбе из мортир снизу вверх, теперь посмотрим, как это делается обратно.

Около мортир собралась большая группа офицеров. Начальник отряда стоял несколько поодаль.

— Позволите стрелять? обратился к нему артиллерист. когда мортиры были установлены и заряжены.

— Стреляйте.

Раздался выстрел, мортира с легким звоном подпрыгнула; граната, оставляя позади себя узенькую огненную полоску, высоко взвилась над ущельем; вот она, как будто нехотя, описала параболу и быстро начала спускаться, но далеко не долетев до одного с нами горизонта, лопнула в воздухе; вторая граната не была счастливее, да и все они, числом шесть или восемь, удивительно как походили одна на другую.

— Довольно! послышалось со стороны начальства. Мортиры затихли. — Разве нет средств заставить гранаты лопаться внизу?

— Нет! По крайней мере под рукой, отчетливо говорил артиллерист. А затем тренога с отвесом, ведро с водой и две мортиры отправились на покой.

— Что же это такое, господа, в самом деле? Неужели фарс? вопросительно бормотал прапорщик скажите хоть вы, продолжал он, обращаясь к артиллеристу.

— Вы были в отряде, когда жгли селение Кемеш, сказал артиллерист, видимо уклоняясь от прямого ответа? [151]

— Как же.

— Слышали выстрелы единорогов в самом селении?

— Еще бы! тем более, что селение было брошено и нас очень занимало, кому бы это могли салютовать артиллеристы.

— Это нас заставили стрелять из единорогов ядрами, в сложенную насухо из камня башню.

— И что же?

Да то, что после нескольких выстрелов один из лафетов треснул: ну и порешили, ядро бросить в речку, а башню развалить рабочими. Около этого же времени поставили стрелять от селения Шопихо, через Ори-Цхали картечными гранатами, когда расстояние до горцев было не менее 550 сажен; конечно, один из лафетов тотчас же треснул.

— Скажите, пожалуйста, что было причиной подобного приказания?

— Причина, по видимому, очень простая: горцы обыкновенно открывают огонь на огромное расстояние ядра и гранаты не только не долетают, даже и перелетают за наши колонны: следовательно, мы, как специалисты по этой части, должны были бы после нескольких выстрелов прогонять горцев: на деле же выходит совершению другое: никто из нас даже и не пытается отвечать на выстрелы; вот и пришла кому то в голову идейка — заставить хоть раз артиллеристов стрелять так далеко, как стреляют горцы, ну и заставили ... и лопнул лафет...

— Не будучи специалистами по этой части, мы сочло бы лучшее не принимать спора, хотя в душе каждый невольно подумал: так для чего же тогда брать артиллерию в отряд, когда при быстрых пере-движениях, она исполняет исключительно обязанность тормоза?

— Верьте мне, заговорил вдруг усатый капитан. вот уже более двадцати лет, как я таскаюсь по этим горам, следовательно человек бывалый, но ни разу не помню, чтобы единорожки оказались действительно полезными, тогда как при передвижениях лошади, не привыкшие к горным тропкам, то и дело валятся в кучку; вот и крикнут: стой! и прикажут поправлять дорогу, да вытаскивать разбитые зарядные ящики, а сколько раз на себе приходилось перетаскивать эти орудия.... Капитан вошел в азарт и плюнул…

— А что, господа, пора бы подумать и о Кахетии? ведь уже последние числа августа... того и гляди — выпадет снег.

— Сегодня что-то много толковали о капучинцах, кажется, после сожжения Вецаля и Хибии намерены зайти к этим жидам.

— Ну, вот еще что выдумал! Напротив, генералу, кажется, хочется вернуться восвояси кодорским ущельем...

— В самом деле — довольно побродили, а то уж и сухарей вовсе нет; глинтвейна тоже сварить не из чего; «не пецытеся убо на утрей, утрей бо собою печется», говорится в св. писании; и, как младенец, и поверил, вот и жду каждое утро, не выпадет ли небесная манна, а пока питаюсь одним мясом.. Хоть бы генерал сжалился и выбрал для разнообразия позицию, где можно было бы пустить себя на подножный корм...Что смеетесь?... В первом периоде экспедиции привели нашу колонну на урочище, Черемшастави.... черемша в аршин, да толстая и в цвету... букет слышен за версту; как пришли, так и полегли, покуда каждый вдоволь не насытился, а потом тут же и палатки разбили — раздолье! В животе — черемша, под боком — черемша, во сне — черемша, а на другое утро, уходя, накосили целые вьюки этого сокровища, до самой Андаразани хватило!

— Скажите, пожалуйста, капитан, обратился к нему прапорщик ведь вы с ротой были на днях при разорении Инухо.

— Был.

— Что такое там рассказывают про какую-то пещеру?

— Ах, это забавная была штука, заговорил более веселым тоном капитан: представьте себе, два или три горца забрались в пещеру, как раз против селения, да и давай строчить наших: видим, дело скверное: что ни выстрел, то раненый или убитый, а откуда посылаются пули — незаметно; наконец, принуждены были вызвать несколько охотников из тушин открыть горцев.

Тушины молодцы на этот счет, мигом сообразили в чем дело и через полчаса оцепили пещеру; единственный доступ к пещере был по очень узенькой тропке; брать грудью — не стоит; вот и пустились на хитрости. Сначала пробовали пробить отверстие в своде пещеры, — не удалось: оказался слишком толстым; потом с помощью шестов бросали сверху зажженные снопы хлеба в пещеру, надеясь дымом удушить горцев: но горящие снопы тотчас же выкидывались обратно; наконец, попробовали взять открытою силою, но первые два или три смельчака заплатили жизнью. Что тут делать?... А между тем солнышко садится, пора и в лагерь возвращаться, но как бросить затею, тем более, что месть требует крови...

Думали, думали, да и придумали-таки штуку. Три тушина осторожно взмостились над пещерой караулить горцев, четвертый же, должно быть, самый хитрый из них, стал осторожно подвигаться к пещере по тропке; когда он подошел вплоть до ее окраины, то начал понемногу выдвигать ствол своего ружья вдоль пещеры, таким образом, что если бы лезгин вздумал схватить его, то неминуемо открылся бы сидевшим на верху тушинам. Едва успел хитрец выставить свое ружье, как вдруг грянуло три выстрела; в тот же момент смельчак с гиканьем ворвался в пещеру и без особенного труда заколол двух остальных, совершенно растерявшихся от этой проделки.

Говорили, что это был мулла с двумя сыновьями.

— Нечего сказать, хитрая голова был этот тушин! заговорил один из офицеров: голова достойная быть на плечах у самого К...

— Кто это такой К....? спросил капитан.

— Лет восемь назад, а впрочем не помню наверное. пришлось мне по поручению начальства ехать через один мусульманский город, почтовых лошадей не было, я и решился покуда занять квартиру, хозяйка оказалась большой болтуньей, я тоже не считался молчаливым; слово за слово, от настоящих порядков в городе к прошедшим, коснулись мы и К...

К... был одно время полицеймейстером в этом городе.

— И хитрый же был полицеймейстер, как вспомнишь, тараторила хозяйка. А впрочем — спасибо ему: чрез него перепадала малая — толика и нам, беднякам. Раз понадобились ему деньги; где достать а достать необходимо... В это время жил в городе один старый татарин, — бек что ли по ихнему — человек богатый и одинокий; вот и пристал к нему наш полицеймейстер, и то просьбами, то угрозами выманил таки тысячи четыре; однако старик взял с него расписку.

Не пришло года, как татарин заболевает серьезно; полицеймейстер следит; наконец, раз вечером, когда больному сдало хуже, призывает моего мужа.

— Послушай, говорит; на мое имя у такого-то есть расписка.

— Слышу-с.

— Татарин болен и, возможно на этих днях, умрет, расписку эту нужно выручить.

— Рад служить-с.

— Рядом с комнатой, в которой лежит он, есть небольшой чуланчик.

— Понимаю-с.

— В чуланчике стоит большой, красный сундук, обитый жестью; в сундуке между вещами лежит несколько пачек кредитных билетов, а на дне, под цветной бумагой, которой оно оклеено — моя расписка...

— Понимаю-с.

— Ну, так расписку нужно вынуть... да помни, что в самом сундуке есть деньги; я не знаю сколько, но наверно есть. Полицеймейстер, окончив, стал пристально смотреть на моего мужа.

— Больше ничего не прикажете, проговорил мой муж.

— Ничего.

— Этим же вечером муж мой вынул из сундука расписку и отнес полицеймейстеру, а деньги, на которые намекал начальник, взял себе.

— Да, закончила хозяйка: хитрый наш был полицеймейстер... то есть, собачье чутье имел на деньги!

— А что же татарин?

— Да в туже ночь и помер....

— Господа! отдано приказание завтра с рассветом выступить двумя колоннами к Хибии, проговорил генерал Б… подходя к нам.

— Радостного мало! — ответил капитан.

— Генерал советовал быть внимательными, продолжал Б…потому что, может быть придется иметь дело с чеченцами.

— Дай Бог, дай Бог! хором крикнули офицеры и. пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим палаткам.

24-го августа.

Был уже час восьмой утра, когда отряд наш двумя колоннами направился к Хибии; первая колонна. при которой был и сам генерал, начала спускаться к селению прямо ущельем, вторая колонна должна была прикрывать это движение, следуя по хребту правой стороны ущелья, потом, оставив три батальона на перевале, через который шла тропка от Кидеро через Вецаль к Хибии, — остальным по дороге сжечь Вецаль, находившийся на расстоянии полуторы версты от Хибии, и затем соединиться с первой колонной, расположившейся на ночлег около той деревни.

Первая колонна, сверх всякого ожидания, прошла лесом без выстрела и заняла селение, уже брошенное горцами.

Вторая колонна к полудню благополучно добралась до спуска к Вецалю. Три батальона стали бивуаком на перевале, остальные после небольшого отдыха продолжали движение.

Селение Вецаль состояло из дощатых построек в два и даже три этажа с маленькими балкончиками и плоскими кровлями; большого труда стоило горцам, незнакомым с пилой, вытесывать эти широкие, толстые доски; некоторые выступы на балкончиках были покрыты довольно затейливой резьбой. Работа эта тем более замечательна, что производится исключительно ножом. Впрочем стулья со спинками, найденные нами во многих домах и сделанные из одного отрубка, свидетельствовали, что искусство резать на дереве у горцев сильно развито; правильность рисунка и точное до мелочей исполнение решительно поражали нас…Жаль было жечь это чистенькое, красивое селение!...

Но вот индейский Шива, этот бог разрушитель в образе русского солдата, засновал по узким улицам и переулкам селения, и не прошло получаса — как клубы черного дыма стали вырываться из окон и дверей каждого дома; еще несколько минут, и из всех отверстий высунулись длинные, огненные языки: увеличиваясь с каждым мгновением, они как будто дразнили нас, смеялись над нами и все до чего только прикасались эти чудовища, был ли то балкон, дверной ли косяк, или стропилина, — все в свою очередь, как бы по волшебству, тотчас же показывало нам свой язык, [152] каким-то стоном охватывало пламя все деревянное; оно как будто жало его в своих объятьях, давило, и, уничтожив, испепелив связи, с страшным треском рушило все здание и перескакивало к следующему.

— Вот он, этот Еруслан Лазаревич русского народа, щурясь, проговорил капитан: вот этот взмах, бессчетно истребляющий мелкую силу.

Жарко стало на улицах: еще момент — и закрыв лица руками, мы принуждены были бежать вон из селения.

Обшарив все отдельные сакли, там и сям разброшенные между пашнями, окружавшими селение колонна наша, наконец, собралась и направилась к Хибии. Первая колонна расположилась отчасти в самой деревне, частью лагерем на ближайших лужайках; в свою очередь и нам удалось захватить несколько свободных саклей, — остальные разбили палатки. Значок генерала развивался на одной из соседних крыш.

Сакля, занятая нами, оказалась мельницей, а потому капитан, вооружившись палкой, тотчас отправился на поиски; мы же, молодежь, захватив с собой вестового, пошли ловить форелей.

— Господа! не начать ли нам с канавы, которая проведена на мельницу, предложил прапорщик.

— В мельничных канавах завсегда рыба держится, заметили вестовой; вестовой был старый рыболов.

Мы послушались и пошли перепруживать канаву, а вестовой, сняв штаны, и предварительно завязав концы штанов веревочкой, надел их на нижний конец желоба, по которому вода из канавы опускалась к мельничному колесу; через полчаса вода была отведена, а в штанах вестового оказалось около дюжины довольно крупных форелей; кроме того, несколько штук мы еще нашли в самой канаве. После такого оригинального и довольно удачного лова, мы уже нашли совершенно лишним спускаться к речке и воротились домой.

В это время капитану с помощью его палки посчастливилось найти около навозной кучи, зарытые в землю кувшин с мукой, маленький бурдючок с татарским сыром и большой медный котел.

— Каких двух славных мальчиков милиционеры только что привели к генералу, начал капитан: — старшему лет девять, младшему около семи, старший — брюнет, второй блондин и с большими и голубыми глазами; но что значит кровь то? У одного из них сильно разрублено кинжалом плечо, так, вообразите себе, даже и не поморщился, когда ему стали обмывать рану и делать перевязку.

Подали самовар. Но капитан нашел, что гораздо приятнее чай пить на крыше; а потому, вооружившись складным столиком и стульями, мы отправились наверх. Был час шестой; солнце готовилось спрятаться за возвышавшийся перед нами огромный лесистый хребет, и в воздухе уже чуялась вечерняя прохлада. Внизу шумела речка; противоположный берег, местами скалистый и возвышавшийся над руслом почти отвесно, тянулся серой полосой версты на полторы; за обрывом весь скат был покрыт почти сплошным лесом, изредка виднелась небольшая полянка, уставленная снопами сжатого хлеба.

Против селения, у самого отвеса, лес начинался мелким кустарником; как вдруг над одним из кустов показался синий дымок, и в тот же момент пуля просвистала над крышей, где развивался значок, и по которой генерал, заложив руки за спину, ходил взад и впереди; чрез несколько минут, снова дымок, и снова пуля пронеслась, но уже над нашими головами.

— Кажется, господа, придется убраться отсюда, заговорил прапорщик.

— Напротив, возразил капитан, теперь-то и интересно будет остаться, кажется, тушины намерены поохотиться за этим лезгином.

Действительно несколько тушин уже спустились к речке и выискали место, где можно было бы взобраться на противоположный берег. Все крыши покрылись любопытными; но горец, казалось, и не подозревал что ему готовилось; вот он снова выстрелил, пуля взрыла землю около значка, генерал остановился: между тем тушины скрылись в лесу.

С напряженным вниманием мы смотрели на куст, за которым скрывался лезгин; вот опять показался дымок, но в тот же момент тушины, подкравшись почти вплоть к горцу и, выждав выстрел, кинулись к нему с кинжалами; горец сделал огромный прыжок к лесу, но дорога была пересечена догадливыми тушинами; мигом он был заколот, раздет до нага и сброшен в кручу.

Долго мы не могли оторвать глаз от обезображенного трупа горца, тяжело как-то сделалось на душе: не так видно случилось, как мы рассчитывали.

— Однако, это черт знает что такое! заговорил наконец капитан: ведь горец был после выстрела совершенно безоружен, отчего бы просто не захватить его живьем... резать же как барана... капитан порывисто отодвинул стоявший около него стакан.

Мы молча принялись за чай.

Вскоре по дороге от Вецаля, которая проходила мимо нашей сакли, показались два всадника.

— Всадники что-то слишком скоро едут, начал прапорщик, уж не случилось ли чего с батальонами, оставленными на перевале?

— Выстрелов не было слышно, следовательно и опасности нет, ответил капитан, впрочем господин Д .. человек, способный сам создать опасность!

— Уж, не ко мне ли прислал вас господин Д...? спросил генерал, когда офицер, сопровождаемый солдатом, поравнялся с нашей саклей.

— К вам, ваше превосходительство.

— Что может он сообщить нам интересного?

— Господин Д... просил передать вам, ваше превосходительство, что со стороны Кидеро показываются большими массами горцы и просит вас прислать подкрепление, а то он не в состоянии будет долго держаться.

Генерал улыбнулся

Передайте господину Д..., что прислать ему подкрепление я не могу и даже нахожу лишним... ведь у него на перевале три батальона?

— Три, ваше превосходительство.

— Если же, продолжал генерал, господин Д... находит что ему на перевале оставаться опасно, так я ему не мешаю бросить позицию; пускай только помнит, что он прикрывает весь отряд. Закончив поклоном, генерал по-прежнему зашагал по крыше.

Генерал терпеть не мог господина Д...

Причина была действительно уважительная: когда, во время первого периода экспедиции отряд наш, расположившийся лагерем на Хупристави, должен был, с установившейся погодой двигаться вперед,

то генерал, до которого уже стали доходить жалобы о недостатке провианта, вздумал сначала справиться об этом у частных начальников. Господин Д..., люди которого уже не имели сухарей, желая выставиться, отвечал, что у него есть еще провианта на трое суток.

К несчастно для господина Д... и к счастью для его людей генерал имел случай в тот же день убедиться в истине....

А. Плетнев.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Из воспоминаний об экспедиции 1857 г. в Дидойском обществе // Газета "Кавказ", № 24 (от 26 марта). 1864

© текст - Плетнев А. 1864
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Валерий. 2020

© дизайн - Войтехович А. 2001
© Газета "Кавказ". 1864